Текст книги "ЭпидОтряд (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

Соавторы: Луиза Франсуаза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Ольга чувствовала, как чугунная тяжесть заливает череп, хотелось прилечь, чтобы положить голову на пол и хоть немного разгрузить спину. От света, который видела только она, болели и сохли глаза.

– Не бойся, – тихо вымолвил Фидус. – Просто ничего не бойся. Все страшное уже позади.

Его подопечная хотела сказать что-нибудь вроде «ага, верю, держи карман шире», ведь Ольга наглядно усвоила главный урок жизни в далеком будущем: все меняется только к худшему. Но девушка слишком устала, а кроме того – вдруг инквизитор все же прав?.. Не хотелось сглазить. Поэтому она сочла за лучшее промолчать.

– Смерть была над нами и под нашими стопами, – процитировал Шметтау. – И куда бы я ни посмотрел, направо или налево, взор мой падал на гнилостные язвы ереси.

– Но не убоялись и не устрашились мы, ибо нет хвори на теле Империума, которую нельзя было бы иссечь и выжечь твердой рукой, – закончил Криптман.

– Да-а-а… наворотили ублюдки, долго разгребать будем, – подытожил Священник.

– Император, помилуй и защити, – прошептал Савларец, складывая пальцы в аквилу.

Театр был не просто могилой, его превратили в один сплошной жертвенник. Ольга даже попробовала закрыть глаза, идти на ощупь, держась за руку Фидуса, но споткнулась пару раз и поняла, что надо или смотреть, или проситься на руки. Девушка не сомневалась, Криптман взял бы, искушение манило с невероятной силой. Ольга представила, как легко и спокойно было бы прижаться к широкой груди высокого инквизитора, закрыть лицо капюшоном, чувствуя защиту. Дать, в конце концов, отдых ногам, которые грозили подломиться на каждом шагу, стреляя болью в коленях.

Но нельзя...

Хотя здесь вроде ничего не угрожало – «мертвые не кусаются» – Ольга хорошо понимала, что все может измениться в любой момент. В Империуме даже смерть не окончательна и покойники кусаются только в путь. Инквизитор должен быть готов к бою, а для этого ему нужны свободные руки. Поэтому девушка просто взялась крепче за широкий ремень Фидуса, опираясь на него, как на посох, так было легче идти. А еще старалась глядеть, но не видеть. Использовать зрение словно костыль, только чтобы не упасть, потому что смотреть – означало пускать в сознание страшные образы, отдавать им частичку души.

Кругом была кровь. Судя по всему, злодеи пользовались ей вместо краски, зачастую в прямом смысле, размазав по стенам, обляпав пол и даже местами потолок. Но главным образом кровью старательно выписывали разнообразные письмена. Внешне пиктограммы казались убогими, нарочито примитивными, как наскальная живопись, однако смотреть на них было физически неприятно, почти сразу возникало головокружение, поначалу слабое, но быстро крепнущее.

И очень много тел.

Ольга представила себе, что на самом деле это куклы, манекены. Кто-то разбросал их в беспорядке, облив краской для глупой шутки. Бывает, дураков на свете хватает, не смешных приколов тоже. Пожалуй, лишь этот самообман уберег девушку от истерики, слишком уж страшно было все здесь.

– Думаю, вся местная инквизиция отправится под суд, – рассудил Криптман, оглядываясь и поджав губы. – Вместе с арбитрами.

– В расход они отправятся, – поправил Шметтау. – Это настоящий, полноценный культ. Посмотри, здесь же все добровольцы. Сотни последователей. В улье такое проморгать можно, но здешняя ледышка… Нет. Это не ошибка, это катастрофа. Абсолютная профнепригодность.

– Не соглашусь, – качнул головой Фидус. – Здесь могло быть и сфокусированное воздействие. Псайкерский удар, парализовавший волю честных граждан. Или…

Криптман покосился на три мертвых тела, сложенные в звездообразную фигуру – женщина и две девочки, судя по внешнему сходству, родственники. У всех троих одежда промокла и заскорузла от крови, но лица оказались чистыми, на них, как на посмертных масках, застыла печать восторга и блаженства.

