Текст книги "ЭпидОтряд (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

Соавторы: Луиза Франсуаза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

====== Пролог ======

Комментарий к Пролог ...И узришь ты отчетливо Ад в небесной выси

Ты увидишь добро и зло.

Ты увидишь тьму.

Ты увидишь печаль.

Ты увидишь смерть.

Ты увидишь Бога.

Juno Reactor «God Is God»

– Зачем ты пришел, Криптман-младший? Мой Орден тебе не рад.

Даже сидя гигант казался выше стоявшего Фидуса на две головы. Бесформенное одеяние, похожее на плащ со множеством плиссированных складок, опускалось на пол, расширяясь, как основание шпиля. Казалось, что этим плащом владелец демонстрирует нарочитое миролюбие – чтобы дотянуться до силового копья, которое покоилось на подставке из простого дерева без полировки и лака, пришлось бы буквально продираться через ткань, выпутываться из одежды. Впрочем, Фидус не обманывался, случись что, хозяина копья не остановила бы никакая преграда.

Криптман отвел глаза, выдерживать немигающий взгляд собеседника было слишком тяжело. Темные точки зрачков смотрели неотрывно, недвижимо, как лазерные прицелы. Голубые радужки удивительно чистого оттенка, без единого пятнышка или нитки кровеносных сосудов, умножали впечатление неживой оптики. Тем не менее, глаза у космодесантника были настоящие, живые, просто им довелось увидеть многое за долгую жизнь хозяина. Возможно, слишком многое.

– У меня достаточно времени... инквизитор... – гигант сделал едва уловимую паузу, которая изящным росчерком оттенила пренебрежение к статусу гостя. – Я могу позволить себе тратить его щедро, не скупясь. Вопрос в том, спешишь ли ты.

Капитан тринадцатой роты, наконец, отвел взгляд от инквизитора и посмотрел в окно. Обычное широкое окно с угловатой рамой, тщательная копия оригинала из незапамятных времен, когда Терра еще не была центром Вселенной, родником истинной веры и светоносного Астрономикона. Иллюминатор молельной капитана сейчас выходил на теневую сторону, поэтому за бронированным стеклом царила полутьма. Но в ближайшее время крейсер поменяет курс, и яростный свет желтой звезды затопит восьмиугольную залу.

Дымок от благовонных лампадок струился низко, будто прижимаясь к деревянному полу, на котором твердой рукой был изображен символ двухконечной стрелы, вписанной в круг. Едва заметная циркуляция воздуха вытягивала серые струйки вдоль стен, лишенных украшений и декора. Только первозданный металл, сталь с частыми заклепками, все как тысячу лет назад, в тот час, когда крейсер сошел со стапелей. Впрочем, металл почти скрывался под свитками, которые покрывали десятиметровые стены в несколько слоев, как свежая стружка. Драгоценный пергамент, дешевая бумага, обрывки кожи преданных адептов, даже деревянные дощечки. С печатями освященного сургуча, просто приклеенные, кое-где прибитые гвоздями, что прошли сквозь металл, как через мягкий воск. Разный материал, разные слова, но почерк везде одинаковый, машинно-точный. Не молитвы, скорее заметки. Память веков.

– Мой Орден тебе не рад, – повторил гигант. – И я тоже. Но коли ты здесь, было бы невежливо прогонять... инквизитора.

Снова эта пауза, едва заметная, почти неуловимая. Четко и прямо разъясняющая, что говоривший на самом деле думает про Фидуса. Голос большого человека звучал ровно и глубоко, с трудно уловимой теплотой. Так урчит двигатель, все части которого притерлись друг к другу и работают в идеальной гармонии, под кропотливым присмотром ублаготворенного духа. Фидус не обманывался, тепло на него не распространялось. Просто большой воин жил в мире с самим собой и не видел причины раздражаться по поводу незначительного визита незначительного человека.

– Я вижу, душа твоя в смятении, а мысли путаны. Можем помолиться вместе, – неожиданно предложил капитан. – Затем ты расскажешь, в чем твоя забота. Но сразу отвечу...

