Текст книги "Контракт с Господом (ЛП)"
Автор книги: Хуан Гомес-Хурадо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
РАСКОПКИ. Среда, 12 июля 2006 года. 19.33
Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания
Последующие часы прошли в непрерывной беготне к каньону и обратно. Профессор Форрестер решил разбить лагерь у входа в каньон, защищенный от ветра двумя каменными стенами, что сужались в самом начале каньона, а затем вновь расширялись, чтобы продолжиться на двести восемьдесят метров в том направлении, которое профессор Форрестер называл «указательным пальцем». Две ветви каньона, что простирались в восточном и юго-восточном направлениях, походили на средний и безымянный пальцы огромной руки.
Группе предстояло жить в особых палатках, защищающих от жары пустыни, специально разработанных израильской компанией. Большая часть дня ушла на установку этих палаток, в то время как разгрузка машин целиком легла на плечи Роберта Фрика и Томми Айхберга, которые при помощи гидравлических кранов, установленных на КАМАЗах, стали выгружать огромные пронумерованные металлические ящики, в которых помещалось необходимое для экспедиции оборудование.
– Две тысячи кило продовольствия, сто кило медикаментов, тысяча восемьсот кило археологических материалов, три тысячи кило инструментов и электрооборудования, тысяча кило стальных рельсов, буровая машина и миниэкскаватор. Ну, что ты об этом скажешь, девочка?
Андреа сделала жест удивления, мысленно делая пометки для репортажа. А тем временем отмечала ящики в списке, который ей дал Томми. Имея скудный опыт работы на складе, Андреа вызвалась помочь с разгрузкой, и водитель поручил ей проконтролировать, куда отправить каждый ящик. Сделала она это не из альтруизма, а поскольку решила, что чем быстрее они закончат, тем раньше она сможет поговорить с Харель и Фаулером наедине. Сейчас доктор Харель была слишком занята организацией медблока.
– Тридцать четвертый сюда, Томми, – прокричал Фрик, стоящий в кузове второго грузовика. Цепь подъемного крана проходила через два металлических крюка по обеим сторонам ящика и скрежетала, пока тот преодолевал полтора метра, отделяющие его от песка. – Осторожней, весит не как пух.
Молодая журналистка внимательно перелистывала страницы списка, отчаянно боясь что-то упустить.
– Что-то здесь не так, Томми, – заметила она. – В списке указаны только тридцать три ящика.
– Не волнуйтесь, этот ящик имеет особое предназначение... А вот и тот, кто за него отвечает, – сказал Айхберг, сражаясь с цепями, чтобы их отвязать.
Андреа подняла взгляд от списка и увидела Марию Джексон и Теви Вааку – двух наемников Деккера. Оба встали на колени у ящика и открывали защелки. Крышка соскользнула с шипением, словно внутри был вакуум. Девушка бросила косой взгляд внутрь, но Ваака и Джексон не обратили на это внимания.
Похоже, они даже этого ожидали.
Содержимое ящика оказалось самым прозаичным: пакеты риса, кофе, фасоли, уложенные в восемь рядов по двадцать пакетов в каждом. Андреа ничего не понимала, пока Джексон не взяла по пакету в каждую руку, протянув их журналистке. Под черной кожей заиграли мускулы.
– Подержи-ка это, Белоснежка.
Андреа ничего не оставалось, как отложить список, иначе бы она уронила пакеты с рисом. Ваака с трудом подавил неприятный смешок, а Джексон, не обращая внимание на ошеломленную журналистку, просунула руку в щель, образовавшуюся после того, как оттуда достали два пакета, и с силой потянула. Тут же обнаружилось, что у ящика имеется второе дно, где покоилось куда более интересное содержимое.
Там лежали винтовки, автоматы и пистолеты, уложенные на особые лотки. Пока Джексон и Ваака их извлекали – всего было шесть лотков – и осторожно укладывали поверх других ящиков, подошли другие наемники Деккера во главе с самим южноафриканцем и принялись вооружаться.
