Текст книги "Звезда Нибелии (СИ)"

Автор книги: Ива Арлейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 6. Видение

Корт сидел между двумя песчаными барханами, сложив ноги крест накрест. Его голову и плечи покрывал белоснежный хилт, рядом валялась фляга с водой. Он только что проснулся, проспав три или четыре часа, несмотря на то, что был только вечер. В пустыне его биоритм значительно отличался от того, что был в Утегате.

В пустыне можно спать, только укрывшись от лучей Тауриса, иначе он зажарит тебя заживо. Поэтому Корт дожидался, когда Старший Брат начинал опускаться к горизонту на северо-востоке. Тогда он откапывал небольшое углубление с подветренной стороны особо высокого бархана – так его не беспокоил ни ветер, ни Таурис, поскольку бархан давал от него временную тень – и засыпал в нем на несколько часов.

Был еще Аттрим, но он не слишком беспокоил Корта. Уснуть под ним не страшно – жарко и можно обгореть, но не смертельно, тем более, что Корта надежно укрывал хилт. К сожалению, эти редкие часы, когда можно найти временное укрытие от вездесущего Старшего Брата, наступают всего два раза в сутки – утром и вечером.

Именно это время Корт выбирал, чтобы отдохнуть и набраться сил. Главная хитрость выживания в пустыне – вовсе не в том, чтобы найти еду или воду, как думает большинство. Гораздо важнее не изжариться заживо: не потерять сознание от солнечного удара и не дать двум небесным палачам свести тебя с ума. Потому что если потеряешь, то, скорее всего, уже не очнешься.

Корт зевнул и чуть поправил круглую выпуклую линзу, лежавшую перед ним. За его спиной карабкался в зенит Аттрим, а над правым плечом, еще не очень высоко над горизонтом, висел разбухший Таурис. Корт ни о чем не думал, и ничего не делал. Он ждал.

Перед ним, устроенная на двух ножах, воткнутых в песок, лежала линза из тергеда – материала, из которого атлурги делают кинжалы-аслуры, наконечники стрел и линзы для солнечных печей.

В Лиатрасе этот редкий материал ценится дороже золота. Его с большим трудом находят и очищают от примесей песка, чтобы затем продавать Федерации. Но атлурги совсем не церемонятся с тергедом. Они плавят его в солнечных печах и мастерят из него буквально все.

Луч Тауриса, пойманный линзой, был направлен на горку песка под ней. Корт не пытался плавить песок – в кучке была зарыта средних размеров горная ящерица, которую Корт поймал вчера.

Когда он впервые оказался в пустыне, выживая, как умел, то ел ящериц, жуков и даже змей – любую живность, какую мог найти и поймать – сырыми. Это было отвратительно, хотя, надо признать, постепенно он привык и даже перестал обращать внимание на специфический вкус сырого мяса.

Но после того как познакомился с устройством солнечных печей в Утегате, в этом больше не было нужды. Корт быстро сообразил, какое еще можно найти применение линзам, которые атлурги используют в устройстве освещения и солнечных печей. Он попросил мастеров, работающих с тергедом, изготовить для него линзу небольшого размера, которую было бы удобно носить с собой.

Ящерицы и змеи, запеченные в песке, получались почти такими же вкусными, как и приготовленные в солнечной печи – главное не передержать и не вытащить слишком рано. Единственное, чего не хватало пище, которую Корт готовил в пустыне, так это специй, в обилии выращиваемых атлургами. Но Корт привык обходиться самым малым.

Из-за спины дохнул резкий порыв ветра, когда, привлеченный запахом мяса, из-за бархана вырвался Утагиру.

Саграл кружил по импровизированной стоянке, поглядывая на Корта одним глазом. Другим он неотрывно следил за аппетитно пахнущей горкой песка, как будто оторвись он на секунду, и ящерица выскочит и убежит.

Хвост Утагиру веником трудолюбивой хозяйки подметал песок, фонтанами поднимая его в воздух. Корт усмехнулся:

– Что, охота оказалась не слишком удачной? Ладно, я тут кое-что припас для тебя. Лови!

