355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирвинг Стоун » Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт » Текст книги (страница 8)
Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 05:43

Текст книги "Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт"


Автор книги: Ирвинг Стоун



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)

Поездка должна была занять около двух-трех недель, кому как повезет. Но Джесси не спешила. Около нее был муж, и она беззаботно наслаждалась его обществом. Дорога была ей хорошо известна: впервые она проехала по ней, когда ей было всего десять месяцев; однажды, когда ей было три года, она выпала из кареты; она останавливалась почти на каждом постоялом дворе и в каждом частном доме на пути во время четырнадцати поездок, совершенных за девятнадцать лет.

Они пересекли Миссисипи у Каиро 16 мая, в яркий, сверкающий весенний день, когда в Сент-Луисе бурлит жизнь, когда портовые рабочие наводняют берега реки, когда Миссури вспенена пароходами; суда и шаланды пришвартованы к грубым деревянным пристаням; дамбы усыпаны грузчиками-неграми, загружающими трюмы под звуки ритмических песен.

Том Бентон настоял на том, чтобы проехать по Мейн-стрит и проверить, осталось ли гладким ее гранитное покрытие, и полюбоваться новыми зданиями. Они проехали мимо особняка полковника Огюста Куто, выходившего фасадом на Мейн-стрит и защищенного стеной трехметровой высоты и более чем полуметровой толщины, выложенной из камня, с бойницами для обстрела в случае набега индейцев. Проезжая в карете по обсаженной белыми акациями улице, они рассматривали сверкавшие белизной дома аристократов Сент-Луиса, величественный собор и епископальный сад. Далее по пути к дому Бентонов следовали небольшие улочки и скопление захудалых домов, поскольку Сент-Луис расширялся по частям, каждый строил как хотел и где хотел.

Джесси заметила, как быстро вырос город. Он стал большим и дальше всех шагнувшим на Запад центром деятельности, удобной отправной точкой для экспансии в Мексику, Калифорнию, Орегон и Канаду и на большие просторы неосвоенных земель, лежащих между ними. Выглядывая из окна кареты, она видела красочные драматические и разноплановые сцены, знакомые еще с детства: охотники и звероловы в одежде, предназначенной для леса, дружественные индейцы в национальных костюмах, авантюристы и непоседы из всех европейских стран, одетые в свои оригинальные платья и говорившие на своем родном языке. В воздухе, как прежде, витал некий дух обеспокоенности, ведь Сент-Луис был не местом, где оседают люди, а скорее трамплином, с которого пускаются в авантюры. Для Джесси город был последним прибежищем цивилизации: сюда стекался целый мир, желающий оторваться от нее, броситься в неизвестное, и лишь немногие понимали, что поток переселенцев неизбежно несет эту цивилизацию все дальше на Запад до тех пор, пока вся Америка и все неосвоенные земли не будут заселены.

Том Бентон около двадцати лет назад построил свой дом в таком удалении от делового района Сент-Луиса, что он все еще находился на окраине, и вокруг было сравнительно тихо. Когда Том приехал сюда в 1817 году с четырьмя сотнями долларов в кармане, он вложил триста долларов в десять акров земли около небольшой деревни. Через два года так быстро возросло движение через пограничный порт на Миссисипи, так много скапливалось здесь караванов вооруженных торговцев, путешественников, звероловов Американской пушной компании, что Том Бентон начал продавать свои земли по две тысячи долларов за акр.

Дом Бентонов утопал в тени акаций с их гроздьями пахнущих ванилью цветов. Построенный в преобладавшей в тех местах креольской манере, дом имел центральный дворик, выложенный каменными плитами. Посадки белой акации создавали зеленый занавес для широких галерей вдоль дома. Половые доски из черного ореха были навощены до блеска. Том Бентон заложил дом к югу от гавани и делового квартала, на небольшом возвышении, с которого открывался вид на широкое мутное русло Миссисипи.

