Текст книги "Звезда Нибелии (СИ)"

Автор книги: Ива Арлейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Бабли здесь? – без промедления спросила журналистка, и Сол кивнул.

– Он в комнате.

Юта была у Сола много раз и хорошо знала его квартиру. Узкая прихожая переходит в такой же узкий, извивающийся коридор, который открывается в кухню-гостиную. Квартира Сола захламлена еще хуже, чем у них с Бабли. Гора одежды, в основном фланелевых рубашек, свалена прямо в углу гостиной, рядом с небольшим диваном. На столе, а так же прямо на полу и в коробках стоят химические пробирки и банки с реагентами. Посреди гостиной, на табуретке громоздится прибор для отделения фракций. Под ножку табуретки, чтобы не шаталась, подложен 1156-ой выпуск «Научного Вестника».

Напольная лампа с зеленым абажуром придает гостиной сходство с лабораторией Франкенштейна, окрашивая все вокруг в холодные зеленоватые тона. Лица людей в таком освещении кажутся какими-то болезненными, тени лежат по захламленным углам, крадутся вдоль стен и под диваном. Справа дверь, ведущая в единственную спальню, так же заваленную одеждой и книгами по химии.

Бабли сидел на диване с чашкой чая в руках. Его и так бледное лицо в зеленом свете показалось Юте каким-то неживым. Глаза за толстыми стеклами очков смотрели испуганно. Сердце девушки сжалось. А ведь Бабли приходится проходить через все это по ее вине. Если бы она не была такой амбициозной и сразу обратилась в полицию, отказавшись от расследования, которое все равно оказалось ей не по плечу, сидели бы они сейчас у себя дома, обсуждая подачу Бабли заявки в ЛАС. Он рассказывал бы ей про планеты и показывал на компьютере свои расчеты, а она кивала, набирая очередную статью. Обычную, заурядную статью, из-за которой на них с Бабли не стали бы охотиться теневые правительственные службы.

Увидев ее, Бабли вскочил с дивана.

– Юта! Наконец-то ты добралась! Я себе места не находил. Что с тобой случилось? Ты в порядке?

Девушка обессиленно улыбнулась и рухнула на диван. У нее не было денег на автобус, поэтому она несколько часов шла от метро пешком.

– Я в порядке.

– А это что?

Бабли схватил ее наспех забинтованную руку и его глаза полезли на лоб.

– Нет, ты не в порядке!

– Главное, я жива, – ответила Юта.

– Плохи ваши дела, да? – вмешался Сол. Юта посмотрела на Бабли, который взялся разбинтовывать ее руку, стоя на коленях возле дивана.

– Я все рассказал, – буркнул он. – Сол тоже в опасности, раз приютил нас. Я счел необходимым сказать все, как есть.

– Не бойся, я вас не сдам, – быстро вставил Сол.

Он стоял на кухне, облокотившись спиной о столешницу. Юта подумала о том, сколько еще человек должно оказаться в опасности, чтобы спасти ее.

– Я все улажу. Завтра я пойду в библиотеку, найду нормативы по уровню песка, про которые говорил мэр. Это наша лучшая зацепка.

– А потом что? Чем это поможет? Боже! – Бабли размотал бинт и увидел руку Юты.

Девушка скосила глаза вниз. Благодаря мази белые пузыри спали, но ладонь и пальцы были красными, со слезшей кожей. Странно, но боли она не чувствовала.

– Я узнаю, что хотел сообщить людям мэр. Найду доказательства того, что его убили, и разошлю материалы по всем крупнейшим газетам. Нет, я пойду прямо на телевидение, так они не смогут замять это дело.

– Слишком рискованно, – отозвался Сол, Бабли был занят рукой Юты и кажется не слышал, что она сказала.

– Каковы шансы действительно узнать, что хотел сообщить мэр? Да и было ли что говорить? Кто знает, может, пресс-конференция и его убийство вообще не связаны. А даже если и так, каковы твои шансы победить этих людей? Я думаю, тебе надо идти в полицию. По крайней мере они смогут защитить тебя.