Он снял с пояса болтавшуюся на веревке вторую ящерицу и бросил Утагиру. Безвольно раскинув в сторону все четыре лапы, тушка полетела вверх. Утагиру изготовился и, чуть подпрыгнув, на лету поймал добычу. Хрустнули тонкие косточки, и саграл заглотил ящерицу в два приема. После чего высунул длинный язык и преданно уставился на Корта, не забывая следить за горкой песка.

– Нет, брат, эта ящерица не для тебя. Что? Не смотри на меня так! Мне тоже надо что-то есть! Если хочешь добавки, иди лови сам. Давай, дармоед!

Корт бросил в Утагиру горсть песка, которая все равно до него не долетела.

– Вот вредитель! Иди ищи сам! А если хочешь чего покрупнее, возвращайся в горы. Может, добудешь нам чего на двоих.

Утагиру издал веселый рык, мотнув головой. Для него все это было игрой. Сагралы живут долго, иногда их жизнь может быть даже длиннее человеческой. А значит, по человеческим меркам, Утагиру был еще зеленым подростком – наивным и бесшабашным.

Утагиру смешно подпрыгнул, прямо горный козел, и унесся куда-то за бархан. Корт улыбнулся. Саграл не появлялся вчера весь день. Должно быть, носился по пустыне, истосковавшись по таким прогулкам с Кортом. И на радостях забыл о том, что теперь, когда они не в Утегате, Корт ничего не сможет ему предложить, если охота выдастся неудачной.

Молодой саграл умчался, поднимая за собой столбы песка. Неважно, все равно никто не увидит – Корт ушел уже за несколько таров от дома.

Дома, где его ждала Леда. И Уги, и Дар, и Гадрим. И еще несколько сотен человек, которые рассчитывали на него. Ждали, что он будет мудрым и сильным, ответственным и решительным.

Но он не был. Корт и раньше нередко сомневался в том, пригоден ли он на роль Канга. Но в последние недели сомнения посещали его слишком часто – очень уж много он совершал ошибок. Слишком многих людей заставлял разочароваться в нем, слишком многим причинял боль.

Но был ли у него выбор, кроме как стиснуть зубы, собрать волю в кулак и продолжать бороться? Наверное, Корт пришел сюда, чтобы выяснить это.

Он подумал о своем вчерашнем видении, пытаясь найти разгадку. Но ответ, обычно простой и ясный, не приходил.

Корт сбежал из Утегата пять дней назад, не сказав ни слова никому, даже Леде. За это его мучили угрызения совести, но он знал, что Леда простит, как прощала всегда.

Пятый день он бродил по пескам – без цели, без смысла, без направления. Ни о чем не думая, просто выживая, как тогда.

Он сбежал. Корт делал это, когда на него наваливалось столько всего, что он больше не мог выдержать. Он уходил не чтобы подумать, но чтобы очистить голову от мыслей. Эта жизнь – на грани смерти, с ежеминутной борьбой за выживание – очень ясная и простая.

Она очищает его, словно солнце, выжигает все лишнее и несущественное. Корт просто ходит, охотится, спит, сражается с песками. И это как бы обновляет его. Когда он возвращается, то видит все в ином свете. Словно у него открываются глаза. И он знает, что верно, а что – нет. И что ему делать, как будто Руг и правда направляет его.

Но на этот раз, впервые, это не помогало. Корт никак не мог очистить разум, не мог полностью отдаться бездумному очищающему существованию, он не мог перестать думать о ней и о том, что она говорила и делала.

Не все, что народ говорит о ругатах – полная ерунда. Кое-что из их суеверий – правда. В пустыне у Корта бывают видения, посылаемые Ругом. А может, просто галлюцинации, вызванные обезвоживанием и солнечным ударом. Но эти «видения» всегда помогают ему понять, что происходит, решить, что делать.

Точнее – помогали. Всегда, но не сейчас. То, что Корт увидел вчера в жарком мареве расплавленного воздуха, не было похоже на его обычные видения – простые и понятные. Твердо дающие ориентир, как ему поступить в той или иной ситуации.

