Текст книги "Дорога к победе"

Автор книги: Иван Мозговой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Та постояла еще несколько секунд так же, не шевелясь, и вдруг выпалила: "Сегодня, после работы, состоится собрание строителей нашего района!"

– И только всего? – разочарованно произнесла на вид рыжая девчонка. Все ее лицо и даже плечи были густо покрыты конопушками, напоминавшими скорлупу воробьиного яйца. Звали ее Вера.

– А я, грешным делом подумала, что нам норму выработки уменьшили, или немцев разбили под Курском, а ты собрание... Об этом мы уже знаем. Вот ночь пролежала, так и не отдохнула: и опять надо идти вкалывать до захода солнца. А когда же я брови свои подводить буду? Позвольте, мадам, вас спросить? – не то в шутку, не то всерьез произнесла она.

– На этом собрании, говорят, сам Митасов будет выступать, – продолжала Полина.

– Ну что ж, пойдем послушаем, что начальство нам скажет? – уже спокойнее произнесла Дуся.

– Уже и так известно о чем он будет говорить, – не унималась Вера. – Призывать к выполнению полутора, а то и двух норм. Это точно. Призывать, конечно, легче, чем киркой глину долбить,

– И откуда такие сведения? – с презрением сказала Оля, всегда спокойная и рассудительная девчонка, хотя по возрасту была моложе других.

– Ну и что, если нормы повысят! Больше сделаем, быстрей домой вернемся!

– Сиди, ты еще соплячка, а тоже лезешь не в свои сани! – оборвала ее Вера. – Тебя никто не спрашивает, сиди и готовое слушай.

– Нет, уж извини, мне, соплячке, дали такую же норму, как и тебе! – вспыхнув лицом, говорила громко Оля. – Ты мне рот, не затыкай, я такие же имею права в бригаде, как и ты. И работаю не хуже тебя.

– А я и не говорила, что ты работаешь плохо, пошла на попятную Вера. – я сказала, что ты еще молодая, старших бы послушала... Тебе же легче, дуреха, будет.

– Мне легче не надо, мне домой, быстрей надо, – не сдавалась Ольга. Чувствуя, что между девушками начинает накаляться обстановка и может

перейти в скандал, Дуся решила предотвратить его и сменила тему разговора, сказав: "Вера, ты так и не сказала, у какого начальника ты узнала, что нам нормы повысят?"

– Какого начальника? – удивилась Вера. – Да я его и в глаза не видела.

– А если бы увидела, на свидание пригласила бы? – спросила Дуся, улыбаясь. Девушки дружно засмеялись.

– А что вы думаете, и пригласила бы! – вызывающе ответила она. – Что я, не как все?

– Ох, девочки, держите меня, а то кондрашка хватит! – закричала Дуся, смеясь и закатывая глаза кверху. – Тоже мне нашлась невеста! Ты посмотри на себя, на кого ты похожа: вся ободрана, общипана, как старая гусыня, не умывалась, как следует, уже две недели. А руки, ты посмотри на свои руки: все в трещинах, ногти завернуты, а ладони покрыты мозолями. Разве ему такую надо? Ему фифочку подавай!

– Эх девчонки, смеетесь, а не знаете, какие мы, рыжие, жгучие! – заметила Вера, обводя всех горделивым взглядом. – Как увидит, что рыжая, так и липнет мужик.

– Мужик, может, и липнет, а вот мужчина – сомневаюсь, – пропела своим голоском Оля.

– Ну, ты даешь, Верка! – воскликнула Мотя, посматривая на расходившуюся с утра Веру. – То я и думаю, что так военные посматривают в нашу сторону? А это оказывается, их Вера своей рыжинкой притягивает, лезут, как осы ни мед. И снова раздается смех.

– Да, представь себе! – произнесла Вера и сделала глубокий реверанс с поворотом. И снова взрыв хохота.

– Ох, девчонки! Смех с утра, говорят, плохая примета, – перестав смеяться, изрекла Оля.

– А когда же нам посмеяться, если не с утра? – высказалась Дуся, вытирая платочком глаза.

– К вечеру так устанешь махать лопатой, что становится не до смеху, быстрее бы добраться до постели и спать.

– Ох, девочка, что-то не верится! – поддела ее Мотя.

