Текст книги "Контракт с Господом (ЛП)"
Автор книги: Хуан Гомес-Хурадо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
ГДЕ-ТО В ОКРУГЕ ФЭРФАКС, ШТАТ ВИРГИНИЯ. Среда, 12 июля 2006 года. 05.16
Молодой священник вскочил с постели, еще толком не проснувшись, тотчас же сообразив, кто это. Этот телефон звонил только в самых срочных случаях. У него была другая мелодия звонка, чем у двух остальных, и лишь один человек во всем мире знал этот номер. Человек, за которого отец Альберт отдал бы жизнь, не моргнув глазом.
Конечно, отец Альберт не всегда был отцом Альбертом. Двенадцать лет назад, когда ему было четырнадцать, его звали Фродо Пойзон, и он являлся самым главным киберпреступником Соединенных Штатов.
В детстве маленький Аль чувствовал себя очень одиноким. Отец с матерью работали вдалеке от дома и были слишком заняты карьерой, чтобы обращать внимание на тощего белокурого мальчика, который выглядел таким хрупким, что хотелось закрыть в доме все окна, чтобы его не унесло порывом ветра. Но Альберт не нуждался в ветре, чтобы летать в киберпространстве куда пожелает.
– Его талант ничем не объясним, – сказал один из агентов ФБР, занимающихся его делом, через несколько часов после ареста. – Его никто не учил. Когда ребенком он посмотрел на компьютер, то увидел не двадцать кило меди, пластика и кремния, он увидел двери.
И несколько дверей Альберт открыл. Просто чтобы немного развлечься. Среди них оказались виртуальные хранилища банка "Чейз Манхэттен", "Мицубиси Токио Файненшл Груп" и BNP. И за те три недели, что длилась его криминальная карьера, оттуда пропали восемьсот девяносто три миллиона долларов с помощью программы по переводу брокерских комиссий в несуществующий "Альберт М. банк", расположенный на Кайманах. В банк, имеющий лишь одного клиента. Конечно, дать банку собственное имя было не слишком умным решением, но в конце концов Альберт был еще самовлюбленным подростком. Он сообразил это, лишь когда во время ужина в родительский дом ворвались два подразделения спецназа, испортив ковер в гостиной и отдавив коту хвост.
Альберт так и не узнал, каково это – сидеть в камере, подтвердив поговорку, что чем больше украдешь, тем скорее окажешься на свободе. Но пока он находился в комнате для допросов ФБР, его голову заполнили обрывочные знания американской тюремной системы, которые он приобрел из телепрограмм. Альберт смутно представлял, что тюрьма – это место, где бьют и опускают. И хотя он слабо представлял, что означает последнее слово, но чувствовал, что это нечто неприятное.
Агенты ФБР смотрели, как беззащитный мальчишка нервничает, потеет и дрожит. Это паренек стоил усилий множества агентов. Выследить его было чрезвычайно сложно, и если бы не детская ошибка, то мог бы последовать крах нескольких банков-гигантов. Чего уж точно никому не хотелось, так это познакомить с делом широкую публику. Такие происшествия лишь вызывают недоверие инвесторов.
– Что бы ты сделал с этой атомной бомбой четырнадцати лет? – спросил один из агентов.
– Научил бы его, как не взорваться, – ответил другой, блеснув остроумием.
Вот так он попал в лапы ЦРУ, которое всегда находило применение подобным незрелым талантам. А чтобы поговорить с парнишкой, они вытащили из постели агента, который в 1994 году впал в у конторы в немилость – капеллана зрелого возраста из Военно-Воздушных сил с опытом в области психологии.
Когда сонный Фаулер в ту ночь вошел в комнату для допросов и сказал Альберту, что тот может выбрать между пребыванием за решеткой или шестью часами еженедельной работы на правительство, мальчик рыдал от счастья.
Быть нянькой этого долговязого паренька стало для Фаулера работой, которую он воспринял как наказание, но в результате получил неожиданную награду. Со временем между ними установилась нерушимая дружеская связь и взаимное восхищение, которое в случае Альберта вылилось в обращение в католическую веру и поступление в семинарию. Став священником, Альберт продолжил время от времени добровольно сотрудничать с ЦРУ, хотя теперь служил связным со Священным Союзом, службой внешней разведки Ватикана, где также работал и Фаулер. С этого дня Фаулер приучил его к звонкам посреди ночи, частично в отместку за ту ночь, когда они познакомились.
