Текст книги "О мальчике, который умел летать, или путь к свободе"

Автор книги: Игорь Акимов

Соавторы: Виктор Клименко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

            1) интеллектуальные, 2) нравственные и 3) эстетические;

            они воплощаются в символах: 1) истины, 2) добра и 3) красоты.

            Соответственно и мысли его имеют трехцветный окрас. Чувства – это его приемник, которым он прослушивает мир, мысли – его передатчик. Следовательно, действия нашего учителя можно квалифицировать так: он старается наступить ногой на чувства, чтобы затем, когда поднимутся мысли – иглы, обломать их.

            Вопрос: на какое чувство прежде всего наступит этот учитель?

            В интеллектуальных играх наш ученик неуязвим: любое задание он выполняет запросто; мучить его у доски – только время тратить. Эстетическое ристалище тоже не годится: здесь наш ученик выше учителя... вот на сколько понадобится – на столько и выше. Остается нравственное. Совесть. То, что греет нашу душу, укрепляет нас в наитяжелейшие минуты, но что и беззащитно, что можно поразить не только словом – даже взглядом; совесть, которая становится неуязвимой лишь у редчайших праведников, взошедших на вершины человеческого духа.

            Кстати, интеллектуальных чувств по пальцам перечесть; достаточно сказать "ложь" или доказать обратное – и ты неуязвим. Эстетических чувств поболее: красоты и безобразного, трагического и комического, – счет идет уже на десятки, и все же счет им есть, потому что в основе лежит мера, эталон, ритм, которые уже несут в себе конечность счета. А нравственных чувств не счесть. Не счесть – и все тут. Человек открыт им отовсюду, человек перед ними беззащитен; человек потому и человек, что он открыл в себе способность к этому осознанному чувствованию чужой души и состраданию к ней.

            Вот и ответ получился: только нравственные чувства доступны агрессии учителя на уровне эмоций.

            Как же действует этот учитель?

            1. Занижает оценки.

            2. Вызвав ученика к доске, прерывает свободную импровизацию: "мне от тебя немного нужно – ты расскажи по учебнику, только и всего".

            3. Делает его мишенью для замечаний: "Вижу, наш Петя опять заскучал; может, мы мешаем тебе читать детектив? Или сбиваем своими скучными задачками высокий полет твоих мыслей?.."

            4. В учительской: "С Петей надо что-то делать, каким-то образом изолировать его от остальных? Ведь он как дрожжи: если начнут бродить – весь класс станет неуправляемым".

            5. Родителям: "Петя не даст соврать: я ему не мешаю жить, быть самим собой, даже замечаний не делаю; но обязана вас предупредить: если он сейчас не работает, то потом, когда он вырастет, его никакой силой не заставишь это делать".

            Как быть ученику?

            С ним сражаются оружием, которого он сам не имеет права применить. Ведь достаточно показать, как на самом деле он относится к этому учителю (как к безнравственному, бессовестному, лицемерному человеку, иезуиту с привычками раба и мировоззрением слепой лошади, приспособленной ходить по кругу, поднимая воду из колодца), – и ученика уничтожат. Жизнь превратится в ад, а в будущем гарантирован обескровленный аттестат и ужасная школьная характеристика.

            Значит, поле нравственных чувств исключено.

            Интеллектуальные тоже не годятся: этот учитель соблюдает букву учебника, его борта надежно прикрыты, нос он держит по ветру – тут он неуязвим.

            Остается эстетическое оружие. Чувство меры, чувство ритма, чувство гармонии. Они для нашего ученика естественны, как дыхание, тогда как для учителя на уровне эмоций это всего лишь слова, схоластические понятия, которые закрывают... не пустоту, нет! Учитель готов признать, что за ширмами, на которых начертаны эти слова – "гармония", "мера", "ритм", – что-то есть непременно, и если бы удалось заставить его задуматься (вот такое фантастическое допущение!), он бы сказал, что понимает (оставим на его совести это заблуждение) смысл этих понятий. Но для него они как для нас с вами латынь: она есть безусловно, но к чему ее применить – непонятно, а уж что без нее можно вполне обойтись – это очевидно!..

            Зачем ему мера и гармония, и ритм, если с любой проблемой он справляется, имея в руках незатупляемое зубило шаблона и надежнейший молоток стереотипа? И компас "так, как все" не даст ему заблудиться в любой городской тайге, и прописные истины утешат во всех сложностях жизни и объяснят ее смысл просто, как дважды два.