– Или наведенная галлюцинация. Я думаю, последнее. Они вполне могли представлять, что уходят живыми к Его Трону, а тем временем еретические ножи делали свое дело.

Шаги небольшого отряда отдавались под сводами широких коридоров как в пещере, гулким эхом. Металлические звуки, издаваемые оружием, отражались от стен, пока не вязли в плотных коврах с богатой и безвкусной вышивкой.

– В этом и проблема, Фидус, – пожал плечами Шметтау, жест получился настолько выразительным, что обозначился даже через толстый скафандр. – Ты много думаешь и мало делаешь. Ересь как болезнь, ее всегда можно оправдать, но скальпель в руке хирурга все равно должен быть остер и безжалостен. Они предались злу, они служили злу и этого достаточно. Если нечистые эманации проникли в их души, значит в оных уже имелись червоточины.

Криптмана передернуло от очередного оскорбления, но молодой инквизитор смолчал.

– А ты козел, – тихо сказала Ольга по-русски, глядя в спину низенькому и пузатому. Не то, чтобы она испытывала к Фидусу особенную симпатию, но девушка как-то привыкла, что недобрые слова в адрес Крипа – ее личная и заслуженная привилегия. А этот самый Шматао говорил вещи обидные и несправедливые.

– Старый поганый козел.

Инквизитор неожиданно обернулся и очень внимательно глянул на девушку, без тени улыбки или хоть какого-то выражения на мясистом лице. Ольгу кинуло в жар от понимания собственной неосторожности.

– Вроде здесь все тихо, – подумал вслух Священник и покачал головой, будто укоряя себя за выбор слова. Действительно, «тихо» в могильнике театра звучало почти кощунственно.

– Скорее да, – неожиданно согласился молчаливый спутник Калькройта. Он вышагивал мерно и уверенно, как сервитор, несмотря на мельту, которая хоть и была специальной сборки, все равно должна весить очень прилично.

Словно в ответ их предположению за стенами театра громыхнуло, очень по-артиллерийски. Несколько огромных окон пошли трещинами, но стекла удержались, будто некая сила укрепила здание.

– Опять, – поморщилась Ольга, – снова бьет по голове…

Действительно, призрачное свечение опять дрогнуло, колотясь в учащенном ритме. Растеклось по углам, убивая тени, отозвалось неслышимым и в то же время пронзительно бьющим криком.

– Император, защити, – Берта прислонилась к стене, закрыла рукой лицо, пальцы наставницы ощутимо дрожали. Прочим отрядовцем тоже явственно поплохело, у сервитора Люкта начали заплетаться ноги, словно электроприводы засбоили. Хотя кто знает, возможно, механика действительно поломалась. Немудрено при таких испытаниях. Ольга с симпатией посмотрела на живого мертвеца, вспомнив, сколько всего полезного сервитор уже сделал. Лишь она сама и высокий инквизитор с ужасными шрамами на лысой башке перенесли астральный вопль относительно мирно. Только в ушах закололо, и тяжесть переползла от висков к затылку, словно капли жидкого и холодного свинца. Вакруфманн на удивление по-человечески выронила голову и упала на колени, зарывшись пальцами в толстый ковер. Люкт молча помог марсианке встать.

Ольге некстати вспомнилось, что «шестерёнке» ещё не исполнилось и пятнадцати лет. А затем в голову пришла очень простая мысль – сколько длится год на Марсе?..

– Третий этаж… – Деметриус поправил медицинскую торбу, коснулся пластыря на виске. – Сколько еще?

– Наверное, до самого верха, – предположил Фидус.

– Да, там большой зал для торжественных собраний и моральных представлений, – Священник внезапно проявил знание местной архитектуры. – Если где-то и приносить гекатомбы, то там.

– Ублюдки, – Берта для разнообразия плюнула просто так, не кровью, а слюной, от чистого презрения.

Ольга подумала, что да, действительно уроды – нет бы справлять свои гнусные обряды как положено злодеям, глубоко под землей, чтобы нормальным людям не пришлось топать по лестницам вверх. Но решила составить этот аргумент при себе. Оказавшийся рядом Деметриус молча сунул ей в руку таблетку глюкозы в надломанном блистере, затем раздал такие же остальным спутникам, включая инквизиторов. Шметтау просто взял таблетку и молча сжевал без какой-либо эмоции, Пале кивком поблагодарил и внезапно спросил:

– А что мы будем делать потом?

– Убьем псайкера, – ответил Шметтау. – Что же еще?

Ольга хотела было высказать толстячку все, что думает о его людоедской натуре, но осеклась едва открыв рот. Никто не спешил критиковать инквизитора, даже Крип. Никто не говорил злобному и жестокому идиоту, что он злобный и жестокий идиот. Наоборот, в молчании пурификаторов читалось общее согласие, без малого энергичное одобрение.

– Скорее всего, там какой-то барьер, – подумал вслух Криптман. – Возможно, придется через него пробиваться. Если это вообще в наших силах.

– Барьер… вряд ли, – отозвался Эссен. – Если верить девице, оно действует неосознанно.

И снова Ольга хотела резко выпалить, что это не «оно», а несчастный младенец, и снова удержала горячие слова на кончике языка.

На этом блиц-совещание и завершилось. Савларец попробовал замычать под нос очередную арестантскую песню, но Шметтау смерил его долгим взглядом и вымолвил, будто читая с листа:

– Шарль део Кулиан. Вырывание ноздрей за оскорбление Ее герцогской светлости в стихотворной форме. Тридцать лет каторги за рецидив и это были отнюдь не Савлар Пенитенс. Не так ли?

– Да я все луны оттоптал… – по привычке заныл безносый. – Я сиделец правильный и ничего за ваших стихов не знаю!

– О, разумеется, – согласился Шметтау, и его легчайшая улыбка была оскорбительнее любой насмешки.

Несколько мгновений Савларец шел понуро, словно чучело в рыжем пальто, затем вдруг распрямился и будто сбросил десяток лет. Ольга неожиданно подумала, что каторжник еще довольно молод и был бы хорош собой кабы не увечье.

– Две эпиграммы, – хмыкнул безносый одной половиной рта. – Дорого они мне обошлись.

– Волшебная сила искусства, – согласился Шметтау. – Материальное воплощение слова. Кстати, хорошие эпиграммы, мне понравились. Хлесткие и в то же время без прямолинейной откровенности.

– Да, жаль, что ее светлость не разделила ваше удовлетворение, – еще кривее усмехнулся Савларец.

– А зачем этот камуфляж? – поинтересовался Калькройт.

– Чтобы не били, – пожал плечами Шарль. – Савларцев боятся. Так что надо орать погромче, истерично закатывать глаза и этого достаточно.

– О, Император, – проворчал Священник. – Наивная простота.

– Чего? – смутился део Кулиан, и даже Ольга улыбнулась от искреннего удивления и растерянности в голосе липового сидельца тюремных лун. – Так вы знали?..

– Конечно, – фыркнул Святой Человек. – С самого начала.

– Но почему тогда?.. – Савларец осекся, молча открывая и закрывая щербатый рот.

– А ты подумай, – усмехнулась Берта. – Чего слова зря тратить.

Ольга не удержалась от улыбки, даже шум и боль в голове чуть подутихли, хотя багровый свет по-прежнему резал уставшие глаза.

– Мы уже близко, – тихо сообщила она.

– Ненавижу... лестницы, – проворчал Священник в два приема, удачно попав между тяжкими шагами Люкта. Вакруфманн шла молча, изредка пошатываясь, но с упорством бездушного механизма.

После короткой паузы Деметриус вдруг философски заметил:

– Идем в сердце зла и тьмы, ведем беседы о высоких материях…

– Пришли, – оборвал его Криптман. – Вот и все.

Верхний зал сильно отличался от привычной для Ольги планировки. Скорее это можно было назвать амфитеатром без кресел и ярусов, но с небольшим наклоном пола. Вместо сцены здесь имелся пятачок-таблетка высотой полметра и размером с карусель на детской площадке. Очевидно, тут разыгрывались не полноценные представления, а короткие миниатюры наподобие «Роз святой Мины». На первый взгляд «таблетка» горела жарким пламенем, да с такой яркостью, что Ольга даже сделала шаг назад, думая – сейчас все взорвется. Чуть присмотревшись, девушка выдохнула, поняв, перед ней иллюзия. Вернее призрачный огонь сродни тому, что разливался по театру. Багрово-желтые сполохи метались, словно запертые в невидимой клетке, сплетались в щит, похожий на клубок ниток, лохматящийся тысячами языков пламени. Криптман бросил в пламенную сферу какой-то болтик, и тот, едва коснувшись огня, мгновенно рассыпался в пепел.

– Все-таки защита, – сухо констатировал Фидус.

У подножия площадки лежало окровавленное тело маленькой женщины со вспоротым животом. На ее лице застыла печать глубочайшего ужаса и боли. Савларца тут же вырвало, Ольга невероятным усилием сдержалась, хотя желчь подступила к горлу. Рядом с женщиной валялся труп какого-то мужика в лиловой хламиде, расшитой всякими гадостями. Вместо волос на голове покойника свивались клубки из сотен крошечных змеек. Судя по длинному клинку в руке, это был жрец, убивший женщину, извлекший нерожденное дитя из утробы. По-видимому, он тут злодействовал не один, однако прочие тела были сожжены и фрагментированы до состояния полной неразборчивости. Ольга сразу припомнила свое появление на Баллистической станции в очень сходных обстоятельствах – кругом останки, словно пропущенные через мясорубку.

– И что теперь делать? – Священник посмотрел на инквизиторов, надеясь, что профессионалы знают, как действовать в нестандартной ситуации.

– Подорвем мельту, это должно помочь, снимет защиту или ослабит ее, – Калькройт не предлагал, а знакомил с планом действий, ни секунды не сомневаясь во всеобщем согласии. – Потом убьем псайкера.

– А если не снимет? – усомнилась Берта.

– По внешней стене здания поднимаются двадцать восемь автоматонов с полностью заряженными специализированными излучателями, нивелирующими проникновение Варпа, – сообщила Дженнифер. – Их синхронизированный импульс может оказаться достаточным для невосстановимого рассеивания сознания предполагаемого псайкера. Вероятность успеха предварительно оценена в пятьдесят восемь и двенадцать сотых процента.

– Шансы даже лучше, чем один к одному, – решительно одобрил план Священник. – Но если все же не получится?

– Уточним координатную привязку и вызовем у кастрю… – Шметтау покосился на Дженнифер. – У марсиан орбитальный удар. Всем, что у них есть. Теперь, когда ясна природа воздействия, думаю, они смогут…

Калькройт вздохнул и оборвал себя на полуслове.

– Но мы уйти не успеем, – Священник тоже не спрашивал, а предполагал.

– Ну… в общем да, – согласился Шметтау.

– Что ж, быть по сему, – вздохнул монах.

– А куда малая то?.. – удивился Святой Человек. – Эй, ты куда?

Пока шло совещание, маленькая подносчица сделала шаг в сторону помоста, несмелый, робкий. Затем другой. И снова, и снова. Преодолевая страх, сжимая кулачки, она передвигала ноги так, будто сапоги были подкованы свинцом, но все же шла с упорством настоящего воина. Криптман шагнул следом за ней, догнал и поймал за хлястик сзади на поясе. Пале и Шметтау переглянулись

Ольга обернулась и молча посмотрела на Фидуса, багрово-желтый свет освещал ее лицо, словно трагическую маску. Девушка казалась удивительно спокойной, как человек, не просто решившийся на какое-то действие, а скорее точно знающий, что в данных обстоятельствах можно поступить лишь одним способом, ей оставалось буквально полтора шага, чтобы коснуться огненной сферы.

– Ты умрешь, – покачал головой Фидус. – Завеса убьет тебя… в лучшем случае.

– Но я попробую, – с неброской, но упрямой решительностью сказала Ольга. – Я все-таки попробую.

Криптман развернул ее к себе, взял в широкие сильные ладони тонкие бледные пальцы девушки.

– Не нужно, – тихо сказал он. – Нет смысла преодолеть столько опасностей, чтобы просто умереть. Это глупо. Это бесполезно.

– А если по нам жахнут сверху марсиане? Это будет со смыслом?

– Да. Мы здесь, чтобы остановить истечение злой силы, которая убивает людей и оскверняет их души. Император направил тебя, и Он вряд ли хочет, чтобы ты здесь погибла просто так.

– А откуда ты знаешь, что Он хочет? – очень тихо и очень серьезно спросила Ольга, глядя на инквизитора снизу вверх.

– Ну-ну, – неопределенно и внушительно пробормотал Священник, а Шметтау скривился.

– Нет, ну, в самом деле, откуда? – настаивала девушка.– А вдруг ему эта смерть неугодна? А может он хотел, чтобы мы не убили, а спасли малыша?

– Нет, – медленно и печально качнул головой Криптман. – Мы инквизиторы. И пурификаторы. Мы не можем позволить себе жалость. Она всегда оборачивается бОльшими жертвами.

– Вы не можете…

Девушка освободилась от рукопожатия инквизитора, сделала последний шаг назад, по направлению к пламенной завесе. Огонь словно почуял приближение чего-то живого, задергал яркими жгутиками, словно желая поглотить объект.

– Но я могу.

– Без нее нас приплющит, как и остальных в городе, – пробормотала Берта. – Надо остановить сумасшедшую пигалицу.

Ольга будто услышала ее слова и сделала еще один быстрый шаг. Теперь стена живого света искрилась буквально за спиной девушки. Савларец выругался, понимая, что ловить блондинку уже поздно. Ольга хлюпнула носом и совсем не героически высморкалась, пытаясь освободиться от сгустков крови.

– Не трогайте ее, – вполголоса приказал Шметтау. – Возможно, так будет лучше.

– Я не буду тебя останавливать, – грустно вымолвил Фидус. – Я обещал защищать, а не решать за тебя. Но ты поступаешь глупо. И неправильно. Много людей погибло для того, чтобы мы пришли сюда и прекратили… – он широким жестом обвел амфитеатр, превращенный в жертвенник. – Сейчас ты можешь обнулить их жертвы. Сделать их бесполезными.

– Или наоборот.

Девушка обернулась, подняла руку, красно-золотое сияние потянулось к ее пальцам, выбрасывая тончайшие нити, как щупальца.

– Вы все какие-то… – Ольга передернула худыми плечами, на которых порванный и грязный комбинезон висел, как на вешалке.

– Какие-то… – она снова замолкла на мгновение. – Злые.

– Чего?.. – не понял Шметтау, и Фидус подумал – стоило рискнуть жизнью ради того, чтобы увидеть невероятное, удивленного Калькройта Шметтау.

– Вы злые. Недобрые, – пояснила Ольга, и Криптман понял, что девчонка говорит абсолютно серьезно.

– Нет, – поспешила уточнить Ольга. – Понятное дело, живете в таком мире. Тут все норовит оказаться каким-то другим, неправильным. Опасность всегда кругом. Демоны. Черти. Духи машинные. В ад можно постучаться и тебе сразу откроют, да еще с радостью. Дети играют этим вашим уродским императором и жабами, а потом все исчезают, просто так. Потому что кто-то где-то поколдовал. Да… вы злые и жестокие, потому что живете в злой и недоброй вселенной.

На слове «уродским» Калькройт побагровел, безносый Савларец неприкрыто заржал, а Священник пробормотал что-то вроде «пороть еще и пороть…». Высокий инквизитор, которого звали Эссен Пале, скорчил непередаваемую рожу, кажется, он старался подавить усмешку.

– Но… – и снова Ольга запнулась, медленно, тщательно подбирая слова, запуталась окончательно и махнула рукой, выпалив. – Все равно иногда нужно немного доброты. Просто немного доброты.

Она оглядела всех соприключенцев единственным глазом, который светился на грязном и окровавленном лице, как осколок чистого неба.

– Он ведь не плохой, – девушка покачала головой. – Это просто несчастный и брошенный малыш. Ему страшно, наверное, больно. Он очень одинок и кричит от ужаса. Он же не виноват, что крик у него… такой.

– Он не виноват, – тихо сказал Криптман. – Но менее опасным от этого не становится. Младенец убил тысячи, может быть десятки тысяч… И убьет намного больше.

– Отнюдь, – вставил Шметтау без всякого выражения. – Под псайкерский удар попал район с численностью населения в несколько миллионов. Даже если только половина из них стала жертвами, счет идет как минимум на сотни тысяч.

– Или так, – невесело согласился Фидус. – Это не ребенок, это источник страшной опасности. Мы не можем думать о нем как о ребенке. Жалость – роскошь не для тех, кто стоит на страже Империума.

– А вот теперь я вижу сына своего отца, – криво усмехнулся Шметтау. – Жаль, что лишь теперь.

– И ты готов убить малыша? – испытующе посмотрела на Фидуса Ольга.

– Да, – Криптман сначала ответил, машинально, заученно, и уже после задумался. Задумался и повторил. – Да. Если нет иного выхода.

– А я не хочу так, не могу так, – просто, без всякого вызова сказала одноглазая девушка. Она посмотрела в лицо Криптмана, повторила:

– Немного доброты.

И сделала шаг.

Следом за ней бросился высокий помощник с мельтой, но его решительным жестом остановил Шметтау. Эссен недоуменно глянул на патрона, и Калькройт вполголоса объяснил:

– Если она пройдет завесу… Если сможет вынести младенца… Тогда медноголовые нам не понадобятся.

Пале виновато закивал, явно смущенный своей недогадливостью. Савларец взвизгнул, обхватив плешивую голову, ожидая смерти или приступа безумия, однако ничего не произошло. Берта выругалась. Калькройт с видом легкого конфуза покосился в сторону техножрицы.

– Прошу прощения, – церемонно вымолвил он. – Не хотел высказать неуважения. Эвфемизм, так сказать.

– Эвфемизм представляет собой нейтральное по смыслу и эмоциональной нагрузке описательное выражение, – сообщила Вакруфманн, не отворачивая сервочереп от пламени, в которое вошла Ольга. – Слово «медноголовые» определенно не является «нейтральным». Но я принимаю ваше извинение. Людям сложно воздерживаться от гневных страстей и скоропалительных выражений, продиктованных завистью несовершенной плоти.

Шметтау скрипнул зубами, но промолчал.

Минуты шли, ничего не происходило, а Криптман думал, как это все непохоже на пикты о героической борьбе с происками враждебных сил. Не то место, не те люди, не тот план, вообще все не то. И, тем не менее, вот они, здесь и сейчас, там, куда не дошли избранные слуги Его.

– Вот мы здесь... – прошептал он.

– … И здесь мы останемся, с победой или без нее, – эхом отозвался Шметтау.

– А ежели нам не уготована победа, – закончил цитату Эссен. – Ее вырвут из пасти зла те, кто пройдет за нами и по нашим телам.

– Твою же мать, – прошептала Берта, показывая дрожащей рукой на огненную завесу. – Не может быть… Смотрите...

Фидус ждал всего, что угодно, от взрыва до пришествия демона-принца. Однако все произошло тихо и очень… мирно. Всепожирающий огонь ослабел, потерял краски, словно у него разом кончилось топливо. Мигнул и пропал, будто и не было. На круглой площадке, чуть сгибаясь от тяжести, стояла Ольга, прижимая к груди маленькое окровавленное тельце. Ребенок казался живым и молчал, это все, что можно было сказать про него, малышу даже не перевязали пуповину. Ольга склонила голову и что-то тихо, мягко шептала на незнакомом языке и в такт ее словам багровое свечение – теперь его видели все – умирало, пыталось укрыться в тенях, таяло, не в силах жить без энергии страха и ужаса.

Ольга посмотрела на пурификаторов, которые выстроились неровным полукругом у помоста, улыбнулась и сказала с детским удивлением:

– Мальчик. И тяжелый. Вроде бы здоровый, только... голодный, наверное.

– Мадонна с младенцем, – прошептал Криптман.

– Чего? – не понял Святой Человек, он тоже говорил шепотом, словно боялся нарушить момент громким и неуместным словом.

– Женщина с ребенком. Это из истории додревней Терры, – неожиданно пояснила Дженнифер, казалось, металлический голос изменил тембр, стал ниже и басовитее. – Очень старый образ.

– В сторону, – отрывисто приказал Калькройт и сделал шаг, поднимая мельта-пистолет, не оставляющий жертве ни единого шанса, тем более на таком расстоянии.

– Именем Его мы пришли сюда, именем Его мы все и закончим.

====== Глава 31 ======

– В сторону, – повторил Шметтау, принимая классическую стойку прицельной стрельбы с двух рук.

– Нет, – эхом отозвался Криптман, встав между инферно-пистолетом и Ольгой. Люкт затопал, становясь по левую руку от господина. Все произошло быстро, как в театре, будто стороны репетировали обмен действиями и репликами. Девушка испуганно прижала младенца, спрятавшись за широкой спиной Крипа. Ребенок пискнул, кривя губы, видимо почувствовал ольгин страх.

– Фидус, ты идиот, – раздраженно бросил Шметтау. – Отойди, не то умрешь вместе с ними.

Эссен шагнул в сторону, держа пушку так, чтобы при необходимости накрыть всех пурификаторов или бОльшую их часть.

– Ты желал моей смерти, – отозвался молодой инквизитор, его руки и губы чуть подрагивали, но в целом Криптман-младший держался хорошо, насколько можно ждать от человека под дулом мельта-пистолета. – Ну, так делай, что хотел, только своими руками. Без посредников.

– Идиот, – повторил Шметтау. – И защитник еретиков. В сторону!

– Она была права, – негромко вымолвил Фидус. – Есть время для безжалостной жестокости. А есть время для милосердия. Мне кажется, сейчас уместно проявить… немного доброты.

– Этот ребенок воплощенное Зло, – Шметтау закипал на глазах, теряя выдержку и хладнокровие. – Он должен умереть! И он умрет! С ней или без нее! Но я не хочу сжигать и тебя за компанию. Свою могилу ты выроешь сам.

– Это невинное дитя, которое не ведает, что творит, – покачал головой Фидус.

– Невинное? – взревел Шметтау. – Да ты представляешь, скольких людей он уже убил?! Его паника накрыла четверть планеты! Сколько погибло?!! Сколько еще отравлены ядом Варпа, сколько изувечены? Последствия будут сказываться веками! Прочь с дороги, глупый мальчишка, прочь и дай сделать работу другим, если сам ты бесполезный слабак!

– Нет.

– Что ж, быть может, это даже лучше, – отрезал Шметтау, приняв решение.

Его палец напрягся на спуске, Фидус чуть присел так, словно намеревался броситься на Калькройта, однако в это мгновение шагнула вперед техножрица.

– Адептус Механикус берут эту женщину под свое покровительство и защиту, – провозгласила Вакруфманн чужим голосом. – Такова прямая воля Парламента и Фабрикатор-Генерала Марса. Все надлежащие уведомления вы получите в официальном порядке.

– Вы… ее?.. – сбился Шметтау. – Что?

– Объект «Ольга» угоден Богу-Машине и Марсу, – пояснила Дженнифер, вставая бок-о-бок с Криптманом. Сервочереп над корпусом Дженнифер зловеще поблескивал красной линзой, техножрица властным жестом протянула вперед ладонь, на которой лежала голова-рупор.

Пале сдвинулся еще больше, чтобы захватить одним выстрелом техножрицу с инквизитором и мертвым слугой. Судя по всему, быстрое умножение новых целей инквизитора не радовало.

– Да забирайте, – презрительно кинул Шметтау после короткого раздумья. – Медноголовые все время играют с запретным, но это ваши заботы. А отродье зла – уже моя ответственность. Оставьте его и проваливайте куда хотите. Можете заодно прихватить эту пародию на инквизитора. Ему привычно скрываться за чьей-нибудь спиной.

Криптман лишь улыбнулся и качнул головой. Ольга крепче прижала ребенка, прошептав:

– Нет… не отдам.

– Как видите, ваш «объект» сам ищет смерти, – указал Шметтау.

– Сложная дилемма, – басовито прогудела железная голова. – У Марса пока нет консолидированной позиции относительно допустимости существования объекта «Дитя». Однако в данный момент он не представляет опасности. Я склоняюсь к тому, что не следует торопиться с окончательным решением, а пока надлежит принять все меры к изоляции объекта в наиболее комфортных и защищенных условиях.

– Так не пойдет. Если вы защищаете отродье, вы тоже недостойны жизни, – приговорил Шметтау.

– Ты готов противостоять воле марсианского парламента, инквизитор? – уточнила Дженнифер. – С учетом того, что каждое твое слово фиксируется? Невыполнение указаний Высшего Лорда Терры карается смертью и лишением сана инквизитора.

