Текст книги "Звезда Нибелии (СИ)"

Автор книги: Ива Арлейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Руг и Куду живут в постоянной борьбе, которая отражается в душах и судьбах народа. Но они также неразделимы, – без одного не существовало бы и другого. Эти два бога как братья, одновременно любящие и ненавидящие друг друга. Они находятся в постоянной вражде, но никто из них не способен полностью уничтожить другого.

Жизнь каждого атлурга ежедневно и ежечасно зависит от них. Если ты поймешь это и впустишь их в свою душу, то сделаешь первый шаг на пути к тому, чтобы понять народ и когда-нибудь стать одной из нас.

Юта задумалась. Слова Арагона были такими странными, но и такими волнующими, отзываясь в ее душе непривычными струнами. Юта все еще держала в руке свиток. Она опустила на него глаза и перед ее взором снова вспыхнули огненные письмена на темной коже, теряющиеся под рукавами рубашки.

– А кто такой ругат?

Эти слова сорвались с ее губ прежде, чем она успела сообразить.

Арагон прищурился. Он неопределенно взмахнул руками, отчего широкие рукава его халата разлетелись в стороны. Красные полосы мелькнули перед лицом Юты, как брызнувшая кровь.

– Так вот зачем ты пришла, – улыбаясь уголками губ, сказал жрец.

– Я … нет …б – Бормотала Юта, пока не замолчала, разозлившись на себя. Да что, в конце концов, с ней такое? С каких пор она стала такой безответной мямлей? Арагон сжалился над ней.

– Ругатом называют человека, который побывал в объятиях Руга, почувствовал на своей коже его обжигающее дыхание и сумел вернуться назад, в мир живых. Такой человек получает метку бога смерти и вместе с ней часть его силы.

– А как … как Корт стал ругатом?

Арагон смотрел на нее так, будто видел насквозь. Но его взгляд не был прожигающим, как у Корта. Он был мягким и баюкающим. Его прикосновение успокаивало, гасило смятение и помогало унять боль в ранах, которые, как думала Юта, никогда не смогут перестать болеть.

– Об этом тебе лучше спросить у него, – улыбаясь, ответил гурнас.

«Я спрашивала, но он уходит от ответа», – подумала Юта.

– Я рад, что ты заинтересовалась нашими богами, – как ни в чем не бывало продолжил Арагон. – Есть кое-что, что я хотел бы тебе показать. Следуй за мной.

Гурнас развернулся и повел ее по нескончаемым проходам. При каждом шаге его длинные волосы, заплетенные в три косы, раскачивались из стороны в сторону. Через некоторое время он остановился среди таких же, как и везде, стеллажей. Кажется, они отошли довольно далеко от входа.

– Мы пришли.

– Что это за место? – поинтересовалась Юта, больше всего в жизни ненавидящая тайны и физически неспособная терпеть секреты. Ее пытливый разум требовал тут же разрешить загадку, возникающую перед ней, вскрыть двойное дно реальности и вывести все на чистую воду.

– Эта секция принадлежит забытой ныне богине Амальрис – богине ночи и тьмы.

Юта ничего не понимала в верованиях атлургов, но это заявление озадачило ее.

– Но на этой планете нет ночи. Наши солнца никогда не заходят, так что тьмы здесь никогда не бывает.

Арагон потирал одну руку тонкими пальцами другой. Он выглядел задумчивым, отчего его молодое чистое лицо казалось еще более юным, но одновременно исполненным мудрости, как будто он был глубоким старцем.

– Ты должна понимать это, как иносказание, – наконец, заговорил он. – Как Руг является богом смерти, а Куду – богом жизни, так Амальрис – богиня жизни после смерти.

Когда для атлурга наступает ночь жизни, Амальрис забирает его душу и уводит к мифическому Источнику Жизни. Ни один смертный не может увидеть его. Но если бы кому-то удалось испить из него, он обрел бы власть над жизнью и смертью.

Существует легенда, по которой настанет день, когда на землю придет Тьма, и тогда Амальрис явит себя народу и укажет путь избранным из них.

Все это было увлекательно, но Юта не понимала, зачем Арагон рассказывает ей про какую-то забытую богиню.

