Текст книги "О мальчике, который умел летать, или путь к свободе"

Автор книги: Игорь Акимов

Соавторы: Виктор Клименко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц)

            ***

            Остается разобраться с жителями третьего этажа – с теми, кто, собственно, и делает талантливую работу – создает новые мысли, предметы и процессы. С созидателями. Как они относятся к гипотезе, что талант – это божий дар?

            9 из 10 талантливых людей об этом не задумываются. Как и о том, талантливы ли они сами. Они делают свою талантливую работу как нечто само собою разумеющееся. Они не могут иначе.

            Эта работа 1) сама находит их, 2) заставляет заняться собою, 3) заставляет исполнить себя.

            Что произойдет, если этому работнику сказать, что он – талантлив? Ничего.

            Наверняка ему будет приятно. Но и теперь он не поставит себя рядом с поэтом или композитором. Вот там действительно творчество, а у него– в общем-то ничего особенного. Ну – новое сделал – так ведь любой человек (окажись он на его месте), попотев, помозговав – придумал бы не хуже!..

            А между тем его работа отличима от работы талантливого поэта или талантливого композитора только материалом. Поэт работает словом, композитор – звуком, слесарь-умелец – металлом. Каждого из них вынуждает действовать ощущение дискомфорта, каждый из них спасается от дискомфорта материализацией себя. Поэт – в стихе, композитор – в мотивчике, слесарь – в предмете, обладающем новыми функциями.

            Что их отличает от рабов и потребителей – жителей нижних этажей? Самостоятельность действий.

            Значит, талант – это человек, действующий самостоятельно.

            Итак, мы уже сказали ему (и он это с признательностью принял), что он талантлив. А теперь ему растолкуем, что его талант от Бога. Как он отнесется к такой сентенции?

            С юмором.

            Ведь он знает, как он это сделал. С чего началось. Все этапы. Знает, чего это стоило. Все перед глазами. Все земное и понятное – для него. Но это знание не в обычном смысле (словесное) ясное и конкретное; его знание нельзя передать словами, потому что это знание-чувство. Оно родилось в кульминационный момент работы, родилось как озарение – из которого потом выкристаллизовалась мысль. Ну, а чтобы материализовать эту мысль, ничего, кроме мастерства, уже не требовалось. Руки сами делали.

            Напоминаем: это мы говорили о 9/10 талантливых людей, о тех, для кого талантливая работа естественна, но по причине ее практичности, предметности, материальности лишена необходимости самоанализа. Но ведь есть еще и "творческие профессии". Уже упомянутые поэт и композитор, их приятели художник и актер – их труд немыслим без самоанализа, без неустанных попыток постичь душу – свою и других людей.

            Давайте договоримся сразу, что о бездарях (даже добившихся сколь угодно громкой славы) мы речи не ведем; самого по себе – работника наедине с материалом и с потребностью (необходимость – это совсем другое!) его переработать. Самоанализ – необходимое условие успеха их работы. В отличие от талантов – мастеровых, они осознанно сосредоточены на решении проблемы "как" ("что" – для них только повод). Естественно предположить, что они больше думали о причинах и источниках вдохновения; значит – и о Боге, поскольку это самая простая из версий.

            Предположим, что они и есть 1/10 оставшихся талантов.

            Чем могут удивить поэт, композитор, актер?

            Оригинальной мыслью? Вряд ли. Ведь талант хоть и не каждый день встречается – это все же ординарное явление. А оригинальная мысль возникает реже, чем крупный алмаз. Не зря говорят, что новая мысль – это хорошо забытое старое. Так неужели вся доблесть таланта в том, что он из-под многометровой пыли раньше других выгребет подзабытую вавилонскую мыслишку? И неужели этой мыслью мы можем быть потрясены, неужели мы будем рыдать над нею, носить ее под сердцем и умиляться всякий раз, когда почувствуем, как она вновь начинает нас жечь?..

            Конечно, это чепуха. Конечно, и мысль может на нас подействовать, но длится это недолго: минуту, полчаса, максимум – до сна, а утром если мы и вспомним о ней, то холодно и с недоумением: и с чего это я накануне так разгорячился?

            В таком случае, может быть, эти таланты удивляют формой?

