Текст книги "Возьми мою душу"

Автор книги: Ирса Сигурдардоттир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Ты шутишь, – рассмеялся Мэтью. – Древний старикашка, неспособный по немощи разбить цветочный горшок, в роли убийцы? Я не отрицаю: ему, возможно, есть что скрывать, – но ты представляешь, как он сначала отстукивает сообщение, затем бежит на пляж, прыгая по камням, и убивает молодую женщину? Кстати, а почему ты зациклилась на одних мужчинах? Убийцей вполне может оказаться и женщина.

– Кто например? – возразила Тора. – Администратор Вигдис? Или поддатая секс-инструктор Стефания?

– А почему нет? – твердил Мэтью. – Существует еще жена Бергюра, о которой я недавно упоминал. Ты не сердись. Мы слишком мало знаем о деле, поэтому не советую никого исключать.

Вздохнув, Тора согласно кивнула:

– Ты прав. К сожалению, нам почти ничего не известно. – Она взяла последний листок. – Дальше идут вещи довольно любопытные, но, возможно, не имеющие ничего общего с убийством Бирны.

– Отлично. Давай выкладывай, развлечемся, – отозвался Мэтью.

– Прежде всего мне хотелось бы знать, кто такая Кристин. Бирна записала это имя в свой ежедневник. Не исключено, Кристин как-то связана с убийством.

Мэтью захохотал, но, заметив гневный взгляд Торы, сразу осекся.

– Хорошо, продолжай, – сказал он.

– Мне бы хотелось также проникнуть в студию Бирны и осмотреть ее. В номере я уже была и выяснила, что работала она в другом месте. Например, там нет компьютера.

– Ты Йонаса не спрашивала, где она могла работать?

– Нет. Меня эта мысль осенила только сейчас, когда я составляла список. Но я спрошу, будь уверен. Если кто-то рискнул забраться в ее комнату и перевернуть там все вверх дном, после того визита полиции, значит, есть ради чего рисковать.

– Абсолютно согласен, – кивнул Мэтью. – Только студия находится в Рейкьявике, и полиция наверняка ее уже опечатала и даже выставила охрану.

– Я почти уверена, что все записи о проекте, выполненном для Йонаса, именно там. Во всяком случае, Йонас так думает, – проговорила Тора, переворачивая последний листок. – Есть еще некоторые моменты… – Она углубилась в свои записи. – Не мешало бы нам все-таки найти могилу Гримура. – Тора оторвалась от бумаг и посмотрела на Мэтью. – А еще я сгораю от желания узнать, что произошло с тем молодым человеком в инвалидной коляске.

– Господи, – простонал Мэтью. – Вот только этого нам и не хватало.

– Я должна выяснить, как он стал инвалидом, – упрямо повторила Тора. – Почему взбеленился официант, когда я упомянула о нем? – Она снова перевела взгляд на страницу. – Нам также предстоит узнать, зачем полиция расспрашивала Йонаса про лис, булавки и что означают буквы Р-Е-Р. Нужно выяснить, кого именно убили на конюшне.

– Похвальное стремление – знать все, что хочется, – сказал Мэтью. – Некоторым людям для этого, правда, требуется целая жизнь.

Тора его не слушала.

– Да, и неплохо бы разузнать побольше о нацистском движении в Исландии, – закончила она, складывая листки.

– Нацисты, – мрачно произнес Мэтью. – Ты о них все-таки вспомнила. Я так и думал.

Глава 21

Они сидели в гостиной, заставленной полированной мебелью, и Торе казалось, будто она перенеслась как минимум на полвека назад.

– Так что Йонас весьма недоволен сокрытием данного факта во время подписания договора, – закончила она, откинувшись на спинку старого дивана, громадного, скрипучего, с толстыми подушками и звонкими пружинами, но поняв, что полулежит перед хозяевами, торопливо выпрямилась. К счастью, Тора была достаточно высокой, и когда со второй попытки прислонилась к спинке, ноги ее почти касались пола. Бёркур и его сестра Элин позвонили ей утром и пригласили в свой дом в Стиккисхольмюре. Тора приняла приглашение, решив не зазывать их в отель, и даже обрадовалась возможности, сменив обстановку, обдумать сложившуюся ситуацию.