Джесси устроилась в южной спальной комнате, окна которой выходили на поредевший грушевый сад Тома Бентона. В комнате стояли легкая кровать из дерева черешни, секретер и стулья, купленные Томом у ранних французских иммигрантов. Хотя Джесси угнетала мысль, что ее муж уедет через неделю или две, она чувствовала себя счастливой в Сент-Луисе, где каждый был заинтересован в экспансии на Запад, где редко говорили на иную тему, где любой незнакомый прохожий мог объяснить ей, как далеко прошел лейтенант Фремонт и почему так важно для него отыскать более легкий перевал через Скалистые горы. В Вашингтоне ей удалось скрасить свое одиночество в течение шести месяцев его первой экспедиции, следуя за ним по большой карте. Здесь же, в Сент-Луисе, ей не нужен искусственный стимул, чтобы чувствовать себя нормально. В Сент-Луисе жили представители всех рас, исповеданий и философских течений, существующих в мире, и если, как думала она, ее судьба оставаться дома и ждать мужа, тогда самое лучшее место, разумеется, там, где собран весь мир и где едят, дышат, спят и грезят экспедицией.

Джесси не хватало лишь бабушки Бентон, умершей пять лет назад. Встреча с бабушкой Бентон, когда они приезжали в Сент-Луис, происходила по раз и навсегда заведенному распорядку. Став инвалидом в восемьдесят лет, Энн Бентон носила свое лучшее черное платье и всегда была в ожидании, чтобы приветствовать своего сына и его семью в комнате в конце нижней галереи. Первые моменты встречи смущали Джесси, поскольку ее отец, счастливый тем, что вернулся домой, не скрывал слез, наклоняясь, чтобы поцеловать бабушку. Когда же наступала ее очередь приветствовать молчаливую старую леди, сидевшую на кушетке, она дрожала, увидев белые пальцы, показывавшие, что надо приблизиться, и ощутив прикосновение сухих губ к ее щеке.

Казалось, не было разумной причины, почему Энн Гуч Бентон оставила свой благоустроенный дом в Северной Каролине, в Хиллсборо, в 1798 году, где была окружена родственниками и друзьями, где жизнь была безопасной и обеспеченной. Но миссис Бентон после смерти молодого мужа упаковала пожитки, посадила детей и рабов в несколько фургонов и направилась по долгой, опасной, протянувшейся на четыреста миль тропе через горы Каролины и темные хвойные леса в Нашвилл. За несколько лет до этого ее муж получил большие земельные угодья в Теннесси от короля Англии. Тогда эти земли ничего не стоили, не были заселены, в них господствовали враждебные индейские племена. Здесь она основала поселение Вдовы Бентон, построила свою бревенчатую хижину, церковь, школу и лавку. Вдова Бентон предлагала поселенцам, приезжавшим по тропе, бесплатную аренду земли сроком на семь лет, после чего она либо продавала, либо сдавала за умеренную цену землю осевшим семьям.

Энн Бентон сознательно предпочла жить в глуши. Эта страсть к расчистке, к новизне, к возможностям первопроходца пустила глубокие корни в сердце Тома Бентона. Крохотный пост Сент-Луиса, основанный французами, крайне нравился ему, и он чувствовал себя удобно в нем. Том бросил свою адвокатскую практику в Нашвилле и переехал в Сент-Луис. Хотя он с трудом говорил по-французски, французские поселенцы уважали его и доверяли ему. Затем начали приезжать и селиться другие американские семьи, и Том Бентон превратился в связующее звено двух национальных групп. К концу года он был включен в число опекунов школы, начал писать политические статьи в газету «Миссури инкуайрер», был назначен одним из редакторов, пропагандирующих немедленное исследование необжитых земель, чтобы «навсегда поставить эти земли под господство нашего народа».