– Не думаю, – устало вздохнула Юта. – Сегодня за мной приходили люди из полицейского управления. По крайней мере, такие у них были удостоверения. Никто не поможет мне, кроме меня самой. У меня нет выбора, кроме как сразиться с ними.

А когда Юта говорила о сражении, это не было для нее пустыми словами. Она сражалась с самого детства: за свою независимость, за место в мире, за возможность говорить правду и доносить свою позицию до людей. Даже за право быть той, кем она хочет, и жить так, как считает нужным.

Это была древняя история, которую сама Юта предпочитала не вспоминать. Она не гордилась тем, что тогда сделала, но по-прежнему считала, что поступила верно.

Ее родители погибли а автокатастрофе, когда ей было одиннадцать. Она хорошо помнила, как в школу пришла женщина из комитета по опеке и забрала ее прямо посреди урока, чтобы сообщить, что ее родителей больше нет в живых. После этого Юта попала в интернат, а затем в приемную семью.

Но отношения с новыми «родителями» не клеились, девочка была слишком своевольна и считала, что ей никто не нужен: она сама может позаботиться о себе. Когда ей исполнилось двенадцать, она впервые сбежала из дома. С тех пор она постоянно сбегала из приемных семей, которые начали сменяться одна за другой, половину времени проводя у родителей Бабли.

А все, чего она хотела – это чтобы ей не навязывали новых отца и мать, потому что они у нее уже есть. Единственные, и других ей не надо. Она всегда была самостоятельным ребенком и не понимала, почему ей не дают самой заботиться о себе.

А когда ей было четырнадцать, Юта сама смогла освободить себя из-под опеки одной из семей. Ее очередной приемный отец вел нечестный бизнес: он и его партнер крали деньги у клиентов собственной фирмы. Как-то вечером Юта услышала разговор приемного отца по телефону и что-то заподозрила.

Она не поленилась самостоятельно изучить начальный курс экономики для учащихся экономического вуза и разобраться в финансовой схеме компании отчима. После этого она стала тайком от приемных родителей изучать счета и финансы его фирмы и через некоторое время смогла разобраться в его махинациях и даже найти доказательства.

С этим она пошла в местную, не отличавшуюся высокими этическими стандартами газету, и они охотно приняли обличительную статью. Бизнесом приемного отца заинтересовались налоговые органы, и в результате громкого скандала его фирма понесла крупные убытки и обанкротилась.

После этого приемные родители отказались от девочки, и новых семей, желающих взять ее, не нашлось. Тогда Юта и увлеклась всерьез журналистикой. После первого разоблачительного материала начинающей журналисткой даже заинтересовалось одно желтое издание, и она стала писать для них.

Последние три года до совершеннолетия Юта провела в приюте, почти, однако, не появляясь там, практически живя в издательствах, в которых работала. А сразу по достижении совершеннолетия они с Бабли сняли свою первую квартиру.

Так что Юте было не привыкать к борьбе, и ей было плевать, как высоко стоят люди, которым она бросила вызов.

– Я должна сама разобраться с этим, – повторила журналистка. – Я найду улики и изобличу тех, кто убил мэра. У меня нет выбора.

– Это не так, – подал голос Бабли, до этого молчавший. Он закончил бинтовать руку Юты, но по-прежнему придерживал ее за запястье, словно она была стеклянной и могла разбиться от неосторожного движенья.

– Есть другое решение.

Бабли говорил тихо, почти шепотом. Даже в зеленоватом освещении Юта видела, как сошли с его лица краски. Он с трудом выдавливал из себя слова, словно каждое отравляло его ядом.

– Шаттл, к-который з-задержали в городе. Я з-знаю од-дного парня из

с-снабжения. – Бабли замолчал, переводя дух. Юта не помнила, чтобы он когда-либо заикался так сильно.

– Он рас-сказал мне, ч-что у них п-повар попал в ав-аврию. Он в р-реанимации, им н-нужен кто-то на з-замену.

Бабли поднял на Юту глаза. В них была такая тоска и такая любовь, что у девушки сжалось сердце. Она не хотела, чтобы он договаривал то, что хотел сказать, но к горлу подступил ком, и она не сумела остановить его.