– Привет, Энтони.
– Альберт, мне нужна твоя помощь.
– Ты не мог позвонить в нормальное время?
– Бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который придет Сын Человеческий.
– Не раздражай меня, Энтони, – сказал молодой священник, направляясь к холодильнику. – Я страшно устал, так что говори поскорее. Ты в Иордании?
– Ты слышал об охранном предприятии, использующем в качестве логотипа сову или филина красного цвета с распростертыми крыльями?
Альберт налил себе стакан холодного молока и вернулся в спальню.
– Шутишь? Это же логотип "Глобалинфо". Эти ребята были восходящими звездами в Конторе. Им отошел жирный кусок контрактов по сбору данных из отдела исламского терроризма. А еще они давали частные консультации американским компаниям и даже правительству Тони Блэра.
– Почему ты говоришь о них в прошедшем времени, Альберт?
– Несколько часов назад я получил сообщение по нашей сети. Вчера группа террористов застрелила всех сотрудников компании в Вашингтоне и взорвала офис. СМИ ничего не знают. Им сообщили, что это взрыв газа. Контору уже и так слишком сильно критикуют за то, что они поручают много работ по антитеррористическим программам внешним источникам. Такое нападение поставит ее под удар.
– Выжившие?
– Только один, Орвилл Уотсон, владелец и руководитель. После нападения Уотсон заявил агентам, что не желает находиться под защитой ЦРУ, и сбежал. Руководство Лэнгли страшно зло на тех двух придурков, которые позволили ему улизнуть. Сейчас их главная задача – найти Уотсона и поместить его под защиту.
Фаулер молчал больше минуты. Альберт уже привык к таким паузам своего друга, так что просто ждал.
– Слушай, Альберт, – наконец сказал Фаулер. – Мы впутались в большие неприятности, а Уотсону известно всё. Ты должен найти его раньше ЦРУ. Его жизнь в большой опасности. И что еще хуже – наша тоже.
НА ПУТИ К МЕСТУ РАСКОПОК. Среда, 12 июля 2006 года. 16.15
Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания
Назвать дорогой эту тонкую полоску утоптанной земли, по которой тащился конвой, было большой наглостью. С высоты птичьего полета или с любой скалы из песчаника, которые доминировали над пустынным пейзажем, восемь автомобилей казались странной пыльной аномалией. От Акабы до места раскопок было всего сто шестьдесят два километра, но конвою понадобилось пять часов, чтобы туда добраться, из-за неровностей местности и нулевой видимости для водителей, начиная с третьей машины – из-за облака песка, которое поднимали первые.
Возглавляли колонну два внедорожника хаммер Х3, в каждом по четыре человека. Белого цвета, с красным логотипом "Кайн индастриз" в виде протянутой руки на дверцах, эти хаммеры входили в ограниченную серию, созданную для работы в самых сложных условиях на поверхности земли.
– Просто чудо что за машина, – то и дело повторял сидящий за рулем Томми Айхберг, что до крайности раздражало Андреа. – Да что там – машина! Это просто танк. Она может преодолеть вертикальную стенку высотой в сорок сантиметров и подняться на склон с углом наклона шестьдесят градусов.
– Не сомневаюсь, что она и стоит дороже, чем моя квартира, – заметила журналистка, раздосадованная тем, что не получится сфотографировать автомобиль снаружи, чтобы в кадр не попали Стоув Эрлинг и Давид Паппас, занимавшие заднее сиденье.
– Она стоит почти триста тысяч евро, – ответил водитель. – Зато может проделывать любые трюки, пока в баке есть бензин.
– Так вот почему мы как проклятые таскали эти банки? – съязвил Давид. Это был смуглый молодой человек с приплюснутым носом и таким узким лбом, что брови и кромка волос почти соприкасались, когда он удивленно таращил глаза, что случалось довольно часто. Андреа он нравился, не то что Стоув, несмотря на то, что тот был высоким красивым блондином с длинными волосами, забранными в элегантный хвост: слишком уж он был похож на картинку из инструкции по технике безопасности.