Последнее видение не давало ответов – оно только задавало еще больше вопросов.

Корт видел Лиатрас. Так отчетливо и ярко, как будто оказался на его улицах. Так пугающе реалистично, что он даже усомнился, а не провел ли в пустыне больше времени, чем рассчитывал. Не получил ли такой сильный солнечный удар, что его разум отключился, и он каким-то образом, сам не зная как, добрел до Вечного Города?

Корт почти готов был поверить в это, если бы не тот факт, что этот Лиатрас был необитаем и заметен песком.

Жаркий ветер равномерно гнал по опустевшим улицам мелкий желтый песок вперемежку с обрывками старых газет и мусором. Город выглядел так, как будто его только что покинули все жители разом. Песок только начал просачиваться через ограждающую стену, пустыня только начала планомерный, но неумолимый захват. Но пока все выглядело, как обычно. Должно быть, именно таким и предстает Вечный Город, который только-только покинули люди. Город-призрак. Город-воспоминание.

Стеклянные небоскребы так же величаво упирали свои шпили в белесое небо, вдоль широких улиц стояли припаркованные автомобили – чистые и блестящие, словно только что с мойки, едва начавшие покрываться тонким слоем желтого песка. Вывески магазинов и кафе сверкали хромом и неоном, приглашая распахнуть приветливые двери. Газетный киоск на углу манил глянцем разноцветных обложек.

Корт подошел к нему и взял с прилавка первую попавшуюся газету. Это оказался выпуск «Еженедельника», и Корту вдруг вспомнилось, как Юта рассказывала, что начинала печататься именно в этой газете. Он посмотрел на дату: 17 октября 3125 года. День его изгнания из Лиатраса.

Корт вышел на одну из магистральных улиц – тут царило то же запустение: вокруг не было ни одного человека, только припаркованные вдоль дороги машины, да еще вдалеке на остановке с раскрытыми дверьми стоял работавший на солнечной энергии трамвай.

Корт обходил улицу за улицей, проспект за проспектом, но везде его встречало только запустение и тишина. Город выглядел совершенно обычно, не считая песка, вившегося по улицам. Но нигде он не встретил ни одного человека, и от этого становилось сильно не по себе. Как будто он попал в безумный сон. Или в будущее, которого никогда не будет.

«Зачем я здесь?» – Безуспешно вопрошал Корт, заглядывая в темные окна домов, где на подоконниках росли цветы, в широкие окна кафе с опрятными столиками, накрытыми чистыми белыми скатертями.

Какое-то движение на краю зрения привлекло его внимание. Корт повернул голову и увидел детскую площадку. С яркими пластмассовыми горками и турникетами, аккуратными скамеечками и милыми разноцветными лошадками на пружинах.

На одной из качелей раскачивалась маленькая девочка лет пяти. На ней было белое платьице и маленькие белые босоножки. На голове у нее были заплетены две тощие косички, какие в детстве Корта называли «крысиными хвостиками». Девочка наклонялась то назад, то вперед, раскачиваясь все сильнее, а потом посмотрела на Корта.

Он сбросил оцепенение и бросился к девочке, но когда он уже был рядом, она вдруг ловко соскочила с качелей и побежала. Девочка завернула за ближайший дом, и Корт рванул за ней изо всех сил, боясь потерять из виду.

Когда он завернул за угол, то увидел, что девочка стоит в отдалении и показывает рукой в сторону. Корт посмотрел в том направлении, но ничего не увидел. А когда снова повернулся к девочке, она уже исчезла.

Корт не стал ее искать, внезапно потеряв к ней всякий интерес. Он твердо направился туда, куда девочка ему указала. Через полчаса Корт оказался в одном из закрытых районов города, наподобие Водной Долины. В таких районах производится или разрабатывается что-то секретное, о чем обычные люди не знают или к чему не имеют доступа. Он и сам работал в таком учреждении – закрытом правительственном проектировочном институте. Только их институт находился в обычном городском квартале.