Дом оказался одним из самых красивых и высоких в городе. С первого взгляда становилось очевидным, что возводил его человек с хорошим достатком. «Скорее всего их прадед», – подумала Тора. Сколотив немалое состояние на аренде шхун и имея достаточно здравого смысла и опыта, он сумел продать свой бизнес незадолго до того, как на смену шхунам пришли траулеры. Мэтью долго любовался зданием, отделанным гофрированным металлом. Оно и покрашено было великолепно – на фоне темных стен эффектно выделялись белые фронтоны, конек крыши, окна и водосточные желоба. Поскольку разговор предполагалось вести по-исландски, Мэтью предпочел остаться снаружи и осмотреть город. В результате Тора оказалась одна под настороженными взглядами Бёркура и Элин, восседавшей в роскошном кресле, величественно положив руки на подлокотники.

– Старушечьи бредни. Никогда бы не подумал, что в современном мире в них кто-то верит. Оставлять детей на верную смерть? Нет, мне нечего вам сообщить по этому поводу, – сухо заявил Бёркур. – Да и расскажи мы ему всю эту галиматью, не думаю, чтобы он переменил решение. Он рвался побыстрее завершить сделку. Его не интересовало даже, нерестится ли в нашей реке лосось.

– Учитывая природу его бизнеса, для Йонаса, в данном контексте, лосось имеет второстепенное значение, – приветливо ответила Тора. – А вот сверхъестественное является первичным.

Бёркур фыркнул.

– И какие же требования он выдвигает на основании этой чуши? Хочет получить скидку?

– Скидка – неплохой выход из создавшегося положения, – ответила Тора.

– Никогда не слышал ничего подобного, – взревел Бёркур. – Неужели адвокатов только для этого и нанимают? – Лицо его сделалось мрачнее тучи. Он бросил взгляд на сестру, неподвижно сидевшую рядом.

– Давайте еще раз все обсудим, – предложила та. – Уверена, мы сможем разрешить нашу проблему. Или сойдемся на мнении Бёркура? – обратилась она к Торе.

– Если бы дело касалось только компенсации или скидки, я бы ограничилась письмом, – сказала Тора. – Но я приехала сюда, надеясь найти иной способ.

– Компенсация, – недовольно пробормотал Бёркур. – Это я должен требовать у вас компенсации. Мне нужно быть на работе, а я сижу тут с вами, трачу время на дурацкие разговоры да белиберду всякую слушаю.

– Перестань, – раздраженно оборвала его сестра. – Твои сотрудники наверняка рады до безумия, что хотя бы ненадолго отделались от тебя. Они бы тебе еще и приплачивали, лишь бы ты уходил почаще.

Бёркур покраснел как свекла, но промолчал и снова обратился к Торе:

– У меня есть предложение. Передайте Йонасу, чтобы не лез к нам со своими глупостями. В деньгах мы не уступим, и на нашем месте так поступил бы каждый. Ни один суд не заставит нас сбрасывать цену из-за привидения в доме. – Он с минуту недовольно пыхтел, затем продолжил: – А уж такой заурядный адвокатишка, как вы, в любом случае проиграет дело.

Сравнение с третьеразрядным адвокатишкой Торе не понравилось, но она сдержалась, зная, что потеря самообладания в конечном счете ведет к поражению в дискуссии.

– Разумеется, вы сами определяете свои действия, – сказала она с ледяным спокойствием, – но только хочу вас предупредить – судьям очень не нравится иметь дело с людьми, которые не пытались урегулировать споры до процесса. Суд – это последняя инстанция, а не первая ступень.

Не глядя на брата, Элин положила ладонь на его пальцы, сжимавшие подлокотник кресла.

– Я вас понимаю, – кивнула она Торе. – Как, по-вашему, мы могли бы решить проблему иным способом? У вас есть конкретные предложения? – Она посмотрела на брата. – Мы открыты для обсуждения.

– Может, вызовем экзорциста? – рассмеялся Бёркур. – Идеальный вариант, кстати говоря.

Не обращая на него внимания, Тора продолжила говорить с Элин.

– Может быть, для начала выясним следующее: вы с братом знали о существовании на вашей ферме привидений?