            С этим мы тоже встречаемся постоянно. Если поэт или художник или актер говорит: "Я ищу свой самобытный стиль, свои средства выразительности, свою психомасть на других" – на наш с вами язык это переводится так: "я не талантлив; но мне так хочется быть неотличимым от талантов! Так хочется, чтобы меня заметили, чтобы говорили обо мне; пусть ругают последними словами – лишь бы выделили из толпы!"

            Экстравагантность – их наглый таран, которым они хотят пробить стены 1) отрицательного неприятия, 2) равнодушия талантов, 3) раковин, в которых прячемся мы с вами; прячемся, впуская (да и то небольшими порциями) лишь созвучное нашей душе. Их успех – оказаться на виду. Иногда им это удается, но очень ненадолго: уже назавтра экстравагантность превращается в банальность. Когда пустая бочка докатывается до напуганных громом зрителей, они с облегчением обнаруживают, что она потому и гремела, что пуста.

            Истинное искусство не ищет свою форму. Форма возникает сама собой (без специальных усилий художника) всегда своеобразная, всегда единственная, всегда привлекательная, (потому что это не форма вообще, не форма само по себе) это форма, в которую материализовалось чувство художника.

            Чувства – это единственный общий язык всех людей, поэтому для талантливой картины, для талантливой лирики, для талантливой актерской игры не нужно толкача – любой человек понимает их сразу и легко.

            Талант – это человек, материализующий свое чувство.

            ***

            В чем принципиальное различие между талантом-мастеровым и талантом– художником? Талант-мастеровой самодостаточен. Это значит, что свою задачу он решил точно – и тем удовлетворен. Можно сделать иначе? Вероятно. Но это будет уже другая задача, и если она мастеровым овладеет – он ее решит так же точно, и опять останется доволен своей работой, поскольку выложился в нее весь.

            Он материализует чувство в мысль – в прелесть материальной культуры, – и их утилитарность, их прагматизм, их законченность позволяют мастеровому жить со спокойной душой, с гордостью за свою работу, с уверенностью, это своею башкою и руками он сладит любое дело. Это и позволяет ему быть самодостаточным.

            Талант-художник самодостаточности не знает. Он материализует чувство в слово, в жест, в линию, в звук. Но при этом оно не обретает нового качества: оно так и остается чувством. Поэтому произведение художника и волнует потребителя: оно говорит с ним на понятном ему языке. А если бы продуктом художника была бы мысль, кого бы она волновала? Да никого.

            Почему же у таланта-художника нет самодостаточности? Отчего он ущербен?

            Причина простая: как вы помните, талант не открывает ничего нового, он работает с известными задачами, только решает их по-своему. Талант– мастеровой об этом даже не задумывается: "кто-то такое же делал до меня? да ради Бога! разве это мешает мне сделать то же самое – но по– своему и лучше, чем у них?.."

            А для таланта-художника именно в этом главная задача и причина вечной неудовлетворенности. Одна мысль, что то же самое делали до них, причем многие художники, отравляет их существование. Он утешается своей самобытностью, но тщеславие грызет: мало, мало, ищи прорыв в новое качество, – и он начинает "работать над собой". Чем это заканчивается известно: чувство превращается в мысль и умирает, и от его талантливой работы не остается ничего.

            Он это не сразу осознает, а когда прозревает и видит, что оказался на кладбище, – он бросается назад, пытается вернуть хотя бы то, что было. Если ему встретится умный советчик или хватит собственного ума, он расслабляется и занимается только одним – ищет свободу. Ищет свободу (себя!) в том, что делает. Пока в один прекрасный день вдруг не ощутит, что его понесло, понесло, творческий процесс обрел самостоятельность, обрел инерцию и огонь чувства вырвался из груди, и стал материализоваться в слове, в линии, в звуке (легко, свободно, точно) и так понятно всем окружающим. Здравствуй, прекрасное мгновение вдохновения!

            Но мы не случайно в начале разговора о нем подчеркнули, что он болен самоанализом. Вслед за вдохновением (состоянием, когда работа производится сама, без энергетических затрат художника) он переживает столь же недолгие минуты счастья (состояние, когда инерция чувства переполняет его положительными эмоциями), а затем на авансцену входит самоанализ, чтобы все испортить.

            Почему талант-мастеровой спит спокойно?

