Текст книги "ЭпидОтряд (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

Соавторы: Луиза Франсуаза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

– А потом?

– Прогар огневой коробки. Или взрыв котла.

– Этого хватит, чтобы проскочить под стрелкой первыми?

– Возможно. У этого движителя форма не оптимальна, нет обтекателя, лобовое сопротивление воздуха трудно прогнозируемо. У меня нет возможности рассчитать точно.

– Так делай! – воскликнула Берта.

– Я не спрашиваю твоего разрешения, – сообщила голова Дженнифер. – Я считаю. Когда закончу, мы начнем. Отправьте ко мне вашего большого сервитора, здесь понадобится вся его сила, чтобы загрузить топку нужным количеством угля.

– Но этого недостаточно, – проговорил Фидус, обращаясь больше сам к себе, нежели к спутникам по героическому превозмоганию. – Недостаточно...

Он постучал ногтем по стеклу, подсвеченному снизу лампами проектора.

– Даже если получится, «шестьдесят четвертый» окажется за нами, но догонит в любом случае. А мы потеряем паровоз так и так. То есть абордаж неизбежен... Вопрос лишь, с какого конца он пойдет.

Фидус побарабанил ладонями по бортику.

– А может к черту поезд? – спросил он. – Остановим состав и махнем в тундру. Загрузим «Химеру» прометием под завязку, хватит, чтобы греться от двигателя несколько суток. Еще прихватим аккумуляторные печи. Будет тесно, зато отсидимся вдалеке, пока все не закончится.

Криптман посмотрел на коменданта и комиссара, что в свою очередь глядели на послушника-инквизитора. Если во взгляде Фидуса сквозило недоумение, то в глазах Берты и Священника явственно читалась жалость, смешанная с легким презрением.

– Мочу за собой подотри, доброволец херов, – процедила через губу Берта. – Обоссавшийся щенок.

– Даже если бы мы что-то подобное и задумали, – чуть мягче сказал монах. – Это невозможно. Вагон слишком высокий, «Химеру» не сгрузить без специальной аппарели, а ее у нас забрали вместе с арсенальным вагоном.

– Даже если бы задумали, – эхом повторил Фидус. – А что вы планируете, в самом деле?

– Как что? – с тем же искренним непониманием отозвался монах. – Милостью Императора мы ушли из-под удара нечестивцев, наш поезд на ходу и движется в правильном направлении. Благость Его сохранила нам здравый рассудок, уберегла от искусов и безумия ереси. Что тебе еще нужно, огненные письмена на все небо – «идите и вершите свой долг, дети мои»? Конечно, мы отправимся в город и там порвем жопу злу.

Священник помолчал секунду и добавил, вздохнув:

– Поелику выйдет.

Криптман готов был сказать много умных слов о том, что служба Императору требует основательности и разумного подхода. Что лучший слуга Его не тот, кто рвет на себе «полундру» и бросается на верную смерть (хотя никто в точности не знает, как выглядела в действительности легендарная одежда), а тот, кто добивается результата.

Но...

Но Криптман посмотрел в одинаково стеклянные зрачки комиссара и коменданта «Радиального-12», понимая, что это бесполезно. Что у отрядовцев совершенно иное понимание ответственности, замешанное на мрачном фанатизме Экклезиархии, поэтому они скорее расстреляют его за трусость. Конечно, если дело дойдет до схватки, тут еще непонятно чья возьмет, инквизиторская школа это вам не гретчину обглоданную кость показывать. Но вот беда – успешная поножовщина заставит перебить в итоге всех, а это уже действия настоящего предателя и еретика.

Криптман глубоко вдохнул, медленно выдохнул, надеясь, что со стороны это выглядело просто как благочестивые размышления. И вымолвил:

– Ясно. То есть впереди у нас промышленно-административный узел, откуда расходится зло. За кормой догоняет переметнувшийся бронепоезд. Сворачивать некуда, можно только убегать прямо, к эпицентру... Госпожа механикум, – обратился он к голове.

– Да. Я слушаю.