            Самое поразительное, что понятия истины, добра и красоты не чужды этой улитке, затаившейся в хрупкой скорлупе раковины. Но поскольку весь космос улитки ограничен ее домиком, то и истину, и добро, и красоту наш учитель находит только в себе, любимом. Его душа божественна, почти идеальна и, конечно же, трагична – ведь никто не видит ее сокровищ; все заняты собой, а до нее никому нет дела. Но ведь она есть, есть! Вот почему наш учитель считает себя вправе быть эталоном и истины, и добра, и красоты. Представляете, как ему горько и одиноко идти через жизнь с грузом всеобщей слепоты и непонимания?..

            (Но ведь он доброжелателен, он и других хвалит, а порой – при всей своей требовательности! – и восторгается. Почему? Отвечаем: это всего лишь защита. Игра по правилам. Он знает, где нужно хвалить, – и там хвалит, знает, где нужно порицать, – и там клеймит. Не потому, что он так думает на самом деле. Нет! – он поступает "правильно", "как надо", "как все", – и тем достигает цели: становится незаметным.)

            А для ученика на уровне чувств истина, добро и красота – вне его. Вокруг. Вот отчего он так доброжелателен, так любознателен, так отзывчив. Он тянется ко всему, что его окружает, энергично разгребая завалы мусора, безошибочно чуя под ними гармонию, которая компенсирует его затраты потоком положительных эмоций.

            А где же та мера, которая помогает ему находить вокруг себя истину, добро и красоту? Может быть, где-то внутри его? Например, в мозгах? Или – в сердце?.. (Перед теми, у кого плоховато с чувством юмора, признаемся: мы пошутили.)

            Мера – он сам.

            Вершина развития живой природы, на диво гармонично устроенный эталон природы, – снова и снова обнаруживая свое сродство с окружающим миром, – он каждый раз наслаждается этим узнаванием и утверждается им (подпиткой положительными эмоциями).

            Не правда ли, напрашивается вопрос: а как же его соседи, живущие этажами выше и ниже? Или они не эталоны? А если эталоны, то как этим пользуются?

            Отвечаем: ну конечно же, эталоны; только нижний сосед – человек на уровне эмоций – наслаждается самим собой, эталонность ему необходима, чтоб выделиться: "я есмь!"; а верхний сосед – человек на уровне интуиции – наслаждается, преобразуя окружающий мир.

            Значит, на самом нижнем этаже – отстойник природы, на втором – зеркало природы, на третьем – ее инструмент.

            + + +

            Так на чем же мы остановились?

            Вспомнили: на начале войны. Учитель, не выдержав противостояния (у него меньше энергии – вот он и срывается первым), наступает на нравственные чувства ученика, а тот в ответ растопыривает иглы эстетических мыслей.

            Например, учитель подает уже знакомую вам реплику: "Наш Петя опять заскучал", – а Петя возьми да и ответь: "А я не понял вашего объяснения".

            Самое замечательное, что это – не ложь, Петя говорит искренне, и причина его непонимания легко объяснима. Ведь Петя способен воспринимать только гармонию, только целостность, а учитель на уровне эмоций пользуется осколками гармоний, тенденциозно собранными. Его знания – не целостность, а куча. Он вываливает материал на тарабарском языке, поскольку не знает другого. А Петя и не думает в нем разбираться. Ему подавай гармонию, причем в простой и ясной форме.

            Разве мало повода для конфликта? Причем конфликта неразрешимого – ведь им никогда не договориться: они же говорят на разных языках; произнося одни и те же слова, они подразумевают разные вещи...

            Что делать учителю?

            Можно повторить объяснение, но это не продвинет дело ни на шаг: он не знает других слов, а этих Петя не поймет никогда. Можно отфутболиться компромиссом: "Потерял время в классе – придется дома посидеть над учебником, пока сам не разберешься, что к чему". Но учитель выбирает третий вариант: "Все поняли, потому что слушали, потому что работали и старались понять; а ты не привык трудиться, даже не замечаешь, как атрофируются твои мозги, как последние капли энергии испаряются из них".