– Разумеется, Давид, – Вот только зачем ты задаешь вопросы, на которые и так знаешь ответы? Это портит твой имидж. Уверенность – знак компетентности. Это ключ ко всему.
– А ты такой дерзкий, Стоув, – парировал слегка уязвленный Давид. – Разумеется, когда поблизости нет профессора. Наверное, сегодня утром, когда он исправлял твои ошибки, ты не был таким самонадеянным.
Стоув вздернул подбородок, словно бы говоря Андреа: "Неужели ты можешь в такое поверить?", но та его проигнорировала и лишь сменила в камере карту памяти. На каждой карточке в четыре гигабайта помещалось шестьсот снимков с максимальным разрешением. Когда карточка заполнялась, Андреа переносила фотографии на жесткий диск ноутбука, специально предназначенного для фотографов, с семидюймовым экраном для предварительного просмотра, и где помещалось двенадцать тысяч фотографий. Она предпочла бы взять собственный ноутбук, но компьютеры были строжайше запрещены во время экспедиции. Единственные разрешенные находились в багаже Форрестера.
– Сколько у нас бензина, Томми? – спросила она, повернувшись к водителю.
Тот осторожно погладил усы. Андреа веселила его спокойная манера разговора, каждую третью фразу он начинал с длинного "Нуууу".
– Припасы – на двух грузовиках, которые едут следом. Там русские военные Камазы. Прочные, как камни. Русские испытывали их в Афганистане. Нууу... потом еще две цистерны. Одна с водой на сорок тысяч литров. С бензином поменьше – тридцать пять тысяч.
– Это очень много.
– Ну, мы же пробудем там нескольких недель. И понадобится электричество.
– Мы всегда можем вернуться к кораблю. Ну, чтобы заказать еще припасов.
– Ну, такого не будет. Нам приказано оставаться в пределах лагеря, как только прибудем на место. Без контактов с внешним миром.
– А если случится что-то непредвиденное? – в тревоге спросила Андреа.
– Мы достаточно автономны. Можем прожить несколько месяцев с имеющимися припасами, но в программе предусмотрены все удобства и даже роскошь. Я это знаю, потому что как главный водитель и механик отвечаю за все транспортные средства. Доктор Харель везет с собой настоящий полевой госпиталь. Ну, и если случится что-нибудь серьезней вывихнутой лодыжки, то мы всего в семидесяти пяти километрах от ближайшей деревни – Аль-Мудаввара.
– Какое облегчение. И сколько же человек в этой деревушке? Двенадцать?
– Этому что, тоже учат на факультете журналистики? – осведомился Стоув с заднего сиденья.
– Конечно, это курс сарказма.
– Уверен, что только его ты закончила на отлично.
Да пошел ты, чертов умник. Хоть бы ты в обморок грохнулся на раскопках, тогда поймешь, каково это – заболеть посреди пустыни в центре Иордании, придурок, подумала Андреа, которая никогда не получала слишком хороших оценок. На некоторое время она обиженно замолчала.
– Добро пожаловать в центральную Иорданию, друзья мои, – торжественно произнес Томми. – Родину самума. Население отсутствует.
– Что такое самум, Томми? – спросила Андреа.
– Гигантский песчаный вихрь. Внушительное зрелище, как говорят. Ну вот, мы уже почти на месте.
Хаммер затормозил. Грузовики начали выстраиваться бок о бок по обочине паршивой дороги.
– Полагаю, что здесь нам придется сделать немалый крюк, – сказал Томми, указывая на экран GPS. – Мы всего в трех километрах от цели, но добраться туда будет непросто. Эти дюны слишком крутые. Грузовикам по ним не пройти.
Когда пыль немного улеглась, Андреа увидела перед собой огромную дюну из розового песка. Как раз за ней и располагался каньон Ястребиный коготь, где, по словам Форрестера, в течение двух тысячелетий скрывался Ковчег Завета. На вершине дюны кружили маленькие песчаные вихри, весело гоняясь друг за другом; словно взывая к Андреа своим шелестом.
– Как вы считаете, можно оставшуюся часть пути пройти пешком? – спросила Андреа. – Тогда я могла бы сделать снимки места наших раскопок. Я пойду впереди машин, чтобы лучше видеть.