Здесь же был целый закрытый район со своей инфраструктурой. Вот только сейчас ворота в бетонном заборе в несколько метров высотой, с колючей проволокой по верху, были распахнуты настежь. Так что Корт без проблем вошел внутрь. Он прошел несколько будок охраны, чьи матовые непрозрачные стекла отбрасывали на асфальт синеватые блики, и увидел впереди еще одни ворота – гораздо мощнее и больше предыдущих. Корт подошел к ним. Ворота были закрыты.

Невдалеке, в траве, валялась прямоугольная табличка, которая должна быть прикреплена на ограждение возле ворот. Корт подошел, чтобы прочесть, что на ней написано, хоть и так уже знал. В конце концов, раньше он работал инженером, проектировал новый Вечный Город. Корт перевернул запылившуюся железную табличку и прочел: «Водохранилище».

Место, одно из нескольких в городе, где хранится стратегический запас воды. Корт бросил табличку на землю и подошел к воротам. Створки подались неохотно, со скрипом, будто их давно никто не открывал. Корт с усилием оттащил одну и протиснулся в щель.

Но увидев, что творится внутри, запнулся на полушаге.

Корт прекрасно знал, как выглядит водохранилище: открытое пространство размером в несколько футбольных стадионов, почти всю площадь которого занимает выступающая над землей на полтора метра железная крышка. Прямоугольная «шапка» из прочнейших стальных листов закрывает искусственное подземное озеро. В нее встроены герметично закрытые круглые люки, через которые при необходимости идет забор воды.

Но сейчас перед ним не было гигантского железного люка. Вместо этого посередине бетонного поля, со всех сторон закрытого метровыми стенами, колыхалось прямоугольное искусственное озеро.

Но самым странным было не это. Самым странным был фонтан, весело бьющий прямо из середины водохранилища. И люди.

Корт ошарашено наблюдал за мужчинами и женщинами в купальных костюмах, облепившими водохранилище, словно лесное озеро из фильмом о других планетах. А они приехали сюда на пикник, вырвались на выходные из удушающей городской суеты.

Надо признать, водохранилище и правда выглядело слегка необычно. Прозрачная голубая вода покрывалась мелкой рябью под порывами теплого ветерка – совсем не такого, жаркого и до отвращения однообразного, какой только и бывает на Нибелии. Голубая вода так и манила к себе: скинуть липшую к телу одежду и броситься в прохладные волны. Смыть с измученного тела усталость и напряжение, очиститься и набраться сил.

Собственно, люди, собравшиеся здесь, этим и занимались: они купались и загорали, весело болтая и смеясь. Грузный мужчина встал на край хранилища, как на бортик бассейна и, взмахнув руками, сиганул в воду. Где уже и так плавала пара десятков человек. Некоторые лежали на надувных матрасах, пара женщин в купальных шапочках держалась за надувные круги. Молодой мужчина, стоя под струями фонтана, растирал себя руками, как будто мылся под душем.

Пространство вокруг бассейна занимали пластмассовые столики со стульями, возле воды и в отдалении раскинулись шезлонги, на которых лежали и сидели люди. Каждый метр площади был кем-то занят, как на общественном пляже в пик сезона.

Корт присмотрелся к людям на берегу и понял, что зацепило его внимание. Они загорали, несмотря на то, что над хранилищем нет полиуретанового навеса. Кожа многих из тех, кто находился здесь, уже стала бордово-красной. Они стремительно обгорали, получая ожоги, но их это, кажется, не волновало.

Корт обратил внимание на прозрачную жидкость в их бокалах для мартини и виски. Женщины потягивали ее через разноцветные трубочки, украшенные зонтиками и искусственными фруктами, мужчины пили большими глотками, как крепкий алкоголь.

А когда чей-то бокал оказывался пуст, он подходил к водохранилищу, зачерпывал из него воду, после чего возвращался к веселью.

Корт несколько минут стоял в оцепенении, наблюдая за этой нелепой гротескной картиной, не понимая, что видит, и главное – зачем.

А потом воздух подернулся рябью, и он обнаружил вокруг себя желтую пустыню – безжизненную и равнодушную, как обычно.