– Так зачем мы здесь? – снова спросила она. Терпение не было ее сильной стороной.

– Подожди здесь, – попросил гурнас и скрылся за одним из стеллажей. А когда вернулся, в руках у него был свиток. – За этим, – ответил он, протягивая пергамент Юте.

Она развернула его и … увидела рисунок. Но это было немыслимо! Этого просто не могло быть!

Юта опустилась на пол между стеллажами, как если бы ее ударили под коленки. Она положила пергамент на пол, разглаживая одной рукой. Другой рукой она сорвала с шеи цепочку с маминым кулоном, а затем положила его на пергамент рядом с рисунком.

Это было невозможно, но рисунок на древнем свитке как две капли воды копировал ее подвеску. Юта потрясенно подняла лицо на Арагона, молча наблюдавшего за ней.

– Что это значит?! – потребовала она.

– Я не знаю, – тихо ответил служитель богов. – Но как только я увидел на тебе подвеску с этим символом в ночь, когда убили Канга, я сразу же узнал его. Я пытался понять, что это означает, и как он мог оказаться у тебя, одной из детей Колоссов*, но я так ничего и не нашел. Этот символ присутствует в нескольких манускриптах, посвященных Амальрис, но нигде нет упоминаний о том, что он означает.

Арагон выглядел растерянным и слегка виноватым. Это выражение на его лице было очень простым. Сейчас он был просто молодым парнем, ровесником Юты, задававшимся теми же вопросами, что и она, и так же, как она, не находившим ответы.

Он вдруг с бесконечной усталостью облокотился на стеллаж, возле которого стоял и на мгновенье прикрыл глаза рукой.

– В чем дело? – спросила Юта.

– Есть кое-что..., – начал Арагон, но потом оборвал себя, как если бы не был уверен в том, может ли говорить с ней откровенно. – Ничего, все в порядке. Это не должно тебя беспокоить.

– Расскажи, – с нажимом попросила Юта. – Я знаю, что не являюсь одной из вас, но ты можешь мне доверять.

Арагон отнял руку от лица и посмотрел на нее, как будто хотел убедиться в искренности ее слов. Он вздохнул, а потом заговорил.

– Понимаешь, я обнаружил кое-что странное, когда пытался найти упоминания об этом символе. Я более, чем уверен, что часть свитков Амальрис отсутствует. Есть ссылки на эти свитки в других манускриптах, но самих свитков нет.

– Я не понимаю. Свитки пропали? Но кто мог их забрать?

– Это и есть самое странное. Народ столетиями не поклоняется Амальрис. Как ты верно подметила, у нас нет ни ночи, ни тьмы, а атлурги – весьма практичны. Они не воспринимают того, что нельзя увидеть и к чему нельзя прикоснуться. Поэтому это было неизбежно, что культ Амальрис со временем стерся и забылся.

Никто не интересовался ей на протяжении веков. И точно никто не интересовался ей в период моего служения. Я не имею ни малейшего представления, кто и зачем мог забрать свитки. И где они могут быть сейчас.

Юта все еще сидела на полу. Под рукой она чувствовала шершавую поверхность бумаги. В воздухе висел запах старого пергамента и пыли. Она не понимала, почему, но сказанное Арагоном казалось ей очень важным. В этом была какая-то загадка и почему-то ей казалось, что она может ее разрешить.

Пропавшие свитки… Трагическая случайность, благодаря которой она попала в подземный город… Кулон, который подарила ей мама, изображающий символ, как-то связанный с забытой богиней… Ее настоящая жизнь и ее прошлое, которые неожиданным образом оказались переплетены.

И вдруг она вспомнила! Вспомнила то, о чем не вспоминала с самого детства, о чем никогда не думала и была уверена, что давно и крепко забыла об этом. Она вспомнила, где прежде видела символы языка наури.

У ее матери была шкатулка, которую она держала на тумбочке возле кровати. Юта часто ее видела, но никогда не придавала значения. Она не видела, чтобы мама открывала ее и не знала, что находится внутри, но… на крышке шкатулки были вырезаны символы языка наури. Древнего языка, на котором говорили предки атлургов.

