Текст книги "Звезда Нибелии (СИ)"

Автор книги: Ива Арлейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Глава 3. Огненные слезы

Юта стояла на стене и смотрела на город. Он казался похожим на осколок слюды, блестя хромом и металлом. Отсюда, с высоты пятнадцатиэтажного дома, она могла бы рассмотреть каждую улицу вплоть до Водной Долины, если бы обзору не мешали небоскребы, утыкавшие тело Лиатраса, как иголки в игольнице. Их блестящие шпили спиралями возносятся к небу, настолько высокие, что грозят проткнуть его.

Между домами видны крытые переходы улиц.Полиуретановые навесы выгибают горбатые спины, отбрасывая голубоватые отблески на стены домов. Девушка не видела, что творится под ними, лишь размытые, быстро сменяющие друг друга пятна. Наиболее крупные из них – электрические автобусы и вагоны метро, чьи пути проложены сверху над автомобильными дорогами. Пятна поменьше – машины, работающие на солнечной энергии.

Весь Лиатрас снабжают электричеством четыре Солнечные Башни – огромные сооружения по периметру города, намного превышающие по высоте любой небоскреб. Со всех четырех сторон на всю высоту их покрывают солнечные панели. Они и питают все здания в городе, за исключением небольшого числа учреждений, которые имеют собственные панели. Да еще, говорят, Водная Долина – закрытый район, где выращивают растения, из которых впоследствии выделяют воду – полностью обеспечивает себя энергией. Но наверняка Юта не знала, ведь для обычных горожан вход туда заказан.

Лицо девушки закрывали солнечные очки, легкий шарф был накинут на голову, но все равно Юта уже чувствовала подкатывающую дурноту, – признак надвигающегося солнечного удара. А ведь она не провела на стене и десяти минут.

Юта сделала глоток воды из бутылки, которую прихватила с собой, и повернулась в другую сторону.

По ту сторону стены расстилается совершенно иной мир – безжизненная, выжженная солнцем пустыня. На километры вокруг, насколько хватает глаз, все засыпано желтым песком. Лишь на горизонте к северо-западу виднеются красноватые пики пустынных гор.

Песок покрывает ровную ладонь пустыни небольшими морщинами, как рябь на воде. Это следствие особого климата Нибелии – на планете дует постоянный ветер. Его скорость невысока, но он не прекращается ни на секунду и дует всегда в одном направлении – с юго-запада на северо-восток.

Ветер увлекает за собой верхние слои песка, вследствие чего он тоже движется, всегда в одном направлении. На первый взгляд, пески не могут причинить человеку больших неудобств, но это только на первый взгляд. Влекомая ветром, пустыня не прекращает своего губительного движения, погребая под собой все, что встречается на пути.

В этом причина того, что планета-пустыня практически необитаема. За исключением одного единственного города, это нескончаемый океан песка, медленно, но неумолимо ползущий в одном направлении.

Рано или поздно даже самую высокую защитную стену заносит песком. Как только он достигает верха, это означает, что через несколько лет город будет погребен. За несколько сотен лет пустыня укрывает саваном песка все, что бы ни построили люди.

Но жители Лиатраса нашли выход. Они постоянно строят один и тот же город, каждый раз на новом месте, обнося его высокой стеной, чтобы на время сдержать пустыню.

За время, за которое песок добирается до верха стены, уже готов новый Лиатрас – точная копия старого. За несколько месяцев люди переселяются. Они въезжают в точно такие же квартиры, в каких жили, ходят на работу в те же здания и покупают продукты в магазинах, находящихся ровно в тех же местах, что и раньше. Вскоре после переселения строительство начинается заново.

Таким образом, один и тот же город существует на планете не одно тысячелетие, лишь время от времени меняя положение. За это лиатрасцы прозвали его Вечным Городом.

Юта поежилась от вида необъятной пустыни, щуря слезящиеся от солнца глаза. Она подошла к краю стены и посмотрела вниз. И то, что она там увидела, заставило девушку содрогнуться.

Песок добрался почти до верха стены, полого спускаясь вниз, на равнину. Недостает какого-то метра. Юте казалось, что она могла бы шагнуть вниз и съехать по песчаному языку, как по горке. Это была нелепая мысль. Когда Юта подумала о том, что могла бы оказаться там, ее охватил внезапный страх.

В мире за стеной не выжить, всем это известно. И мэры Лиатраса, управлявшие им много столетий назад, придумали, как этим воспользоваться. В Вечном Городе вот уже около тысячи лет юридически отсутствует смертная казнь. Вместо этого человека, совершившего страшное преступление, изгоняют в пустыню. Его просто выталкивают за стену и закрывают за ним единственные ворота.

Без воды и укрытия человек не протянет в пустыне и дня. За несколько часов он потеряет сознание от солнечного удара, чтобы уже никогда не очнуться.

На памяти Юты такое случалось только дважды. Первый раз она была слишком маленькой, зато второй запомнит до конца жизни. Открытое судебное разбирательство длилось много месяцев, чтобы любой желающий мог убедиться в виновности подсудимого и правомерности наказания. Но когда судьи вынесли приговор – изгнание, Юте все равно стало не по себе. Ведь на самом деле это наказание было куда страшнее обычной смертной казни от инъекции смертельным препаратом.

И самым ужасным было то, что все в городе это понимали.

По традиции, длившейся с незапамятных времен, в день приведения приговора в исполнение преступника проводят по улицам города. Чтобы каждый желающий мог посмотреть на того, кого ожидает участь настолько ужасная, что может привидеться только в страшном сне.

Юта считала эту традицию варварским пережитком древних времен. Ее давно следовало отменить, но мнения Юты никто не спрашивал. На каждое изгнание, случавшееся не чаще одного раза в десятилетие, собиралась половина города. Ведь людям нравится щекотать себе нервы мыслями о том, что они могли бы оказаться на месте осужденного. И в то же время знать, что уж с ними-то – добропорядочными гражданами – такого точно не случится.

Ну а правительство считает, что подобная наглядность заставит человека, замыслившего преступление, еще раз подумать о последствиях. И еще Юта сильно подозревала, что таким способом они как бы выпускают наружу людские страсти. Потому что даже самые законопослушные граждане хотят иногда прикоснуться к чему-то темному и зловещему. Да еще и поглумиться над тем, кого эта тьма поглотила, в отличие от них, таких добрых и хороших.

Думая о тех, кто за историю существования закона оказался за стенами Лиатраса, девушка поспешно отступила от края. Пот градом катился по лбу и шее, струйками стекал по спине, щекоча между лопатками. Юта начала ощущать головокружение и поняла, что пора выбираться.

Уже взявшись за опоры крана, она еще раз взглянула на город. Солнечные Башни, симметрично расположенные по периметру, подпирают белесое небо. Они бросают кругом себя тысячи солнечных зайчиков, словно маяки в ночи, указывающие путнику дорогу. Если бы только было кому их увидеть…

Но пустыня необитаема, она убивает любое живое существо, будь то человек или животное, за считанные часы. Так что Юта выкинула из головы романтические метафоры. Все, что есть на этой планете, все, что имеет значение, – находится в этом городе и больше нигде.

***

Бабли сидел на том же месте, где Юта его оставила, хотя ее не было больше четырех часов. Только на компьютере вместо таблицы была открыта программа расчетов. Астроном-любитель неподвижно уставился в монитор, подперев голову рукой.

– Эй, Фински! Ты вообще вставал с этой табуретки? – громко спросила Юта, проходя мимо него в свою комнату.

Жутко хотелось принять душ – от пота и грязи кожа зудела и чесалась. Но воду уже отключили, теперь дадут только завтра в семь утра. В любом случае тратить ее на то, чтобы два раза подряд принимать душ, неразумно. Ни она, ни Фински уже три дня не заполняли питьевые резервуары, а значит, питьевая вода может кончиться в любую минуту.

От неожиданного оклика Бабли подскочил, чуть не свалившись с табуретки.

– Прости, я, кажется, задремал, – откликнулся он, поправляя съехавшие на край носа очки. – Что ты спросила?

Юта сбрасывала с себя липшую к телу одежду, а затем начала рыться в шкафу в поисках чистой.

– Я спросила, ты так и просидел на одном месте все это время? – крикнула она, чуть поворачивая голову в сторону гостиной.

– Нет! – крикнул в ответ Бабли. – Я съездил в ЛАС, оставил заявку на астрономическое открытие у них в приемной. Попасть к ним не проще, чем в Водную Долину.

– Я не сомневаюсь, что все двери ЛАС откроются перед тобой, как только они прочитают твою заявку.

– Очень на это надеюсь. Поскорей бы они посмотрели то, что я оставил. А как твоя поездка? Не видела в пустыне «духов»?

– Это сказки, Фински, ты же знаешь. Страшные истории, которые рассказывают маленьким детям, чтобы раз и навсегда отбить у них желание совать нос в пустыню. Как будто она и без того недостаточно жуткая…

– Как знать, – шутя, откликнулся Бабли. – Представляешь, сколько народу было изгнано почти за тысячу лет? Думаешь, ни один не сумел выжить? Согласно теории вероятности, это вполне возможно.

