Текст книги "Цветы и железо"

Автор книги: Иван Курчавов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

5

Возвращение домой Поленова для солдата было сигналом: он оставил пост и отправился в Шелонск. Таня долго смотрела на Никиту Ивановича, не удержалась, бросилась ему навстречу, обняла и заплакала.

– Ой, я так переживала, так переживала, – говорила она, всхлипывая, – что они от тебя хотели?

– Я и сам ничего не понял. Лагерем для кулаков интересовались, начальниками. Мизель стал подозревать нас, а в чем? Плохо это, Танька! А тут что искали?

– Говорят, Огнев что-то оставил. Огнев оставил, а они все наши вещички перерыли… А Сашка, батька, не видел?

– Не до Сашка мне было, дочка. Как только Мизель отпустил, я почти бегом сюда… Ты знаешь, что там еще случилось: Шарлотту и Эггерта убили. Я уже напугался: а вдруг, думаю, ты наглупила? Мизель говорит, что ему известны убийцы. Ты куда вчера отлучалась? Вернулась чем-то напуганная…

– Не будешь ругаться, если я скажу всю правду?

– Смотря какую правду! Нет, ты с меня такое обязательство не бери!

– Эггерта и Шарлотту я не убивала, – это честно, клянусь комсомолом и жизнью матери!

– Как гора с плеч! – проговорил Поленов и вздохнул с облегчением.

– А убить хотела, в этом тоже сознаюсь честно.

Таня рассказала по порядку, как она вчера проверяла пистолет, как произошел случайный выстрел, который так напугал ее.

– И не предупредить меня? – Никита Иванович с укором посмотрел на девушку. – Ты же клятву подписывала, знала, какое тебя ждет наказание за нарушение правил конспирации!

– Все я знала и за все была готова нести любую ответственность, – сказала она решительно.

– Ай-ай, бесшабашная ты у меня девка! Себя погубишь, меня тоже, Сашка прямехонько под петлю подведешь!.. Для мести есть другие люди, Огнев для этого живет на свете!

Таня стояла, склонив голову, точно ожидая, что сейчас последует наказание, которое она заслужила. Она и сознавала свою вину, и тут же оправдывала себя, подбирая все доводы «за».

– Хорошо, пусть будет так, – медленно проговорил Поленов. – За честное признание – спасибо. Это счастье, что без тебя обошлось. Недоглядел, положился на твою сознательность. Где пистолет?

– Там же, под мостом, – ответила она, не поднимая головы.

– Вот что, Танька, к мосту больше не ходить! Черт с ним, с этим пистолетом… Для тебя сейчас недостает матери с хорошим ремнем!

– Зачем трепать хороший ремень о такого человека, сойдет и веник, – ответила Таня, поняв, что самое страшное – признание батьке в ошибке – уже позади…

– А Огневу сообщим, найдем способ. Он должен знать, что произошло тут за последние два дня… С полковником связываться пока нельзя – большой риск.

6

Вскоре кулак Поленов вел к своему дому группу автоматчиков. В подготовке этой операции участвовали Мизель и… Огнев. «Ружье я тебе не дам, – сказал Мизель. – Будет туго – вот тебе ракетница. Красную ракету в сторону Шелонска! Через пять минут мои парни будут на месте!.. Когда уходишь в город, предупреди дочку: опасность – условный знак на окне, например задернутая занавеска». Огнев одобрил: «Подходит! В отношении тебя Мизель имеет кое-какие подозрения, надо его избавить от этих подозрений… Представь, что занавеска на окне задернута. Веди послезавтра немцев – встретим!.. Автоматчиков пошлю к тебе в дом: попугать фашистов. Интересуешься, как узнали в Любцах, что кулак Поленов освобожден из лагеря и получил в Низовой кузницу? Такой слушок мы пустили, для тебя старались, Никита Иванович!.. Таню оставь в покое: убийца Эггерта и Шарлотты уже в партизанском отряде. Кто? Брат той женщины, которую расстреляли с дочкой около тебя. Договорился с хозяйкой крайнего дома. Помнишь, была в ресторане «Урожай» полная повариха? Вот она и жила в этом доме. Спрятала она у себя мужчину. Эггерт и Шарлотта выгнали хозяйку на улицу, а парень привел в исполнение неписаный народный приговор… Итак, ждем немцев или полицаев у твоего дома».

Разговор с Огневым происходил на третий день после обыска. А сегодня после обеда запыхавшийся Поленов докладывал Мизелю:

– Возвращаюсь из Шелонска, ну… извините, дайте дух перевести, бежал я… – Никита Иванович вытер рукавом полушубка вспотевший лоб. – Возвращаюсь домой, вижу на окне задернутую занавеску… А мы ее и на ночь даже не задергиваем… Не иначе – беда, господин майор!

Мизель поднял телефонную трубку, произнес отрывисто команду и стал надевать пальто. – Пойдешь с нами, Поленов!

– А то как же, господин майор! С вами хоть на край света! А вы поберегитесь: партизаны без оружия не ходят.

– Ничего, Поленов.

Левофланговая группа, двигалась кустами, густо усеявшими берег оврага. Поленов, сгорбившись, шел позади, кряхтя каждый раз, когда нужно было вытаскивать ноги из глубоких сугробов. «Заметят меня или нет? – думал он, прикидывая, какое расстояние сейчас до дому и долетят ли сюда пули. – Заметят! Партизаны стрелять по мне не будут! Эх, Мизель снова уцелеет!.. А может, умудрятся пристукнуть гестаповца».

Он оглянулся. Майор Мизель, низко пригибаясь, шел за ним. На что он надеялся?. Или считал эту группу в полной безопасности? Правофланговая группа должна отрезать партизанам все пути отхода к лесу. Эта группа и примет на себя весь удар. А левофланговая так, на всякий случай: в открытое поле партизаны ломиться не будут!

По верхушкам ольховника ударила автоматная очередь. Партизанский автоматчик взял высоко: Поленов видел, как полетели срезанные сучья и сверкнули наготой после сорванной коры тонкие стволы. На правом фланге вразнобой затрещали автоматы.

Поленов чувствовал за своей спиной ровное дыхание Мизеля.

– Господин майор, вы уж из-за меня не выходите! – взмолился Поленов. – У нас, у мужиков, кость крепкая!

Солдаты сначала залегли, но автоматная очередь со стороны партизан не повторилась, и гитлеровцы, осмелев, побежали вперед. «Уцелела ли Танька? Ведь немцы били по дому! – ужаснулся Никита Иванович и постарался себя успокоить: – Дом построен на совесть, бревна толстые, да и печка есть, спрячется за ней девчонка!»

– Вперед, Поленов! – сказал Мизель, поднимаясь и отряхивая снег.

Первыми в дом вбежали солдаты». Поленов и Мизель вошли вслед за ними.

Таня действительно вылезла из-за печки – пыльная и грязная. Она плакала так искренне, что Никита Иванович сначала даже испугался: может, и взаправду поранили? Он подошел к ней, прижал ее голову к груди.

– Не плачь, успокойся, – стараясь быть очень искренним, жалостливо проговорил Поленов. – Что тут было?

– Да они, партизаны эти! Про тебя спрашивали, бандиты: кто ты такой, откуда взялся? Еще спрашивали: не бывают ли у нас немцы? Как они, батька, перепугались, когда увидели солдат! – бодрее закончила она.

– Благодари, дочка, господина майора Мизеля, – это он пришел нам на помощь.

Таня улыбнулась, сказала спасибо и поклонилась Мизелю.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Поздним мартовским вечером в комнате Петра Петровича Калачникова кроме хозяина, взволнованного и поэтому более резкого в движениях и торопливого в разговоре, находились Никита Иванович Поленов, разгоряченный несколькими стаканами чаю, и Сашок, уже получивший с немецкого склада полинялый, не по росту свободный штатский костюм. На столе, сервированном по-простецки, в расчете на «питухов», – начатая бутылка самогону, шинкованная капуста, маленькие щербатые огурчики.

– Огнев передал, что в Шелонске всем нам предстоит большая работа, – продолжал разговор Никита Иванович. – Скоро сюда прибудет эсэсовская дивизия. Дивизия, правда, разбитая, но она будет пополнена. По имеющимся данным, в дивизии будет до шестисот офицеров…

– Это же целая банда! – не удержался Калачников.

– На несколько банд хватит, – поправил Поленов. – Вот бы поколотить их в нашем Шелонске!

– Разрешите мне слово, Никита Иванович! – нетерпеливо заговорил молчавший до того времени Сашок.

– Пожалуйста, Сашок!

– Я, Никита Иванович, бывший сапер, знаю подрывное дело. Контузило меня немецким снарядом, когда мы минные заграждения делали. Без сознания и взяли в плен…

– Знаю, дружок! – Никита Иванович подсел к нему поближе. – Все о тебе знаю. И Огнев знает и доверяет. Биографию свою, а особенно причины пленения, можешь не рассказывать: это будет звучать как оправдание, а оправдываться тебе не в чем, ты был честным солдатом!

– Спасибо, Никита Иванович, – голос у парня дрогнул.

– Продолжай, Сашок! – ободрил его Поленов.

Сашок поправил пиджак; ему казалось, что он все время сползает, поэтому часто подергивал плечами.

– Сегодня я был у Хельмана. Собирается он меня назначить старшим команды военнопленных. Они будут ремонтировать кинотеатр. Через месяц планируется закончить работу.

– Так, так, Сашок… – сказал Поленов.

– Посмотрел я бывший промкомбинат. Пусто там. Но это нам на руку.

Калачников внимательно слушал парня. Сашок уже несколько дней жил в одной комнате с ним и нравился старику. Было в нем что-то самобытное, чистое, приятное. Несколько раз Калачников делал намеки Хельману: и как Сашок ненавидит большевиков, и как ждет не дождется полной победы новых порядков, и как презирали его те, с кем ему довелось жить и работать, – военнопленные. Клюнуло!..

Сашок, подумав, продолжал:

– Пол здания, где будет кинотеатр, крепится на балках, а балки – на кирпичных столбах. Я насчитал шестнадцать кирпичных кладок. Пришла мне в голову такая мысль, Никита Иванович, не знаю, может быть, вам она и не понравится. А попробовать можно…

– Да ты говори, говори, вместе обсудим! – сказал Поленов и кивнул головой.

– Если в некоторых столбах отковырнуть сверху кирпичи да засунуть в столбы толовые шашки? А потом замазать цементом. А цемент грязью, мусором присыпать, чтоб ничего не было видно…

– Так… – медленно проговорил Поленов. – А взорвать как?

– Надо все эти столбы соединить проводом. Соединить можно по-разному: последовательной, параллельной или смешанной сетью из детонирующего шнура. В общем, нужен мне будет самый обыкновенный провод.

– А потом? – спросил Никита Иванович.

– А потом его можно протянуть от кирпичных столбов по земле и забросать плитняком. В подвале много плитняка и мусора.

– А если гитлеровцы очистят подвал? Сашок задумался.

– Провод можно провести в подвал между половицами. А чтобы он не был виден, пазы можно заколотить лучинками из старых досок.

– А куда вывести провод?

– В правую сторону от зала. Там у них, видимо, фойе будет. Или в уборную…

– Идея хорошая, Сашок, – произнес после раздумья Поленов. – Ты вот сказал, можно попробовать. А мне кажется, что пробовать не следует, а нужно действовать наверняка. Для этого все надо так продумать, чтобы комар носа не подточил. Ты должен поставить себя на место врага: а что бы сделал ты, если бы помещение строили неблагонадежные люди, а вернее будет сказать, враги? Все надо продумать, Сашок! И как тол вложить, чтобы не заметили. И как скрыть всю эту работу не только от врага, но и от своих же военнопленных: каждому в душу не влезешь. Наконец, кто и когда подожжет этот шнур?

– Это я все уже продумал!

– Вот и расскажи, чтобы я мог передать Огневу.

– Тол я заложу и проводку сделаю до начала работ. Перестройка здания начнется дней через десять. Так мне сказал Хельман. Пока пустующее здание никем не охраняется. А подорвать надо тогда, когда вся офицерня будет в сборе. Если удастся, я в театр чернорабочим пристроюсь. Потом будет виднее. Вот только тола нет! – Сашок озабоченно покачал головой. – Мне нужно килограммов сто взрывчатки, штук десять – пятнадцать электродетонаторов, провода метров семьдесят.

– Для такого дела Огнев ничего не пожалеет, Александр Иванович! – быстро подхватил Поленов. – Считай, что твой план одобрен, а детали я согласую со специалистом: у Огнева есть опытный военный инженер..

– Вот и хорошо! – обрадовался Щеголев. – Будет и у меня настоящее дело!

– Будет! Да ты знаешь, Сашок, что это за дело такое? – Поленов восхищенными глазами смотрел на молодого друга. – Если вывести из строя сразу несколько сот эсэсовских офицеров!.. Ох черт!..

– Ну а мой план очень скромный, – вступил в разговор Петр Петрович, который считал, что он в подрывных делах полный профан, поэтому лучше будет, если он помолчит. – Очень скромный… Подобрал я корешки. В Шелонске, говорят, прачечная будет. Положить эти корешки в чан с бельем – белье потом быстренько расползается. Надежного человека вот надо.

– Прачку из подпольной организации могут дать, – сказал Поленов.

– Если она Муркину в списки не попала, – заметил Калачников.

– Что за списки? – спросил Поленов.

Петр Петрович подробно сообщил о разговоре Муркина с Хельманом, о своем визите на квартиру городского головы.

– Что же вы надумали там делать, у Муркина? – поинтересовался Никита Иванович.

– Да толком и сам тогда не знал. Перебрали мы с Сашком сотню вариантов, и ни один нам не понравился: легко гитлеровцы не расстались бы со своим холуем, скомпрометировать его подметными письмами трудновато. Решил я наведаться к нему, благо он приглашал. Была думка: постращаю. Мол, встретил на улице двух незнакомых мужчин. Предупредили они меня: если по доносу городского головы будет расстрелян хотя бы один человек, вся семья Муркина будет уничтожена, как Кох и Эггерт с Шарлоттой.

– Постращали?

– Не пришлось. Вхожу к нему в комнату, а он уже закрывает свою шкатулку. «Отцовские документы смотрел, – пояснил мне городской голова, – все годы от большевиков прятал. Дела у отца были в идеальном порядке, господин Калачников. Не будь революции, я был бы сейчас состоятельнейшим человеком!»

– Как же вы догадались, что там ценности? – спросил Поленов.

– «Документы» зазвенели, когда он понес шкатулку в спальню. Тут вспомнил я полицая, который когда-то меня охранял, отнял у него Муркин золотые часы. «А при расстрелах во рву, – говорит, – городской голова набил карманы золотом». Заметил я, что Муркин направился в правый угол спальни. Вот и сходил к коменданту.

– А список он успел составить?

– Не знаю. Из-за этого и беспокоюсь. Многого он не сделал, но что-то, возможно, и успел.

– Вряд ли ему теперь поверит Хельман, – усомнился Никита Иванович.

– Было бы очень хорошо!.. Не слышал, кто Эггерта и Шарлотту пристукнул? Партизаны или подпольщики?

– Нет, не партизаны и не подпольщики. Тогда, во всяком случае, не были партизанами. А дело сделали – пришли к Огневу… Наши, шелонские…

– Хорошие, знать, люди, – сказал Калачников, одобрительно покачивая головой.

– Это правда, Петр Петрович. Плохой человек на такое и один раз в жизни не отважится.

Поленов встал и заходил по комнате тихими, размеренными шагами. Остановился у часов, что тикали на стенке, погладил рукой корешки книг, подержал в руках пустую вазу из-под цветов. Потом сел между Сашком и Петром Петровичем.

– Тянет, Петр Петрович, в Шелонск, – заговорил он мечтательно. – И другие города видел, получше они, а нашенский-то ближе сердцу. И речка милее других, и вода в ней теплее, и воздух в городе ароматнее.

Он не договорил. За окном мелькнула быстрая тень. Сашок, смотревший в ту сторону, предупредил:

– Хромой немец спешит…

– Пусть идет, – спокойно ответил Поленов.

2

Петр Петрович открыл дверь и пропустил впереди себя Отто. Солдат поздоровался и сел на стул, придвинутый Калачниковым.

– Хотите, Отто? – предложил Петр Петрович, показывая на бутылку с самогоном.

– Пожалуй, выпью немного, – ответил немец.

Калачников перевел эти слова.

– Русская порция немного, стакан, – пояснил Поленов.

Отто взглянул на Калачникова, тот перевел слова Никиты Ивановича; переводчиком он был уже до конца беседы.

– Я слышал, что русские мужики мастера выпить, – сказал Отто.

– А где они не мастера? – удивленным голосом спросил Поленов.

– Это верно.

Отто взял стакан, отпил пару глотков, закусил огурцом. Он с любопытством смотрел на Поленова, Сашка, Петра Петровича.

– Человек – непонятное существо, – наконец произнес Отто. – Совсем недавно господин Муркин был важной персоной в Шелонске, а сейчас я сопровождал его в тюремный вагон. Его будут судить.

– Судить? За что же? – стараясь казаться озадаченным, спросил Калачников. – А мы живем затворниками и ничего не знаем, что происходит в городе!

– Да, судить. Несколько лет тюремного заключения ему обеспечено, – продолжал Отто. – Немцы назначили его на высокий пост, а он ответил черной неблагодарностью, воровал ценные вещи, которые должны принадлежать рейху. У нас за такие дела наказывают строго! – Отто глотнул еще самогону. – Начальник полиции едва усидел в своем кресле. Воровал на пару с городским головой. Фюрера полиции спасло то, что он вернул все ценности. Комендант наказал его, но пока в должности оставил.

– Ну и дела! – проговорил Петр Петрович. – Какие вы принесли новости, Отто!

– Да, такими новостями и Огнев будет доволен! – сказал Поленов, незаметно для немца улыбнувшись Калачникову.

– Огнев, Огнев!.. – глухо произнес Петр Петрович. – И когда его только словят?

– Никогда! Огнев, вероятно, очень смелый человек? – спросил Отто. – Он должен напоминать богатыря.

– Какое там! – Поленов пренебрежительно махнул рукой. – Которые его видели, говорят, что он самый обыкновенный. Даже и с виду невзрачный. Хлипкий такой!.. Судя по рассказам, до богатыря ему далеко.

– У каждого русского загадочная душа, – задумчиво проговорил Отто.

Он допил последние глотки самогона и медленно поднялся. Чувствовалось, что он опьянел. Его немного покачивало. Застегнув шинель, Отто пояснил, подавая Калачникову руку:

– У меня не было особой цели для визита.

– Спасибо, что зашли! – поблагодарил Калачников.

– Если не возражаете, я пойду с вами, – сказал солдату Поленов. – Партизаны везде шныряют. С вами безопаснее.

– Со мной вас быстрее прикончат! – ответил Отто. – Как лейтенанта Эггерта и невесту коменданта. Но если хотите, идемте!

Поленов надел вытершуюся шубу, подпоясался замасленным кушаком. Долго держал руку Петра Петровича, словно хотел досказать прерванную мысль.

– Все правильно, все хорошо! – волнуясь, заговорил он. – Скоро взойдут цветы, и тогда для всех будет праздник. И сады будут, и цветам цвести! А ты, сынок, – обратился он к Сашку, – верный путь избрал в жизни. Отцовское мое благословение и помощь!

Последние слова Поленов произнес тихо, но многозначительно.

– Танюшке привет! – так же тихо проговорил Сашок.

– Спасибо. Скоро встретитесь.

– Вы давно его знаете? – спросил Сашок у Петра Петровича, когда Поленов и немец вышли из комнаты.

– Никиту Ивановича?

– Да.

– Давно. Верный человек.

– Я сразу об этом подумал. – Глаза у Сашка задорно блеснули. – Петр Петрович, вот будет здорово, правда, если подорвем кинотеатр с эсэсовцами, а? Пятьсот или шестьсот человек! Гитлер со злости лопнуть может!

– Лопнуть он не лопнет, он миллионы на верную смерть гонит, но и для него приятного будет мало. Погубить всех офицеров эсэсовской дивизии! И где – в нашем Шелонске! Только бы удача была, Сашок. Хорошенько все продумай: и дело, и как самому не попасться в когти Мизелю!

– Не попадусь я, Петр Петрович. Эх, большое вам спасибо за все, за все!

Сашок порывисто обнял Калачникова. Он отпрянул от Петра Петровича, когда услышал шаги за дверью. Это вернулся солдат Отто. Он не стал разговаривать при Щеголеве и незаметно подмигнул Петру Петровичу, чтобы тот прошел с ним в соседнюю комнату.

– Не пошел я с этим рыжим, – сказал он, прикрывая дверь. – Вы опасайтесь его: он скверный человек!

– Почему вы так думаете, Отто?

– На днях его под охраной привели к майору Мизелю. Полдня он там пробыл. Я в это время дежурил. В окно видел, как его Мизель коньяком угощал. Мизель зря угощать не станет!

– Тогда почему же его привели под охраной?

– Для отвода глаз. Вчера ему Мизель при мне тысячу марок вручил. Награда за то, что он донес о партизанах в его доме.

– Все может быть, Отто. Людям теперь доверять нельзя.

– И парню особо не доверяйте: он встречается с комендантом.

– Спасибо, Отто.

– Не стоит меня благодарить. Я очень мало сделал. На днях я хочу порадовать вас подарком, вот тогда и благодарите.

– Заранее признателен, дорогой Отто!

– Вам, видимо, кажутся странными все мои разговоры!? – Отто улыбнулся. – Ничему не удивляйтесь, профессор!.. В прошлом году нас вдвоем посадили в конюшню и позволили бежать!.. О, я понял еще тогда, что вы за человек!

После ухода Отто Петр Петрович все еще оставался в комнате. «Почему Алексея привели под охраной, а потом угощали коньяком? – Он долго думал и вдруг радостно улыбнулся: – Да он же кулак, враг Советской власти! Другие задержали, а Мизель отпустил. Мизель ему доверяет… Хорошо играешь, молодец, Лешка!»

Таким вот улыбающимся, веселым и довольным он вернулся к Сашку.