Текст книги "О мальчике, который умел летать, или путь к свободе"

Автор книги: Игорь Акимов

Соавторы: Виктор Клименко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 35 страниц)

            Бессмысленный рабский труд.

            Чем оправдать свое существование? Как вернуть жизни хоть какой-то интерес?

            Чтобы не пропасть наедине с собой – он становится коллекционером. Марок, музыкальных записей, книг. "Знать кое-что про все и все про кое– что", – это его девиз.

            Чтобы выглядеть достойно в социуме, он принимает роль эрудита. Важно, чтоб его она устроила, чтобы ею было его тщеславие удовлетворено. Что же до окружающих, то они отдадут ему эту роль с удовольствием и даже с облегчением. Как в цирке "рыжий", как в компании чудик – так в обществе эрудит.

            Цель его жизни – быть лидером (или хотя бы поучаствовать) в игре "что? где? когда?" Но это – праздник. А что же в будни? Ведь душа не может жить только ожиданием; она должна чем-то заниматься каждый день, каждый час, каждую минуту. Когда душа развита нормально – таких проблем нет: чувство само находит работу. Если энергии много – познает окружающий мир (если очень много – познает мир своей души); если энергии мало – по границе совести строит бастионы из кирпичей памяти.

            Наш отрок так не может, его чувства в рабстве, поэтому его душа обращается к лидеру – к памяти: давай работу. Сколько угодно, – отвечает память, и командует: – Считай!

            И отрок начинает считать все подряд: окна, фонари, ступени; складывает цифры автомобильных номеров и трамвайных билетов; ищет "счастливые" и "несчастливые" цифровые знаки во всем, что поставляют ему органы чувств.

            Украшение этой бесконечной счетной ленты – расчет житейских ситуаций. "Вот я приду и скажу ему– а он мне– а я на это... Нет, возьмем иначе, лучше так: я ему... а он будет вынужден... после чего я..."

            Господи! Сколько оперативного энергопотенциала бездарно сгорает в этом нищенско-душевном огне!

            Игрок в "счет-расчет" бесплоден, поэтому все его цели мнимые. Но если не думать о смысле бесконечных серых будней, то жизнь его комфортна: воображать не надо, хитрить и подличать не надо, ходить по лезвию бритвы? – еще чего. Считай себе да считай, жди, когда выпадет счастливый нумерок. Он как западня; как натянутый лук, чью стрелу выпустит в грудь жертвы его неосторожный шаг.

            Реалист. Педант. Игрок. Игрок без риска, но и без настоящего выигрыша.

            Собственной критичности здесь опять нет места, поэтому вместо живой гармонии игрок в "счет-расчет" пользуется чужим шаблоном.

            Третья ловушка – болезнь созревания.

            Это в самом деле болезнь, потому что переход от отрочества к юности – переход пограничной зоны – сопровождается колоссальными переменами и в душе, и в теле.

            Отрок – один человек, юноша – совершенно иной; качественно иной.

            Отрок – бесполое существо, юноша (девушка) – обрел пол.

            Отрок – отрицает собственную память, юноша – всеобщую (он расчищает место для работы своей ЭПК).

            Совесть отрока – открытая рана; совесть юноши – нерассуждающий меч, разрушающий стереотипы и защищающий истину, добро и красоту.

            (В этом месте мы вынуждены напомнить, что речь идет не о рабах и не о потребителях; отрок, который нормально развивался и завершив движение через второй этаж стал юношей – уже созидатель. Значит, описываемый нами юноша прорвался через третью ловушку, легко перенес болезнь созревания, и уже подсказывает нам – не без иронии – параметры своей души, поглядывая вниз с площадки третьего этажа.)

            Отрок пользуется чувствами, как потребитель; юноша дает им оценку – и пытается их материализовать (работа созидателя).

            Отрок переживает кризис ЭПК (все движение через второй этаж – это балансирование на проволоке, это продирание через трясину, это постоянное искушение души; энергопотенциал плохо защищен слабой критичностью – и потому неустойчив; психомоторика тянет за троих – и потому поневоле ищет передышки в стереотипах; критичность способна делать только самую простую работу – отрицать, лишь так она может расчистить для души жизненное пространство, обнадежить ее проблесками свободы; это болезнь роста, болезнь нестрашная, если она не в силах так ослабить отрока, что он потеряет равновесие и шагнет за пределы нормы; это болезнь необходимая – не переболев ею, не сможешь жить в новой среде – под открытым небом третьего этажа; не сможешь глядеть в глаза дисгармонии, что немыслимо без нового качества – гармоничной ЭПК), юноша – расцвет ЭПК.