Поезд качнуло, задребезжал металл, паровоз начал понемногу набирать скорость.

– Закрытая сеть... – вспомнил Фидус. – А ты ведь не простая «шестеренка», верно? Специальный агент, который явился специально за ней? Или часть общей агентуры, которую развернули на Маяке для какой-то операции?

– Во многих знаниях многие печали, инквизитор Криптман, – без паузы ответила Дженнифер. – Достаточно того, что сейчас наши цели совпадают.

– Нам помогут твои... коллеги?

– Они постараются, однако ситуация слишком непредсказуема и динамична, у нас большие потери. На данный момент следует исходить из того, что помощь не воспоследует.

Голова Дженнифер помолчала, скрипя динамиком, как старый радиоприемник, затем добавила:

– Тогда ее фактическое проявление станет приятным сюрпризом.

– Ну, охереть какое счастье, – исчерпывающе высказалась Берта.

Священник выдохнул, глядя на Фидуса.

– Мы чистильщики, – негромко сказал пастырь. – А тут нужен кто-то с военным опытом. Или... инквизиторским. У тебя есть полезные мысли, как нам пришить гроксовы уши еретикам? Без пушек и ракет, при их кратном превосходстве?

Криптман снова замер на пару мгновений, нервно постукивая ладонями, затем уставился на Берту.

– Господин комендант, – отчеканил он, показывая, что соблюдает субординацию. – Дозвольте уточнить диспозицию, сколько на данный момент вагонов в составе?

– Девять, считая артиллерийскую и ракетную площадки, – сердито, но быстро отозвалась наставница-комендант.

– И наш вагон сейчас третий с головы... – задумчиво протянул Фидус. – Тогда...

Он решительно припечатал ладонью черные линии карты на белом фоне.

– Тогда мы не будем ничего расцеплять, эти вагоны будут нужны. Надо успеть пройти под стрелкой первыми. И мне нужен список, что из амуниции осталось на борту. Всей амуниции.

– Есть мысли? – испытующе глянул на инквизитора Священник.

– Есть знание, как поступил в сходной ситуации один старый инквизитор, – сказал Фидус. – Но тут нам понадобится некоторое чудо.

– Люкт начал загрузку топки, девятнадцать минут на разгон, чтобы не убить топку – снова ожила голова Дженнифер. – Затем примерно восемь или девять минут мы будем выходить на режим предельной скорости с сорванными предохранителями. И после этого еще девять минут на форсаже, если что-нибудь не взорвется раньше. Криптман, ты уверен, что нам не следует отцеплять лишние вагоны? Это десятки тонн веса и проигрыш в скорости.

– Да, уверен. Паровоз не разнесет колею? – спросил Фидус.

– Нет, энергия пойдет в стороны и вверх. Но сила взрыва будет очень велика, как минимум первый вагон сметет. В критический момент все же придется расцеплять состав, иначе нас может опрокинуть.

– Что ж, пусть Омниссия будет милостив к технике, – подытожила Берта. – А люди сделают людское. Император с нами. Император защитит!

– Или, по крайней мере, даст нам сил сделать то, что должно, – дополнил Священник.

– Знамя, – вспомнила Берта. – Знамя!

– Точно! – казалось, Священник сейчас хлопнет себя по лбу в ярости на собственную забывчивость.

Один из сервиторов стоял на «прихлопке», то есть держал рычаг, управляя раскидными топочными дверцами. Люкт размеренными движениями набирал полную лопату угля, и сервитор открывал перед ней дверцы, закрывая сразу после забрасывания. Чугунные заслонки «хлопали», то есть лязгали, как артиллерийские затворы. Требовалась большая точность, чтобы в топку попадал минимум холодного воздуха, воруя драгоценные калории. Еще два сервитора стояли наготове с «резаком» – ломом для разбивания шлака – и скребком для сгребания того же шлака. Тот, что взял скребок, по какой-то причине не нашел асбестовые перчатки, раскаленный металл обжигал иссушенную плоть, на паровозной площадке воняло горелым мясом. Ледяной ветер набегал стеной, но паровозу это было нипочем, стальное чудовище рычало, как настоящий зверь, лязгая маховиками.