Бабли вздохнул, отпустил руку Юты и без запинки закончил:

– Я могу устроить тебя на шаттл.

Глава 5. Разумный выбор

В библиотеке пахло старой бумагой и пылью. Это одно из последних зданий в городе, построенных по старым чертежам. Библиотека имеет форму правильного круга, а ее сводчатый потолок смыкается над головой на головокружительной высоте. Широкие лестницы соединяют этажи, которые полукругом лепятся к стенам, оставляя проем посередине. Если встать в центре первого этажа и посмотреть вверх, увидишь высоко над головой куполообразный свод крыши.

На каждом пролете, словно молчаливые хранители, рядами выстроились стеллажи с книгами. Прямо здесь же установлены столы с неяркими лампами на них. За столами, скрываясь за книжными страницами, сидят люди, и каждый из них пребывает в своем мире.

Юта нашла подшивку нормативных актов Лиатраса и погрузилась в их изучение.

Вчерашняя ночь была как в тумане. Юта проснулась около семи утра от боли в обожженной руке. Она уснула там же, где сидела – на диване. Кто-то укрыл ее и положил под голову подушку. Она поудобнее устроила руку и вновь закрыла глаза, но мысли обо всем случившемся крутились в голове, как сумасшедшая карусель, не давая уснуть. Юта откинула покрывало и отправилась в ванную, чтобы принять душ и окончательно проснуться.

Она стояла босыми ногами на холодном кафельном полу, раздеваясь, когда что-то выпало из заднего кармана джинс и с лязгом покатилось по полу. Юта нагнулась и подобрала с пола мобильный телефон. Сперва девушка уставилась на него, не понимая, откуда у нее в кармане взялся чужой телефон, но быстро вспомнила. Этот телефон она забрала вчера из машины, на которой за ней приехали те же люди, что убили мэра. И он может стать ее главным оружием против этих людей. Главное понять, как и когда лучше его использовать.

Юта снова вышла из ванной, Сол и Бабли еще спали. Она вернулась в комнату и открыла первый попавшийся шкаф. В него в беспорядке было напихано постельное белье вперемежку с одеждой. Юта взяла телефон и засунула его поглубже в кучу белья. Не похоже, что Сол часто заглядывает в этот шкаф, а значит, телефон будет здесь в безопасности.

После душа Юта наспех выпила чашку холодного вчерашнего кофе и убежала из дома, оставив для Бабли записку. Правда была в том, что Юта не хотела с ним встречаться, избегая продолжения вчерашнего разговора.

И теперь, сидя в обволакивающей тишине библиотеки, она с головой ушла в изучение актов, нормативов и статей, лишь бы не думать об этом. Юта быстро нашла нужный нормативный акт, но вот разобраться в нем оказалось не так-то просто. Он пестрел отсылками к другим, зачастую труднодоступным документам, к тому же предлагал весьма хитроумную систему измерения уровня песка.

Юта откинулась на спинку стула и задумалась о том, зачем нужно столько сложностей для такого простого дела. Измерить, сколько сантиметров осталось от края песчаного языка до верха стены, да и дело с концом. Но вместо этого система измерения оказалась такой запутанной, будто специально созданной для того, чтобы простой человек ни за что не разобрался в ней. А скорее всего, просто плюнул, увидев, насколько все сложно.

Но Юта не была простым человеком, и твердо решила разобраться в ссылках и формулах. Вскоре ее стол оказался погребен под книгами, документами, подшивками статей и газетными вырезками. Она даже нашла записи обращений прежних мэров города к населению перед эвакуацией, а также старые черно-белые фотографии переселения.

Юта просидела в библиотеке до вечера. Особой нужды в этом не было, она давно выяснила все, что было нужно, но возвращаться к Солу не хотелось. Ее не удивило то, что она узнала, но в душе поселилась тяжесть. Ведь одно дело – неподтвержденная догадка, а другое – знание.