– Конечно, господа. Как сказал мудрец, великие люди подобны орлам – строят гнезда в одиночестве и на возвышении. В первый караул заступают Джексон и Готтлибы. Поищите скрытные позиции там, там и там, – Деккер указал на три точки на склонах каньона. Вторая была недалеко от того места, где несколько часов назад Андреа заметила неизвестного. – Тишину в эфире прерывайте только раз в десять минут для отчета. Это относится к вам, Торрес. если начнете обмениваться кулинарными рецептами с Мэлони, как было в Лаосе, то придется иметь дело со мной. Вперед.
Близнецы Готтлибы и Мария Джексон разошлись в трех направлениях, пытаясь найти путь наверх, к тем позициям, с которых солдаты будут наблюдать за лагерем во время пребывания экспедиции в каньоне. Обнаружив подходящие позиции, они протянули длинные веревочные лестницы с алюминиевыми планками, прикрепив их к скале через каждые три метра, чтобы облегчить подъем наверх.
А в это время Андреа восхищалась современными технологиями. Даже в самых оптимистичных мечтах она не представляла, что в ближайшие недели сможет насладиться душем. Но к ее удивлению, последними четырьмя предметами, извлеченными из КАМАЗа, оказались две душевых и два туалета из пластика и стекловолокна.
– Ну, что скажешь, красавица?.. Или ты не рада, что не придется срать прямо в песок? – ухмыльнулся Роберт Фрик.
Костлявый молодой человек двигался нервно, словно состоял из одних локтей и коленок. Андреа ответила на похабное замечание громким смехом и помогла ему установить последний туалет.
– Даже не представляете, Роберт, как я рада. Я вижу, тут есть даже отдельные кабинки для девочек и мальчиков...
– И это немного несправедливо, учитывая, что нас – двадцать, а вас – всего четверо. С другой стороны, меня утешает мысль, что вам придется самим копать свой сортир.
Андреа побледнела, представив, что ей придется взять в руки лопату и копать, пока на ладонях не вздуются кровавые волдыри. Фрик, глядя на нее, расхохотался.
– Не вижу ничего веселого.
– Ха! Да вы побелели, как задница моей тетушки Бойлы. Вот это меня и веселит.
– Не слушай его, девочка, – вмешался Томми. – Мы воспользуемся экскаватором. Это займет не более десяти минут.
– Вот всегда ты испортишь удовольствие, Томми. Нет бы еще немножко на нее надавить, – сказал Фрик, озираясь вокруг и высматривая, кого бы еще подразнить.
ХАКАН
Когда я начал учиться, мне было четырнадцать.
И, разумеется, первым делом я должен был многое забыть.
Для начала – всё, что выучил в школе, своих друзей, свой дом. Всё это не существует. Всё это – лишь выдуманная врагами ложь, врагами ислама. Потому что у них есть план. Так сказал ему имам, нашептывая на ухо.
– Началось всё с того, что они дали женщинам свободу. Поставили их на одну высоту с мужчинами, чтобы нас ослабить. Они знают, что мы сильнее и способнее. Знают, что наша приверженность богу сильнее. Потом они промыли нам мозги, покорили даже святых людей. Они туманят твой взор нечестивыми образами вожделения и деградации. Поощряют гомосексуализм. Лгут, лгут, лгут. Даже с датами лгут. Говорят, что сегодня двадцать второе мая. Но ты ведь знаешь, какое сегодня число.
– Шестнадцатое шавваля [7]7
Шавваль – месяц мусульманского календаря, следующий после месяца Рамадан.
[Закрыть], учитель.
– Они говорят об интеграции. О сосуществовании. Но ты знаешь, чего хочет Аллах.
– Нет, я этого не знаю, учитель, – в ужасе ответил мальчик. Откуда ему знать, о чем думает Аллах?
– Аллах хочет, чтобы мы отомстили за крестовые походы – как за те, что были тысячу лет назад, так и за нынешние. Аллах хочет, чтобы мы восстановили Халифат, который они разрушили в 1924 году. С того дня мусульманский мир разорван на куски, каждый из которых держат под контролем наши враги. Достаточно прочитать любую газету, чтобы увидеть, что наши братья-мусульмане живут в нищете, унижении и под постоянной угрозой геноцида. И самым худшим из унижений является то, что в самом сердце исламского мира засела эта заноза под названием Израиль.
– Я ненавижу евреев, учитель.
