Текст книги "Дорога к победе"

Автор книги: Иван Мозговой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Когда тело Котенькова было уложено в гроб и накрыто простыней до самого подбородка, солдаты стали прощаться с товарищем, пришли и с других взводов.

И когда попрощался последний солдат, старший лейтенант Агафонов распорядился: Грузите гроб и поезжайте!"

Гроб установили на середину машины, а по обеим его сторонам сели по три солдата. Машина тронулась. У всех провожающих солдат на лицах застыла глубокая печаль.

Они избегали смотреть друг другу в глаза, как будто были виноваты в смерти Котенькова.

В связи с похоронами роту с работы сняли раньше обычного времени и, построив, повели в палаточный городок.

В другой раз такому случаю солдаты были бы рады, и не обошлось бы без шуток и балагурства. Но теперь солдаты шли молча, теряя свой обычный строевой шаг.

Офицеры шагали позади роты, тоже не покрикивая, как было раньше, и тоже молчали.

Придя в расположение роты, ротный не стал "читать" перед строем всевозможных замечаний, а крикнул: "Разойдись!"

Солдаты, услышав любимую команду, не разбежались, а вяло, не по-солдатски, как бы нехотя, вразвалочку стали расходиться по своим палаткам.

В ожидании ужина они занялись кто чем может. Одни легли на свои матрацы, вперив глаза в палаточную крышу, другие пошли мыться, кто чистить ботинки, кто начал пришивать оторвавшуюся пуговицу, а кто просто сидел и разговаривал с товарищем, но задорного молодого голоса или смеха, как в другие времена, не было слышно.

В лагере сегодня было тихо.

Но вот вечерний ветерок донес до палаток запах чего-то съестного и вкусного, солдаты встрепенулись, особенно молодые, поводя своими носами по воздуху в сторону кухни, и повеселели.

Кормили, считай, неважно, не то что на передовой, но молодой организм после тяжелой работы требовал повышенных калорий.

А вот и команда старшины: "Рот-а, выходи строиться на ужин!"

Солдаты сбегаются со всех сторон на линейку построения, на ходу одевают пилотки, оглаживают под ремнем гимнастерки и становятся в строй.

– Смирно! – командует старшина, когда все солдаты стали в строй и, прохаживаясь перед строем, придирчиво осматривает солдат.

Но и старшина сегодня снисходителен, ни к чему не придравшись, командует: "Рота-а, на-пра-во! Ша-гом марш!" И рота печатает шаг, идет к кухне.

На ужин сегодня перловая каша с тушенкой и чай. Повар ловко разбрасывает солдатам по котелкам кашу и покрикивает на замешкавшихся.

Некоторое время слышен только скрежет ложек о стенки алюминиевых котелков да мерное посапывание.

После ужина собираются в отведенном месте для курения, и начинаются воспоминания о прошлом, мечты о будущем, не задевая сегодняшний траурный день, хотя его никто и не объявлял, но придерживаясь христианским обычаям, зародившихся с незапамятных времен, солдаты свято чтут своего товарища.

Чтобы не было так скучно, и время быстрее проходило, рассказывают всякую быль и небылицы.

– Не знаю, как кто, а я познакомился со своею женою случайно, и прожили мы, как говорят, душа в душу двадцать пять лет, – прикурив, говорит пожилой солдат. – Эх, если бы не война. Разлучила она нас с Шурой и, видать, надолго. Солдат замолчал, затягиваясь самокруткой.

– Ну, а как же ты с ней познакомился? Расскажи! – с нетерпением в голосе спросил его сосед.

– Дело было на Дону, – с минуту помолчав, продолжил свой рассказ солдат. – Я ведь родом недалеко отсюда, Воронежской области. Может слышали Коротояк?

Но все промолчали, и он начал рассказывать.

– Увлекся я ловлей рыбы и не заметил, как из-за бугра надвинулась туча. Пошел дождь. До города бежать далековато, да еще в тору, оставаться на месте вымокнешь, и решил я отсидеться под вербой, надеясь на то, что дождик пройдет быстро.