– Да. Ну и что? – Элин крепче сжала пальцы Бёркура. – Однако со мной ничего странного не происходило, поскольку бывала я там крайне редко. Наша мать воспитывалась на «Креппе», где жил и наш дедушка Гримур. Его брат Бьярни владел поместьем «Киркьюстетт», в котором Йонас построил свой отель, но он умер молодым. Даже если об этой ферме ходят какие-то слухи, мы можем их и не знать.

– А вы? – спросила Тора Бёркура. – Слышали о привидениях на фермах? Может, замечали там какие-нибудь странности?

Тот мотнул головой:

– Нет, конечно. Там нечего ни слушать, ни замечать. Никогда не признаю подобный вздор. – И прибавил грубовато-простодушным тоном: – Ведь я приезжал туда еще реже, чем Элин.

Тора вновь обратилась к сестре.

– Зачем вы так долго поддерживали ферму в хорошем состоянии, если там никто не жил? Я не видела «Киркьюстетт» до постройки отеля, но видела «Креппу». Она в полном порядке. Полагаю, так же выглядела и ферма «Киркьюстетт».

– Совершенно верно, – хладнокровно ответила Элин. – Мы присматривали за зданиями. – Она обвела рукой комнату. – Обратите внимание. Этот дом построил еще мой прадед. Мы и сюда приезжали редко. Иногда поодиночке, иногда вместе с братом.

– Дом – совсем другое дело, – возразила Тора, – но зачем вы присматривали за удаленными фермами? Какой в этом смысл?

– Видите ли, мать вложила в них много сил и не хотела ничего менять, поскольку планировала в старости туда переехать. Вот нам и приходилось поддерживать фермы в приемлемом состоянии. Правда, мечты так и остались мечтами, поскольку старому человеку комфортнее в Рейкьявике, чем в сельской местности. Медицинское обслуживание, уход и все такое прочее, – объяснила Элин и, немного помолчав, продолжила: – Тем не менее мы приглядывали за домами и после того, как наша мать заболела. Нам с Бёркуром подумалось, что, возможно, наши дети когда-нибудь туда переберутся. Нам с братом вполне хватает этого дома, но не будет ли он тесен нашим детям с их семьями?

– Тогда зачем же вы продали фермы? – удивилась Тора. – Десятки лет хранили их для своих детей, но едва те подросли, как вы расстались со своей собственностью. Элин, я встречалась с вашей дочерью, – для большей убедительности прибавила Тора. – С Бертой. Думаю, и другие ваши дети того же возраста.

Элин холодно улыбнулась.

– Да, так уж получилось. У меня всего один ребенок, дочь. У Бёркура два сына, и никто из них не выказал интереса жить в Снайфелльснесе. Зачем же тогда держаться за ненужную собственность?

– А Берта? – поинтересовалась Тора. – Я разговаривала с ней, и мне показалось, она сюда часто наведывается.

Элин ответила с той же ледяной улыбкой:

– Берта проводит здесь много времени, это правда. Однако Бёркур согласился продать мне свою часть дома. Поэтому у нас с дочерью нет необходимости иметь два дома в Западной Исландии. У нашей семьи и без этих ферм достаточно недвижимости, и постепенно мы от нее избавляемся.

– В этой части Исландии у вас есть еще фермы? – спросила Тора.

– Да, и немало, – вмешался Бёркур, которого так и распирало от гордости.

Тора нахмурилась.

– Тогда почему вы продаете Йонасу только две фермы, а не всю здешнюю собственность? – удивилась она, забыв, что с самыми дорогими, близкими сердцу вещами люди расстаются в последнюю очередь.

– Йонасу требовалась земля со старыми зданиями, – ответил Бёркур. – Узнав о расположенных рядом фермах, он немедленно загорелся желанием их купить.

– Кроме того, он сделал нам весьма выгодное предложение, – вставила Элин. – Нам оно понравилось, и мы решились на сделку. Результат вам известен.

«Не кроются ли здесь совсем другие причины?» – подумала Тора, но допытываться не стала, хотя ответы показались ей неубедительными. Особенно подозрительно вела себя Элин – говорила осторожно и кратко. Решив не раздражать ее дальнейшими расспросами о причинах продажи, Тора сменила тему:

– Вам хорошо известна история ферм?

– Что вы имеете в виду? – уточнила Элин. – Разумеется, какой-то информацией мы обладаем, но далеко не всей. Точнее сказать, родословную и их историю я представляю себе довольно слабо. – Она убрала ладонь с пальцев Бёркура, повела ею в его сторону. – Мой брат, думаю, тоже немногое может вам поведать.

Бёркур подтянулся, откашлялся и произнес:

– Я всегда хотел заняться историей ферм поплотнее, да времени вечно не хватает. Я слишком загружен.

– Но ваша мама наверняка что-то рассказывала? – не поверила Тора. – Неужели вы ничего не запомнили?

– Она редко говорила с нами о своей жизни, – ответила Элин. – Молоденькой девушкой она переехала с дедушкой в Рейкьявик. – Опустив голову, Элин уставилась на свои колени. – Ни для кого не секрет, что жизнь ее не была усыпана розами. Криструн, наша бабушка, умерла, когда мама была еще совсем маленькой. Насколько мы можем судить, дедушка не являлся образцовым родителем. Он был не совсем здоров, лечился, но после смерти бабушки так и не поправился. – Элин снова посмотрела в глаза Торе. – К сожалению, я его не помню, поэтому ничего определенного сказать не могу. В любом случае человеком он был неплохим.

– Отзываетесь вы о нем довольно прохладно, – заметила Тора. – Он чем-то обидел вашу мать?

– Отчасти, – кивнула Элин. – Он совершил самоубийство. Матери было всего девятнадцать. О себе могу сказать точно – никогда не допущу, чтобы мои дети обнаружили меня умершей таким недостойным образом. Вот почему, несмотря на некоторые его достоинства, я считаю его плохим родителем.

– Хватит об этом, – прервал ее Бёркур. – Ты отлично знаешь – он был психически болен. Патологически депрессивные типы не живут по стандартам, принятым среди нормальных людей. От них нельзя требовать невозможного.

Элин злобно сверкнула на него глазами и снова повернулась к Торе.

– Конечно, в чем-то мой брат абсолютно прав. Я очень люблю мать, поэтому не могу избавиться от обиды. Отец и огорчил, и подвел ее. – Она оглядела комнату. – Я уверена – мать заботилась о ферме, потому что, когда жила там, все было прекрасно. Но едва они переехали в город, болезнь дедушки стала прогрессировать. Заботясь о ферме, она сохраняла свои воспоминания о счастливом детстве.

– Понимаю, – отозвалась Тора. – Нелегко ей пришлось. – Она сочувственно взглянула на брата и сестру. – На кладбище возле фермы я видела могилу вашей бабушки, а вот захоронения вашего дедушки Гримура не нашла. Могу я спросить, почему он не погребен рядом с ней?

Элин поджала губы.

– Так захотела мама. Он не оставил никаких распоряжений относительно места погребения, и мама решила не хоронить его рядом с бабушкой. Однако, мне кажется, она просто похоронила его поближе к себе, поскольку в то время они жили в Рейкьявике.

«Странный аргумент», – мелькнуло в голове Торы. Она поерзала на диване, стараясь устроиться поудобнее.

– Скажите, вам известно что-нибудь о вашем двоюродном дедушке Бьярни – он некогда жил на ферме «Киркьюстетт»?

– Он умер молодым, от туберкулеза, – сказал Бёркур, довольный тем, что успел ответить первым. – Жена его скончалась рано. Братья вели одинаковый образ жизни. Два вдовца с дочерьми на руках.

– Она умерла чуть позже, – проговорила Тора. – Я имею в виду его дочь Гудни. Также от туберкулеза.

– Да, – быстро ответила Элин. Торе показалось, что ей не нравится, когда брат перехватывает инициативу в разговоре. – Они оба долго болели, а ехать в Рейкьявик и ложиться в санаторий, как тогда назывались туберкулезные клиники, отказывались. По-моему, правильно, все равно ничего бы не изменилось. Хотя, честно говоря, о туберкулезе я знаю мало. А вернее, ничего не знаю. Дедушка как мог заботился о них, он все-таки был врачом. К сожалению, его знаний и умения оказалось недостаточно.

Тора подалась вперед.

– Простите, если мой вопрос покажется вам невежливым, но тем не менее я обязана его задать. – Брат и сестра застыли как изваяния. – Мне доводилось слышать рассказы об инцесте на ферме, о том, будто бы Бьярни насиловал свою дочь. Может это быть правдой?

– Нет, – хрипло отрезала Элин. – Полная чушь. Все эти россказни свидетельствуют только о том, сколько в старые времена было бездельников. Лучше бы работали, а не сочиняли небылицы про уважаемых людей, которые умерли и не могут защитить свои добрые имена от сплетен. – Элин замолчала. Лицо ее налилось краской. Тора поняла, что брат с сестрой не впервые сталкиваются с подобными слухами.

– Вы так уверены? – осторожно спросила она. – Мать могла вам ничего не говорить, поскольку тогда была очень молода, а дедушку своего, как сами только что заметили, вы не знали. Он тоже мог вам ничего не рассказывать.

Элин метнула на Тору ненавидящий взгляд.

– Мама яростно отрицала факт кровосмешения, а для меня ее слова – лучшее доказательство. У меня нет и тени сомнения, что она говорила чистую правду. – Она снова поджала губы. – Не вижу смысла продолжать наш разговор. Если у вас больше ничего нет, думаю, нам лучше попрощаться.

– Прошу прощения, – заспешила Тора, боясь, что ее сейчас же выставят. – Я, безусловно, вам верю! – И в отчаянии переметнулась на другой предмет. – Вы не в курсе, по какой причине ваш дедушка рассорился со своим братом? Насколько мне известно, они не общались несколько лет.

Поскольку Элин еще не пришла в себя после приступа гнева, нить разговора перехватил Бёркур.

– Они поссорились из-за жен. Сначала те поскандалили, потом к ним присоединились мужчины. Причину ссоры, возникшей между бабушкой и ее невесткой, наверное, уже никто не помнит, но, по-видимому, раны были нанесены достаточно серьезные. Разрыв между братьями продолжался и после смерти жен. Семейка наша всегда считалась упрямой, скандальной и злопамятной.

В разговор опять вступила Элин:

– Как рассказывала мне мать, у нашей бабушки Криструн умер ребенок и она с горя обвинила невестку, что та якобы его убила. Обвинение было явным вымыслом. Ребенок простудился и долго болел, но с тех пор психическое состояние бабушки стало постепенно ухудшаться. Бьярни счел обвинения против жены оскорбительными для себя, они с дедушкой крупно поругались, но незадолго до смерти Бьярни все-таки помирились. Во всяком случае, брат ухаживал за дедушкой, лечил его, приносил продукты. Другие нашу ферму обходили стороной, боясь заразиться.

Тора кивнула.

– Не припомните, не случалось ли на какой-либо из ферм пожаров? – спросила она, вызывая в памяти рисунок горящего дома, найденный в детской спальне в «Креппе».

– Пожары? – разом переспросили брат и сестра.

Элин покачала головой и ответила:

– Ни разу о них не слышала. Фермы такие, какими их когда-то построили.

Тора снова кивнула.

– Скажите, имя Кристин имеет какую-то связь с фермами?

– Нет. Не помню никакой Кристин, – безразлично ответил Бёркур. – Возможно, поблизости и жил кто-то с таким именем, но о ней я ничего не слышал.

Элин молча качнула головой.

Тора старательно формулировала следующий вопрос, понимая, что он будет последним в ее сегодняшнем разговоре с братом и сестрой.

– Вы не в курсе, кто-либо из братьев или они оба во время войны не симпатизировали националистам?

– Националистам? – переспросил Бёркур и покраснел как рак. – Вы хотели сказать – нацистам?

– Да, – кивнула Тора.

– Все, хватит! – Элин хлопнула ладонями по подлокотникам кресла и резко поднялась. – С меня довольно глупостей. Я больше не желаю разговаривать с вами.

Тора вскочила с дивана.

– Последний вопрос, если позволите. На совершенно другую тему, – заспешила она. – Вы, вероятно, слышали, что несколько дней назад недалеко от фермы убили женщину. А недавно было совершено еще одно убийство. Вам не доводилось приезжать на ферму в последние дни?