– Что ты имеешь в виду? – обернувшись к ней, спросила Дуся.

– А военных ребят кто приглашал? – лукаво посматривая на Дусю, проговорила Мотя.

– То вон Поля, с нее и спрашивай.

Почувствовав, пропавший интерес девчонок к ее персоне, Полина сошла с порога и стала молча собираться на работу, но, услышав свое имя, снова подняла голову и насторожилась.

– Так это правда, Полин, что ты ребят пригласила к нам в гости? – спросила заинтересованно ее Вера.

– Ну, я, а что? – ответила Полина, повернувшись к Вере.

– А чего же ты молчишь?

– А что, на весь вагон кричать?

– Кричать, может, и не обязательно, а предупредить надо бы. – А вдруг и в самом деле заявятся, а у нас такой беспорядок: трусы не первой свежести висят, лифчики; рубашки. Да и вообще, повсюду кавардак.

– Что они, по-твоему, женского белья не видели? – не сдавалась Полина.

– Видеть, может, и видели, но все же неудобно, когда у молодых, здоровых девчат и такой беспорядок в их общежитии.

– Да разве это общежитие?

– А что же, по-твоему?

– Самое настоящее логово! – Только зверя еще не достает до полной картины, но скоро и он будет. Как пройдет недельки три, так и озвереем. Это я точно вам говорю. Вот тогда вспомните.

– А что, правильно она говорит, – поддержала ее Дуся. – Если так и дальше будем жить, то недолго и озвереть. Нам как-то надо перестраиваться.

– А что можно в таком логове, как выразилась Полина, перестроить – произнесла Вера, обводя глазами помещение. – Хлев, он и есть, хлев, только и пригоден для скота. Тут бы стены и потолок покрасить, окно прорубить, койки поставить: смотри, и на жилье стало бы похоже.

– А так с матрацами на полу надлежащий порядок не наведешь. Да и времени у нас на генеральную уборку не хватает: чуть свет уходим и с заходом солнца приходим, от усталости и этому логову рады. Когда уж тут порядок наводить. Крыша над головой есть и ладно. О бытовке, уж и не спрашивай.

– Как-нибудь выдюжим месяца два, на дворе лето, – пыталась поддержать панический настрой Мотя у девчонок. – Солдаты, вон, в окопах живут, и то терпят. А у нас, по сравнению с ними, дворец.

– Надо, девочки, дежурство установить, наподобие дневальных в армии, – предложила Мотя.

– Составить график дежурства, хотя бы раза два в неделю.

– Правильно говорит Мотя, поддержала Оля предложение подруги. – Вменить в обязанность не только заниматься уборкой, но и приготовлением еды. – А то мы здесь и ноги протянем. Работа тяжелая, а питаемся, кто как может.

– Тогда уж отводить не два дня в неделю, а каждый день, – подсказала Дуся.

– Предложение по своему характеру дельное, да как его осуществить? – сказала Полина.

– Начальство не согласится.

– Согласится! – с уверенностью произнесла Дуся. – Норму дневальной возьмем на себя. – Как-то из положения надо выходить, а так, действительно, зачахнем. Еще неизвестно, сколько времени мы здесь пробудем – месяц, два.

– Это хорошо было бы: приходишь с работы уставшая, конечно, а здесь тебе чистота, порядок и на печке стоит чугунок с горячим супом, из-под крышки вьется душистый парок, раздражающе действуя на прекрасный рыжий носик. А дежурная в белом фартучке, говорит: "Пожалуйста, Вера Ивановна, за стол садитесь, я налью вам горяченького супчика". Красота! – мечтательно говорила Полина, приподняв голову и закрыв глаза.

– Перестань, Полин, паясничать! – одернула ее Дуся. – Тут дело серьезное, а ты кривляешься.

– И я серьезно! – вызывающе сказала Полина. – Только опережаю события, представляю наперед, как в самом деле оно будет. Может, чуть-чуть фантазирую. Если в чем виновата, то извиняюсь, люди добрые.– И она сделала глубокий поклон.

– Ох, девочки, заболтались мы! Как бы не опоздать на работу, – спохватившись, произнесла Дуся. – А то нам влетит.