Томми озабоченно взглянул на нее.
– Как хотите, но я не думаю, что это хорошая идея. Взобраться на этот бархан будет нелегко. Здесь, в салоне, прохладно, но снаружи сейчас сорок градусов.
– Я буду осторожной. И не выпущу вас из поля зрения. Ничего не случится.
– Мне тоже кажется, что вам не стоит этого делать, мисс Отеро, – заметил Давид Паппас.
– Да ладно, Айхберг. Пусть идет. Она уже большая девочка, – сказал Стоув, выступая больше против Давида, чем в поддержку Андреа.
– Я должен посоветоваться с мистером Расселом.
– В таком случае, сделайте это.
С большой неохотой Томми потянулся к рации.
Двадцать минут спустя Андреа сильно пожалела о своем решении. От дороги путь на вершину дюны сначала пролегал по небольшой впадине двадцати пяти метров в длину, а потом резко поднимался еще восемьдесят метров. Последние пятнадцать имели угол подъема в двадцать пять градусов. Вершина казалась обманчиво близкой. Песок – обманчиво мягким.
Девушка взяла с собой рюкзак с двухлитровой бутылкой воды. Она была выпита еще до вершины. Несмотря на шляпу, голова болела, а также нос и горло. Андреа надела лишь блузку с коротким рукавом, шорты и ботинки, хотя перед тем, как вылезти из машины, нанесла защитный крем с фактором 80. Но всё равно кожу на руках защипало.
Меньше получаса, и я чуть не сгорела заживо. Только бы с машинами ничего не случилось, и нам не пришлось идти пешком, подумала Андреа.
Но, похоже, этого бояться не стоило. Томми четко провел грузовики один за одним до вершины дюны. Для этой задачи требовался умелый водитель, чтобы грузовики не перевернулись. Сначала он занялся двумя КАМАЗами с припасами, поставив их в шеренгу у подножия длинного холма, как раз перед началом крутого подъема. Потом – двумя цистернами. А в это время остальной персонал смотрел на это зрелище из тени хаммеров.
Андреа, в свою очередь, наблюдала за операцией через телевик. Каждый раз, когда Томми ставил одну из машин, он махал рукой стоящей на вершине дюны девушке, и та махала в ответ. Наконец Томми поставил хаммеры у подножия холма, чтобы использовать их в качестве буксира и с их помощью поднять тяжелые грузовики, которые, несмотря на огромные колеса, не обладали достаточным сцеплением, чтобы подняться по крутому песчаному склону.
Андреа сделала несколько снимков, как поднимается первый грузовик. Один из солдатов Деккера вел внедорожник, к которому стальным тросом привязали КАМАЗ. Когда огромный грузовик с трудом поднялся на вершину дюны, до той точки, где стояла журналистка, Андреа потеряла интерес и снова посмотрела в сторону каньона Ястребиный коготь.
На первый взгляд гигантское скалистое ущелье ничем не отличалось от других подобных, которых было полно в пустыне. Андреа увидела две стены на расстоянии метров пятидесяти друг от друга, чуть дальше они раздваивались. По дороге Айхберг показал аэрофотоснимок того места, куда они направлялись, и форма каньона показалась ей похожей на трехпалую лапу гигантского ястреба.
Стены каньона были триста-четыреста метров в высоту на всем протяжении ущелья. Андреа нацелила объектив на вершину скал в поисках места, куда можно было бы подняться и снять общий план.
И тогда она его увидела.
Лишь на секунду. Человека, одетого в хаки, который наблюдал за ней.
Она удивленно отдернула голову и посмотрела туда не через телеобъектив.
Слишком большое расстояние. Она снова навела объектив на вершину каньона.
Пусто.
Она поменяла позицию и прочесала восточный склон ущелья, насколько позволял объектив. Без толку. Кто бы это ни был, он заметил ее с объективом и поспешил скрыться, что не предвещает ничего хорошего. Она размышляла, как теперь поступить.
Разумнее всего было бы подождать и поговорить с Фаулером и Харель.
Она спряталась в тени первого грузовика, к которому уже присоединился второй. Час спустя все участники экспедиции собрались на вершине дюны, у входа в каньон Ястребиный коготь.
