Текст книги "Скиф"

Автор книги: Иван Ботвинник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

VI

Узнав о взятии Котиея, Анастазия отвесила пощечину Дейотару Галатскому.

– Трус! И я ношу под сердцем… от тебя! Я отправляюсь навстречу Мурене. Римляне – мужи, а ты и все твое войско – переодетые танцовщицы!

Она выполнила свою угрозу.

Мурена принял Анастазию милостиво. Ему понравились мужской ум и решимость вдовы Антиоха-младшего.

Уверена ли Анастазия, что в Сирии можно поднять восстание против гелиотов? Уверена ли она, что цари Востока не будут поддерживать самозванца Аридема, объявившего себя внуком Аристоника?

– Уверена! Даже старый Понтиец не очень заинтересован в этом беглом рабе. Их дружба до поры до времени. Поддерживать Аридема значит для Митридата навсегда потерять надежду вернуться в Грецию. Зачем эллинам Понтиец, когда от Рима их может защитить сосед – Пергамец?

Мурена ухмыльнулся. Азиатка не так глупа. Надо помочь ей вернуть трон.

Анастазия ушла от римского полководца с внутренним ликованием.

Вечером она позвала к себе Бупала.

– Плут! – встретила она на пороге своего клеврета. – Ты продавал мел, выдавая его за муку. За это Мурена хочет тебя повесить.

Тот побледнел, выпучив глаза. Насладясь страхом купца, Анастазия медленно уронила:

– Ты можешь избежать кары доблестью. С золотом и тайными письмами я посылаю тебя в Антиохию.

Этот план Анастазия давно вынашивала. Бупал поведет караваны, груженные оружием. Сверху оно будет засыпано египетским зерном. Сирия голодает. Народ благословит Анастазию.

– Муку продавать по полцены. И не добавлять мела! За обман казню! Свободнорожденной бедноте дневное пропитание бесплатно. Это мои будущие воины. На моей службе никто не прогадает, – закончила она, улыбаясь Бупалу.

Мурена стянул часть своих когорт к побережью. Пробиться к морю гелиотам становилось все труднее. Подступы к Пергаму, столице римской Азии, защищали конница Дейотара и легион Секста Фабриция. Римляне, чтоб преградить путь врагу, изрыли все пригородные поля широкими рвами и возвели оборонительные сооружения.

Оставив одну когорту в засаде, Секст Фабриций вывел свой легион навстречу Аридему.

Тирезий, Кадм и Ютурн тремя колоннами повели своих воинов. Скифы, разбитые на два крыла, прикрывали фланги.

На заре противники сошлись. Завидя вражеское войско, римский полководец быстро развернул и построил легион в традиционном боевом порядке: новобранцы – перед линией фронта, за ними – вооруженные мечами и копьями опытные, крепкие солдаты и, наконец, закованные с ног до головы в броню непоколебимые триарии…

Гелиоты, в полуоткрытых македонских шлемах и легких доспехах, с небольшими круглыми щитами на левой руке, шли сомкнутым строем, плечом к плечу, – Аридем соединил принцип македонской фаланги и древнеассирийской «стенки»: за первым рядом вплотную шел второй, за вторым – третий. Скифов пока не было видно.

Римляне, как обычно, начали подготовку к атаке шумно. Выбежали вперед новобранцы-велиты, закричали, заулюлюкали. Но гелиоты шли молча. Ни угрозы, ни оскорбления не вызвали у них ни одного ответного возгласа. Живая стена безмолвно надвигалась на римлян.

Новобранцы метнули легкие копья и отбежали на правое крыло боевого порядка. Гелиоты перехватили летящие копья на щиты и тут же отбросили, их, – бойцы второго ряда из глубины колонны непрерывно передавали передним новые, неповрежденные.

Римские новобранцы снова выбежали за линию фронта и снова метнули копья. Но эти копья также были приняты на щиты.