Видение было лишено какого-либо смысла. Корт удивлялся, почему вообще увидел это. Впору было подумать, что Руг забирает свой дар, и он начинает просто сходить с ума от жары.

Корт нехорошо улыбнулся, тыкая в кучку песка ножом. Он мог бы принять такую мысль, если бы это не было слишком просто. Чересчур просто и понятно, а в его жизни ничто не бывает таким.

Атлурги считали, что Руг отметил Корта особой силой, но сам мужчина думал, что бог просто сыграл с ним злую шутку: может он и дал ему какую-то «силу» или «дар», но зато обрек на извечные сомнения и необходимость стать кем-то, кем Корт себя не ощущал.

Почему именно он из всех атлургов стал ругатом? Почему не сгинул в пустыне, как десятки, а может, и сотни людей до него? Зачем Руг наградил его такой силой и такой ответственностью? Чего он ждет от Корта? Кем он должен стать?

Хотя, возможно, бессмертный и всемогущий Руг просто выбрал себе очередную игрушку, чтобы было не так скучно коротать вечность.

***

Корт стоял у дальней стены Зала Кутх, сложив на груди руки, мрачно наблюдая за тем, что творилось у помоста Кангов.

Это был Утегатол. Его тоже звали принять участие. После того, как с Корта сняли все подозрения во время прошлого Утегатола, народ вновь начал относиться к нему с прежним почтением. В этом была и положительная и отрицательная черта атлургов: они очень быстро забывали. Так что Корт легко мог бы сейчас стоять рядом с Советом. Более того, он должен был там стоять. От него этого ждали, ведь там было его место.

Но он не мог. Не желал участвовать в фарсе, творившемся у помоста. А иначе как фарсом, это было и не назвать: неужто кто-то верил в то, что Утегатол на полном серьезе собрался для того, чтобы решить, отпускать ли Юту в Лиатрас?

Это было не просто безумием, это было чистой воды самоубийством, о чем Корт повторял уже не раз. Вот только никто не хотел его слушать. Он не мог понять только одного: было очевидно, что за всем стоит Гвирн, вот только зачем ему это?

Корт хмурился. Похоже, вид у него был действительно злой и мрачный, поскольку даже Леда держалась от него на расстоянии. Конечно, она не боялась его – ничего такого, просто знала, что когда Корт в таком состоянии, лучше оставить его одного.

А причин для злости и раздражения в эти дни у него было предостаточно.

Корт вернулся из пустыни два дня назад, проведя там восемь дней. Все без толку. Мало того, что вернувшись он не чувствовал привычного очищения и легкости разума, так еще и это – новость, заставшая его еще на подходе к городу: Юта при поддержке Гвирна вынесла на Утегатол вопрос о том, чтобы ее отпустили в Вечный Город.

Сперва Корт не поверил своим ушам, но Леда объяснила ему, что это правда, и Юта с Гвирном каким-то образом нашли способ открыть ворота в город. Юта с Гвирном… Одно это уже выводило Корта из себя, не говоря обо всем остальном. Он отказывался верить в то, что этот цирк может происходить всерьез.

Но чем дольше он стоял здесь, спрятавшись в тени, тем более реальным становилось представление, разыгрывавшееся перед ним.

Гвирн только что рассказал народу о том, как Юта собирается открыть ворота. Надо признать, что Корту это в голову не пришло – использовать орла для того, чтобы связаться с кем-то в городе. Мысль действительно была блестящей. Настолько же, насколько безумной. Неужели они верили в то, что это может сработать?!

Голос Гвирна размеренно лился по залу, очаровывая, заколдовывая, переманивая на свою сторону. Атлурги приветливо отзывались на каждое его слово. Они были веселы и беспечны: конечно, такое шоу забесплатно! Ведь никому из них нет до Юты ни малейшего дела. Как пришла из ниоткуда, так и уйдет. Только она ступит за порог Утегата, и народ тут же забудет о ней, как будто ее никогда и не было.

Народ забудет, но что делать ему?

Корт смотрел на происходящее, словно во сне. Он только вернулся из песков, и город, атлурги, утегатолы, борьба за власть – все еще казались ему не более чем очередным видением в зыбком мареве пустыни, легкой вуалью морока, наброшенного на его разум рукой бога. Иллюзией разыгравшегося воображения, дымкой в жарком воздухе песков, которую вот-вот разрушит дуновением ветра.

Но видение Юты, стоящей подле Гвирна так уверенно, словно они были законными правителями города, не рассеивалось в туман. Несмотря на то, что фарс приобретал все более нелепые очертания.

Гвирн обратился к мужчине, одетому в длинный халат светло-песчаного цвета, с бордовыми полосами по вороту, отворотам рукавов и подолу. Он убеждал человека, которого называл гурнасом в том, что безумие, которое они именовали «паломничеством к истокам», угодно богам.

Человек в одежде гурнаса кивал и соглашался.

Глупо было думать, что Гвирн не воспользуется отсутствием Корта. И он воспользовался: дергая за ниточки связи в Совете, поставил гурнасом своего человека. Хороший ход – умный и продуманный. Хотя гурнасы редко участвуют в жизни народа, за исключением проведения ритуалов, все же при желании его можно использовать. Например, для того, чтобы убедить народ: то, что нужно тебе, угодно и богам.

А заставив народ поверить в то, что стоишь за богоугодное дело, не составит труда заставить их пойти на все, что захочешь.

Как умелый маркетолог, сперва Гвирн добился устойчивого положительного отклика от атлургов, которых, конечно, все это развлекало и занимало. И только затем обратился с просьбой к Совету, который тоже, наверняка, был уже куплен.

«Зачем тебе это надо? Что ты делаешь?», – вопрошал Корт в пустоту, и не находил ответа, как будто все ответы разом покинули эту планету. «Чего ты добиваешься? Хочешь выбить меня из колеи, убрав ее? Это единственное приемлемое объяснение, ведь никакой маломальской политической роли она не играет. Но стоит ли это таких хлопот?».

Совет собрался в круг для совещания. Гвирн шептал что-то Юте на ухо. Она так и не видела Корта. Он не был уверен, знает ли она, что он вернулся из пустыни. И судя по тому, как она улыбалась словам Гвирна, ей не было до этого никакого дела.

Корт ощутил на плече мягкое прикосновение, а подняв взгляд, увидел Леду. Она сразу убрала руку, только смотрела на него как-то странно: сочувствующе и удивленно одновременно. Корт посмотрел на свои руки – они были сжаты в кулаки с такой силой, что побелели, а под искрящимися татуировками проступили синие вены.

Он был абсолютно бессилен, наблюдая, как Утегатол принимает решение о том, чтобы позволить Юте уйти.

Члены Совета по одному покинули круг. Вперед вышел Ауслаг, чтобы говорить от имени всех. За возросшим гулом голосов Корт не слышал его слов, но видел кивок головы.

– … остается решить, кто проведет Юталиэн через пустыню и ступит с ней в Город-за-Стеной. – Донесся голос члена Совета.

Атлурги притихли, посматривая на своих соседей. Конечно, никто из них не собирался этого делать и не хотел, чтобы его кандидатуру предложили.

Корт немного расслабился, решив, что на этом фарс и закончится. Одно дело кричать о богах и благих намерениях, другое – совершить что-то настолько безрассудное. Да в Утегате не найдется ни одного атлурга, кто согласится даже просто пробыть в пустыне дольше положенного. А тут – совершить недельный переход!

Гвирн вскинул голову, шагнув вперед.

– Я сам поведу ее!

На Корта будто обрушился водопад ледяной воды. Не может быть! Да он блефует!

Сцепив зубы, Корт всмотрелся в своего противника.

Подбородок Гвирна гордо вздернут, говоря о решимости. Руки сжаты в кулаки, спина застыла в идеально прямом положении. Он стоит, не двигаясь, не шевеля ни единым мускулом, словно отлитое из бронзы изваяние, что само по себе наталкивало на мысль о том, что внутри этой статуи бушует настоящий ураган эмоций.