Подбежал к вербе, а там уж стоит девушка. Брызнула на меня своими глазищами, я и оторопел, не то от неудобства, возникшего от внезапной встречи, не то от непонятного чувства, пронизавшего все мое тело под этим взглядом. Оно в первое время меня парализовало. Придя в себя, стал искоса наблюдать украдкой за ней. И поверьте старому солдату, захотелось мне сделать для нее что-нибудь хорошее. Вот бывает же в жизни такое! – удивился он.

– Ты хочешь сказать, любовь с первого взгляда? – спросил его сосед.

– Похоже, что да. Ведь мы с ней потом поженились!

– А тогда, что ж было? снова спросил сосед, ожидавший от рассказчика чего-то необыкновенного.

– А что было? – повторил он вопрос соседа и продолжил свой рассказ. -Дождик не унимается, а кажется, что усилился. Уже стали падать капли с листвы и местами приставать рубашка к телу. Оглядываюсь вокруг, как бы помощи от кого ищу, и вижу на берегу лодка, перевернутая кверху дном, лежит. И я сообразил, – а что если забраться под лодку. И уже шарю глазами по берегу, нет ли где чурки какой подпереть лодку, чтобы она стоять могла в заданном положении.

Смотрю, чурка необходимая мне валяется недалеко, так сантиметров шестьдесят. Маловата, думаю, а что поделаешь. А дождь идет, и конца ему не видно. Выскочил я, как заяц, схватил эту чурку и к лодке. Приподнял ее за борт и, подперев чуркой, юркнул под лодку.

Сижу, с крыши не капает и ветра нет. Даже согрелся. Думаю, а как же там девушка, совсем небось промокла. Зову... Звать не знаю как, кричу: девушка, иди сюда! Смотрю, выглядывает из-за вербы, а не пойму, улыбается или плачет. Киваю ей: иди сюда, здесь, – показываю рукой на землю, – сухо!

Она поколебалась с минуту, смотрю, бежит, и, нагнувшись, на четвереньках полезла подлодку, а платье мокрое, сама дрожит.

Познакомились... Разговорились, и я немного осмелел, дал ей сумку от рыбачьих принадлежностей, чтобы в мокром платье не садилась на землю. Хотя земля и сухая подлодкой, но платье мокрое, вымажет, да притом, женщина.

Разговор у нас был, в основном, вокруг да около знакомства друг с другом. Как говорят в народе, принюхивались. Одним словом, дождь продолжал поливать, и дело подвигалось к вечеру, а мы, не теряя времени, сидели прижавшись друг к другу и согревались от этого.

А дождь, знай, барабанит по днищу лодки. Дома, когда капли дождя, бьют по крыше, так и клонит ко сну, а здесь, барабанит во всю, а сон и в голову не лезет.

– Какой же тут сон, когда дивчина в объятьях, – засмеялся сосед, потирая руки.

– Вы думаете, правду рассказывает вам Кулешов, – сказал подошедший молодой солдат, слышавший не весь рассказ, а только часть его, и решил разыграть старика.

– Слушай, Алехин, – повернувшись к нему, возмутился сосед Кулешова, – правда или брехня, не тебе судить об этом. Раз мы слушаем, значит, нам нравится, а кому нет, так мы не держим, и можешь от нас отваливать. Иди поищи в другом месте правду.

– А дальше, Пахомыч, – просит сосед Кулешова.

– Болтаются тут всякие, и послушать человеку не дают. . .

– Давай-ка, мы перекурим, – говорит Пахомыч и лезет в карман за кисетом. Не спеша, отрывает треугольником газету и начинает скручивать на пальце "козью ножку". И когда набил ее табаком, прикурил, тогда возобновил рассказ.

Солдаты терпеливо ждали.

– Так вот как бываем в жизни, дорогие солдатушки, – начал спокойным тоном продолжать свой рассказ Пахомыч, – И не думаешь и не гадаешь, а оно, счастье, само в сердце лезет. А другой раз гоняешься за ним, сколько нервов, крови попортишь, себе и родителям хлопот доставишь, а толку никакого. Хоть в петлю лезь. А мы с Шурой любили друг друга, детей прижили, но вот гад – немец помешал нашему счастью – разлучил.

– Вот разобьем немчуру, и ты вернешься к своей Шуре, – говорит успокаивающе сосед.