Дженнифер открыла сифон, слушая, как с характерным ревом открывается предохранительный клапан, сбрасывая избыточное давление пара – мера эксплуатационно запрещенная, но в сложившихся обстоятельствах допустимая. Стрелки на манометрах дружно подошли к границам желтых делений и полезли в красную зону.

Сто двадцать шесть километров в час, выдающееся достижение в иных обстоятельствах. Но этого категорически недостаточно.

Дженнифер посмотрела налево, туда, где шел наперерез вражеский бронепоезд. «Шестьдесят четвертый» был плохо виден для человеческого глаза, но механические очки выдавали вполне пригодное изображение. Десятивагонный состав мчался, размалеванный нечестивыми знаками от колес до вентиляционных колпаков на крышах. Мазня была настолько густой, словно поезд разрисовывали несколько дней. Судя по крошечным фигуркам, что сновали, как обезьяны, личный состав готовился к абордажу, скача по составу, будто приматы с присосками вместо пальцев. Над локомотивом реяло знамя – огромная тряпка с рваными краями и светящимися фигурами, которые будто жили собственной жизнью, светились и двигались в причудливом танце. Строгий анализ показывал, что «двенадцатый» не успевает к стрелке первым, скорости мало.

Люкт забросил очередную порцию угля, и Дженнифер приказала ему закончить.

– Бери кувалду.

Сервитор молча повиновался, замер в ожидании указаний. Вакруфманн еще раз провела быстрый анализ, рассчитывая схему двигательной установки, а затем опустилась на колени, распростерлась ниц на площадке, чувствуя ледяной холод и одновременно испепеляющий жар. Вибрацию громадного механизма и завывание ветра. Кодированное перешептывание сервиторов, составленное из самых простых команд. И поверх всего царила мрачная глыба паровозного духа. Память долгих лет и многих событий, навсегда запечатленная в металле, сущность механизма. Подлинный Дух Машины. К нему и обратилась Дженнифер, взывая о помощи. Принося извинения за тяжкое испытание, которому она сейчас подвергнет величественное создание. Обещая достойные деяния, как в старые времена боевой юности паровоза.

«Ты родился в огне, ради смерти, и уйдешь в огне же, окруженный бесславно гибнущими врагами. Так помоги мне приготовить для тебя достойное погребение!» – прошептала она бинарным кодом, обращаясь к сердцу зверя.

И отклик не заставил себя ждать. Немое согласие распространилось в холодном воздухе, проникло в металлическое тело Дженнифер, загремело во тьме, обещая страдания и боль злокозненным еретикам, которые осмелились посягнуть на то, что счел своим Омниссия. Паровое чудовище будто расправило члены, размяло шарниры суставов и ответило беззвучным согласием, полные угрюмой радости, как старый волкодав, готовый умереть, сомкнув зубы на горле волка. Огнедышащее сердце котла забилось в размеренном и устрашающем ритме, выстукивая сокровенное:

«Я служил и послужу еще...»

«Мы объединимся в служении…» – благоговейно продолжила Вакруфманн

«Чтобы принести небытие врагам Его» – закончили не-человек и не-машина в унисон.

Дженнифер поднялась на ноги, властно приказала сервитору:

– Бей!

И Люкт занес молот над первым клапаном.

– Вижу зло, но не пускаю его в мое сердце, – пробормотал Священник, закручивая муфту. Впрочем, глаза сами собой норовили повернуться в сторону нагонявшего «шестьдесят четвертого». Было что-то неизмеримо притягательное в огромном знамени, которое развевалось над еретическим составом, блестящая игра цветов, чарующий танец фигур. Враг несся параллельным курсом, вздымая снег, словно фонтаны пенной воды.

– В жопу зло, – повторял монах, с трудом действия непослушными пальцами. Здесь, на крыше штабного вагона, было невероятно холодно. Лютый ветер бросался, рвал стылыми когтями, буквально срывал клочья обмороженной кожи с лица. Но пастырь не сдавался.