Глаза Гвирна сверкали как два знамени, призывающих армии на бой. Желваки на скулах двигались, как будто там перемалывались камни. А по правому виску стекала едва заметная капелька пота.

Он был серьезен, как никогда.

Корт онемел, стены зала пошатывались.

Он готов бросить город, борьбу за власть – все, ради чего? Ради ее призрачной надежды помочь городу и людям, чужим для него? Что здесь происходит? Для чего он это делает? Если Гвирн уйдет, на кого останется город? На Корта? Да, он хотел победить, но не такой ценой. Не ценой смерти оппонента. Не ценой её смерти.

Распихивая атлургов в стороны, Корт протолкался вперед. Секунду длилась немая сцена, когда Гвирн и Юта увидели его. Гвирн смотрел на Корта немного растерянно, как будто совершенно не ожидал его здесь увидеть и вообще не брал в расчет. Юта – с немым вопросом в глазах и еще чем-то, похожим на … надежду?

Корт отвернулся от них и встал лицом к Совету.

– Прошу Совет позволить мне отвести девушку.

Члены Совета тоже не ожидали вмешательства третьего лица, ведь роли в этом спектакле были давно распределены. Они зашептались между собой, с любопытством глядя на Корта. Ему пришлось повысить голос:

– У меня больше шансов провести ее через пустыню и остаться в живых. Я – единственный, кто сделал это за последние восемьдесят лет. К тому же есть еще один немаловажный фактор. Жители Лиатраса выглядят не так, как атлурги. Гвирн будет выделяться там, как великан среди лилипутов. Это помешает им остаться незамеченными, не говоря о том, что может привлечь внимание к атлургам, и даже навлечь беду на поселение.

Члены Совета внимательно выслушали его. Все, что Корт говорил, было абсолютно резонно. Его преимущество перед Гвирном было ясно и ребенку, так что Совету даже не пришлось собирать новое обсуждение. Они лишь коротко обменялись парой фраз и взглядов, после чего заговорил Ауслаг. Он коротко глянул на Гвирна, но не с тем, чтобы попросить его дозволения. Корт понял, что даже если у них и была договоренность, Ауслаг решил переиграть все по своему усмотрению.

– Хорошо, Корт. Совет принимает твою кандидатуру. Вы с Юталиэн можете уйти, как только будете готовы.

Корт выдохнул с облегчением. Ведь Ауслаг во главе Совета принимал решение вовсе не исходя из интересов Юты или ее «паломничества». Просто, по всей видимости, Ауслаг счел, что ему более выгодно избавиться от Корта, нежели от Гвирна. Возможно, считал, что с Гвирном ему будет проще справиться, а может, наоборот, надеялся договориться. Корта это уже не волновало.

В то время как Юта ошарашено открыла рот, чтобы что-то сказать, Корт отвернулся и зашагал обратно сквозь толпу, поспешно расступавшуюся перед ним. Дело было не в том, что он злился или ему было противно смотреть на нее – вовсе нет. Он был тем, на кого он злился. Только он был тем, на кого он не мог смотреть, не мог смотреть на свое отражение в ее серо-зеленых глазах.

Леда так и стояла у стены, где Корт ее оставил. Она молчала. В ее глазах не было ни упрека, ни даже удивления.

Корт посмотрел на нее умоляющим взглядом, беря ее теплые руки в свои:

– Я не мог отпустить ее одну. Они с Гвирном погибли бы в песках. Но я смогу провести ее, ты знаешь это.

Леда слегка улыбнулась, не глазами, лишь губами, но и от этого у Корта камень с души свалился.

– Да, я знаю, – сказала девушка. – И я не боюсь, что ты не сможешь сделать это. Но я не хочу, чтобы ты врал себе о своих мотивах.

Корт инстинктивно опустил глаза. Он делал так всегда, когда не хотел, чтобы Леда прочла, о чем он думает. Неужели она о чем-то догадалась?

– Ты прожил в Утегате много лет, он стал твоим домом, – продолжила Леда. – Но я вижу, что есть что-то, что все еще держит тебя привязанным к Вечному Городу. У тебя есть незаконченное дело или что-то, что держит тебя и не дает двигаться дальше. Я думаю, ты хочешь вернуться туда не только ради нее, но и ради себя.