– Действительно, – произнесла Оля. – Солнце уж высоко, пошли, девчонки! На этот раз людей возле инструменталки оказалось мало. Инструментальщик их встретил, как старых знакомых. Выдавая инструмент, он интересовался их житьем, здоровьем. Девушки, чувствуя, что опаздывают, были с ним не многословны, спешили к месту работы.

Женщины почти все были на своих местах, но еще не работали, и их разноцветная одежда, как разбросанные полевые цветы, далеко была видна по трассе.

Только что девчонки подошли к месту работы, как по всей трассе зашевелился народ, то одна, то другая кучка женщин приступала к работе. Через несколько минут никем не подгоняемая масса людей работала с упоением. Лишь к вечеру работа на трассе утихала: уставшие люди все чаще останавливались на отдых, и то лишь те, которые знали, что они вот-вот закончат отведенную им норму.

Как ни торопились девчата, чтобы закончить наделенную им норму к обеду, но из их затеи ничего не вышло: на этот раз грунт попался очень тяжелый, в основном вязкая коричневая глина.

– Не везет нам, девчонки, – сказала Мотя, бросив кирку, выпрямившись, стала вытирать уже мокрым от пота платочком лицо.

– В чем? – спросила ее Дуся, тоже переставшая бросать лопатой взрытую землю.

– Да, считай, во всем, – ответила ей Мотя с видимой серьезностью.

– А конкретнее? – спросила Полина, присоединившись к разговору подруг.

– Пожить не успели – на тебе, война, – жаловалась Мотя, пряча в карманчик свой мокрый платочек. – Сколько она принесла нашему поколению горя и страданий! Все разрушила и развеяла по ветру, сколько теряем здоровья вот на этой глине. Но это, так сказать, цветочки, а ягодки будут, в будущем.

– О чем ты, Моть, толкуешь? – спросила Полина.

– О невезении, – повторила она. – Вот, смотри, какой участок достался, злейшему врагу не пожелаешь. Нет бы больше чернозема, а глины меньше. Так наоборот! Это цветики, а потеряем вот здесь здоровье, начнутся ягодки.

– Мотя, не падай духом! – весело, насколько можно быть веселым уставшему человеку голосом, крикнула Дуся, – Осталось совсем мало и отдых!

– Да вот, эти остатки, как раз и тяжелые, силушки-то на исходе, да и воля пошатнулась.

– Понимаю, понимаю, сейчас помогу! – и Дуся, подойдя к подруге, начала рубить глину лопатой. Так они вдвоем подравняли стенку траншеи, которая могла испортить весь их дневной труд перед учетчицей.

А сегодня она могла свободно придраться к такой, казалось бы, мелочи. Ведь сегодня для Боброводворской колонны день особенный: приезжает, как говорят, секретарь райкома ВКП/б/ Митасов и предрик Семыкин. И чтобы выслужиться перед начальством, она, вертихвостка, по словам Полины, может подстроит им "свинью" . А это девушкам и не хотелось.

– Говорят, будет не то собрание, не то митинг, на котором будут подводить итоги проделанной работе и брать новые повышенные обязательства.

Эта новость облетела еще вчера весь участок колонны, и сегодня все женщины спешили чуть раньше выполнить норму, чтобы умыться и немного, насколько позволяют условия, привести себя в порядок.

Девчонки устали невероятно, но почувствовав момент наступившего отдыха, преобразились и, оставив на трассе инструмент, побежали к небольшой речушке, протекающей в ста пятидесяти метрах от проходящей трассы.

– Ой! А холодная какая, – вскрикнула Полина, добежавшая первая до речки и снявшая на ходу кофточку, хотела ополоснуться. Но холодная вода помешала ее намерениям, и она не спеша стала обтирать кожу рук, лица.

– Что, вода холодная? – спросила ее Мотя, подошедшая к ней.

– Ужас! – ответила Полина. – Наверное, родники рядом. У нас колодец с меловым дном и то, мне кажется, вода не такая холодная.

– Да это ты на солнце распарилась, вот она тебе и показалась слишком холодной, – заметила Мотя, пробуя рукой воду. Подошли, еще девчонки и стали раздеваться, советуя Полине окунуться хотя бы по шею.

– Прежде чем советовать, попробуйте сами окунуться, – дала она отповедь советчикам. Девчонки повизгивая, стали пробовать руками воду.