К 1820 году его положение казалось надежным: он построил себе большой дом, перевез мать в Сент-Луис, сыграл важную, активную роль в превращении Миссури в штат, был избран в первое законодательное собрание, помогал в разработке конституции штата, а потом выбран одним из двух сенаторов штата. Приехав в Вашингтон-Сити, он увидел скопление скверных домов вдоль реки и около болот. Большинство конгрессменов оставляли семьи дома, жили в третьеразрядных меблированных домах и выезжали из столицы при первой возможности, проклиная сырость, малярию и несчастную жизнь. Но Том Бентон полюбил этот только что родившийся город. Он привез жену и детей в Вашингтон, объявил его своей второй родиной, снял самый хороший дом, какой удалось найти, а затем купил свой. Он призывал коллег-конгрессменов брать с собой семьи, чтобы можно было основать школы, церкви и обустроить Вашингтон.

Дни Джесси в Сент-Луисе были заполнены, ибо теперь она выполняла роль секретаря как отца, так и мужа, и ничто не могло заставить ее отказаться от этой работы. Солнце вставало над Миссисипи в пять часов утра, и, хотя она плотно закрывала шторы, Джон просыпался при первых лучах света. Через полчаса он уже был одет, успевал съесть свой завтрак и покинуть дом. В шесть часов утра Джесси и ее отец завтракали на свежем воздухе в длинной галерее нижнего этажа. Эта галерея была одновременно кабинетом Тома Бентона. Там он поставил диван, стол и то, что он называл колонией стульев. К шести тридцати утра появлялись первые посетители, чтобы обсудить последние сообщения из Вашингтона и проблемы Миссури. Джесси вела записи этих утренних встреч, чтобы отец, вернувшись осенью в Вашингтон, имел при себе эти заметки. В одиннадцать часов возвращался ее муж, завершив дневную организационную работу. После ланча он диктовал ей материалы, касающиеся экспедиции: имена шестидесяти с лишним охотников и звероловов, едущих с ним, ведомости на получение каждым из них одного доллара в день, ведомость на сто долларов в месяц для Кита Карсона – сумма неслыханная, но Джон отстаивал ее на том основании, что в Америке нет никого, равного Киту Карсону. Составлялся список закупленных материалов с указанием их стоимости, научного оборудования, необходимого для полной отчетности экспедиции: компасов, телескопов, секстантов, хронометров, барометров.

Обед подавали в пять часов, после чего приходили друзья и родственники – на музыку, танцы и отдых, ведь Сент-Луис был веселым городом во французской традиции, и в каждом доме хранилась скрипка.

Вскоре ее двойная нагрузка прекратилась. Отец отправился в объезд штата в избирательных целях, а Джон приготовился уехать на пристань Коу, где собирался весь состав экспедиции, находились откормленные лошади и откуда начиналось долгое путешествие в Орегон. За несколько дней до отъезда он попросил жену:

– Не можешь ли ты пригласить полковника Кирни на обед? У меня есть особое дело к нему, и я хотел бы обговорить его наедине с ним.

– Я это устрою.

Полковник Стефан Уоттс Кирни, комендант казарм Джефферсона в окрестностях Сент-Луиса, пришел на обед в знойный полдень 1 июня. Это был бывалый солдат, с рыжими волосами, желтым лицом и скрипучим голосом. Он отличился в войне 1812 года не потому, что был блестящим стратегом, а благодаря бесстрашию и упорству – он брал не умом, а вытеснял противника. У него были грубые манеры неуклюжего человека, проведшего тридцать лет в глуши и в военных лагерях.

После приятной беседы Джон спросил:

– Полковник Кирни, не считаете ли вы возможным дать мне пушку на время экспедиции?

Гость Джона вынул изо рта сигару:

– Пушку! Для чего вам нужна пушка?

– Я ожидаю серьезных неприятностей от индейцев. В прошлом году их престиж потерпел урон: они не смогли напасть на нас, выйдя на тропу войны. Я понимаю так, что они ищут возможности отомстить.

– Понимаю.

– Кроме того, – продолжал Джон, – я думаю, пришло время показать, что армия в состоянии перемещать свое тяжелое снаряжение через континент…

– Но ведь вы командуете не военной, а научной экспедицией, – прервал его полковник Кирни. – Вид этой пушки может вызвать у индейцев, да и у англичан и испанцев подозрение, будто мы посылаем армию для завоевания.

– И все это с одной небольшой пушечкой, полковник? Мое главное соображение – показать, что мы можем перевезти такую тяжесть, как пушку, через новый перевал в Скалистых горах, который, я надеюсь, мы найдем. Если мы сможем переправить через него пушку, то тогда караваны иммигрантов будут знать, что и они могут провести свои фургоны через перевал.

– По глубокому снегу? Лейтенант, вы никогда не сможете сделать этого. Вы надорветесь, стараясь перетащить пушку через перевал.

– Вы бесспорно правы, полковник, – ответил Джон, – но я все же хочу попытаться. Можете выделить мне пушку? Обещаю доставить ее обратно в казармы Джефферсона к концу года.

Полковник Кирни некоторое время молчал, попыхивая сигарой.

– Хорошо, если вы так страстно хотите. Я не думаю, чтобы пушка потребовалась нам в Миссури в следующем году.

Через три дня Джесси вновь проводила мужа, на этот раз без слез. После завершения работы по составлению карты дороги в Орегон и выявления нового прохода через Скалистые горы, более легкого, чем Южный перевал, Джон должен был спуститься со своей группой в Калифорнию. При этом он должен был проявить осторожность, чтобы не встревожить и не оттолкнуть мексиканское правительство, заверить местных губернаторов из Мехико-Сити, что его экспедиция – чисто научная, но в то же время обследовать профиль местности, поговорить с американцами, владеющими там ранчо, познакомиться с калифорнийцами и составить представление о военной силе мексиканских гарнизонов, узнать, что потребуется, чтобы Калифорния перешла в руки американцев, ибо никто не сомневался, что Мексика потеряет Техас и Калифорнию. Жители западных штатов и территорий были настроены самым решительным образом против того, чтобы англичане владели Калифорнией.

– Я хочу поехать с тобой в Калифорнию в следующей экспедиции, – сказала Джесси. – Хочу обосноваться там.

– Но я сомневаюсь, чтобы на всей тамошней земле было больше полудюжины американок.

– Меня не тревожит, если я окажусь первой, – ответила она. – Более того, мне это даже понравилось бы. У нас в семье уже есть Бентонвилл. Теперь наш долг заложить Фремонтвилл.

Джон рассмеялся:

– Я уверен, что смогу дойти до форта Саттер, это даст мне возможность исследовать долину Сакраменто. Я слышал, что там плодородные земли. Я исследую окрестности, посмотрю, смогу ли я найти подходящее место для Фремонтвилла. Если найду, поставлю вешку.

– Прекрасно, – сказала Джесси, – а как только Калифорния станет штатом, тебя пошлют в Вашингтон в качестве ее первого сенатора.

Она установила для себя напряженный режим, который, как она надеялась, оставит ей мало времени для одиночества. Она вставала в шесть утра, шла в детскую комнату поиграть с Лили, в семь часов относила матери кофе и булочки, в восемь – отправлялась в кухню с Мейли, чтобы наметить дневные покупки и меню, после этого говорила со старым Габриэлем относительно работ в саду. Избавившись от обыденных хлопот по дому, она работала по намеченной схеме интеллектуальной активности: ежедневно четыре часа для чтения – один час на испанском, один – на французском, чтобы поддерживать их в активном состоянии, и два часа – для чтения и составления выписок из книг отца по истории.

Ей предстояло выдержать почти год без мужа. Первая из пятидесяти недель прошла довольно быстро, поскольку ей даже понравилось установление дисциплины для себя.

На исходе двенадцатого дня прибыл почтовый катер. Габриэль принес ей депешу из военного департамента, адресованную лейтенанту Джону Ч. Фремонту. Имея указание мужа вскрывать всю почту, чтобы принимать в случае необходимости соответствующие меры, Джесси отложила в сторону шитье и разрезным книжным ножом из слоновой кости вскрыла конверт. Она прочитала:

«Лейтенанту Джону Ч. Фремонту,

Топографический корпус США,

Сент-Луис, Миссури.

Сэр,

Настоящим Вам приказывается передать Вашу экспедицию второму по команде и немедленно прибыть в Вашингтон. Необходимо представить объяснение, почему Вы взяли двенадцатифунтовую гаубицу в мирную научную экспедицию.

Будет послан другой офицер Топографического корпуса возглавить экспедицию.

Полковник Дж. Дж. Аберт».

Бумага выпала из ее дрожавших пальцев. Лейтенанта Фремонта вызывают в Вашингтон? Но это невозможно! Группа должна отплыть от пристани Коу через несколько дней, чтобы успеть до снегопада перебраться через Скалистые горы. Другой офицер в качестве командующего! Как может другой офицер принять группу, подобранную Джоном? Он отладил каждую деталь экспедиции, расписал переходы с научной точностью; реорганизация потребует недель, половина участников уйдет, состав группы станет случайным, и она сможет выполнить лишь самую незначительную часть намеченного.

Затем сознание пронзила парализующая мысль: что будет с ее мужем? Не накажут ли его в Топографическом корпусе в Вашингтоне, не посадят ли его за стол заниматься рутинной работой или пошлют в какой-нибудь захудалый форт? Эта вторая экспедиция, призванная пройти весь путь до Орегона, – самая важная с тех пор, как президент Джефферсон послал Льюиса и Кларка пересечь континент. Если экспедиция будет удачной, то Джон добьется еще большего. Но если его отстранят, для него не будет больше экспедиций, его место займет другой, обладающий лишь крохотной частью его талантов в исследовании неизведанных земель.

Джесси спрятала приказ на дне своей корзинки для шитья, потом вышла во двор и подставила лицо жаркому солнцу. «Я слишком привязана ко всему плану, – думала она, – чтобы он оказался под ударом. Я просто не могу подвести Джона и его группу, не могу подвести своего отца и сторонников освоения Запада, так много лет добивавшихся этих экспедиций. Я должна спасти экспедицию! Но как?»

Джесси знала, что второй экземпляр письма военного департамента должен быть на почтовом катере доставлен на пристань Коу. Как только Джон получит письмо, у него не будет иного выбора: он должен оставить экспедицию и отправиться в Вашингтон.

Ответ она нашла почти немедленно – второй экземпляр не должен попасть к нему! Экспедиция должна выступить до того, как он узнает о своем отзыве!

Джесси послала Габриэля позвать франко-канадца Де Розье, которому Джон разрешил задержаться на две недели в Сент-Луисе из-за нездоровья жены. Де Розье пришел через полчаса. Это был высокий черноглазый зверолов, проведший лучшую часть жизни в лесах.

– Де Розье, у меня есть срочное послание, и его нужно незамедлительно доставить лейтенанту Фремонту.

– Я возьму его, мадам.

– Сколько времени нужно вам для подготовки?

– Столько, сколько требуется оседлать коня.

– Вы знаете местность между этим городом и причалом Коу?

– Как свои пять пальцев.

– Сможете ли вы добраться туда раньше почтового катера?

– Разумеется, мадам Фремонт. Я знаю, как срезать изгибы реки. Я могу также выиграть время за счет того, что по ночам катер вынужден становиться на якорь из-за тумана.

– Хорошо! Полагаюсь на вас, Де Розье. Это послание должно попасть в руки лейтенанта Фремонта до того, как туда прибудет почтовый катер. Ясно?

– Прекрасно, мадам. Могу ли я взять брата с собой? Две лошади скачут вместе лучше одной, и мой брат доставит вам письмо от лейтенанта Фремонта.

– Чудесная мысль. Мне нужна всего минута, чтобы написать послание.

Она пошла к письменному столу отца, где лежали ручки, чернила, бумага. Не колеблясь, она написала:

«Мой самый дорогой! Не откладывай выход ни на один день. Доверься мне и выступай немедленно».

Джесси запечатала конверт, вручила его Де Розье. Он сказал с серьезной миной:

– Не беспокойтесь, мадам. Послание будет передано вовремя.

– Да благословит вас Бог, – сказала Джесси.

Она вернулась к письменному столу отца, села, внутри нее все словно обмякло. Она не чувствовала ничего, кроме леденящего душу страха: а вдруг что-нибудь случится с Де Розье на пути к причалу Коу и второй экземпляр приказа от Топографического корпуса дойдет до Джона раньше ее записки?

День и ночь слились воедино в лишающую сна череду надежд и тревоги. Доверится ли муж ее мнению? Выступит ли он немедленно, даже если группа не совсем готова? Или же он пренебрежет ее запиской, сочтя ее вспышкой истерии, к которой склонны женщины? Это было первым подлинным испытанием Джона Фремонта, обещавшего считать ее полноправным партнером и доверять ее мнению.

Она не знала, сколько дней прошло – три, четыре, когда брат Де Розье галопом примчался к дому Бентонов, соскочил с коня и постучал в дверь. Он вытащил из-за пазухи своей кожаной куртки запачканный и пропитанный потом конверт. Протягивая конверт Джесси, он сказал:

– Лейтенант Фремонт шлет вам это послание, мадам. Я привез его так быстро, как могла скакать моя лошадь.

– Спасибо, Де Розье, вы и ваш брат были несказанно добры.

Джесси вскрыла конверт и прочитала:

«До свидания. Я верю и выступаю».

Стоя в проеме двери, чувствуя слабость и в то же время торжествуя, Джесси тотчас же подумала: «Никто не должен знать о содеянном! Братья Де Розье не проговорятся. Мы просто заставим военный департамент считать, что его приказ опоздал с доставкой на причал Коу».

Однако она сразу же отвергла такую мысль. Она не боялась содеянного ею и не стыдилась. Взяв в руки то же самое перо, каким она написала послание мужу, Джесси составила письмо полковнику Аберту о своем поступке. Она изложила причины, почему нужна пушка, чтобы пройти через территорию черноногих, почему было бы трагической ошибкой отзывать лейтенанта Фремонта в тот момент, отставить экспедицию или же передать отобранных им людей под командование другого офицера. Она закончила письмо словами, что готова подвергнуться следствию и суду по возвращении в Вашингтон, но полагает, что результаты этой второй экспедиции окажутся настолько благоприятными для полковника Аберта и Топографического корпуса, что ее поступок будет оправдан полностью.

Джесси писала смело и уверенно, но, как только Габриэль отнес письмо на почту, отвага покинула ее, и она упала ниц на кровать. Она не сомневалась, что муж одобрит ее решение. Но как поведет себя отец? Том Бентон относился сурово к дисциплине. По какому праву девятнадцатилетняя женщина взбунтовалась против правительства Соединенных Штатов? Она была уверена в своей правоте, однако также была уверена, что если отец осудит ее, то она никогда больше не выдержит годовой разлуки с мужем.

На следующее утро пришел полковник Стефан Кирни, его лицо и белки глаз были еще более желтыми, чем обычно.

– Я только что получил письмо от военного департамента, – сказал он холодным тоном, – упрекающее меня в том, что я предоставил лейтенанту Фремонту гаубицу для экспедиции. Это моя вина – я не проявил твердости и не разубедил лейтенанта. Мне не нравится получать, нагоняи от военного департамента, Джесси, но я не такой эгоист, чтобы думать только о моем унижении. Я огорчен, что лейтенант Фремонт отозван в Вашингтон.

– Он не возвращается в Вашингтон, полковник Кирни, – сказала Джесси тихим, но твердым голосом.

– Не возвращается?.. Меня информировали письмом, что ему дан приказ вернуться.

– Этот приказ никогда не дойдет до него. Он выступил в поход несколько дней назад.

– Я не понимаю, Джесси. Экземпляр письма должен был быть доставлен вам, поскольку вы в курсе дела. Лейтенант Фремонт не должен был покидать по плану причал Коу еще неделю. Почтовый катер должен прибыть туда к данному моменту с копией приказа.

– Вот почему я должна была действовать быстро, полковник Кирни, – ответила она. – Когда ко мне поступила депеша из Топографического корпуса, я послала записку лейтенанту Фремонту с просьбой немедленно покинуть лагерь. Я не указывала в записке причин. Вчера я получила сообщение, что он выступил в поход.

Джесси видела, как кровь прилила к голове полковника, желтые белки его глаз прочертили налившиеся кровью сосуды. Одновременно его губы побелели. Его голос, когда он заговорил, был глухим:

– А вы не подумали о том, что такой поступок падет на мои плечи? Что меня осудят не только за предоставление лейтенанту Фремонту гаубицы, но и за то, что наличие этой пушки может вызвать осложнения с индейцами, англичанами, мексиканцами? Все последствия падут на меня.

– Последствий не будет. Лейтенант Фремонт использует пушку только в случае нападения на него.

– Не вам это говорить! – закричал полковник Кирни. – Мы на грани войны с Мексикой и Англией. Как мы сможем объяснить, что армейская гаубица под началом армейского офицера оказалась на спорной территории? Я говорю вам, Джесси, этот инцидент может ускорить начало войны. Каким дураком я был, позволив неопытному и импульсивному офицеру втянуть меня в такой безумный поступок!

Джесси видела, что его страх был искренним, и не только за себя, но и за страну в целом. Она заговорила примирительным тоном:

– Я огорчена на самом деле, полковник Кирни. Огорчена не потому, что лейтенант Фремонт взял с собой пушку, поскольку она защитит его группу от мародерствующих индейцев. И не потому, что перехватила приказ лейтенанту Фремонту о возвращении в Вашингтон. Я глубоко огорчена причиненными вам неприятностями. Я уже написала полковнику Аберту о своем поступке и принимаю на себя всю ответственность. Я ему вновь напишу сегодня и объясню, что лейтенант Фремонт взял пушку под свою ответственность и что вы к этому непричастны, что он возьмет на себя всю ответственность за случившееся.

Напряженная фигура полковника Кирни несколько смягчилась.

– Ох, Джесси, – сказал он, слегка успокоившись, – вы такая разумная во многих отношениях и вместе с тем такой ребенок! Вы на самом деле думаете, что ваше письмо в военный департамент избавит меня от ответственности, если лейтенант Фремонт нарвется на неприятности? И разве вы не понимаете, какой страшный проступок вы совершили, скрыв приказ?

– Это вопрос о соотношении ценностей, полковник. Я оказалась перед выбором: либо экспедиция не состоится и все сделанное моим мужем и отцом окажется разрушенным, либо я возьму дело в свои руки. Я разрешила дилемму, как сочла правильным.

– Джесси, сядем. Я должен поговорить с вами как друг, знавший вашего отца еще до вашего рождения. Вы понимаете, моему сердцу близки ваши интересы, именно поэтому я должен попытаться побудить вас понять.

Они сели рядом, и на некоторое время воцарилась тишина. Затем полковник Кирни заговорил сухим солдатским языком:

– Джесси, нельзя ослушаться приказа военного департамента или его старших офицеров независимо от того, насколько правым считает себя ослушавшийся или насколько, по его мнению, не правы командующие.

– В обычных условиях это было бы правильным…

– Это правильно при всех обстоятельствах. Армия развалится без полной дисциплины, в особенности гражданская армия. Мятеж создает хаос – это верно в отношении не только армии, но и всего демократического правительства.

Когда полковник Кирни произнес слово «мятеж», Джесси была глубоко шокирована тем, что ее действия могут быть названы мятежом. Когда же она смогла собрать воедино свои мысли, то ей показалось, что предпринятое ею отвечало здравому смыслу, интересам экспедиции, армии, правительства.

– В таком случае вы претендуете на право определять мятеж согласно вашим собственным критериям? – спросил полковник. – Разве вы не понимаете, любой человек, обвиненный в мятеже, поклянется, что он не задумывал мятеж, а осуществил акцию, соответствующую обстоятельствам? – Он грустно покачал головой. – Нет, я полагаю, что женщины не понимают таких вещей. Вряд ли можно найти мужчину, который одобрил бы ваш шаг, Джесси.

– Лейтенант Фремонт одобрит.