В дело неожиданно вступили вынырнувшие из-за флангов скифские лучники. На велитов обрушился ливень стрел. Среди новобранцев послышались вопли. По трупам, перешагивая корчившихся в судорогах раненых своих солдат, гастаты и принципы, легионеры первых четырех когорт, стремительно ринулись на гелиотов, но живая стена, прикрытая щитами, не отступила. Воины Свободы дрались безмолвно и ожесточенно. Падал один, на его место вставал другой, стена же не редела, не колебалась, а, наоборот, нарастала, ширилась и шла на римлян. Дождь стрел, не ослабевая, сыпался на головы легионеров.

Отчаянным усилием римлянам удалось врезаться в когорту Ютурна, сформированную из италийских перебежчиков. Сражаясь с соотечественниками, легионеры выкрикивали древние латинские проклятия. Воины Ютурна смешались. Один из них узнал в павшем легионере своего сына. Несчастный рухнул на труп и захлебнулся отчаянным плачем.

– Родные боги карают нас!

Когорта Ютурна хлынула назад. Воины Тирезия подняли малодушных на копья. Раненый Ютурн тщетно размахивал мечом, пытаясь остановить поток бегущих.

Аридем увидел все это с холма. Быстрым, решительным движением он застегнул шлем и схватил копье.

– Государь, – Филипп уцепился за Пергамца. – Позволь сопровождать тебя.

Аридем кивнул.

– Брось в прорыв скифов! У них еще свежие силы!

Сбежав с холма и растолкав передних воинов, вождь гелиотов устремился к реющему над битвой серебряному орлу.

– За мной! Свобода или смерть!

За ним ринулись сирийцы в тонких, прочных кольчугах и лава скифов, прикрытая круглыми кожаными щитами.

Римляне еще теснее сгрудились вокруг своего боевого символа. Знаменосец крепко сжимал древко. Он понимал: дело проиграно, но старался как можно дольше сберечь знамя.

Филипп напрягал все силы, чтобы не отстать от вырвавшегося вперед Аридема. Прикрывая царя, принимая на щит сыплющиеся удары, он сам с каждым шагом загорался боевой яростью и первым нападал на врага.

Знаменосец уже рядом. Аридем молниеносным ударом выбил из его рук древко. Серебряный орел рухнул. Отбросив мечи, вождь гелиотов и римский знаменосец катались по земле и душили друг друга.

Римлян объял ужас. Их знамя пало на варварскую землю. Царь рабов подмял под себя римского орла!

Отбрасывая щиты, рассекая на бегу ремни доспехов, перепрыгивая через трупы, бросая раненых, квириты бежали.

Их никто не останавливал, не разил мечом, как велит воинская честь. Ошеломленный, подавленный горем и стыдом, Секст Фабриций безмолвно созерцал разгром и бегство своего легиона. Очнувшись, он бросился на выручку знамени, занес уже было над борющимися меч, но в это время прямо из-под ног кто-то кинулся к его горлу. Римлянин выронил меч, всеми силами стараясь оторвать от себя маленькое чудовище, но чудовище мертвой хваткой продолжало сжимать на его горле руки.

Аридем, одолев противника, поднялся. Вдали гелиоты преследовали убегающих легионеров. В двух шагах от Аридема лежал труп римского легата.

Возле него Филипп, сидя на корточках, бессмысленно покачивал головой, разглядывая свои руки.

– Ты ранен?

– Нет… Я задушил его… Сам не знаю, как это получилось… – Филипп поднял на Аридема глаза, виновато улыбнулся, но тут же вскочил. – Государь! Ты стоишь на вражьем знамени! Ты попрал римского орла! Квириты бегут! Бегут… трусы!

VIII

Остатки разгромленных римских когорт добрались до побережья. Они надеялись погрузиться на корабль, но их встретили свежие, только что прибывшие из Италии части.