            Ну что ж, назвать белое черным – это вполне в его духе. Причем опять же подчеркиваем: он не двуличничает, не играет, он именно так и думает!

            "Я не понял" – пассивная форма сопротивления, но после обвинения в тупости ученик не желает больше терпеть – и поднимает шпагу.

            На уроке литературы он говорит: "Когда я читаю "Евгения Онегина", я вижу, как прекрасна каждая строка, и даже те из них, которые я знаю на память, мне нравится перечитывать. Но когда вы объясняете этот роман, он становится мне противен; хочется забросить его подальше и никогда в жизни больше не открывать. Отчего так получается?"

            На уроке химии: "Вот вы слили щелочь и кислоту, оно зашипело, завоняло – в общем, реакция нейтрализации. Значит, то же самое происходит в желудке, если выпить "фанту"? А в крови такая реакция может происходить?"

            На уроке математики: "Вот я считал: истинная формула должна быть красивой. Объясните, пожалуйста, в чем красота числа "пи" или корня квадратного из 37"

            На экскурсии в музее: "По-моему, эти рабочие возле мартена – просто раскрашенная фотография. Что новое я могу узнать из этого огромного полотна? Чем здесь может обогатиться моя душа?.."

            Первая реакция учителя – оскорбление.

            Вспомните механизм эмоция-действие на футбольном поле, в троллейбусной толчее, на коммунальной кухне. "Ну, Петя, я знала, конечно, что ты дурак, но я-то думала, что ты просто дурак, а ты, оказывается, дурак с претензией, дурак самовлюбленный..."

            Вторая реакция – унижение.

            1) "Поколения исследователей пытались понять загадку "Онегина", и я в меру своих сил пыталась донести до вас его смысл; а тебе, оказывается, все ясно сразу; все вокруг дураки – один ты умный".

            2) "Человек десятилетиями учился в академии владеть карандашом и красками, учился передавать свое мироощущение на полотне, весь мир признал его художнический подвиг, а вот для тебя это – банальность и скука". И так далее.

            Третья реакция – подавление.

            Чем берет ученик на уровне чувств? – Замечательно развитой психомоторикой. Значит, если:

            1) сковать его моторику и 2) задавить душу (запомним, что "псюхе" – душа), – он потеряет всю свою прелесть, потеряет себя.

            Марья Ивановна находится на уровне эмоций, психомоторика у нее жалкая, конкуренции с Петиной не выдерживает. Значит, прямая атака не проходит. Но ведь можно ударить в спину! (Как вы помните, с моралью у Марьи Ивановны отношения простые: что лично ей хорошо и удобно, то и морально.) Ведь достаточно истощить Петин энергопотенциал – и психомоторика погаснет, скуксится, ограничится пределами собственного тела – уровнем эмоциональных реакций.

            Как сковать моторику?

            Метод вам знаком: Марья Ивановна усаживает Петю на переднюю парту и ни на миг не выпускает его из поля зрения. "Не вертись", "Сиди ровно", "Слушай урок", "Слушай, как отвечают твои товарищи", "Я должна быть все время уверена, что ты работаешь..." Петина моторика парализована; очень скоро гиподинамия тела отпечатается гиподинамией мысли.

            Как придавить душу?

            Своеобразие души в том, что она должна развиваться свободно. Это относится ко всей триаде: мысли, совести и памяти.

            Из созревшего чувства свободно возникает мысль.

            Из свободного, пластичного контакта с другими людьми вырастает совесть.

            Из самостоятельного мышления свободно складывается память.

            Подчеркнем при этом три наиважнейшие вещи:

            1) мысль, совесть и память развиваются свободно;

            2) они слиты в нераздельную целостность;

            3) приоритетное развитие любой составляющей подавляет две другие.

            Ничего этого Марья Ивановна не знает; она действует в соответствии с ситуацией и существующими педагогическими канонами. Действует ни в коем случае не во зло (когда мы употребляем слова вроде "подавить", мы имеем в виду не умысел Марьи Ивановны, а сущность процесса, о котором она даже не задумывается), ее намерения самые благие... И все-таки Петину душу она уродует. Как же это получается?

            Совесть – самое уязвимое место, и Марья Ивановна пользуется этим (наступает на нравственное чувство), чтобы спровоцировать конфликт. Но дальше она не зайдет, большего себе не позволит, поскольку – остынув после эмоциональной, реактивной вспышки – осознает, что это аморально.