Юта вздохнула, вспоминая подернутый маревом безжизненный пейзаж. И желтый песок, добравшийся почти до верха стены. Надо будет проверить нормативы по его уровню. Но даже не зная точных цифр, она понимала одно: переселение занимает не один месяц. В любом случае, оно должно было уже начаться.

– Ты не видел того, что видела я, – замедленно ответила Юта. – Там невозможно выжить.

Она прошла на кухню и засыпала кофе в кофеварку. Часы показывали без четверти девять, скоро ей надо на вечернюю смену в кафе.

– Юта, скорее подойди! – голос Бабли звучал взволнованно.

Девушка поспешила в гостиную. Друг смотрел на экран включенного телевизора – старого, всего восемнадцать дюймов. На будущий год они планировали купить новый.

– Т-только что было с-сообщение в новостях, – Бабли снова начал заикаться.

Юта присмотрелась к нему: краски сошли с лица, а маленькие глазки расширились.

– Что такое? – спросила журналистка, подходя к другу, и ее голос дрогнул.

– Только что передали, что мэр умер.

– Да, и что?

Бабли посмотрел на девушку.

– Они сказали, он умер у себя дома от сердечного приступа.

На Юту словно обрушился ледяной водопад. Сердце лихорадочно заколотилось, в ушах стоял шум воды. Нет, не воды, – собственной крови, бушующей в венах.

Опомнившись, Бабли затараторил, что это, должно быть, сделано специально, чтобы не пугать людей, но Юта не слушала его. Она обшаривала комнату цепким взглядом.

– Ты меня слушаешь? – донеслись до нее слова друга.

– Мне надо идти.

– Куда?! – воскликнул Бабли и поспешно вскочил.

– Надо успеть кое-куда перед работой.

– Я не знаю, куда ты собралась, но мне знаком этот взгляд. Ты опять станешь совать нос, куда не следует. – Фински был близок к тому, чтобы разозлиться, и это удивило Юту. – Я говорю тебе, что это плохая идея.

Но девушка только отмахнулась.

– Нельзя же всю жизнь работать официанткой. Я всегда знала, что однажды опубликую грандиозную сенсацию, и мою газету заметят. Но сперва каждому журналисту приходится копаться в грязи.

***

Вероятно, это было безрассудно и даже рискованно, но журналистский инстинкт пересилил все предостережения разума. Юта должна была вернуться туда – на место преступления. Ей все еще было страшно и за каждым углом мерещились люди в серой униформе. Но она убедила себя в том, что все позади. Ей удалось удрать, убийцы не видели ее, они даже не знают, что она женщина.

Так или иначе, сейчас важнее другое – выяснить, за что убили мэра, и не связано ли это с внезапно созванной пресс-конференцией.

Юта спустилась на минус первый этаж «Глобуса», сердце неровно бухало в груди. Она остановилась, беря себя в руки, и направилась туда, где все случилось.

Первым, что насторожило еще при приближении – была абсолютная тишина. Не было слышно ни щелчков журналистских фотокамер, ни сирен скорой, ни переговоров полиции. Подойдя ближе, Юта обнаружила, что место преступления не было оцеплено, как обычно происходит в таких случаях. Более того, оно выглядело так же, как когда она пришла сюда сегодня утром.

Затаив дыхание, Юта приблизилась к месту убийства. На мгновение девушке подумалось, что сейчас она увидит мэра, все еще лежащего за машиной на окровавленном бетонном полу.

Но присмотревшись, она поняла, что машина, стоящая на месте 16А – вовсе не черный М-24. И мэра, конечно же, здесь больше нет. Сторонний человек ни за что не догадался бы, что несколько часов назад на этом самом месте произошло кровавое убийство.

Разглядывая бетонный пол возле места, где стояла машина мэра, Юта не заметила ничего необычного. Не было ни крови, ни каких-либо следов. Более того, пол в этом месте выглядел так же, как и везде – пыльным и грязным, со следами от ботинок и автомобильных шин. А ведь он здесь должен быть идеально чистым, учитывая, что с него только что смывали кровь.

Нет, люди, устроившие все это, точно не обычные убийцы или грабители. То, с какой точностью и детальностью все проработано и выполнено, говорит о высшем уровне профессионализма. И еще о том, что здесь сработала целая команда – три человека за пять часов ни за что не сумели бы спрятать труп, убрать все и одновременно подстроить сердечный приступ у мэра дома.

И еще у Юты из головы не выходили слова убийцы. Он говорил с мэром так, будто тот был обычным наемным служащим, которого в случае неудачи или неповиновения можно легко заменить. Кем бы ни были эти люди, несомненно, они обладают огромной властью.

Журналистка сделала пометку в блокноте. Проверить, кому могла быть выгодна смерть мэра Гованса – его оппоненты, преемники, политические соперники. Девушка закрыла блокнот и осмотрелась. Под потолком, к железобетонному перекрытию прикреплена видеокамера, смотрящая вниз немигающим черным глазом объектива. Раз здесь есть камеры, то можно попытаться получить разрешение на просмотр пленки. Вдруг она запечатлела убийство?

Закончив внизу, Юта поднялась в офис охраны. Журналистское удостоверение часто открывало перед ней разные двери – особенно если люди не знали издание, в котором она работает.

Охранник согласился прокрутить для нее запись с нескольких камер. Юта стояла за его правым плечом, в то время как мужчина вручную отматывал запись назад. Девушка почувствовала, как, несмотря на работающий кондиционер, у нее вспотели ладони, когда время записи приблизилось к девяти утра – времени убийства. По ее просьбе охранник поставил запись на обычную скорость, Юта впилась взглядом в экран. Внезапно запись мигнула. Только что машина мэра стояла на месте 16А, и вот ее уже нет, а на том же месте стоит совершенно другой автомобиль.

– Что за черт? – мужчина выглядел искренне удивленным.

Он снова отмотал запись назад, пристально всматриваясь в экран. На том же месте изображение снова моргнуло.

– Что это? – спросила Юта, холодея, уже догадываясь об ответе.

– Не пойму, в чем дело, – охранник растерянно повернулся к журналистке. – Полчаса записи пропали. Их просто нет.

***

Таурис стоял в зените, поливая землю белыми, как чистейший свет творения, обжигающими лучами. Корт ощущал его касание к своей коже там, где она не была скрыта хилтом. Оно было настолько жарким, что почти обжигало, будто поднесенные к самой коже раскаленные угли. Так что мужчине приходилось сдерживать себя от того, чтобы не спрятать руки в широкие рукава накидки.

Но он не делал этого. Вместо этого он повернулся на запад, туда, откуда, находясь на пол пути между зенитом и горизонтом, на землю проливал горячее золото Аттрим. Он был меньше своего старшего брата и, может, именно поэтому касание его лучей было не столь обжигающим.

Аттрим всегда казался Корту прекрасным – он был смешением блекло-розового и золотого. И если смотреть на слишком яркий Таурис было невозможно, не обжигая глаз, то его младший и более скромный брат позволял людям любоваться собой. Особенно в те часы, когда подходил наиболее близко к горизонту, находясь примерно в тридцати градусах над землей.

Народ называл это время «часом жатвы», имея в виду, что именно эти часы были лучшим временем для того, чтобы выйти наружу из полумрака Утегата. В эти несколько часов Аттрим приобретал насыщенный розовый оттенок. Его свет становился менее интенсивным, и в то же время вокруг звезды появлялся золотистый ореол, словно она одевалась в золотую корону.

Корт любил в это время подниматься на плато и любоваться «младшим братом». Хотя он мог делать это в любое время дня и ночи, даже когда обе звезды стояли в зените. С некоторых пор он не ощущал обжигающие лучи солнц и иссушающий жар пустыни, как что-то опасное, убивающее медленной агонией, будто тебя живьем засунули в раскаленную печь. Для него это было не так. Он ощущал пылающий жар внутри себя, так, словно он был его частью. Частью, которая приносила боль и могла убить. Но в то же время давала ему ощущение жизни и странную силу.

Глаза Корта обратились на восток и застыли на чем-то, едва различимом вдали. Марево поднималось над горизонтом, словно дымка, в том месте, где белесое небо соприкасалось с выжженной землей. И все же сквозь клубящийся поток горячих воздушных масс он мог различить стены города и четыре башни, возвышающиеся над ним, словно невиданные колоссы.

Лиатрас. Вечный Город.

Мужчина поднял глаза вверх, к небу, чтобы посмотреть, как несутся сквозь пространство гигантские оранжевые птицы. Они горели, проходя через атмосферу Нибелии, оставляя за собой дымный след в десятки километров.

– Сегодня их меньше, чем на прошлой неделе, – негромко сказал мужчина.

Он по-прежнему смотрел на восток, в сторону Вечного Города.