– Нет. Тебе только так кажется. Послушай меня внимательно. Через несколько лет эта ненависть будет казаться искрой по сравнению с пожаром, охватившим весь лес. Только настоящие правоверные будут на это способны. И ты один из них. Ты особенный. Я заглянул в твои глаза и увидел внутри ту силу, которая перевернет мир. Вернет единство мусульманам. Принесет шариат в Амман, Каир, Бейрут. А потом в Берлин. В Мадрид. В Вашингтон.
– И каким образом мы сможем это сделать, учитель? Каким образом мы принесем шариат всему миру?
– Ты еще не готов услышать ответ на этот вопрос.
– Нет, я готов, учитель.
– Ты в самом деле желаешь это знать всей своей душой, всем своим сердцем, всем своим разумом?
– Я ничего так не жажду, как нести в мир слово Аллаха.
– Пока ты еще к этому не готов. Но ждать уже недолго...
РАСКОПКИ. Среда, 12 июля 2006 года. 20.27
Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания
Час спустя палатки были установлены, туалетные и душевые кабины подключены к цистернам с водой, а гражданский персонал экспедиции расположился на отдых внутри крошечного прямоугольника, образованного палатками. Андреа сидела прямо на земле, держа в руке бутылку Гаторейд [8]8
Гаторейд – общее название серии изотонических напитков, производимых компанией PepsiCo. Разработан в 1965 году группой исследователей Флоридского университета по заказу университетской футбольной команды с целью восстановления жидкостей, теряемых организмом во время тренировок. Продукты серии Gatorade являются наиболее популярными спортивными напитками в Северной Америке и одними из наиболее популярных в мире.
[Закрыть] и выискивая взглядом отца Фаулера. Однако ни его, ни доктора Харель поблизости не наблюдалось, и Андреа с интересом рассматривала сооружения из ткани и алюминиевых трубок. Никогда раньше ей не приходилось видеть таких палаток.
Палатки имели форму удлиненного прямоугольника с вертикальной дверью и несколькими пластиковыми окошками. Каждая палатка стояла на деревянной платформе, а та, в свою очередь, покоилась на доброй дюжине бетонных опор в сорока сантиметрах над землей, чтобы предохранить от нестерпимого жара, идущего от раскаленного песка. Потолок представлял собой полотнище выгнутой ткани, закрепленное на земле по обеим сторонам палатки, чтобы увеличить рефракцию. Все палатки были подключены к генератору, установленному возле одного из грузовиков и работавшему на бензине.
Всего палаток было шесть, причем три из них – особые. В одной помещался медпункт; она имела более простой дизайн, но зато отличалась повышенной герметичностью, как позднее объяснила доктор Харель. В другой располагалась полевая кухня-столовая, оборудованная кондиционером, чтобы люди могли там отдохнуть в самые жаркие часы. В последней палатке разместился Кайн собственной персоной. Она стояла чуть в стороне от остальных. В ней не было никаких окошек, и по всему периметру ее окружал контактный провод, красноречиво предупреждающий каждого, что миллиардер не желает, чтобы его беспокоили. Кайн до последней минуты оставался в своем хаммере, управляемом Деккером, пока не закончили разгрузку, и тогда ему пришлось выйти.
Вряд ли он теперь покажется. Может, ему даже собственный портативный туалет установили, подумала Андреа, рассеянно отхлебнув из бутылки. Ну вот и тот, кто ответит на мои вопросы.
– Добрый день, мистер Расселл.
– Добрый день. Как дела? – ответил помощник, дружелюбно улыбаясь.
– Спасибо, хорошо. Послушайте, я хотела бы поговорить насчет интервью с мистером Кайном...
– Боюсь, что это пока невозможно, – уклончиво ответил Расселл.
– Надеюсь, что меня сюда привезли все-таки не на прогулку. Мне хотелось бы знать...
– Добро пожаловать, дамы и господа, – прервал возмущенные излияния журналистки неприятный голос профессора Форрестера. – Итак, несмотря на все трудности, вы сумели установить палатки в назначенный срок. Ну что ж, поздравляю. Можете наградить себя аплодисментами.
Тон, которым он это произнес, был столь же вялым, как и последовавшие за этими словами жидкие хлопки. Этот человек распространял вокруг себя ауру унижения и недовольства. Несмотря ни на что, участники экспедиции расселись на песке вокруг профессора, а солнце тем временем скрывалось за горами.
– Прежде чем мы приступим к распределению по палаткам и к ужину, я хочу закончить свой рассказ, – продолжил археолог, встав в центре круга заинтригованных взглядов. – Вспомните, я говорил вам, что группа избранных вывезла реликвию из Иерусалима. Что ж, эта группа храбрецов...
– У меня кое-что вызывает сомнения, профессор, – прервала его Андреа, делая вид, что не замечает недовольного взгляда старика. – Вы сказали, что Ирмсиаху был автором и Второго свитка. Что он написал его незадолго до того, как римляне разрушили храм Соломона, если я не ошибаюсь?
– Нет, не ошибаетесь.
– Он совершенно точно никому не рассказал о существовании второго документа?
– Никому.
– Тогда, может быть, это сделали те люди, что вывезли Ковчег из Иерусалима?
– Нет, они тоже никому ничего не сказали.
– В таком случае, откуда мы можем знать, что там на самом деле произошло? Эти люди тащили тяжелый предмет, оправленный в золото, целых – как вы сказали? – целых триста километров. В то время как я еле-еле смогла подняться на вершину какой-то несчастной дюны, неся всего лишь камеру и бутылку с водой. Так каким же образом им удалось...
С каждым словом Андреа лицо старика все больше краснело, так что к концу ее фразы его лысая голова с седой бородой уже напоминала вишню, лежащую на белой скатерти.
– А каким образом удалось египтянам возвести громадные пирамиды? Каким образом удалось жителям острова Пасхи установить свои гигантские статуи, каждая из которых весит более десяти тонн? Каким образом удалось набатейцам выдолбить в скалах храмы Петры? – он подошел вплотную к Андреа и, нависая над нею, и заговорил вновь, отчаянно брызгая слюной и выплевывая ей в лицо каждое слово. Девушка невольно отшатнулась, почувствовав у себя на лице его зловонное дыхание. – Вера – вот что главное! Именно вера помогла этим людям пройти пешком триста километров под палящим солнцем по этим негостеприимным местам. Исключительно благодаря вере им это и удалось.
– Но ведь получается, что кроме этого Второго свитка у нас нет никаких доказательств, – не удержалась Андреа.
– Вы правы, доказательств у меня нет. Зато у меня есть теория, и лучше бы она подтвердилась, мисс Отеро, если вы не хотите, чтобы мы вернулись домой с пустыми руками.
Журналистка хотела что-то ответить, но вдруг почувствовала, как ее легонько толкнули в бок. Она оглянулась и увидела перед собой невозмутимое лицо отца Фаулера, неотрывно глядящего на нее. В глазах священника застыло безмолвное предупреждение.
– Где вы были? – спросила она шепотом. – Я вас обыскалась. Нам нужно поговорить.
Фаулер остановил ее предупреждающим жестом.
– Итак, восемь человек, покинув Иерусалим вместе с Ковчегом, на следующее утро достигли Иерихона, – Форрестер успел немного успокоиться и теперь продолжал свою лекцию, обращаясь к четырнадцати слушателям, которые внимали ему, затаив дыхание. – И здесь мы вступаем в область предположений и догадок, сделанных человеком, потратившим на это многие десятилетия своей жизни. Итак, в Иерихоне они пополнили запасы воды и пищи. Затем пересекли Иордан близ Вифании и достигли Дороги царей возле горы Нево. В древности люди постоянно пользовались этой дорогой. Именно этот путь привел Авраама из Халдеи в Ханаан. Потом эти восемь евреев миновали Петру и в итоге добрались до тайного места назначения, которое, по тогдашним представлениям иерусалимцев, находилось на самом краю света. Вот оно, это место.
– Скажите, профессор, у вас есть какие-либо соображения, в какой части каньона мы должны искать? – поинтересовалась доктор Харель. – Это ведь огромная территория.
– С того места, откуда вы вошли, начиная с завтрашнего утра. Давид, Гордон, покажите им снаряжение.