– Ты права, – выдохнул Корт. – Ты, как всегда, права.

***

Нельзя сказать, что Гвирн был разочарован. Он готов был сделать то, что требовалось, как и всегда. Но был ли он на самом деле готов пройти через пески и ступить на неизведанные земли? Пожалуй, нет.

Гвирна охватывали противоречивые чувства. С одной стороны, он не хотел отпускать Юту с Кортом. Пусть бы это был кто угодно другой, только не он. Несмотря на презрительное отношение к изгою отца, Гвирн понимал, кто на самом деле является его главным соперником. А значит, Юта ни за что не должна достаться ему. В этом смысле их совместный с Кортом поход был худшим, что только можно придумать.

Но с другой стороны, Гвирн был достаточно рассудителен, чтобы понимать, что Корт является единственным, кто наверняка может доставить Юту в Вечный Город и вернуть обратно. Отбросив всю неприязнь к этому человеку, он понимал, что каждое слово, сказанное Кортом Совету, было правдой. Он – единственный, кто сумел выжить в песках за последние восемьдесят лет. А значит, нет никого, с кем Юта будет в большей безопасности.

К тому же Корт женат. Что для атлурга, тем более для того, который хочет стать Кангом, не может быть пустым звуком. И все же Гвирн волновался. Он уже не был уверен в том, что согласиться с ее затеей было таким уж хорошим планом. Хотя тогда он казался вполне разумным – поддержать ее в том, что для нее важно, тем более, что это расходилось с тем, как вел себя Корт.

Просто Гвирн не думал, что дело зайдет так далеко. Он думал, она поиграется с этой мыслью и бросит, а теперь уже не мог ничего изменить. Вот почему он снова шагал по коридорам Утегата, ведущим в один из самых тихих и укромных его уголков.

Зал Свитков еще не был до конца восстановлен – слишком масштабными оказались разрушения. Здесь и по сей день валялись огромные глыбы обрушившегося свода. Их пилили на части и так вывозили, но работы было еще много. Камни валялись под ногами вперемежку с обломками стеллажей и порванными свитками, которые еще не успели извлечь.

Работавшие тут атлурги каждым шагом поднимали мелкую удушливую пыль, заволакивавшую все бледно желтым туманом. Напоминая о том дне, когда Гвирн ворвался в Зал Свитков и обомлел, впервые видя подобные разрушения. Тогда он сильно растерялся, увиденное потрясло его сильнее, чем он рассчитывал. Но он вспомнил слова отца: «Если ты не можешь управлять даже своими эмоциями, как ты собираешься править целым народом?», и взял себя в руки.

Теперь все выглядело совсем не так ужасно, хотя еще напоминало о том дне. Но сам свод уже был восстановлен, а территория разрушенной части зала отгорожена от остальной, не пострадавшей.

Навстречу Гвирну вышел Регут – новый гурнас, назначенный на должность при его содействии.

– Гвирн. – Слегка поклонился он, хоть в этом не было нужды. Пока они были равны. – Я могу чем-то помочь?

Слишком явное раболепие Регута раздражало, и Гвирн отмахнулся:

– Нет, ступай занимайся своими делами. Я здесь по личному вопросу.

– Как пожелаешь, – ответил гурнас и снова отправился в зону разрушения – он помогал извлекать свитки, которые еще были под завалами.

А Гвирн уверенно зашагал в одну из самых отдаленных частей Зала Свитков – ту, где проводил так много времени, когда был еще подростком. В секцию пророчеств, а конкретнее – в пророчества Амальрис – Богини Тьмы и Жизни после смерти.

Он должен был перечитать пророчество о ней – о Юте. Не для того, чтобы вспомнить – он помнил его наизусть, и не для того, чтобы убедиться – он знал, что все сказанное там – правда. Нет, он лишь хотел снова подержать свиток в руках. Почувствовать под пальцами хрупкую шуршащую бумагу, ощутить запах старого пергамента и пыли, засохших чернил и тайны.