– Я думаю, метеоритный дождь идет на убыль. Через несколько дней он закончится, и атлурги успокоятся. Знаешь, как они его называют?

Никто не отозвался, и мужчина так же тихо ответил:

– «Огненные слезы». Правда красиво? У народа для всего есть поэтичное название. Поначалу меня это удивляло. Ведь это как-то… по-детски, что ли. Но потом я понял. Атлурги живут не в мире предметов и явлений, не в мире мертвых, неодушевленных вещей. Их мир – это их история, их религия. За каждым названием скрывается история, легенда, верование. Они включены в эту систему мира. Все для них исполнено скрытым смыслом, и это делает осмысленной их жизнь.

Корт замолчал. Он стоял неподвижно, всматриваясь сощуренными глазами в плачущее огнем небо. Лицо мужчины ничего не выражало, только на крепко сжатых в кулаки руках проступали синие вены.

Круглое пологое плато, на котором он стоял, было частью небольшой горной системы, поднимавшейся из пустыни почти на километр. Горы были красноватого цвета и состояли из податливой, но твердой породы. Атлурги использовали ее для изготовления различной домашней утвари – мисок и ложек, ступ и горшков. Когда удавалось выломать достаточно большой кусок, его пускали на изготовление столешниц и солнечных печей.

Атлурги каждый день поднимаются в горы для добычи камня. Но работают гораздо ниже, в вырубленных в скале штольнях. Они вгрызаются в тело горы муравьиными норами, испещряя ее цепочками ходов и лабиринтов.

Корт нашел плато случайно, когда полдня гонялся по скалам за горным козлом. Оно находится с противоположной стороны от Утегата, и скрыто от города крутым скальным выступом. Плато обрывается вертикально вниз, открывая взору захватывающий вид на ровную, как стол, поверхность пустыни.

Корт часто приходил сюда, чтобы побыть в одиночестве. Его спину, как верный друг, надежно прикрывала массивная скала. А впереди открывалась раскаленная бездна, ограниченная лишь небом, на самом горизонте опирающим белесый купол на плавящийся песок. Да еще далеко на востоке взрезал пустыню осколками небоскребов и Солнечных Башен Вечный Город.

Корт был на плато один. И все же он продолжал говорить с кем-то. С тем, кто мог ответить только в его воображении, потому что этот человек был мертв уже шестнадцать лет.

Из-под глубоко надвинутого на лицо хилта остро поблескивали синие глаза. Они неотрывно смотрели в одну точку, и этой точкой была едва различимая отсюда стена города.

– Прости меня, Энриг, – прошептал мужчина. – И покойся с миром, друг.

Корт часто говорил с ним. Рассказывал о жизни в Утегате, о народе. Это стало его привычкой, он делал это постоянно, даже не задумываясь.

Каждый год, в день смерти Энрига, он приходил на плато, чтобы почтить память. Так он чувствовал себя ближе к другу, будто мог прикоснуться к воспоминаниям рукой. Иногда он говорил вслух, иногда про себя, но он до сих пор говорил с ним, потому что он до сих пор не отпустил его.

Возможно, ему было бы проще это сделать, если бы друг не погиб из-за него, из-за его глупости и безрассудства. Или если бы он не знал того, что знает.

Взгляд Корта был обращен к стене, но смотрел он не на нее, – а на длинный песчаный язык, взбиравшийся к краю ограждения. Еще немного, и пустыня протянет свои щупальца до верха стены, а потом, не встречая больше никаких препятствий, перемахнет через нее. За недели мельчайший едкий песок покроет город тонким слоем, забьет все щели, проникнет во все системы и трубопроводы.

Сперва откажут находящиеся на поверхности системы кондиционирования и очистки, затем забьются канализационные и воздуховодные системы. Песок занесет солнечные батареи Водной Долины и покроет поля, где выращивают водоносные растения. А без воды город обречен на вымирание в течение нескольких месяцев.

Люди, находящиеся по ту стороны стены, понятия не имеют обо всем этом. Не представляют, как это, когда вокруг тебя лишь вездесущий, проникающий всюду песок, для которого нет преград, от которого нет спасения. Неумолимая пустыня за считанные недели захватит город, и когда люди поймут, что происходит, будет уже слишком поздно.

Корт хранил это знание шестнадцать лет, и каждый день оно выжигало из него по частичке. Жизнь города подходит к концу. Вскоре пески погребут под собой все и всех, кто там есть. И Корт – единственный, кто знает правду.

Этот Вечный Город станет последним.