            Мысль – самая сильная сторона Пети. Чего стоят одни его вопросы – в каждом почка будущей задачи, и он был бы счастлив вцепиться в любую, если б ему объяснили, что к чему, и хоть чуть-чуть поощрили. Но для Марьи Ивановны его планка стоит слишком высоко; ей даже в голову не приходит посягнуть на эти скромные высоты. И она делает вид, что Петины вопросы – просто дурь, сотрясение воздуха.

            Остается память.

            Надеемся, из собственного опыта вы уже вспомнили, как действует Марья Ивановна?

            Правильно: все свои силы, все свои знания, весь свой характер она посвящает достижению одной цели – заставить Петю запомнить как можно больше. Пусть запоминает, запоминает, запоминает: факты, примеры, приемы, методы (стихи, правила, формулы – само собой: это – святое). Придумали даже теорию; мол, в детстве память особо прочная и вместительная; значит, лови момент, пичкай, фаршируй ее, пихай в нее побольше знаний, – потом, когда вырастет – благодарить будет...

            Петя чувствует: что-то не так; ему не нравится, что из него делают тяжелоатлета, который должен поднимать все большие и большие веса знаний. Это насилие угнетает его и вызывает обратную реакцию: инстинктивно он начинает отворачиваться от всякого нового знания, и это стремление к отторжению всего нового, как привычка, закрепляется в нем на всю жизнь. Наконец, нарастив мышцы знаний, он тяжелеет и утрачивает прежнюю способность перепархивать с цветка на цветок, а вместе с нею – и все свое очарование.

            Если бы Пете было хотя бы лет 20, ничего из затеи Марьи Ивановны не вышло бы. Он бы поверил не ей, а своему инстинкту, неутолимому чувству новизны, неотделимому от удовольствия. Не нравится – не буду! – вот какой была бы его программа. И он бы спасся, остался самим собой. Но Петя – всего лишь мальчик, который приучен верить не своему чувству гармонии, а взрослым. И он – мучаясь, страдая, насилуя себя – выполняет то, что ему велят. Он старается. Вникает. Пытается понять. И запоминает, запоминает, запоминает... На запоминание уходят все его силы – и память становится его "сильной стороной". Она становится его опорой, его надежным другом в любых обстоятельствах. При этом изменяется все его мировосприятие. И когда он встречается с новым, оказывается перед необходимостью разобраться в нем, – он даже не пытается сделать это. Ведь мысль уже атрофирована! Он сосредоточивается – и начинает перебирать свой багаж памяти, привычно полагаясь на чужой, заемный опыт.

            Выводы:

            1) память, ставшая главным инструментом умственных процессов, лишает человека способности свободно чувствовать (а значит, и оригинально мыслить);

            2) гипертрофированная память делает человека эмоциональным и реактивным существом, не способным на самостоятельное действие;

            3) гипертрофированная память порождает идиосинкразию ко всему новому;

            4) этот человек уже не способен ни увидеть, ни решить (названную другим) задачу;

            5) он – творческий импотент.

            + + +

            Неужели у него нет шансов спастись? Увы!

            Впрочем, он этого не знает. Он обольщается собой, своим превосходством. Убедившись при первой же встрече, что он умнее учителя на уровне эмоций, ученик остается с этим убеждением навсегда. Как бы ни пал он сам, как бы ни вырос его учитель – ничто не изменит его самой первой оценки.

            Спешим застолбить свой приоритет – получите очередной маленький закон сохранения уровня притязаний:

            как бы ни пал человек, его притязания остаются на уровне его наивысшего успеха.

            Значит, если человек когда-то находился на уровне интуиции, но потом жизнь сложилась так, что он был лишен возможности действовать – и спился, потерял лицо, стал грязью, и окружающие не ставят его ни в грош, считают ничтожеством, – сам он остается в убеждении, что его территориальный императив, как и прежде, не имеет границ, и повернись жизнь к нему другой стороной, он покажет всем, какие у него крепкие зубы: только задачки подбрасывай – любую разгрызет!..

            Самое удивительное, что он прав...

            Впрочем, вернемся к нашему ученику.

            Разумеется, ни о какой необходимости спасаться он не знает – и не думает об этом. Ему просто плохо с этим учителем, противно в школе, он мучается необходимостью вникать в скучные ему вещи, и тупая зубрежка для него спасительный выход. Зубрежка – это ведь компромисс! Значит, самый естественный для нашего ученика выход. Он думает: вызубрю – и свободен. И что же происходит при этом? Мышление обрастает жиром школьных знаний. Чем память мощней, тем меньше способность к действию: мышцы мысли задавлены жиром памяти. Интеллектуальные чувства отмирают; мыслитель уступает место коллекционеру чужих знаний, способному только к самой примитивной работе реактивного типа по системе "да" – "нет".

            И эстетические чувства без постоянной тренировки тоже атрофируются. Чувство гармонии, на обеспечение которого уже недостает сил, постепенно заменяется его суррогатом – эталоном гармонии, значит, гармонией, переночевавшей в прокрустовом ложе (скажем, прежде он понимал и любил классическую музыку, а теперь вполне удовлетворен хард-роком).

            Наконец, и его нравственные чувства, изо дня в день попираемые учителем (безжалостно растоптанные гордость, достоинство, самолюбие, честность, справедливость), ищут спасения в компромиссе. И тут возможны два варианта. Первый очевиден, он на поверхности. Ученик говорит себе: надо вытерпеть, переждать, пересидеть; сейчас уступлю – чтобы не сломаться, остаться самим собой: мое время еще придет!.. И он отступает, отступает, отступает, пока учитель не потеряет к нему интереса, перестанет его выделять. А когда это произойдет? – Когда погаснет многоцветный ореол этого ученика; когда исчезнут, словно их и не было, иглы его мыслей. Короче: когда этот ученик опустится на уровень эмоций.

            Что характерно для этого варианта?

            Антипатия к учителю (антипатия пассивная; в ней нет сильных отрицательных чувств, например ненависти, поскольку наш ученик их избегает; в ней скорее жалость к этому несчастному человечку, облеченному властью и утверждающемуся за счет детей; жалость и понимание – но без сочувствия)

            и отлично развитое собственное нравственное чувство.

            Основа второго варианта – слабое, даже деформированное нравственное чувство, которое позволяет презирать учителя. Этому ученику на уровне чувств мало осознать, что он умнее учителя на уровне эмоций. Свое превосходство он еще должен и доказать. Но как? И тогда он находит прием: хитрость! Наш Петя делает вид, что сдался, что принял условия игры учителя – что признает его правоту. Сидеть на передней парте? – Пожалуйста. Запоминать? – Сколько угодно. Принимать активное участие в уроке? – С огромным удовольствием. Учитель еще не успевает рта раскрыть, а он уже отвечает: да! Учитель говорит банальность – и слышит от ученика: как это здорово! Учитель спрашивает: как ты думаешь? – И слышит в ответ: я с вами согласен...

            Вы, конечно, подумали: Марья Ивановна ему не поверит. Правильно. Не поверит. Ведь уровень эмоций – это вовсе не уровень малоумия, глупости, дури. Уровень эмоций – это уровень импульсивных, реакций, уровень приоритета самозащиты, уровень примитивных оценок. Примитивных – но ведь не глупых. Оказавшись в обстановке комфорта (после того, как Петя сделал вид, что уступает), имея возможность спокойно наблюдать ученика, Марья Ивановна, конечно же, разглядит его игру. Но теперь эта игра ее не раздражает. Почему? Во-первых, Петя подчинился ее воле, стал работать по ее программе: он участвует, он запоминает, он послушен. Во-вторых, приняв игру ученика, ответив на его шаг навстречу своим встречным шагом (она принимает его компромисс), Марья Ивановна поднимается в собственных глазах на немыслимые педагогические высоты. Где-то вровень с Коменским, Ушинским и Сухомлинским. Ведь она решила сложнейшую педагогическую задачу! Она проявила и человеческую мудрость, и педагогический дар! Она укрепила стенки своей раковины, утвердилась в своей правоте и теперь без страха смотрит в свой завтрашний педагогический день.

            Интересный случай: оба считают, что победили. Но ведь так не бывает! – скажете вы и будете правы. Тогда представьте, что вы – третейский судья: кому вы присудите победу?

            Мы – не колеблясь – Марье Ивановне.

            Потому что она, какою была, такой и осталась; не изменилась. А вот Петя не спасся.

