Текст книги "ЭпидОтряд (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

Соавторы: Луиза Франсуаза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Он не закончил, а Фидус лишь молча кивнул, соглашаясь.

– Задери рукав, – Деметриус зубами надорвал герметичный пакетик со спиртовой салфеткой. Замерзшие губы двигались с трудом, слова звучали глухо и невнятно.

Небо и так было мрачным, однако штормовой фронт выделялся на его фоне угольно-черной полосой и обещал бурю в течение буквально пары часов. При такой погоде никто даже не поднимет самолеты на поиски, а уже взлетевшие машины развернет обратно. Сильный ветер, считай, умножает холод на полтора, и до рассвета никто не доживет. Затем ветер и ледяная крошка обтешут мертвецов до костей, бросят как памятник людским неудачам, который все равно никому не найти.

Люкт молча и размеренно дробил ледяные глыбы, те, что поменьше, металлическим прикладом дробовика. Доходяга и Грешник складывали обломки во что-то наподобие низенькой стенки по обе стороны большого тороса, так, чтобы получился хоть какой-то щит против жестокого ветра.

Савларец, черпая каской снег, затянул очередную жалостливую песню о тяжкой доле честного сидельца, который сначала претерпит от вертухаев, затем будет кремирован. Мама получит конверт с пеплом, застеклованным пальцем и нижней челюстью (для идентификации и подтверждения по отпечаткам), после чего, разумеется, у старушки от горя разорвется сердце. Безносый урод пользовался всеобщей усталостью и ныл, не опасаясь побоев. Антиветровая защита получилась никудышной, снег оказался сухой и не лип, а пересыпался, как стеклянная крошка. Но лучше чем ничего, может еще пара часов жизни.

– Они нападали на нее, – тихо, почти на грани шепота сказала Берта, глядя в сторону темной полосы, что шла с востока.

Священник помолчал, кусая губу, машинально, как человек, неосознанно вернувшийся под грузом ответственности к детским привычкам. Глянул исподлобья на маленькую послушницу, которую лечили сразу двое.

– Не получилось бы у нас треугольника... – подумал он вслух, как бы отойдя от озвученной Бертой проблемы. – Парни видные, каждый по-своему. Да и девчонка не овца из ферралов.

– Тогда расстреляю, – пожала плечами наставница. – Всех троих.

– Не крутовато ли? – усомнился монах.

– В самый раз. На малую неуставщину закрыть глаза можно. Самогон бодяжить в стиральной машине, картинки с Сестрами Битвы в сортире разглядывать, слушать под подушкой нелегальное радио с похабными рассказами... это нормально. Но когда начинают крутить любови на троих, стрелять надо сразу. Потом дороже обойдется.

– Иногда думаю, что все-таки не хватает мне армейского опыта, – вздохнул Священник, затем резко вернулся к прежней теме. – Да, я заметил. Они ломились на нее, как мухи на свечу. И я не понимаю, отчего. Эта пигалица не еретичка и не культистка. Не псайкер. Вообще никто.

Люкт, наконец, сломал приклад, даже стальная рама не выдержала и с треском разошлась по сварному шву. Грешник молча отдал сервитору небольшой саперный топорик, переделанный из гвардейского. Кровь, потихоньку сочившаяся из проколотых губ, засохла, смешалась с грязью, затем подмерзла и превратила лицо эфиопа в ужасающую маску. Деметриус хотел, было, помочь, но Грешник отказался от повязки, молча покрутив головой.

– Ладно, доложим, а дальше уже не наше дело, – подвела итог Берта. – Чую, комендант из нас души заживо вытащит при расследовании…

– Передохнули, айда работать, дадим пример пастве и подведомственному контингенту, – сказал Священник и скомандовал инквизитору. – Эй, бездельник! Хватит у фершала работу отбирать. Делом займись!

Холодный ветер пересыпал горсти снежинок, больше похожих на кристаллики льда с бритвенными краями. Команда строила укрытие с упорством обреченных, вцепившихся в последнюю соломинку. До той минуты, когда в грозовых сумерках мелькнул силуэт крылатой машины, и луч прожектора зашарил вслепую, выцеливая маленькую группу людей, прошедших в ад и вернувшихся обратно.