            Потому что он мерит себя только результатами своих трудов. А так как он и сработанные им предметы равновелики (ведь он выложился в их созидание весь!), то и в числителе, и в знаменателе стоят равные величины, и в результате – единица, иначе говоря, добротная целостность.

            Почему талант-художник мучается бессонницей? Потому что он мерит себя другими художниками, результатами их трудов. Разумеется, он сориентирован не на бездарей (сравнение с ними его унижает), а на гениев. И вот, когда аплодисменты утихли, когда эйфория погасла, он видит, что даже в минуты вдохновения был всего лишь самим собой, но размерами таким же, как и всегда. То, что он сработал (выложившись весь!) получилось замечательно, но– по сравнению с тем, что получалось у гения – несоизмеримо.

            Как ему быть? Где найти покой? Если в нем уже нет куража, достаточно научиться работать без оглядки на других. Если же кураж еще заставляет его бросаться в драку, если он все еще верит чувству больше, чем разуму – пусть наберется терпения и дочитывает эту книгу до конца. Мы обещаем, что он получит четкую программу, как действовать, чтобы подняться выше. Насколько? Насколько хватит куража.

            И вот представьте, что мы подходим к этому художнику и говорим: твой талант – от Бога. Как он это воспримет? С благодарностью.

            Если он нам верит – у него тяжесть упадет с плеч. Он успокоится. Он сразу поймет, что здесь ключ к миру в его душе. Он получит право переложить ответственность за свою судьбу на другого – да о таком подарке измученный самокопанием художник может только мечтать!

            Еще раз напомним специфику его ситуации. Он материализует чувство, но оно так и остается чувством (и слава Богу! потому оно и становится явлением искусства), – предметом, который можно воспринять, но осмыслить невозможно.

            Если вы в своей гордыне полагаете, что умеете явления искусства осмысливать, успокойтесь: ваши "мысли по поводу" – это всего лишь ваши мысли, которые привязаны к произведению искусства ниточкой паутины. Чтобы описать одно материализованное чувство, вам не хватит ни ста, ни тысячи мыслей, потому что это берет всего лишь сто или тысяча мыслей "по поводу" – и не более того. Воспользуемся знакомым вам сравнением: из тысячи зайцев не слепишь одного льва.

            Так вот, если талант-мастеровой может описать весь процесс работы, поскольку материализовал чувство в мысль, то талант-художник объяснить механизм собственной оригинальности не в силах. Единственное, что он может растолковать – это секреты ремесла, потому что там все заканчивается мыслью. А уж цунами вдохновения понять он и не пытается. Вдохновение его ошеломляет, убеждая в несомненном присутствии где-то рядом некой могучей силы.

            Короче говоря, миф о божественной творческой воле устраивает талантов-художников вполне. Он помогает им жить. Он им необходим для самоутверждения. Для самооправдания. Для самоутешения. Искренняя вера, что талантливая работа – результат вмешательства высших сил, – защищает их от стресса (излечивает от самоанализа; по крайней мере, делает его сравнительно безвредным).

            ***

            Осталось разобраться, как относится к этой проблеме гений.

            Гений вовсе не вершина творческих возможностей человека. Творец выше. Придет время и с ним разберемся: что он из себя представляет, как и с чем работает. Но всему свое время и место.

            Гений – это уже серьезно; и достаточно редко – не на каждом углу встретишь. Правда, не каждый, причисляющий себя к гениям, является таковым, но если выбирать их не по декларациям и не по авансам ("знаете ли, у меня родился колоссальный, фантастический замысел!"), а по конкретным делам, причем по делам определенного масштаба, по делам, как говорится, нетленным, – то получаем немалую вероятность попасть именно по тому адресу, который нам нужен.

            Должны вам сказать, мы неплохо разбираемся в гениях: специально изучали эту публику, перезнакомились со многими, насмотрелись на всяких. И вывели закономерность: если это действительно гений, не яркая однодневка, не радужный мыльный пузырь, как говорится, гений без дураков, – он прост в обиходе и правдив в суждениях. Он не шаманит; не напускает на себя загадочности, на свои действия тумана. На вопрос, в чем суть работы гения, он отвечает ясно:

            "В обнаружении истины".

            "Как это делается?"