Два молодых помощника были одеты странным образом. На груди у них протянулся страховочный трос, к которому крепилось небольшое металлическое устройство, похожее на маленький рюкзак. От троса отходили четыре ремня, поддерживающие квадратный металлический прибор над бедрами. Впереди находились две выпуклости, похожие на фонари, находящиеся в двух углах квадрата, как фары автомобиля. Направлены они были вниз.
– Это, господа, будет вашим летним нарядом на ближайшие дни. Называется протонный прецессионный магнитометр.
Послышалось восхищенное перешептывание.
– Ну и название, да? – сказал Давид Паппас.
– Помолчите, Давид. Начнем с предположения, что доверенные лица Ирмсиаху действительно спрятали Ковчег в этом каньоне, но где именно, мы не знаем. Магнитометр покажет, где искать.
– А как он работает, профессор? – спросил Томми Айхберг.
– Прибор испускает сигналы, измеряющие магнитное поле поверхности. После того как он соответствующим образом настроен, он записывает любые аномалии магнетизма, как, например, присутствие металлов. Вам нет необходимости разбираться, как он работает, потому что прибор передает беспроводные сигналы, так что все данные сразу поступают на мой компьютер. Если вы что-то обнаружите, я это узнаю раньше вас.
– А трудно с ним управляться? – спросила Андреа.
– Нет, если умеете ходить. Каждому из вас выделят определенный участок ущелья в несколько десятков метров. Вам лишь нужно нажать на кнопку включения и делать шаг каждые пять секунд. Вот так.
Гордон шагнул вперед и остановился. Через пять секунд прибор на его груди издал слабый писк. Гордон сделал еще шаг, и писк прекратился. Через пять секунд прибор снова запищал.
– Вы будете этим заниматься двенадцать часов в день, с пятнадцатиминутными интервалами каждый час с четвертью для отдыха, – сказал Форрестер.
Раздались возмущенные голоса.
– А что насчет остальных наших обязанностей?
– Вы ими займетесь в оставшееся от прочесывания каньона время, мистер Фрик.
– Вы что, хотите, чтобы мы вышагивали десять часов в день? Под палящим солнцем?
– Советую пить много воды. Как минимум по литру в час. При температуре в сорок четыре градуса тело быстро обезвоживается.
– А что если нам не хватит этих десяти часов в светлое время суток?
– Продолжите в темноте, мистер Хэнли.
– Да здравствует демократия, черт побери, – прошептала Андреа. Но, видимо, прошептала недостаточно тихо, потому что Форрестер ее услышал.
– Вам это кажется несправедливым, мисс Отеро? – вкрадчиво спросил археолог.
– Что ж, теперь, когда вы это сказали, пожалуй, да, – с вызовом ответила Андреа. Она снова почувствовала на спине тычок Фаулера, но тот не достиг своей цели.
– Правительство Иордании выдало нам фальшивую лицензию на разведку месторождения фосфатов сроком на месяц. Так вот, представьте себе, что мы будем работать в более щадящем темпе. Представьте, что такими темпами мы сможем закончить анализ данных самое раннее через три недели. Представьте, что тогда мы не успеем вовремя забрать Ковчег. По-вашему, это будет справедливо?
Андреа смущенно опустила глаза. О, как же она ненавидела этого человека!
– Кто-нибудь еще поддерживает профсоюз мисс Отеро? – поинтересовался Форрестер, изучая лица присутствующих. – Никто? Отлично. С этой минуты вы больше не врачи, не священники, не бурильщики и не повара. Вы вьючные мулы. Наслаждайтесь.
РАСКОПКИ. Четверг, 13 июля 2006 года. 12.27
Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания
Шаг, остановка, ожидание сигнала, снова шаг.
Андреа Отера никогда не составляла список из трех худших событий своей жизни. Во-первых, потому что она вообще терпеть не могла всякие списки и прочую бюрократию. Во-вторых, несмотря на свой незаурядный ум, она не имела ни малейшей склонности к самоанализу. И, наконец, в-третьих, когда она сталкивалась с проблемами лицом к лицу, оказывалось, что гораздо проще их сразу решать, нежели классифицировать.
Однако, если бы предыдущим вечером Андреа потратила пять минут на составление подобного списка, то первым номером в нем оказалась бы фасоль.