Первая умывшись и набрав воды в сложенные лодочкой ладони, Полина, подкравшись сзади, облила Мотю. Та, взвизгнув от неожиданности и набрав воды в ладони, кинулась за Полиной, но на бегу споткнулась и пролила воду. Последовавшие их примеру девчонки начали обливаться, подняв на лугу невообразимый визг.

Глядя на них на молодой их задор, не верилось, что минут тридцать тому назад они еле стояли на ногах от усталости, что в ста километрах отсюда все еще стоит коварный враг, готовящийся к повторному разбойничьему прыжку, чтобы поработить этих, так еще молодых, девушек, разрушить до основания то, что еще осталось неразрушенным.

11

Митинг начался поздно. Народу собралось много, считай вся Боброводворская колонна. За трибуну служила простая крестьянская телега, устланная досками, на которую поднялись несколько человек.

Среди них Дуся узнала секретаря Боброводворского райкома партии Митасова, председателя исполкома райсовета Семыкина и начальника колонны Боброводворского района Алексеева; была на трибуне и та девушка из райкома комсомола, которая заверяла списки прибывших девчат на стройку. На трибуне стояло еще несколько незнакомых Дусе девчат.

– А кто из них секретарь райкома? – зашептала стоявшая сзади Полина.

– А ты что, не знаешь? Он же выступал в Бобровых Дворах перед отправкой нас сюда, – не оборачиваясь ответила так же шепотом Дуся.

– Да я как-то там не обратила внимания на них. Вот Алексеева знаю. Несколько раз его видела на трассе. А тот, в белой рубашке, похоже, председатель райисполкома?

– Да.

– А девчата, что стоят там, ты их не знаешь? – снова зашептала Полина на ухо Дусе.

– Не знаю, – кратко ответила ей Дуся, тем самым давая понять, что не хочет сейчас разговаривать о таком, для нее казалось, пустяшном деле.

– Митинг не зря собрали, наверное, повысят нормы, – не унимаясь шептала Полина. – Вот бы их поставить рядом с нами, на глину. Посмотрела бы я, что осталось бы от белой рубашки за одну неделю... Ох, и насмеялась бы я. . .

– О чем вы там шепчетесь? – обернувшись, спросила их Мотя.

– Да так, – ответила ей Дуся. – Полина боится, что норму ей повысят, и она вместе с нами не поедет домой, а останется кончать причитающуюся ей дополнительную норму.

– Не бойся, Полин, поможем, – зашептала Мотя.

– Одну в беде не оставим. Да и дома ответ перед матерью держать будет стыдно. Скажет, уезжали вместе, а возвратились одни, без Поли. Где же вы, дорогие подруженьки, мою Полю оставили? – спросит она нас. А что мы ответим?

– Слово имеет секретарь райкома ВКП(б) товарищ Митасов! – громким голосом произнес с трибуны начальник колонны. Люди притихли, осеклась на полуслове и Мотя.

И сразу заговорил Митасов. Он, напрягая голос, говорил громко чтобы слышали все присутствующие.

– Товарищи! – говорил он. – В данный момент нам нелегко. Трудно! Недалеко отсюда, всего в ста километрах от нас, готовится к новому броску наш злейший враг. Хочет взять реванш за поражение под Москвой, Сталинградом. Не бывать этому!

Ему долго и дружно аплодировали.

Затем он в своей краткой речи обрисовал положение на фронтах и в тылу. Сказал, по чьему поручению и с какой целью строится данная дорога.

В заключение он призвал всех, кто участвует в строительстве железной дороги, выполнять взятые обязательства в срок и с хорошим качеством.

Последние его слова заглушили бурные аплодисменты. Но, не дожидаясь тишины, всею мощью своих легких он с подъемом продолжал: "Я призываю вас трудиться честно и с достоинством, это и будет ваш вклад в быстрейший разгром врага!"

И снова бурные аплодисменты. . .

Дуся, Полина, Мотя и их подруги слушали секретаря с большим вниманием, и все проблемы их личной жизни отошли куда-то далеко на задний план перед задачей, поставленной секретарем.

– Товарищи! – продолжал он. – Здесь, на трудовом фронте, каждый должен дать себе оценку, какой он человек! Ведь каждый лишний кубометр вырытой вами земли – новый удар по врагу!