Военный трибун Гай Кассий Лонгин выстроил беглецов перед легионом. Предстояла децимация – казнь каждого десятого легионера в провинившихся частях.

Худой, с резким профилем, Кассий крупным шагом обходил выстроенные на позор шеренги. Впереди хмурые ликторы несли фасции (связки прутьев) и воткнутые в них наточенные топоры.

Кассий остановился и с размаху ударил по лицу полного пожилого легионера.

– Не смей драться! – крикнул обиженный. – Казни, но не оскорбляй! Я квирит…

– Ты скот, а не квирит! Квириты не бегут! Выходи!

От него начался счет. Кассий медленно отсчитывал девятки.

– И ты! И ты! – кивал он на каждого десятого.

Обреченные, опустив головы, безмолвно направлялись к лобному месту. Первым у плахи остановился пожилой квирит. Ликтор хотел связать жертву, но легионер гневно отстранил руки палача.

– Я солдат!

Он опустил голову на плаху. Ликтор взмахнул топором.

– Не смей! Не смей! – Солдаты Кассия смешались с беглецами.

– Молчать! Позор! – Кассий с ораторским пафосом простер руку. – Сыны Республики бежали перед рабами и их царем!

Ему ответили гулом:

– Рес-пуб-ли-ка! Казни всех! Руби наши головы! А сражаться сенаторы будут?

Ликторы растерянно перекидывали топоры из руки в руку: такого еще никогда не бывало в римском войске!

– Квириты! – Кассий широким, дарующим пощаду жестом прочертил воздух. – Вы больны духом! Вы надругались над вашей матерью – Великой Республикой. Но мать милосердна! На передовых линиях, сражаясь во вспомогательных отрядах, вы завоюете право вновь быть легионерами Рима!

И скрылся в палатке.

– Уничтожить мерзавцев! – бросил он дремавшему под плащом Сервилию. – Как заснут – всех перерезать.

– Жестокостью сражаться не заставишь. – Сервилий поднял голову. – Я рапортовал Сенату: люди измучены. Я не советовал применять децимацию. Ты настоял. Благодари всех богов, что дело не дошло до бунта. Не хватало, чтоб римские легионеры начали перебегать к варварам!

Кассий сел у походного очага.

– Что же по-твоему делать с этими мерзавцами?

Сервилий, зевая, почесал живот.

– В Египет, на отдых, а свежих – в бой! И ничего не писать Сенату…

* * *

Но печальные вести имеют быстрые крылья. Целый легион уничтожен горсткой беглых рабов! Римские солдаты отказались умирать во славу Республики!

Сенат срочно отправил к Митридату посольство с предложением мира.

Древняя латинская мудрость: «Разделяй и властвуй» – еще раз восторжествовала. Не доверяя молве о блистательных победах Пергамца, Митридат поспешил принять предложение. «Мир вничью», – лучших условий, считал он, не дождаться, а возвышение самозванца казалось ему слишком уж чудесным. Если, к тому же, размышлял он, пытаясь перед самим собой оправдать свое – нет, не коварство, а самое откровенное, подлое предательство (он понимал это и тем настойчивее искал причин, чтобы оправдать себя), – если, к тому же, это возвышение окажется прочным, то еще неизвестно, кто будет опасней для Понтийского царства – Рим или Пергам. Ни один из тех, кого боги одарили разумом, не должен забывать, что раб даже в царской диадеме остается рабом. Мудрым деянием можно счесть освобождение сотни-другой смельчаков. Получив свободу из рук царя, они до последнего вздоха пребудут верными своему благодетелю. Но целая рабья держава!.. Нет, этого никак нельзя допустить! Из Сирии гелиотская проказа расползется по всему Востоку. Старый Понтиец слишком хорошо помнит Савмака. И священный долг царя охранять земли своего царства от такого нечестия! Пора внять голосу рассудка. Измена Дейотара показала, как надеяться на союзников. Каждый государь должен прежде всего спасать себя и свое царство.