– Придержи здесь, – приказал Священник, и Доходяга повиновался, неловко действуя руками в толстых варежках. На самом деле за бортом было не так уж холодно, однако ветер и скорость уже за полторы сотни километров давали сокрушительный эффект.

Очень низко, с жуткой утробностью завыл паровоз, отсюда, с крыши было видно, что его труба раскалилась до красно-желтого свечения. Из нее поднималась вертикальной свечой струя серо-белого дыма, подсвеченная малиновым светом. Вместе с дымом из паровозной утробы извергался огненный поток искр, который тянулся за составом, как огненный шлейф, не желая гаснуть на ветру.

– Есть, – прошептал Священник, больше себе, чем Доходяге, устало выпрямился, едва не уронив разводной ключ. Помощник дернул проволочную петлю, распуская завязки, над флагштоком хлопнуло, разворачиваясь, красное полотнище с белой эмблемой Отряда.

Священник благоговейно посмотрел на святые символы, нарисованные строго по эскизу, что собственноручно вывел в давние времена сам Кларенс. В душе пастыря осталось место лишь чистому восторгу. Священник огляделся и, увидев Доходягу, прочитал в глазах соратника то же чувство искренней, беспримесной радости.

А теперь надо, чтобы вышло у Криптмана. И тогда бывших собратьев, что стали еретиками, ждет большой сюрприз. Снова заревела паровозная сирена, из высокой трубы рвались уже не искры, а настоящее пламя. Священник без всякого страха посмотрел на вражеское знамя, такое смешное и нелепое в сравнении со строгой простотой штандарта Святого Кларенса.

– Пойдем, брат, – сказал он Доходяге. Замерзшие губы едва шевелились, но тот понял и кивнул.

– Нас ждут поистине великие дела.

С ослепляющей ясностью Священник понял, что, наверное, он видит закат ЭпидОтряда. Последнее великое деяние, на котором закончится и служение, и сама жизнь немолодого уже пастыря человеков. А значит, верному слуге Императора остается лишь приложить усилия к тому, чтобы то деяние стало поистине величайшим из всех.

====== Часть V. Немного доброты. Глава 25 ======

– Двести пятнадцать километров в час, – прокомментировал Шметтау. – Кажется, для этого парового чудища отменили сопротивление среды.

Инквизитор поменял сибаритский халат и тапочки на тренировочный костюм из синей шерсти с белыми полосками по бокам, а также специальные туфли, которые Ольга назвала бы кедами. Со стороны Шметтау больше всего походил на старенького, но бодрого спортсмена, что, несмотря на солидный животик, все еще пытается держать какую-никакую форму. Администратор средней руки на пенсии – уравновешивает спортом любовь к мясному и еще лет десять побегает от неизбежного инфаркта. На практике же именно в таком виде Калькройт предпочитал упаковываться в боевой скафандр.

– Когда я вижу подобное, то приближаюсь опасно близко к мысли о том, что Бог-Машина есть самостоятельное божество, а не ипостась Императора, – честно признался инквизитор. – Конечно, думаю я об этом недолго и с обязательной епитимьей во искупление еретических помыслов. Но все же…

Пале молча склонил голову, признавая определенную правоту в словах господина. Изображение со спутника рябило помехами, плотности канала не хватало для нормальной трансляции, кроме того, мешала ночная тьма. Эссен поэкспериментировал с контрастностью, убрал цвет, а затем выкрутил разрешение почти до минимума, в итоге сближающие транспорты казались плохо состыкованными прямоугольниками. Но даже в таком виде было ясно, что монструозный тягач во главе «Радиального» вышел далеко за пределы возможного для обычной машины. В тепловом спектре паровоз светился, будто игрушка из прозрачного стекла с малиновой лампочкой внутри. За многие годы Калькройт имел дело со всевозможными агрегатами, так что понимал – старый тягач давно уж обязан был въехать прямиком в чертоги Омниссии.