            "Истина всегда на виду. Фокус лишь в том, чтобы ее увидеть; чтобы разглядеть в золушке прекрасную принцессу. * Дальнейшее приближение к сути, материализация ее – дело техники.** Разумеется, все это недешево стоит; усилия приходится прикладывать колоссальные; порой отказываешь себе буквально во всем, отрекаешься от вчерашних неколебимых ценностей: семьи, комфорта, денег, собираешь себя буквально по крохам и бьешь, бьешь в одну точку. ***" "И не жалко?"

            "Чего?"

            "Всего остального – чем пришлось пожертвовать."

            "Нет, не жалко."

            Если в этих расспросах мы не напоминали о Боге – гений о нем не вспоминал. Видать – не было нужды. Если же спрашивали – гений только усмехался и пожимал плечами. Он знал истинный масштаб того, что сотворил; и знал цену, которую заплатил за это свершение; заплатил сам – до последней полушки.

            * На языке концепции ЭПК видеть сущность – работа критичности.

            ** Формулировка замысла – работа психомоторики.

            *** Материализация замысла – работа энергопотенциала.

            ***

            Впрочем, один любопытный разговор на эту тему стоит привести. Нашим собеседником оказался знаменитый поэт; кстати – Нобелевский лауреат и человек компетентный. Он сказал, что для него Бог суть некая сверхсила, созидающая чудо. Поэт изобразил это на листе бумаги в виде формулы:

            Бог = сверхсила – чудо.

            "Если вы хоть немножко смыслите в математике, – сказал он, недоверчиво поглядывая на нас, – вы должны признать, что в этом уравнении три неизвестных.

            Первое – Бог. Безусловно, это – материализованная идея, которую мы не понимаем ни в ее замысле, ни в реализации. Мы множество раз от нее отрекались, но снова и снова были вынуждены признать, что она есть. Но в чем ее смысл и в чем ее суть?..

            Второе – сверхсила. Видимо, это энергия какого-то особого качества, скажем, позволяющая свободно перемещаться во времени и пространстве, то есть, не просто быть в пространстве и времени (наш удел), но владеть ими. Это можно вообразить; наверняка кто-то с помощью математики уже и доказал, что это возможно, как, скажем четвертое или семнадцатое измерения. Но разве это приблизило нас в понимании сверхсилы хотя бы на шаг? Мы дали ей имя; мы поверили: она есть. Но что она из себя представляет?..

            Наконец, третье – чудо. И о нем мы практически ничего не можем сказать. Мы видим: вот оно. Мало того – мы можем им пользоваться: использовать какое-то одно его свойство. Но даже если не одно, если даже десяток, от этого ничего не меняется: ведь мы не знаем ни истинных размеров, ни сущности того, чем пользуемся.

            И вот вывод. Три неизвестных. В одном уравнении. А уравнение с тремя неизвестными, как вы помните из алгебры, которую изучали в 5-м классе – неразрешимо!"

            "Какова же мораль?" – спросили мы.

            "Она в известных словах из Священного писания: не трепите имя Господа всуе. Приписывая Богу то, что сегодня не в силах понять, мы поворачиваемся спиной к проблеме – только и всего".

            "Но можно всю жизнь простоять лицом к проблеме и не решить ее, – возразили мы. Чтобы дело двинулось, нужно хоть за что-то реальное зацепиться. Нужно по меньшей мере проблему увидеть!"

            "Ваше "по меньшей мере" – это самое главное в творчестве! – засмеялся поэт. – Увидел проблему – уже знаешь, куда идти, над чем работать. Вот о чем бы молить Господа! – чтоб он глазам даровал силу, дал видеть то, что не видят другие. Ведь талант – это зрячий в стране слепых!"

            Это было сказано походя, между прочим, но на нас произвело впечатление: как приятно убедиться, что разговариваешь с настоящим поэтом!..

