Текст книги "Дорога к победе"

Автор книги: Иван Мозговой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

С ним ей было так хорошо, что она в это время забыла обо всем, что ее окружало, а лишь помнила своего Сашу.

Они долго гуляли, сначала по выгону, а затем спустились к лугу. Здесь было прохладнее, нет-нет и тянуло свежим ветерком с речки.

В связи с окончанием работ на стройке Сашу командир отпустил на всю ночь, грубо, но душевно подшучивая над ним. Саша краснел, выслушивая грубые шутки капитана, но не обижался на старшего товарища и ушел на свидание в приподнятом настроении.

Долго они гуляли молча в эту летнюю ночь, боясь ненароком оговориться о приближающейся разлуке на несколько лет, а может, и навсегда.

Обо всем было переговорено в прошлые свидания, а сейчас только и слышно было: "А помнишь, как мы встретились первый раз? Мы сидели, отдыхая – потные, грязные. . . А вы шли мимо по насыпи. . . Что-то сказал нам капитан. Сейчас уж и не припомню что. А я набралась смелости, крикнула вам, чтобы зашли к нам. . . А вы и в самом деле завернули. Я даже растерялась. Подошли, остановились в двух шагах, капитан что-то говорил, не помню что. Я больше внимания обращала на тебя. Как ты стоял, чуть-чуть оставив правую ногу в сторону и, слегка улыбался, посматривая на нас.

А мы сидим грязные, чумазые от пыли".

– Конечно, помню, моя чумазая! – сказал Саша, улыбаясь и привлекая ближе к себе Полину.

– А потом немецкие самолеты налетели, – продолжала вспоминать Полина, после небольшой паузы. – Как я переживала за тебя. А о себе в ту минуту почему-то не думала. Делала все машинально, как другие, так и я.

– А я о тебе беспокоился!

– А как танцевали с тобой, а потом ты провожал меня. Помнишь?

– Помню. Такое не забывается.

– А помнишь? Помнишь..? – только и слышны были их воспоминания.

Оказалось, много общего появилось у них за такое короткое время.

Полина сжала крепко руку Саши, не выпуская его ладонь из своей, решительно повела в ложбинку и, сгорая от стыда, умоляющим голосом стала быстро говорить: "Саша, милый, я от тебя хочу иметь ребенка. Девочку или мальчика, для меня все равно!" Она зажала ладонями его лицо и, заглядывая ему в глаза, все говорила, говорила, не давая вымолвить ему хоть слово.

Над их головами высоко в небе висел узкий серебристый серп луны, и при таком освещении невозможно было что-либо рассмотреть в его глазах, но она упорно продолжала смотреть, повторяя одно и то же.

Саша при их встречах об этом думал и сам, но все боялся этим поступком оскорбить любимую девушку, а когда услышал от Полины – растерялся.

– Любимая! – начал он. – А как же? Ведь не кончилась еще война.

– Замолчи! – она закрыла ему рот ладонью, и садясь, увлекла его за собою. Они не умеючи, в спешке, как будто боясь, что кто-то из них передумает, отдались друг другу.

Первый опомнился Саша. В наступившей ночной тишине он явственно услышал громкую перекличку сверчков, почувствовал еще не остывшее дневное тепло земли и увидел ярко очерченное на фоне темной травы распростертое женское тело. Он молча прикрыл ситцевым платьицем и взглянул подруге в глаза,

Полина лежала с широко открытыми глазами, устремленными в небо, мерцающее множеством звезд. Когда Саша прикрыл ее, она даже не пошевелилась. О чем она думала в эту минуту, он не знал, но чувствовал, что она находится в каком-то, ему не понятном оцепенении, что лучше ей сейчас не мешать, и он прилег рядом.

Сколько прошло времени, он не представлял.

Вдруг Полина, вздрогнув всем телом, подняла левую руку и обхватив его за шею, притянула его голову к себе и, положив ее на грудь, тихим голосом сказала: "Милый мой Сашенька, иди ко мне, послушай, как мое сердечко бьется от радости.

Теперь я уверена, что ты мой. Чтобы с нами не случилось, в моем сознании ты всегда будешь мой. Мой ты сладенький, мой любимый. Ты у меня был первым и останешься им на всю дальнейшую мою жизнь. А теперь, поцелуй меня крепче."