– У них есть шансы, – предположил инквизитор. – Думаю, могут проскочить первыми. Едва-едва, но могут.

Преследователь распахивал заснеженную степь, как броненосец с тараном. Снежные фонтаны разлетались вокруг, оставляя хорошо заметный след по обеим сторонам низкой железнодорожной насыпи. Пути сближались под острым углом, и автоматическая стрелка уже перевела рельсы.

– Да, шансы есть. Но счет пойдет на метры, – сообщил архивариус, глядя в экран. – И я не понимаю, как им это поможет. Столкновение в любом случае неизбежно.

– Скоро они выйдут за пределы видимости, – добавил, хмурясь, Пале. – А быстро переназначить другой спутник мы не сможем, нет полномочий.

– Что ж, значит, у нас остается мало времени, – философски решил Шметтау, затем обратился к архивариусу. – Какие новости?

Двигаясь со степенной медлительностью – влиянием больше многочисленных травм, нежели старческой немощи – многолетний секретарь Калькройта расстелил поверх большой карты столь же большой лист прозрачной и гибкой пластмассы. Карта изображала промышленный регион Лерке и «Город-22», эпицентр распространяющегося по всему полушарию бедствия – крупный транспортный узел, а также сосредоточение местной культуры с двумя музеями, настоящим театром и, разумеется, храмами. Перо архивариуса уже нанесло трехцветные обозначения на прозрачный лист, и, оценивая каракули помощника, инквизиторы поморщились, будто разом укусили один лимон с двух сторон. Зрелище не внушало оптимизма.

– Я думал, будет лучше, – подумал вслух Шметтау. – Полетят головы. Много голов. Проморгать такой прорыв… Либо местная инквизиция разложилась до полной недееспособности, либо…

Калькройт бросил короткий взгляд на спутника, словно предлагая тому явить остроту мысли и закончить предположение. Пале все понял верно, и не подвел, сразу выдав со своей обычной рассудительностью:

– Здесь поработал еретик секторального масштаба. Скорее даже группа отлично подготовленных и опытных специалистов, искушенных в колдовских практиках высшего уровня. Я бы предположил, что среди них есть, по крайней мере, один отступник, который знает, как миновать сеть комплексной безопасности. Иначе, даже очень умные колдуны не смогли бы так ловко провести всех, и арбитров, и наших собратьев.

– Хм… да, думаю, ты прав, – согласился Шметтау. – И я припоминаю, что старый маразматик Вимпфен предупреждал о чем-то подобном… Надо будет перечитать тот его меморандум.

Калькройт пожевал губами, пытаясь вспомнить, архивариус подсказал:

– Квартальный бюллетень «О возможных угрозах», общая рассылка по системе, он был предоставлен вам вместе с прочими материалами по Маяку согласно регламенту статуса присутствующего, однако не включенного официально в расследования инквизитора.

– Бюллетень доставят, – пообещал Эссен. – Вимпфен предупреждал о возможном присутствии «кочующей» группы слаанешитов, которая организует специфические колдовские практики «под ключ», на жертвенном материале заказчика. Что-то вроде высокоуровневых наемников, работающих за долю высвобождаемой по ходу приношения энергии. Они настолько эффективны, что предоставляли определенную гарантию на свою работу.

О том, что Вимпфен предполагал связь мифических «наемников» с безвозвратно уничтоженным проклятым Легионом Отступников «Альфа», Эссен промолчал. Это была основная причина, по которой меморандум был, по сути, отправлен «под сукно».

– Даже так? – искренне удивился Шметтау. – Тогда понятно, отчего предупреждение никто не принял всерьез. Такие вольные компании обретаются в ульях или очень плотных системах, на столь слабо заселенных планетках им сложно укрываться. Но тяжесть ошибки это не облегчает. Ладно, давайте глянем на новую сводку. Итак...

Инквизитор провел толстым пальцем вдоль красного пунктира, который сопровождали частые символы в виде маленьких бомбочек.

– Я вижу, страшило ползет с побережья прямо к городу.

– Остановить не удается, – прокомментировал Пале. – Слишком мало сил, по большому счету все, кто находились в радиусе десяти километров от эпицентра, утратили человеческий облик в прямом смысле. Радиус в пятьдесят километров – почти гарантированное безумие, исключениями являются лишь небольшие группы, объединенные вокруг проводников истинной веры. Гарнизоны, полицейские отряды, общины в храмах и так далее. Двухсоткилометровая черта…

– Вижу, – оборвал Шметтау, скользя взглядом по накладке с оперативными метками. – Итого мало сил и еще меньше организации, а то, чем в силах распоряжаться инквизиторы и арбитры, капля в море. Зато кастрюлеголовые показали себя боевитыми парнями, я погляжу...

– Рядовые механикумы подвержены воздействию, как и обычные люди, – пояснил Эссен. – А вот прибывшие отряды марсиан сейчас, фактически, единственная сколь-нибудь организованная сила в регионе. Они даже пытались наладить какую-то эвакуацию, пока в центре города не пошла череда хостов.

– Не в добрый час планетарное руководство решило расформировать этот… Отряд, – констатировал Шметтау.

– Судя по тому, что мы видим на примере «шестьдесят четвертого», не факт, – высказался Пале. – Очевидно пурификаторы столь же уязвимы, как и остальные.

– Но командует же кто-то «двенадцатым» – буркнул Шметтау. – И я не поверю, что Фидус это проводник истинной веры. Впрочем, ладно. Судя по всему, город все же разнесет вдребезги океанский пришелец. Орбита молчит?

– Скорее растеряна, – ответил архивариус. – Их протоколы на такой масштаб диверсии не рассчитаны, а наличные силы недостаточны. Они рассылают запросы, готовят десанты, но я бы сказал, еще часов пять или шесть орбитальные силы бесполезны.

– Ну конечно, – сардонически вымолвил инквизитор. – А потом они панически обратятся к Флоту и начнут долбить ковровыми бомбардировками все подряд, чтобы закопать под развалинами свидетельства личной некомпетентности. Все как обычно.

Эссен и архивариус переглянулись, молча и синхронно пожали плечами, дескать, такова суровая правда жизни, ничего не поделать.

– Что по воздействию в целом? – сварливо продолжил Шметтау. – Суть и происхождение определили?

– Как показывает наша служба наблюдения и радиоперехвата, – архивариус заговорил нудно, монотонно, как настоящий сервитор. – Характер враждебного воздействия не постоянен, оно представляет собой комбинацию чередующихся приступов с хорошо выраженной амплитудой. Наиболее точным термином, который корректно описывает происходящее, мне кажется «пульсация». Извольте взглянуть на ритм.

Архивариус со всей надлежащей почтительностью передал Шметтау длинный свиток. Лист очень походил на схемы, которые инквизиторы оценивали прежде, однако лишь с одной линией, будто лента кардиографа. Эссен, используя преимущество роста, заглянул через плечо патрона.

– Периодичность… – пробормотал Калькройт, отчеркивая ногтем символы на шкале времени. – Явно выраженные пики, на которых народ массово сходит с ума, затем ремиссия. Сначала между пиками проходило около двадцати минут, теперь сократилось до трех-четырех… Очень странный ритм. Странный... и знакомый. У меня чувство, как будто я это уже видел, но давно и прочно забыл. Эссен, тебе что-нибудь приходит на ум?

Пале молча крутнул шрамированной головой.

Инквизитор немного походил вокруг стола, массируя поясницу. Архивариус терпеливо ждал указаний, Эссен же, судя по глубоким морщинам на лбу, предавался энергичной умственной деятельности, очевидно, пытался вслед за Шметтау вспомнить природу колебаний. Кеды инквизитора едва слышно поскрипывали новыми подошвами, тихонько гудела аппаратура видеотрансляции. На экране два радиальных бронепоезда неумолимо сближались, но Калькройт забыл о погоне, ушедший в размышления.

– Капитан еще раз просит дозволения подняться выше, – сообщил Эссен, приложив два пальца к мочке уха. – Мы на слишком низкой орбите, воздействие оказывает влияние на сервиторов и дух силовой установки. Команда чувствует некоторое смущение разумов. Одного пришлось изолировать.

– Тогда не сможем адекватно следить за обстановкой, – досадливо поморщился Калькройт. – И так, считай, подбираем крошки. Что до смущения, кто не способен хранить душу в служении, тот не нужен.

Эссен хотел что-то сказать, машинально поглаживая шрамы на голове, но воздержался.

– Нет, отказываю, – решил инквизитор. – Будем висеть здесь, пока возможно. Мне нужны бесперебойные подключения к спутниковой сети. И фотоконтроль, насколько получится.

– Как пожелаете, – склонил голову Эссен, демонстрируя, таким образом, несогласие с патроном. Обычно он говорил «как прикажете», а сейчас ненавязчиво показывал, что считает желание господина личной прихотью, не обусловленной моментом.

– Именно. Таково мое же…

Калькройт застыл на месте, открыв рот, затем щелкнул нижней челюстью, как настоящий орк.

– Так, – отрывисто приказал он архивариусу. – Зови нашего медика… хотя нет, лучше найди справочник. Не энциклопедию, а тот, в желтой обложке, название, кажется, «Неотложная медицинская помощь всех видов для колонистов первой волны» или что-то в этом роде. А ты… – это адресовалось уже Эссену. – Принеси мой дневник. Тетрадь номер, – инквизитор на мгновение запнулся, вспоминая. – Восемьдесят девять. У нее еще уголок надорван, и обложка заляпана кровью, не перепутаешь.

– Вашей кровью? – Эссен ухитрился совместить вопрос с военным разворотом и первым шагом в сторону библиотеки Шметтау.

– Нет, – криво усмехнулся инквизитор. – Жены Фидуса. Матери его сына.

Пале сделал еще шаг, а затем неторопливые, но основательные мысли в его голове совместились, как шестеренки, провернувшись воедино – вероятная группа опытных колдунов, специфический ритм, медицинский справочник для колонистов, кровь жены Криптмана старшего.

– Вот же дерьмо, – прошептал Эссен, который в обычном состоянии обладал впечатлительностью танка, а сквернословие полагал бессмысленной тратой времени.

– Вот именно, – так же тихо отозвался Шметтау. – Вот именно...

*

Ольге было больно. Вообще она привыкла к боли во всевозможных проявлениях, особенно к боли «империумной». Мир несветлого и несчастливого будущего привечал ее главным образом неприятностями, побоями, голодом и страхом. Можно сказать, проблемы гармонично дополняли друг друга, если чего-то становилось меньше, другое существенно прибавлялось, не давая заскучать и напоминая – не в сказку попала. Но в этот раз боль оказалась иной. Она разливалась по телу, наполняла естество, травила чувства и саму душу, как щедрая порция жидкого мыла, опрокинутая в чай. Ольга превратилась в боль.

«Помогите...» – прошептала она, точнее подумала, крикнула в бесконечное Ничего, где никто не мог и не хотел слышать вопль гибнущей души.

Больно…

И эта боль продлится вечность, она будет лишь менять оттенки и фокус, Ольга знала точно, Будут болеть ребра, по которым настучали крепким кулаком, словно по барабану. А затем девчонку бросят, как грязную тряпичную игрушку, в ванну – со сколотой эмалью и желтоватыми потеками от протекающей лейки душа, постоянно намотанной на кран. Там, глотая в прострации горькие слезы, Ольга будет поливать себя горячей водой, не понимая, откуда берется кровь. Затем последуют четыре дня в больнице, куда ее отвезет вызванная, наконец, отчимом скорая, а после две мучительные недели, на протяжении которых девочка сможет спать лишь на животе. Она будет невпопад отвечать на вопросы воняющего табаком и потом мента, а также тетки-медика, устало спрашивавшей, на хера дура подмывалась.

И снова, и снова, без начала и без конца, в закольцованном отрезке времени. Обычно повторение убивает все, в том числе страх. Получи один удар, и он обожжет душу. Однако на тысячном ты лишь поморщишься… Но не теперь. С каждым циклом девушка чувствовала, как приближается к рубежу безумия. Что ее целенаправленно ведут к безумию, в состояние, когда от прежней Ольги не останется ничего.

И снова кулак намотал длинные волосы, крепко, с неторопливой властностью. После этого девушка начала стричься коротко, так, чтобы нельзя было схватить пряди, несколько раз помогало. Но «после» не существует, есть лишь бесконечные «теперь» и «сейчас».

– А кто у нас самый красивый?.. Кто уже готов?

– Возможное правонарушение.

Что-то пошло не так. Странный голос, которого не должно было здесь быть. Комната, брат, ванна, воняющий мент в больнице и тетка-медик – в окружающем мире не оставалось места чему-то еще… И все же это что-то протискивалось в закольцованный мир, ломая его, тесня ужасы настоящего-прошлого, задвигая их на второй план. Ничего не закончилось, но девушка вздохнула чуть полегче.

– Возможно насильственное, несанкционированное ограничение свободы послушника Экклезиархии.

Она уже слышала это… где? Когда?

Брат, наверное, тоже почувствовавший неправильность ситуации, не выпуская жертву, обернулся к двери. В проеме стояла фигура, на которой, словно на вешалке, висела темно-бурая мантия с белой ступенчатой окантовкой. Из-под капюшона на жертву и злодея уставилась ничего не выражающая маска из полированного металла с несколькими прорезями и светящимися окулярами зеленого цвета.

– Протокол реагирования?

Там где у человека был бы рот, запрыгала осциллографическая зеленая полоска, сопровождавшая каждое произнесенное с механическим акцентом слово.

«Дженнифер».

Ольга не поняла, откуда всплыло это имя. Но знание того, что под маской и плащом находится женщина, и ее зовут именно Дженнифер, было абсолютно точным.

– Ты че, присоединиться хочешь?

Последовало еще немного боли, естественным образом перерастающей в много боли.

– Возможно, я была бы и не прочь приобщиться к перверсивному опыту, – Дженнифер шагнула вперед, поднимая руку. – Но, увы, отсутствует функционально необходимое снаряжение.

Металлические шторки на правом глазу вдруг сошлись на полсекунды, как будто странная гостья подмигнула.

– Ты зря так думаешь, есть много очень разных способов, – голос брата вдруг стал каким-то звенящим, обволакивающим… усыпляющим… Не человеческим абсолютно.

А Ольга вспомнила холодный бетонный склад в безумном мире пыли, снега и песка.

Сегментированное щупальце с тремя когтями.

Горький запах. Свист гиперзвукового резака с рабочей частью из магнитострикционного материала.

– Источник опасности. Дезактивация. Исполнить, – голос Дженнифер вновь зазвучал глухо, словно доносился из глубокой бочки или широкой трубы. Округленные ноль целых восемнадцать сотых метрической тонны одним быстрым шагом оказались рядом, буквально вырвали девушку из нечеловеческих объятий.

Ольга моргнула и обнаружила себя в полулежачем состоянии в … комнате. Хотя, наверное, правильным было бы назвать это помещение абстрактной идеей комнаты. У нее не было постоянного размера и формы, кафель тек, будто пластилин, превращаясь в старые, висящие клочьями обои, а те в свою очередь обращались больничными стенами, ненавистными, хорошо знакомыми. Здесь имелась какая-то мебель, разбитая, поломанная, совсем как на Баллистической, а мгновение спустя обломки становились целым советским гарнитуром из ДСП, столь же знакомым и ненавистным, как больничный запах от стен.

И здесь почти не было боли… Точнее была, с избытком и лихвой, однако главным образом физическая, а душу словно окатили ведром чистой воды, смывая кислотную липкость.

– Техновидец Дженнифер Вакруфманн, – вспомнила Ольга, медленно и тщательно выговаривая слова. – Техновидец это твой ранг.

Обхватив руками колени, она сидела посреди комнаты и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько хихикала.