ФАЙЛ MP3, ИЗВЛЕЧЕННЫЙ ИЗ ДИКТОФОНА АНДРЕА ОТЕРО ПОЛИЦИЕЙ ИОРДАНИИ ПОСЛЕ ПРОВАЛА ЭКСПЕДИЦИИ «МОИСЕЙ»
Заголовок, двоеточие. Ковчег найден. Нет, погоди, сотри это. Заголовок... Сокровища пустыни. Нет, тоже плохо. Нужно упомянуть Ковчег в заголовке, газеты на него купятся. Ладно, оставим заголовок напоследок. Введение, двоеточие. Произнести это слово – это как упомянуть миф, который известен всему человечеству. С него начинается история западной цивилизации, и сегодня это наиболее желанный объект для археологов всего мира. Мы следуем за экспедицией «Моисей» по тайному маршруту через пустыню на востоке Иордании до каньона Ястребиный коготь, того места, где почти две тысячи лет назад группа избранных спрятала Ковчег, в те времена, когда был разрушен Второй храм Соломона... Мда, пожалуй, немного суховато. Лучше это написать. Примечание: поискать в интернете, как пишется пневмокониоз.
(...)
ВОПРОС: Профессор Форрестер, Ковчег Завета с незапамятных времен будоражит наше воображение. Чем вы можете объяснить такой к нему интерес?
ОТВЕТ: Если вы хотите, чтобы я прочитал вам вводную лекцию, так и скажите. Зачем ходить вокруг да около? Просто спросите, что вы хотите знать, и я вам расскажу.
– И многим корреспондентам вы так отвечали, профессор?
– Десяткам. Кстати, вы не спросили ничего нового, ни одного вопроса, которого бы я уже не слышал. Если бы во время раскопок вы могли пользоваться интернетом, я бы сказал, где можно найти одно из интервью, чтобы скопировать ответы.
– Так в чем же дело? Вы не желаете повторяться?
– Нет, я просто не желаю попусту терять время. Мне семьдесят семь лет. Из них сорок три я потратил на поиски Ковчега. Так что сейчас или никогда.
– Что ж, уверена, что на этот вопрос вы ни разу не отвечали.
– Вы призываете меня принять участие в конкурсе на самый оригинальный вопрос? Ну что ж, вот вам один: как вы считаете, существовал ли заговор против Кеннеди? Ну как? Просто удивительно оригинальный вопрос, не правда ли? Как вы считаете, мог бы я стать журналистом?
– Профессор, прошу вас. Вы же умный и увлеченный человек. Почему бы вам не сделать над собой маленькое усилие, чтобы встать вровень с публикой и разделить с ней свое увлечение?
Короткая пауза.
– Может, вам нужен учитель хороших манер? Сделаю всё, что в моих силах.
– Спасибо, не нужно. Итак, Ковчег...
– Самый могущественный предмет в истории. Да-да, вы не ослышались, особенно если учесть, что западная цивилизация началась с него.
– Некоторые историки считают, что она началась в Греции.
– Глупости! На протяжении тысячелетий человечество поклонялось пятнам копоти на стенах пещер, которые они называли богами. С течением времени пятна могли менять свою форму и цвет, но они по-прежнему оставались всего лишь пятнами. До самого явления Аврааму, что случилось лишь четыре тысячи лет назад, люди даже не представляли, что Бог един. Кстати, что вы знаете об Аврааме, девочка?
– Он был отцом народа израилева.
– Верно. Но он был также отцом и арабского народа. Эти два народа – два яблока, упавшие с одного дерева, они очень близки друг к другу. Разумеется, эти два яблока стали смертельно ненавидеть друг друга.
– Так что же дальше насчет Ковчега?
– Пять веков спустя после откровения Аврааму Всемогущий был весьма раздосадован, что народ забыл о нем. И когда Моисей увел евреев из Египта, Господь вновь явился своему народу. Это произошло в двухстах тридцати километрах отсюда. И тогда они заключили договор.
– Простите, доктор. Говоря о договоре, вы имеете в виду соглашение или контракт – вроде того, какой мы заключаем, когда покупаем, скажем, автомобиль?
– Разумеется, контракт. Человечество, со своей стороны, обязалось соблюдать десять простых положений.
– Десять заповедей.