Знание, опасное и хрупкое, словно хрустальный кинжал. Одно неосторожное движение в обращении с ним, и ты погубишь либо его, либо себя. Ты не знаешь наверняка, кому можешь открыться. Но не имеешь права довериться не тому человеку, потому что от этого зависит не только твоя жизнь.

Знание, столь же ужасное, сколь и очевидное. Оставляющее ощущение безнадежности, но в то же время неизбежности. Словно все всегда было так, и ты всегда об этом знал.

Уровень песка давно превысил опасный лимит. Эвакуация должна была начаться несколько месяцев назад. Более того, для нее осталось только двухнедельное окно. Если переселение не начнется за это время, то его не успеют закончить в срок. Песок достигнет верха стены и начнет заметать город. А что будет тогда, никто не может сказать, потому что никто никогда этого не видел.

***

Коридоры Утегата были тихи и пустынны. Никто и ничто не тревожило город в этот час. Осветительные окошки были приоткрыты лишь на треть, проливая вниз, на хитросплетение коридоров-улиц лишь малую толику того света, который в эту самую секунду выжигал поверхность пустыни, грозя испепелить до тла. Подземный город спал.

Никто не смел нарушить молчание чуть золотящихся песчаных улиц, разве что бесшумно скользящая по коридорам тень. Капюшон белого, как свет Тауриса, хилта, скрывал лицо тени, а ноги ступали абсолютно бесшумно, словно тень не шла по земле, а скользила в сантиметре над ней. Незамеченной тень минула жилые коридоры, проскользнула по самому краю Зала Кутх и снова углубилась в один из проходов.

Пройдя еще с четверть километра, тень остановилась перед непримечательным потрепанным пологом. Его край приоткрылся, и мягкий свет, просочившийся изнутри, окутал тень и поглотил без остатка.

Оказавшись в комнате, человек осмотрелся. Трое атлургов сидело за столом, четвертый, совсем молодой, стоял у стены, отгораживающей приемную комнату от жилых покоев. Его гордый профиль с бронзовой кожей выделялся на фоне стены, словно выточенный из песка.

– Всё в порядке? Он не слышал, как ты ушла? – спросил юноша.

– Нет, он спал, – ответила Леда, откидывая капюшон хилта с лица.

– Я рад, что ты пришла. У меня были сомнения на твой счет, – подал голос Уги. Он сидел за столом лицом ко входу. Его длинные, до талии волосы, выбритые на висках, были заплетены в косу, начинавшуюся от самого лба.

– У тебя нет причин сомневаться в моих решениях, – спокойно ответила Леда. – Меня бы не было здесь, если бы я не считала, что все, что мы делаем – во благо моего народа и моего мужа.

Уги кивнул.

– Что ж, тогда … причина, по которой мы собрались здесь сегодня, та же. Вопросы, на которые не были даны ответы, по-прежнему требуют решения. Я доверяю Корту, и знаю, что он найдет его. И я готов последовать за ним хоть в пылающий зев Руга, но правда такова, что время для принятия этого решения подходит к концу. Мы больше не можем тянуть.

Гнетущая тишина висела в комнате, почти ощутимо давя на плечи собравшихся. Они знали: то, что они делают – необходимо, но от этого не становилось легче делать это за спиной того, кого они выбрали своим предводителем.

– Кхм, так у него есть решение? Он готов действовать? – спросила Тари, младшая из собравшихся. Атлурги взрослеют рано, и часто не доживают до старости.

У Тари был по-детски вздернутый носик на темно-бронзовом круглом лице, а края маленьких розовых ушей чуть отгибались наружу, что однако ничуть не портило ее. На ней был одет воинский костюм, состоящий из обтягивающей куртки из кожи козла и таких же штанов, подпоясанных плетеным шнуром. Все это сидело на девушке как влитое, указывая, что она провела в этой одежде не один день, тренируясь в оттачивании воинского мастерства.

Леда глубоко вздохнула, прежде чем ответить:

– Если бы у него было решение, мне бы не пришлось быть здесь.

Кажется, от нее ждали такого ответа. Но произнесенные вслух, эти слова отрезали для присутствующих путь назад, и этого они тоже ждали.

– Что ж, тогда нам придется взять ситуацию в свои руки, – проговорил Уги. Он, как правая рука Корта, вел собрание. – Какие у нас есть варианты?

– Мы можем поднять атлургов против Канга. – Хриплый, будто жернова, перемалывающие песок, голос принадлежал старшему из собравшихся – Гадриму. Мужчине было около пятидесяти, но время почти не тронуло ни его гладкого темного лица, ни коротких бронзовых волос. Разве что сделало его фигуру массивнее и приземистее, чем у большинства высоких стройных атлургов, будто каждый год прожитой жизни незримым грузом ложился на его плечи, придавливая к земле.

– Но чтобы сделать это нам придется рассказать людям о проблемах Утегата. А в свете Знамения это может поднять панику. Именно этого Корт и хотел избежать, – ответила Леда. Она хмурилась, и на ее чистом лбу появились морщинки.

– К тому же этой ситуацией не применет воспользоваться Гвирн, – проговорил Уги задумчиво, словно размышлял сам с собой.

– Мы должны придумать, как повернуть ситуацию в пользу Корта. Так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, кто должен стать Кангом вместо Туррага, – настаивал Гадрим. Он пережил уже не одного Канга и хорошо понимал, как происходит смещение.

– Боюсь, сделать это будет непросто. – Леда стояла возле стола, скрестив на груди руки. На ней все еще был надет хилт, и белая ворсистая ткань накидки спутывалась с ее золотыми волосами. – Быстро провернуть такое не получится. На то, чтобы поднять атлургов, понадобится время. Рано или поздно Турраг обо всем узнает, и тоже начнет собирать силы. Не говоря уже о Гвирне, который, вполне возможно, готовит восстание в этот самый момент. Все это грозит гражданской войной. И никто не сможет предсказать, чем все закончится.

– Есть другое решение, – подал голос юноша, стоящий у стены. Взгляд его искристых желтых глаз был хищным. Он смотрел на собравшихся исподлобья, и Леде показалось, что она увидела, как его глаза на миг загорелись собственным светом, будто за зрачками вспыхнул и погас огонь. – Мы можем убить Канга.

В комнате не было ни одного человека, кому эта мысль не приходила бы в голову. Они были атлургами, а значит, война была у них в крови. Множество Кангов в истории Утегата уходили с поста именно таким способом. И все-таки до сих пор эти слова не были произнесены. Отчасти из уважения к Корту, который не принимал таких мер и не допускал даже разговоров об этом.

Долго, слишком долго эта мысль оставалась невысказанной. Но время пришло, и атлурги знали об этом.

– Если мы будем действовать быстро и слаженно, никто не успеет сообразить, что произошло, – продолжал Дар с нажимом. – Если мы опередим Гвирна, для него это тоже будет неожиданным ударом. Пока он успеет оправиться, Корт уже поведет за собой людей. Если он станет тем человеком, от кого атлурги узнают о проблемах, которые утаивал от них Турраг, никто не посмеет усомниться в его власти.

– Это разумный план, – тяжелым голосом сказал Уги. Его кулаки, лежащие на столе, сжимались и разжимались. – И все же… Корт не хотел бы этого. Мы и так действуем за его спиной. Если мы убьем Канга, он сочтет это предательством и никогда не простит нас.

Некоторое время все молчали. Они ставили себя в сложное положение уже тем, что собирались без ведома Корта. И все же каждый из людей в этой комнате был готов принять решение и понести за него ответственность. Не даром они были самыми близкими, доверенными его людьми.

Молчание неожиданно нарушила Леда:

– Может, и так. Может, он и не простит нас, но не забывайте, что мы делаем это для него. Я согласна с Даром. Наш шанс в том, чтобы ударить быстро и без предупреждения. И да, Уги прав в том, что Корт может расценить это как предательство, и тогда мы все понесем наказание. Но если и есть что-то, за что стоит расплатиться собственной жизнью, то это выживание Утегата. Меня бы не было здесь, если бы я не верила, что на кону стоит именно это. И если бы не верила, что мой муж – единственный, кто может спасти нас всех.