====== Глава 17 ======

– Он жив, – Эссен Пале немного подумал и на всякий случай уточнил. – Они живы.

– Да, – согласился Шметтау. – Но, признаться, сейчас это волнует меня сугубо во вторую очередь. Или даже в третью...

Такие размышления вслух стали привычными для инквизитора много лет назад. Проговорить вопрос, разобрать и препарировать задачу или некую сложную тему. Притом, будучи уверенным, что сказанное никогда и ни при каких обстоятельствах не уйдет на сторону даже полусловом.

– Я рассчитывал празднично отметить конец жизненного пути Криптмана... но Император располагает, – Шметтау со значением поднял указательный палец. – Располагает.

Пале, как обычно, встал навытяжку, опустив руки по швам. Теперь, когда помощник инквизитора снял парик, стала отчетливо заметна сеть шрамов, покрывающих идеально лысую голову. Эссен внимательно слушал, точно зная свою главную обязанность – стать немым свидетелем великих мыслей великого человека. Время от времени делать уместные замечания. И в исключительном случае выступить оппонентом.

Калькройт сел, буквально расползся в кресле, идеально соответствующем анатомии старого и больного человека. Тяжело выдохнул, расслабляясь. Не так уж часто удавалось выкроить время, чтобы спокойно, без лишней спешки дать отдых изношенному, однако все еще своему, родному позвоночнику. И немного подумать над любопытным казусом.

Белые тона небольшой каюты располагали к умиротворению, иллюминатор над головой открывал вид на безграничность вселенной и способствовал расширению внутренних горизонтов.

– Что же мы видим... – продолжил рассуждать инквизитор, и для себя, и для терпеливого Эссена. Ученик терпеливо слушал, понимая, что вопрос носит сугубо риторический характер.

– Мы видим планету без названия, но с прозвищем «Ледяной порт». Или «Маяк».

Шметтау поднял второй палец.

– Умирающее солнце, единственная планета. Холодно. Ничего полезного. Однако...

Третий палец.

– Система представляет собой навигационный центр секторального значения. Маяки, а также астропатические башни вынесены на искусственные спутники и астероиды. Но управляющий центр и вся сопутствующая структура планетарные. Так что сие убожество заселено куда обильнее, чем по справедливости заслуживает. И...

Шметтау сделал паузу, которая выглядела как театральная заминка, но таковой не являлась. Просто инквизитор задумался.

– И мы видим ярчайший пример двойственности. Можно даже сказать, диалектической противоположности. Почему «маяк»? Потому что здесь в силу известных событий ткань Материума истончилась. Благо ли это? Безусловно. Навигаторы, операторы Имперского Таро и астропаты будут держаться за Ледяной Порт руками, зубами, а также иными частями тела, которые у них временами вдруг отрастают. Но есть ли оборотная сторона?..

Шметтау глянул на Эссена, который правильно истолковал взгляд патрона и сказал:

– Есть.

– Вот именно! – Калькройт поднял очередной палец. – Там где убавляется Материум, соответственно прибавляется... иная сторона. Что выражается в частых проявлениях Враждебных сил, и вообще местные службы работают, не покладая рук. Они даже меня пытались завербовать, и непременно будут пытаться еще. Культисты, хосты, ритуалы, эксперименты колдунов-самоучек... все раза в два-три, а то и пять чаще стандартных проявлений для планет такого класса и уровня заселенности. Но это цена, которую приходится платить за транспортную связность. Особенно сейчас, когда молотилка Саббат лишь набирает обороты. Вроде бы все, как и должно быть.

Инквизитор нажал рычаг, и кресло с тихим жужжанием превратилось в кушетку. Теперь Калькройт почти лежал, глядя в прозрачный потолок. Там, среди звезд, при желании как раз можно было разглядеть яркий огонек навигационного спутника, одного из многих в обширной сети.

– Как думаешь, дружище, что же меня беспокоит? – осведомился инквизитор, наслаждаясь покоем для изношенной поясницы.