Гигант качнул головой, снежно-белые пряди волос дрогнули в такт движению. Обычно воины Ордена брились наголо, чтобы проще было обслуживать и чинить разъемы интерфейса, а также обрабатывать ранения головы. Но мудрец был исключением, возможно потому, что редко участвовал в схватках. Ныне Орден востребовал его иные таланты.

– Ты определенно пришел с просьбой, но, учитывая предшествующие события, это барабан, чей стук не достигнет моих ушей.

– Я не понимаю... – теперь покачал лобастой головой инквизитор. Ему очень хотелось сунуть руки в карманы, скрестить их на груди или еще как-то выстроить психологическую защиту. Здесь Фидусу ничего не угрожало и, тем не менее, он чувствовал себя неловко и неуютно.

– Что ж, скажу яснее, – голос капитана утратил существенную часть добродушия, теперь от него веяло холодком криогенной камеры. – Инквизитор Криптман, не ты убил двух моих собратьев, но ты повинен в том, что их больше нет с нами. Ты можешь оправдываться, сколько сочтешь нужным, однако твои слова – как далекий барабан в ночи. Он звучит, но его стук не трогает мое сердце. Думаю, эта аналогия тебе понятна?

Фидус сжал зубы и низко склонил голову, пытаясь скрыть румянец злости. Впрочем, то была скорее инстинктивная реакция, обмануть сверхъестественно развитые чувства гиганта все равно невозможно.

– Неспящие могут думать, что угодно, – Криптман вскинул подбородок и посмотрел прямо в голубые глаза капитана. – Я не принимаю на себя вину! Не я призвал их нарушить блокаду!

– Это факт, – печально согласился десантник. – Но твой доклад номер четыре, написанный чернилами паники на листе ужаса, сподвиг их на это. Впрочем, твою ошибку можно было бы понять. Не простить, но понять…

Гигант вздохнул с непритворной грустью, что при его размерах и ширине грудной клетки выглядело как порыв теплого воздуха из маленькой домны.

– Можно, если бы ты признал вину и раскаялся. А не упорствовал в сказках о неких ужасающих ксеносах, которых никто не видел, и которые стерегут во тьме, как волки агнцев. Добросовестное заблуждение умудренного опытом инквизитора – оригинальная причуда. Но в исполнении юнца это уже не стильное сумасбродство, а досадная глупость.

Фидус молчал, потому что сказать было нечего. Точнее – можно и много чего, но все это бесполезно. Криптман уже осознал наглядно, что ему не верят, так же как не верили отцу, и упорствовать бесполезно. По крайней мере, упорствовать открыто и прямо.

– Мне нужна помощь, – вымолвил он, наконец. – Я действительно пришел попросить... совета.

– Совета? – гигант, кажется, искренне удивился. – У меня? Что может сказать тебе одинокий служитель Ордена Неспящих?

– Мне нужна твоя мудрость, – твердо сказал Фидус. – Знания человека, который прожил века и хотя был рожден для войны, прославился на иной стезе.

Капитан улыбнулся – холодно, с едва заметной ноткой превосходства.

– Я не человек, юный инквизитор. Я одновременно и больше, и меньше чем смертный. Но в какой-то мере ты прав, я видел многое … Что ж, пусть загремит твой барабан во тьме.

Фидус вдохнул и выдохнул, будто насыщая кровь кислородом перед броском в бездну, к невидимым тварям.

– Мне нужно спасти женщину.

Тонкие брови капитана сами собой приподнялись домиком, глаза сверкнули в далеком отсвете звезды. «Гнев праведника» завершал маневр разворота, линия, разделяющая свет и тьму, скользила по корпусу, приближаясь к молельной зале. Неожиданно бескровные губы командира тринадцатой роты растянулись в скупой улыбке.

– Та девочка? Юное создание, что было перенесено сквозь тысячелетия? Ты говоришь о ней?

– Да, – прозвучало как выдох облегчения, Фидус был рад, что нет нужды пускаться в долгие объяснения. Впрочем, следующий вопрос капитана был ожидаем и тяжел.

– Зачем?

Криптман задумался.

Зачем? И в самом деле – зачем?

– Я обязан ей, – сквозь зубы проговорил Фидус.

Инквизитор много раз повторял эти слова, представлял себе разговор с мудрецом и, казалось, добился совершенства. Но сейчас привычная гладкость речи пропала, растаяла под взглядом ангела Императора.

– Она спасла меня, несмотря на ужасы, что ее окружали. Спасла, даже не зная, кто я. Просто потому, что была сострадательна.

Каждое слово буквально пробивалось сквозь глотку, цепляясь острыми краями, царапая саму душу.

– Я обязан ей. И я хочу помочь.

– У тебя была возможность просто не допустить такого исхода. Но в то время ты ей не воспользовался, – бесстрастно напомнил капитан. Он сохранял недвижимость, только яркие глаза жили на каменном лице, да едва заметно вздымалась накидка на груди.

– Да, это правда.

Волна жгучего стыда опять нахлынула, обжигая душу Криптмана.

– У меня была возможность, но я ей не воспользовался. Я струсил.

Главное было сказано, Фидус выдохнул, чувствуя, как на душе стало чуть полегче, самую малость.

– Я хочу вытащить ее из Службы Очищения, – сказал он решительно, будто обрезая страховочные нити. – Я хочу спасти ее от смерти.

– В Адепто Пурификатум люди выживают.

– Три процента. Это общеизвестно. Один и девять десятых процента. Это на самом деле.

– Но чем я могу тебе помочь? – удивился капитан. – Ты все еще инквизитор, это ваши дела. Я бесконечно далек от Очистки. Хотя, если принять, что любое деяние во славу и благо Империума объединяет, то все мы, конечно, братья во служении.

– Я пытался, однако не преуспел. Моя группа распущена, адепты переведены под начало других инквизиторов. Совет настоятельно рекомендовал мне воздержаться на неопределенный срок от любых следственных действий. Я почти под домашним арестом. Обращался к нашим архивариусам и юристам, они не нашли способа официально и законно решить вопрос. Пока не истечет срок послушания, вытащить человека из Адепто Пурификатум невозможно.

– Ты забыл казус Замечательного Деяния, – напомнил капитан.

– Нет, не забыл. Она слабая девочка, она не переживет даже послушания. Что уж там говорить про Деяние…

– Сил слабой девочки хватило на то, чтобы таскать некоего инквизитора по воздуховодам, – усмехнулся космодесантник. – Не делай удивленное лицо, Фидус, там погибли двое наших. Разумеется, Орден дотошно изучил и перепроверил все материалы следствия. А заодно Ольга, даже не зная готика, ухитрилась пройти немалую часть баллистической станции, убегая от мутантов, сервиторов и еретиков.

– Му…

– Мутантов, – с вежливой непреклонностью повторил капитан. – Да, мы приняли к сведению твою версию и проверили ее тоже. Нет, ты ошибся, Орден, инквизиторы и «шестеренки» перебрали станцию по винтику и не нашли никаких следов описанных ксеносов. Мутанты – да, как на любом объекте, который достаточно обжит и велик. Однако не более того. Прими это к сведению и больше не предавайся фантазиями. Во всяком случае, здесь.

Яркий свет скользнул в молельный зал первыми лучами, как фехтовальщик, что проверяет защиту врага пробным выпадом. Фильтров на окнах не было, Криптман машинально прищурился, думая, как десантник переносит ярчайший свет.

– Впрочем, я согласен, послушание она не переживет. И ты решил, что я могу заменить собой армию ваших архивариусов?

– Ты не просто избранный воин Императора. Ты че… – Фидус запнулся, искорки сдержанного веселья на мгновение полыхнули в глазах титана. – Астартес, который посвятил жизнь знаниям, дипломатии, языкам. Искусству переговоров, достижения целей без войны. Ты говорил и добивался успехов с людьми, еретиками, ксеносами и Бог знает кем еще. Ты общался на равных с Экклезиархией, арбитрами, моими коллегами, всеми администрациями. И я подумал…

Фидус перевел дух, вдохнул поглубже.

– Может быть, ты сможешь посоветовать то, чего действительно не знает больше никто. Найти лазейку в законах и прецедентах, которой никто не пользовался.

Гигант поднялся с неожиданной легкостью. Плащ на нем взметнулся подобно крыльям, сам собой утянулся в талии, образовал широкие рукава. Очевидно, материал был необычный, с памятью формы. Капитан подошел к окну мимо Фидуса, посмотрел на звезду, даже не прищурившись, хотя инквизитору уже приходилось закрывать глаза ладонью. Криптман видел только темный силуэт на ослепительно ярком фоне

– Жаль, но здесь я ничем тебе не могу помочь.

– Или не хотите?

– Не хочу, – капитан, словно и не заметил вырвавшуюся у инквизитора дерзость. – Твоя слабость – твое бремя. Однако если бы я и захотел...

Щелкнули жалюзи, опускаясь, шаг за шагом, перекрывая сложной системой планок яркий свет. Теперь залу освещал только мягкий свет лампадок.

– Некоторые законы и правила можно обойти, другие произвольно истолковать. Иногда – столкнуть нормы, пользуясь разночтениями. Но в данном случае все эти пути закрыты. Когда человек становится послушником в Адепто Пурификатум, он может покинуть Очистку тремя способами.

Космодесантник поднял кулак и перечислил, отгибая пальцы:

– Очищенным после четырех лет послушания. Прощенным, совершив Деяние. Или мертвым. Других не существует.

Фидус посмотрел на широкую ладонь с тремя пальцами, каждый из которых размером походил больше на маленький снаряд. Инквизитор понял, что гвозди, которыми крепились к стенам записи капитана, приколачивались отнюдь не молотком.

– Этого не может быть, – Фидус моргнул, с трудом удерживаясь от горестного вздоха. Он до конца надеялся, что старый мудрец, равно искусный в делах войны и мира, сможет помочь. Капитан улыбнулся, очень скупо, так, что инквизитор даже усомнился, не привиделось ли в тенях?

– Я видел многое… – медленно, размеренно вымолвил космодесантник. Он стоял рядом с Криптманом, и человек физически чувствовал невероятную энергию, мирно спящую в модифицированном теле космодесантника.

– Я видел горящие планеты, чья смерть сияла во тьме космоса погребальными кострами. Темный свет варпа, освещающий галактику из ничто и нигде. Штурмы орбитальных крепостей и гибель неисчислимых армий, когда миллиарды трагедий объединялись в единый поток страдания, сводящий с ума астропатов. Проявления сущностей столь поразительных, что разум не может даже воспринять их, и тем более понять. Все эти мгновения жизни растворились в реке времени, исчезли.

Гигант коснулся указательным пальцем виска под белой прядью волос

– И все же они остались в моей памяти. Память и знание сделали меня, как ты выразился… – астертес хмыкнул – Дипломатом. Порой надо прожить много жизней и увидеть миллионы смертей, чтобы осознать простую вещь. У любой задачи есть решение. Но иногда это решение требует посмотреть на проблему под совершенно особым углом.

– Не понимаю.

– Я не смогу помочь тебе вытащить девушку из Очистки незапрещенными способами, это невозможно. Однако если разложить твою задачу на составные элементы и взглянуть на них более внимательно, более, скажем так, широко, то... кто знает? Есть над чем поразмыслить.

– Значит, мой барабан все-таки прозвучал достаточно громко? – усмехнулся Криптман, невесело, с опущенными уголками рта. Надежда боролась в душе инквизитора с опасением.

– Меня сложно удивить. Я думал, что ты будешь просить за себя, поэтому согласился на встречу, и магистр дозволил тебе взойти на борт «Гнева». Было интересно, насколько сын своего отца готов унизиться и умалить достойное имя Криптманов. Но я ошибся, и это интересно. Почти необычно. По моим личным впечатлениям, когда человек ступает на дорогу трусости, он идет по ней до конца. Возможно ты исключение. Возможно…

– Значит, решение есть? – повторил вопрос Криптман, затаив дыхание.

– Да. Но тебе оно не понравится. И скорее всего ты умрешь, исполняя его.

Фидус облизнул губы, нервным движением пригладил бакенбарды, провел пальцами по ввалившимся щекам, опустил руки, сжав пальцы в кулаки до хруста в костяшках. И вымолвил одну короткую фразу:

– Что я должен сделать?

====== Часть I. Рота технического обслуживания. Глава 1 ======

День Х

– Принимайте.

Ольга подтянула выше край шарфа, до самого носа. Несмотря на подбитую каким-то мехом долгополую куртку, холодный ветер прокусывал, казалось, до самых костей. Что немудрено – Ольга всегда была худенькой, и скудный паек не способствовал образованию жировой прослойки. Кажется, в этой поганой вселенной человеческая жизнь стоит шиш да маленько, а питаются все исключительно тюремным пайком. Ну, в самом деле, где бы и чем бы ее здесь ни кормили, еда неизменно вызывала прочные ассоциации с баландой. И давали хавчик неизменно в железных мисках с инвентарными номерами на два-три десятка цифр.

– Роспись здесь.

– Знаю.

Ольга потянула ниже уши вязаной шапки. Бритая почти налысо голова постоянно мерзла, вялые, тоскливые мысли едва шевелились, как снулые рыбы в застывающем аквариуме. «Принимающая» сторона, здоровенная тетка, строго посмотрела на худенькую девчонку. Ольга молча воззрилась на тетку, гадая, кто бы это мог быть и почему она расписывается в каких-то ведомостях за новоприбывшую. И куда вообще ее, Ольгу, закинула судьба. На тюремном корабле заключенную не удосужились просветить относительно дальнейшей судьбы, а также проигнорировали робкие вопросы.

Пейзаж вокруг расстилался унылый, индустриальный, до странности похожий на обычную степь зимой. Много песка, скованного льдом, много бетона, слепые короба зданий, разбросанные без всякого порядка. Или, во всяком случае, кажущегося порядка. Трубы, источавшие в темное небо черные и белые дымы. Линии электропередач или нечто сильно на таковые похожее – металлические фермы и пучки проводов, сильно провисающие. Если немного постараться, можно убедить себя, что вокруг честная русская степь. Надо лишь не думать, что в большинстве зданий ни единого окна, решетчатые фермы раза в два выше нормальных, а вместо автомобилей громыхают монструозные конструкции, смахивающие на паровые трактора с прицепами. А еще не нужно смотреть на летающий череп с тремя птичьими лапками, что завис над головой передающей стороны.

– Ну, все, – мрачно, без всякого энтузиазма сказал аколит, измерив Ольгу критическим взглядом, будто проверяя, достойна ли она вырваться из-под его опеки.

Девушка молча поежилась, чувствуя, как снова болит плечо и ребра на правом боку. Знакомство с мудаком в серой робе началось с того, что тот крепко ее поколотил за недостаточно усердное чтение молитв. Ольга с удовольствием плюнула бы ему в кашу или дала исподтишка по голове обрезком трубы, но девушка уже поняла, что к вопросам религии здесь отношение... специфическое. Обвинят в этой их ереси – и все закончится плохо. Пришлось глотать унижение и зубрить молитвы.

– Принимайте, – скривил рожу робоносец, и череп завозюкал по листу перышком, видимо фиксируя акт передачи.

На злобной фзиономии аколита ясно читалось «теперь она ваша забота»

– Принимаю, – прогудела тетка, без всякого почтения отдав аколиту папку с подписанными документами. Папка была очень старой, золотой орел на верхней крышке почти стерся, растеряв солидность, превратился в смазанное пятно. Козел в робе передал папку черепу, который подхватил ношу третьей железной лапкой и ощутимо просел, стараясь удержать тяжесть. Моторчик в желто-белой башке зажужжал, как разозленный шмель, красные линзы часто заморгали, щелкая скрытыми механизмами.

– Император защитит, – козел сложил руки на груди, перекрестив большие пальцы, с постной набожностью уставился в серое небо.

– Воистину защитит! – тетка повторила его жест, но с куда большей искренностью.

– Защитит… – прошептала Ольга, следуя общему примеру. К счастью в этот раз она не запуталась и сказала правильное слово на местном языке, не путая с русским.

В небе никакого Императора не обнаружилось. Там с низким гулом пролетела некая хрень, оставляя за собой явно антиэкологичную полосу угольно-черного выхлопа. Мигала холодным светом большая звезда, неподвижно зависшая прямо над головами. Наверное, спутник или какое-то орбитальное сооружение.

Совершив обязательный ритуал, мужик не прощаясь и не удостаивая спутниц лишним словом, пошел обратно, к летающему аппарату, похожему на фантастический самолет, презирающий аэродинамику. Во всяком случае, Ольга так и не поняла, как можно летать с такими короткими, толстыми крылышками. Судя по грому и стуку, что производило в полете это ведро с запчастями, оно тоже не понимало и перемещалось исключительно божьей милостью.

Ольга тяжело вздохнула, поправила брезентовую лямку на плече. Вместе с одеждой девушке выдали перед посадкой вещмешок-баул, литров так на сто, но скарб послушницы сиротливо болтался где-то на дне торбы, не изнуряя тяжестью. Какое-то стремное будущее, подумалось ей. Это не история о торжестве прогресса, а повесть о великой стройке коммунизма. Во всяком случае, одежда, выданная каптенармусом на корабле с решетками, злой охраной и постоянными молитвами, могла сразу и без перешивки сниматься в любом фильме об ужасах GULAG и принудительного труда.

– Олла, – неприветливо сказала тетка, глядя на девушку с тем же кислым выражением лица, что и мужик.

– Ольга, – машинально поправила та и съежилась, сообразив, что снова сболтнула лишнее.

– В сопроводиловке сказано «Олла», – строго вымолвила бабища. – Значит Олла. Порядок прежде всего.

Тетка вызывала ассоциации скорее с культуристкой на пенсии. Мощная, кубическая, зверски сильная даже на беглый взгляд. И одета куда лучше Ольги, в какой-то стеганый комбез с капюшоном. Там, где анатомически полагалось быть талии, могучее пузо обтягивал брезентовый пояс с множеством инструментальных кармашков. На левом плече краснела фосфоресцирующая блямба с каким-то символом, кажется буквы «S», «K» и еще что-то.

Самолет завыл, заскрежетал, словно в его крутящуюся утробу кинули ведро гаек. И взлетел, хотя это и казалось невозможным. Ольга проводила взглядом короткокрылое угробище, подавила машинальное желание облегченно перекреститься, вместо этого на всякий случай сотворила аквилу, едва не уронив баул с плеча. Посмотрела на культуристку, ожидая инструкций.

– Пошли, – неприветливо указала тетка.

Ольга проследила за рукой в толстой перчатке. Сардельковидные персты указывали на трактор, стоявший буквально посреди мерзло-песчаной степи. Машина дымила и светила единственной фарой-прожектором.

– Как прикажете, – вздохнула Ольга, снова поправив баул.

От бетонированной посадочной площадки до трактора казалось недалеко, но пешком, да еще в больших не по размеру ботах, которые болтались на ногах как вериги – путь вышел изрядным. Внутри машины было тесно, неудобно, зверски воняло химией и бензином, который здесь называли «прометий». Но, по крайней мере, двигатель наполнял кабину живительным теплом, настолько, что девушка даже сняла шапку. Сняла варежки с обрезанными пальцами и растерла озябшие ладони. На обстриженных под корень ногтях не осталось ни крошки лака, кожа растрескалась, покрылась заусенцами.

«Ручки, мои ручки…»

– Звать меня будешь Берта, – сказала тетка, проводя сложные манипуляции с тремя рычагами и пятью маховиками. – Наставник Берта.

Машина страшно заскрипела и тронулась. Судя по тому, как трясло чудо-автомобиль, слово «амортизация» в далеком светлом будущем забыли напрочь. Любая кочка под высокими колесами передавала болезненный толчок прямо в зад пассажиру.

– Да, наставник...

– За глаза наши мудаки зовут меня Большой Бертой или БоБе. За глаза, потому что за это могу и зубы повышибать.

– Я поняла, наставник. Не буду следовать их позорному примеру.

Берта с подозрением скосила глаза на Ольгу, но девушка добросовестно отогревалась, и на лице у нее застыло блаженство котенка, посаженного на теплую печь.

– Пятьсот шестьдесят седьмая рота технического обслуживания. Браслет потом получишь. Запомни. Пять, шесть, семь.

– Да, запомнила.

– Ты младший послушник. Будешь в моей машине, подносчик баллона. Там поглядим. Работа несложная, ответственная. Но сначала три дня подготовки. Освоишь снаряжение.

– Как прикажете, – согласилась Ольга. – Буду. Освою.

Берта снова поглядела на послушницу. Глаза у бой-бабы оказались неожиданно красивыми, с очень чистыми белками, почти без кровеносных сосудиков и контрастно яркими радужками. Глаза эльфа на лице орчихи.

– Ты вообще понимаешь, куда попала? – неожиданно спросила орчиха Берта.

– Нет, – честно призналась Ольга. – Меня сюда направили с тюремного корабля.

– Тюремного? – не поняла тетка. – Ты смотри, не ляпни такое на людях.

Она фыркнула с презрительным негодованием.

– Чего выдумала, дура малорослая, монахов тюремщиками звать.

Девушка потерла пальцы, которые все не хотели отогреваться и казались деревянными.

– Извините, наставница. Я еще плохо разбираюсь в правилах, но очень-очень стараюсь! Чтобы свет Императора согрел… э-э-э… озарил мою душу! Тюре… монахи сказали, я должна искупить грехи, – Ольга помолчала и осмелилась добавить потихоньку. – Но у меня не было грехов.

– Так ты не доброволец? – казалось, Берта очень удивилась.

– Нет.

– И не штрафник?

– Нет. Я ничего не сделала, – Ольга подышала на пальцы, чтобы погреть их дополнительно. Легкий парок рассеялся по дребезжащей кабине.

– Совсем охренели, – возмутилась Берта, крутя большое колесо, обмотанное кожаным шнуром. – Скоро к нам детей будут отправлять, – она помолчала и со злостью добавила, скорее себе, чем собеседнице. – Вот скажу все коменданту, вместе жалобу напишем. Надо твое дело поглядеть.

Ольга угрелась, свернулась в клубок внутри куртки, натянула варежки обратно. Хотелось прикрыть глаза и задремать. Трактор бодро катил вперед, подпрыгивая на кочках, время от времени по кабине скользил свет фар встречных машин. С левого борта образовалось нечто, похожее на целый лес газовых факелов, очень высоких, чуть ли не на километр. С правого потянулась насыпь, совсем как железнодорожная, со щебенкой и семафорами. Хотя машина и гремела немилосердно, сам двигатель при этом гудел существенно тише обычного ДВС. Над трактором пролетел диковинный вертолет, скользнул слишком быстро, чтобы Ольга рассмотрела детали.

– Орочье дерьмо, – выругалась Берта, непонятно зачем и почему.

– А мы куда едем? – осмелилась спросить послушница.

– Пятьсот шестьдесят седьмая рота технического обслуживания, – медленно, чуть ли не по слогам, как слабоумной, пояснила бабища. – Радиальная-двенадцать.

– А там есть дадут? – тихонько пискнула Ольга.

– Жрать хочешь? – прогудела Берта.

– Ага.

– Будет, – с неожиданным добродушием сообщила тетка. – В ЭпидОтряде сорок тысяч способов подохнуть, но голодом не морят.

– А оно так и должно быть? – опасливо спросила девушка, показывая на замигавшую на приборной доске пиктограмму. Панель управления трактором отличалась строгим минимализмом, и красный символ шестерни выделялся особенно зловеще.

– Нет, – досадливо шевельнула могучим плечом культуристка. – Дух машины недоволен. Как приедем, «шестеренка» будет его ублажать и умиротворять.

Берта махнула правой рукой, словно пыталась изобразить половинку аквилы и пробормотала скороговоркой что-то непонятное. Судя по всему, загадочная «шестеренка» наставнице не нравилась. Ну вот, подумала девушка, только все показалось нормальным – и вот тебе, чтобы не расслаблялась. Нельзя забывать, они здесь все сумасшедшие, все как один. Не то слово скажешь – и привет.