            Третья ловушка отличается от первых двух принципиально: там испытания переживала душа, здесь – тело; но как оно выдержит это испытание, каким выйдет из него – зависит от души отрока. Его тело, исполняя программу генотипа, заканчивает свое развитие. Остается последний этап – половое созревание. Кажется: родовая программа – столь мощный и самостоятельный инструмент, что вмешаться в его работу, повлиять на ее ход практически невозможно. На самом деле это не так. Душа отрока созрела настолько (сейчас мы не говорим о ее качестве – только о ее роли в его жизни, а эта роль огромна; ведь отрок – весь в себе, весь в душе), что уже не может мириться с ролью статиста в работе формирования его самости, не может покорно следовать за родовой программой. Она еще не осознала себя скульптором, работающим с самою собой, как с глиной, но действует именно как скульптор. Теперь она смотрит на работу генотипа, как на черновик, вылепленный подмастерьем, и по все еще сырой, податливой глине начинает лепить уверенной рукой мастера.

            Откуда эта активность? откуда перемена в поведении души?

            До сих пор первую скрипку ее мелодии вела память, теперь вперед вышло чувство. Память автоматически усваивала правила игры в жизнь, чувство (с помощью критичности) оценивает и выбирает.

            До сих пор малыш – ребенок – отрок развивался как биологическая система под диктовку генотипа; теперь – в пору полового созревания – черновик генотипа набело переписывает чувством душа.

            Каждый знает: мало родить мужчину; чтоб из этого младенца вырос настоящий мужчина – нужен огромный труд. Мало родить девочку; чтоб из нее выросла женственная, добрая, неутомимая хранительница очага, нужен огромный труд. Чей? Родителей и учителей.

            Но даже если они не трудятся, если не вкладывают в формирование ребенка своей души, они оказывают на этот процесс колоссальное воздействие одним своим присутствием. С первого своего шага ребенок меряет мир взрослыми, которые его окружают. (Есть люди, которые остаются инфантильными на всю жизнь – всю жизнь они пользуются чужой меркой.) Вплоть до отрочества – оценивая истину, добро и красоту – он пользуется меркой близких ему взрослых. Но вот наступило отрочество, вперед вышло чувство – и у него словно глаза открылись. Оказывается, мир совсем не такой, как он считал до сих пор, мир куда хуже его детских представлений (простим ему это простодушное заблуждение). Значит, нужно разбить старые кумиры и построить новые; отказаться от чужих мерок и верить только своей. Только себе. Эта ломка происходит тяжело, потому что это – как мы уже сказали – настоящая болезнь. Болезнь души.

            Напомним еще раз: причина ее в том, что в лидеры души вместо памяти выходит чувство. Остается последний вопрос: откуда у чувства появилось столько энергии, что оно смогло вытеснить великолепно развитую, полную сил память? Эту энергию чувство получило от энергетического подъема, причина которого – половое созревание.

            Генотип выстреливает своим самым мощным зарядом (ведь решается судьба последующих поколений), и чувство оказывается самым подходящим инструментом, чтобы придать формирующейся половой структуре индивидуальное лицо.

            (Следствие 1. Если энергия генотипа была в детстве растранжирена – детородная функция окажется навсегда ущербной.

            Следствие 2. Если память не пропустит вперед чувство – половая чувствительность окажется навсегда ущербной.)

            Цитата: "Энергопотенциал генотипа неприкосновенен". (А. Рыбковский.)

            Теперь постараемся показать, что половое созревание не физиологический, а психо-физиологический процесс.

            Задача природы простая: нужно, чтобы из мальчика сформировался мужчина, из девочки – женщина. Материал и форму поставляет естественная природа; лекала для уточнения форм и линий застывающего слепка – природа социальная.