При желании Шметтау давно мог бы заменить и позвоночник, хоть частично, хоть целиком. Однако с течением времени Калькройт избавился от эйфории, которую дарит высокоразвитая медицина. Да, можно жить долго, можно восстанавливать работоспособность после таких ранений, что были смертельны для примитивных людей древности. Но в силу той же диалектики приобретая что-либо, неизбежно что-то даешь взамен. И немолодой уже инквизитор начал ценить человечность, выражаемую во вполне практических килограммах живой плоти. Слишком много протезов, чрезмерно много инородной материи в его теле... Настолько, что временами инквизитор задумывался, не перейдет ли он когда-нибудь грань, что разделяет людей и «шестеренок».

– Я думаю, несистемные колебания проявлений Имматериума, – позволил себе предположить Эссен.

– Вот именно, вот именно, – мерно закивал Шметтау в такт словам. – Все на свете развивается по синусоиде, подъемы сменяются пиками. Но когда мы видим аномальную картину...

Инквизитор покосился в сторону единственного стола, заваленного распечатками и отдельными пиктами. Все они отображали мудреные графики разной степени детализации. Все повторяли в разнообразных вариациях одну и ту же картину – зубчатая линия, похожая на кривую пилу, затем резкое падение с ровным плато и столь же резкий подъем, существенно выше предыдущей «пилы».

– Все на свете имеет причину. Зная причину, познаешь и следствие. Понимая следствия, предотвратишь беду, – вольно процитировал Шметтау «Наставление юного инквизитора». – И, надо сказать, я испытываю некоторую тревогу...

Пале изобразил соответствующее моменту выражение обеспокоенности вкупе с предельным вниманием. Он проделал это с такой концентрацией и вниманием, что казалось, даже лысый череп сморщился, а нити шрамов налились кровью

–... потому что я вижу аномалию, которая не укладывается в статистику. Сначала стабильный период типичного хаотического присутствия со спадами и подъемами, – Шметтау обозначил движение ладонью, будто приглаживал невидимые мелкие волны. – Затем кульминация, когда ЭпидОтряд потерял две трети личного состава, так, что теперь на каждый радиальный состав приходится по одному отделению, а на линиях второй категории того меньше. Из океана выползает хрень, которую в итоге развоплотили, мобилизовав едва ли не пол-планеты, а также силы Флота. И затем полная тишина. Падение активности до нуля. Фактически ремиссия.

Шметтау резко провел сомкнутыми «дощечкой» пальцами левой руки, будто разрезал невидимые нити.

– И сейчас новый рывок вне статистических прогнозов. Как это может быть?

– Первый вариант очевиден, – Эссен хорошо изучил своего командира, поэтому в точности знал, когда следует подтолкнуть мысль Шметтау в нужном направлении. – Это часть еще более длинного цикла, который выходит за рамки наблюдаемой и достоверной статистики.

– И это, в самом деле, очевидно! – согласился инквизитор, уставившись в иллюминатор. – Логично. Сначала очень длинная, ну, по человеческим меркам, разумеется, длинная полоса рядовых возмущений, затем вспышка, а после реакция истощения. Тогда сейчас мы, скорее всего, увидим долгую полосу затухающих колебаний. И начало нового цикла.

Он вздохнул.

– Жаль, что достоверных данных мало, слишком мало... А в их отсутствие приходится дуть на воду.

Инквизитор красноречиво помолчал, снова предоставляя возможность высказаться ученику и помощнику.

– Второй вариант, – сказал Эссен. – Непредвиденный фактор.

– И какой же?

Эссен едва заметно развел руками, демонстрируя пустые ладони.

– Не знаю.

– Вот именно, – задумчиво сказал инквизитор. – Как говорили древние, «Ignoramus et ignorabimus», сиречь «не знаем и не узнаем»... Но мы, как стража у осажденного дома, можем позволить себе роскошь только не знать, и то сугубо временно.

Шметтау сложил кресло, вернув ему традиционное положение. Хлопнул широкими ладонями по мягкой коже подлокотников, отбивая простенький ритм.