По договору Митридат уступал Риму завоеванные земли в римской Азии, но его исконные владения объявлялись неприкосновенными. Законным владыкой Сирии царь Понта признавал Антиоха, внука убиенного царя. До совершеннолетия царевича бремя власти возлагалось на царицу Анастазию, его мать. Ее дело, с кем она будет заключать союзы и в какие коалиции пожелает вступить. Митридат отрекался от военного союза с Аристоником Третьим, теперь уже Аридемом, рабьим царем.

На Средиземном море, указывалось в договоре, свирепствуют пираты. Они окопались в Киликии, и их вождь Олимпий провозгласил себя царем морей. Рим воюет с Олимпием. Тетрарх Дейотар помогает царице Анастазии усмирить сирийских рабов. Связанный узами дружбы с Галатией, народ римский по мере сил помогает тетрарху Дейотару в защите его законных прав. Во всех перечисленных случаях царь не препятствует действиям Рима…

И этот договор Митридат скрепил своей печатью.

IX

Сторонники Анастазии захватили Антиохию. Город сдался без сопротивления, но в предместьях несколько дней кипел бой. Каждая хижина превратилась в крепость. Последней пала оружейная слободка. После победы Анастазия приказала вырезать семьи гелиотов.

Весть об этой жестокой расправе достигла стана Аристоника Третьего. Гнев и скорбь охватили воинов, но помочь родному городу не было сил: он был далек, а на побережье высадились свежие римские войска, к Пергаму подтягивались легионы, раскованные миром с царем Понта…

По ночам можно было видеть огни азийской столицы. Филипп в упоении повторял:

– Государь, ты как новый Агамемнон!

После победы над легионом Секста Фабриция Филипп рвался в новый бой. Аридем досадливо морщился. Штурм Пергама был бы непростительным мальчишеством. Единственно разумное решение – путь на Киликию. Там гелиоты соединятся с владыкой морей Олимпием и – на Пергам!

Аридем созвал военный совет. Тирезий горячо поддержал вождя:

– Свобода Пергама – благо для всех народов. Освободив Пергам, мы легко отвоюем Элладу.

Кадм, хмурый и бледный, молчал. Его семья – жена, старики родители, трое детей – останутся во власти Анастазии.

– Подсчитаем наши силы, – Аридем повернулся к понтийскому легату. – Митридат заключил мир. Римляне, согласно договору, пропустят твой отряд на родину…

– Скифы останутся с тобой, государь! – Филипп вскинул голову. Он чувствовал – на него устремлены взоры всех вождей, и вспыхнул от радости: ему верили.

– Государь! – запекшиеся губы Кадма разжались с трудом, он побледнел еще больше. – Я зову на Киликию. Укрепимся в Киликии. И затем – на Пергам.

Он тяжело опустился. Такое решение обрекало его семью на гибель, но путь на Киликию был единственно правильным, чтобы воевать успешно, надо иметь прочный тыл, а Восток стал враждебен внуку Аристоника.

– Государь! – Ютурн остановился в дверях и налитыми кровью глазами обвел вождей. – Не может быть. Я не поверил! Ты предал Антиохию?

– Опомнись, Ютурн! – Аридем привстал. – Нам нельзя отступать в западню. Антиохию не спасти!

– Там моя невеста!..

Самнит рухнул к ногам царя, обнял его колени.

– Государь, позволь! Мои италики пойдут за мной! Мы спасем Антиохию и Шефике!

– Твои италики уже чуть не погубили нас! – гневно крикнул Тирезий. – Государь, не доверяй волкам!

– Я покажу тебе волка, греческая свинья! – Ютурн вскочил и бросился на старика. Аридем схватил его за руку.

– Велю обоих бить палками!

– Попробуй! – Ютурн сверкнул ярко-синими глазами. – Я был в цепях, но ни один надсмотрщик не смел! Оказывается – свобода для греков и пергамцев! Равенство племен – для греков и пергамцев! Мои италики не хотят умирать за подлую Элладу и Азию! Ты не гелиот, царь Аристоник!

– Замолчи! – Аридем положил руку на меч.

– Царь! – Ютурн снова упал на колени. – Горе, горе! Разреши! Забудь мои слова, я обезумел! Разреши мне идти на Антиохию.

– Ютурн! – Кадм мягко положил руку на голову юноши. – У меня там дети, отец с матерью.

– Значит, ты не любишь их! – Ютурн в исступлении тянул к Аридему руки. – Не молчи, не молчи… скажи, что разрешаешь…

– Ютурн! Здесь много сирийцев. У каждого свои потери, своя скорбь. Однако они не покидают нас. Разве сердца не у всех одинаковы?

– Не одинаковы! Не одинаковы! Пусть все мы равны, но мы не одинаковы! Сириец покупает жену, как скот. Грек запирает ее в гинекее и идет к гетерам. Италик избирает одну, любит одну… Государь, разве ты не любил? Разве…

– У меня были подруги, но в час боя я забывал о них.

– Ты забывал тех, с кем делил ложе, – с горьким упреком проговорил Ютурн. – А я несу Шефике в своем сердце. Сражался ради нее, жил ради нее. Она – дочь самнита. Я разыскал ее в чужой стране. Она моя кровь, моя любимая! Я не могу… Я прошу, государь: разреши разделить войско.

– И погубить все! – Аридем резко встал. – Таксиарх Ютурн, ты во власти безумия. Честь и свобода гелиотов…

Ютурн, вскрикнув, как от боли, выбежал. Он не дослушал царя. Он метался по лагерю в темноте своего горя.

X

– Мама! К нам идут! – Шефике отпрянула от окна. – Спрячь дядю.

Как только промчалась весть, что сторонники Анастазия идут на столицу, Абис потушил огонь в горне и, высоко подняв тяжелый молот, обрушил его на своего кормильца.

– Что ты сделал? – в ужасе закричала Айли.

– Успокойся, женщина! – сурово ответил старый оружейник. – Не хочу ковать мечи, которыми Анастазия станет рубить наши головы!

Абис выбрал панцирь покрепче и облачился. Остальные доспехи и оружие роздал соседям.

К исходу битвы его, тяжело раненного, принесли домой. Он тихо стонал, но, очнувшись, ни на что не жаловался.

Три дня наймиты Анастазии громили Антиохию. На четвертый по улицам отвоеванной столицы на белом коне с обнаженным мечом проехала сама царица. Обещала хлеб и мир.

Грабежи кончились, начались казни. Доносчики, выдавшие гелиота или его близких, получали щедрую награду: раб – свободу, свободный – все состояние бунтовщика.

Бупал организовал службу верных. В одиночку, по двое, по трое, под видом разносчиков, точильщиков верные проникали в дома жителей, выспрашивали, вынюхивали…

Пряча раненого, Айли и Шефике жили в постоянном страхе. Пока больной лежал недвижно, скрывать его было не трудно, но раны затянулись, вернулись силы – и Абис начал строить планы. Собирался бежать в стан гелиотов. Сердился, когда Айли, рыдая, умоляла его не губить себя. Худой, обросший рыжей бородой, на костылях, он с утра до вечера бродил по городу и подбирал сторонников, чтоб привести царю Аристонику Третьему целый отряд. Порой делал это шумно. Верные заметили его.

– Мама! – тревожно повторила Шефике. – К нам идут! Где дядя? Они ищут дядю!

Айли дрожащими руками задернула занавеску: в чужом доме на женскую половину не войдет ни один сириец! Шефике, стоя у окна, напряженно следила за полным молодым человеком в греческом плаще, пересекавшим улицу. В сопровождении двух угодливо семенящих по бокам фигур он направлялся к дому Айли.

– Да хранят вас звезды! – приветствовал гость хозяек. – Не откажите в хлебе и вине.

Айли молча расстелила алое покрывало. С тревогой разглядывая посетителей, она узнала хлеботорговца, едва не побитого народом за обман, башмачника и торговца коврами, прогнанных Абисом за хулу на царя Аристоника Третьего.

– Вина у нас нет! – оборвала Шефике извинения матери за скудность угощения.

– Где же твой сын, добрая женщина? – спросил Бупал.

– Боги даровали мне одно дитя, – смиренно ответила Айли. – Я живу вдвоем с дочерью.

– А твой муж?

– Давно умер, господин.

– Неужели давно? – Бупал недоверчиво покачал головой. – Ты не похожа на бедную вдову. Наверное, твой отец ушел с гелиотами, – обратился он к Шефике, – и мать боится нас? Напрасно…

– Мой отец – римский солдат, – Шефике вскинула голову. – И ты не смеешь допрашивать вдову легионера и его дочь!

– Я пошутил, – Бупал усмехнулся. – Я не слеп, чтобы спутать римлянку с местной грязнухой.

Угрюмый башмачник, пригнувшись к самому уху Бупала, что-то шепнул по-гречески. Бупал скользнул плотоядным взором по фигуре девушки.

– Дядя твой тоже легионер, благородная римлянка? – хихикнул он. – Мы пришли, чтобы справиться о здоровье твоего дяди.

– Дядя? – удивленно переспросила она. – У меня нет дяди. И я прошу тебя прекратить эту нелепую беседу. Легат Рима Эмилий Мунд помнит моего отца. И если ты не оставишь меня в покое…

– Пойдем к легату вместе. – Бупал встал и схватил Шефике за руку. – Где Абис? – грозно насупил он брови.

Шефике вырвалась.

– Ты – наглец! Идем к легату! Там тебе покажут, как говорить с дочерью легионера!

Молчавший до сих пор ковровщик направился к занавеске.

– Дружок Абис, мой товар вновь покупают. А как твоя торговля ржавыми ножами? Уплатил ли тебе беглый раб за великолепный панцирь?

– Сосед! – Айли кинулась к нему. – Ты ел в нашем доме…

Башмачник преградил ей дорогу. Оба устремились на женскую половину. Айли в ужасе поспешила за ними. Бупал уперся руками в стену, отрезая девушке путь к отступлению.

– Дяде придется туго, но ведь эти люди могли наклеветать. Я сам едва не пал жертвой клеветы…

Шефике молчала.

– Пусти ребенка! – Абис на костылях встал у сломанного горна. – Где это видано, чтобы гости беседовали с женщинами, пока хозяин спит?

Бупал обернулся.

– А, придворный оружейник рабьего царя!

– Пусти ребенка! – Абис, преодолевая боль, сделал шаг в замахнулся костылем.

– Дядя! – Шефике рванулась к нему. – Скажи, что это ложь! Эмилий Мунд помнит моего отца. Он не даст нас в обиду.

– Я твой отец, девочка. – Абис провел рукой по ее лицу. – Я взлелеял тебя, и не надо нам волчьей милости! Сестра, приготовь кувшин с водой и сумку с сухарями. Меня уводят в тюрьму.

Бупал осуждающе вздохнул:

– Эмилий Мунд пощадит даже мятежника для такой красотки, а потом отдаст тебя своим легионерам. А я… – он сделал паузу, – я женился бы…

– Шефике! – Абис угрожающе повысил голос.

– Я пойду с тобой, дядя. – Девушка взяла из рук матери налитый водой кувшин и сумку с припасами. – Пусть и меня судят.

Айли метнулась в ноги Бупалу.

– Замолчи, женщина! Прокляну! – Абис поднял руку. – Пошли, Шефике!

К вечеру еще два обезглавленных тела были пригвождены к городской стене…