– Да оно-то так, если живыми останемся. А то вон, Котеньков, приказал нам долго жить, а сам в долгий ящик сыграл. А женушка с детьми, кроме слез, ничего не получит.

– Да, такова наша жизнь солдатская.

– Сидим мы подлодкой, согрелись, уже стало темнеть, пора бы домой, да дождик не пускает, – продолжал свой рассказ Пахомыч. – Досиделись до того, что согрешили. Она оказалась девушкой.

– Да ну! – не поверил сосед.

– Верь, не верь, а так получилось. Дело прошлое, зачем мне врать.

Я потом спрашивал ее, как же так, считай, незнакомому парню ты отдалась, поверила? Призналась, что я ей тоже понравился. Вот и пойми женскую натуру...

15

День выдался не жарким; по небу то и дело плыли курчавые облака, порой надолго закрывая раскаленное солнце, и тогда работать становилось легче. Набегавший ветерок приятно холодил молодые девичьи тела.

Земляные работы на отведенном участке подходили к концу, и девчонки спешили закончить их раньше, чтобы до наступления темноты успеть помыться, кое-что постирать, а кому просто отдохнуть.

Многие втайне надеялись, что после окончания земляных работ их отпустят домой.

Их спины, мокрые от пота, то разгибались, то вновь нагибались. Они взмахивали кирками, брали землю лопатами и бросали ее на носилки.

В третьем часу дня их посетил начальник колонны. С ним пришла женщина-агитатор, миловидная, лет так под тридцать, с сумкой на боку.

– Здравствуйте, девчата! – приветствовал он их. – Как работается? Да вы уже кончаете?

– Здравствуйте, Петр Васильевич! – вразнобой ответили девчонки и опершись на черенки лопат, с любопытством посматривали на незнакомую женщину, стоявшую чуть в сторонке. По-видимому, она ожидала, когда кончит разговор начальник.

– Я вижу, заканчиваете? – повторился он, окидывая взглядом их участок.

– Осталось, примерно, часа на два, Петр Васильевич, – ответила за всех Дуся. – Если бы не отряд на плечах мы бы окончили раньше. А то вроде и редко отрываешься, больше после работы, но бывает что-то срочно надо решить и тогда приходится выкраивать время за счет своей работы. Правда, девчонки не ворчат, поддерживают.

– Так и должно быть у настоящих подруг. А что за подруги, когда не выручат своего прямого начальника в трудную минуту.

– Да мы и так ее выручаем, – заговорила Мотя. – Но по-честному, ей бы надо уменьшить норму хотя бы на тридцать процентов, как начальнице. А то угробится она на два фронта...

– Я понимаю, но теперь уж ни к чему, – загадочно сказал начальник колонны. Он видел, как они устали и решил их подбодрить: "Подчищайте участок и сегодня на этом конец. Поработали вы хорошо, я бы сказал по-стахановски. Хотя и не дотянули до первого места, но второе за вами наверняка."

– А кто же первое место занял? – спросила Полина, и на ее лице отразилось недоумение.

– Первое место заняли девчата из седьмого отряда. Они закончили полностью все работы на отведенном им участке еще вчера.

– В общем, опередили нас всего на один день, – заметила Дуся. – Жаль... Надо было поднажать. . .

– Не на один, а на полдня. Они закончили вчера поздно вечером.

– Это вдвойне жаль... Немного мы промахнулись.

– Ничего, не огорчайтесь, – успокаивающе сказал он. – Второе место тоже почетное.

– Теперь нас домой отпустят? – спросила Вера, и ее лицо в конопушках стало розовым, как-будто она спросила о чем-то недозволенном.

– Нет. Домой отпустят вас, когда закончим дорогу и отправим первый поезд на фронт, а вас домой. И чтобы вы не строили перед собой иллюзий, на этот счет, скажу вам прямо, что домой поедете примерно через две недели. Раньше вряд ли что получится. А впрочем, это зависит от вас самих. Если будете продолжать так же работать, как и до сегодняшнего дня, то может, и раньше. Работы еще много предстоит сделать. Шпалы уложить, засыпать их гравием. Так что, раскисать заранее не надо.

– А мы думали, что это работа военных, – произнесла Полина.

– В основном, да, но одни военные нескоро с этой задачей справятся, а нам надо уложиться в срок, отведенный командованием фронта. А не уложиться, мы не имеем никакого права, потому что тяжелая техника приходит на фронт и тут же выходит из строя. Приходится проводить ремонт. А вдруг враг наступать начнет, а техника не готова. Представляете, что может случиться... А поездом, чики там. С платформы, допустим, танк сгрузили и он уже готов к бою, а ну-ка прогони его сто, сто пятьдесят километров. Какая же это боевая машина будет – груда железа. Вот почему нам надо построить дорогу в срок, а если раньше, то лучше. Да что я вам об этом рассказываю, вы лучше меня об этом знаете.

Девчонки после такого объяснения как-то приуныли, расстроились. Окончательно рухнула их надежда на скорое возвращение домой.

Видя упавшее у них настроение, Петр Васильевич снова заговорил: "Сегодня выровняете свой участок и можно на отдых. Завтра отдыхаете до десяти, затем митинг, а после танцы под губную гармонь."

Девчонки поняли его шутку, но закричали; "Давайте нам танцы! – Что, нельзя организовать на один вечер?!"

– Хорошо, – сдался начальник колонны. – Танцы попробую организовать вам, но большего обещать не могу.

– И то хорошо, что танцы нам организуете, – с благодарностью отозвалась Дуся. – Все мы будем вам благодарны.

– И даже женихов попробую к вам прислать, так что не теряйтесь, – улыбаясь, говорил Петр Васильевич.

– Ура-а! – кричали девчонки.

– Во сумасшедшие! – вздрогнула Шура от внезапного крика за спиной.

– Что вздрагиваешь? Испугалась, что женихи придут? – спросила, шутя Полина.

– Ха-ха-ха! – отозвались эхом девчонки.

– Петр Васильевич, а какие вопросы будут обсуждать на митинге? – спросила Дуся, когда поутихли девчата.

– Подведем итоги проделанной работы, назовем лучших людей (не забудь подать список), отряда и разное, – ответил он. – Командование обещает представить к наградам наиболее отличившихся. Мне кажется, будут представлены к наградам и люди вашего отряда.

После обещанных танцев, а теперь и наград у девчонок поднялось настроение и они заметно повеселели, зашушукались.

– Тогда хватит разговорами заниматься, – вдруг выступила вперед Ольга. – За работу! Все слышали? Давайте кончать! Дома успеем наговориться, – бурчала она.

Дуся непонимающе посмотрела на подругу и сказала: "Помолчи, Оля! Без тебя как-нибудь разберемся!"

– А что тут разбираться? Работать надо. Первое место утеряли, смотри, и второе упустим!

– Теперь уж не потеряете, – успокоил ее Петр Васильевич. – Многим отрядам еще надо работать два-три дня, чтобы догнать вас. Так что вы для них уже недосягаемы. И повернувшись к женщине, все еще стоявшей в стороне, произнес: "У вас, Нина Петровна, есть вопросы к нашим девчатам?"

– Я буквально пять минут займу у них время, – предупредила она, подходя к девушкам. – Здравствуйте, ближе! Я вижу, вы кончаете свой фронт работ и в агитации не нуждаетесь, да и Петр Васильевич обстоятельно побеседовал с вами. Так что, моего присутствия здесь не требуется.

– Вот возьмите, прочитайте на досуге, – предложила она, протягивая пачку газет. – У меня к вам вопрос, – сказал она : Кто вам лозунг писал?

– Да есть у нас такая, – ответила Дуся, улыбаясь. – Что, плохо написано? Или стенд не стандартный? Что было под руками, то и приспособили.

– Сейчас не главное, из чего сделан сам стенд, а главное, как он написан, то есть его содержание и точность мысли, – говорила Нина Петровна, посматривая на лозунг. Затем прочла вслух: "Наша стройка – путь снаряда в гнездо фашистского гада!" – Хорошо и точно сказано. Теперь я понимаю, почему вы заняли в соревновании второе место. Молодцы, девушки! – повысив голос, произнесла она. – Таких бы нам побольше.

– Спасибо на добром слове! – довольная похвалой Нины Петровны, произнесла Дуся. – А мы думали, что над нами смеяться будут, когда ставили стенд.