– И мне это не нравится, – вымолвил инквизитор в белое пространство. – Категорически не нравится. Последний раз, когда я видел нечто подобное, имел место кровавый пакт сразу на три стороны. Вряд ли, конечно, здесь повторяется то же самое...

Шметтау буквально выволок себя из уютных объятий любимого кресла. Поясница немедленно отозвалась уколом настойчивой боли. Инквизитор мысленно показал слабой плоти кукиш, припоминая, куда делся компенсационный пояс.

– Мне кажется, силы надлежащих Ордос в системе Маяка вполне профессиональны и многочисленны, – предположил Эссен. – Нет смысла делать за них работу.

– Твоя беда, дружище, – просипел Шметтау, растирая почечную область. – В нехватке фантазии. И узости воображения. Да, казалось бы, нам то что за дело до всего этого?

Ученик с трудом подавил улыбку, очень уж забавно смотрелся великий и ужасный Шметтау, который по-стариковски кряхтел и массировал больную спину.

– Может быть никакого. Может быть, это все ничего не значит, – развил мысль Калькройт. – А может и наоборот. В пользу второго свидетельствует нездоровое шевеление марсиан. Кастрюлеголовые что-то замутили, причем их активность так удачно совпадает с этой самой... флуктуацией... Как причудливо и странно все сплелось. Проблемы Маяка, Криптман, марсиане. Эта девчонка, наконец, ради которой наш совестливый герой полез в петлю.

– Похоже на действия влюбленного, – позволил себе предположить Эссен.

– Да ну, глупость какая, – отмахнулся господин. – У Фидуса была лишь одна любовь, и мы знаем ее имя. Нет. Его погнала сюда именно совесть. Чувство неоплатного долга. И какие бы чувства я не испытывал к нему, следует признать, то был достойный поступок. Весьма достойный. Хоть и бесконечно глупый.

Эссен поджал губы, изобразив гримасу несогласия и даже легкого фрондерства. Но промолчал.

– Может быть, мы тогда поспешили? – спросил сам себя Шметтау, ходя вокруг кресла, словно разминая суставы, согнувшись едва ли не пополам. – Может, не стоило избавляться от девчонки столь опрометчиво? Разумеется, никакая она не еретичка, но что-то в ней... такое... есть. Странное. Необычное. И все крутится вокруг этой... Ольги-Оллы. Криптман почти готов сгинуть, но тут возникает из ниоткуда эта мелюзга и спасает его. Причем сбегает от самого Ключника и его Душеглота, если верить допросным листам, а я им вполне верю. Маяк переживает ремиссию после тяжелейшей вспышки, но в Отряде появляется новая послушница и почти сразу планету опять накрывает серий нестандартных проявлений. Причем явно связанных одной сетью исполнителей… и никто не может сказать, чего же они хотят, кидая Варпу обычных людей без всякой системы.

Шметтау стиснул зубы и выпрямился, напрягая мышцы спины, будто корсет, облегающий изношенные позвонки.

– Я не верю в совпадения, Эссен, – отчеканил инквизитор, снова прямой, жесткий и похожий на себя, каким его знал прочий мир.

– Я. Не. Верю, – повторил он по складам, будто для того, чтобы ученик понял еще лучше.

– Как пожелаете, – согласился Пале. – Мои задачи?

– Сделаем так, – распорядился Калькройт. – Для начала попробуй вытащить из местных архивов давние записи, те, что не обработаны и не сведены в общую статистику аномальных проявлений. Что-то да удастся вытащить. Мне нужна выжимка. Попробуем действительно прикинуть, не «долгий» ли это цикл.

Эссен кивнул, предвидя долгие сутки работы на стимуляторах.

– Затем надо бы пообщаться с кастрюлеголовыми, но я не хочу, поскольку это бессмысленно. Правды у этих идолопоклонников как у сервитора мозгов, а у хоста мягкосердечия. Учитывая, сколько железяки нагнали сюда войск, они чего-то упорно ждут. И раз уж не поделились знанием с местными Ордос, вряд ли сделают исключение для меня.

Шметтау глубоко вдохнул и протяжно выдохнул, будто прочищая легкие идеально кондиционированным и очищенным воздухом.