Целуя полные, мягкие девичьи губы, Саша чувствовал, как теплая и нежная волна сперва коснулась его губ, а затем сердца и быстро стала распространяться по всему телу. Он понял, что без этой девушки теперь ему будет очень тяжело жить, что она стала ему так близка и дорога, что он любит ее очень горячо. "И как же я буду с ней расставаться?" – подумал он, заглядывая ей в глаза и поглаживая лицо ладонью.

– Саша, тихим голосом начала говорить Полина, – ты постарайся вернуться, но если судьба распорядится, по-своему, и я тебя не увижу, то знай, что я выращу и воспитаю ребенка, нашего ребенка. Он останется памятью о тебе и ласковой утехой в моей старости.

– Полина, милая, о чем ты говоришь? – полушепотом с нежностью в голосе стал, говорить Саша. – Мы еще так молоды, и у нас с тобой все впереди.

– Ты прав, я с тобой согласна, – также тихо говорила Полина. – Но война еще не окончена, и сколько она продлится, никто не знает.

– На что ты, Полинка, намекаешь? Да я тебя в жизни не забуду.

– Знаю...Знаю! И верю тебе, но в жизни сейчас очень зыбко все, и так может судьба повернуть, что и сам не поймешь, как это случилось. Но я не о том.

– А о чем же ты?

Устремив неподвижные глаза в темное небо, и не слыша его, Полина молчала, и лишь грудь от глубокого дыхания то поднималась, то опускалась.

Но вот она перевела глаза на Сашу и снова заговорила: – Ты понимаешь, как тяжело мне будет жить среди своих же односельчан, когда они узнают, что я беременна. Ох, и промоют они мои косточки. Таков у нас обычай: люби не люби, а замуж не вышла – не имеешь право заиметь ребенка.

– Да откуда ты взяла, что у тебя будет ребенок? Первый раз и сразу ребенок.

– Я же чувствую. Больше того – я уверена, – и она ласково посмотрела ему в глаза. Затем протянула руку и, нащупав его ладонь, крепко пожала ее, – Ладно. Лишь ты был бы живой. Я как-нибудь... – Не договорила, взяла его голову и прижала к груди. С минуту они сидели молча.

– Такая уж наша судьба женская! – отстраняясь от него, сказала Полина и стала натягивать на себя платье.

– Полиночка, милая! Может что не так? Может, я тебя обидел?

– Эх, Саша, Саша! Все так, как и должно быть, дорогой мой птенчик! Просто обстановка вокруг нас с тобою другая, а мы такие, какими и должны быть. Война войною, а любовь требует свое. Правда, бывают дни тяжелые, и свет становится не мил, а как только прошел этот момент, так и хочется петь, плясать и целоваться. Сашенька, ты не забывай, что нам и восемнадцати еще нет.

– Да нет. Мне уж скоро девятнадцать будет, – не согласился он.

– Да, это правильно, ты уж у меня совсем старик, – произнесла с усмешкой Полина. – Пойдем, старик, а то вон уже заря занимается, – взглянув на восток, сказала она.

Расстались они на рассвете. Каждый по-своему переживал разлуку, даже не верилось, что скоро пути их разойдутся на несколько лет.

Полина, крадучись, добралась до своей постели и легла не раздеваясь. В голове сразу же закружились пургою мысли. Что я наделала, что наделала..? Саша, милый, что же будет дальше? Да не сон ли это..? "Любимая. . , любимая. . ," – шептала она. Она ощущала на своих губах его порывистое дыхание, его ласковые руки, скользящие по ее раздетому телу. От всего этого у нее кружилась голова и ей самой так хотелось близости с ним, со своим любимым. Дальше, что она делала и самой вспоминать стыдно, но, вспоминая, в душе разгоралось повторное желание.

Затем она повторно вспоминала все, что она делала с Сашей. И еще несколько раз. Она, в данные минуты, не думала о будущем, о последствиях, ее волновало прошлое. Может, она и до утра провела время в любовных воспоминаниях, но услышала голос Дуси.

– Полина, ты только пришла? – спросила та ее шепотом.

– А ты чего не спишь? – ответила вопросом Полина.

– Не спится что-то, лезет всякая дрянь в голову, – ответила Дуся и, немного помолчав, спросила, – А как же вы решили дальше жить, тешиться ожиданием?