– Бог же, со своей стороны, обещал людям вечную жизнь. Это чрезвычайно важный момент в истории. Именно с этого момента наша жизнь обретает подлинный смысл. Вот уже на протяжении трех с половиной тысяч лет каждое человеческое существо несет в глубине своей совести бремя этого контракта. Кто-то называет его присущим человеку законом, другие оспаривают его существование и в особенности смысл. Они готовы убить кого угодно за свои убеждения, но и сами готовы умереть за них. С той самой минуты, когда Моисей получил скрижали из рук Господа, как раз и начинается наша цивилизация.
– С той минуты, как Моисей поместил эти скрижали в Ковчег Завета.
– Да, скрижали были заключены внутри Ковчега вместе с другими ценностями. Он превратился в своего рода сейф, где хранился контракт с Господом.
– Некоторые говорят, что Ковчег обладает сверхъестественными свойствами.
– Ерунда. Но об этом я расскажу завтра вам всем, когда мы приступим к работе.
– Значит, вы не верите в сверхъестественные свойства Ковчега?
– Верю от всего сердца. Мать читала мне Библию, когда я еще находился у нее во чреве. Вся моя жизнь посвящена слову Божию. Но это вовсе не значит, что я готов потворствовать всяким суевериям.
– Поговорим о суевериях. Многие годы ваши поиски сталкивались с критикой строгих академических кругов за использование древних текстов ради поиска сокровищ. Оскорбления были взаимными.
– Ох уж эти академики... они и свой собственный зад не найдут с помощью фонаря и двух рук. Смог бы Шлиман найти сокровища Трои без "Илиады" Гомера? Смог бы Картер найти усыпальницу Тутанхамона без темного папируса из Ута? В свое время обоих критиковали за те же способы, что использую и я. Никто не помнит этих критиков, а Картер и Шлиман вошли в историю. Меня тоже будут помнить вечно.
(Сильный приступ кашля).
– Вы нездоровы?
– Невозможно провести столько лет в сырых туннелях, вдыхая пыль, без последствий. У меня хронический пневмокониоз. Не могу долго обходиться без ингалятора. Давайте продолжим.
– О чем мы говорили? Ах, да. Вы всегда были убеждены в реальном существовании Ковчега Завета или поверили в это, впервые переведя Медный свиток?
– Я рожден христианином, но в молодости перешел в иудаизм. В семидесятых годах я читал на арамейском так же свободно, как и на английском. Я не обнаружил, что Ковчег реален, когда начал изучать Кумранские свитки. Это я и так уже знал. В Библии есть больше двухсот ссылок на Ковчег, он очень тщательно описан. Но когда ко мне в руки попал Медный свиток, я понял, как его найти.
– Ага. И каким именно образом второй свиток помог расшифровать Медный свиток?
– В общем, существовала страшная путаница между согласными вроде хе, хет, мим, каф, вав, зайн и йуд [6]6
Как можно увидеть, если эти буквы написать неразборчиво, их можно легко спутать:
ה (хе); ח (хет);
מ (мим); כ (каф);
ו (вав); ז (зайн) и י (йуд)
[Закрыть].
– А чтобы было понятно для христиан, профессор?
– Там были неразборчиво написанные согласные, из-за чего оказалось трудно расшифровать весь свиток. И что самое странное, в нем встречались буквы из греческого, вроде бы случайным образом. Имея в руках ключ, мы поняли, что эти буквы – заголовки фрагментов, которые должны менять порядок, а таким образом и содержание. Это были самые волнующие девяносто дней в моей профессиональной карьере.
– Наверное, это так разочаровывающе – сорок два года посвятить расшифровке Медного свитка, и сделать это всего за три месяца с помощью второго свитка.
– Вовсе нет. Свитки Мертвого моря, в число которых входил и Медный свиток, были обнаружены случайно, в палестинской пещере, поскольку священник кинул туда камень и услышал, как что-то разбилось. Вот так впервые нашли эти тексты. Это не археология, а удача. Но без этих десятилетий изматывающих исследований мы бы не обратились к мистеру Кайну...
– К мистеру Кайну? Вы о чем? Только не говорите, что имя мультимиллионера была упомянуто в Медном свитке.
– Я не могу об этом говорить. Я и так уже сказал слишком много.