Это случилось в ее последний школьный день, когда она сделала решительный шаг из детства в переходный возраст. Она вернулась домой из школы, думая лишь о походе в новый городской бассейн. Она молниеносно проглотила обед и уже собиралась надеть купальник, желая успеть в бассейн раньше других. Она вскочила из-за стола, даже не прожевав последний кусок. И вот тут-то мать произнесла ту фразу, которая произвела эффект разорвавшейся бомбы.
– А кто будет мыть посуду?
Андреа даже ухом не повела, поскольку в этот день посуду должен был мыть ее старший брат Мигель-Анхель. Но остальные три брата тоже собирались в бассейн, а потому им вовсе не хотелось дожидаться, пока их лидер закончит возиться с посудой, и они в один голос закричали:
– Андреа!
– Фигушки! – ответила она. – Вы что, с ума посходили? Я мыла ее вчера.
– Дочка, ну пожалуйста, тебя же не заставляют мыть рот с мылом.
– Мама, заставь ее вымыть рот с мылом! – хором крикнули братья.
– Всё равно не буду мыть посуду! – заявила Андреа, топнув ногой.
– Ты должна это сделать, дочка, ты же не хочешь, чтобы Господь покарал тебя за грехи. У тебя сейчас самый опасный возраст, – сказала мать, а Мигель-Анхель, с трудом скрывая улыбку, торжествующе толкал братьев коленом под столом.
Андреа никогда не лезла за словом в карман и, будь у нее хоть немного времени, чтобы поразмыслить, она нашла бы хоть пять блестящих ответов на подобную несправедливость. Но в ту минуту она настолько растерялась, что смогла сказать лишь:
– Ну, мама-а-а!
– Ничего не мама. Так что давай, мой посуду, а братья пусть идут в бассейн, если им так хочется.
И в эту минуту Андреа всё поняла.
Поняла, что мать всё знает. Знает о том, что никак ее не касается.
Это весьма трудно понять человеку, которому не довелось родиться самым младшим из пяти детей в семье, к тому же единственной девочкой. Человеку, которому не довелось родиться в суровой католической семье, где любая, самая пустяковая провинность тут же раздувалась до уровня смертного греха. Человеку, которому не довелось родиться дочерью солдата суровой старой закалки. Человеку, который не знает, каково это – быть униженной и растоптанной только за то, что ты женщина. Она, конечно, повела себя как ребенок. Как глупый, эгоистичный, своевольный ребенок.
В этот день она решила, что с нее хватит.
Андреа вернулась к столу и схватила кастрюлю с печеной фасолью в томате, которая у них была на первое. Кастрюля была еще заполнена где-то наполовину. Недолго думая, девчонка надела ее на голову Мигелю-Анхелю наподобие шляпы.
– А теперь давай мой посуду, выродок, – заявила она.
Наказание оказалось намного хуже, чем она ожидала. Помимо мытья посуды, что само собой разумелось, отец подошел к проблеме ее наказания более творчески. Нет, ей не запретили ходить в бассейн в течение всего лета. Это было бы слишком гуманно. Ее просто усадили за разделочный стол на кухне, из окна которой открывался великолепный вид на злополучный бассейн, и высыпали на этот стол три килограмма фасоли.
– Пересчитай фасолины, – приказал отец. – Когда скажешь, сколько их здесь, можешь идти в бассейн.
Андреа рассыпала фасоль по столу и принялась ее пересчитывать, по одной бросая в кастрюлю. Когда она дошла до тысяча двести восемьдесят третьей, ей понадобилось встать, чтобы выйти в туалет.
Когда же она оттуда вернулась, то обнаружила, что кастрюля пуста. Кто-то высыпал из нее фасоль обратно в кучу.
Ну, папочка, если ты думаешь, что сможешь заставить меня плакать, ты ошибаешься, подумала она.
Конечно, в конце концов она все-таки заплакала. И плакала долгих пять дней, в течение которых ей приходилось сорок три раза заново начинать подсчет.
Прошлой ночью Андреа вспомнила это самое мерзкое событие своей жизни, превосходящее даже жестокое избиение в прошлом году в Риме. Вне всяких сомнений, в то утро возня с магнитометром заняла вторую строчку во главе списка.
