Текст книги "Контракт с Господом (ЛП)"
Автор книги: Хуан Гомес-Хурадо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 03.13
Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания
– Это убийство.
– Вы уверены, доктор?
Тело Стоува Эрлинга лежало в окружении газовых фонарей, отбрасывающих бледный, полупрозрачный, как крыло мошки, свет. За пределами этого круга тени от камней постепенно растворялись в темноте, сливаясь с ночью, которая внезапно наполнилась угрозой. При взгляде на растянувшийся на песке труп Андреа едва сдержала дрожь.
Когда несколько минут назад Деккер с его людьми добрались до профессора, тот сжимал правой рукой ладонь трупа, а левой продолжал безуспешно нажимать на клаксон, в котором закончился сжатый воздух. Деккер грубо оттолкнул профессора и приказал позвать Харель. Та попросила Андреа пойти вместе с ней.
– Я бы предпочла этого не делать, – сказала Андреа. Когда Деккер объявил по радио, что они нашли Стоува Эрлинга мертвым, она почувствовала тошноту и стыд, потому что не могла не вспомнить о том, как желала, чтобы его поглотила пустыня.
– Пожалуйста. Я слишком взвинчена, Андреа. Помогите мне.
Докторша в самом деле выглядела расстроенной, и Андреа без возражений пошла вместе с ней. По дороге журналистка обдумывала, как бы ей половчее подобраться к Док и расспросить, где ее носили черти, когда начался весь этот переполох; но ей не пришло в голову ни одной идеи, как это сделать, не открыв при этом, что ее и самой не было на месте. Когда они добрались до участка 22К, то увидели, как Деккер пытается осветить тело, чтобы установить причину смерти.
– Судите сами. Если это не убийство, то суицид, сделанный решительной рукой. У него ножевое ранение в основании черепа. Смертельный удар.
– Такой удар очень трудно нанести, – нахмурившись, сказал Деккер.
– Что значит – трудно? – вмешался Расселл, вставая рядом с наемником. Чуть позади Кира Ларсен пыталась успокоить профессора, закутывая его в одеяло.
– Это значит, что его убили с одного удара, точнейшим попаданием. И очень острым ножом – лезвие, словно бритва. Крови почти нет, – пояснила Харель, снимая резиновые перчатки, которые она надевала, чтобы ощупать рану.
– Убийца – профессионал, мистер Расселл.
– Кто обнаружил тело?
– Когда магнитометр перестал передавать данные, в компьютере профессора прозвучал сигнал тревоги, – сказал Деккер, кивнув в сторону старика. – Он тут же направился сюда, собираясь устроить Стоуву головомойку. Увидев его лежащим на земле, профессор решил, что он спит, и начал свистеть ему прямо в ухо, пока, наконец, до него не дошло, что перед ним лежит труп. Тогда он продолжил гудеть, подавая нам сигналы.
– Даже представить боюсь, что скажет мистер Кайн, когда узнает о том, что произошло. Черт побери, куда смотрели ваши люди, Деккер? Как это могло случиться?
– Полагаю, они смотрели за пределы лагеря, как им и приказали. У нас всего трое дозорных на огромную территорию в безлунную ночь. Они делают, что могут.
– Немного же они могут, как я погляжу, – хмыкнул Расселл, указывая на труп.
– А я это вам и говорил, Расселл. Говорил, что просто безумие явиться сюда всего лишь с шестью солдатами. Таким образом вы вынудили нас оставлять на часах всего трех человек со сменой каждые четыре часа. Чтобы покрыть враждебную территорию вроде этой нам нужно как минимум двадцать. Так что теперь не пытайтесь свалить вину на меня.
– Вы и близко не в теме. Вы же знаете, что бы случилось, если бы правительство Иордании...
– Может быть, вы наконец кончите препираться? – профессор поднялся во весь рост; наброшенное одеяло нелепыми складками свисало с его плеч, а голос дрожал от ярости. Он уже успел оправиться от первого шока, и теперь готов был излить свой праведный гнев на первого встречного. – Погиб один из моих помощников. И это я прислал его сюда. Может, прекратите винить друг друга?
Рассел раздраженно поморщился. К удивлению Андреа, Деккер тоже, хотя наемник попытался скрыть досаду, повернувшись к доктору Харель.
– Что еще вы можете нам сказать?
– Полагаю, что его убили там, наверху, и тело скатилось по склону вниз.
– Вы так думаете? – спросил Расселл, подняв бровь.
– Весьма сожалею, но я все-таки не судебно-медицинский эксперт. Я всего лишь рядовой медик. И даже то, что я специализируюсь на военной медицине, не означает, что я умею безошибочно распознавать следы преступления. К тому же, крайне маловероятно, что мы сможем разыскать какие-либо улики в этой груде камней и песка.
– Вы не в курсе, у него были враги, профессор? – спросил Деккер.
– Он постоянно ругался с Давидом Паппасом. Знаете ли, своего рода соперничество, которое я иногда сам поощрял.
– Вы часто видели, как они ссорятся?
– Много раз, однако до кровопролития ни разу не дошло, – и тут Форрестер неожиданно уперся пальцем в лоб Деккера. – Ну-ка, ну-ка, или вы полагаете, что это сделал один из моих ребят, вы это хотите сказать?
Тем временем Андреа созерцала труп Эрлинга со смесью удивления и оцепенения. Ей хотелось шагнуть вперед, войти в освещенный фонарями круг, дернуть Эрлинга за косичку и продемонстрировать всем, что он вовсе не мертв, что это просто дурная шутка профессора, чтобы надо всеми поиздеваться. Она поверила в серьезность происходящего, лишь когда хрупкий профессор ткнул пальцем в гиганта Деккера. В это мгновение тайна, которую она хранила уже несколько дней, прорвалась, как давление воды разрушает плотину.
– Мистер Деккер!
Южноафриканец повернулся к ней; выражение его лица было не слишком дружелюбным.
– Мисс Отеро, – начал он. – Как сказал маэстро Шопенгауэр, первое впечатление, которое мы производим на человека, остается навсегда. Так вот, на данный момент я уже по горло сыт вашей физиономией. Вам ясно?
– Я не понимаю, что вы вообще здесь делаете, когда вас никто сюда не звал, – добавил Расселл. – Прессе здесь не место, это дело не подлежит широкой огласке. Так что возвращайтесь в лагерь.
Журналистка отступила на шаг назад, однако не отвела глаза, сумев выдержать свирепый взгляд наемника. Вопреки увещеваниям Фаулера, Андреа решила выплеснуть всё.
– Я никуда не пойду. Возможно, этот человек погиб по моей вине.
Лицо Деккера приблизилось к ней вплотную, так что Андреа почувствовала жар его дыхания.
– Выражайтесь яснее, – потребовал он.
– Когда мы прибыли в каньон, я видела какого-то человека на вершине вон той скалы.
– Что? Вы видели постороннего человека? И никому ничего не сказали?
– Тогда я просто не придала этому значения. Простите меня.
– Просто потрясающе! "Ах, простите меня!" Ну, значит, всё улажено. Черт бы вас побрал!
Расселл в растерянности затряс головой. Деккер с силой почесал шрам, пытаясь переварить услышанное. И лишь Кира Ларсен отреагировала моментально: оставив профессора Форрестера, она метнулась к Андреа и от души влепила ей пощечину.
– Сука! – выкрикнула она.
Андреа была настолько потрясена, что даже не пыталась защищаться. Она увидела такую муку и боль в глазах Киры, что сразу поняла всё. Руки ее бессильно опустились.
– Мне очень жаль. Простите.
– Сука! – повторила девушка, кидаясь на нее с кулаками, нанося удар за ударом в лицо, в грудь, в плечо. – Почему ты никому не сказала, что за нами следят? Ты что, не знаешь, что мы ищем? Не знаешь, насколько это важно?
Харель и Деккер схватили Ларсен за руки и оттащили. Та почти не сопротивлялась, однако, увидев, что докторша хочет ее увести, неожиданно вырвалась и бросилась назад к телу.
– Он был моим другом, – прошептала она.
В эту минуту появился запыхавшийся Давид Паппас. По его лицу и шее стекали крупные капли пота; очки его были запорошены песком, что говорило о том, что он неоднократно падал, пока торопился сюда.
– Профессор Форрестер! – закричал он. – Профессор Форрестер!