            "Обратите внимание, – продолжал он, – на этой стадии о Божьем промысле речи не идет. Бог вмешивается позже (его могут позвать, но может и сам явиться) – в процессе работы. В принципе – как технический помощник. Всего лишь!.. Представьте: человек идет, идет, идет (но идет к определенной, уже известной ему цели), тянет лямку, иногда пытается бежать, у него ничего не получается, все вокруг рушится, он доходит до отчаяния – и вот в какой-то момент из него вырывается мольба: "Господи, снизойди! обрати на меня внимание! я же не для себя прошу – ради дела: помоги исполнить мой тяжкий труд!.." Говорить об истинной вере здесь не приходится. Эта мольба – обычная самонастройка. Она может быть неосознанной; не воплощенной в слова. Но она звучит в душе – своеобразное признание: ты же видишь – я не смогу сам; так помоги!.. И вдруг (как бы в ответ), что-то в этом человеке происходит – и он ощущает: лечу– Лечу!.. А теперь судите сами: чем это не чудо?"

            "Очень похоже. Хотя этому чуду есть вполне земное объяснение и название: прорыв в новое качество".

            "Вот именно! – обрадовался поэт, очевидно, приятно удивленный, что имеет дело не с идиотами. – И мастер, знающий свое дело, мастер, знакомый с ощущениями полета, умело подводящий себя к ним и сознательно оставляющий именно для этих мгновений последние, решающие мазки, – разве он хоть на миг опустится до мысли о чуде? Он знает все о своей работе. И если благодарит Господа, то не за помощь, а за судьбу".

            "Понимаем, – заверили мы. – В решенной творческой задаче мастер видит результат его собственных усилий. В то время, как для обывателя это – это счастливый случай. Счастливый случай – что Господь одарил талантом, счастливый случай – что дал свершить нечто необычайное."

            "В этом – вся соль, – подтвердил поэт. – Обыватель не хочет принимать в расчет предшествующую огромную внутреннюю работу. Свершение может произойти мгновенно, легким мановением, практически без затраты труда, и обыватель именно это и видит. Но знаменитое "чуть-чуть", поднимающее ремесло до искусства, не существует само по себе. Оно венчает 1) огромный, 2) целеустремленный, 3) самостоятельный, 4) мудрый труд. Иначе говоря: талантливую работу нельзя исполнить случайно (а это есть вмешательство Бога)".

            Как вы уже догадались, в этой беседе мы были не до конца искренни. Все-таки за нами была концепция ЭПК, и мы уже неплохо ею владели. Мы с самого начала знали, что новых для себя идей от поэта мы не услышим. Но ведь мы же не из-за идей его разговорили. Нас интересовала его аргументация, его способ мышления. Все-таки он был гений, причем гений настоящий, без дураков. На его суждения вполне можно было положиться. Нас забавляло, что он не заметил нашей игры, но мы и это заранее предвидели: поэты, да еще и гениальные, способны слышать только самих себя, и если проявляют к вам внимание и даже интерес – не обольщайтесь: это не более, чем вежливость.

            Собственно говоря, мы уже получили от него ответ, но решили воспользоваться оказией (ведь не каждый день общаешься с гением!), чтобы узнать его мнение, где начинается талант, в чем его отличие от совершенного ремесла. Ведь именно этот зазор (пропасть!?) по общепризнанной версии и заполняет Бог.

            Поэт понял нас слету.

            "Ремесленник видит только форму, поэтому и думает только о ней, – сказал он. – Оттого и результат жалок: ремесленник может "создавать" только копии. Талантливый же человек может не владеть техникой ремесла (это – наживное; под силу любому), зато, взглянув на скорлупу, он сразу понимает, что внутри должно быть ядро ореха".

            "Понимает, что ядро есть или понимает, что должно быть?" – лукаво попросили мы уточнить.

            "Свои мысли я всегда излагаю точно, – сказал поэт таким тоном, что мы обеспокоились: не обиделся ли он. – К вашему сведению, талант невозможен без точности. Мазок гения, который вам кажется небрежным, на самом деле выверен почти идеально. Произнеся "должно быть" – я сказал именно то, что хотел сказать. Глядя на орех, талант понимает, для чего скорлупа, зачем она такая прочная (укреплена для дополнительной прочности наплывами, рельефом), – и в то же время легко должна разделяться на две половины. Он понимает: внутри должна быть жизнь. В выражении "должно быть" – проникновение в сущность предмета. А скажи он "есть" – это бы означало, что он знает. То есть пользуется чужим, добытым до него знанием. Вспомнил его – и только. Творчество здесь ни при чем".

            ***

            Пора делать выводы.

            Три уровня целостности – это три взгляда на божественное происхождение таланта.