В этом, товарищи, проявляется ваша способность к самопожертвованию и к подвигу, если хотите. Ибо героизм на фронте и трудолюбие здесь – это те действия, которые ведут к достижению одной и той же цели: к победе над врагом!

Снова долго не смолкали, аплодисменты.

Затем выступила одна из девушек, стоящих на трибуне. Она зачитала обращение Чернянской колонны по быстрейшему и качественному выполнению всех работ на строительстве линии железной дороги "Старый Оскол – Ржава”. Кончив читать обращение, она сказала: "Товарищи! Я поддерживаю чернянцев и обязуюсь лично выполнить по полторы нормы выработки.

Призываю всех последовать, моему примеру!"

Громом взорвались одобрительные аплодисменты. На импровизированную трибуну стали подниматься одна за другой девушки из разных отрядов и, беря обязательства, сходили с трибуны, скрываясь в огромной толпе. Народ шумел.

– Дусь, а Дусь, – полушепотом обратилась к ней Полина.

– Ну, что тебе?

– Придется тебе идти, брать обязательство. Тети Даши нет, и еще неизвестно, когда она поправится.

– Знаю и без тебя, но боюсь идти. Перед такой толпой народа я еще никогда не говорила.

– А ты и не говори. Скажи обязательство и прыгай с трибуны. Что там тебе на ней торчать.

– Правильно Поля говорит, – поддержала Полину Мотя. – Нечего там красоваться перед начальством, скажи, что мы берем обязательство всей бригадой по две нормы выработки выполнять.

– А ты, часом, не рехнулась? – прошипела стоявшая недалеко Вера, и ее конопушки, казалось, порыжели еще больше.

– А что мы сюда приехали, в бирюльки играть, что ли? – не оборачиваясь, через плечо произнесла Мотя.

– Надо же с девчонками, женщинами посоветоваться, – говорила Дуся, а у самой сомнение терзало душу. "Справимся ли мы, не опозоримся на всю колонну, а то и стройку?" – думала она.

– Когда ж ты будешь с ними советоваться, если тебе надо идти на трибуну? – настаивала Мотя.

– После поговоришь. Мы не против. Оля, я знаю, поддержит, а с остальными придется вести разговор, как говорится, по душам.

Дуся больше не слышала, что говорили с трибуны. Она все свое внимание сосредоточила на том, как и что она будет говорить, когда поднимется на трибуну. Как поднялась на телегу, она не помнит. Кажется, кто-то ей подал руку, кто-то помог влезть, и она, увидев перед собой колышущуюся массу людей, растерялась, забыла, о чем надо говорить. Кто-то у нее что-то спрашивал, кто-то подбадривал, и вот, поборов неизвестно откуда взявшуюся робость, она сказала: "Мы решили с девчатами вырабатывать по две нормы за смену и призываем последовать нашему примеру других!"

Поднялся невообразимый шум, захлопали в ладоши. Кто-то взял ее за руку и стал трясти. Спрыгнуть, как советовала Мотя, ей не дали, оттеснили к стоящим там девушкам.

Постояв несколько секунд около девушек, она немного пришла в себя, и даже стала рассматривать с высоты телеги женщин. Вот она нашла глазами своих подруг Полину, Мотю, там же почти рядом стояли Вера и Оля.

– Кто еще имеет желание выступить? – спросил Алексеев, когда закончила свое выступление одна из женщин. Он подождал немного, но выступать желающих больше не нашлось, он еще раз обвел глазами толпу и сказал: "Тогда слово для оглашения взятых соцобязательств имеет Акулова!"

От девушек, что стояли на трибуне, отделилась та, которую Дуся видела в райкоме комсомола, и стала читать проект постановление, где она услышала и свою фамилию. Когда девушка кончила читать, Алексеев обвел глазами присутствующих и заявил: "Кто за данный проект постановление, прошу поднять руки!"

Почти одновременно лес женских рук поднялся кверху. Алексеев еще раз обвел глазами присутствующих и произнес: "Все за."

– А против есть? – немного помедлив, спросил он. – Нет, – произнес он. – А кто воздержался? – Но и таких не оказалось.

Хотя работа была трудная, но молодежь горела ненавистью к врагу и решила трудиться не за страх, а на совесть.

– Постановление принято, – снова огласил Алексеев. – На этом разрешите сказать, что митинг закончен.

Женщины зашумели, обсуждая отдельные моменты митинга, стали расходиться.

Дуся хотела спрыгнуть с телеги, но услышала голос Алексеева, который повернувшись к ней, сказал: "Кущеева, задержись на минутку!" Она остановилась и с недоумением стала ждать что ей скажут.

– Вот она! – сказал Алексеев секретарю райкома, который взглянул на нее колючим взглядом. Дусе от его взгляда стало не по себе. Она подумала, чего от нее хотят и зачем она им нужна.

– Мы тут посоветовались, – подходя к Дусе и глядя на нее, но уже потеплевшими глазами, говорил секретарь, – и решили поставить вас во главе отряда. – Вы девушка работящая, у подруг пользуетесь авторитетом, и мы думаем, что вы справитесь с порученным заданием партии.

У Дуси ни то от волнения, ни то от доверия пересохло во рту, язык не ворочался, но все же, собрав все свое мужество, она спросила: "А Тулинова что, больше не будет?"

– Вы же знаете, что она заболела, а когда поправится, нам неизвестно, -пояснил он.

Все остальные стояли молча и смотрели на нее.

– А отряд без руководителя мы не можем оставить даже на несколько дней, – продолжал он. – Задание серьезное и подвести район перед командованием фронта нам в такое горячее время никто не позволит.

– Хорошо, я согласна, – тихо произнесла она. Хотя согласия у нее никто не спрашивал.

– Вот и хорошо. Мы в вас, я думаю, не ошиблись! – сказал он и пожал ей руку.

– Думаю, с работой вы справитесь, а что не так, Алексеев поможет.

Дуся пришла в амбар, легла на матрац и крепко задумалась. Но подруги размышлять долго ей не дали и, наскочив, стали расспрашивать, что ей говорил сам секретарь.

– Ну, что ты молчишь, – спрашивала Полина, садясь рядом и обнимая подругу.

– Ну, как обычно говорят секретари, о доверии, поддержке и прочих ободряющих вещах. Предложили возглавить отряд. А я думаю, справлюсь ли я с такой нагрузкой?

– Дуська, тебе отряд доверили! – с возбуждением и радостью за подругу говорила Мотя, присаживаясь рядом. – Хотя рядом посижу с начальством, а то зазнаешься, не подходи.

– Не смейся, Мотя, мне не до этого.

– Чего это так. Радоваться должна, а ты нос повесила. Скисла.

– Боюсь не справлюсь. Опозорюсь на всю стройку.

– Да ты что, дуреха! Справишься... В крайнем случае, мы поможем. Правда Полин?

– Конечно. Не первый раз друг друга выручаем.

– Спасибо, девочки, чтобы я без вас делала. В трудную минуту никто не поможет кроме вас, мои дорогие. А тут влипла с этими обязательствами... Вот, дура, послушала тебя! Лучше бы не высовывалась.

– Правильно говоришь! Нечего было лезть на трибуну, а помалкивать! -подхватила, подошедшая к подругам Вера. – Нечего было мозолить глаза начальству и не захватывать две нормы. Перед тобой девушка выступала, взяла обязательство на полторы нормы, и этого для нас как раз бы хватило. Она правильно предложила, и чтобы не плестись в хвосте, и не выскакивать вперед. А ты? Сказанула! Сразу на две.

– А ты что, пупок боишься надорвать? – с презреньем спросила ее Мотя.

– У тебя что, желания нет поскорее закончить строить дорогу и уехать домой? Или ты думаешь все лето здесь околачиваться, в этой берлоге?

– Ничего я не думаю! – отозвалась Вера. – А просто тяжело выработать две нормы. Тут одну и то еле-еле к вечеру закончишь, а две, как подумаю, так поджилки заранее трясутся.

– Это сперва кажется трудно, а как втянешься, так ничего, как по маслу пойдет, – примерительно сказала Оля. – Я чувствую по себе, что две нормы осилю. А ты почему думаешь, что не осилишь? Ведь ты намного плотнее меня.

– Ты на внешность не смотри, она обманчива, уклоняясь от прямого ответа, говорила Вера.

– И знай, сама Дуся, может быть, и не взяла бы на себя такую ответственность, как две нормы, – стала говорить Мотя. – Это я подбила ее на такой шаг. Так что она здесь не при чем.

– По-твоему выходит так, если бы ты сказала Дусе иди и топись в речке, то она и это бы сделала? – наседала Вера теперь уже на Мотю. – Что-то я такого за Дусей не замечала? – добавила она. – Я так поняла, вы, вся троица, и Олю туда же втянули, заодно, вам бы прославиться, а то, что здоровье здесь многие загубят, вам наплевать. Посмотрим, что женщины скажут. По-моему, они вам спасибо на блюдечке не поднесут.

– Ладно, девочки! – примиряюще произнесла Дуся, – теперь уж шуми не шуми, не вернешь те слова, которые я произнесла на трибуне. – Назад, на попятную не пойдем. Давайте лучше подумаем, как будем выполнять взятые обязательства.

– Ты брала, ты и выполняй, – не унималась Вера. – А что касается меня, то я руки умываю.

– Ох, Верка, какая же ты вредная! – сказала Оля. – Смотрю я на тебя и думаю, что ты за человек? Неужели тебе не понятно, для кого мы строим дорогу? Ведь мы строим, чтобы нашим отцам, братьям легче было бить проклятого фрица, который пришел к нам, чтобы рабыней тебя сделать. Он пришел к нам непрошенным гостем и все лучшее что было у нас растоптал, загадил, надругался над нашим народом и оставил многих сиротами. Тебе ли говорить об этом? Ты же сама все видела, на твоих глазах все проходило. Ведь в Успенке ни за что ребят расстреляли, твоего соседа, а может и бывшего мужа. А брат твой и отец, где теперь они? Да на фронте, и может быть, как раз на этом направлении, куда мы и ведем дорогу. Они теперь ждут с нетерпением, когда начнут им подбрасывать по этой дороге пополнение и боеприпасы. А ты здесь распустила нюни, плачешь – тяжело!

– А кому сейчас легко? Той же Кондратьевне, у которой сын в пятнадцать лет от гранаты погиб или родителям покойницы Раи, подорвавшейся на мине, да и многим другим... Всех и не перечислишь. Неужели ты не хочешь помочь быстрее изгнать из нашей земли этого зверя? Да ты понимаешь, что ты говоришь, и за что сердишься на Дусю? Нет, не понимаешь, а может, и не поймешь!

– Все это я понимаю не хуже тебя, но я не выдержу такой нагрузки, – отрешенно произнесла Вера. – Утром просыпаюсь, а у меня все косточки болят, за ночь не успевают отойти. И это не первая и не вторая ночь, когда болят мышцы по непривычке, от физической работы, а уже прошло, считай две недели, а они до сих пор не приняли соответствующую форму. Значит, я думаю, больные они у меня.

– Ты думаешь, у нас они железные, тоже все болит, а поработаешь и как-то становится легче.

– На такой работе еда должна быть сытной, а на этой баланде много не наработаешь. Быстро копыта отбросишь.

– Ну знаешь, хватит ныть! Всем нам не легко! – поднимаясь с матраца, сказала Дуся. – Давайте лучше поговорим, как с завтрашнего дня будем перестраиваться. Как бы нам не осрамиться. Дали слово, так надо держать.

– А о чем тут разговоры вести? – Меньше отдыхай, а больше работай. – Вот весь и сказ, – предложила Мотя.

– Я понимаю, ты права, но поймут ли нас женщины всего отряда? – произнесла Дуся. – Вот в чем я сомневаюсь.

– Поймут! А куда они денутся! – твердо произнесла Мотя. – Сейчас не мирное время, а идет беспощадная война. И вопрос стоит – кто кого! А мы будем здесь рассуждать, ставить на голосование: много ли две нормы для нас или мало. Так мы строительство и до зимы не кончим. А немцы нам только спасибо скажут за такое разгильдяйство.

– А сейчас, я думаю, пока у нас есть время, написать боевой листок с призывом ко всем женщинам нашего отряда, где указать ежедневную двойную норму выработки на человека, чтобы закончить земляные работы, отведенные нашему отряду, за две недели, – убежденно говорила Мотя, глядя на Дусю.

– Правильно! – поддержала ее Оля.

– Ох, девочки, как бы нам не провалиться с таким призывом, – засомневалась Дуся. – Вы представляете, что будет?

– Не провалимся! Я верю в своих девчат, – продолжала на своем настаивать Мотя, доставая школьную тетрадь из своего чемодана. – На, пиши! – подавая тетрадь Дусе, сказала она.

Дуся взяла из рук Моти тетрадку и, примостившись у старенького стола, задумалась, с чего начинать, ведь она ни разу не писала таких призывов.

"Дорогие женщины!" – написала она и снова задумалась, машинально грызя карандаш.

– Мотя! – обратилась она к подруге, – советовать ты горазда, а как призыв написать, не подскажешь. – Что-то не получается.

– Да очень просто, – ответила та и тут же задумалась над первыми словами.

– Кажется, просто, а возьмешься писать не получается, – посматривая задумчиво на Мотю, сказала Дуся.

Подошла Оля, а за ней Полина и, окружив стол, стояли в задумчивости.

– Дорогие женщины! – начала Мотя.

– Это я уже и без тебя написала, – сказала ей Дуся, усмехаясь. – А вот дальше как...

– Дорогие женщины! – повторила Мотя, не обращая внимания на реплику Дуси. – "В настоящее время наши мужья, братья, сыновья, а у девушек женихи бьют ненавистных нам Фрицев и Гансов и всякую фашистскую нечисть, пришедших поработить наш народ!"– Она снова задумалась.

– Мы, труженики тыла, своим беспримерным трудом стараемся изо всех сил помочь им в общем священном деле, – продолжила Оля мысль Моти.

– О, молодец Олька! Выручила меня, – с благодарностью произнесла Мотя.

– Пиши дальше, – продолжала Мотя.

Но Дуся, не слушая ее, писала: «В честь того, что вы освободили нас от немецко-фашистских захватчиков и в честь будущей нашей победы, берем на себя обязательство вырабатывать ежедневно по две нормы земляных работ на строительстве железной дороги «Старый Оскол – Ржава» на отведенном нашему отряду участке. И обязуемся закончить фронт работ за две недели!»

– Браво , браво! закричала хлопая в ладоши Полина, прочитав концовку призыва из-за плеча Дуси.

– Читай? – приказала Мотя. – Послушаем, что ты там написала.

Дуся начала читать вслух и когда кончила, Оля сказала: "А по-моему, слово "женихи" надо опустить. Там и так хорошо сказано."

– Почему же опускать? – стала возражать Полина.

– Это же правда! сколько молодых ребят воюют, расставшись со своими невестами.

– Пусть останется, – решили девчата.

– Это не боевой листок, а целое воззвание, – подвела итог Мотя.

– Какая разница, как мы его назовем, был бы результат, – поправила ее Оля.

– Назовем свою писанину "Обращение к женщинам!" – предложила Дуся.

– Это, мне кажется, будет правильно.

– Так и решим, – заключила Мотя.

– А теперь пойдем к остальным и прочитаем им наше обращение, – сказала Дуся, поднимаясь из-за стола. – А то вот-вот стемнеет.

Многие женщины уже укладывались спать, когда к ним пришли девчата.

– Что вы к нам на ночь глядя пожаловали, неугомонные? – спросила уже в годах женщина, встретившая их у порога. Это была тетя Шура, как называли ее девушки, хотя ей и было всего тридцать пять лет. Женщина небольшого расточка, но любую работу делала сноровисто и никогда не жаловалась на тяжелую судьбу. Многим помогала не только советом, но и делом. Ее уважали, ценили и прислушивались к ее мнению.

– Да вот пришли к вам, тетя Шура, посоветоваться, – ответила за всех Дуся.

– О чем?

– О выполнении взятого обязательства.

– Теперь уже поздно советоваться, – сказала она, посмотрев Дусе в глаза.

– Тетя Шура, почему же поздно? – спросила ее Дуся.

– Да потому, милая, ты перед всем народом от имени нас всех взяла повышенные обязательства. А нам теперь что, осталось только выполнять. Так что, какой уж тут совет...

– Так вы что, против? разочарованно спросила Дуся,

– Да нет, мы не против, просто надо было вначале посоветоваться с женщинами, а затем уж начальству давать обязательства. – Просто нас задело за живое, как говорится, – с дипломатическим достоинством ответила тетя Шура.