День начался ровно в пять, на три четверти часа раньше восхода солнца, с раздраженного хора зевков. Андреа спала рядом с доктором Харель и археологом Кирой Ларсен в медблоке, из-за ханжеских воззрений профессора Форерстера – отдельно от мужчин. Взвод Деккера занимал одну палатку, обслуживающий персонал – другую, а пятеро помощников Форрестера и отец Фаулер – последнюю. Профессор предпочитал спать отдельно, в маленькой палатке на одного за восемьдесят долларов, которую он таскал с собой во все экспедиции. Видимо, спал он не слишком долго, потому что ровно в пять уже стоял в центре площадки перед палатками и гудел с помощью клаксона, работающего на сжатом воздухе, пока не получил несколько смертельных угроз, перебудив кучу людей.
Андреа с проклятиями поднялась и на ощупь поискала полотенце и несессер, которые оставила рядом с надувным матрасом и спальным мешком, служивших ей постелью. Она уже направилась к двери, когда ее окликнула Харель. Несмотря на ранний час, она уже была полностью одета.
– Даже не думайте пользоваться душем.
– Почему же?
– Вообще-то, если хотите, можете ополоснуться. Но имейте в виду, душевые кабины работают по индивидуальному коду, и у каждого из нас в распоряжении тридцать секунд в день. Если вы израсходуете вашу воду сейчас, то к вечеру у вас ее не останется, а вы станете настолько липкой от пота, что будете громко взывать, чтобы вас хоть языком облизали.
Разочарованная Андреа печально опустилась на матрас.
– Большое спасибо. Поистине сволочной день.
– Согласна. Но я хочу избавить вас от еще более сволочного вечера.
– Боюсь, я ужасно выгляжу, – сказала Андреа, собирая в хвост волосы, чего не делала со студенческих времен.
– Более чем.
– Черт возьми, Док, вам следовало бы сказать что-нибудь вроде: "Не так ужасно, как я" или: "Что вы, всё просто замечательно". Вы же понимаете, женская солидарность, и всё такое.
– Ну, я никогда не была типичной женщиной, – ответила Харель, глядя Андреа прямо в глаза.
И какого черта ты имеешь в виду, Док? – думала Андреа, натягивая шорты и ботинки. То самое, что я подозреваю? А самое главное: уж не хочешь ли ты, чтобы я взяла инициативу на себя?
Шаг, остановка, ожидание сигнала, снова шаг.
Стоуву Эрлингу поручили проводить Андреа на ее участок и помочь ей подсоединить оборудование. Участок Андреа представлял собой квадрат площадью пятнадцать на пятнадцать метров, огороженный веревкой, закрепленной при помощи колышков высотой в двадцать сантиметров.
Просто мучение.
Прежде всего, тяжесть оборудования. Со стороны может показаться, что шестнадцать килограммов – не такая уж и тяжесть, особенно, если они закреплены на ремнях. Однако уже через час работы у Андреа начали нестерпимо болеть плечи.
Во-вторых, нестерпимая жара. К полудню песок раскалялся до такой степени, что больше напоминал розовый противень. И питьевая вода кончалась уже через полчаса после начала работы.
И в-третьих, перерывы. Ей полагалось пятнадцать минут отдыха, из которых добрых восемь уходило на то, чтобы дойти туда и обратно, две – на то, чтобы взять пару бутылок с холодной водой, и еще две – на то, чтобы наложить на лицо солнцезащитный крем. Так что собственно для отдыха оставались лишь три минуты, которых хватало лишь на то, чтобы послушать кашель Форрестера да посмотреть на часы.
Но хуже всего были повторяющиеся действия. Еще один дурацкий шаг, пауза, сигнал, следующий шаг.
Даже в Гуантанамо не так паршиво, черт подери! Они, конечно, тоже страдали от жары, но им хотя бы не приходилось таскать эту тяжесть.
– Добрый день, – поприветствовал ее по-испански чей-то голос. – Сегодня несколько жарковато, не правда ли?
– Шли бы вы в задницу, падре, – невежливо буркнула Андреа.