            Проследим, как это произошло.

            Вопрос первый: какой была его цель?

            Ответ: сохранить территорию. Территорию, которую он считает своей, но которая ему на самом деле не принадлежит. Она – всехняя, каждый может на ней делать то, что ему по силам. Петя, скажем, перепархивая с цветка на цветок – с гармонии на гармонию, – снимает нектар, получает удовольствие. Эмоциональную публику эта территория раздражает и страшит – и они от нее отгораживаются; интуитивные что-то на ней создают и переделывают – вот кто истинные ее хозяева. Разумеется, никакие новации интуитов не нравятся жителям нижних этажей, и тогда мы говорим, что их интересы пересекаются: первый и второй этажи хотят покоя, а на третьем стучат молотки – ну кому это понравится? К тому же, никто ведь не поручится, не даст гарантий, что эти переделки – к добру.

            Короче говоря (напоминаем), истинная территория Пети ограничена его раковиной, точнее (чтобы не путать с эмоциональной публикой) – его памятью. Но он этого не знает. Он полагает: вся поляна, с которой я снимаю нектар, моя. Понимаете? Он как бы ставит знак равенства между потреблением (главное его занятие) и действием. Увы, действовать он не может – не тот у него энергопотенциал, но он-то считает, что может все, просто откладывает свои действия на потом, всю жизнь откладывает и умирает со счастливым убеждением, что прожил не зря, и кабы захотел, что угодно бы смог.

            Итак, уже основной мотив его поведения ложен: он пытается защищать то, что ему не принадлежит.

            Вопрос второй: какой метод он выбирает?

            Ответ очевиден – игру. Ведь игра всегда гармонична, значит, это источник положительных эмоций. Игра – это имитация деятельности, и потому она и самодостаточна, неся в себе и цель и смысл. Наконец, игра подразумевает выигрыш, призовую морковку, и если расценить ее как прибавление территории за чужой счет, то это уж что то вовсе новое в Петиной практике – небывалое, но завлекательное. (Надеемся, вы понимаете, что это не объективная трактовка игры, а только с точки зрения Пети.)

            Следовательно, уверенный в своем абсолютном превосходстве, Петя придает своим отношениям с Марьей Ивановной форму игры. Он делает вид, что отступает, пускает ее на свою территорию, вовсе не собираясь с этой территории уходить. Он начинает партизанскую войну – вот его игра.

            На третий вопрос – какое средство он выбирает? – ответ вам уже известен: хитрость.

            Хитрость – это прием, имитирующий действие, а потому позволяющий избегать истинного действия.

            Хитрец считает, что окружен дураками, поэтому на любой вопрос он отвечает "да", имея в виду "нет".

            Хитрец ничего не делает, но получает все. Получает столько, сколько может унести. Что ему стоит подыграть Марье Ивановне? Ничего. А она ему платит отличными оценками и социальным поощрением: похвалой, выдвижением на общественные посты, рекомендацией, которая ляжет первым камнем в основание его карьеры.

            Успех – налицо. Хитрость оказывается как бы черным ящиком: вкладываешь копейку – вынимаешь рубль. Результат феноменальный, убедительный без доказательств. Поэтому Петя и не задумывается 1) ни о его истинности, 2) ни о его механизме, 3) ни о его цене.

            + + +

            Но ведь в природе так не бывает: из ничего – все. Природа устроена так, что за все приходится платить. Абсолютно за все! за любую малость!.. Но разве мы думаем об этом во время игры? Как сказано чуть выше – игра самодостаточна; мы напомним и еще одно ее качество – игра доминантна; значит, во время игры все остальные соображения (кроме процесса и цели игры) отступают в тень. Вот почему Петя не задумывается, откуда взялся этот чертов рубль. Но мы-то с вами наблюдаем его со стороны и не имеем права оставить этот вопрос без ответа.

            Игроков двое: он и Марья Ивановна. Петя в выигрыше. Напрашивается, что вся эта прибыль – плюс 99 коп. – падает ему в карман со счета Марьи Ивановны... Но ведь и Марья Ивановна с прибылью: хоть она осталась на прежнем уровне, стенки ее раковины заметно окрепли – невооруженным глазом видно; не зря же она так и цветет довольством...

            В убытке класс.

            Это он платит за комплиментарную игру в поддавки тандема Петя – Марьиванна. На глазах класса происходит наглое облагораживание зла. Нравственные чувства учеников растаптываются; энергопотенциал класса тает.

            Разумеется, первый же удачный опыт поощряет Петю; он начинает использовать хитрость даже там, где до сих пор в этом не было нужды: в отношениях с остальными учителями, затем – с родителями, потом – с товарищами по классу, с приятелями во дворе. Спираль раскручивается, захватывая все большую площадь. Маленькая игра превращается в универсальную систему поведения. Становится привычкой.

            Повторяем: Петя считает, что эта игра всего лишь упрощает его жизнь, а на него не влияет; каким он был, таким и остался (ведь для этого игра и затеяна!). Увы, он обольщается. Меняется и он. Вспомните, каким прежде было его поведение. Оно было активным (уровень чувств позволяет). Он находился в постоянном поиске все новых и новых гармоний – в постоянной погоне за удовольствиями.

            Что же происходит теперь?

            Сняв со стены новое для себя оружие – хитрость, осваивая систему владения ею – игру до победы любой ценой, он неосознанно переходит от прежних активных действий к новым – реактивным (ответным на действия извне). Почему? Самые памятливые из вас уже вспомнили, в чем дело; для остальных разъясняем.

            1) Игра сама себя порождает, 2) игра гармонична и 3) игра доминантна.

            Значит:

            1) Пете не надо искать ее, бегать за нею высунув язык;

            2) она удовлетворяет Петину потребность в гармонии;

            3) играя, Петя избавлен от необходимости искать другие гармонии – и они обесцениваются в пределах его территориального императива.

            Надеемся, понятно?

            Если б у него был мощный энергопотенциал, он бы воспользовался хитростью для активных действий – чтобы увеличить свою территорию. Но его энергопотенциал, слава богу, этого не позволяет. Потому-то он и действует только по ситуации, в ответ на ситуацию. Реактивно.

            А это, как вы помните, система действий на уровне эмоций.

            Следовательно, затеяв игру в хитрость, он даже не заметил, что оказался этажом ниже?

            Вот именно.

            Что же он выиграл, выбрав хитрость, начав войну против всех, по сравнению с тем своим тезкой, которому сильное нравственное чувство не позволило кривить душой, и он отступил перед агрессивным напором Марьи Ивановны, пока не вышел из контакта с нею, обосновавшись тоже на нижнем этаже – так вот, что же наш хитрец выиграл по сравнению с тем идеалистом?

            Он сохранил свой энергопотенциал.

            Но это же невозможно! – воскликнете вы. Одно из двух:

            1) если он сохраняет свой энергопотенциал, то должен удержаться на плаву – на уровне чувств (уровень потребления);

            2) если же он опустился на уровень эмоций – значит, он утратил прежнюю плавучесть, которая была обеспечена именно соответствующим уровнем энергопотенциала – значит, его энергопотенциал упал до уровня прожиточного минимума (уровень рабства).

            Короче: или потребитель – или раб.

            Потому что – если раб получает избыточный энергопотенциал – он получает как бы избыточную плавучесть. Хочет он или нет – он всплывет. И превратится из раба в потребителя. Это объективный закон природы. А хитроумный Петя опустился до уровня раба, сохранив прежний энергопотенциал. Значит, вопреки энергопотенциалу? Вопреки закону Архимеда?..

            Давайте разберемся спокойно, без эмоций.

            Если закон природы не работает, то – либо

            1) Теория неверна (одного не укладывающегося в ее прокрустово ложе факта вполне достаточно, чтобы признать ее несостоятельной), – либо

            2) мы имеем дело с новым явлением.

            Не волнуйтесь: теория верна. Просто хитрость – как рак – поразила психомоторику хитроумного Пети. И произошло перерождение механизма чувства. Понимаете? – Этот механизм не отключился, как это бывает сплошь и рядом, когда человек теряет энергопотенциал и опускается на уровень эмоций (при этом достаточно восстановить энергопотенциал до определенного уровня – и механизм чувства самостоятельно включится в работу), – он стал другим. Новые функции вынудили перерождение этого органа. Чувство превратилось в апсию (бездушие). Именно механизм апсии позволяет находиться на уровне эмоций, имея сколько угодно большой энергопотенциал.

            ОБЫКНОВЕННЫЙ "ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК"