Текст книги "ЭпидОтряд (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

Соавторы: Луиза Франсуаза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

«Я схожу с ума. Я схожу с ума…»

– Те, кто сходят с ума, сами себя полагают абсолютно нормальными, – возразила Дженнифер.

– Ты теперь и мысли читаешь? – продолжила хихикать девушка. Смех то и дело срывался в глубокий рыдающий всхлип.

Свет… кругом стало ощутимо светлее. Как в фильмах про пришельцев, когда сверху бьет ярко-белый конус. Только свет был теплее и мягче, как-то доброжелательнее, что ли.

– Ты ведь понимаешь, что все вокруг – это плод твоего сознания? И надежда услышать что-то новое от образа виртуальной подруги весьма нерациональна?

Ольга моргнула и задумалась над услышанным. Мысль показалась удивительно здравой и производила впечатление якоря. Или камня в неспокойном море. На него можно было залезть, чтобы перевести дух и оглядеться – как далеко берег?

– Ты зануда. Редкостная. Даже в моем воображении, – прошептала девушка.

Но если это все воображаемое, почему она шепчет? Ведь здесь можно все?

– Зануда!!! – завопила она в голос, и эхо вернулось, дробя звук на миллионы осколков.

– Зануда, – повторила Ольга и провела руками по животу.

Да, больно. Но терпимо.

– А кто в этом виноват? – саркастически спросила Вакруфманн. – Если не нравится, могла бы придумать меня и получше.

Дженнифер снова подмигнула.

– Не уходи, – попросила Ольга. – Пожалуйста. Или… оно… вернется. Я постараюсь придумать тебя лучше.

Она подавила очередной приступ рыданий, чувствуя, как подступившие слезы обжигают глаза.

– Оно вернется, – безжалостно констатировала Вакруфманн, и Ольга все же заплакала, с тихой тоскливой безнадежностью. Свернулась в клубок, привычно подтягивая колени к груди, чтобы закрыть живот, обхватывая голову.

– Это глупо, – сказала Дженнифер.

– Конец! – провыла Ольга. – Конец! Все хорошее кончилось!!!

– Глупо, – повторила техножрица, и земная девушка почувствовала…. нечто.

Это было как прикосновение теплой руки, но какое-то бесцельное. Словно некая добрая и участливая сила шарила вслепую, требовательно и настойчиво.

– Тебе не понять, – прошептала Ольга. – Ты не поймешь, как это... как это бывает…

– Да. У меня был совершенно иной опыт травмирующей ситуации, – сухо констатировала Вакруфманн. – Во время раскопок наша экспедиция пробудила то, чему жить не следовало. Древние ксеномашины, которые, можно сказать, «пришли в себя» и начали выполнять стандартную программу. Протокол взаимодействия с живыми. Они срезали с меня кожу, чтобы лучше понять строение и работу в динамике мышечной системы. Затем препарировали, разобрав на органы, разумеется, без анестезии, потому что болевая триангуляция – очень эффективный способ изучения принципов функционирования нервной системы. К счастью ангелы Императора и скитарии успели вовремя, прежде чем враги подвергли вивисекции мой мозг. После магосы поместили то, что осталось от меня, в систему жизнеобеспечения.

– Они сделали из тебя шестеренку, – догадалась Ольга.

– Не совсем. Это было уже после. На тот момент марсиане просто сохранили мой мозг. Имелось подозрение, что произошел контакт с новой угрозой, которая еще не изучена и не классифицирована. Но все записи были повреждены, а я оказалась единственным живым свидетелем, способным дать показания. Точнее формально живым. Технически мое тело представляло материал прижизненной аутопсии, разложенный на пятнадцати лабораторных стендах.

– Ты об этом не рассказывала… Я этого не знала… и знать не могла! Мы не в памяти! Не в моей памяти!

Ольга забилась, пытаясь отползти во тьму, подальше от марсианки-перевертыша.

– Правильнее сказать, мы в сложной симуляции, она использует вычислительные ресурсы твоего разума и основывается на твоих воспоминания,. Однако инструменты, которыми оперирует агрессор, скажем так, отчасти имматериальны. Иными словами, сейчас мы в зоне чудес, где возможно… разное. Например, ты можешь узнать историю, которую тебе еще не рассказали, а лишь намеревались.

– Время чудес… место чудес, – повторила Ольга.

«Но что же мне делать?..»

Она подумала это, но мысль отозвалась уже знакомым эхом, гремя, словно трубы судного дня.

– И как мне узнать, что ты не…

Она запнулась, пытаясь формулировать. Все смешалось в ольгиной голове.

– Инфильтратор, – сказала Вакруфманн.

– Что?..

– Инфильтратор пытается пробиться сквозь симуляцию, чтобы помочь тебе вырваться из галлюцинации. Твое подсознание чувствует его настрой и создает на основе позитивного воздействия образ того, кому ты можешь довериться. То есть меня. Забавно, что именно я ассоциируюсь у тебя с безопасностью.

– Или это очередной обман.

– Да, такое тоже возможно, – согласилась то ли Дженнифер, то ли не Дженнифер, то ли чистая галлюцинация распадающегося в клочья разума Ольги.

– Фильратор, – девушка повторила чудное слово и уцепилась за него. – Почему все так путанно?!

– Потому что твое сознание помрачено, – безжалостно констатировала несуществующая Дженнифер. – Его пытаются сломать, исказить. Твой разум подвергается давлению, концентрация нарушена. Соответственно ты не можешь сосредоточиться, покинуть лабиринт враждебного воздействия.

– Но что же делать?..

– Антистрессовые обнимашки? – предложила в ответ Вакруфманн.

Ольга, теперь уже не сдерживая слез, смогла лишь кивнуть. Тепло механического тела буквально требовало застыть, и не двигаться, чтобы растянуть секунды этого чувства абсолютной защищенности и участия.

– Сосредоточься на тепле, – посоветовала Дженнифер. – Представь, что в мире больше ничего нет. Почувствуй тепло. Представь, что рядом тот, кто любит тебя. Только тебя, просто потому, что ты есть. Это может быть Император, Омниссия или родная мать. Конечно, Омниссия лучше всех, но сейчас это не обязательно и не столь важно.

– Тепло, – прошептала Ольга.

– Хорошо. Затем прибавь еще одно ощущение. Увидь свет. Теплый добрый свет

Девушка честно сосредоточилась на свете, вроде получилось.

– И что теперь делать?

– По опыту предыдущего столкновения с силами Имматериума – ждать, когда эта иллюзия окончательно разрушится от нанесенного тобой ущерба. Концентрироваться на свете, чтобы спаситель нашел к тебе дорогу и указал выход.

– Мной нанесенного? Это ты тут все разворотила. И с этим… справилась.

– Напомню еще раз, – твердые руки Вакруфманн осторожно гладили Ольгу по плечам и голове. – Здесь я – плод твоего сознания.

– Мне страшно, – разрыдалась Ольга. – Как же мне страшно… и плохо...

– Происки враждебных сил смертельно опасны, – объяснила Дженнифер, крепче прижав девушку. – Они обманывают правдой. Берут каплю истины и отравляют ее, позволяя сомнению и боли распространяться своим чередом. Они словно тени, которые сами собой заводятся там, где нет света. Их задача – показать, что мир и есть тьма. Подловить мишень в момент смятения и разочарований, исподволь внушить мысль, что ничего не осталось, кроме страданий и отчаяния. Их жертва всегда одинокий человек во тьме сомнений. В этом их сила, но в этом же и слабость. Свет разгоняет тьму. Иди на свет, иди к тем, кто готов помочь.

– Никто не поможет мне, – прошептала Ольга. – Некому…

– Разве? – искренне удивилась Дженнифер. – А как же Отряд?

– Они… – Ольга запнулась

– Напомню, – с привычной размеренностью вымолвила Вакруфманн. – Что отделение без колебаний проникло в дом, подвергнутый враждебному воздействию. И прошло сквозь преисподнюю иного мира, не дрогнув, не позволив страху овладеть их душами. Разве ты забыла?

– Н-нет.

– А как ты думаешь, чем они заняты сейчас?

– Я... не знаю...

– Поставим вопрос иным образом. Вероятность чего ты оцениваешь выше, того, что тебя бросили или того, что пытаются помочь?

Ольга вздохнула, оторвалась от твердой и теплой Дженнифер, протерла заплаканное лицо маленькими ладонями, размазывая соленые слезы.

– Они сжигают людей… – всхлипнула девушка.

– Но Священник пришел к тебе, чтобы рассказать, как устроен Империум. Чтобы принести тебе не слепую веру, а знание. Ибо таков был его долг пастыря человеков.

– Берта избила меня!

– И она же стреляла по теням злых снов, когда они напали на вас в потерянном городе. Напали на тебя, ощутив эманации пришельца из иного мира, другого времени.

– Они злобные ублюдки, – прошептала Ольга.

– И кто же из них был к тебе по-настоящему недобр? – безжалостно уточнила Дженнифер. – Насколько я помню, насколько ты помнишь, насколько мы помним, даже злобный ублюдок Савларец принес тебе стакан воды.

– Крип, – пробормотала Ольга. – Он меня бросил.

– Да. Это правда, – согласилась Дженнифер.

– Он меня бросил! – повторила, закричала в голос Ольга, позволяя, наконец, прорваться жгучей обиде, страшному разочарованию. – Бросил меня!!! Я спасала его, я помогла ему, я верила ему! Он обещал! Обещал!!!

– Да, это правда, – повторила Дженнифер. – И он же вернулся за тобой. Не так ли?

– Что?..

– Он вернулся за тобой, – повторила Дженнифер. – Крип отказался от удела инквизитора, чтобы пойти в Отряд добровольцем. Он бросил тебя, и он же готов был пойти ради тебя на смерть. Разве не так?

Ольга молчала, глядя на лицо техножрицы из металла и стекла. Молчала и вспоминала, чувствуя, как отступает безбрежная тьма отчаяния. Как скулят в бессильной злобе тени, разгоняемые светом.

– Ты не одна. И тебя не бросили. Нас не бросили. Мы не одни.

Ольга уже не понимала, чьи это слова, а также кто их произносит. Но чувствовала, как внимание ищущего концентрируется, сосредотачивается на ней. Они почти нашли друг друга, так, что оставалось всего ничего, сущая малость.

– Что же делать? – спросила Ольга, уже зная ответ.

– Ты знаешь, что делать, – сказал Дженнифер, и Ольга повторила. – Я знаю, что делать.

Свет обволакивал, увлекал, мягко звал за собой, туда, где боль можно унять, а душа принадлежит лишь человеку.

– Дитя, – звучно и четко произнесла Вакруфманн, оставшаяся где-то за спиной, позади, чтобы сразиться за Ольгу, прикрывая ее уход из цепких объятий противника.

– Что?..

– Дитя, – повторил исчезающий голос Дженнифер. – Помни. Дитя очень важно. Это самое важное, что есть на свете…

Когда она открыла глаза, Водила сначала витиевато, крайне изобретательно выругался, затем коротенько помолился, и лишь после этого, убедившись, что баллонщица выглядит более-менее нормально, вставил чеку в гранату, на которой уже закостенели сжатые пальцы.

– Ой. Зачем это на голове? – недоуменно спросила девушка, хлопая васильковым глазом, ощупывая дрожащими пальцами «клетку Фарадея».

– Ну, слава Императору, вытащили, кажись, – подытожил Водила, перелезая на старое привычное сидение за рычагами «Химеры». – Заботой меньше…

– Деметриус… ты почему голый?!! – завизжала девушка.

Громкий звук пощечины прогремел, как пистолетный выстрел.

– Ты на меня намордник одел! Иглу в себя воткнул! Больной извращенец!!! – донеслось из пассажирского отсека, да так, что, казалось, вибрирует броневая сталь.

– Или больше, – скупо улыбнулся мудрый танкист, слушая дикие вопли Оллы и сбивчивые оправдания Деметриуса. Мехвод щелкнул кнопкой на тангенте и доложил. – Санитар вытащил светловолосую. Оба вроде в строю.

– А кто там орет? – спросила Берта. Голос наставницы дрожал и прерывался, похоже она тащила что-то тяжелое даже для себя. На заднем фоне что-то металлически гремело и вроде бы булькало, переливаясь.

– Так, сопутствующий ущерб, – снова улыбнулся мехвод.

– Тогда пусть валят сюда, в штаб! Оба! – гаркнула Берта. – Устроили себе отпуск!

– Понял.

– Заводи башню, проверь кассету с бронебойными, будем стрелять прямо из вагона, – приказала Берта. – Отставить Деметриуса в штаб, пусть готовится открывать проем для твоей стрельбы. Противник по левому борту, левая панель! Двигать по команде!

– Понял. Исполняю, – отрапортовал мехвод и напомнил. – У меня всего два короба.

– Сколько есть, все ихние, – прогавкала наставница. – А ну, быстро!!!

Комментарий к Часть V. Немного доброты. Глава 25 https://ic.pics.livejournal.com/red_atomic_tank/27416633/260612/260612_800.jpg – иллюстрация от няши Флика.

P.S. Авторы напоминают, что на момент описываемых событий Легион «Альфа» окончательно и бесповоротно уничтожен до самого последнего слуги.

P.P.S. Минимум трижды.

====== Глава 26 ======

Впереди сходились две магистрали, вопрос был в том, кто успеет раньше. При худшем и наиболее вероятном исходе «Двенадцатый» рисковал получить удар в бок и опрокинуться на полном ходу под вражеским тараном. Дженнифер отправила Люкта обратно, в первый вагон, потому что на паровозной площадке металл раскалился, кое-где докрасна. Топка дышала адским жаром, извергая снопы искр. Свист пара и рев огня объединились в низкое, полное угрозы рычание, которое будто исходило из живой утробы.

– Это Отряд, мать вашу!!! Не возьмете, еретики! Крепка имперская сила! – проорал Священник, потрясая кулаком в сторону вражеского бронепоезда. Бросил взгляд на знамя, реющее на ледяном ветру, и укрылся под защиту брони, задвинув тяжелую крышку над головой.

– Так… – Криптман выдохнул, расправляя широкие и ноющие от усталости плечи. – Ну, вроде все. Едва-едва успели.

– Сработает? – судя по тону Доходяги, он крепко сомневался.

Пока Фидус думал, что тут можно сказать, страшнолицый послушник осенил себя аквилой и сам себе же ответил:

– Ну, так не так, перетакивать уже поздно.

– Две минуты, – громко и бесстрастно сообщил по внутренней связи голос Вакруфманн. – Готовьтесь. Они выжимают из локомотива все, что могут.

Вой сирены «шестьдесят четвертого» теперь звучал непрерывно, пробиваясь даже сквозь броню.

– Этак они отравят радиоактивными выбросами все в округе, – Плакса машинально втянул голову в покатые плечи, скрывавшиеся под мотками шарфа. – Если «все, что могут», значит, сорвали заглушки и фильтры. Ой-ей-ей… Что будет то...

– Три тысячи двести метров до стрелки, – прогудели динамики. – Минута пятьдесят. Минута сорок девять…

– Ладно, я на позицию, – заключил Плакса.

В «штатном» вагоне отделения Деметриус, напрягая силы, катил по направляющим броневую панель. Водила давил на педали, управляя жужжащими приводами. От автоматической пушки «Химеры» пахло маслом, нашатырем и порохом. Танк на холостом ходу чуть вздрагивал и злобно урчал, словно дух, заключенный в старом корпусе, преисполнился бешеной ярости. Опять взревел паровоз, и, вторя ему, низко загудел танковый дизель.

Холодный поток ворвался внутрь, кружа обрывки бумаги, кусочки срезанной проводной изоляции, а также печати, сорванные Фидусом с оружейных шкафов и химических контейнеров. Деметриус чуть не споткнулся о связку кабелей, кинутых прямо на железный пол, но удержался. Санитар остро чувствовал, что забыл надеть шапку, толстые перчатки, а также подтянуть шарф выше. Ветер закусил холодными клыками уши, обдул мокрое лицо, так, что на ресницах повисли замерзшие капельки влаги. Одно хорошо – ледяное дуновение охладило горящую от ольгиной руки щеку. Хотя Деметриусу было холодно, больно и очень страшно, санитар не удержался от счастливой улыбки. Он сумел, причем сразу несколько добрых вещей – помог овечке Императора, уберег собственную душу и удержал под контролем Свет, которым Бог наградил недостойного прислужника. А значит, жизнь уже в чем-то удалась.

– Готово! – крикнул санитар, больше для себя, потому что танкист его все равно не слышал, а открытый проем наверняка видел и сам.

– Минута двенадцать. Минута одиннадцать, – бесстрастно считала Дженнифер – Минута десять. Минута девять…

– Отработай один короб, – приказала Берта через интерком. – Целься по локомотиву. Да! – рявкнула наставница, опережая неизбежный комментарий – Знаю, что он забронирован! Но попробуй.

– Ага, – пробормотал себе под нос Водила. – Достану через триплекс и убью всех одним рикошетом.

– Чего!?

– Слушаюсь! – отрапортовал мехвод-стрелок, про себя же подумал, что все это зряшная трата боеприпасов. «Шестьдесят четвертый» идет догоняющим курсом, к тому же под углом, то есть нормально обстреливать можно только лобовую проекцию локомотива, который сам по себе таран, и рассчитан на то, чтобы снести даже титан, если таковой попробует заблокировать магистраль. А по вагонам снаряды будут приходить под таким углом, что рикошет обеспечен даже без учета бронирования. Но приказ есть приказ. Кроме того, хоть кого-нибудь да застрелим, вон, сколько еретической нечисти повылезало наружу.

– Так то лучше! – отрубила наставница, она же действующий комендант.

Гудели приводы, башня развернулась влево, ствол автоматической пушки, кажущийся коротким и тонким на фоне массивного корпуса, задвигался вверх-вниз. Выл пронизывающий ветер, рычал паровоз, пронзительно вопила сирена вражеского состава. Деметриусу казалось, что сейчас он оглохнет. За отодвинутой панелью оседал красно-золотой шлейф искр из паровозной трубы, как настоящий дождь огня и божьего гнева.

Светает, невпопад подумал санитар. Еще минут пятнадцать, и слабое утреннее солнце осветит поле боя. Или могилу. Вражеский бронепоезд оказался очень близко и приближался, Деметриус подумал, что тень его, наверное, достает до…

– Пятьдесят девять секунд. Пятьдесят восемь...

А откуда тень?

Прежде чем юноша сообразил, какие фокусы выкидывает удивительный свет, исходящий от еретического поезда, Водила открыл огонь, и Деметриус оглох по-настоящему. Сноп огня длиной в метр, а может и больше, рванулся из черного ствола. Трассеры слились в сплошной ярко-желтый поток, который начал буквально поливать серую громаду вражеского локомотива. Убийственные снаряды скакали по броне, как безобидные искорки, оставляя почти незаметные оспины, сбивая краску. Фронтальный прожектор «Шестьдесят четвертого» разбился, яркий луч погас, но сирена взвыла еще громче, словно вражеская машина выла от ярости. Вторя ей, грозно рычал паровоз «двенадцатого», так, что даже вагонные оси тяжело вибрировали.

Очередь на весь короб длилась секунд девять, может чуть больше, но эти мгновения показались Деметриусу бесконечными. Ствол «Химеры» светился красным, дым валил к низкому потолку, где его сразу подхватывал и тащил наружу ветер. В ушах звенело, шум прекратился, и санитар чувствовал себя, как запаянным в стеклянный сосуд. Все казалось отстраненным и далеким. Деметриус не сразу заметил, что Водила высунулся из люка и бешено размахивает руками в кожаных перчатках по локоть.

– Чего? – одними губами спросил Деметриус.

Очень сильно заболел висок, там, где была психонавтическая игла.

Водила смешно размахивал руками, немо шевелил губами.

– Не слышу, – сказал Деметриус, а может, хотел сказать, во всяком случае, юноша не слышал ни звука.

Бешено сквернословя, мехвод вытянул себя из люка, цепляясь за края, бросился закрывать броневую панель.

– Идиот, кто же без наушников под стволом торчит! – заорал он, отталкивая контуженого санитара. Деметриус глупо улыбался, вытирал кровь, тянущуюся тонкими струйками из ушей к воротнику.

– Тридцать три, тридцать две, – механически отсчитывала техножрица, и Водила подумал, что никогда секунды еще не тянулись так медленно и одновременно не мчались с такой скоростью, когда одно мгновение с легкостью вмещает череду занимательных событий.

Снежные валы, вздымаемые двумя составами, объединились, между поездами поднялась грязно-белая стена, сотканная из колючих вихрей, острых снежинок. Водила напряг мышцы, сдвигая металлический лист, чувствуя, как ролики скользят по направляющим, давя комья смерзшегося снега. Черная тень беззвучно метнулась от вражеского поезда в длинном прыжке, не долетела, исчезнув средь бурунов перебаламученного снега.

– Двадцать пять…

Наконец броневая панель выше человеческого роста со звучным лязгом ударилась торцом в раму, мехвод накинул болт запора, схватил за шиворот Деметриуса и потащил к «Химере», впрочем, понимая, что уже не успевает.

Загорающийся восход скользнул по невидимому горизонту, как лезвие алой бритвы. Впереди загоралось мрачное сияние багрового и темно-желтого – пожары в пригородах. Там, среди огня и дымов, угадывалось зловещее движение, проявление некой жизни, кажется, что-то взрывалось и сверкало огнями лазеров, но сейчас думать об этом не было ни желания, ни времени.

– Почему они в нас не стреляют, – пробормотала Берта, склонившись над оперативным столом, где на плафоне разместилась отдельная карта пригородов юго-запада.

Едва слышный сквозь броню звук длинной пушечной очереди оборвался. Наставница переживала острое чувство собственной неполноценности. Под ее руководством оказалась настоящая боевая единица, но командирша плохо представляла, что делать с даром Императора. Опыт, чтоб его… опыт и образование, их катастрофически не хватало. Приходилось внимательно слушать Фидуса, который военным не был, но прошел разностороннюю подготовку, в том числе изучал основы тактики – по ходу расследований инквизиторам не раз доводилось принимать командование над милитаризованными отрядами.

– Потому что они еретики, – солидно предположил Священник, растирая замерзший нос. – Все готово?

Криптман молча кивнул, склонившись над чем-то похожим на кассовый аппарат, собранный кувалдой из инструментального ящика и проволоки. Что-то подкрутил напоследок и вручил Доходяге, тот молча выпрямился, едва ли не по стойке смирно и вцепился в предмет, как в позолоченный череп имперского святого.

– Ну… – сказала Берта и поняла, что не знает, как продолжить. – Все вроде на позициях…

Она быстро перебрала в уме расположение остатков роты. Да, кажется все там, где надлежит, и все готовы. Осталось, чтобы собранная на живую нитку конструкция сработала.

– Двадцать. Девятнадцать...

– Приготовьте перископы! – скомандовал Фидус, вовремя припомнив. – Если проскочим, нужен будет обзор.

Священник посмотрел в триплекс. «Шестьдесят четвертый» быстро догонял и на взгляд монаха удар в борт был неизбежен. Но если Вакруфманн считала, что шансы есть, значит, они есть, шестеренки умеют считать. Если оторванная башка не ошиблась. Если не солгала. Или…

Монах специально прищурился, чтобы увидеть как можно меньше, не оскверняя глаза и душу созерцанием недостойного, запретного. Однако даже так зрелище наполнило его страхом и отвращением, но в то же время необъяснимо притянуло. Слишком много света, ласково-сиреневого, мягкого, с карамельными оттенками, которые хочется пробовать на вкус. Выглядело как мороженое на сливках морской коровы, лакомство, достающееся детям лишь по большим праздникам, потому что молоко целиком идет в армейские поставки, насыщая воинов Императора. Священник мог, наверное, в точности припомнить все эпизоды, когда ему доводилось пробовать чудесное мороженое. У него был точно такой же цвет, с легким глянцем, а если коснуться языком…

Монах в ярости ударил кулаком по заслонке, до крови, разбивая костяшки, чтобы избавиться от морока.

– Не смотрите, не смотрите! – крикнул он. – Это злая отрава!!!

Берта, которой явно пригрезилось что-то свое, отшатнулась, закрывая глаза ладонью, мотнув головой, будто вытряхивая из головы чужие, наведенные мечты, замаскированные под воспоминания.

Вражеский бронепоезд был облеплен обезьяноподобными фигурами, странно искаженными, ненормальных пропорций. И было их много, намного больше, чем даже штатный состав самоходной роты со всеми обслуживающими частями, включая отделение дорожного ремонта. Не-люди находились в постоянном движении, копошась, будто черви с конечностями, переползая друг через друга и, кажется, цепляясь за металл голыми руками. Человек на такой скорости и на таком ветру давно замерз и упал бы.

Вакруфманн продолжала считать, но Берта странным образом поняла, что не воспринимает числа. Дрожала каждая мышца в теле, пальцы тряслись, нервы гудели, как провода на ветру.

«Сейчас!»

Сейчас…»

Наставница подумала, что давненько ей не приходилось кричать во весь голос чаще двух-трех раз в день, а сейчас она вопит без перерыва. И приказала, сжимая длинную ножку микрофона:

– Приготовиться к удару!!!

Священник упал на горячий твердый пол, схватился за намертво привинченную ножку стола, закрыл глаза.

– Десять...

Священник подумал, что все это похоже на детскую считалку. Такими развлекались дети в поселке, когда не видели взрослые. «Десять колдунов решили колдовать, явилась инквизиция, и их осталось пять». Забавные стишки, которые оказались куда серьезнее, чем думали глупые мальчишки и девчонки в приморском селении.

– Восемь...

Если верить затухающим сигналам, что все еще циркулировали по электронным цепям, сервиторы горели. Обезвоженная плоть тяжело поддавалась огню, ветер напирал холодной стеной, но паровозная площадка уже не была местом тварного мира, и физика в ее пределах подчинялась иным законам. Огонь перекинулся на тендер, и угольный контейнер извергал дымный факел, словно вторая труба. Вода в котле уже прошла стадию пара и превратилась в чистый сгусток энергии, огненное сердце, посвященное Богу-Машине бьющееся во славу Его и только Его попустительством.

«Ты – прожил, мы чтим тебя, Омниссия ждет» – передала двоичным кодом Вакруфманн старому паровозу, и машина ответила воинственным рычанием, словно тигр, напружинившийся для последнего броска. Это было невозможно, и все же военный тягач добавил еще тяги на парораспределительный механизм. Контркривошипы, маятники, ползуны и кулисные тяги молотили со скоростью турбины, и вышли за все мыслимые границы прочности, но там, где правит Чудо, формулам иногда приходится отойти в сторону.

Сервитор Люкт, укрывшись за тендером, приготовил кувалду, готовясь разъединять сцепку, горячий воздух обжигал ему лицо, но полумертвец как будто не замечал этого. Впереди, словно горящие куклы, медленно передвигались сервиторы паровозной команды, выполняя уже бессмысленные движения. Один за другим они падали, умирая окончательно средь дыма и огня. Люкт опустился на колени, чтобы удар не сбросил его за борт или не кинул вперед, в ревущий ад.

– Три.

«Трое колдунов молились богу крови, потом взялись за топоры и вот уже их двое» – вспомнил Священник слова, которые давным-давно запустили долгую цепь очень грустных событий и привели его, в конце концов, бессрочным добровольцем на Маяк и в Отряд.

– Два.

«Двое колдунов чихали и страдали, но дедушка их не забыл, половник одному налил и…»

И страшный удар сотряс многотонную махину «Радиального-12». Бронепоезд содрогнулся, раскачиваясь в скрежете и лязге металла, жестокий удар передался на каждую гайку и винт, отозвался грохотом и звоном. А Священник понял, что Император воистину с ними, потому что удар пришел с кормы, а не в борт. И это значит, что «Двенадцатый» успел проскочить под стрелкой, прежде чем еретический состав повернул на ту же магистраль.

– Подъем, – скомандовал Фидус больше самому себе, все равно его никто не расслышал бы в грохоте столкновения.

«Шестьдесят четвертый» врезался в корму преследуемого, как догоняющий молот. Пронзительный скрежет все не заканчивался, будто необоримая сила тащила составы по рельсам с заблокированными колесами. Криптман был уверен, что за прочными стенами вагонов рассыпаются фонтаны искр и летит во все стороны раскаленная металлическая крошка.

Инквизитора как будто ударил поезд, сразу весь. Страшнейший удар разошелся по всей конструкции, включая слабых людей в железной утробе, и Фидус чувствовал себя так, будто его хорошенько избили, не пропустив ни единой косточки. Любое движение причиняло боль, на мгновение инквизитора захлестнул приступ нерассуждающей паники, ему показалось, что вокруг снова Баллистическая станция, а инквизитор при смерти, частично парализованный, отданный на милость слабой девчонки, которая даже не знала, кто такой Император.

Девчонка.

Император.

Рыча сквозь зубы, Фидус поднялся на колени, стукнувшись затылком о штабной стол. В глазах зажглись звезды, но у Криптмана и так все болело, так что новый импульс без следа затерялся на общем фоне. Фидус хотел добраться до перископа, но Священник успел раньше и неловко повернул массивную трубу. Окровавленные пальцы скользили по эбонитовым ручкам, перископ разворачивался рывками. В углу яростно ругалась Берта, чью свирепость ушибы и столкновение не сократили ни на волос.

– Вижу! – громко сообщил монах, шлепая то ли разбитыми, то ли прикушеными губами. – Они позади нас! Толкают!

– Дай, – прохрипел Фидус, едва передвигая ногами. – Гляну…

Доходяга, судя по всему, буквально защитил собой доверенный агрегат, во всяком случае, штрафник скособочился как человек со сломанными ребрами, а коробка с проводами казалась целой. Чуть оклемавшаяся Берта пыталась связаться с вагонами и «Химерой». На разные лады бормотали штабные сервиторы, навсегда объединенные со своими пьедесталами, ставшие частью поезда. И лишь железная фигура техножрицы Дженнифер неподвижно сидела в кресле оператора связи, похожая на сюрреалистическую скульптуру с приставленным черепом. Ее голова, крепко примотанная изолентой к стойке гирокомпаса, погасила окуляры и действительно казалась измятой кастрюлей, оправдывая распространенное прозвище марсиан. Быстро и часто мигал красный свет, похоже, автоматика пыталась включить аварийное освещение, но что-то не работало.

– А-а-а… – Берта витиевато и энергично выругалась. – Все, связь отрубило. И переговорные трубы перекосило от удара. Теперь только громко орать.

Будто в иллюстрацию ее слов забортный скрежет усиливался. Кажется, от «Двенадцатого» что-то отваливалось прямо на ходу, причем без перерыва. Фидус приложился к перископу, неловко разворачивая массивный цилиндр.

– Ничего, главное, что флагшток целый, – выдохнул Священник, морщась от боли, ощупывая рассеченный затылок. – Знамя это сердце Отряда, под ним наши души неуязвимы для Зла.

Несмотря на тон фанатичного проповедника, на разбитом в кровь лице Священника явственно читалось «надеюсь, неуязвимы».

– Сервитор Люкт отцепляет паровоз, – без предупреждения вымолвила безжизненная голова Вакруфманн. – Внутрипоездная связь будет скоро восстановлена.

– А как же... – встрепенулся, было, Священник и осекся, даже пристукнул себя по голове, снова поморщившись.

Действительно, с учетом обстоятельств заботиться о скорости не было нужды. Даже без паровоза «Двенадцатый» толкали вперед сто пятьдесят тысяч лошадиных сил преследователя, который определенно не собирался тормозить.

– Да, теперь мы точно въедем прямо в город, – прошептал скорее самому себе монах, не понимая, радоваться этому или наоборот.

– Давайте, – скомандовал Криптман, нажимая на рукояти перископа запястьями, сжимать пальцы в кулак было слишком больно. Что бы ни увидел инквизитор в панорамный окуляр, это его не вдохновляло.

– Давайте! – уже изо всех сил закричал Фидус, и Доходяга торопливо нашарил первый рычажок на кассовом аппарате.

*

– Рискну предположить, что «Радиальный-12» можно списать со счетов, – сухо констатировал архивариус и поправил медицинский справочник, который перед этим торопливо листали, едва не повырывав страницы, инквизиторы.