– Попейте немножко воды, – предложил Фаулер, протягивая бутылку. Священник был одет в саржевые брюки и свою обычную черную рубашку с короткими рукавами – принадлежность служителя церкви. Передав бутылку, он вышел за пределы огороженного пространства и пристроился в тенечке, с интересом наблюдая за Андреа.
– Вы можете сказать, кому и сколько заплатили, чтобы вас освободили от этой адской работы? – язвительно поинтересовалась Андреа, жадно опустошая бутылку.
– Дело в том, что профессор Форрестер питает большое уважение к моему духовному званию. Он, в конце концов, тоже человек Божий – в своем роде, конечно.
– Вы так думаете? А по мне, так он просто маньяк, да к тому же махровый эгоист.
– Не без этого, – согласился Фаулер. – Ну а как насчет вас?
– Рабская покорность не входит в число моих недостатков.
– Я имею в виду ваше отношение к религии.
– Вы собираетесь спасать мою душу при помощи этой пол-литровой бутылки?
– Вы полагаете, этого достаточно?
– Полагаю, что нет. Здесь нужна по меньшей мере литровая.
Фаулер улыбнулся и протянул ей вторую бутылку.
– Если вы будете пить понемножку и маленькими глотками, жажда будет гораздо меньше вас мучить.
– Спасибо.
– Но вы так и не ответили на мой вопрос.
– Религия – это слишком сложно для меня. Предпочитаю ездить на велосипеде.
Священник от души рассмеялся и сделал глоток из своей собственной бутылки. Он выглядел усталым.
– Ладно, сеньорита Отеро, не злитесь на меня, что я не работаю как вьючное животное. Вы что думаете, веревки, которые разделяют участки, появились по волшебству?
Участок располагался в семидесяти метрах от палаток. остальные члены экспедиции разбрелись по всему каньону, каждый шагал, делал паузу, ждал сигнала и снова делал шаг. Андреа добралась до веревки, сделала шаг вправо, развернулась на сто восемьдесят градусов и снова пошла вперед, спиной к священнику.
– Так вот почему я не могла вас найти... Вот чем вы с доктором занимались всю ночь.
– Мы ни на минуту не оставались наедине. Так что вам не о чем беспокоиться.
– Что вы хотите этим сказать, падре?
Фаулер промолчал. Некоторое время были слышны лишь ритм шагов: шаг, остановка, ожидание сигнала, снова шаг.
– Откуда вы знаете? – спросила она наконец, в ее голосе звучала тоска.
– Раньше я только подозревал. А теперь знаю точно.
– Черт!
– Сожалею, что столь неосторожно вторгся в вашу личную жизнь, сеньорита Отеро.
– Ни хрена вы не сожалеете, – Андреа остановилась и впилась зубами в ладонь. – Убила бы за возможность покурить.
– И что же вам мешает?
– Профессор Форрестер сказал, что табачный дым сбивает настройку приборов.
– Знаете что, сеньорита Отеро? Учитывая вашу привычку всюду совать свой нос, вы слишком наивны. Табачный дым никак не изменит магнитное поле. По крайней мере, по моим данным.
– Вот ведь старый козел!
Андреа пошарила по карманам и наконец закурила.
– Вы говорили что-нибудь Док, святой отец?
– Харель очень умна, намного умнее меня. К тому же она еврейка. Ей нет необходимости спрашивать совета у старого священника.
– А у меня, значит, есть?
– Ну, вы ведь католичка, или я ошибаюсь?
– Я утратила всякое доверие к людям вашей профессии, когда мне было четырнадцать, падре.
– И к кому же вы утратили доверие? К военным или к священникам?
– И к тем, и к другим. Мои родители слишком песочили меня в детстве.
– Все родители это делают. Разве не с этого начинается наша жизнь?
Андреа повернула к нему голову, так что смогла рассмотреть краем глаза.
– Значит, у нас с вами есть кое-что общее.
– Никогда бы не подумал. Зачем вы вчера нас искали, Андреа?
Прежде чем ответить, журналистка огляделась по сторонам. Ближайшим человеком был Давид Паппас с прибором на груди в тридцати метрах от них. Из горловины каньона задувал горячий ветер, создавая бесконечно прекрасные песчаные вихри у ног Андреа.