– Что случилось, Давид?
– Данные! Данные Стоува... – прохрипел молодой человек, опускаясь на колени и с трудом переводя дыхание.
Профессор остановил его небрежным жестом.
– Сейчас не время, Давид. Твой товарищ погиб, его тело уже остывает.
– Но, профессор Форрестер, вы должны меня выслушать. Эти графики... Мне удалось...
– Хорошо, Давид, – ответил профессор. – Завтра обсудим.
Давид совершил то, на что в жизни бы не отважился, если бы не кошмарное напряжение событий этой ночи: схватил профессора за одеяло и развернул к себе.
– Вы не понимаете! Там пик. 19779!
Профессор Форрестер поначалу никак не отреагировал на это заявление, а потом заговорил очень медленно и тихо, так что Давид едва его услышал.
– Насколько большой пик?
– Огромный, сэр.
Профессор рухнул на колени. Он был не в состоянии говорить и раскачивался взад-вперед словно в безмолвной молитве, хотя скорее плакал, чем молился.
– Давид, что значат эти цифры: 19779? – спросила Андреа.
– Сто девяносто семь – относительная атомная масса. Семьдесят девять – порядковый номер в периодической таблице Менделеева, – срывающимся голосом ответил молодой человек. Голос его звучал до странного вяло, словно передав сообщение, он сам стал похож на смятый и бесполезный ныне конверт. Он не отрываясь смотрел на труп.
– Вы хотите сказать...
– Это золото, мисс Отеро. Стоув Эрлинг нашел Ковчег Завета.
НЕКОТОРЫЕ ФАКТЫ, КАСАЮЩИЕСЯ КОВЧЕГА ЗАВЕТА, ИЗВЛЕЧЕННЫЕ ИЗ БЛОКНОТА «МОЛЕСКИН», ПРИНАДЛЕЖАЩЕГО ПРОФЕССОРУ ФОРРЕСТЕРУ
В Библии говорится: «Сделай ковчег из дерева ситтим: длина ему два локтя с половиною, и ширина ему полтора локтя, и высота ему полтора локтя; и обложи его чистым золотом, изнутри и снаружи покрой его; и сделай наверху вокруг его золотой венец. И вылей для него четыре кольца золотых и утверди на четырех нижних углах его: два кольца на одной стороне его, два кольца на другой стороне его. Сделай из дерева ситтим шесты и обложи их золотом; и вложи шесты в кольца, по сторонам ковчега, чтобы посредством их носить ковчег».
В качестве меры я выбрал простой локоть. Я знаю, что меня будут за это критиковать, потому что немногие ученые это делают, предпочитая египетский локоть или "кровавый" локоть, что гораздо гламурней. Но я прав.
Вот что мы точно знаем о нашем Ковчеге:
Время и место создания: 1453 г. до нашей эры, у подножия горы Синай
Длина – 111 см
Ширина – 65 см
Высота – 65 см
Емкость – 385 литров
Вес – 265 кг
Некоторые авторы считают, что на самом деле вес Ковчега гораздо больше, около 500 кг. Нашелся даже один идиот, который заявил, что Ковчег весит более тонны. Но это же просто бред! Подумать только, и эти люди называют себя учеными! Разумеется, им хотелось бы, чтобы золота в Ковчеге было побольше. Бедные идиоты! Им даже в голову не приходит, что золото – хоть и тяжелый, но при этом мягкий, очень мягкий металл. Золотые кольца просто не выдержали бы такой нагрузки, не говоря уже о деревянных шестах, которые должны все же иметь достаточную длину, чтобы четыре человека могли с комфортом его нести.
Золото – металл очень ковкий. В прошлом году мне довелось видеть лист золотой фольги, в который раскатали одну-единственную монету, применив технологии, используемые для прокатки бронзы. Этот лист имел такую площадь, что им застелили целую комнату. Евреи были искусными ремесленниками. В то же время, в пустыне просто неоткуда было взяться такому количеству золота, не говоря уже о том, что не было возможности его хранить, не привлекая внимания грабителей. Нет, в действительности золота было использовано совсем немного, лишь как внешнее покрытие деревянной основы. Твердое дерево, уже само по себе способное храниться на протяжении многих веков, было еще и покрыто сверху слоем инертного металла, который не ржавел и с течением времени не разрушался. Таким образом, этот предмет должен был стать вечным. Могло ли быть иначе, если его сделали, следуя указаниям самого Господа?
РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 14.21
Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания
– Итак, данные были подтасованы.
– И кто-то это знал, падре.
– Разумеется. Поэтому его и убили.
– Я и так уже знаю, что его убили, а также где и когда. Если вы мне еще скажете, кто это сделал и как это произошло, я стану самой счастливой женщиной на свете.
– Вот как раз в этом направлении я сейчас и работаю.
– Вы считаете, это был кто-то чужой? Быть может, тот человек, которого я видела на скале?
– Я считал вас умной девушкой.
– Я до сих пор чувствую себя виноватой.
– Да бросьте вы! На самом деле это моя вина: ведь это я попросил вас никому ничего не говорить. Но можете мне поверить: убийца – кто-то из членов экспедиции. Именно поэтому я должен как можно скорее связаться с Альбертом.
– Допустим. Однако вы знаете гораздо больше, чем говорите. Гораздо больше. Например, мне известно, что вчера в каньоне перед рассветом произошло еще кое-что. Короче говоря, когда я проснулась, докторши в палатке не было.
– Я вам уже говорил... Я над этим работаю.
– Вот дерьмо, падре. Вы единственный в мире полиглот, которому не нравится разговаривать.
Отец Фаулер и Андреа Отеро сидели в тени восточной стены каньона. Прошлой ночью никто так больше и не заснул, а потом начался долгий тяжелый день, омраченный неожиданной гибелью Стоува Эрлинга. Тем не менее, радость от того, что магнитометр Стоува обнаружил большое количество золота, постепенно оттеснила на задний план мысли о случившейся трагедии. Профессор Форрестер как бешеный носился вокруг участка 22К: анализировал состав породы, проверял показания приборов и особенно магнитометра, измерял сопротивление поверхности.
Процесс измерения заключался в том, что сквозь землю пропускали заряд электрического тока, а затем фиксировали, сколько энергии она поглотила. Вся земля на этом участке была изрыта, ибо в тех местах, где величина сопротивления хоть немного отклонялась от обычной, почву зондировали с особой тщательностью.
Результаты исследований оказались убедительными: поверхность крайне нестабильна, и это разозлило Форрестера. Андреа наблюдала, как он размахивает руками и ногами, бросает в воздух бумаги и оскорбляет помощников.
– Почему профессор так раздражен? – поинтересовался Фаулер. Он уже некоторое время возился с маленькой отверткой и проводами, которые извлек из ящика с инструментами технического администратора Брайана Хэнли, Священник сидел на плоском камне примерно в полуметре над Андреа и не особо обращал внимание на то, что происходит вокруг.
– Провели исследование и оказалось, что Ковчег просто так не выкопать, – объяснила Андреа, всего несколько минут назад переговорившая с Давидом Паппасом. – Они считают, что там существует рукотворная полость, и если использовать экскаватор, то велика вероятность, что она обрушится.
– Придется идти кружным путем. Это может занять многие недели.
Андреа сделала серию фотографий и просмотрела их на экране. Получился неплохой снимок Форрестера, в буквальном смысле, с пеной у рта от ярости. Испуганная Кира Ларсен оглянулась с написанным на лице ужасом.
– Ну вот, Форрестер опять орет. Не знаю, как его помощники это терпят.
– Может, сегодня утром все именно в этом и нуждаются, не думаете?
Андреа уже собралась ответить священнику, чтобы не говорил глупостей, когда осознала, что и сама была ярой сторонницей самобичевания в качестве метода избавления от боли.
Лучшее тому доказательство – ее драгоценный РН. Если бы он еще и читал ей проповеди, она давно бы вышвырнула его в окно. Чертов котяра! Надеюсь, он не сожрал шампунь соседки. А если он всё же это сделает, надеюсь, она не выставит мне счет.
Несчастные археологи, подгоняемые истошными криками Форрестера, забегали с новой силой, словно тараканы на кухне, где внезапно включили свет.
– Быть может, вы и правы, падре. Но мне что-то не верится, чтобы они с должным уважением относились к памяти погибшего товарища, если как ни в чем не бывало продолжают работать.
Фаулер оторвался от своего дела и наградил ее осуждающим взглядом.
– Не стоит его винить. Они должны торопиться, ведь завтра суббота.
– Ах да, конечно. Пресловутый Шаббат. День, когда евреи не смеют даже зажечь огня с той самой минуты, как в пятницу сядет солнце. Какая глупость!
– По крайней мере, они хоть во что-то верят. А во что верите вы?
– Я всегда была практичным человеком.
– Полагаю, вы хотите сказать, что вы неверующая.
– Я имею в виду именно практичность. Тратить целых два часа в неделю, слушая проповеди и нюхая ладан – значит, попросту выбросить из жизни целых 343 дня. Вы не обижайтесь, но я считаю, что это слишком много. Даже если допустить, что впереди меня ждет вечная жизнь.
Священник засмеялся сквозь зубы.
– Неужели вы никогда не верили, хоть во что-нибудь?
– Когда-то я верила в дружбу и любовь.
– И что же произошло?
– Я всё изгадила. А впрочем, можно сказать, что у нее веры было больше, чем у меня.
Фаулер молчал. Голос Андреа звучал немного скованно, девушка понимала, что священник просто хочет ее отвлечь.
– Кроме того, падре... Не думаю, что святая вера – истинная причина этой экспедиции. Ковчег стоит безумных денег.
– Во всем мире наберется сто двадцать пять тысяч тонн золота. Неужели вы верите, что человеку вроде мистера Кайна так уж необходимо устраивать всю эту свистопляску ради каких-то тринадцати или четырнадцати килограммов, которые сможет принести ему Ковчег?
– Сейчас мы говорим не о Кайне, а о профессоре Форрестере и его ребятах, – ответила Андреа. Она всегда любила поспорить, но никогда еще не случалось, чтобы ее аргументы, которые она считала неопровержимыми, были бы разбиты с подобной легкостью.
– Ну, хорошо. Вам нужно практическое объяснение? Так вот оно: фаза отрицания. Работа придает им сил продолжать.
– О чем вы, черт возьми?
– О фазах боли доктора Кюблер-Росс.
– Ах да, конечно. Неприятие, гнев, депрессия и всё в таком духе.
– Правильно. Но всё это – лишь первая фаза.
– Он бы наорал на любого доктора, сказавшего, что он на второй стадии.
– Думаю, к вечеру ему станет лучше. Должен же профессор Форрестер произнести речь в память усопшего. Интересно будет послушать, как он будет произносить хвалебные речи в чей-то адрес, а не в свой собственный.
– Что теперь будет с телом, падре?
– Его поместят в герметичный мешок и по-быстрому похоронят.
Андреа вскочила и недоверчиво взглянула на Фаулера.
– Что за ерунда?
– Таков иудейский закон. Любой покойник должен быть похоронен в течение двадцати четырех часов с минуты смерти.
– Я понимаю, что вы имеете в виду. Но разве не правильнее было бы вернуть его семье?
– Никто и ничто не вправе покинуть лагерь, сеньорита Отеро. Помните?
Андреа убрала камеру в сумку и закурила.
– Все здесь просто с ума посходили. Надеюсь, что эта тварь не собирается прикончить всех нас одного за другим.
– При всей вашей незаурядности, сеньорита Отеро... Я никак не могу понять, чего вы так отчаянно добиваетесь.
– Успеха и славы. А вы?
Фаулер тоже встал на ноги и потянулся. Он выгнул спину, и Андреа явственно услышала, как хрустнули позвонки.
– Я здесь по приказу Ватикана. Если Ковчег действительно существует, Ватикан хочет в этом убедиться, чтобы официально объявить его святой реликвией, содержащей заповеди Господни.
Какое простое объяснение, и какое благородное! И при этом – полная ложь. Да-да, я знаю, что вы лжете, падре. Вы ведь совсем не умеете лгать. Ну что ж, сделаем вид, будто я вам поверила.
– Допустим, – сказала Андреа после недолгого раздумья. – Но в таком случае, почему ваши руководители не послали профессионального историка?
Фаулер кивнул на свою работу.
– Потому что историк уж точно не справился бы с вот с этим.
– Что это вы делаете? – поинтересовалась Андреа. Прибор, с которым возился Фаулер, выглядел как обычный выключатель, от которого тянулась пара проводов.
– Наши вчерашние планы относительно связи с Альбертом накрылись медным тазом. Теперь, после убийства Эрлинга, они наверняка навострили уши. Так что без этой штучки нам никак не обойтись...
РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 15.42
Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания
– Повторите еще раз, с какой стати мне это делать, падре.
– Потому, что вы хотите знать правду – правду о том, что в действительности здесь происходит; правду о том, для чего вас наняли – именно вас, хотя Кайн мог бы пригласить на эту работу хоть тысячу самых профессиональных и прославленных журналистов у себя в Нью-Йорке.
Этот разговор еще стоял в ушах Андреа. Этот же вопрос уже многие дни повторял в ее голове тонюсенький Внутренний Голос. Он полностью потонул в симфонии Гордыни, сопровождаемой господином Счетом по кредитке, баритоном, и госпожой Славой по любой цене, сопрано. Но слова Фаулера поставили Внутренний Голос в центр сценария.
Андреа тряхнула головой, стараясь сосредоточиться на своей задаче. Она собиралась осуществить их с Фаулером план во время смены караула, когда лишь трое из людей Деккера будут находиться на своих постах; остальные же прохлаждались у себя в палатке, дремали или играли в карты.
– Вот тут вступаете вы, – сказал ей Фаулер. – По моему сигналу вы влезете под днище палатки.
– Между песком и деревянной платформой? Да вы с ума сошли!
– Не беспокойтесь, там достаточно места. Проползете где-то с полметра и доберетесь до распределительного щита. Там есть такой оранжевый проводок – он соединяет палатку с генератором. Быстренько отключите этот провод и присоедините его одним концом к моему прибору, а другим – к электрощиту. Затем каждые пятнадцать секунд нажимайте вот на эту кнопку в течение трех минут. А потом как можно скорее оттуда выбирайтесь.
– И что тогда будет?
– Никаких высоких технологий. Слегка упадет напряжение, но полностью электроснабжение не пропадет. Сканер частот выключится только два раза. Когда вы присоедините кабель, и когда его отключите.
– А всё остальное время?
– Будет работать, как и раньше. Ну, как компьютер после перезагрузки. Если никому не придет в голову лезть под палатку, проблем быть не должно.
Только они, конечно же, возникли.
О, как же все-таки жарко!
Залезть под палатку по сигналу Фаулера оказалось просто. Сначала она нагнулась, делая вид, что завязывает шнурок на ботинке; потом, оглядевшись, нырнула под деревянную платформу. Ощущение было такое, будто она оказалась внутри огромного куска вязкого теплого масла. Воздух здесь был прямо-таки раскален от полуденного зноя, дышащего жаром песка и расположенных рядом с палаткой генераторов, чьи вентиляторы хлестали ее потоками раскаленного воздуха, словно давали пощечины.
Она добралась до распределительного щита и почувствовала, как ей в лицо пахнуло жаром. Она вынула переключатель Фаулера, и держа его наготове в правой руке, левой рванула оранжевый провод. Затем подсоединила один его конец к прибору Фаулера, другой – к щиту, и стала ждать.
Нет, эти проклятые часы точно врут. Они показывают, что прошло двенадцать секунд, а на самом деле – целых двенадцать минут. О боже, как все-таки жарко...
Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать.
Она нажала кнопку.
В палатке, прямо над ее головой, голоса охранников зазвучали как-то совсем по-другому.
Кажется, они что-то заметили, надеюсь, что не придадут этому значения.
Она отчаянно напрягала слух, ловя каждое слово. Сначала она начала подслушивать лишь для того, чтобы хоть как-то отвлечься от нестерпимой жары и не потерять сознание. С утра она выпила слишком мало воды, и теперь за это расплачивалась. Губы ее пересохли, в горле першило, а потом еще и начала кружиться голова.
Но через тридцать секунд Андреа пришла в ужас от того, что услышала, так что даже не поняла, что три минуты уже истекли, и оставалась в том же положении, нажимая на кнопку каждые пятнадцать секунд, борясь с полуобморочным состоянием.