– Тем хуже для лейтенанта Фремонта. Если бы вы были мужчиной, то поняли бы, что я имею в виду. Но не думайте, что ваш статус женщины оправдывает ваши действия. Я не знаю такой женщины, которая одобрила бы ваше поведение.

Джесси покачала головой в знак несогласия с таким заявлением:

– Я думаю, что многие женщины в подобных обстоятельствах сделали бы для своих мужей то же, что сделала я.

– Тогда я могу сказать, что ради общего блага жен лучше держать вдали от мужских дел. Если бы все женщины были способны создавать хаос, подобный тому, который возник по вине вашего темперамента, тогда работа мужчин вообще бы прекратилась. Энн Ройяль назвала бы вас современной женщиной, но, по-моему, вмешивающаяся в мужские дела женщина – это регресс, а не прогресс.

Полковник умолк на минуту, не отводя от нее глаз.

– Джесси, много раз наши старшие офицеры были не правы и ошибались, так же как и наши выбранные представители. Но мы причинили бы намного больше вреда, выступая против плохих приказов, чем выполняя их. Мы создали нашу собственную форму правления, и без дисциплины и послушания, которые мы сами возложили на себя, мы не сможем поддерживать наш образ жизни.

Полковник встал, взял свою шляпу, прижал ее левой рукой к своему телу и добавил:

– Я сожалею о случившемся. Я сожалею об этом, хотя лично глубоко заинтересован в экспедиции и в экспансии на Запад, как вы, сенатор Бентон, лейтенант Фремонт. Скажу, что полковник Аберт ошибался, отзывая лейтенанта Фремонта. Скажу, что экспедиция оказалась бы неудачной без его командования. Скажу, что осуществление экспансии на Запад было бы задержано. Но, даже учитывая все это, я все же сожалею, что вы выступили против установленной власти. Я надеюсь, что полковник Аберт решит ничего не предпринимать. До свидания, Джесси.

Ожидание возвращения сенатора Бентона в Сент-Луис было самым тяжким испытанием. Она была уверена в своей правоте, в том, что нельзя слепо подчиняться, что любое правило может быть нарушено при чрезвычайных обстоятельствах. И тем не менее она понимала, что полковник Кирни ответит на это: «Каждый человек считает, что его собственный случай и есть эти чрезвычайные обстоятельства».

Ее отец вернулся домой через несколько дней. Охваченная нетерпением, она выпалила историю, не дав ему даже умыться или отдохнуть после длительной поездки по штату Миссури. Джесси следила за выражением его лица, пока говорила, стараясь уловить хотя бы признаки того, что он одобряет ее поведение. Но лицо Тома Бентона было непроницаемым. Когда она пересказала слова полковника Кирни, он какой-то момент сохранял неопределенное молчание. Джесси охватил страх, ибо она поняла, что отец не намерен согласиться с ее действиями.

– Я хотел бы… я хотел бы, чтобы ты подождала, посоветовалась со мной, Джесси…

– Но, отец, не было времени, речь шла о часах, даже минутах. У меня не было уверенности, обгонит ли Де Розье почтовый катер. Это была игра, и ее исход мне был неизвестен до возвращения его брата…

– Да, да! – воскликнул он, встав со стула. – Ты поступила правильно! Черт побери этих идиотов в Вашингтоне. Неужели они не понимают, что, сломав экспедицию, готовую отправиться, когда вся страна жадно ждет ее результатов, они совершают чудовищную ошибку? Неужели они не понимают, что нельзя просто так убрать командующего офицера и воткнуть любого другого на его место, не понимают, что исследование – сложное и трудное дело? Что было бы с британским флотом, если бы лорд Нельсон не приставил телескоп к слепому глазу, когда адмирал издал глупый приказ? Что случилось бы с человеческими мозгами и душой, если бы мы не считались с собственными суждениями, если бы мы вели себя подобно машинам даже перед лицом саморазрушения? Таков чертовский военный ум, Джесси, он понимает только послушание и еще раз послушание независимо от того, приведет ли это вас к смерти или нет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю