Текст книги "ЭпидОтряд (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

Соавторы: Луиза Франсуаза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

Рука Ольги указывала на металлическую башку. Девушка не сразу поняла, что вряд ли кто-то знает слово «Франкенштейн». Но реакция остальных на ее взрыв оказалась… неожиданной. Савларец погано ухмыльнулся и захрюкал, роняя капли сквозь провал над губами. Святой Человек на пару с Плаксой неожиданно всхлипнули, глотая смех, Пыхарь заржал в голос.

– Вы че творите? – с противоположного конца вагона появилась БоБе.

– Олла приняла шестеренку за сервитора! – все еще всхлипывая, ответил ей Плакса. На этот раз его слезы казались очень уместными и оттого обидными.

– Техновидец? – в голосе наставницы прозвучало неожиданное почтение, даже какая-то вежливость. Очень странно. – Нечасто вас тут можно увидеть. Добро пожаловать.

– Регламентная проверка громкой связи, двигательного узла, системы подачи священного прометия, – неожиданно внятно и разумно произнес «киборг-убийца». Его железный палец, больше похожий на сегментированное щупальце, ткнул в недра «Химеры» под снятым листом обшивки, который повис на цепях крана-балки.

– О! – Берта явно была рада. – Благодарю за своевременную заботу. Император защищает.

– Разумеется.

В безжизненном голосе «киборга» не слышалось ни грамма почтения к Императору, но все сделали вид, что этого не заметили. Проведя какие-то мудреные действия с мотором танка, железная парочка сдвинулась вдоль борта, туда, где Водила уже вытащил короб рации. В сопровождении органного жужжания из спины человека-тележки выдвинулись два щупа с большими отвертками на концах и еще два с клешнями, как у круглогубцев. Искусственные «руки» быстро сняли потертый кожух, открылась удивительно грубо, с точки зрения Ольги, собранная плата на куске коричневого текстолита. «Киборг» растопырил пальцы и с удивительной ловкостью заколдовал над платой. Что-то шипело, сыпались искорки, орган в утробе тележки сменил тональность и как будто заиграл некий гимн, пропущенный через электронные фильтры.

– Готово, – сообщил «киборг». – Предварительное служение завершено. Да пребудет милость Омниссии с машинами, что вас окружают, и вами.

Весь ремонт занял несколько секунд. Человек-тележка величаво махнул всеми конечностями, его музыкальный аппарат издал веселый звон литавр. Водила расплылся в улыбке неподдельного счастья. Девушка невольно залюбовалась – впервые после баллистической станции она увидела нечто, заслуживающее определения «эффективно».

Закончив дело, «киборг» в сопровождении сервитора направился дальше, очевидно собираясь перейти в следующий вагон. Проходя мимо баллонщицы, он вдруг поднял руку и железный палец «шестеренки» – что бы это прозвище не значило – почти уперся в ольгин нос.

– Создание Виктора Франкенштейна не имело собственного имени. Помимо этого кадавр был целиком создан из мяса, – Ольга готова была поклясться, что в искусственном голосе явственно прозвучала насмешка. – Потому называть меня «Франкенштейном» неразумно.

– Я уверен, это дитя не хотело выразить… неуважение, – дипломатично заметил Священник, натягивая плотные перчатки для работы с кислотными емкостями.

– Несовершенной плоти во мне осталось мало. Зато моя жизнь намного интереснее твоей, – сообщил техновидец, прежде чем уйти.

Очумевшая от калейдоскопа событий девушка проигнорировала беззлобные насмешки коллег, проверила шины у тележки, убедилась, что заплатка на шланге держится как влитая. И наконец, побрела к себе, желая больше никого не видеть и не слышать.

Ольге не хватало обычной двери, за которой можно укрыться от всего мира. Как ни крути, брезентовая занавеска – всего лишь тряпка, хоть и плотная – настоящего уединения не дает. Но этот момент, как она уже поняла, тут являлся принципиальным. По какой-то причине любой отрядовец должен был всегда находиться в пределах слышимости и досягаемости.

В своем плацкартном купе Ольга тщательно задрапировала дверной проем занавесью, стараясь не оставить ни малейшей щелочки. За тонкой переборкой Доходяга слушал карманный радиоприемник, кажется что-то спортивное.