В особо неприятные моменты брат и сестра вели себя одинаково. Перекошенные яростью лица подчеркнули их внешнее сходство.

– Единственным вежливым ответом на ваш двусмысленный вопрос будет «нет»! – взвизгнула Элин. – Мы не имеем никакого отношения к этим убийствам. А теперь уходите, – процедила она. – Привидение, инцест, нацисты, убийства. Я не намерена больше терпеть ваши идиотские намеки.

Мэтью ожидал Тору неподалеку от дома, прислонившись к фонарному столбу. Когда Тора показалась в дверях, он заулыбался и шагнул ей навстречу.

– Выперли? Ты опять начала расспрашивать о молодом человеке со шрамами?

– Нет, не начала, – недовольно проворчала Тора. – К сожалению, и половины вопросов не задала.

– Не переживай! – Улыбка Мэтью стала еще шире. – Пойдем, я тут кое-что нашел для тебя.

Глава 22

– И что это? – спросила Тора, приникая к витрине небольшого магазинчика. Она не могла понять, отчего так радуется Мэтью, тыча пальцем в одну из безделушек, во множестве пылившихся на деревянных полках за стеклом. – Вижу старые чашки. Больше ничего.

– Посмотри сюда, – разочарованно проговорил Мэтью и постукал пальцем по стеклу напротив небольшого предмета, лежавшего между фарфоровой статуэткой белой куропатки и вазой с потускневшей розой.

Наклонившись, Тора увидела небольшой серебряный геральдический щит, украшенный шлемом и двумя мечами.

– Не понимаю, – сказала она. – Что это?

– Немецкая медаль времен Второй мировой войны, – ответил Мэтью с самодовольной усмешкой.

– Вот как? И ты собираешься ее купить?

Мэтью рассмеялся, жестом приглашая Тору пройти в магазин.

– Еще не знаю. Пока меня интересует владелец лавки. Я видел его мельком, он выглядит древнее самой старой вещи в своем заведении. Думаю, имеет смысл поболтать с ним. Возможно, он расскажет нам о нацистах в Снайфелльснесе. Медаль послужит отличным предлогом завязать разговор.

– Ах вот оно что! – обрадовалась Тора. – Теперь я все понимаю.

Об их появлении владельца известил громкий звонок. Его назначение осталось для Торы тайной, поскольку никто не смог бы пробраться в магазин незамеченным. Каждый дюйм здесь был заполнен всякой всячиной, отчего помещение казалось еще меньше. Вдоль стен до самого потолка тянулись полки, забитые старыми мелкими вещами. Возле одной из них стояла стремянка. Толстый слой пыли, покрывавший товар, свидетельствовал о том, что торговля идет небойко. В дальнем углу магазинчика, за прилавком с древним кассовым аппаратом, сидел абсолютно седой старичок. Тора недоуменно посмотрела на кассу, удивленная либеральностью местных налоговых органов. По ее мнению, аппарат не соответствовал даже самым щадящим стандартам. Немного потоптавшись у двери, они начали продвигаться к прилавку, осторожно лавируя между небольшими столиками, стульями и тумбочками.

– Добрый день, – улыбнулась Тора владельцу магазина, когда они с Мэтью, ничего не разбив и не опрокинув, добрались наконец до прилавка.

– Добрый, – тихо и без улыбки ответил тот. – Чем могу помочь?

– Мой друг, – указала она на Мэтью, – приехал из Германии. В витрине вашего магазина он увидел значок, заинтересовавший его. Не могли бы мы взглянуть поближе?

Старичок кивнул, быстро заскользил между полок к окну и вскоре вернулся.

– Давно эта вещица лежит у меня, скажу я вам, – сообщил он. – Только это не значок, а медаль. – Он положил серебряный знак на прилавок. – Медаль за ранение.

– Вот как? – удивилась Тора и, взяв медаль в руки, принялась ее рассматривать. Сквозь стекло она разглядела лишь шлем и мечи, но не заметила на шлеме крошечную свастику. Медаль обрамляли лавровые листья. – Значит, ею награждали солдат, получивших ранения? И много сохранилось таких медалей?

Старик неодобрительно посмотрел на Тору, и она пожалела о своем вопросе.

Ожидая, что покупательница, начнет жестоко торговаться, старик забрал медаль и проворчал:

– Таких наград раздавалось много. Сначала к ней представляли солдат, но с середины войны и гражданских лиц, получивших ранения во время воздушных налетов. Только эта – особенная, выполненная из серебра. В зависимости от тяжести ранения медаль имела три степени и изготовлялась из бронзы, серебра и золота. Бронзовой обычно награждали за ранения, полученные в боях. Таких медалей было очень много.

– Какое ранение требовалось получить, чтобы заслужить серебряную медаль? – поинтересовалась Тора.

– Оснований для награждения серебряной медалью было несколько – к примеру, потеря руки или ноги. Или легкое ранение в голову. – Старик повертел медаль в руке, дав поиграть на ней тусклым лучам предвечернего солнца. – Не много было желающих получить ее.

– А уж о золотой и говорить нечего, – вставила Тора. – Не хочется даже думать, какие муки должен был претерпеть человек, чтобы заслужить ее. – Она кивнула на медаль и улыбнулась старику. – Мой друг хотел бы ее купить. Кстати, вам неизвестно происхождение медали?

– Нет, к сожалению. Я приобрел ее лет двадцать назад вместе с другими вещами. Умер владелец какого-то поместья, вот родственники и распродали всю, как они говорили, рухлядь. Кто ее получил, за какое ранение – мне неизвестно.

– Если бы она принадлежала исландцу, – произнесла Тора, – ее история была бы еще интереснее.

– Не могу сказать, – ответил старик. – Возможно, ею наградили исландца, но я в этом сомневаюсь. Мне кажется, эту медаль давали исключительно немцам, по крайней мере это касается гражданских лиц.

– Разве исландцы не воевали на стороне немцев? Один из таких вояк и мог получить эту медаль, – предположила Тора, надеясь, что старик подхватит ее мысль и продолжит разговор, а уж тогда она повернет его в сторону нацистов Снайфелльснеса.

– Думаю, воевали единицы. Придурки, одержимые нацизмом, встречались и в Норвегии, и в Дании. Только, мне кажется, в боях они не участвовали. – Старик положил медаль на прилавок. – В Исландии тоже водились нацисты, но их никто не считал героями. Напротив, над ними посмеивались. В основном это были полные идиоты, которых привлекала скорее форма, чем идеи.

– Вы серьезно? – притворно удивилась Тора. – Мне, признаться, ничего не известно о нацистском движении в Исландии.

– Да были, были такие, – повторил старик. – Главным образом подростки. Маршировали с нацистскими флагами, с социалистами потасовки устраивали. Уверен – об идеалах фашизма они и понятия не имели. Энергию им нужно было выплеснуть – вот и все.

– Вы хотите сказать, что здесь, в Снайфелльснесе, имелись нацистские организации? – невинно спросила Тора.

Старик почесал голову. Волосы у него, несмотря на седину, были необычайно густыми.

– К счастью, здесь нацисты не водились, – проговорил он и внимательно посмотрел на Тору бесцветными старческими глазами. – На южном побережье жил один человек, все агитировал молодежь вступать в нацистскую организацию, которую он якобы возглавлял. Но потом заболел и, насколько я понимаю, дальше разговоров дело у него не пошло. С десяток парней ему удалось увлечь нацистскими идеями, но вскоре они потеряли к ним интерес, на том все и закончилось. Провалилась его затея создать нацистскую организацию.

Охваченная волнением, Тора попыталась сохранить безразличие.

– А, точно, вспомнила! Мне рассказывали об этом человеке. Звали его Гримур Торольфссон. Он жил на ферме «Креппа», да? – И она скрестила за спиной пальцы в надежде не ошибиться.

– Я думал, вы не знаете здешних мест, – удивился старик. – Скажем так, вы почти угадали.

– Мне только одна фамилия и известна, – пробормотала Тора. – О самом националистическом движении я ничего не знаю. – Она повернулась к Мэтью и заговорщицки подмигнула ему. Старик ничего не заметил. – Так ты собираешься покупать значок?

– Медаль, – поправил Мэтью, доставая бумажник. – Сколько она стоит?

Владелец назвал цену и по лицу Мэтью понял, что торговаться тот не будет. Он молча заплатил и, пока старик заворачивал медаль, спросил у Торы:

– Когда твой день рождения? У меня есть для тебя небольшой подарок.

Тора показала Мэтью язык, повернулась к владельцу магазина и приняла покупку. Поблагодарив старика, они стали пробираться к выходу. Но Тора повернулась, решив во что бы то ни стало выведать имя нацистски настроенного фермера. Однако ей не пришлось ничего спрашивать. Старик, опершись руками о прилавок, многозначительно посмотрел на нее и громко произнес:

– Нет, не Гримур. Бьярни, его брат. Бьярни Торольфссон с фермы «Киркьюстетт».

– Замечательный портрет вырисовывается. – Мэтью вытащил из кармана медаль и положил на стол перед Торой. – Сожительствует с дочерью, пропагандирует национал-социализм. – Он повернул медаль и снова принялся рассматривать шлем и мечи. – Знаешь, если сделать из нее медальон, он будет великолепно смотреться на тебе.

– О чем ты говоришь?! – возмущенно оттолкнула его руку Тора. – Я такую гадость никогда не надену. Во-первых, она может принести несчастье, а во-вторых, не хочу, чтобы меня считали идиоткой. – Она показала Мэтью на стоявшую перед ним тарелку. – Ешь и помни – я нечасто приглашаю мужчин на обед.

Они сидели в небольшом ресторанчике. В качестве компенсации за покупку медали Тора угощала Мэтью легким обедом.

Намотав на вилку лапшу, она отправила ее в рот.

– Только мне до сих пор неясно, какое отношение все это имеет к Бирне. Узнали мы много, но ситуация не прояснилась, – сказала она.

– Нарисованная в блокноте свастика мало что дает.

– Может, и так, но у меня такое чувство, что все здесь взаимосвязано.

– Иногда имеет смысл прислушаться к интуиции, – отозвался Мэтью. – Правда, к сожалению, она не всегда соответствует ситуации. – Он отпил из бокала шипучки. – Идеальный вариант – подтвердить чувства доказательствами. Предпочтительно убедительными.

Тора налегала на лапшу, которая ей определенно нравилась, и с довольным видом посмотрела на Мэтью.

– Знаешь, чем мне нужно заняться?

– Перестать носиться между фермами и оставить расследование полиции? – с надеждой спросил Мэтью.

– Ни в коем случае! – яростно возразила Тора. – Мне необходимо войти в Интернет и повнимательнее изучить ежедневник Бирны. Я читала его слишком быстро, поскольку ощущала себя виноватой, и наверняка что-то пропустила. – Она чокнулась с Мэтью шипучкой. – Давай за это и выпьем.

Тора сидела рядом со стойкой администратора, перед компьютером, предназначенным для гостей. У нее был свой ноутбук в номере, предположительно оборудованном беспроводным интернет-соединением, но после десятка бесплодных попыток выйти во Всемирную паутину Тора отложила его и потащила Мэтью за собой.

– Попробуем поискать так, – говорила она, стуча по клавиатуре. – Гримур Торольфссон, родился в Стиккисхольмюре в тысяча восемьсот девяностом и умер в Рейкьявике в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом.

Просматривая данные по кладбищам Рейкьявика, Тора наткнулась на имя Гримур. Рядом с ним шел текст: «Кладбище Фоссвогур, место Н-36-0077». Она торжествующе посмотрела на Мэтью.

– Не хотелось бы портить тебе удовольствие, – заметил тот, – но чем поможет данная информация?

– Я хочу узнать, что высечено на надгробном камне его могилы. А вдруг рядом с ним лежит и Кристин? К сожалению, нельзя вести поиск по квадратам, поэтому придется отправить кого-нибудь на место и посмотреть.

– Кого? – спросил Мэтью. – Надеюсь, не детей-беглецов в доме на колесах?

– Нет. На разведку отправится чудо-женщина Белла.

– Да, Белла, ты не ошиблась. Я прошу тебя сходить на кладбище Фоссвогур и найти одну могилу, – продолжала говорить Тора, не обращая внимания на стоны и недовольное ворчание секретарши.