            На нижнем оно принимается безоговорочно. Во-первых, потому что этим людям действительно недоступно понимание, как совершается талантливая работа. И оттого следует вывод: я так не смогу; никогда; но я не хуже других – значит, здесь прикоснулся Божий перст. Во-вторых, неспособные самостоятельно мыслить, они уже хотя бы потому охотно применяют этот стереотип, что он отвечает на любые вопросы – и в то же время исключает возможность его анализа и критики.

            И на среднем уровне в божественности таланта вроде бы нет сомнений; но только вроде бы, а по существу это всего лишь компромисс. Компромисс, позволяющий и невинность соблюсти, и капитал приобрести.

            Рассуждение простенькое: поскольку талантливая работа осенена Господом, она – удел избранных; но я чувствую, я знаю, что и я так смогу; следовательно – и я принадлежу к элите. Здесь реверансы Богу – это лукавство, причем не столь безобидное, как на первый взгляд может показаться. Извлекая лично для себя вроде бы совершенно незначительную и наверняка незаметную для других выгоду (отчего, кстати, за ним водится репутация бессребреника), этот человек именно в этой выгоде находит главную опору своей душе.

            Сопричастность к божескому промыслу укрепляет его жизнь смыслом. Повторяем: почти всегда это происходит неосознанно, что раскрепощает его непосредственность и делает неотразимой искренность – его главные козыри (поскольку других нет). Он пользуется ими, чтобы утверждать божественность таланта, а так как любит покрасоваться и имеет влияние на людей – его можно считать главным пропагандистом этого мифа.

            О талантах и гениях мы рассказали только что, и вряд ли вы успели все перезабыть. Но чтобы классификация была полной, разложим их по полочкам тоже.

            Здесь напрашивается деление на три варианта.

            Самый массовый – это те, кто даже не подозревает о своем таланте. Они часто слышат это слово, как определение уровня их работы, но не придают ему значения: комплимент есть комплимент. Как правило, они подвизаются в материальном производстве. Они просто делают дело; стараются делать хорошо, а получается талантливо. Но о механизме таланта они не задумываются, и с мифом о его божественном происхождении соглашаются равнодушно. Равнодушно потому, что не видят в этом мифе задачи – она слишком велика для них.

            У других талант такой же, но они его осознают (как вы догадались – речь идет о служителях муз). Как и первым, ЭПК позволяет им выделиться и оригинально работать, но все же – объективно – размеры их таланта незначительны, что до обидного ограничивает их возможности. Понять происхождение и механизм даже собственной оригинальности они не в силах; процесс вдохновения их ошеломляет, убеждая в несомненном существовании где-то рядом грандиозных сил. Миф о божественной творческой воле устраивает их вполне. Он помогает им жить. Он им необходим для самоутверждения. Для самооправдания. Для самоутешения. Судьба не избаловала их умом, зато им не откажешь в осторожности: им хватает здравого смысла, чтобы не рубить ветку, на которой они сидят.

            Наконец – гении. Эти ведают, что творят, и готовят полеты вдохновения со знанием дела. Для них божественность дара не более, чем забавная сказочка. И если, случается, они эту сказочку подкрепляют своим авторитетом, значит, они в эту минуту склонны к иронии. Либо – к жалости (не забывайте, что гений – Гулливер среди лилипутов). Только и всего.

            ***

            Остается выяснить: кто этот миф родил? Утверждать категорически вряд ли стоит, но наверняка это и не рабы, и не созидатели. Следовательно, это обитатели второго этажа – потребители. Их работа!

            Посудите сами.

            Рабы – 1) самостоятельно вообще ничего не могут придумать; 2) если б их не тыкали носом, называя: это – талант, – они бы никогда сами не смогли его квалифицировать; 3) талант от них так далеко, что не входит в круг их интересов. Если б его вдруг в природе не стало – они бы этого не заметили.

            Созидатели (таланты и гении) не имеют необходимости в этом мифе (а ведь не причуда, не досужая фантазия – только необходимость и могла его родить). Они заняты конкретным делом; идея же "талант от Бога" делу ничем не способствует. Она удобна – как оправдание малодушия, как подстраховка на случай неудачи. Значит – при жесточайшем энергодефиците и жалкой ЭПК. Но если талантливый человек в порядке, он ощущает, что потолка его возможностей в принципе нет – и никогда не унизится до добровольного рабства. Интуиция подсказывает ему, что если понадобится – он всегда разберется, "как это у меня получается". Выходит, придумывать ему такой миф незачем.