[1] Вестник – обычное обращение к гурнасу. «Вестник воли богов».

* Ёкка – традиционное блюдо атлургов. Готовится из козьего молока с добавлением ропса и пряных трав. Запекается в солнечной печи.

* Дети Колоссов – так атлурги называют жителей Лиатраса из-за Солнечных Башен, высящихся над стенами города.

Глава 10. Прах к праху

Юта вошла в Зал Кутх вместе с потоком атлургов, в который влилась почти сразу, как вышла из дома. По всему городу медленные процессии людей двигались по коридорам, чтобы закончить шествие в Зале Кутх. Никогда, даже во время Утегатола Юта не видела здесь такое количество народа. Поток нес ее дальше, вглубь зала, а люди все продолжали прибывать. Сегодня здесь действительно собрался весь город. В зале было не протолкнуться, атлурги были торжественно молчаливы, над пустующим помостом ярче прежнего горела надпись «Утегат те атрасс».

Сегодня – день погребения Канга.

Это было непривычно и удивительно, но несмотря на то, что в зале собрался весь город, никто не толкался. Любое скопление людей в Лиатрасе вызывало не только огромное количество шума, но и жуткую толкотню. Тебя пихали плечами и локтями, наступали на ноги и кричали прямо в уши.

Но здесь царила почти полная тишина, за исключением легкого, как дуновение ветра, шепота, когда люди в пол голоса переговаривались со своими близкими и друзьями. И еще сегодня Юта снова с удивлением отметила, как начинали двигаться атлурги, собравшись вместе. Они были словно танцоры, следующие движениям давно заученного танца, где у каждого есть свое место и каждый до мелочей знает свои движения. Было ли это следствием того, что эти люди столетиями жили бок о бок в такой тесноте, или же это было заложено у них в генах – но атлурги двигались, как единый организм.

Как только Юта оказалась в зале, ее тут же подхватил новый поток людей, двигавшийся внутри. Очень скоро она поняла, что он двигается по спирали, постоянно уплотняющейся и двигающейся к центру. Благодаря этому у входа не возникало давки, и зал без особых проблем вмещал в себя всех пришедших.

В итоге, людской поток вынес Юту прямо к центру, и она увидела Канга. Центр Зала Кутх был расчищен от людей. Тело Туррага, облаченное в белые одежды, лежало на специальных, приподнятых над землей носилках. Они были покрыты золотисто-песочным покрывалом и украшены редкими цветами, которые, как узнала Юта, выращиваются специально для подобных случаев.

Длинное худое тело Канга покоилось на носилках, выпрямленное во весь рост. Его руки лежали вдоль тела, ладонями вверх. Благодаря этому были видны символы на предплечьях. Теперь Юта видела, что это – символы на языке наури. На побелевшей, потерявшей краски коже Туррага, они выделялись кроваво-красным, будто только что были вырезаны на его руках.

Юта пришла рано. Церемония еще не началась, и она нигде не видела Арагона. Со времени, прошедшего с ее первого посещения Зала Свитков, они виделись почти каждый день. Оказавшись предоставлена сама себе, Юта, как никогда прежде, ощущала одиночество. Ей нужен был друг, человек, способный выслушать и отвлечь от собственных переживаний. Потому она так нуждалась в этих ежедневных встречах, выучив дорогу до Зала Свитков лучше, чем до полей или рынка.

Приходя в Зал Свитков, она неизменно находила Арагона за работой: он читал и переводил манускрипты, изучал предзнаменования и делал предсказания по песку и тому, как сворачивалось козье молоко. Они много говорили о богах и легендах атлургов. Арагон переводил для Юты свитки Амальрис и некоторые другие. Ни с кем другим она не чувствовала себя так легко и свободно.

Ряды атлургов с другой стороны от тела Туррага задвигались. Раздвигая широкими плечами столпившихся людей, вышел Корт. Из-за его спины появилась Леда, как всегда следующая за мужем. Они тихонько переговаривались. Сердце Юты глухо стукнуло. Корт выглядел уставшим и измученным. Его щеки ввалились, а побледневшая кожа обтянула скулы. Он выглядел как человек, который не ел и не спал несколько дней.