– Ни в коем случае, – уверяла она. – Лозунг краткий и написан на злобу сегодняшнего дня. – Теперь, кажется, все, – повернувшись к Петру Васильевичу, сказала она. – Да. Может, у вас ко мне будут какие вопросы, то пожалуйста?

Полина, поборов в себе неловкость, спросила: "Скажите, пожалуйста, кем вы работаете?"

– Я извиняюсь, не представилась вам, – и посмотрела с укором на Петра Васильевича. – Я работаю агитатором при райкоме партии. Еще есть вопросы?

– Больше нет, – ответила Дуся и посмотрела на девчат.

– Ну что ж, тогда до свидания, – произнесла Нина Петровна, окинула еще раз взглядом девушек, и повернулась к Петру Васильевичу, сказала: "Пойдемте, Петр Васильевич, или еще с девушками будете беседовать?"

– Нет... Кажется, все сказал. – До свидания! – кивнул он головой девушкам и, повернувшись, пошел по полотну уже обозначившейся дороги. Рядом с ним шла Нина Петровна, они о чем-то беседовали.

– А теперь давайте работать! – предложила Дуся, поглядывая в сторону ушедшим. – А то люди стоят, с ней разговаривают, а ей, видишь ли, загорелось работать! – укорила она Олю. – Какое-то приличие должно быть к начальству. Они не так часто нас посещают.

– А что попусту лясы точить! – не сдавалась Оля. – Работать надо. Надоело торчать тут...

– От работы лошади дохнут! – отозвалась Вера. – А мы с тобой, Оля, все же люди, да еще, и молодые.

– Значит, домой не светит. А я то, дура, размечталась о домашней жизни, – посетовала Мотя на себя. – Молочка холодненького из погреба попить, кваску со свеженькими огурчиками поесть и на мягкой постельке поспать.

Все молчали. Такие же мечты были у каждой, и Мотины слова еще больше расшевелили девичьи души. Она, не слыша девичьих голосов, продолжала думать про себя. Вспомнила про мать. Как она там сейчас без нее? Заждалась, поди. Одной ей трудно: за коровой присматривать, огород полоть, и сенокос подошел – сена заготовить надо. И все в одни руки...

Вывел ее из неприятных дум голос Веры.

– А я, девчонки, знаете, о чем подумала, когда он сказал, что мы закончили, – говорила она, громким голосом. – Девчонки! – еще громче крикнула Вера. Мотя взглянула на нее и увидела, как Вера, приняв позу воображаемою оратора, заговорила: – «Благодарю вас за хорошую работу, за ваш доблестный труд, за то, что не подвели нас перед высоким начальством, в общем за все! А теперь то есть завтра, отпускаю вас домой. А мы кричим в ответ – "Ура-а!" И качать его, качать! Подбегаем к нему и качаем!»

– Дурочка ты, Вера, а не лечишься, – незлобливо сказала ей напарница, – вот что я тебе скажу. Размечталась. Берись-ка лучше за носилки да носи побыстрее.

– А почему бы и нет? Что думаешь, без нас не обошлись бы?

– Обошлись-то, обошлись, да чем мы лучше других? Вот в чем причина! Тогда надо всех распускать.

– Зачем всех? Кто закончил свое задание, тот пусть и едет на все четыре стороны, а кто нет – вкалывает до седьмого пота.

– Так ты слышала, что он сказал? Надо помочь военным.

– А что военные без нас не обойдутся!

– Может, обойдутся, но строительство затянется, на неделю, а может, на две. Такие сроки, по-видимому, военных не устраивают. Ты слышала, чт сказал начальник колонны? Нас перебросят на укладку шпал и засыпку гравия. А я согласна… По крайней мере, работа намного легче, чем в земле рыться. Конечно, домой хочется. Взяли бы и отпустили дня на два – три.

– Отпустят – держи карман шире.

– Если нас поставят на шпалы и гравий, то солдат перебросят на укладку рельсов и строительство мостов, и работа пойдет гораздо быстрее, – рассуждала вслух Шура. Флегматичная, крупного телосложения деваха.

– Ой, послушаю я тебя, Шура и кажется мне, что тебе хочется не так со шпалами возиться, как с ребятами. – Смотри, как бы от тех шпал в подоле матери не принесла.

– Ты что, Вер, сбесилась?

– Солдаты они шустрые, трепаться не любят, с голодухи так зажмет где-нибудь, что и охнуть не успеешь, как дамкой станешь. Ищи потом ветра в поле. Солдату что, он человек военный, сегодня здесь, а завтра там. Тут мамы нет, оберегать некому.

– Да ты что, Вер, за кого ты меня принимаешь?

– А почему ты думаешь, что я говорю про тебя? А может, я сама про себя думаю вслух. Есть же такие люди, что разговаривают сами с собой. Может, и я такая, из породы тех людей.

– Как это разговаривают?

– Да так. Идет по дороге или дома по двору и говорит сам с собой.

– Мне не приходилось встречать таких людей.

– А мне приходилось. Идет и говорит себе под нос, а некоторые и руками размахивают.

– Интересно!

– О чем вы там беседуете? – спросила их Мотя – О доме?

– Нет. Провожу инструктаж с Шурой – как с солдатами вести себя. Ведь завтра пойдем к ним на смотрины, – И она громко рассмеялась.

– Ничего, Шур, не дрейфь, как-нибудь отобьемся гуртом, – советовала Мотя. – Главное, наедине с ним в кусты не ходи, а на всем миру не так страшен черт, как его малюют. И она, рассмеялась.

Девчонки будто и вправду задумали одолеть недокопанный участок земли одним дружным, неистовым натиском. Одни копали оставшийся недокопанный бугорок земли, другие набрасывали на носилки раскопанную землю, третьи почти бегом носили их, четвертые разравнивали землю по полотну. Откуда только сила бралась, казалось, в их молодых, но совсем изнуренных работой телах, открылось второе дыхание.

– Э-эй, сторонись, собьем, – нарочито громко кричала Оля, в паре с Полиной, поспешая с пустыми носилками к месту их наполнения.

– Ух, устала! – плюхаясь на теплую, пригретую солнцем землю, говорит Оля в ожидании, пока девчонки насыплют земли в их носилки.

Вдруг раздался высокий девичий визг. Вера споткнулась о ком земли и упала, потянув за собой напарницу.

– Держись, Вера, за землю, – смеясь, кричит ей Оля. – Она, родная, не подведет. Привыкли девчонки с самого раннего детства к тяжелой крестьянской работе, не тяготила она их, а радовала. Особенно когда работать приходилось сообща, гурьбой, когда можно не только работать, но и поговорить, поделиться о наболевшем с подругами, помечтать вслух, песни спеть, а под настроением и от души посмеяться.

Работа коллективом приносит удовлетворение всем вообще и каждому в отдельности.

Вот и сейчас, казалось, вот-вот девчонки расплачутся от потерянной надежды скорого возвращения домой, но вместо слез они начали работать с удвоенной энергией; как говорят спортсмены, у них открылось второе дыхание, и очертя голову они копают грунт, носят полные земли носилки, и со стороны казалось, что они не работают, а играют в игры о работе.

А они, дочери крестьян, иначе и не могли, так уж были воспитаны, такой у них характер.

С самого раннего детства видели они вокруг себя труд и сами выросли в нем. Как же было расстаться с тем, что было всей их жизнью.

Пускай бы даже захотели они – так руки б не позволили, не согласились бы пребывать в праздности, нетрудовой чистоте. Не складывали их бездельно, отдыхаючи, начиная с десяти лет, и потому без всякого расчета тратили себя на любой крестьянский труд, нужный в семье, а когда повзрослели, и в колхозе, а потребовалось, и на стройке, такой важной для победы над врагом.

Труд в крестьянстве всегда ценился, и когда выбирали невесту, то смотрели не только на ее женскую красоту, но не меньшую роль играло ее умение трудиться, ее трудолюбие.

В таком духе и были воспитаны девчонки.

– Девчонки! Шабаш! – кричит во все горло Дуся, когда последние носилки земли были ссыпаны на полотно будущей железной дороги.

– Ох! – как-будто из одной гортани вырвался многоголосый девичий вздох, и, побросав носилки, лопаты, они попадали на горячую родную землю и от радости стали молотить ее руками и ногами. Со стороны можно было подумать, что они сошли с ума и молотили землю в каком-то припадке. Но это было не так – просто они по-детски выражали свою радость по случаю окончания работы.

Откуда-то появились трое военных. Один из них нес прибор на треноге.

– Здравствуйте, девчата! – приветствовал старший. – Кто из вас будет начальник отряда? – посматривая на девчонок, спросил он.

– Я, – поднимаясь с земли, ответила Дуся. – А что вы хотели?

– Пришли к вам невест выбирать, – улыбнувшись, сказал военный. – У вас, говорят, больно невесты красивы, – шутил он.

– У нас они не только красивы, но и работящие, – принимая шутку военного, произнесла Дуся. – Пожалуйста, вот они все, как на выставке, выбирайте. Вот только одна беда, они еще не успели умыться.

– Это нам не помешает. Если невеста хороша, она и неумытая хороша.

– Ну да ладно! Мы как в песне той: "Первым делом самолеты, а девушки, а девушки потом!" Так и у нас – первым делом работа, а девушки вечером, – шутил он.

– Теперь к делу! – став серьезным, сказал военный. – Нам пояснили, что ваш отряд закончил работу на отведенном вам участке?

– Да, закончили, – ответила Дуся.

– Вот мы и пришли принять от вас то, что вы сделали. Надеюсь, переделывать не придется?

– Думаю, что нет...

– Тогда пошли.

– А нам что делать? – спросила Дусю, стоявшая рядом Мотя.

– Ничего. Пока отдыхайте, – ответила ей Дуся. – Я бы отпустила вас, да боюсь, а вдруг что-нибудь придется доделывать.

– Вы что, не уверены в своей работе? – спросил военный. – Так, может, не будем терять зря время?

– Я уверена, – ответила Дуся, – но начинали работать, инструкцию получали от одних людей, а принимать произведенную работу пришли другие люди. Но как вы знаете, люди бывают разные и на вещи смотрят по-разному. А вдруг вам что-то не понравится...

– В строительстве слова – нравится, не нравится, особенно в дорожном, не употребляются, – назидательно говорил военный. – Мы пользуемся проектом и только по нему проводим оценки. Таким образом, если первый, кто давал вам задание пользовался проектом, а он не мог не пользоваться им, то наши соображения должны совпасть. И если вы выдержали все параметры, которые вам были заданы, то у вас должен быть надлежащий порядок. А если нет, то уж...

Полотно трассы на их участке было разровнено, местами даже утрамбовано, ширина выдержана и откосы соответствовали нормативам. Дуся ни на шаг не отставала от военного, куда он, туда и она, даже спускалась в одном месте по откосу.

Он проверял все молча и только произносил слова: "Да", "Молодцы", "А ну-ка, посмотрим здесь", "Так-так, хорошо".

А когда закончил обследование, сказал: "Молодцы, девчата! Нижайший вам поклон за бескорыстную помощь!"

– Карпенко, выдай им справку! – приказал он одному из военных. Карпенко открыл висевший на ремешке планшет и достал заранее приготовленный бланк справки.

– Ваша фамилия, имя, отчество и номер отряда? – спросил он. Дуся назвала все данные, и он вписал их в справку и подал ей.

– Вот вам документ, удостоверяющий, что работа на отведенном вашему отряду участке выполнена и принята комиссией – говорил он. – А теперь приятного вам отдыха!

– Спасибо, – поблагодарила Дуся в ответ и, повернувшись, поспешила к девчонкам.

Справку читали все. Долго она ходила по рукам. Забыли даже, что пора идти домой.

Настроение у девчонок поднялось снова, в их поведении появилась дурашливость, ни к чему не обязывающие выкрики, смех.

Что это? Несмышленность, бесчувственность ко всему происходящему?

Кругом разруха, одеты кое-как, полуголодные, отцы и братья на фронте и, может быть, уже лежат в сырой земле, а им хоть бы что.

Чуть отдохнули, получили бумажку и радуются. И не так себе, с притворством, а по-настоящему, от всей души.

Нет, все-то они no-взрослому понимают, все-то чувствуют и на горе других откликаются всем сердцем, без хитрости и выгоды для себя.

Просто молодость военного лихолетья была способна быстро реагировать на создавшуюся в данный момент ситуацию и отдавалась ей всем ценным, что есть у человека, не щадя ни сил, ни здоровья, а то и жизни. Шла на любые испытания, не оглядываясь назад. А если выпала радостная минута, то можно от души повеселиться.

Не будь этой, так воспитанной молодежи, с ее неукротимой силой, смогли бы мы выстоять перед таким сильным и коварным врагом, как немецкий фашизм и не только выстоять, но победить, а победивши, восстановить все, что было разрушено, в кратчайший срок.

Такого героического настроя молодежи в то время ни в коем случае забывать нельзя, а брать все героические примеры из их жизни и на них воспитывать подрастающее поколение.

Сдав лопаты и носилки, девчонки гурьбой направились к своему месту жительства. Они закончили свою работу раньше срока, с хорошим качеством, сдали ее на отлично, от этого в душе все пело.

Это внутреннее пение, постепенно нарастая, вырвалось наружу. Вначале голоса звучали тихо, вкрадчиво, а вскоре вырвались на простор, и зазвенела песня во всю мощь.

Песня голосистых девчат то поднималась ввысь к небесам, то расстилалась по низинам и оврагам, проникая через окна и двери крестьянских изб. Докатилась она и до солдат, работавших на укладке шпал и рельсов.

Услышав песню, они бросили работу и слушали ее с умилением, вспоминая далекий дом, родные места, и на душе у них становилось светло и приятно.

– Ты смотри, Васин, девчата не унывают, – прислушиваясь к песне, сказал сержант Мохов. – Вот бы присоединиться к ним хотя бы на один вечер. Надо старшего лейтенанта упросить, чтобы вечер встречи организовал.

– Да, не мешало бы понюхать женский запах, – задрав лицо и пронюхивая воздух, стал дурачиться Васин.

– Ты что, козел, что ли?

– Козел ни козел, а женского запаха давно не слышал, – ответил ему Васин. – Последний раз провожал девчонку летом в сороковом году, затем действительная, война, дороги, и так больше я ее не встречал. В первые месяцы войны ранение, госпиталь, а после госпиталя попал к вам.

– У нас служба не то, что на передовой, считай, гражданка, – прислушиваясь к песне, пояснил сержант Мохов. – Одно плохо, в увольнение не разрешают ходить.

– А тебя это очень тревожит? – спросил его Васин.

– Да как тебе сказать, – ответил Мохов, растягивая слова и думая о чем-то своем. – Кругом живут гражданские, и мы, считай, на полугражданском положении, а пойти куда, скуку разогнать не имеешь права. На фронте, я понимаю, смотри в оба, а здесь чего так держать нас, как заключенных: палатки – дорога, дорога – палатки, и все строем. Надоедает однообразие.

– Дисциплина!

– На кой черт она здесь нужна. Главное, вовремя приходи на работу и с работы. В этом должна быть дисциплина, я согласен.

Так, слушая песни девчат и тревожа себя, рассуждали сержант Мохов и ефрейтор Васин, сидя в курилке. Их, да и многих солдат не на шутку растревожили песни девчат, доносившиеся с вечерним ветерком.

Девчонки, дойдя до своей "ночлежки", как в шутку они называли свой амбар, где спали и проводили свободное время от работы, прервали пение и разбрелись, занявшись, каждая своим делом.

С разных сторон только и слышалось: "Воду, воду побереги, о других не забывайте" – предупреждала умывающихся девчат дежурившая в этот день Шура.

– "Куда мое полотенце задевалось?" – тут же громко спрашивала Полина. – "Девочки, никто не брал?"

– Девчонки, кто со мною стирать на речку? – приглашает девчат Оля.

– "Подожди меня, Оль! – кричит Вера. – Я минуткой, вот только соберу свои шмотки".

Голоса, девичьи голоса, как щебет собравшихся в стаю птиц, раздавались по выгону, разносились ветром дальше на луг и в степь.

16

Наступило утро. Через небольшое, прорезанное в стене окошко заглядывают внутрь лучи восходящего солнца. Они раздвинули предутреннюю темноту, и Дусе хорошо было видно спящих девчонок. Чтобы не разбудить их, она тихо поднялась и, одевшись в старенькое платьице, вышла из амбара.