– Подождем и мы, – решительно закончил инквизитор. – Терпение есть удел сильных и верных. Подождем и посмотрим, чем это закончится.

– А потом? Если все-таки что-нибудь случится.

– Потом? – Шметтау с легким удивлением посмотрел на верного Эссена. – Потом все как обычно. Мы будем импровизировать сообразно моменту.

*

Ольга сидела и печально смотрела в зеркало, где отражалось изможденное лицо светловолосой девушки со стрижкой под машинку и глубоко запавшим глазом. Глаз покраснел от слез и был окружен мощным синяком. Во второй глазнице чернел объектив с красной точкой, совсем как у терминатора. Тонкий кабель в кольчатой оболочке шел от аппарата в сторону виска и скрывался под кожей, словно зловещая капельница. Висок чесался и болел, протез давил на орбиту и тоже болел, оптика не работала. Служба в ЭпидОтряде поворачивалась новой стороной жопы вселенского масштаба.

Как скупо разъяснили девушке медики из соседнего вагона – мрачные тетки «госпитальеры» – на самом деле баллонщице сказочно повезло. Контакт с потусторонней сущностью мгновенно останавливал все жизненные процессы в пораженном участке, так что коснись эта дрянь, скажем, лба, подносчицу уже свезли бы в рабочую камеру атомного паровоза, используемую в качестве полевого крематория. Потерять всего лишь глаз – это прямо удача и явное свидетельство милости Его. Ольга кивала, складывала руки аквилой и лишь сжимала губы крепче, помня, что язык еретика – враг его. Глаз по-прежнему болел, камера оставалась мертвым куском железа. Пилюли, которые полагалось пить для блокировки отторжения, ужасно горчили и вызывали приступы рвоты.

– На.

Савларец с громким стуком брякнул на стол кружку воды. Ольга молча взглянула на каторжника.

– Пей, – сказал безносый и ушел, торопливо, словно боялся, что его заподозрят в чем-то хорошем.

После того как увечная подносчица вернулась из госпитальерского лазарета, ее навестили почти все сокомандники. Без лишних слов, с мелкими подарками или просто скупым одобрением. Лишь Безумец и наставница Берта избегали девчонку, да еще монах поглядывал на нее странно. Но к этому Ольга уже привыкла.

Тяжело вздохнув, девушка растворила в стакане Савларца таблетку глюкозы, выданную Грешником. Вернувшись в родной вагон, окривевший эфиоп надел черную повязку пирата и оставил рот зашитым, но заменил антисанитарийную бечевку продезинфицированной леской. Пищу он принимал через трубочку, сводя Ольгу с ума зловещим хлюпаньем, которое слишком напоминало последние дни жизни ее матери, когда женщина уже потеряла разум и способность жевать.

Ольга добавила в стакан пару витаминок, кислючих, но бодрящих. Презент Святого Человека. Выпила, думая о грустном и вспоминая, как отделение вернулось «домой» – без почета и церемоний, как заведомо подозрительные личности, которые возможно присягнули всему злу мира оптом, перецеловав под хвостом чертей варпа. В остальном же как будто ничего и не произошло. Поезд надолго застрял в каком-то комплексе, очень похожем на предыдущую станцию – сплошные цеха, башни да вышки – официально для планового обслуживания реактора. Гигантский паровоз отцепили и перегнали в ангар, так что состав обездвиженно замер на запасном пути памятником самому себе. К поезду прицепили еще с десяток вагонов, словно готовилось кратное увеличение личного состава, однако в результате ни одного человека не прибавилось.

Говорили, что даже Пыхарь нашелся, он каким-то чудом выжил и, поплутав день-два в катакомбах, вышел далеко за районной чертой, сдавшись первому же патрулю. Однако разведчик пока не вернулся, видимо был под подозрением в неблагонадежности.

Боль раздражала. Она была сильной ровно настолько, чтобы с одной стороны человек не лез на стенку, с другой же – не забывал ни на минуту о печальном уделе калеки. И постоянно чесались места, где металл уходил в плоть.

– Повернись.