Атлурги переглянулись. Они знали, что Леда права. И хоть правой рукой Корта был Уги, последнее слово оставалось за Ледой. Она была той, кто мог потерять все не только в случае поражения, но и в случае победы. Эти слова, произнесенные ею, не оставляли сомнения в правильности такого решения.

– Кто сделает это? – спросил Уги, и ответ не заставил себя ждать.

– Я! – громко произнес Дар, словно только этого вопроса и ждал. Его звонкий голос эхом прокатился над столом, прежде чем песчаные стены впитали его, как губка воду.

Уги должен был задать следующий вопрос, хоть и знал на него ответ.

– Подумай хорошенько, готов ли ты сделать это. – Он пристально смотрел на Дара, отмечая все изменения в юноше – чуть заметную дрожь всего тела и то, как его правая рука мертвой хваткой легла на рукоять кинжала-аслура. Изготовленный из тергеда в традиционной форме полумесяца, клинок тускло мерцал, пропуская солнечный свет будто сквозь мутное стекло. – Это решение определит всю твою жизнь. И если нам придется отвечать за содеянное, несмотря на то, что решение было общим, карающая длань Руга укажет в первую очередь на тебя.

Дар побледнел, его бронзовый загар будто присыпало пеплом. Но тем ярче и отчаяннее загорелись глаза юноши. И был этот блеск чем-то средним между блеском глаз лихорадочного больного и ослепительным сиянием Тауриса, стоящего в зените.

– Это мое право, которое я получил еще до рождения, – процедил юноша сквозь зубы, как будто бросал вызов всем, кто мог усомниться в его словах. – Я всю жизнь готовился к этому. Отец Туррага предал моего деда и обрек его на гибель в песках. Священный долг крови требует от меня отомстить за мой род, и наконец-то мне представилась эта возможность.

Уги, как и все присутствующие, знал об этом. И все же эти слова, как признание, как клятва, должны были быть произнесены вслух. С тяжелым сердцем Уги кивнул:

– Ты готов. А значит, решено. Мы сделаем это перед праздником Куду и посвятим эту жертву богу воды. Ты должен привести свои земные дела в порядок перед этим священным делом, и подготовить свой дух. А до тех пор мы будет хранить эту тайну ото всех, даже самых близких. И да благословит нас Руг.

***

Юта добралась до квартиры Сола, когда Аттрим уже начал карабкаться к зениту. Она снова шла пешком от метро, оттягивая тот момент, когда придется делать выбор, говорить ли Бабли о том, что она узнала в библиотеке или нет. Юта никогда и ничего от него не скрывала, но эта правда была слишком опасной. Каждый, кто узнает об этом, может пострадать.

Сама Юта, будучи журналисткой, была готова к рискам и опасностям, которые часто несет с собой правда. Но Бабли… она и так подвергла его жизнь угрозе, от мысли о том, что правда подвергнет его еще большему риску, ее начинало мутить, словно она смотрит в пропасть, дна которой не может разглядеть.

Бабли и Сол были дома. Они сидели в гостиной, на диване, на котором Юта спала вчера ночью. На журнальном столике перед ними стояли картонные коробки с пиццей. Запах чуть сладковатого теста и сыра витал в воздухе. Бабли сидел прямо на полу, тарелка с едой была у него в руках. Друзья смеялись над чем-то, и этот звук показался Юте ужасно неуместным.

Нет, все выглядело именно так, как обычно. Сколько раз Юта видела друзей вот так сидящими в гостиной за просмотром передач Патрисии Ву, с коробкой пиццы лежащей между ними. Они беспрестанно комментировали каждое слово ведущей и хохотали до упаду, разбрасывая еду вокруг себя.

В этом-то и было все дело. Друзья выглядели как обычно, словно время здесь замерло, укутавшись зеленоватым светом ламп. И это было так странно, потому что на самом деле все изменилось. Юта чувствовала, что изменилась. То, что она видела, знание, которое ей открылось, словно выбросили ее за борт собственной жизни. Так, что теперь ей оставалось только вспоминать и наблюдать со стороны, но вернуться назад – нет, это было невозможно.