– А что нам решать? Разъедемся, вот и вся наша жизнь, – глубоко вздохнув, сказала Полина. – Таких как мы, сейчас по земле разбросано много.

– Не таких как мы, а таких как ты, хочешь сказать? – приподнявшись на локте, чтобы лучше было видно подругу, начала говорить Дуся. – Я не хочу осуждать Сашу, может, он человек хороший, но он мужчина. Пройдет время и забудет тебя, а ты с чем останешься? Не ты первая, не ты последняя.

– Вот-вот, ты правильно сказала, не я первая, не я последняя, а это значит, так судьбой предписано, и нечего искать виновных.

– Да никто и не ищет виновных, а просто, как подруге даю совет. – А вдруг у вас любовь слишком далеко зашла и ты родишь ребенка. Чем ты его кормить будешь, одевать? Сядешь на мамину и так тонкую шею? Пойдешь работать? А что, кроме трудодня ты заработаешь?

Полина слушала подругу и впервые задумалась над вопросами, которые задала Дуся.

Ожидая встречи с Сашей или гуляя ночью с ним, она не думала о будущей жизни, ей было с любимым хорошо, а что будет дальше, ей и в голову не приходило. И вот сейчас Дуся, ее подруга, раскрыла перед нею всю картину будущего.

"А что если, действительно, будет так?" – подумала она. «Да, так оно и будет. Если у нее родится ребенок, она с ним не сможет зарабатывать даже кусок хлеба, не говоря уж обо всем остальном. И как же, в действительности, она будет жить, кормить и воспитывать ребенка, их ребенка. А Саша ведь хотел что-то сказать, но я ему не позволила. Да и война неизвестно сколько продлится. А если Сашу убьют?» – вдруг подумала она. И ей стало страшно за себя и Сашу.

– Надо сегодня, немедленно пойти в часть к Саше и поговорить серьезно с ним и его командиром и надо зарегистрироваться, – с жаром у уха Полины шептала Дуся.

– Да ты что, Дусь, серьезно думаешь так? – с сомнением говорила Полина.

– А ты что, думаешь в невесты играть? Нет, подруга, это жизнь, а не игра, и к ней подходить с серьезными мерками. Ты скажи мне, как подруге, ты с ним просто гуляла, как девушка с парнем, или как жена с мужем? – стала допытываться Дуся, почувствовав, как она после начатого разговора поникла.

– Все время мы с ним встречались просто так, а сегодня.., – она умолкла, думая, открывать свою тайну подруге или подождать до времени.

– А сегодня, что сегодня? – спросила Дуся.

Полина молчала, думала: "Говорить или умолчать"? Скажу, – решила она. – Скрывай не скрывай, а время придет, узнают и начнут укорять, что не призналась раньше".

– Ну, что молчишь? – прошептала она. – Сегодня мы с ним, как муж с женой, – наконец решилась Полина.

– Ну и черт с ней, с твоей целкой, отдала ее любимому человеку, а не проходимцу, и ладно, во время войны и после, кто на нее внимание будет обращать, – шептала она ей в лицо. – Жалеть об этом нечего, а вот зарегистрироваться бы надо. Не только от того, чтобы бабы особо не судачили, но и чисто с практической жизни, на будущее. На ребенка, может, и аттестат вышлют, а так кому, посторонней девке. Попробуй, докажи, что от него ребенок.

– Да ты что, в своем уме? – возмутилась Полина. – Ни за что!

– Ну и дура! Хотя и говорят, что война все спишет, – снова начала Дуся, – Но нет, не спишет. Придет время, всех спросят, где они были и что делали, когда враг топтал родную землю и нашу честь. А у тебя будет все законно. Ребенок твой будет расти не нагулянный, а как и должно быть. А так..?

– Нет! Что хотят пусть думают! Да у меня и паспорта нет. Мы с тобой колхозники, второсортные люди в стране. А без паспорта кто же меня распишет. Нет, пусть так, как оно есть.

– Как это кто? Сельский Совет. И справку он выдаст, по всей форме. Как и положено. По этой справке и аттестат получишь.

– На кой мне твой аттестат? – не сдавалась Полина. – И без него проживу. Мы люди привычные ко всякого рода трудностям. И на этот раз обойдемся. Если я нужна ему, то он и так деньги вышлет, а если забудет, то туда ему дорога. А к командиру не пойду, не проси. Еще не хватало, чтобы я перед ними унижалась!