Время тянулось неспешно, в кабине отсутствовали часы, за бортом установились неизменные сумерки. Ольге казалось, что трясучее путешествие длилось минут двадцать, но с тем же успехом оно могло занять и пару часов.

– Почти приехали, – сообщила Берта, лихо крутя широкое колесо.

Ольга приподнялась выше, поерзала на кресле, чья обивка прохудилась до такой степени, что превратилась в символ, идею обивки на стальном каркасе. Впереди возвышалась громада строения, разительно отличавшегося от стандартных и безликих коробок. Постройка напоминала ангар в виде половины разрезанной вдоль бочки. Над «бочкой» возвышалось несколько решетчатых башен, объединенных в один комплекс большими связками проводов и кабелей. Пучки параболических и решетчатых антенн торчали на все стороны света, некоторые вращались с разной скоростью. Всю конструкцию окаймляли красные огоньки, предупреждающие от столкновения с летательными аппаратами. Учитывая высоту сооружения, предосторожность казалась уместной.

Вокруг ангара разбегалась сложная система бетонированных полос, не дороги, а скорее «трассы», путепроводы. Когда трактор выбрался на одну такую и застучал колесами по старым плитам, Ольга заметила многочисленные выщерблины на бетонообразной поверхности. Тут явно гоняли тяжелую гусеничную технику. Сквозь тонкие стены кабины донесся протяжный механический вопль – сработала жуткая сирена. От замогильного воя дребезжали зубы и хотелось забиться в очень глубокую нору. Сирена прогудела еще раз и наступила тишина – после жестяного вопля обычный фоновый шум казался далеким и несущественным.

– Успели, – с удовлетворением заметила Берта. – Но придется поспешить. Держись.

Ольга плохо ее расслышала, в голове и ушах все еще звенело от сигнала. Поэтому когда трактор рванул вперед, как пришпоренный, скача по стыкам плит, девушка едва не прикусила язык. Ее трясло и мотало как лягушку в мяче, до горечи, подступившей к горлу.

– Приехали.

Ольга вывалилась из кабины, плохо соображая и всеми силами стараясь не блевать. Приложив немало сил, удержалась на ногах, почти не шатаясь. Пустой желудок завязывался хитрыми узлами, желчь по ощущениям булькала где-то под языком.

– Привезла, – сухо отчиталась перед кем-то Берта. Или не отчиталась, а сообщила, просто сухо и недружелюбно.

– Слабоват нынче послушник пошел, – сказала густым басом размытая тень, на пару голов ниже наставницы, но столь же широкая в плечах.

Ольга сглотнула, распрямилась, опираясь плечом о разогретый борт машины. Трактор остановился почти у самых ворот ангара, каждая створка метров двадцать в высоту, а то и больше. Внутри что-то гудело и свистело, как громадный паровоз. Вокруг постройки суетилось с пару десятков людей, может немного больше. Все они производили впечатление работяг, крайне занятых очень важным делом. Мимо катилось нечто, похожее на погрузчик с высоко задранными «когтями». Высоко поднимая ноги, как солдат на параде, прошагал «сервитор», несущий в большой корзине из сваренных полос металла всякую мелочь – бензиновую канистру, обрывки проводов и так далее. Местные упарывались по могильной крипоте и даже роботов заделывали под зомби.

– Уши закрой, – посоветовала тень.

Пока Ольга думала, что бы это могло значить, сирена завыла снова. Теперь, поближе к источнику и без преграды в виде кабины, звук бил физически, долбил по ушам и всему телу словно акустический молоток.

– Да, слаб нынче послушник, – повторила тень.

Проморгавшись, Ольга сообразила, что это на самом деле среднерослый и очень широкий в плечах мужчина с налысо бритой головой. Кажется, холод мужику был нипочем. Вместо привычных уже курток-бушлатов и комбезов он был одет в какую-то рясу, причем с натянутой прямо поверх нее кольчугой без рукавов. Кольца матово блестели в свете прожекторов и казались пластмассовыми. Вместо пояса у мужика имелась цепь, на которой болтался череп и толстенная книга с металлическими застежками.