Ощутив на себе взгляд, Корт внезапно посмотрел на нее. Его глаза были сощурены, пристально всматриваясь в ее лицо. Выражения его собственного лица было невозможно прочесть. Юта подумала, что, может быть, он подойдет к ней, как в ночь убийства Канга, но Корт не покинул Леду. Он только кивнул Юте небрежным жестом, как случайному человеку, с которым здороваешься на улице. Леда улыбнулась бледной уставшей улыбкой, было видно, что она чем-то озабочена.

Юта почувствовала, как атлурги задвигались у нее за спиной. Она подумала, что это Арагон, но вместо жреца рядом с ней появился высокий атлург, которого она не видела прежде. Люди поспешно давали ему дорогу, мужчина шел так, словно имел законное право занять место в первом ряду. Кругом раздались шепотки, вокруг мужчины образовалось свободное пространство, люди почтительно отступали от него.

Юта украдкой скосила на него глаза, чтобы рассмотреть получше. Мужчина был очень высок даже для атлурга, пожалуй ростом он мог бы сравняться с Кортом. Легкая рубашка обтягивала его прямые, угловатые плечи и длинные руки. Под тонкой тканью угадывались тугие мышцы, перевивавшие его тело жилистыми ремнями.

Внешность атлургов сильно отличалась от внешности жителей Лиатраса. Так как она была для Юты непривычной, девушка относилась к наружности атлургов с любопытным безразличием. Но этого мужчину она могла бы назвать красивым. Черты его лица были яркими, по-аристократичному тонкими, запоминаясь с первого взгляда.

Прямой нос, треугольные скулы переходят в острый подбородок. Очень светлая кожа, густые песочные волосы волнами лежат на плечах, спереди и с боков забранные тонкими косичками. Большие глаза необычного для атлургов миндалевидного разреза, очень чистого золотого оттенка, как корона Аттрима, когда он подходит к самому горизонту.

Взгляд мужчины бал прикован к телу Канга, его спина была напряжена, оставаясь настолько ровной, будто внутри его позвоночника проходил железный штырь, не дававший ему согнуться ни на миллиметр.

Вдруг он повернул голову и посмотрел на Юту. Она подумала, что, пожалуй, слишком пристально рассматривала его, увлеченная яркой внешностью. Она потупила взгляд, но мужчина продолжал смотреть на нее, а потом заговорил:

– Ты – Юта? Девушка, пришедшая с неба, которую, как говорят, Корт отнял у самого Руга?

– Видно, Руг остался не слишком доволен, – ответила Юта. – И потребовал вместо меня другую жертву.

Мужчина посмотрел на тело Туррага, а затем легко усмехнулся.

– Говоришь, как атлург. Ты быстро учишься.

Его глаза, направленные на Юту, улыбались. В них была глубина и внутренняя сила и, возможно, что-то еще, чего она не понимала. В его лице проглядывали хищные ястребиные черты, но взгляд был мягким. Вдобавок его глаза обрамляли густые черные ресницы, придавая взгляду сияние и глубину.

– Ты – Гвирн? – спросила Юта.

– Ты знаешь мое имя? – С восхищением проговорил мужчина. – Как я и сказал, ты быстро учишься.

Юта поймала себя на том, что непроизвольно улыбается ему в ответ.

– Я слышала, как люди говорят о тебе, – ответила она.

– И что же они говорят, хорошее или плохое? – с подкупающей улыбкой спросил Гвирн.

– Хватает и того и другого.

– Что ж, не верь всему, о чем болтают атлурги, – небрежно взмахнув рукой в сторону толпы, проговорил мужчина.

– Чему именно я не должна верить: хорошему или плохому?

Глаза Гвирна наигранно сощурились. Он пристально посмотрел на Юту, чуть склонив голову набок, а затем произнес:

– Не верь ни тому, ни другому. Я хочу, чтобы у тебя была возможность составить собственное мнение.

Совершенно не стесняясь, – почему-то условности с Гвирном казались излишними, – Юта рассматривала его открытое лицо. Она только познакомилась с ним, но журналист должен уметь составить непредвзятое мнение о человеке, основываясь лишь на одной кратковременной встрече.

И то, что Юта могла бы сказать о Гвирне – этот человек умел расположить к себе с первого взгляда. Он заставил ее улыбаться чуть ли не впервые с тех пор, как она попала в Утегат. Ей было легко говорить с ним, он казался приятным и проницательным собеседником. А взор его теплых, вдумчивых глаз очаровывал и помимо воли приковывал к себе.

Из раздумий Юту вывело ощущение тяжелого взгляда, горячей ладонью опустившегося на плечи. Она вздрогнула и поняла, что Корт смотрит на нее. Его ярко-синие глаза сейчас были темны, и всего на мгновенье ей показалось, что в них промелькнул гнев. Но это, должно быть, показалось.

В круге, очищенном от людей, появился Арагон, и церемония погребения началась.

Сначала Арагон произнес небольшую речь. Он говорил о периоде правления Туррага, как о спокойном и тихом времени, принесшем Утегату мир и процветание. Говорил о долге каждого атлурга и необходимости сплоченности народа. А затем немного о воле богов, решивших забрать Канга к себе раньше срока. В целом, речь была сдержанной и немногословной, как и сами атлурги.

Затем гурнас начал произносить что-то на языке наури – Юта узнала его звучание. Она не понимала ни слова, но речь Арагона полностью захватила ее. Его голос был словно плот, подхваченный безудержной рекой языка наури. То плавно скользящий по его гладкой поверхности, то внезапно подхваченный бурлящим течением. А потом река неожиданно вздыбливалась жестокими порогами, и плот грозил разбиться в каждую секунду.

Пока гурнас нараспев произносил свою речь, в круге появился еще один атлург. На нем был такой же халат, как и на Арагоне, только одноцветный, без бордовых полос на рукавах и подоле. В руках он нес неглубокую чашу. Атлург опустился на колени рядом с телом Канга. Он взял длинную белую полоску ткани и обмакнул в жидкость, налитую в чаше. Затем наложил намокшую ткань на предплечья Туррага, полностью закрывая татуировки. Он повторил процедуру с другой рукой и незаметно растворился среди толпы.

Слушая переливы голоса Арагона, неожиданно обретшего силу и глубину, Юта будто погрузилась в транс. Она словно плыла по волнам, следуя за голосом гурнаса, за каждым его поворотом и изгибом. И когда ей казалось, что она почти достигла невидимой цели, что за следующим поворотом ей откроется нечто небывалое и грандиозное, голос Арагона оборвался.

Юта почувствовала, как очнулась, рывком вернувшись к реальности. В зале Кутх царила абсолютная тишина. Люди не издавали ни звука, даже вездесущий шорох песка на минуту прервался. Мир затаил дыхание. В этой абсолютной тишине гурнас подошел к Кангу и поочередно снял с его рук полоски белой ткани.

Минуту ничего не происходило, даже время, казалось, замерло в ожидании. А потом татуировки на руках Туррага начали искриться. Свечение исходило из под кожи, становясь все сильнее и сильнее. По рукам словно плыл жидкий огонь, символы переливались всеми оттенками от оранжево-красного до огненно-золотого.

Свечение все усиливалось, пока символы не начали буквально гореть, словно охваченные пламенем. Оно перемещалось по рукам Туррага, вырываясь из-под кожи брызгами искр. А потом, так же внезапно, все прекратилось.

За секунду пламя, пожиравшее предплечья Туррага, сошло на нет, и Юта с изумлением обнаружила, что татуировки, украшавшие руки Канга, исчезли. На их месте остался лишь еле заметный белесый след, в остальном же руки Канга не пострадали.

По рядам атлургов прошел вздох, будто вздохнул сам Зал Кутх. Время тоже ожило и снова потекло привычным руслом. Люди, затаившие дыхание, задвигались и снова начали тихонько переговариваться.Только Юта все еще не могла придти в себя, завороженная увиденным. Тихий голос произнес ей на ухо:

– Ты знаешь смысл этой церемонии?

Это был Гвирн, все еще стоящий рядом. Юта, наконец, оторвала взгляд от Канга и отрицательно мотнула головой.

Мужчина наклонился ближе, чтобы больше никто его не слышал.

– Первые знаки наносятся атлургам еще в детстве. Они обозначают имя ребенка и принадлежность к какому-то клану. В нашем случае, к Утегату. У каждого в этом городе есть такой символ. – Гвирн вытянул руку и указал на один из знаков, напомнивший Юте дерево с раскидистыми ветвями. – По мере взросления, на протяжении всей жизни, добавляются новые знаки – это то, что отличает человека от всех других, что определяет его.

А когда атлург умирает, его знаки должны быть стерты. Для этого на татуировки наносится специальный раствор, который выжигает символы изнутри. Это делается для того, чтобы после смерти человека Бог Смерти – Руг – узнал, кто к нему пожаловал. Когда знаки исчезают здесь, то проявляются на том свете, и Руг может прочесть их.

Здесь же человек теряет личность, становится одним из народа. В смерти каждому прощаются все грехи, даже если он был убийцей. Бог Смерти рассудит его и накажет согласно его грехам, в соответствии с тем, что сказано на знаках. А здесь, на земле, после смерти все равны. Человек обращается в прах, становится никем, одним из предков народа, – тем же, кем был, когда пришел на этот свет.

Юта стояла молча, не в силах ничего ответить. Впервые она подумала, что верования атлургов были прекрасны. Было в этом что-то волнующее, тронувшее ее до глубины души, пробудившее такие ее уголки, о существовании которых Юта и не подозревала.

Гурнас снова сказал что-то на наури, а потом вновь появился второй атлург, прислуживавший ему во время церемонии. Он снова нес в руках чашу, но на этот раз более глубокую. В нее был насыпан песок. Негромко произнося что-то, Арагон взял по горсти песка и насыпал в глаза и рот Туррага.

– Это чтобы после смерти человек мог увидеть Руга и поговорить с ним. – Снова наклонился к Юте Гвирн.

На этом церемония подошла к концу. Несколько атлургов взяли носилки и понесли тело Канга к выходу. Как Юта уже знала, атлурги не хоронили своих покойников – не так, как в Лиатрасе, – они не закапывали и не сжигали их. Они просто выносили тело на поверхность и оставляли в пустыне, а солнца и песок заканчивали дело. Очень быстро оно оказывалось занесено песком, возвращаясь туда, откуда пришло.

Все желающие могли последовать за процессией, уносившей тело Канга на поверхность, но Юта не чувствовала в себе сил на это. Неожиданные переживания выжали ее досуха. Сама не желая того, она не могла не думать о том, кого не смогла похоронить. Конечно, о нем позаботились родители и друзья. Но она так и не сказала «до свиданья», не попросила прощения, не посмотрела в последний раз на любимое лицо.

И вдруг это оказалось неожиданно тяжело. Пустота, которую она заставила на время отступить, вновь поселилась в груди, и Юта не чувствовала в себе сил бороться с ней. Не сегодня. Она поискала глазами Корта с Ледой, но они куда-то ушли, как всегда занятые делами Утегата.

Дождавшись, когда основная толпа схлынет, она направилась к выходу из Зала Кутх.

– Церемония утомила тебя? – раздался сзади голос, и обернувшись Юта увидела Гвирна. Она потеряла его в толпе после окончания церемонии, но к ее удивлению он нашел ее.

– Можно так сказать, – устало ответила она. – Я плохо спала последние дни, я лучше вернусь к себе и отдохну.

– Конечно. Я просто не хотел отпускать тебя, не попрощавшись. Я был рад познакомиться с той, о ком все говорят.

Против воли, Юта снова слабо улыбнулась.

– Я тоже была рада познакомиться с тем, о ком все говорят.

– Итак, что ты ответишь на мое предложение?

– Какое предложение? – не поняла Юта. Она не помнила, чтобы Гвирн что-то предлагал.

– Самой составить мнение о том, о ком все говорят. Я мог бы устроить тебе экскурсию по Утегату. Я понимаю, что ты находишься здесь уже довольно давно, и, наверное, сама неплохо изучила город. Но у меня есть некоторые привилегии, я смогу провести тебя в такие места, куда обычным атлургам вход закрыт.

Юта растерялась на мгновенье. Раньше никому не приходило в голову устроить ей экскурсию, несмотря на то, что она находилась в Утегате уже несколько недель. Это было необычно и немного странно для атлурга, насколько Юта успела их изучить. Но ясный взгляд Гвирна не таил никакого подвоха. Возможно, это обычная вежливость, – подумала Юта. Могут же и здесь у кого-то быть хорошие манеры.

– Я с удовольствием послушаю об Утегате от одного из его выдающихся представителей. Особенно если эта прогулка сулит небольшое нарушение закона.

– Если ты любишь нарушать законы, уверен, я смогу придумать что-то особенное для тебя, – задорно ответил Гвирн и подмигнул.

– Тогда до встречи, – сказала Юта и направилась к выходу.

Она не была уверена, но почему-то ей казалось, что Гвирн смотрит ей вслед. Ее подмывало обернуться, чтобы проверить, но она не сделала этого. Она ощущала себя ребенком, задумавшим шалость. Неожиданно будущее снова таило в себе предвкушение чего-то, и Юта узнала это чувство. Это было опасное и сладостное ощущение, что она вступала в новую, неизведанную игру.

***

Гвирн отдернул полог и без стука вошел в дом. Этот дом был хорошо ему знаком, ведь он провел в нем детство и юность. В нос ударили знакомые запахи трав, скисшего молока, дыма и ветхости. Стараясь не шуметь, но и не прячась, он миновал кухню, проходную комнату для приема гостей и вошел в спальню.

Спиной к нему, на кресле возле стола сидел пожилой мужчина. Осветительные окошки были полностью открыты, и солнечные лучи укутывали его мягким светом, словно покрывалом. В Утегате всегда тепло, а часто и жарко, но в старческих костях уже поселился холод потустороннего мира: ни теплые одеяла, ни многочисленные слои одежды не могли защитить от этого холода. Лишь благословенное касание милосердных братьев служило последней преградой от холода смерти.

Гвирн обошел кресло, которое сделал своими руками много лет назад и встал перед мужчиной, погруженным в полудрему. Его седые волосы были завязаны в тугой узел на затылке, руки сложены на коленях. Его темное лицо покрывалиглубокие, как трещины на коре дерева, морщины, но крупное телосложение еще хранило следы былой мощи.

– Отец, – осторожно, чтобы не напугать громким голосом, обратился Гвирн к старику.

Тот моментально открыл глаза. Они были по-старчески водянистыми, какими-то серыми, но по-прежнему проницательными.

– Гвирн. В чем дело? – старик не улыбнулся приходу сына, наоборот, казалось он был раздражен тем, что его побеспокоили.

Гвирн откашлялся. Он стоял совершенно прямо, будто проглотил кол. Его руки были сложены за спиной.

– Только что закончилась церемония погребения Канга. Помнишь, я говорил тебе, что она будет сегодня? Я подумал, ты захочешь узнать, как все прошло.

– А как все могло пройти? – сверкнул глазами старик. Его голос был хриплым, но еще не растерял силы. – Смерть есть смерть. В церемонии погребения нет ничего нового. Люди постоянно умирают, и поверь мне, мальчик, Турраг не первый Канг, которого я переживаю. Совсем другое дело, что эти глупцы отменили из-за этого праздник Куду. Они думают, какой-то дряхлый атлург важнее Бога! Наивно полагают, что милостивый Куду не разгневается на них. Надеюсь, хотя бы ты еще не растерял остатки мозгов и совершил все надлежащие ритуалы?

– Да, отец. Сегодня рано утром я совершил омовение и принес жертвы от нашей семьи.

Гвирн смотрел в пол, не смея поднять глаз.

– Хорошо, – медленно ответил Холден. – Но, надеюсь, ты здесь не только за тем, чтобы похвалиться. У тебя есть новости?

– Немного. Все идет, как задумано. Нас поддерживает много атлургов. Я делаю все, чтобы привлечь на нашу сторону больше людей. И хотя позиции Корта все еще сильны…

– Не произноси при мне этого имени! – рявкнул старик, и Гвирн вздрогнул. – Этот безродный оборванец не заслуживает того, чтобы произносить его имя и тем более называться атлургом! Не понимаю, как этот старый кретин, Турраг, мог совершить такую глупость и принять его, даже не созвав Утегатол! Неслыханная дерзость! И теперь он наконец поплатился за нее. А это отродье … ты должен стереть его в порошок.

Гвирн все еще смотрел в пол. Собравшись с духом, он проговорил:

– Это не так просто, отец. Как я уже говорил, за ним идет много людей. Мы не можем просто убить его, как Туррага. Это вызовет недовольство, возможно, даже бунты. Это настроит атлургов против нас.

Старик отвернулся, как будто ему стало противно смотреть на сына. Его морщинистая рука сжалась в кулак, и он выплюнул:

– Надеюсь, у тебя не появилось задних мыслей по поводу совершенного? Надеюсь, ты не так слаб, как этот никчемный изгой? Он всегда старается обойтись малой кровью, держится срединной линии, и это то, что его погубит. Утегату нужен сильный правитель, не боящийся замарать рук, а не трусливый сопляк. Твои предки, Гвирн, были великими Кангами, ты не можешь подвести их память.

– Да, отец. Не беспокойся, в моем сердце нет сомнений. Я лишь исполнил свой долг. Я знаю, что иначе было нельзя – безволие и бездействие Канга привели бы все поселение к гибели. Утегат проходит через тяжелое время, время для тяжелых решений. И тот, кто не готов их принимать, не готов стать Кангом.

Холден сдержанно кивнул. Его суровое лицо чуть дрогнуло, морщины еле заметно разгладились, а во взгляде появился намек на мягкость.

– Вот теперь я слышу речь истинного правителя. Ты должен знать, что я горжусь тем, что ты сделал, решением, которое принял. Наш род – древний и могущественный. Это – род правителей. Когда-то Утегат принадлежал нам и пора вернуть это время. Мы должны вести народ, а не следовать за кем бы то ни было. Если ты проиграешь этому … изгою, это станет позором для семьи и лично для меня.

Если ты проиграешь ему, то ты не мой сын. Не тот, кого я с детства растил вождем и победителем.

– Не беспокойся, отец, этого не случится. У меня припрятан козырь в рукаве. На этот раз боги на нашей стороне, я точно это знаю. Я – тот, кто следующим взойдет на помост Кангов. И тогда ты и наши предки по праву сможете гордиться мной.

Старик кивнул. Он заметно обмяк в кресле, видно было, что разговор отнял у него много сил. Он слабо махнул рукой в сторону Гвирна.

– А теперь иди. У тебя много дел, Утегат не ждет. И помни, боги любят решительных.

Гвирн подчинился и вышел. Когда он уходил, старик уже закрыл глаза, снова погружаясь в дрему.

Гвирн еще помнил отца другим. Он бережно хранил воспоминания о самом сильном и мудром в мире человеке, который сажал его к себе на колени и рассказывал о богах. Это случалось не часто, но, может, именно потому Гвирн запомнил эти моменты так хорошо, сохранив в памяти на всю жизнь.

Он был четвертым ребенком отца от последнего брака, но все его братья уже погибли, забранные к себе Ругом. Несмотря на то же воспитание, какое получил Гвирн, никто из них не смог добиться в жизни ничего выдающегося.

В детстве Гвирн нечасто видел отца. Тот был постоянно занят, и сыном занималась его ныне покойная мать. Она была совершенно обычной женщиной, серой и тихой на фоне яркого и блистательного Холдена. И Гвирн часто задумывался о том, что отец вообще в ней нашел.

Воспитание, которое давал ему отец, было суровым. Холден был требователен и редко выказывал признаки любви к сыну. Но Гвирн знал, что тот делал так лишь потому, что считал такое воспитание самым верным для мужчины. Он хотел вырастить сына не только послушным, но волевым и самостоятельным. Гвирн до сих пор считал отца самым достойным и сильным человеком в Утегате. Он не может, просто не имеет права подвести его.