– Да какое тут унижение? – не соглашалась Дуся. – Если вы по-настоящему любите друг друга, то и скрепить эту любовь надо по закону.

– На бумажке, да еще с гербовой печатью, – с сарказмом в голосе произнесла Полина.

– Напрасно ты, девочка, смеешься, – ответила ей Дуся. – Поживешь, увидишь, кто из нас прав. Не дай бог, конечно, если с ним что случится, тогда поймешь, для чего нужна эта бумажка. А сейчас из-за глупой гордости ты вряд ли поймешь.

– Упустила я тебя, прошляпила. . . И как я раньше не подняла этот вопрос.

– А что было поднимать, сегодня ночью только и получилось. Да отстань ты от меня! – вдруг рассердилась Полина. – Он не виноват! Я сама так решила и сама во всем буду в ответе.

После этих слов, произнесенных Полиной, в амбаре наступила гнетущая тишина, и только посапывание спящих девчонок да изредка сонное их бормотание нарушали предутреннюю тишину.

25

По прибытии в село, Вася распряг Мышастика, и, наложив ему в ясли свежей травы, направился домой. На дворе был поздний час.

Он обратил внимание на свет керосиновой лампы в окне конторы. "Кто там может сидеть так поздно?" – подумал он и решил заглянуть в окно.

За столом сидел председатель и что-то писал в ученической тетради.

Вася вспомнил, что Максим Федорович просил его зайти к нему, как только приедет. Он зашел в контору и постучал в дверь кабинета председателя.

– Войдите! – услышал он голос Максима Федоровича, и, открыв дверь, зашел в кабинет.

– Можно? – спросил он.

– А-а, Вася. Проходи, проходи! Что так поздно?

– Да девчонки на работе задержались, пришлось их ожидать до вечера, – объяснил Вася. – Неудобно уезжать было, не повидавши их.

– Правильно. А я вот сижу, материал для отчета сочиняю. Завтра на бюро райкома, отчет держать о проделанной работе за прошлые месяцы и готовности к уборке урожая. Ты как раз вовремя зашел. Дело к тебе есть: сено надо отвезти на Голофеевку в заготског. Мужчин, ты понимаешь, у нас нет, а женщинам в таком деле я не доверяю. Выпала честь тебе везти, конечно, с ребятами. Я Ивану Петровичу дал задание, чтобы он подобрал боевых хлопцев, а ты поедешь за старшего. Понял, Вась?

– Понял, Максим Федорович.

– Вот и хорошо. Я тебе доверяю. Думаю, не подведешь?

– Нет, Максим Федорович,

– Завтра на бюро спросят о сене, а я им скажу: "Возим!" Правильно?

– Правильно, Максим Федорович.

– Ну, а теперь иди. Бригадир подробно все объяснит завтра утром, а то мне некогда. Завтра на бюро, а я никак отчет не нацарапаю. Грамоты маловато...

– До свидания, Максим Федорович, не подведем.

– До свидания. Счастливого пути.

Домой Вася пришел поздно. Все уже спали. В избе темно, пахнет кислым тестом. "Мать, хлебную закваску поставила", – догадался Вася.

– Явился наш кормилец, – приподнявшись на постели, тихо произнесла мать. – Где же ты запропастился? Уехал темно и вернулся к утру.

– Завтра на Голофеевку, – похвалился Вася. – Сам председатель дал наряд.

– Что он тебя все гоняет, других, что ли нет?

– Говорит, только тебе доверяю.

– Есть хочешь? Там возьми картошку, молоко.

На второй день, утром, зашел бригадир и, поговорив с матерью, попросил разбудить Васю.

– Да он, Иван Петрович, только ночью заявился, – говорила мать бригадиру. – Еще и не выспался. А вы его снова куда-то посылаете. Ведь он еще ребенок. Что с него возьмешь.

– Надо, Кузьминична. Председатель посылает. До вечера далеко, отдохнет, – добавил Иван Петрович.

– Пойду, – соглашается мать, – раз надо.

Через минуту выходит Вася, заспанный, волосы взлохмаченные. Щурится на утреннее солнце и, поздоровавшись с бригадиром, спрашивает: "Что там, Иван Петрович?"

– Пойдешь сено возить?

– Куда? – спрашивает Вася, хотя уже знает от председателя.