Это пришел Деметриус. Вооруженный дарами «госпитальерок» санитар отделения каждые три-четыре часа протирал и смазывал какими-то мазями пораженную глазницу. Это приносило некоторое облегчение, но слабо и лишь на короткое время. За спиной Деметриуса маячил высокий Крип, но в общение особо не лез, за что девушка была инквизитору немного благодарна. Говорить не хотелось. Ни с кем.

Деметриус закончил, собрал в пакет использованные тампоны и внимательно поглядел на пациентку. Девушка отвела взгляд. Санитар вздохнул и ушел к себе, не пытаясь ободрять калеку, за что подносчица тоже была признательна. Все дежурные утешалки она выучила наизусть еще у госпитальерок, слышать в очередной раз, что всего лишь глаз это малая плата за служение Богу-Императору и прочее «один раз не еретик» было бы невыносимо.

– Недорогая плата за жизнь.

– Иди в жопу, Фидус, – буркнула девушка, уставясь в клепаную сталь там, где в обычном вагоне полагалось быть окну.

Крип таки вошел и сел на скрипнувший диван против Ольги.

– Ты не знаешь слово «жопа»? – по-прежнему не оборачиваясь, уточнила девушка.

– Знаю. А еще я инквизитор. И знаю, как платят за такие... контакты, – очень серьезно отозвался Крип. – Поверь, ты отделалась очень дешево.

– Я прям рада.

– Сейчас нет. Но будешь, когда опыта прибавится.

– Возможно.

Ольге не хотелось ругаться и спорить, она рассчитывала, что Крип устанет от одностороннего общения и сам куда-нибудь пропадет.

– Поверь, это и в самом деле неплохо.

На этот раз она вообще ничего не сказала, упрямо глядя в стену под бойницей с крепко завинченными барашками винтов. Фидус, кажется, хотел еще что-то вымолвить, но тут завыла сирена. Такой звук Ольга еще не слышала, хотя вроде бы выучила назубок все сигналы бронепоезда, от авральной готовности до команды к отбою. Звук был не таким громким как боевые команды, однако, заунывным и зловещим, как шопеновский марш.

– Ого, – сказал в коридоре Доходяга.

Ольга хотела спросить, в чем дело, а затем решила, что пусть будет очередной сюрприз. Одним больше, одним меньше, ничего хорошего все равно не случится...

– Парадное надеть! – скомандовала Берта, как обычно на повышенных тонах, с торжественной мрачностью. – Все на плац, пять минут собраться!

Ольге парадной формы еще не выдали, так что подносчица ограничилась вычищенным комбезом с заклеенными прорехами. Так же облачились Крип с Деметриусом. Прочие надели уставную форму, которой обычно мало кто пользовался – кожаные ботинки, галифе, что-то вроде кителя без погон, из грубой ткани, с брезентовым поясом, воротником-стойкой и очень широкими нагрудными карманами. Головной убор смертникам Адепто Пурификатум не полагался.

При спуске по винтовой лесенке случился инцидент – на Ольгу внезапно бросился сумасшедший член команды, про которого девушка уже начала забывать. Безумец кинулся на нее из темноты, облапил и громко завопил:

– Дитя, дитя!

Ольга в свою очередь завизжала от страха, отбиваясь.

– Отвали, дурной!

Понадобилось несколько мгновений, чтобы понять – Безумец не хочет ей навредить. Тронувшийся бедолага цеплялся за девушку и буквально рыдал, повторяя одно лишь слово. Казалось, он хочет пробиться сквозь некую стену, донести очень важную мысль, дело жизни и смерти.

– Дитя... Дитя! – упорно, раз за разом повторял Безумец, хватаясь костлявыми и удивительно цепкими пальцами за ольгину одежду, разрывая плотную ткань. – Дитя!!!

Он плакал и кричал прямо в лицо девушке. Объединенными усилиями Савларца и Водилы несчастного, в конце концов, оторвали и сунули обратно в темное пространство меж уровней вагона, где Безумец обычно и скрывался.

– Господи, боже... – прошептала Ольга, прислонившись к стенке. Она чуть не перекрестилась и вовремя удержала руку.

– Он тут сам не свой, – сказал Водила, поправляя шляпу. – Как вы провалились куда-то, так и чудит. Но прежде тихо сидел. Эх... как бы в лечебницу сдать не пришлось...

Только сейчас, когда весь личный состав «Радиального-12» собрался на плацу, Ольга в полной мере оценила, какая же маленькая в самом деле команда ездит на атомном поезде. Девушке представлялось, что каждый вагон это хотя бы один танк и отделение «пехоты» плюс экипаж собственно бронепоезда. Впечатление усиливалось тщательно культивируемой замкнутостью вагонов. И только сейчас Ольга поняла, что команда БоБе, в сущности, единственная боевая единица «Радиального». Ну и вагон «госпитальерок», что бы это ни значило. Еще с десяток людей чисто административного аппарата во главе с комендантом, оркестр из операторов ракетного вагона, поездная бригада с нашивками в виде расщепленного атома.

И все.

Погруженная в невеселые мысли, Ольга не сразу отметила, что со стороны дальнего ангара катят уродливую конструкцию, похожую на телегу с виселицей. Тем более, что катили со стороны незрячего глаза. Когда же заметила, спешно втянула живот, пытаясь оказаться совсем незаметной, благо ее место было в конце строя.

За конструкцией, сопровождаемый охранниками из «арбитров» понуро шагал человек в тюремной робе, сильно избитый. Ольге понадобилось несколько мгновений и ропот, скользнувший по строю, чтобы узнать Пыхаря. Разведчик – надо полагать уже бывший – едва переставлял ноги, а временами повисал на конвоирах.

Тишина воцарилась над плацем. Слабый ветер гонял снежок, морозил открытые щеки. Ольга чувствовала, как дыбом встают отрастающие волосы на макушке. Рядом сопел невысокий Плакса. Негромко запиликал горн в руках поездного трубача, второй музыкант застучал по барабану. Перед строем вышла Берта с огнеметом в руках.

«Боже мой» – только и подумала девушка, чувствуя, как дрожь расходится по телу. Ольге пришлось незаметно – во всяком случае, подносчица надеялась, что незаметно – опереться на плечо «своего» огнеметчика. Плакса тихонько сжал ее пальцы, словно призывая к осторожности и молчанию.

Комендант – высокий старик с клочковатой бородой и вислыми бакенбардами – что-то неразборчиво скомандовал. Строй еще больше подтянулся и дружно вытянул вперед подбородки. Кто-то через два-три человек от Ольги шепотом молился. Пыхаря, тем временем, затащили на повозку и приковали цепями к столбу, похожему на миниатюрную опору электропередач. Разведчик молча шевелил губами, озираясь, будто не верил, что все это происходит наяву.

Берта подкрутила регулятор и зажгла горелку. В тишине запал шипел громко и отчетливо, как разъяренная гадюка. Комендант все так же неразборчиво задвинул короткую речь. Ольга не поняла ни слова, сосредоточившись на том, чтобы не упасть на ватных, подкашивающихся ногах. Она все ждала когда, наконец, объявят, что все это суровая и справедливая демонстрация, а теперь всем разойтись, Пыхаря расковать и в казарму, на поруки. Нельзя же убить человека – сжечь к чертовой матери!!! – лишь за то, что когда все панически бежали, он свернул не туда?!

Или можно?..

Вперед вышел Священник, держа в руках библию. Монах поднял над головой священную книгу и провозгласил:

– Избранные слуги Его! Восславим нашего Владыку!

– Славим Его! – отозвался строй, набожно складывая руки.

– Этот человек проявил трусость, – зычно продолжал Священник, тыкая библией в сторону Пыхаря. – Он был облечен почетным долгом и предал доверие!

Ольге хотелось закричать в голос, что святоша рехнулся, как и все здесь, кто выровнялся в едином строю на промерзшем бетоне. Что любой мог бы оказаться на месте бедного разведчика и стоять сейчас в цепях, облизывая кровь с разбитых губ, под прицелом Берты.

Хотелось...

Плакса, будто прочитав ее мысли, крепче сжал холодные пальцы баллонщицы. Ольга качнулась и поймала взгляд Крипа, пронизывающий, упреждающий. Инквизитор едва заметно покачал головой. Девушка прикусила язык, по-настоящему, до медного привкуса во рту. Подносчица отчетливо поняла, что сейчас – и вообще, в будущем – достаточно пары неудачных слов, чтобы самой прислониться к решетчатой пирамиде из горелого металла.

– Однако грех его будет искуплен в очистительном огне! Тело распадется в прах, но душа воспарит к Императору, если будет на то милость Владыки!

– Г-г-го... пролязгала зубами Ольга, понимая, что даже слово «господи» вымолвить не в силах. И господь, которого она молила о чуде, не имеет ничего общего со злобным божеством этого мира и этих людей.

– Покайся, трус! – призвал монах, и Пыхарь, наконец, сумел выдавить несколько слов.

– Простите, – жалко, тихо просипел он, с трудом шевеля губами. – Простите... я... не хотел...

– Умри с честью, – сурово призвал Священник. – Умри с достоинством! Умри со смирением и молитвой на устах!

Он подошел к столбу и протянул книгу Пыхарю. Приговоренный с неподдельным благоговением поцеловал краешек библии. Он все время что-то бормотал, ветер доносил отдельные слова:

– Простите... милость... каюсь...

Монах отступил и кивнул Берте, подав сигнал. Конвоиры также расступились.

– Император! – во всю глотку возопил Пыхарь, гремя цепями, он держался на ногах лишь благодаря узам. – Боже, прости меня!!! Я не виноват! Я...

Наставница без лишних слов нажала рычаг, и яркая струя красного пламени окатила смертника. Жидкий прометий сразу превратил казнимого в живой факел, над плацем разнесся душераздирающий вопль сжигаемого заживо.

Здесь Ольга решила, что с нее хватит, и упала в обморок. Прямо на руки Фидусу, который успел заметить, как подламываются ноги девчонки, и выбежал из строя.

====== Глава 18 ======

Бело-серая постройка высотой двенадцать этажей располагалась чуть наособицу от главного комплекса планетарного космопорта. Здание было типичным для Маяка и выделялось разве что сдержанностью декора, лаконичного даже по меркам бедного мира. Стены не украшали святые символы, сама постройка также не являлась зримым воплощением Веры в аскетическом стиле некоторых Кузен, восславлявших откровения Омниссии через геометрию и соотношение линейных размеров. Просто коробка из выбеленных инеем бетона, кирпича и стекла, лишь многочисленные антенны всевозможного калибра на крыше указывали, что это не склад или рядовое здание чиновничьего аппарата.

Именно здесь расположился штаб экспедиционного корпуса Адептус Механикус. Магосы, разумеется, одобряли зримые образы столпов доктрин Бога-Машины, но в данном случае решительно выбрали практичность и незаметность. Кирпичный ангар с крышей из рифленого металла и выкрашенными блеклой краской воротами надежно укрыл «Пса Войны», что стал вместилищем сознания Дотурова. Простые автоматы – по сути, всего лишь автономные манипуляторы технопровидцев – протянули связь и кабели питания через вентиляционные каналы, разместили контроллеры, а также примитивные коммуникаторы там, куда при всем желании не смог бы добраться человеческий инженер. Сервиторы, объединив два этажа, собрали ядро полевого когитатора, чьи операторские терминалы расползлись по зданию, словно зиготы орочьих грибниц.

Дотурову не требовались ни голографические проекторы, ни даже простые мониторы, чтобы воспринимать получаемую со всей планеты информацию. Данные напрямую загружались через инфодиоды в бортовые датабанки титана, откуда считывались виртуальными коннекторами марсианина. Образ застуженной планеты в сознании Лексик Аркануса был окружен множеством ветвящихся графов. Скользя по ним, можно было узнать буквально все, что так или иначе было зафиксировано хотя бы одним датчиком или контроллером – начиная от траекторий движения любого из восьми тысяч двухсот семидесяти спутников и заканчивая недельными колебаниями цен на шерсть диких муффало у экспедиционеров СПО северного побережья.