            Обращаем ваше внимание на тонкость: чувство – только инструмент; лекала, по которым оно работает, отрок берет вне – из ближнего социума. Умом он отвергает чужие мерки, но разве когда-нибудь ум мог повлиять на естественный процесс? И природа, не вступая в дискуссии, делает свое дело, – что ей нервические бунты маленького мальчика.

            Лекала отрока – родители и учителя.

            Но не как "родители" и "учителя" (социальная функция), а как "мужчины" и "женщины" (функция природная). Мужское и женское начала. Надеемся, вы понимаете, что если бы ближний социум был носителем только социальной функции, его воздействие на формирование половой функции было бы ничтожным (мы не знаем как, не можем представить механизма, но допускаем, что какая-то ничтожная возможность воздействия есть). Но ближний социум воздействует, и очень мощно, и объяснимо это лишь в том случае, если его составляющие мы воспринимаем как природные сущности – мужские и женские.

            На естественный процесс могут воздействовать только естественные (природные) силы.

            Значит, формирование полового лица отрока зависит от того, сколько мужчин и сколько женщин оказывали на него влияние. И что еще важнее (качество приоритетно всегда!) – сколь выразительными, сколь настоящими, сколь мужественными были эти мужчины, и сколь женственными были женщины.

            Первые лекала – отец и мать. И если ребенку повезло, если семья гармонична, функции отца и матери "весят" соответственно 0,618 и 0,382 от целого.

            Вторые лекала – учителя. И если ребенку повезло, соотношение учителей– мужчин и учителей-женщин будет тем же: 0,618 к 0,382.

            Как известно, нет "чистых" мужчин и "чистых" женщин; в каждом из нас живут оба начала. Они выражены (для простоты вашего восприятия мы огрубляем картину) мужскими и женскими половыми гормонами. И тут обращаем ваше внимание на важнейшее обстоятельство: если пол человека зависит от родовой программы, то соотношение гормонов (значит – мужественность или женственность) зависит от лекал, по которым его работали.

            Соотношение мужского и женского начал в человеке никогда не бывает постоянным. Оно колеблется в зависимости от обстоятельств и на протяжении жизни изменяется (об этом будет речь впереди), но есть период, когда оно обретает форму, достаточно стабильные количественные и качественные характеристики, и этот период – отрочество. Какие лекала в отрочестве к человеку приложат – таким он и будет.

            Спокон веку мужчина добывал хлеб, тащил в дом косточку, защищал его от враждебных посягательств. Женщина продолжала род, хранила информацию и укрепляла очаг.

            В нормальной семье мужчина исполнял радикальную функцию, женщина – консервативную.

            Дети это не только видят, не только чувствуют – биополя родителей (не бесполые биополя – а мужское и женское!) напрямую формуют биополе ребенка.

            Напоминаем: главный инструмент души малыша и ребенка – память (они подражают – мальчики отцам, девочки матерям – буквально во всем), главный механизм формирования мужского и женского начала – совместное действие.

            Если мальчик с первых шагов помогает отцу прибивать, паять, копать, если перенимает боевые приемы, решительность, твердость, спокойствие и умение с достоинством терпеть боль, – в нем будет полноценно развиваться мужское начало; если он видит, как отец любит мать, как уважает труд, как охотно помогает ей в тех работах, где нужны мужские руки, – в нем в необходимой степени (поддерживая гармонию) развивается женское начало.

            Если девочка не только видит, как мать варит, стирает, шьет, моет окна, прибирает в квартире, хранит вещи, ухаживает за детьми и поддерживает деятельные контакты со всем родом (хорошая мать не только каждый день вспоминает о стариках предыдущего поколения – у нее каждый троюродный племянник на примете), – если девочка принимает в каждом таком действии самое активное участие – в ней будет полноценно развиваться женское начало.

            Если она видит, что мать уважает действия отца и никогда не идет ему наперекор, если она усваивает, что главный рычаг матери в семье – доброта, а главный аргумент – труд, если она научается полюбить процесс того, что считается рутинной домашней работой, – из нее получится впоследствии замечательная жена (женщина, в которой достаточно развито мужское начало; достаточно для того, чтобы понимать мужчину, поддерживать его и никогда не претендовать на обмен с ним стульями).