– Жги их, жги! – дико заорал снизу Безумец, так что девушка вздрогнула. – Больше огня! Топливо на исходе!!!

Несчастному посттравматику ответил голос Пыхаря, который громко пообещал на весь вагон:

– Огня хватит на всех, брат!

Безумец неожиданно замолчал, видимо голос товарища успокоил внутренних демонов страдальца. Интересно, что же такого он увидел... и кого надо было жечь? Ксеносов, что ли? Или ведьм? В любом случае Ольга надеялась, что узнать это ей доведется как можно позже. В идеале не придется вплоть до истечения искупительного послушания. Было бы слишком хорошо, но помечтать то можно?..

Девушка критически осмотрела свой новый дом. Выглядел он более-менее обжитым, но пустоватым, без разных мелочей, которые накапливаются у человека, заполняя среду обитания. Гигиенический набор, казенные полотенца, одежда, комбинезон с противогазом в специальном коробе под нижней полкой. Казенная же библия с потрепанными страницами и обилием выцветших штампов поездного каптенармуса. Доска, треснувшая после встречи с рожей Савларца. Вот и все.

А ведь, наверное, Ольге как послушнице и штатному номеру огнеметного расчета положены какие-то деньги, даже с надбавками за вредность? Не может же быть так, чтобы совсем без жалования. Покупают на что-то сокамерники разные безделушки, то же радио или новые штаны Доходяги вырвиглазного малинового цвета. Надо будет уточнить. Маникюр, конечно, теперь роскошь, но где-то взять хотя бы лак для ногтей, пока не расслоились. И еще всякой мелочи. И еще...

В коридоре послышались тяжелые шаги. Опять сервитор? Или эта... «шестеренка»? Вернулись? А зачем?

Некто могуче протопал к самому ольгиному прибежищу, остановился рядом. Что-то негромко сказала Берта, неизвестный мужской голос после короткой паузы согласился. Странное дело, Наставница снова изменила обычному тону суровой злобной требовательности, сейчас культуристка говорила с невидимкой почти дружелюбно, с нескрываемым уважением.

– Пожалуй, все, – вымолвила БоБе. – С этого мгновения ты член Отряда и послушник Ордена... – она помолчала мгновение-другое, а после закончила. – Да смилостивится Император над твоей душой, глупый мальчишка.

– Рожден, чтобы служить, в жизни и смерти с Ним и Человечеством, – звучно и красиво отчеканил мужчина, словно повторяя намертво заученный девиз.

– Истинно так! – согласилась Берта и ушла.

Ольга села на полке, выпрямившись и закусив губу. Взялась за орелика – этот жест стал уже привычным, казалось, грубоватая самоделка и в самом деле успокаивает. Захотелось помолиться Богу-Императору, по-настоящему, как учил Священник, чтобы покойник на золотом троне, в самом деле, наставил, укрепил и все такое.

Один из невидимок за брезентовой шторой потоптался, сопя, будто маленький паровозик или большой чайник. Второй шуршал, как человек, снимающий плотную верхнюю одежду. Затем воцарилась тишина, прерываемая лишь обычным фоном бронепоезда, негромкими песнопениями богобоязненного Деметриуса и все тем же загадочным свистом. Так прошла минута или две. Затем послышался негромкий, но уверенный стук по краю дверного проема.

– Ольга, – произнес за шторой невидимка. – Позволишь войти?

Свет из коридора не проникал сквозь плотную занавесь, однако девушке показалось, что она отчетливо различает за брезентом тень высокого мужчины ростом под два метра.

– Ты все-таки научился правильно выговаривать мое имя, – сказала она, тщательно контролируя голос.

– Да.

На языке крутились яркие и пафосные фразы наподобие «долог же был твой путь». Но девушка ограничилась коротким и емким:

– Нельзя. Тебе здесь не рады.

А затем все же не удержалась, злобно фыркнув:

– Иди в жопу, Фидус.

====== Часть II. Карантинные мероприятия. Глава 7 ======

– Чего ты хочешь? – спросил Фидус, даже не пытаясь как-то скрыть усталое раздражение. Последние часы перед спуском он собирался провести в тишине и размышлениях. Никак не в беседах со злейшим врагом и вернейшим недоброжелателем.

