Текст книги "ЭпидОтряд (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

Соавторы: Луиза Франсуаза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Ольга нахлобучила повязку, ссутулилась, сунула руки в карманы и пошла к третьему вагону, волоча ноги так, что носки скребли по бетону. Поезд – после того как отцепили несколько вагонов и отогнали на профилактику паровоз – казался очень коротеньким и несоразмерно высоким. Как странная игрушка. Девушка шагала без спешки, размышляя о том, что все вышло как-то неправильно. Почему она не спросила у Савларца, куда и зачем надо идти? Кто передал ей указание через ряженого стихоплета? И что бы сказал на это какой-нибудь психолог. Вспомнился тест на определение личной свободы и самостоятельности, тот, где некурящему предлагали сигарету. Осознав, что воли у нее как бы и нет, Ольга пригорюнилась еще больше. С определенного момента ей начало казаться, что ноги тащатся совсем уж тяжело, с громким скрежетом.

Девушка остановилась и поняла, что это не она шумит, а некая хрень приближается со стороны, увесистая и шумная. Приближается довольно быстро. Ольга на всякий случай огляделась и не обнаружила следов паники. Никто не звонил тревогу, не бегал с оружием, значит все шло так, как и следовало. И все же, что гудит, словно Годзилла? На всякий случай подносчица стала ближе к вагону, чтобы, ежели чего, нырнуть за колесо полутораметрового диаметра. Годзилла приближался, пыхтя и шумя, пока, в конце концов, над крышей дальнего склада не мелькнуло что-то большое, серо-черно-белое, четких геометрических очертаний.

– Ого, – выдохнула подносчица, не особо, впрочем, удивившись. Она уже привыкла, что «здесь» регулярно происходит что-нибудь удивительное и невиданное. Вот, например, шагающая машина высотой с пятиэтажку. Почему бы и нет, в конце концов?

Машина была двуногой, походила на гибрид курицы и черепахи. Могучие «ноги», в которых, кажется, имелось многовато суставов, несли широкий приплюснутый корпус наподобие гипертрофированного плечевого пояса атлета. Из корпуса торчала кабина, благодаря которой машина и в самом деле походила на ящера, опустившего морду перед броском на жертву. Мощные «руки» не имели пальцев или чего-то похожего, это были скорее манипуляторы для размещения орудийных батарей.

Искусственное чудище казалось одновременно и медлительным, и опасным. В его движениях чувствовалась хищная плавность, как у тираннозавра из спилберговского фильма, где еще кого-то съели прямо на унитазе. Машина гремела железными «башмаками», оставляя на бетоне глубокие вмятины с мелкой сетью трещин, из сочленений вырывались струи пара или какого-то газа, на «плечах» крутились фонари, похожие на габаритные огни. Каждая часть удивительного механизма звучала по-своему, а все вместе они создавали басовитую мелодию, похожую на ритмичное дыхание. Над и позади машины воздух явственно колебался, наверное, там шел выхлоп от работающих двигателей.

Гигант вполне целеустремленно шел к поезду, и на мгновение Ольге показалось, что сейчас машина перешагнет через вагон... нет, все-таки «ножки» коротковаты. Меха-Годзилла, будто подслушав мысли балллонщицы, немного присела, так что Ольга подумала: сейчас перепрыгнет! И снова ошиблась – машина просто меняла курс. Девушка посмотрела вслед чудищу страшному, убедилась, что действительно, на железной заднице пышут жаром решетки гигантских радиаторов. Должно быть, там по-настоящему жарко...

Ольга сгорбилась, словно это могло уберечь джоули собственного тепла. Захотелось пробежать рядом с шагателем, забраться на него и погреться о теплый, наверное, даже горячий металл. Ольга вздохнула и пошла к третьему вагону, где еще ни разу не бывала.

Третий ничем не отличался от первого, второго и прочих, такая же громада в два с половиной этажа, откидывающаяся аппарель для техники, узкие бойницы окошек с заслонками. Ольга вскарабкалась по трапу с тонкими перилами, стукнула в дверь. Ничего не произошло. Стукнула еще раз, с тем же результатом. Когда баллонщица занесла руку в третий раз, недовольно кривя губами, вдруг что-то щелкнуло, и дверь сказала:

– Входи.

Ольга качнулась и едва не упала от неожиданности с высоты двух метров.

– Входи, – с той же механической интонацией повторил скрытый динамик.

Девушка мотнула головой и с усилием повернула рычаг.

Третий вагон, судя по убранству, предназначался для технического обслуживания. Здесь не было машин и огненно-химических принадлежностей, зато приборы громоздились как археологические слои, буквально один на другом, все разные и каждый будто собирали вручную, из того, что попадется, без чертежа и шаблона. Это настолько походило на мастерскую Дженнифер Вакруфманн, что Ольга поначалу даже не удивилась, когда обнаружила саму Дженнифер.

– Здравствуй, – сказала «шестеренка»

– Привет, – ответила девушка, думая о своем. – А кто здесь меня... Ой!

Впервые за три дня, минувшие после казни Пыхаря, Ольга почувствовала себя живой. Она искренне – совсем как близкому другу – обрадовалась металлической женщине, которая не считала себя женщиной.

– Привет! – Ольга хотела даже прыгнуть на Дженнифер и покрепче обнять от избытка чувств (к тому же механичка была теплой), но сдержалась. Очень кстати (или наоборот, некстати) сердце уколола игла подозрительного недоверия – чистильщики тоже казались приличными людьми, пока не выяснилось, что у них действительно в порядке вещей жечь живых людей. Кто знает, что выкинет «шестеренка»?

– Хвала Омниссии, мы снова встретились, – Вакруфманн обозначила церемонный поклон, а затем синусоидальная линия на экранчике, заменявшем механистке рот, сложилась в улыбку. – Я рада.

После уроков Священника Ольга уже знала, что Омниссия, он же Бог-Машина есть одна из ипостасей Императора. Ему поклоняется каста специальных технических жрецов, которым – и больше никому – дозволено профессионально работать с техникой сложнее трактора. Вакруфманн была одной из них.

– Но как... что ты здесь?.. – девушка развела руками, не сумев найти правильные слова.

– Ваш поезд в недостойном состоянии, – объяснила жрица. – Много работы, повышенный износ, малочисленный персонал. Духи машин печальны и слабы. Я зажгу ярче свет Омниссии.

– Это хорошо! – баллонщица все же решила, что это скорее добрая новость. – Я рада!

– Я тоже.

Теперь Ольга, наконец, могла рассмотреть жрицу механического бога внимательно и без спешки. Механистка (а может механисса или черт его знает, как там правильно) была чуть выше земной девушки. Детали ее сложения (хотя наверное правильнее сказать конструкции) разглядеть не получалось из-за простого красного балахона, ниспадающего до пят. С одной стороны вид жрицы вызывал улыбку и прочные ассоциации с детским кино – металлические руки и голова казались нарочито простыми, ни маркировок, ни сложных соединений и деталей как, например, у терминатора. Гладкий металл и стекло, заполированные швы, гофрированная резина в суставах, прямо какой-то Железный Дровосек, только небольшой и очень аккуратно сделанный. С другой... пластика Дженнифер, едва заметная инерция движений, легкий скрип металла под ногами, свидетельствующий о солидном весе, все это было крайне далеко от игрушки и киношного реквизита.

А еще, насколько помнила девушка, где-то под плащом скрывается щупальце с когтями, которое очень ловко прожигает мозги.

– Ты починила, этот... как его... – Ольга сморщилась, пытаясь вспомнить.

– Гиперзвуковой резак с рабочей частью из магнитострикционного материала, – уточнила Дженнифер. – Нет, я демонтировала основу и заменила его на акустическую отвертку. И еще я привезла с собой магнит.

– Да, точно, второй же магнит, – улыбнулась Ольга.

– Садись, – Дженнифер показала на клубок проволоки с торчащими палками. Ольга сначала не поняла, затем наклонила голову и поняла, что под определенным углом вязанка смахивает на стул.

– Так это ты меня вызвала? – спросила девушка, осторожно садясь. «Стул» выглядел подозрительно и опасно, казалось, что в любую секунду в тощий зад воткнется острый конец проволоки.

– Да. Я провожу инвентаризацию. Оцениваю эффективность молитв и последовательность ритуалов. Нашла в логах запись о хирургической операции. Базовые аугментации послушников не отличаются выдающимся качеством. Вероятно, твоя функциональность частично восстановлена, однако сопровождается дискомфортом и побочными эффектами. Это так?

– Да, – Ольга хотела всхлипнуть в приступе саможалости, но сдержалась. – Больно. Все время больно. И давит на глазницу. И чешется.

– Я так и думала.

Дженнифер нависла над сидящей пациенткой и вдруг замерла, издавая модулированное жужжание. Линия «рта» запрыгала острыми пиками. Ольга съежилась, подозрительно глядя на жрицу.

– А что ты делаешь? – осторожно спросила девушка спустя минуту или две.

Дженнифер пожужжала еще немного и внезапно ответила:

– Молюсь.

– А я думала, проверяешь глаз, – разочарованно протянула пациентка.

– Это одно и то же, – бодро уточнила жрица и коснулась висков Ольги теплыми твердыми пальцами. – Сохраняй неподвижность. Говорить можно.

– Одно и то же?..

– Да. Мы служим Омниссии, и наша служба есть работа. Все, что делается с почтением и уважением, есть служение Машине, всякая молитва Ему есть деяние во славу Его.

Ольга не очень поняла эту тираду, но рискнула уточнить:

– И когда я включаю свет, я тоже молюсь... Машине?

– Нет. Ты просто включаешь свет. Но когда нужно починить реостат, это молитва, воплощенная в действии. Или действие, которое само по себе есть молитва. Сложно объяснить, – вдруг пожаловалась Вакруфманн. – Человеческий язык очень беден. Скудный набор символов, ограниченный понятийный аппарат.

Ольга подумала, что вроде ничего сложного, все звучит логично и вполне в русле всеобщей повернутости на религии. Но решила оставить соображение при себе и уточнила:

– Я ничего не чувствую. Так и должно быть?

– Да.

– А что там?

– Грубая работа. Старательная, но безыскусная. Низший уровень поклонения, функциональность без изящества и красоты.

– Красоты... – повторила девушка. – А я думала, у вас не про красивое...

– Кого ты имеешь в виду, говоря «у вас»? – Вакруфманн по-прежнему касалась ольгиной головы.

– Ну... вас, тех, кто служит Омниссии.

– Мы любим красоту. Мы ценим красоту, – Ольге показалось, что синтетический голос жрицы стал чуть жестче и строже. – Но это другая красота. Она во многом совпадает с пониманием обычных людей, не благословленных Омниссией, однако выходит далеко за рамки этого понимания.

И снова Ольга хотела возразить, но девушка буквально схватила себя за язык.

Дженнифер убрала руки, выпрямилась, глядя на девушку зелеными окулярами.

– Микродвижения мышц лица и шеи свидетельствуют о проговариваемых словах. Ты хочешь что-то сказать, однако молчишь. Из этого я заключаю, что ты полагаешь слова неуместными. Как правило, люди молчат из соображений такта или страха. Возникшая между нами эмоциональная связь определяет более низкий порог коммуникативных допущений. Таким образом, я полагаю, ты хочешь что-то сказать, но боишься. Это связано с публичной казнью дезертира, состоявшейся три дня назад?

Ольга упрямо сжала губы, решив для себя, что в прикрытый рот муха не залетит.

Дженнифер издала странный высокий писк, немного похожий на звуки модема из фильма «Хакеры». Откуда-то сверху опустились сразу два сервочерепа. Один вполне традиционный, с красной линзой и смешными ручками. Второй посерьезнее, с длинным кабелем и батареей инструментов, подозрительно смахивающих на хирургические. Из-за спины жрицы, цокая металлическими подковками, вышел несуразный робот, похожий на вешалку. Именно робот, а не сервитор, что было весьма необычно.