            Если семья гармонична, "золотая пропорция" выдерживается всеми ее членами. В мужчине и мальчике соотношение мужского и женского начал – 0,618 к 0,382; в женщине и девочке соотношение женского и мужского начал – такое же: 0,618 к 0,382. Значит, в семейном диполе муж-жена женщина (воплощенное женское начало) весит 0,382; но в диполе ее человеческой сущности эти 0,382 – уже целостность (условно говоря – 1), которая гармонически слита из 0,618 женского начала и 0,382 мужского. В каком состоянии критичность их детей? Напоминаем: они еще не пережили детство, отрочество им только предстоит.

            Следовательно:

            1) их критичность еще не приобрела самостоятельности;

            2) она заимствована у родителей (работает память);

            3) но если критичность каждого из родителей – это гармоническая мера их сущностей, гармоническое сочетание в каждом из них мужского и женского начал, то их дети в роли критичности используют стереотип – собственную трактовку гармонии ЭПК отца и матери.

            Но вот семью перекосило – муж превратил жену, свою "половину", в рабу. Мальчик это усваивает один к одному (работает память!), мужское начало в нем гипертрофированно (значит, огрублено, или – как вам уже не терпится подсказать нам – сведено к животным стереотипам); женское начало он всячески попирает, стесняется его, считает его недостойным проявлением слабости (по мнительности можно принять и за болезнь) – и оттого еще больше отклоняется к мужской стати. Кто он? быть может – супермужчина? Ничего подобного! Раз гармония нарушена – он раб. Женщина для него – только самка. Девочке в этой семье не позавидуешь. Она вырастает бесполым существом, живущим во власти инстинкта продолжения рода. Мужчина для нее – только самец.

            Критичность этих детей не имеет лица, потому что обращена (уже сейчас и на всю последующую жизнь) на себя. Ее функция – компенсаторная.

            1) Критичность пытается спасти равновесие мужского и женского начал.

            2) Поскольку оперативный энергопотенциал невелик, а психомоторика неполноценна, примитивна, работает на стереотипах и реагирует только на стереотипы (вы же сами понимаете – раб-), – критичность обречена на пожизненную борьбу за существование этого человека. Всю жизнь она стоит на страже своего оперативного энергопотенциала, и психомоторику понукает к тому же. А что может психомоторика, не умеющая находить (а тем более – переваривать) источники энергии – гармонии? Только одно: каждого, кто приближается, она пытается отпугнуть: показывает зубы и рычит.

            Семью перекосило в другую сторону: жена доминирует, принимает решения, командует; муж только покорный исполнитель. Мальчик в такой семье вырастает робким, инфантильным, женоненавистником; это потенциальный холостяк с задавленным инстинктом продолжения рода. Он раб, но раб неполноценный – его реактивность ничтожна, поскольку он не способен заряжаться до дискомфорта. Как же он спасается в этом случае? – Выключается из ситуации, как притворившийся мертвым жучок. Девочке в этой семье тоже не позавидуешь. Ведь женское начало ее матери задавлено мужским, женское начало ее отца тоже неполноценно: он может признавать главенство жены, может уважать ее, но любить– Пусть он сам этого не осознает, но мы-то с вами знаем, что любить (материализовать в действии прекраснейшее из чувств) можно только гармонию, а эта жена – воплощенная дисгармония. Дисгармония может привлекать (раба), ее можно терпеть (потребителю, опустившемуся до рабов), к ней можно даже испытать страсть (недолгую вспышку – как болезнь: такое случается у созидателей), но любить– не-е-ет!

            Итак, женское начало в этой девочке развивается неполноценно; мужское – тоже: ведь в отце оно ослаблено, смято – далеко от гармонии; а мужского начала матери она не воспринимает. В результате получаем в душе и теле – инфантильность. Ей предстоит незавидный удел: всю жизнь притворяться женщиной, быть как другие женщины. Она знает, что нужно создать семью, завести детей, быть достойной женой, но это идет от ее головы, а не от ее сущности, которая с виду женская, а если заглянуть ей в душу да в физиологию – беспола. Она может достичь всего – кроме счастья. Но об этом будет знать только она одна – вынужденно великолепная актриса.

            Критичность этих детей не формируется естественно (учебным гипсовым слепком с ЭПК родителей), не формируется гипертрофированно (превратившись в спасательный круг своего ЭПК), а заимствуется со стороны. Эта критичность – умозрительна. Ее скелет – идеал. Не идеал гармонии (слиток истины, добра и красоты), а идеал именно этого ребенка, а потом – именно этого человека, – стандартный идеал, который принят за меру. Для мальчика это может быть, скажем, Шварценеггер, для девочки – Мэрилин. Не обязательно подражать идеалу, не обязательно походить на него. Ведь никто же не подражает эталону своей критичности, им – меряют. Следовательно, эта критичность – как и в предыдущем случае – не имеет лица. Потому что носит приросшую на всю жизнь неотрывную маску. И так далее.

            Теперь вам будет проще понять, в чем суть третьей ловушки.

            Ребенок пошел в школу.

            До сих пор его критичность работой памяти только набирала вес, под воздействием родительских лекал обретая то одни, то иные формы; она была послушной мягкой глиной, которой все прибывало. Теперь вперед выходит чувство (количественный процесс уступает приоритет качественному). Оно неповторимо – поэтому на глине оставляет неповторимые отпечатки. Чем интенсивней работает чувство, тем меньше энергии достается памяти. Соответственно меняется и ее работа: она меньше хапает, рассовывая по закромам, потому что приходится обслуживать чувство, значит – доставать из закромов. Память этого не любит, потому что при перетаскивании туда-сюда товар, конечно же, портится, блекнет – теряет энергопотенциал.

            Итак, ребенок превращается в отрока, чувство перебирает предлагаемое памятью – и почти все отвергает (расчищает место для собственных стереотипов); на глине проступают все новые необычные черточки. Бурно формируется критичность! Так где же проблема? кто может отроку помешать?

            Школа. Уточним – учителя.

            При огромной удаче они могут компенсировать то, что было смято и сломано в семье. При большой удаче они помогут отроку развиваться нормально. При удаче они будут не очень ему мешать. Припомните: часто ли вам везет?

            Речь идет не о педагогическом уровне учителей. Этот уровень предполагается достаточно высоким, потому что если это не педагоги по душевной склонности, а школьные чиновники, – разговор теряет смысл. Так вот, даже если учителя хороши – этого недостаточно, чтобы они помогали отроку нормально развиваться. Необходимо, чтобы учителей– мужчин (вы же понимаете, что мы имеем в виду не формальную принадлежность к мужскому полу, а полноценное развитие в нем мужского начала) возле него было значительно больше, чем учителей-женщин (уточнение то же). Идеальное соотношение – 0,618 к 0,382.

            Зачем?! Ведь отрок уже вырвался из плена памяти, ведь благодаря чувству он самостоятельно отбирает (гармонии и стереотипы) по собственному вкусу; он может брать из книг и телевизора, от игр во дворе и от приятелей.

            Правильно. Все это – работа чувства, но – по формированию души. А мы говорим о формировании критичности. О работе, пик которой приходится на половое созревание и которая проявляется формированием мужского и женского начал в завтрашнем юноше.

            Почему не товарищи влияют на этот процесс (повторяем: товарищи влияют на формирование души), а именно учителя?

            Потому что мы так устроены: пока мы растем, пока наше ЭПК обретает лицо, пока мы не станем вровень с окружающими, – лекала взрослых помимо нашего сознания придают нашей критичности определенную форму.

            Отрок отрекся от прошлого (значит – и от родителей; вот почему их лекала в это время скользят по нему без сопротивления), он выкинул прежнюю память; но свято место пусто не бывает – и чувство заполняет закрома. Чем? Новой памятью. Материалом мужского и женского начал, который он получает от учителей.

            Теперь мы можем назвать смысл ловушки: вместо чувства любви (обеспечивающего гармонию мужского и женского начал) ситуация подталкивает к преждевременному, гипертрофированному развитию (или угнетению) полового инстинкта.

            Если соотношение учителей-мужчин и учителей-женщин близко к норме

            – отроки нормально мужают, а женское начало развивается в них ровно настолько, чтобы они были способны к чувству любви, могли его оценить и стремились бы сохранить;

            – отроковицы обретают полноценную женственность, а мужское начало развивается в них ровно настолько, чтоб они понимали: каждому – свое; и что их высокое призвание – завершать то, что начали мужчины.

            Если соотношение учителей резко сдвинуто в пользу мужчин, в отроках начинает доминировать нигилизм, агрессия, потребность разрушать; в отроковицах – деловитость, рассудочность, оскудение чувств. И для всех

            – ослабление чувства ответственности.

            Если соотношение учителей резко сдвинуто в пользу женщин

            – отроки становятся феминизированными, что усугубляется преждевременным половым созреванием; ускоренный процесс за счет количественного перекоса теряет в качестве, значит, половое чувство неустойчиво и умирает вместе с удовлетворением полового инстинкта; скука гасит его очень быстро, стимуляция извращенными формами половой жизни тоже не выдерживает испытания временем, – и к зрелости, когда нормально развитый мужчина выходит на многолетнее плато стабильной половой силы, – наш герой уже фактически импотент;

            – отроковицы становятся фригидными, они не чувствуют мужчин и избегают их; если же они создают семью, то не дорожат домашним очагом, и даже судьба детей не может их заставить действовать соответственно женской природе.

            Критичность человека – это матрица, вылепленная памятью из стандартных элементов мужского и женского начала, сочетанию которых чувство придало неповторимые черты.

            Итак, течение жизни протащило отрока через второй этаж, он поднял глаза – и увидал лестницу, ведущую на третий этаж. Вы ждете, что он зацепится за поручень, подтянется, выберется на нижнюю приступку и зашагает вверх? Напрасно ждете. Сейчас этого не случится. Может быть – когда-нибудь – осмыслив ситуацию – с помощью Учителя он и решится на этот подвиг (мы не иронизируем; для него это действительно подвиг), – но не сейчас. Сейчас он к этому не готов. Отрочество закончилось – и ощущение финиша наполняет его истомой расслабления; мало того, он даже удовлетворен: все-таки пришел к финишу без ощутимых потерь. Три ловушки подрали штаны, кое-где припеклись и к одежке, и к коже, как смоляной вар, – стоит ли обращать внимание на такие пустяки? Ведь начинается юность, мир полон поэзии, будущее манит такими авансами!.. – нет, что ни говорите, а жизнь прекрасна.

            Если б его ЭПК, нормально развиваясь, успело за время отрочества стать такой машиной, которая почти без колебаний наезжает на дискомфорт, – он бы даже не заметил, как оказался на третьем этаже. Плыл по второму – продирался через ловушки, – опять плыл, отталкиваясь от прошлого, очаровываясь и разочаровываясь, – и вдруг, глядь, а вокруг все другое, совсем иной мир: над головой нет крыши, и много работы, которую нужно (а самое главное – очень хочется) сделать.

            Поэтому запомните главное: отрок на пороге юности становится созидателем естественно, свободно, без специальных сознательных усилий. Если же он вдруг обнаруживает себя у подножья лестницы, ведущей на третий этаж – он потребитель. И это надолго.

            Чтобы его понимать, мы должны разобраться, как в нем работают три важнейших механизма:

            1) территориальный императив,

            2) ответственность и

            3) ЭПК.

            Территориальный императив у потребителя мнимый. Своей территории у него нет (ему принадлежит только собственное тело – источник удовольствия); его императив безграничен, но -

            1) этот императив живет воображением, а это процесс не энергоемкий, вот и судите сами: что может мыльный пузырь?

            2) этот императив не имеет цели (постоянная цель быстро переполняет потребителя энергией, от избытка он ощутит дискомфорт, и потихонечку – и от себя, и от других – отвернется от цели), – значит, он не может найти точки опоры и не может создать доминанты, без которой энергетический процесс (рост энергопотенциала) невозможен.

            Ответственность у потребителя только перед самим собой. Его идеал – бездеятельный комфорт. Если этот идеал оказывается под угрозой, потребитель начинает действовать, не считаясь ни с чем. Прибавьте к этому привычку кормиться с чужих грядок (ведь своей территории нет) – и вы поймете, что это конформист, совесть которого если когда-нибудь и болит, то самую малость. Трудности, невзгоды, страдания других людей он воспринимает не душой, а разумом. Его душа болит только за себя. Его совесть стоит на страже комфорта – и не желает ничем иным заниматься; да если б и захотела – то не смогла: энергопотенциал не позволяет.

            ЭПК потребителя дисгармонично. Только его психомоторика нормально развита, однако и она работает вполсилы: большего не позволяет ограниченный энергопотенциал. Потребитель рад бы подкачаться энергией – он видит столько ее источников вокруг себя! – да емкости не позволяют.

            Емкости сами не увеличиваются, их надо разрабатывать – а это потребителю не по нутру. Он может только взять. Взять готовое. Приготовленное созидателем. Он таскает печеную картошку из костра созидателя, хотя предпочитает, чтобы она лежала уже на тарелке.

            Энергопотенциал – болевая точка потребителя. Едва потребитель почувствует ее – он ищет удобную позу, чтобы не болела. Не болит – он ничего не делает.

            Критичность потребителя – безошибочный инструмент, позволяющий восстанавливать и сберегать энергопотенциал. На первый взгляд это трудно представить. Ведь пока будущий потребитель двигался через второй этаж, пока формировалась его критичность – он провалился поочередно во все три ловушки – и застрял в них навсегда. Он навсегда "гадкий утенок"; он навсегда игрок; он навсегда вместо гармоничного сочетания мужского и женского начал имеет какую-то невыразительную кашу, из которой – в зависимости от ситуации – вылепливается то мужская, то женская морда. Его критичность не имеет лица; как же можно говорить, что она – безошибочный инструмент?..

            Природа мудрее нас. И никогда не забирает назад то, что однажды дала.

            Помните? – мы не раз вам твердили: если ребенок стал потребителем – это с ним на всю жизнь, он уже никогда не станет опять рабом; если отрок стал созидателем – это с ним на всю жизнь, как бы низко судьба его ни роняла.

            То же и с критичностью. Когда ребенок попадает на второй этаж жизни – красивый, энергичный – он воплощает собою грацию, он суть эталон гармонии; на какой-то недолгий срок, быть может – на один момент – он становится материализованной "золотой пропорцией" – метрическим инвариантом гармонии. И в памяти его человеческой сущности это ощущение – эта мера – остается навсегда. И когда на исходе отрочества оказывается, что он потерпел фиаско, он сбрасывает (последний жест отрочества) всю дрянь, которая налипла на тот давешний эталон – и остается с ним. С мерой "золотой пропорции". Да – у нее нет лица; да – она одна на всех; зато она безошибочно констатирует: это – гармония, здесь – пей и ешь, а то – черт-те что, отвернись и забудь.

            КРИТИЧНОСТЬ СОЗИДАТЕЛЯ

            Осталось разобраться, как работает критичность юноши, оказавшегося на третьем этаже.

            Она принципиально иная, чем у его товарища, оставшегося этажом ниже. У нее единственное, неповторимое лицо. Опыт продирания через ловушки, опыт потерь и компромиссов сформировал его матрицу чувствования мира. Эта матрица гармонична – но далеко не везде выдержит испытание "золотым сечением": ведь у нее – подчеркнем еще раз – свое лицо! Вот отчего каждый талант видит одну и ту же ситуацию по-своему: критичность – глаза таланта, и если глаза разные, то и ситуацию они оценивают каждый в соответствии со своею меркой.

            Но отличие от "золотого сечения" не мешает критичности успешно справляться с основной своей функцией: следить, чтобы целостность ЭПК не выходила за пределы его личной гармонии. Это – талант. Его территория отмерена его энергопотенциалом. Когда энергии маловато, талант ведет себя, как потребитель, даже – как раб. Но в отличие от них талант восстанавливается очень быстро. Стоит ему оказаться в благоприятной ситуации, он подкачивает от нее свой энергопотенциал (по методе потребителя), и уже через несколько дней он в норме. Еще чуть– чуть, энергопотенциал заполняет все прежде наработанные емкости (овладевает своей территорией), и начинает давить на их стенки.

            Потребитель при этом сразу зажимается – и тем сжигает избыток энергопотенциала. Таланту это и в голову не придет. Он чувствует – что– то мешает: колет, давит, раздражает. Пригляделся – да вот же он, этот острый угол! сейчас его уберем!