– В Голофеевку.

– А кто еще поедет?

– Пойду агитировать твоих дружков: Бориса, Костю, Ивана, а пятый со второй бригады – Егор Пасунькин. Так решили на правлении колхоза, – добавляет он. – А от себя скажу, ты парень серьезный – поедешь за старшего.

– А что, пять подвод пойдут? – спрашивает Вася, а сам прикидывает: пять лошадей на такое расстояние в колхозе не найдется, а он говорит, пять.

Как бы угадав Васины мысли, бригадир сказал; – Пять подвод у нас не найдется, пойдут две пары волов, недавно присланных из Алтая, и одна лошадь. Сегодня отдыхайте до обеда, а после обеда запрягайте и на Ямскую степь, по солнышку наложите арбы сена, попасете волов, а с рассветом в путь".

– А не задержат нас как воришек? – спросил Вася Ивана Петровича.

– Нет. С дирекцией совхоза есть договоренность, – сказал он. – Сено в копнах, брать будете со стороны нашего поля, напротив Яремчиной пасеки.

– Вот тебе и отдохнул, – сказал Вася матери, когда ушел бригадир.

– А что, уже ехать? – спросила она, посматривая с лаской на Васю. – Худющий ты стал в этих разъездах. Ты там поосторожнее.

– Сено надо убрать, что я накосил позавчера, – не обращая на слова матери, – а то кто-нибудь подберет в мое отсутствие. Пойду наложу тачку.

– И я с вами, как из-под земли вынырнула Паша и стала крутиться возле Васи.

– Ну, а как же без тебя? – сказал серьезным тоном Вася ей, она побежала и громко закричала: – Бабушка, бабушка! И я с вами поеду!

– Хорошо, внучечка, и ты поедешь, – пообещала ей мать, ласково поглаживая по головке. – Ты у нас умница, бабушкина помощница. Посмотрел бы отец, какая у него уже большая дочь.

– Когда папа приедет, я большая выласту, – говорила Паша, радуясь тому, что ее берут в поле возить сено, а значит, можно покататься. До обеда Вася с матерью перевезли с поля сено и разбросали по двору для дальнейшей просушки.

После обеда, как и было условленно, Вася встретился с друзьями на колхозном дворе у конюшни. Пришел бригадир, а за ним следом на велосипеде подъехал председатель.

– Здравствуйте, ребята! – громко поздоровался он и каждому пожал руку, выказывая свое уважение к нам.

Они скромно поздоровались.

– Ну и как, не подведете? – спрашивает он, их. – Слово на бюро сегодня дал, что сено уже начали возить. Правду я сказал?

– Правду! – ответили они хором. – За кого вы нас принимаете? – пробасил Егор Пасунькин, блондин с горбатым носом. – Что нам, первый раз?

– Знаю, – твердым голосом произнес председатель, разглядывая Егора в упор. – Но в такую даль едете впервые, да еще с возами сена. Дорога неровная, и перевернуться в любой момент можно.

– Перевернемся – уложим, не один же едет, – поддержал Егора Вася.

– Ну, ну. ., – согласился председатель.

– Максим Федорович, разрешите в саду яблок нарвать, хотя они не очень зрелые, но нам скороспелых немного, – попросил Вася, надеясь, что в такой момент не откажет.

– Это ж зачем?

– День жаркий, а путь предстоит длинный, хотя бы жажду утолить.

– На это разрешаю. Только в саду не баловаться, а рвать аккуратненько. Чтобы от сторожа жалоб на вас я не слышал.

– От всего коллектива извозчиков большое вам спасибо, Максим Федорович! – торжественно произнес Вася.

– Извозчики раньше были наподобие современных таксистов, – пояснил он, – а сейчас их нет, что были и те на фронте.

– А мы кто же тогда? – с подковыркой спросил Егор.

– А вы в настоящее время водители волов, – и довольный своей выдумкой, рассмеялся.

– Понял, кто ты такой? – повернувшись к Борису, юноше с пухлыми губами и выросшим пушком над верхней губой, сказал Егор.

– Ну, водители рогатых, пошли собираться в путь, – предложил Вася ребятам и направился к амбару, где хранились веревки, занозы, поводки и другие необходимые предметы для упряжки волов.

Собрались быстро и тронулись в путь.