– В моем служении я готов противостоять кому угодно, – ощерился в недоброй улыбке Шметтау. – Ибо я присягал тому, кто выше Лордов Терры и всех ржавоголовых. Я храню дом Императора, а если для этого придется сжечь отступника, еретичку и железную дуру, быть по сему.

– Нет, – пробормотал Деметриус, и в тишине могильного зала слова юноши прозвучали с отчетливой решимостью. – Так нельзя.

Он качнулся вперед, сделал крошечный шажок, будто намереваясь присоединиться к живому щиту Ольги.

– Уймись, – проворчала Берта. – Это уже не наши заботы. Не наше дело. Пусть решают между собой.

– Нет, – внезапно сказал Священник. – Это наше дело.

– Что?..

– Это наше дело, – повторил монах, осеняя себя аквилой. – Все, через что нам довелось пройти, лишь прелюдия.

– Слышь, ты совсем рехнулся от переживаний? – тихонько прошипела Берта, тщетно стараясь говорить так, чтобы никто больше не расслышал.

Священник повернулся к ней со словами:

– Здесь наше главное испытание. Выбор, которого ждет Император.

– Да какой выбор!? – возопила, не сдержавшись, Берта.

– Но вот же он, – потерянно вымолвил Священник. – Вот мы стоим перед младенцем, который одержим великой силой. И дано нам выбирать из двух. Следует ли проявить милосердие, но зная притом, что доброта сегодня вполне может обернуться страшными бедствиями завтра. Или… – он шумно сглотнул. – Проявить жестокость. Убить дитя, чья вина лишь в том, что нечестивые совершили над ним злое. Но, быть может, эта жестокость суть милосердие к будущим жертвам архизлодея.

– А делать то что? – спросила Берта. – Как правильно?

– Я… – Священник выглядел потерянным, что было удивительно и несообразно, учитывая, с какой энергией и храбростью он вел себя прежде. – Я не знаю… Нет ни знамений, ничего… Наверное Император хочет, чтобы каждый из нас выбрал сам.

Эссен Пале облизнул губы и уточнил:

– Какие приказания, господин?

– Жди, – еще более зловеще осклабился Шметтау. – Пусть нестойкие духом и склонные к ереси обозначат себя. Адепто Пурификатум вынесет нам благодарность за очищение рядов.

– Я выбираю.

Второй шаг Деметриуса был куда больше и увереннее первого. Санитар промаршировал мимо Калькройта, сопровождаемый прицелом Эссена Пале, встал рядом с Криптманом, добавив:

– Она провела нас сюда, защитила от эманаций зла. Она прекратила кромешный ужас. Если не Император вел ее, то кто же?

– Марс полагает твой выбор разумным, юноша, – церемонно качнулась голова на ладони Дженнифер.

– А я ни хрена не буду выбирать! – сообщил граду и миру Савларец, он отошел в сторону и демонстративно сел, держа руки на виду. – Носа мне хватило. Теперь отбываю срок и выполняю приказы. Отсюда и до Старых Звёзд. Что прикажет комендант-командир, то и сделаю.

– Я с инквизицией, – Святой Человек виновато смотрел мимо Деметриуса, словно боясь встретиться глазами. – Им виднее. Если они говорят, что тут зло, так и есть. А какую гадость этот… сотворил, мы все видели. Может он и не нарочно, только Плаксу не вернуть. И Грешника. Безумца опять же. И все прочих.

Радист тяжело вздохнул и отступил к Шметтау, однако не настолько, чтобы инквизитор счел это коварным сближением.

Священник посмотрел на Берту, комендант машинально провела руками по комбинезону, под которым скрывалось знамя Отряда.

– Про доброту, это, конечно, красиво… и правильно, – подумала вслух командир. – Но с нами инквизиторы. Они явились в нужный момент и размолотили «Шестьдесят четвертый», а то бы нам конец пришел, хоть с пигалицей, хоть без нее. Как по мне, это и есть знамение. Знаменнее некуда. И если имеется хоть малость шансов на то, что вот это, – наставница показала куда-то в сторону, – повторится, доброта как раз в том, чтобы не дать…