– Сейчас я помогу. Будет лучше, – пообещала Дженнифер.

– Я смогу видеть нормально? – с надеждой спросила девушка.

– Если ты имеешь в виду «как прежде» – нет.

Ольга разочарованно выдохнула.

– Функциональность будет доведена до восьмидесяти шести процентов относительно исходного состояния глаза. Также станут доступны некоторые специальные возможности. О них я расскажу потом.

Робот-вешалка подступил ближе и неожиданно крепко взял голову пациентки в захват, фиксируя для операции. Черепа опустились ниже, кровожадно щелкая и дергая лапками. Ну, во всяком случае, Ольге почудилась кровожадность, очень уж зловещими казались летающие головы.

– Не бойся, – посоветовала Вакруфманн.

– А может укол? – робко предложила пациентка.

– Будет, – твердо пообещала жрица. – Кстати, сказанное «не бойся» относилось не только к ожиданию физической боли.

Девушка помолчала, не зная, что тут можно сказать. Вешалка усилила металлическую хватку, но без жесткости. Затем последовал неожиданный укол под больной глаз. Ольга дернулась и вскрикнула.

– Анестезия, – сообщила Вакруфманн. – Устраняет боль.

– Спасибо, – проворчала пациентка. Боль не исчезла, скорее, чуть отдалилась, ушла даже не на второй план, а еще дальше. Теперь она воспринималась как длящийся комариный укус, вроде и не болит, однако весьма и весьма неприятно.

– Я повторю, не бойся.

С этими словами Дженнифер снова начала гудеть, на сей раз исчезающе тихо, как-то успокаивающе и мягко. Ольге вспомнилось (и сразу забылось) давным-давно услышанное слово «инфразвук».

– О чем ты, – буркнула девушка, прислушиваясь к собственному состоянию. Комариное жало словно таяло, растворялось под мягким давлением вколотого препарата и гудения жрицы. Вокруг поврежденной глазницы разливалось тепло, оно уходило дальше под череп, будто обволакивая мозги. Мысли очищались, становились удивительно ясными.

– Оценивая твой поведенческий шаблон и реакции, я прихожу к выводу, что твоя родина относится к среднеразвитым мирам, где почитание Императора выражено слабо, а Омниссию не чтут вовсе.

– Император защитит! – Ольга среагировала уже заученно, изобразив аквилу. – Люблю его всем сердцем! Он отец всех людей, податель благ и милосердный покровитель!

«А еще кровожадный мертвец, чтоб он провалился в ад вместе со всеми почитателями»

Но Дженнифер будто и не услышала энергичное признание в любви к божеству Империума.

– На людей такого рода встреча с более энергичными формами поклонения Богу-Императору человечества оказывает деморализующее впечатление, – жрица помолчала и добавила, видимо в пояснению – Угнетающее.

– Я знаю, что такое «деморализованный», – новая, просветленная Ольга легко вспоминала слова, которые давно забылись. Хотелось поговорить с умным человеком, пусть даже он стальной и весит два центнера. Но было все-таки страшновато.

– Я чту Императора! – на всякий случай повторила она. – И, наверное, Омниссию тоже, ведь он один из обликов… или ликов... в общем, он тоже часть Императора. Или сторона Императора...

Ольга окончательно запуталась и смутилась, но жрица не казалась обиженной или сердитой.

– Это нормально, – успокоила Вакруфманн. – Концепция нескольких ипостасей цельной и непостижимой силы непроста для понимания. Я понимаю, что ты хочешь сказать, я испытываю признательность за уважение, которое ты высказала Омниссии. Но вернемся к прежнему вопросу. Повторю: не бойся. Я не собираюсь делать ничего, что навредило бы тебе и тем более привело к наказанию или смерти.

Только сейчас Ольга вдруг сообразила, что не чувствует половины лица, причем строго по срединной линии, проходящей через нос. Вообще не чувствует, причем это случилось исподволь, незаметно. Девушка удобнее откинулась на проволочном сидении, издав облегченный вздох. Ей было решительно хорошо и спокойно, а также тепло и безопасно. Ольга на всякий случай с подозрением глянула на собеседницу.

– Точно не собираешься? – строго уточнила пациентка.

– Точно, – пообещала Дженнифер.

– Ну, хорошо, – согласилась Ольга и еще раз выдохнула, наслаждаясь ощущением теплого воздуха, омывающего небо и язык. Вдыхать было приятно, выдыхать еще лучше. Каждый глоток воздуха будто прочищал легкие, вытягивал из тела боль и усталость. А если сосредоточиться на процессе, то можно было почувствовать, как вдох устремляется дальше, чуть ли не до пяток, расширяя на своем пути мельчайшие капилляры.

– А зуб дашь? – подозрение почти растаяло, но все же осталось где-то на самом краешке сознания.

– У меня нет зубов, – честно призналась Дженнифер. – И вообще голосового аппарата. Давно избавилась от него. Это неудобно и непрактично.

– Но как же ты ешь? – поразилась девушка.

– Я не ем. Моя биологическая часть нуждается в питательных веществах, но я получаю их в концентрированном виде и с оптимизацией под персональный метаболизм.

– Ой, бедная... – огорчилась пациентка. – Ты и пожрать то нормально не можешь.

Затем она подумала, что «жрать» – не то слово, которое следует использовать в приличном обществе, хихикнула и прикрыла рот ладонью. – Извини.

– Все в порядке, – обнадежила Дженнифер. – Достоинства диффузионного питания на сторонний взгляд могут быть не очевидны.

Ольга еще немного помолчала, сосредоточившись на ощущениях, она пыталась понять, что происходит с глазом, но безуспешно. Впрочем, крови не было (во всяком случае на виду), уже хорошо. Словно прочитав ее мысли, Дженнифер прокомментировала ход операции:

– Извлекаю протез.

Один из черепов качнулся, выглядело так, будто летающая голова кивнула, соглашаясь. Получилось очень смешно, девушка улыбнулась одной стороной рта, вторую она не чувствовала. Тем временем второй сервочереп подал жрице что-то похожее на дрель, аппарат выглядел зловеще, на конце «сверла» вспыхивали разноцветные искорки, похожие на электрические.

– Мне страшно, – вдруг призналась оперируемая.

– Это безопасно, – успокоила Дженнифер. – Необходимо, чтобы разъединить контакты без травмирования нервной ткани.

– Нет... мне совсем страшно. Ну, не прям сейчас... вообще. Очень-очень.

– Это естественное состояние человека, запрограммированное эволюцией. Живой субъект должен стремиться к выживанию. Выживание должно быть мотивировано. Чувство страха и желание избавиться от него – хорошие мотиваторы.

Дженнифер немного помолчала, будто желая удостовериться, что собеседница хорошо поняла смысл услышанного.

– Когда я была человеком, тоже часто боялась, – в свою очередь доверительно сообщила жрица.

– А потом ты стала машиной и перестала?

– Это упрощенное представление. Хотя в целом верное. Как было сказано выше, чувство страха есть элемент сложного механизма, обеспечивающего выживание популяции. Страх дает жизнь. И он же отравляет ее.

– Двойственность какая-то, – заметила Ольга. Ей было тепло и очень хорошо. Едва уловимое гудение Вакруфманн успокаивало, укачивало, будто в колыбели. Создавалось непривычное, но приятное чувство спокойной бодрости, умиротворения, которое заряжало бодростью.

– Это называется «диалектика», – вымолвила Дженнифер. – И когда человек становится на путь служения Богу, он сбрасывает многие оковы плоти. В том числе страх.

– Все религии обещают спасение и благость, – Ольга сама удивилась, как ловко и красиво у нее получается излагать. – Служи и будешь спасен!

– Это так, – согласилась жрица. – Но все они обещают спасение когда-нибудь. Потом. В некотором неопределенном будущем, как правило, за рубежом физического существования.

– И... Император?

– И он тоже, – без колебаний подтвердила Дженнифер, так, что у Ольги отвисла челюсть. – Вера в Бога-Императора конструктивна и эффективна. Она служит интересам целого, то есть человечества как мультирасового и мультикультурного объединения. Однако диалектически безжалостна к судьбам базовых элементов единства.

– Подожди... я запуталась...

Ольга попробовала как-то упорядочить слова Дженнифер и уместить их в сознании. Состояние интеллектуальной эйфории расширилось, перейдя в стадию горячего желания мыслить, искать истину, спорить. Вакруфманн терпеливо ждала, медицинские черепа продолжали работу, тихонько чирикая, видимо переговариваясь на своем машинном языке.

– Ты хочешь сказать, что церковь императора поддерживает существование людей в целом, но легко топчет людей по отдельности?

– Именно так.

Ольга припомнила, что подобные вещи уже говорил Священник, только другими словами. Миллион миров, возможно миллионы. Бесконечные тысячи культур, традиций и обычаев. И вера как единственный стандарт, в который можно уместить это невообразимое множество. Девушка поделилась с Дженнифер этими соображениями, честно сославшись на автора. И закончила критикой:

– Но это все же неправильно... Вот Пыхарь, например... он ничего не сделал! Он был хорошим и честным. Каждый мог оказаться на его месте! Каждый, даже наша качковская командирша. И его сожгли.

Стало так грустно, что девушка шмыгнула носом, по щеке скатилась непрошеная слеза. Один из черепов сразу же промакнул слезинку клочком марли. Забота летающей башки напомнила о ее собрате, которого унесло в космос, и о Машине. Не той, что Омниссия, а о древнем компьютере-когитаторе. Захотелось рассказать и про него, однако девушка намеревалась в первую очередь обсудить вопрос организации Империума.

– Это свойство больших систем, – менторски изрекла Вакруфманн. – Управление ими требует обезличенности, протоколирования, чтобы уменьшить уровень энтропии, энергетических потерь в масштабных коммуникациях. Побочный эффект – статистическое пренебрежение судьбой тех, кто выпадает из рамок протокола и шаблона.

– Понимаю,– согласилась Ольга, немного подумав. – И не одобряю.

– Мы тоже, – коротко изрекла Вакруфманн.

– Э... что?

– Об этом поговорим в другой раз.

– Другой? Ты здесь надолго?

– На некоторое время. Все, закончено.

Вешалка разомкнула прочные объятия и услужливо подала зеркальце. Ольга быстро глянула в него, прикусив язык от нетерпения и ожидания чуда... и не удержалась от вздоха разочарования. Вакруфманн даже протез удалять не стала, только поместила его как-то чуть более аккуратно, убрала выступающие детали, обработала края воспаленной глазницы какой-то мазью, уняв боль. Кабель уже не торчал из виска, а пролегал под кожей и почти не ощущался. И на этом все.

– Спасибо, – грустно вымолвила девушка, с трудом удерживаясь от слез.

«Теперь я совсем урод...»

Хотелось побыстрее уйти, чтобы залезть под вагон, за огромное колесо, и там выплакаться, чтобы никто не видел. Хотя от этого, наверное, заболит снова и даже сильнее.

– Я фиксирую смену эмоционального состояния, которую можно с высокой вероятностью квалифицировать как обиду и разочарование.

Как обычно, когда Вакруфманн переходила на высокопарный машинный сленг, оставалось неясным, говорит она серьезно или мягко иронизирует. Череп с ручками улетел куда-то вглубь мастерской. Второй переместился к никелированному котелку с крышкой и начал деловито ронять внутрь инструменты, наверное, для стерилизации.

– Ольга, – кажется, жрица впервые обратилась к пациентке по имени, причем безукоризненно верно, без всяких «олл» и верно поставив ударение. – Ты спешишь.

– Неужели, – девушка опять ссутулилась, чувствуя, как необратимо тает хорошее настроение, чувство тепла и защищенности.

– Я – марсианка, – на сей раз в искусственном голосе прорезалось что-то похожее на гордость с легчайшими нотками надменности. Не явно выражаемого превосходства, а скорее чувства объективного превосходства, как у человека с паспортом настоящей державы среди папуасов.

– Я – Механикус. Бог-Машина не одобряет глупые шутки, обманутые надежды и бессмысленную жестокость. В отличие от других.

Ольге показалось, что Вакруфманн сделала особое ударение на «других», но обдумать это получше она не успела. Первый череп уже возвращался, мертвая голова тащила некую коробочку, странно похожую на... да, на подарочную обертку.

– Сюрприз, – Дженнифер снова изобразила улыбку, которая удивительно оживляла стеклометаллическое лицо.

– Что это? – спросила пациентка, когда череп опустил коробку на подставленные ладони.

Ольга чувствовала жар и возбужденное нетерпение. Ей очень, очень давно не дарили никаких подарков. То есть дары и подгоны случались, например, от соратников по нелегкой работе, а вот чтобы подарок, специально для нее... Марс не обманывает и не шутит, кажется так говорила жрица. Может быть внутри настоящий новый глаз?

– Открой. Думаю, тебе понравится. Кстати... – неожиданно спросила Вакруфманн, пока девушка торопливо шуршала оберткой. – Ты понимаешь, как работают зрительные протезы?

– Нет…

В коробке на свернутом платке лежала странная штука, похожая на очки с одним окуляром. Как в «Универсальном солдате» с красивым бельгийским парнем, чье имя Ольга напрочь забыла.

– А что это? – с любопытством вопросила девушка, осторожно вынимая предмет.

Дженнифер взяла у нее из рук очки, сама надела прибор на голову девушки.

– Необходимо провести персональную калибровку. Это займет шесть минут пятнадцать секунд. В твоем случае главным фактором слепоты оказалось прекращение функционирования сетчатки. Сетчатка – это органическая сенсорная фотоматрица, формирующая сигналы и передающая их в мозг. Сенсорный диаметр единичного монохромного фоторецептора составляет усредненно две тысячных миллиметра. Таким образом, в активном зрительном поле человека задействовано примерно сто миллионов элементов матрицы.

Дженнифер наклонила голову и посмотрела на озадаченную Ольгу.

– Пикселей. Понятно?

– Не-а, – честно ответила послушница.

– В базовом имплантанте, который был тебе установлен, активная матрица состоит из четырех миллионов единичных элементов.

– Четыре это меньше ста, – предположила девушка.

– Да. Кроме того, в силу более высокого порога реагирования, этим элементам необходимо примерно в тысячу сто восемьдесят раз большее количество света, чтобы органический зрительный нерв мог воспринимать его как сигнал. То есть, при обычном освещении эта матрица практически бесполезна. Решение, разумеется, есть, и оно заключается в объединении элементов в кластеры по две тысячи единиц, которые сводят полученные сигналы на один нерв, соединяющий матрицу с мозгом. Это является аналогом пяти тысяч единичных элементов, работающих вместо усредненных ста миллионов. То есть, качество работы имплантата оказалось в двадцать тысяч раз хуже, чем до травмы.

Ольга согласно кивнула. Загадочные «пиксели» и «сенсорные матрицы» по-прежнему оставались непонятными сущностями, но числа были вполне понятны. Значит, ее живой глаз видел ста миллионами точек, а протез пятью тысячами, эта разница вполне объясняла отвратительное качество искусственного зрения и головные боли.

– Для тебя я разработала иное решение, оптимизированное под индивидуальную проблему и потребности, с учетом сопряжения уже установленной элементной базы. Собственно, за основу я взяла себя, но в твоем случае нет возможности разместить вычислительные блоки и энергетические ячейки внутри тела, так что я сымпровизировала. Та часть очков, которая устанавливается напротив поврежденного глаза, по сути своей, является усилителем светового потока. Он управляется миниатюрным когитатором, чтобы не вызвать коагуляцию белков нервной ткани от перегрева. Если очень примитивно, то аппарат не передает световой поток на матрицу, а формирует на входе такое изображение, которое при ее восприятии передаст в мозг нужную картинку. Встроенного аккумулятора хватает на восемнадцать стандартных часов непрерывной работы, но также предусмотрены адаптеры под типовые источники питания, включая батареи ручного лазерного оружия. И за счет предварительного расчета светового потока, качество работы твоего глаза, в общем, будет снижено только в три раза, а в центре поля зрения – всего на двадцать три процента.

– И я смогу нормально видеть?

– Только в монохромной гамме, но – да. Несколько позже мы удалим протез, заменим его более качественным образцом, который будет вполне соответствовать оригиналу. Но не все сразу. Также я добавила слоты для датаблоков, чтобы можно было записывать изображение и просматривать записи. На всякий случай установим возможность оперативной блокировки режима воспроизведения, чтобы не отвлекаться без необходимости во время работы. Себе я их постоянно выставляю.

– Не думаю, что захочу пересматривать свою... жизнь... – Ольга мало что поняла из развернутого пояснения жрицы, но главное уловила – удивительные очки не заменят потерянный глаз, но будут лучше протеза, а еще у них есть функция записи.

– Тем более во время работы.

Сдвинувшиеся защитные шторки на окулярах Дженнифер создавали странное впечатление, что механикус прищурилась.

– А кто говорил о пересмотре? Ты слышала о Рыцарях мира Зуэн?

Вот и появилось знакомое Ольге щупальце. Оно выскользнуло из складок мантии – безобидный сегментированный манипулятор, сжимающий в коготках что-то прямоугольное, матовое и полупрозрачное. Штука напоминала маленький брелок из застывшей смолы, только вместо обычного насекомого там застыли искорки электронных деталей.

– Это моя любимая арка! – на этот раз Дженнифер вещала с неподдельным энтузиазмом. Если закрыть глаза и не видеть маску, заменяющую жрице лицо, легко можно было представить вместо нее просто молодую женщину с сильным акцентом.

– Я записала тебе первые сто тридцать эпизодов!

– Рыцари... Зуэн?..

– Это история про Квесторов и конфликт с Кузней, расположенной на спутнике их планеты. В итоге все закончилось войной, и они вроде бы уничтожили Кузню, но затем, когда пришли техноеретики, сил Квесторов оказалось недостаточно, и оказалось, что на самом деле Кузня… Но ты лучше смотри сама, очень интересно!

– Подожди, подожди! – Ольга выставила вперед ладонь, как игрок, берущий тайм-аут. – Это что, телесериал?!

Она уже привыкла, что в мире безрадостного и жестокого будущего вершиной общедоступного развлечения являются радиопьесы типа «Избранные воины Императора»«, «Жизнь комиссара», «Умри или сражайся», перемежаемые производственными романами о выплавке миллиардной тонны стали и горящем плане выпуска бронетехники. Все конфликты строились вокруг противостояния двух специалистов, один из которых просто хотел хорошего, а другой хотел еще лучше. В финале консерватор и радикал неизменно объединялись, плавили металл, в последнюю минуту самолично закручивали последнюю гайку и торжественно провожали на абстрактный фронт партию лазерных винтовок, танков и так далее.

А теперь Дженнифер просто вручает ей штуку, которая сойдет за хайтек даже по меркам родного XXI века. И к ней в придачу флешку с настоящим сериалом! Сериалом, черт возьми!

Этот Марс прямо какой-то заповедник прогресса и культуры...

– Да, произведение разделено на отдельные серии. Там несколько основных сюжетных линий, и любовные тоже есть, хотя они и не основные, и много дженовых, – ответила Вакруфманн.

Ольга искренне, с душой расхохоталась.

– Дженнифер, сколько тебе лет?

– Через девяносто восемь стандартных суток будет пятнадцать, – ответила «шестеренка». – Для тебя возраст собеседника имеет некое принципиальное значение?