До места, где брать сено, добрались, когда солнце коснулось горизонта. Место было знакомое с детства, так что сено, сложенное в копны, нашли быстро и, пустив волов пастись, начали погрузку.

Немного припоздали, стало темно, но вскоре из-за лесочка выплыла луна, осветив все вокруг и грузить стало легче.

Подтрунивая друг над другом в вечерней прохладе, ребята быстро справились с погрузкой, хорошо увязали и, полюбовавшись своей работой, тут же улеглись на душистом сене.

– Хорошо-то как! – раскинув руки в стороны и завалившись на спину, произнес со вздохом Костя, юноша с широким открытым лбом и молчаливым нравом.

– Но если Костю степное сено доняло, то и, впрямь, оно волшебное, – с усмешкой произнес Егор, укладываясь поудобнее.

И, действительно, хорошо было лежать на свежем, недавно скошенном пахучем сене при свете яркой луны и мечтать, мечтать. И, в самом деле, кто хоть раз побывал в заповедной степи, и полежал теплым июльским вечером на душистом сене, тот никогда не забудет пьянящий его аромат.

– Интересно, есть еще такие планеты, как наша земля, – подумал Вася вслух, глядя в небо и вдыхая аромат присохших степных цветов.

– Что ты сказал? – повернувшись к Васе, переспросил его Борис.

Я говорю, есть еще такие планеты, как наша земля, и живут ли на них люди? – повторил свои высказывания Вася.

Борис посмотрел в небо, как будто он мог увидеть что-то там и, не меняя позы, сказал: – Наверное, где-нибудь есть. Со временем выяснится, – помолчав, добавил он. – Когда я был маленький, – сказал он, продолжая смотреть в небо, – бабушка мне говорила, что там живет Бог и с высоты наблюдает за нами – грешниками. И я думал: «Как же он там живет и на чем держится? Когда по небу плывут облака, я представлял, как он шагает по ним. А когда небо чистое, то как? И этот вопрос меня мучил.» И я снова обращался к ней.

– И как же она отвечала? – спросил Егор.

– Да так, – ответил уклончиво ему Борис. – Бог, мол, все может, и ходить по воздуху, и летать. И мне от такого ответа, – снова продолжал Борис, – представлялось, как он летит по небу и машет своими маленькими крыльями.

– Я представлял у Бога такие крылья, какие видел когда-то в церкви у ангелов, – ответил Борис, усмехаясь, – затем подумал и снова спрашиваю бабушку: «А где же он спит?»

«Кто?» – спрашивает она, забыв о нашем разговоре. Да, Бог. «Вот ты о чем? С тобой и согрешить недолго», – сердится она. А для меня так и остался этот вопрос открытым, – говорит Борис. – И только в школе разжевали мне истину.

– Ой, ли! Так и разжевали! Много есть таких вещей в природе, что долго будут еще разгадывать, – отозвался Егор. – Да и разгадают ли!

– Так ты за то, что есть Бог? – вмешался в разговор Иван Кущеев, парень с рыжинкой и большим носом с конопушками.

– Я не знаю, а поэтому и спорить не хочу, – ответил ему Егор. – Я знаю одно, что мы многое не знаем, и еще не скоро будем знать.

– Но что-то прояснится в будущем, – сказал Борис.

– Это понятно, наука не стоит на месте, хотя и медленно, но движется вперед, – высказал свое мнение Вася, как бы поддержав Бориса.

– Слушаю я вас и думаю, – сказал Костя, до этого не вступавший в разговор, – Как ученые мужи решают недосягаемые до них проблемы. Нельзя что-нибудь попроще, эдак земное?

– Например, – отозвался Егор.

Хотите, расскажу вам забавную историю, случившуюся в прошлом году со мной? – предложил он.

– Валяй... Послушаем, – попросил Вася, заранее предвкушая получить удовольствие от его рассказа. Он мало говорил, в сравнении с его матерью, был в отца, но если рассказывал, то или комичное, или загадочное.

– Вы знаете Нюську? – спросил он, улыбаясь одними губами.

– Так кто же ее не знает, – ответил Егор.

– Так вот, пошли как-то мы раз за дровами в лес. Собралось, нас человек семь ребят и девчат. И она увязалась с нами. Ну, знаете, как бывает в лесу? Разбрелись кто куда в поисках сушняка. Она собирала недалеко от меня. Вдруг потемнело в лесу. Я глядь на небо, а на нем такая черная туча, закрыла полнеба. Думаю: "Сейчас начнется ливень". А собирали недалеко от сторожки, что стоит между садом и лесом. И только я подумал, что надо укрыться в этой сторожке, а он как ливанет. Я в сторожку. Спасла меня густая листва деревьев, еще не успела намокнуть.

Забежал в сторожку, огляделся. В ней и так полутемно, а тут еще такой дождь. Присмотрелся, вижу, справа охапка прошлогодней соломы. Я сел на нее и думаю: "А где же остальные?"

Через минуту или две забегает Нюська. Вся мокрая, как будто ее кто вытащил из воды.

«Вот это ливень!» – говорит она, а сама зуб на зуб не попадет, щелкает, как волк голодный.

«Ой, как я замерзла!» – говорит она, а с платья вода ручейками течет. «Так обрушился, что и глазом не успела моргнуть. – Намочил, как сучку приблудную.» Хотела улыбнуться, не получилось, вышла плачевная гримаса на губах.

«Да, настоящий ливень,» – говорю я, лишь бы разговор поддержать. Платье прилипло к телу, и на фоне дверей все видно до мелочей.

– Что видно? – спросил Иван, хихикнув в темноте. Костя не ответил, а продолжал свой рассказ. «Отвернись!» – командует она, – я платье выжму. Я отвернулся.

Она выжала воду из платья, оделась и села на солому рядом. А что толку, что она выжала, все равно оно сырое. Сидит дрожит, как собачонка.

– Взял бы да согрел человека, – бросает реплику Егор.

– Не перебивай! – одернул его Борис, – пусть человек рассказывает. Костя молчал.

– Рассказывай, что замолчал? – говорит Вася.

– Прервали! – восклицает он, – а теперь думаю, как бы лучше соврать.

– Нам какая разница, правду ты рассказываешь или соврешь, – говорит Вася, – главное, чтобы ночь быстрее прошла.

– Ну и что, не обогрел? – вмешивается снова Егор. – Она хотя и в годах, но выглядит молодо.

– То на ней краски с килограмм, – говорит Борис, – я же по соседству живу и вижу.

– Интересно, а сколько ей лет? – спрашивает Егор.

– У кого ты спрашиваешь? – говорит Костя. Она же рядом с тобою жила.

– Жила когда-то, – соглашается Егор. Но тогда я не интересовался возрастом женщин.

– Ха! А теперь интересуется, видали, нашего Дон-Жуана, – подковырнул Егора Борис, усмехаясь. – А лет ей двадцать пять или двадцать шесть не более.

– Так слушайте дальше, – начал говорить Костя. – Сидим в полутьме, молчим и думаем каждый о своем, а дождик поливает.

Слышу, говорит: "Костя, я совсем замерзла, садись ближе, теплее будет". «Побегай по сторожке и согреешься,» – советую.

«А я слышала, как солдаты согреваются, – говорит она, – одну шинель под себя ложат, а другой укрываются и так согреваются.»

«Так то солдаты, – говорю я. – И притом, у них шинели, а у нас нет.»

– Какой же ты кавалер, что не можешь даму согреть, – напрямую говорит она.

– Какой там с меня кавалер, – отнекиваюсь я, а сам думаю: «Окрутить меня хочет бабенка, ох, окрутить. – Я же за девичью сиську не держался, а с тобой и подавно не знаю, что делать,» – думаю я.

– До девчат бегаешь? – спрашивает она.

– Ну, бегаю, как и все ребята.

– А знаешь, что девчатам надо?

– Кому что, – говорю я, уходя от прямого ответа.

– Так, сказать? – спрашивает она.

Зная ее сумасбродный характер, я промолчал. Думаю: "Ляпнет что-нибудь такое, что уши завянут".

– Так, сказать? – снова спрашивает.

– Нет, не надо.

– Значит, знаешь.

– Ну ладно, подвинься, я действительно замерзла. Не бойся, не съем, и Вере достанется.

– Понял? Она знает и о Вере, – сказал Борис.

– А кто из баб не знает, что делает молодежь, все знают, – заверил Егор, ворочаясь на сене, – Это же беспроволочный телефон на селе.

– Я придвинулся к ней. Она прижалась ко мне, дрожит.

– Да обними меня, истукан этакий! – кричит она. – Ты что хочешь, чтобы околела я?

Я действительно, чтобы не уронить себя в ее глазах, как мужчина, придвинулся ближе, и обнял ее.

Сидим молчим. Естественно, от наших тел пошло тепло и мы согрелись.

– Дело пошло к развязке, – подал реплику Егор. – Прощай Вера!

– А ты бы на его месте оказался, чтобы ты делал? – спрашивает Егора Борис.

– Под платье залез бы, там горячей, – ответил Егор, рассмеявшись.

– Тоже мне нашелся! . . Ты сам еще за сосок не держался, а уже глубже лезешь! – осадил его Борис. – Советовать мы все горазды, а как столкнешься вот с такой, куда денется бравада.

– Это он только языком, – говорит Иван и хлопает его по плечу.

– Да чтобы я такой случай упустил? – горячится Егор, привстав на колени. – Она баба опытная, подскажет, что надо делать.

– И что же дальше? – заинтересованно спросил Борис и подвинулся ближе.

– Да что? Сидим, согрелись. Дождь идет, хотя не проливной, как вначале, но идти нельзя. Конечно, она намного старше меня, а все же женщина, и так близко. А тут своими сиськами уперлась мне в грудь, считай голыми и у меня зашевелилось, безо всякого на то разрешения с моей стороны.

Неудобно мне, а деваться некуда, хоть провались.

А она бабенка битая, не то, что я, сопляк, чувствует, что со мной творится и давай еще больше прижиматься и сосками колоть.

Меня в жар уж начало бросать, а она еще больше старается разжечь. Затем начала действовать по принципу: "Куй железо, пока горячо", опускает руку к ширинке, и я не успел сообразить, что к чему, а рука ее уже там.

– Что-то тут у тебя такое тверденькое, – тихо так говорит она, – и горячее, вот я руку и погрею. . .

О, какой стыд! Я не знаю, куда деваться.

Когда поняла, что я готов, начала, задыхаясь, расстегивать мне брюки.

Ее тело снова стало дрожать как в лихорадке, дыхание стало шумным, прерывистым. Закатив глаза кверху, она упала на спину, издав, какой-то непонятный гортанный звук. Но руку из моих брюк, несмотря на обморок, как мне показалось, не убрала, а еще с большей настойчивостью держала, перебивая пальцами, сучит ногами так, что платье закатилось до самого пупка. Бери тепленькую.

– И ты не пожалел женщину? – спросил Егор. – Да не поверю я тебе!

– Это твое дело, – произнес спокойно Костя.

– Да тут от рассказа и то все внутри переворачивается, а при такой ситуации и подавно. Врешь ты!

– А я сразу, еще вначале рассказа говорил, как бы лучше соврать. – невозмутимым тоном произнес Костя. – Ведь в жизни всякое бывает.

– Вот и пойми его, – подумал Вася. – Правду он рассказал или выдумал. Вот всегда он так. . .

– Как же вы разошлись? – спросил Вася. – Поссорились или полюбовно разошлись?

– Этот момент я вспоминал и анализировал уже позже, – начал рассказывать Костя. – А тогда я испугался и, несмотря на дождь, дал деру.

– Вот тебе старуха, – подал голос Иван.

– Какая же она старуха в двадцать пять лет, – возразил Борис, откликаясь на слова Ивана. – Это как раз те года, которые ценятся в женщине.

– Ты смотри, откуда у тебя такие познания в женщинах? – поинтересовался Егор.

– Да уж знаю, – отпарировал Борис.

Какое-то время все молчали, переосмысливая историю, рассказанную Костей.

– Но она.., что с нею? – спросил Егор. – Видел ты ее, после.

– Видел, – произнес Костя. – С презрением посмотрела на меня и говорит: "Тоже мне кавалер. Бросил даму одну в лесу, и в таком состоянии. А если бы я умерла? Подумаешь, подержалась... Сосунок ты еще не объезженный, а не кавалер", – И пошла дальше.

– Думал расскажет, смеяться будут. Но нет молчит.

– А что вы думаете, бабенка она видная, годами не стара, а в жизни не повезло. Мужиков ее возраста война уничтожила, а тут романтично-интимный случай подвернулся, и потянуло к парню, – говорил Борис, сочувствуя. – А парень оказался трусоват: не повезло женщине.