Увидев девушку, как призрак возникшую в дверях, Бабли перестал улыбаться. Он всегда мог читать по ее лицу, как в хорошо знакомой книге.

– Ты что-то узнала? – тут же задал он вопрос, которого она так надеялась избежать.

Юта прошла в гостиную, скидывая на ходу туфли и плюхнулась на диван.

– Ничего определенного, – ответила журналистка, не глядя на друга. – Одни догадки.

Бабли шумно перевел дыхание, как будто боялся услышать что-то другое.

– Значит, тупик? – с плохо скрываемым облегчением в голосе спросил он. Юта знала, как Бабли всегда относился к ее расследованиям, считая, что то, чем она занимается слишком рискованно, и ей стоит найти более спокойную и стабильную профессию.

Юта помедлила, прежде чем ответить. Она встала и прошла к холодильнику, чтобы скрыть от Бабли выражение лица.

– Не совсем, – сказала девушка, оглядывая содержимое холодильника, но ничего не видя. – У меня есть зацепки по убийству мэра. Я должна попробовать что-то узнать.

Бабли молчал. Стоя к нему спиной, Юта не видела его лицо, но хорошо представляла, как Бабли печально качает головой. Она не хотела его расстраивать, но это было не в ее власти.

– Ты подвергаешь себя слишком большой опасности.

Неожиданно друг оказался прямо рядом с ней, так что Юта даже вздрогнула от неожиданности. Никогда он не двигался так тихо, или же она была настолько расстроена и погружена в свои мысли, что просто не слышала, как он подошел?

– Они убьют тебя.

– Ерунда. Ничего такого не случится.

Юта не смотрела на Бабли. Она знала, насколько он может быть прав, но не могла признать этого. Пытаясь избежать того, чтобы смотреть ему в глаза, Юта схватила из холодильника первое, что попалось под руку, и направилась обратно к дивану. Как вдруг ее запястье обвила горячая мягкая ладонь.

– Ты должна улететь, – произнес Бабли чересчур громко.

Юта подняла взгляд и увидела, что Сол во все глаза разглядывает их. Выражение его лица было слегка смущенным, как будто он стал свидетелем очень личной сцены. Юта не представляла, что он прочел у нее на лице, но Сол поспешно поднялся.

– Я … у меня там дела в своей комнате. – С этими словами он выразительно показал на спальню. И скрылся за дверью, прихватив с собой тарелку, которая была у него в руках.

Бабли, кажется, тоже почувствовал себя неловко и выпустил руку Юты. Но сдаваться он не собирался.

– В этот раз все зашло слишком далеко, а я не могу позволить тебе пострадать. Эти люди … они не остановятся, пока не найдут тебя. И тогда…

Бабли замотал головой. Он проследовал за Ютой к дивану и сел рядом с ней. У нее больше не было возможности избегать друга, и она посмотрела ему в глаза.

– Понимаешь, я просто не могу позволить ничему случиться с тобой, – говорил Бабли, теребя край рубашки, а Юта смотрела на него так, будто видела впервые. Ведь это она всегда привыкла идти впереди, защищать и прикрывать его.

– Мне жаль, что я подвергла тебя такой опасности, – выпалила Юта то, что вовсе не собиралась.

– Не говори этого, – горячо возразил Бабли. – Я последую за тобой куда угодно. Ведь ты …, то есть ведь я… Ведь я твой лучший друг с детского сада. – Закончил Бабли, не глядя на Юту. Отчего-то его лицо стало пунцовым, будто подсвеченным изнутри.

Минуту Юта колебалась, а потом со всей силой сжала кулаки, так что ногти больно впились в ладони.

– Только если ты полетишь со мной, – вымолвила девушка. У Бабли открылся рот, он явно не ожидал услышать такого, а Юта закончила. – И я все равно не отступлюсь. Когда мы окажемся в безопасности, я расскажу эту историю и добьюсь того, что ее опубликуют.

Бабли открыл рот, но не произнес ни звука. Он, не отрываясь, смотрел на Юту, а затем кивнул.