            Для чего же этот миф был столь необходим потребителям?

            Как обоснование бездеятельного присутствия.

            Ведь если мы творим по воле Бога – стоит ли тщиться, напрягать все силы, пытаясь что-то оригинальное создать? Если Бог захочет – и выберет нас – куда мы денемся?

            Здесь Бог – это буфер между потребителями и миром. Олицетворенный компромисс.

            Компромисс для потребителей – это не столько прием, сколько философия. Очки, через которые они видят мир. Единственная дверь, которую они безошибочно находят, оказавшись в зале с множеством выходов.

            Ну хорошо, – скажете вы, – жизнь чувственная, жизнь, посвященная поиску все новых приятных впечатлений, – это понятно; это достаточная ценность, чтобы ее оберегать всеми видами компромиссов. Но идея Бога– вдохновителя, Бога-трамплина, Бога-подсказчика – не слишком это сильное средство, чтобы достичь столь скромной цели, как комфорт? Если та самая необходимость в столь мощном средстве? Пожалуй, если поискать, нашлось бы что-нибудь и проще, и бесспорней, и убедительней.

            В этом рассуждении допущены две ошибки.

            Первая. Решение более простое, реальное, конкретное – это и есть решение задачи о сущности творческого процесса и вдохновения. Если бы потребитель умел решать задачи – он бы именно так и поступил. Но дискомфорт, предшествующий задаче, пугает его. Даже не успев задачу осознать – он отворачивается от нее.

            Вторая. Для нас с вами Бог – это символ. Символ необычайно богатый. И при всей его непознанности он несет в себе мощное порождающее начало, несчетно идей, возможность двигаться вперед, познавая себя и мир. А для потребителя Бог – просто знак. Как для школьника – икс или игрек в условии задачи. Просто – неизвестное. Значит, там, где вы терзаетесь в поисках ответа, он вместо одного неизвестного (тайны полета вдохновения) подставляет другое (Бог).

            Для вас Бог-вдохновитель – недоказуемая идея; для него же – удобный компромисс. Для тех же, кто еще самостоятельности не утратил – это дверь, ведущая в никуда.

            ЗАГЛЯНЕМ В СВЯТЦЫ

            Конечно, вы уже догадались, что в книге речь будет идти не просто о целостности человека, но о трех его уровнях. Трех уровнях ЭПК.

            Наибольший интерес вызывает верхний уровень. Ведь именно ради его познания была затеяна эта работа, проводились многолетние исследования, создавалась концепция ЭПК. Ведь именно здесь целостность человека реализуется в творческом действии.

            Напомним: на нижнем уровне наш герой и не помышлял ни о каком творчестве.

            На среднем уровне он уже осознает в себе недюжинную творческую потенцию.

            И только на верхнем начинает действовать как созидатель – талант, гений, творец.

            Обращаем ваше внимание: это один и тот же человек. Но в зависимости от состояния ЭПК меняется и его местожительство. Живете грамотно и в соответствии с природой – пожалуйте повыше; бездумно следуете стереотипам, позволяете себе роскошь жечь свою свечечку с обоих концов сразу – не удивляйтесь, обнаружив себя на самом дне.

            Отсюда мораль: путь к талантливому труду никому не заказан. Впрочем, чтобы не шокировать законченных скептиков, скажем мягче: почти никому. Что из этого следует?

            А следует то, что авторам предстояло решить:

            либо писать только о человеке, обосновавшемся на верхнем уровне (потому что лишь здесь он реализует свои творческие возможности, – а именно это и вас, и нас интересует, ради этого и заварили кашу),

            либо продолжать описывать жизнь на всех трех уровнях одновременно, как мы делали до сих пор.

            Мы выбрали второе. Прежний путь. Мы убеждены, что он единственно верный.

            Во-первых, раз уж это один и тот же человек, видимо, чтобы не погрешить против истины, его и описывать следует независимо от уровня, на котором он находится.

            Во-вторых, такой подход позволит описать не только технологию собственно творческой работы, но и раскрыть причины падения вниз и способы, позволяющие подняться (или возвратиться) на верхние уровни.