– А где же почтение к возрасту и положению, мальчик мой? – инквизитор Шметтау ответил с едкой вежливостью и насквозь фальшивым участием. В свою очередь он не старался замаскировать ликование.

– К инквизитору следует обращаться «Вы», – скучающим тоном заметил Эссен Пале, ученик и протеже Калькройта Шметтау, возвышающийся за плечом патрона. – Это явствует хотя бы из разницы в годах.

– Ага, – хмыкнул Криптман. – Так чего ты хочешь?

Обычно в Отряд попадали из каторжных трюмов и с кораблей Экклезиархии (причем злые языки говаривали, что разница не слишком заметна), но для Криптмана, в силу его уникальной ситуации, было сделано исключение. Он прибыл в систему «Ледяного Порта» как обычный пассажир, на межзвёздном лайнере с определенным комфортом. От которого, впрочем, очень скоро придется отвыкать.

– Вино, господин, – сервитор в тщательно подогнанной ливрее с необычным для машины изяществом подал небольшой поднос, увенчанный единственным бокалом.

Фидус взял бокал и сделал большой глоток, глядя сквозь незваных гостей.

Каюта была довольно компактной, но грамотно обставленной и декорированной, так что представлялась куда больше чем в действительности. Здесь было много красного цвета, бархата, а также зеркальная стена, удваивающая видимый объем. Криптман-младший сидел в эффектном кресле, закинув ногу на ногу, и казался неуместным в подобном окружении. Его жесткое, строгое лицо, простая роба послушника и свежевыбритая голова плохо гармонировали с изящными линиями декора, подразумевающего декаданс и лоск.

Гости не сочли нужным сесть, точнее инквизитор предпочел стоять, соответственно и его протеже замер на ногах. Шметтау, как обычно, менее всего походил на человека, отдавшего службе в Инквизиции более сотни лет, а также примерно треть собственного тела. Не упитанный, однако, плотный, с заметным брюшком и чуть взъерошенными волосами инквизитор смотрел на мир добрым, чуть-чуть беспомощным взглядом за стеклами самых обычных очков. Калькройта можно было принять за писателя детских историй о житиях и доброславных деяниях верных слуг Его. Таких людей очень любят женщины в возрасте и дети, чувствуя в них верность, искреннюю доброту и основательность.

Лучший ученик и безусловный преемник инквизитора, наоборот, буквально просился на вербовочный плакат низкоразвитых миров «кто служит Императору – ест мясо каждый день!» Он был красив и суров, разве что лицо чуть широковато, а глаза наоборот, посажены слишком близко. От этого возникало неприятное ощущение, что Пале все время с прищуром целится в собеседника. Длинный щегольской плащ из тщательно выделанной кожи (причем без единого лоскутка скрытой брони) опускался почти до пят. В такой одежде Эссен Пале больше походил на парадного комиссара, не хватало лишь алого кушака и фуражки на сгибе руки. Злые языки говаривали, что Пале умом не блещет, а если называть вещи своими именами, то малость глуповат. Однако все – и критики, и доброжелатели – сходились на том, что Эссен крайне исполнителен, работоспособен и дотошен, главное спустить его с цепи в правильном направлении. А интеллекта Шметтау хватало на обоих.

Учитель и ученик разнились как небо и земля, как трущобы Некромунды и сияющие шпили столицы Ультрамара, но роднило их одно – взгляды. Чуть подслеповатые глаза Калькройта и глубоко посаженные зрачки Эссена глядели на Фидуса с одинаковым выражением легкого презрения и уверенного торжества.

– Чего же я хочу... – Шметтау посмотрел вверх, будто рассчитывая найти ответ на розово-красном потолке с орхидеями. Провел пальцами по подбородку с видом глубокой задумчивости. – А, вот чего!

Он значительно поднял указательный палец, призывая к вниманию и сосредоточенности.

– Я хочу насладиться каждой секундой. Я хочу злорадствовать и радоваться твоим несчастьям. Упиваться каждой минутой своего торжества. Простые и понятные человеческие желания.

– Ну и славно, – качнул головой Фидус, делая новый глоток. – Значит, обойдешься без вина.

Сервитор замер у кресла, глухой и безразличный ко всему кроме приказов хозяина. Он чуть дрогнул при слове «вина» и мгновением позже вернулся к состоянию полуживого изваяния.

– Славно, славно, славно, – Калькройт хлопал в ладоши в такт «славностям». – Нет, от вина я бы тоже не отказался, но так даже лучше. Видеть, как ты пытаешься жалко и нелепо огрызаться – намного приятнее.

– Все сводишь счеты с мертвецом, – Фидус опять покачал бритой головой. – Я бы сказал, что это низко. Но такая ремарка подразумевает наличие какой-то морали, способность разделять достойное и низкое. Это не про тебя.

– О, да, все так и есть, мой мальчик. Свожу, именно свожу старые счеты.

Шметтау изобразил пальцами прямоугольник, будто намекал на чек или иное долговое обязательство.

Добрый писатель детских сказок на мгновение спрятался, как складная игрушка в рукаве фокусника. Вместо него с тяжеловесной жутью оскалился в мрачной ухмылке совсем другой человек, оборотень, скинувший маску добряка. Пара секунд – и добрый очкарик вернулся, развел руки с обезоруживающим добродушием.

– Твой отец был очень скверным человеком.

Заскрипела новенькая кожа на плаще Эссена. Ученик инквизитора тоже улыбался, но без особых эмоций, как манекен или очень хорошо сделанный сервитор. Ему было скучно, старые счеты командира не интересовали Эссена, но положение обязывало.

– Не стоит дурно говорить о моем отце, – Фидус крепче сжал бокал, чувствуя, как нарастает колющая боль в давно сросшихся и восстановленных ребрах. Под влиянием эмоций бренная плоть напоминала о былых ранах.

– А что ты сделаешь? – участливо поинтересовался Калькройт. – Выставишь меня? Или строго призовешь к порядку? Меня, инквизитора? Ты, который ныне всего лишь мелкий пурификатор?

– Нет. Я ограничусь констатацией очевидного факта, – Фидус небрежным (во всяком случае, он так надеялся) движением ладони приказал сервитору приблизиться и поставил на поднос бокал с парой капель недопитого вина.

– Калькройт Шметтау, ты жалок и ничтожен. Ты не смог отомстить отцу и теперь пытаешься выместить жалкие обиды на сыне. Это унижает лишь тебя, не меня. Ведь как бы низко ты ни сбросил меня, мы оба знаем...

Фидус чуть наклонился вперед, смыкая пальцы в замок.

– ...что все это судороги бессилия. Ты никогда не сравнишься с истым слугой Бога-Императора Криптманом, инквизитором, мыслителем и героем. Ты это знаешь, я это знаю. Живи с этим знанием дальше.

– Болтай, Фидус, болтай, – Эссен вступил в беседу, откинув голову с короткой и тщательно уложенной прической. Видимо, чтобы глядеть на Криптмана еще чуть-чуть сверху, еще с бОльшим превосходством. Но тут Шметтау обозначил скупые аплодисменты. Эссен перестал улыбаться и замолк, будто в одно мгновение утратил дар речи.

– Это было хорошо, – серьезно вымолвил Шметтау, последний раз хлопнув пухлыми ладошками. – Действительно хорошо. Как бы я к нему ни относился, надо признать, Криптман-старший имел неоспоримые достоинства. И в числе прочего он умел держать удар. Даже когда все казалось потерянным... или было потеряно в действительности. В такие моменты, мальчик, ты действительно похож на своего отца.

– Всегда к вашим услугам, – Фидус обозначил шутовской полупоклон.

– Но мне плевать, что ты думаешь по этому поводу и какому словесному остракизму меня подвергаешь, – все так же ровно, с доброжелательной иронией продолжил инквизитор. – Жаль, конечно, что мой товарищ и сподвижник давно развеян пеплом и стал частью вселенского углеродообмена. Но я все равно порадуюсь, глядя как страдает его сын.

– И в чем смысл? – сардонически осведомился Фидус.

– В удовлетворении, – очень серьезно сказал Шметтау. – В компенсации. В уравновешивании весов. Мы с ним были сподвижниками, братьями. Каждому из нас двоих приходилось не раз вставать между товарищем и его смертью, но мы не колебались. Шметтау и Криптман, это звучало гордо и страшно. Страшно для еретиков, разумеется.

– Криптман и Шметтау, так правильнее, – уколол Фидус, откидываясь на спинку.

– Как угодно, – отмахнулся инквизитор. – Мы-то знали, как мало значит пустая очередность в нашем братстве. До тех пор, пока твой отец не предал меня.

– Отец не предавал никого, – отрезал Фидус.

– Он предал меня, – повторил Шметтау, сделав отчетливое ударение на слове «меня», взгляд его затуманился, уголки губ опустились, будто инквизитор снова погрузился в давние воспоминания, неприятные и крайне болезненные.

– Я отдал нашему общему делу все, даже часть себя.

Калькройт вытянул вперед ладони, вполне живые на вид, несовершенные, как и положено рукам человека в возрасте. Только полностью лишенные волосков и пятнышек, естественных для плоти, урожденной естественным образом.

– И он предал все, что связывало нас. Отринул все долги. Бросил меня в самый важный момент, на пороге величайшего триумфа.

– У отца были обязательства, – Фидус честно пытался быть холодным и беспристрастным, но получалось плохо. Ученик Калькройта молча следил за Криптманом, и в узко посаженных глазах Эссена читалось искреннее, злое превосходство.

– Он высоко ценил тебя и вашу дружбу, – продолжил Фидус. – Я знаю это слишком хорошо. Потому что... – голос молодого человека чуть дрогнул. – Даже семья стояла для него ступенькой ниже. Шметтау, ты в какой-то мере был моим проклятием всю мою жизнь. Образцом и эталоном, с которым отец сравнивал меня ежедневно, ежечасно. Но долг перед Императором и Человечеством он счел выше твоих амбиций. Так что можешь скрутить кукиш не только мертвецу и мне, но также Золотому Трону заодно.

– О, нет, мальчишка, – Калькройт щелкнул челюстями как настоящий мутант-людоед, снова выйдя из образа упитанного добрячка. – Не моих амбиций!

Лицо инквизитора перекосила злая гримаса. Он быстро – слишком быстро для обычного человека в годах и с парой десятков лишних килограммов – шагнул вперед, буквально нависнув над сидящим Криптманом. Казалось, Фидусу удалось-таки разбередить старые язвы. Эссен Пале чуть напрягся, готовый в случае чего защитить патрона.

– Дело! – прорычал Шметтау, потрясая увесистым, отнюдь не старческим кулаком у самого носа Криптмана – У нас было дело, которое Ордо вел без малого четверть века. Культ, охвативший щупальцами два сектора. Миллиарды потраченных тронов. Десятки погибших агентов. Четверть века кропотливой, смертельно опасной работы! В два раза больше чем ты, недостойный, таскаешь бляху инквизитора! И все это он бросил! Оставил меня, забрав с собой всю техническую группу и ударный отряд! Без объяснений, без предупреждений, потому что ему снова померещились ужасные, смертоносные ксеносы! Что это, если не предательство?! Нашей дружбы, нашего долга, нашего Ордо, нашего Бога?!!

Калькройт успокоился так же внезапно, как и полыхнул злобной яростью. Но было ясно, что дела минувших лет не забыты, сочтены и подобны углям, которые тщательно раздувают и подкармливают топливом, не давая утихнуть. Фидус положил руки на подлокотники, сжав теплое дерево.

– Жаль.

– Что? – Калькройт одернул полы френча, поправил манжеты белой рубашки. Теперь лишь пунцовые пятна на щеках свидетельствовали о недавнем приступе гнева.

– Мне жаль, – повторил Фидус. – Шметтау, ты мстишь призраку в своем воображении. Ты не уязвишь его и не заставишь страдать. Тем более не сможешь признать ошибки... которых и не было.

– Нет, малыш, тебе не жаль, – мрачно проговорил Калькройт, в чьем голосе не осталось ни иронии, ни добродушного превосходства, лишь злое торжество. – Ведь ты понятия не имеешь, что такое завершившееся успехом дело. Соответственно не представляешь, что значит быть преданным на пороге триумфа.

Криптман вздрогнул, крепче сжал подлокотники.

– Да, – холодно и жестоко усмехнулся Калькройт. – Неудачник в тени отца. Ты прав, я не могу достать призрак Криптмана-старшего. Не могу заставить его страдать, как страдал я. Но у меня есть ты. Мертвым все равно, но справедливость нужна живым, а я – жив. И я жажду возмездия.

– Катись к демонам, полоумный старик, – устало махнул рукой Фидус. – У меня другие заботы. Упивайся своим ядом где-нибудь в другом месте.

– Я инквизитор, – оскалился Калькройт. – Я могу находиться, где сочту нужным. А ты нынче всего лишь послушник Пурификатум. И у меня большие сомнения в твоем благочестии. Ведь главный мотив для человека, добровольно избирающего Орден, это стремление очиститься от грехов. Так что я пока... – Шметтау сделал драматическую паузу. – Пока останусь здесь. Присмотрю за тобой, так сказать. Поддержу собрата в его нелегком служении. Я думал, тебя придется загонять в угол еще долгие годы, но ты все сделал сам. Воистину, кого Император желает покарать, того лишает разума.

Он повернулся, готовясь уйти. Эссен предупредительно шагнул в сторону, открывая путь наставнику. В шаге от люка, стального, однако обшитого настоящим деревом и декорированного под обычную дверь, Калькройт замер и повернулся в пол-оборота.

– Ты сдохнешь здесь, Криптман, – очень тихо, с неподдельной ненавистью произнес старый инквизитор. – Сдохнешь в безвестности и мучениях. Вместе с девкой, которой ты не помог тогда и не поможешь теперь. А когда это случится, тогда я, наконец, сочту, что Криптман-старший расплатился со мной за все. И старые счета будут закрыты.

– Тебе придется долго ждать, старая сволочь, – осклабился Фидус, тоже решив откинуть политес. – Мы с ней выжили на Баллистической, выживем и здесь.

Сервитор беспокойно задвигался, считывая нестандартное поведение хозяина, однако не в силах определить его желания.

– Я терпелив, я долго ждал, – вернул зловещую усмешку инквизитор. – И готов подождать еще немного.

Калькройт вдохнул, выдохнул, на лицо инквизитора вернулась прежняя маска доброжелательной и легкой усталости. Ученик встал между наставником и Криптманом, будто защищая от возможного нападения.

– Будьте здоровы, юный коллега, – Шметтау обозначил короткий и неглубокий поклон. – Я с большим вниманием буду следить за вашей карьерой в Адепто Пурификатум.

*

– Иди в жопу, Фидус, – повторила Ольга.

– Если верить тому, что рассказывают про Отряд, я уже где-то рядом с ней, – ответил хорошо знакомый голос. Девушка не узнала его сначала, потому что инквизитор говорил негромко, да и тон изменился. Ведь Ольга почти не слышала нормально звучащего Фидуса, только в агонии или приступах боли.

– Тогда ступай дальше.

– Не могу. Мое место рядом с тобой. И я захожу, – предупредил Фидус.

Ольга протестующе возопила, но брезентовая занавеска уже съезжала в сторону, скрипя латунными кольцами.

– Эй, там, не хулиганить, – без особого напора, однако весьма решительно потребовал Доходяга, убавив громкость радио. – Был тут один, беспорядки нарушал и к девчонке нашей приставал...

– Не буду, – пообещал Крип на пороге. – Я тихий. Просто мы знакомы. Встреча старых друзей.

– Вот это номер! – изумился Доходяга. – О таком даже не слышал, чтобы знакомые в одну роту попадали. Тем более в одну машину. Расскажи потом!

– Расскажу, – нейтрально пообещал Фидус. – И еще раз здравствуй.

Ольга долго и критически смотрела на Крипа, оценивая изменения. Молодой человек сильно похудел, осунулся, глаза запали. Обритая голова поросла коротенькой щетиной, совсем как у Ольги, только темного цвета. На инквизиторе был такой же балахонный комбез, как и у прочих сокамерников с крылатой белой спиралью ДНК в красном ромбе на левой стороне груди – эмблемой ЭпидОтряда.

За спиной инквизитора возвышался то ли сервитор, то ли механикум, Ольга уже запуталась и не понимала, как их различать. Наверное, все же сервитор, неплохо выглядящий, кстати. Почти как человек, только мумифицированный, частично закованный в панцирь экзоскелета. За спиной живого мертвеца торчали две теплоотводящие трубки, на груди висел дробовик с коротким и толстым стволом, а, нет, с целым пучком стволов. Такого оружия баллонщица еще не видела.

– Это?.. – Ольга показала на зомби пальцем, стараясь, чтобы тот не дрожал. – Что?

– Это Люкт, – ответил Фидус. – Спутник отца. Он верно служил при жизни, хотел остаться верным делу Императора и в посмертии. Теперь служит мне.

– Его с тобой не было, – нахмурилась Ольга.

– Это домашний слуга и библиотекарь, – терпеливо разъяснил Фидус. Он все так же стоял за низким порожком, не делая попыток шагнуть дальше. – Но может неплохо воевать. Я решил взять его с собой.

– Полный комплект экипажа! – воскликнул в кубрике чей-то голос, кажется Пыхаря. – Еще и с избытком. Да когда ж такое было!?

– Точно сдохнем, – тише и куда угрюмее констатировал Савларец. – Не к добру все это... Курица драная несчастье нам приносит...

Они с Пыхарем заспорили о природе невезения, но девушка уже не слушала.

– Чего тебе надо? – повторила она и после секундной паузы не удержалась от следующего вопроса, в котором сквозила плохо скрытая, отчаянная надежда. – Ты... за мной?

Фидус все же шагнул внутрь, задернул брезент, отгораживаясь от прочего вагона. Сел напротив Ольги, сложил руки на коленях, подчеркивая дружественность намерений.

– Отчасти.

– Это как? – встрепенулась Ольга, затем соотнести присутствие здесь Фидуса, его вид новобранца и смысл слова «отчасти». – Мда... Кажется, ты меня отсюда не увезешь в голубом вертолете...

Крип шевельнул головой, похоже инквизитора огорчило неприкрытое разочарование в глазах и голосе девушки.

– Чем бы ни был твой «вер-то-йод» у меня его нет. И я не могу тебя забрать.

– Так хрена ж ли ты забыл здесь?

Ольга напрягла все знание готика, чтобы вопрос прозвучал как можно резче, оскорбительнее. Кажется, попала в цель.

– О-Льга, – Крип выговорил ее имя с первого раза, но в два приема. – Что я тебе хочу сказать...

– Херню какую-нибудь, не иначе, – снова ужалила Ольга.

– Во-первых, мне жаль.

На язык само просилось что-нибудь вроде «ну а как же!» или «а то ж, прямо штаны от жалости спадают!», однако девушка лишь с тоскливой безнадежностью махнула рукой.

– Слушай, Крип... валил бы ты? Тут всякие бдения скоро начнутся. И ужасы ночные. Не до тебя.

– Мне жаль, – настойчиво повторил Крип. – Я обещал, и я не смог.

В Отряде ругань категорически не поощрялась, но девушка подумала, что момент достойный крепкого словца. Однако замешкалась над адекватным переводом выражения «пиздливо спиздел», и Крип заговорил снова:

– Я не могу вернуть время назад. Но могу постараться исправить то, что сделал. Насколько получится.

– И как ты это намерен делать?

– Лично, – с нездоровой серьезностью вымолвил Крип, пристально глядя на Ольгу.

Сервитор стоял в неподвижности и чуть слышно гудел моторчиком в животе под броней.

– Чего?

– Я говорил с... разными людьми. Искал возможность оспорить твое зачисление сюда.

– И как?

– Это невозможно. Если только не совершить невероятный подвиг.

– Замечательное Деяние. Я знаю.

– Значит, предстоит отбыть весь сро... все послушание. Или все-таки сделать что-то значимое, героическое.

– Крип, ты дурак, я сдохну раньше, – сказала Ольга тихо и грустно. По лекциям Священника она уже представляла себе, чем занимаются инквизиторы и сколь опасен может стать даже обычный спор, не говоря уж об оскорблениях. Но почему-то ей казалось, что Крип уже не совсем инквизитор. А может быть и совсем не инквизитор.

– Да, – просто и без затей согласился Фидус. – И такое возможно.

– Черт побери, – скрипнула зубами Ольга.

– И самый умный из собеседников тогда сказал – если хочешь, чтобы она выжила, не ищи оправданий и долгих путей, просто иди, охраняй, будь готов разменять жизнь и здоровье на ее безопасность.

– И что ты сделал? – Ольга непонимающе уставилась на Фидуса.

– Пришел, чтобы охранять, – пожал широкими плечами Крип.

– Пришел... чтобы охранять.

Ольга сгорбилась, низко склонив голову, пряча кисти между колен. Крип говорил что-то еще, но девчонка его не слушала. Фидус, наконец, понял, что слова пропадают втуне и замолк. Ольга, в свою очередь, заметила, что поток слов завершился, и снова глянула на инквизитора. Она часто моргала, но удивительно светлые глаза василькового цвета оставались сухими. Во всяком случае, казались такими.

– Оставь меня, – выговорила она глуховато, но вполне отчетливо.

– Ольга...

– Крип, – девушка полуприкрыла глаза, еще плотнее сжала колени, будто пытаясь согреть замерзающие пальцы, тонкие, как прутики. – Ты пришел, чтобы успокоить больную совесть?

Фидус подумал и честно ответил:

– Да. Пожалуй.

Еще немного подумал и прибавил:

– И еще сделать хорошее, достойное дело.

– А мне то что с того?

– Не понимаю...

– А он предупреждал, он говорил, – пробормотала себе под нос Ольга.

– О чем ты? – насторожился Фидус.

– Он говорил, что это никому не нужно, никто не оценит, – прошептала девушка. – Никто не скажет спасибо. И накажут за то, чего я даже не понимаю. Он... был... прав...

– О чем ты? – жестко, требовательно повторил Фидус.

– Мне нужно выйти отсюда, – посмотрела глаза в глаза Ольга. – Пока меня не убили тут все эти ваши ведьмы и ксеносы. Как-то обустроить новую жизнь. Найти себя... как-нибудь. Но ты мне в этом не помощник, верно? Тебя разжаловали?

– Нет! – резко выпрямился Фидус. – Я инквизитор! Просто...

– Просто для меня ты ничего сделать не можешь.

Теперь в ее голосе слышался не вопрос, а утверждение, грустное и безысходное.

– Ты ничего не можешь, Крип. Только записаться в Отряд и красиво рассказать о том, какой ты пафосный и храбрый.

Фидус закусил губу и внезапно подумал, как сильно тоненькая желтоголовая девочка сейчас похожа на Шметтау. Два абсолютно разных человека, объединенные лишь одним – они не уважали инквизитора Криптмана ни на грош. И не верили в него даже на маковое зерно. Просто Калькройт выражал это с удовольствием, наслаждаясь торжеством, а Ольга с тихой безнадежностью.

– Оль...га.

Крип робко поднял руку, но девушка уже вставала, надев маску отреченной, безразличной сдержанности.

– Было приятно вновь познакомиться, господин Криптман. Добро пожаловать в наш славный вагон. А теперь меня ждут дела.

Уже из коридорчика, покосившись на электронного зомби с многостволкой, Ольга добавила с мрачной решимостью, уже вполне громко:

– Сунешься еще раз без спроса, получишь по морде.

– Эта может! – подтвердил один из отрядовцев, кажется Пыхарь, и громко заржал.

Ольга закинула голову с надменной гордостью так, что нос устремился едва ли не в потолок, и пошла вниз, к танку и своим баллонам. Ей очень хотелось остаться наедине с собой и подальше от Крипа.

====== Глава 8 ======

– Погодь, – Берта перехватила баллонщицу в кубрике. – Вниз давай. Дело есть.

Ольга вытянулась во фрунт и хлопнула ладонью по груди, в Отряде это было аналогом отдания чести.

– Короче, – наставница спустилась в ангар сразу вслед за баллонщицей, там уже поджидали Грешник, Пыхарь и Водила. – Есть мнение, что… надо бы нам немножко приготовиться.