Текст книги "Контракт с Господом (ЛП)"
Автор книги: Хуан Гомес-Хурадо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
ГДЕ-ТО В ОКРУГЕ ФЭРФАКС, ВИРГИНИЯ. Пятница, 14 июля 2006 года. 08.42
– Ну, что скажешь?
– Есть у меня кое-какие догадки. Но поймать его будет нелегко. Этот тип чрезвычайно умен и умеет заметать следы.
– Мне нужно кое-что посущественнее, чем просто догадки, Альберт. Шутки кончились, люди начали гибнуть.
– Люди ведь постоянно гибнут, или я не прав?
– На этот раз все по-другому. Я боюсь.
– Ты? Боишься? Что-то мне не верится. Ты никогда и ничего не боялся – даже тогда, с корейцами. И потом, в тот раз...
– Альберт!
– Ах, прости. Короче, я попросил об одном одолжении. Агенты ЦРУ восстановили часть данных из компьютеров "Глобалинфо". Орвиллу Уотсону удалось выйти на след террориста по имени Хакан.
– Шприц.
– Как скажешь. Я не владею арабским. Возможно, этот тип что-то затевает против Кайна.
– Что-то еще? Национальность, членство в организациях?
– Ничего. Остались только смутные следы, электронная почта. Жесткие диски после пожара спасти не удалось. Они ведь очень хрупкие, ты же знаешь.
– Так найди Уотсона. Он ключевой персонаж. Найди же его!
– Найду.
ПАЛАТКА ВОЕННЫХ, ЗА ПЯТЬ МИНУТ ДО ЭТОГО
Мария Джексон не имела привычки читать газеты, именно это и привело ее в тюрьму.
Конечно, сама Мария так не думала. Она считала, что попала в тюрьму из-за того, что хотела быть хорошей матерью.
При помощи этих двух фраз вполне можно было бы описать жизнь Марии. Детство ее прошло в бедности, но в остальном это было самое обычное детство, на какое может рассчитывать уроженка Лортона, штат Виргиния – места, которое даже его жители не зовут иначе, как "подмышка Америки". Мария родилась в бедной негритянской семье, играла в куклы, прыгала со скакалкой, потом ходила в школу, а в пятнадцать с половиной лет забеременела.
К чести девушки следует заметить, что сама она очень старалась избежать нежелательной беременности. Но откуда ей было знать, что Куртис проколол булавкой презерватив? Совершенно неоткуда. Нет, она, конечно, слышала об этом глупом и подлом обычае, весьма распространенном среди юных чернокожих: заделать девчонке ребенка до окончания школы. Но такие вещи всегда случались только с другими. Куртис никак не мог так поступить. Ведь Куртис ее любил.
Куртис бросил ее и сбежал.
А Марии пришлось бросить школу и обратиться в специализированный клуб для юных матерей. Малышка Мэй, к добру или к худу, стала для матери смыслом жизни. Правда, ей пришлось расстаться с мечтой о новом фотоаппарате, при помощи которого она мечтала снимать шторма и ураганы. Мария устроилась работать на птицефабрику. После этой работы, да еще вместе с материнскими обязанностями, для чтения газет у нее оставалось слишком мало времени. И потому она приняла решение, обусловленное ее слабой информированностью.
Однажды шеф заявил, что переводит ее из дневной смены в ночную. А юная мать успела повидать достаточно женщин, которые работали в ночную смену. Эти женщины просто спали на ходу; из форменных карманов у них торчали свертки с покупками, а их дети, оставленные без присмотра, в конце концов попадали в колонию, умирали от наркотиков или гибли в разборках между уличными бандами.
Чтобы избежать подобного, Мария записалась в армейский резерв. Резервистам не могли менять смены, потому что иначе они совпадали с теми двумя часами в неделю, которые приходились на инструктаж на базе в Кресаптауне. Таким образом она могла проводить больше времени с малюткой Мэй.
Это решение Мария приняла на следующий день после того, как 372 рота военной полиции уведомила ее о своем новом месте назначения: Ирак. По этому поводу была даже опубликована заметка на шестой странице "Лортонской хроники". В сентябре 2003 года Мария простилась с Мэй и забралась в кузов грузовика с базы. Малышка, отчаянно вцепившись в бабушку, заревела во всю силу своих маленьких легких, на какую только способна шестилетняя девочка. Через месяц обе они погибли при пожаре. Всему виной оказалась миссис Джексон, которая никогда не была столь же образцовой матерью, как Мария, и в последний раз бросила вызов судьбе, закурив в постели.
Когда Марии сообщили эти печальные новости, она так и не смогла найти в себе сил вернуться домой. Это было для нее просто немыслимо. Поэтому она уговорила сестру взять на себя все хлопоты относительно похорон, а сама обратилась к начальству с просьбой направить ее в Ирак, где всю себя посвятила службе в военной полиции в тюрьме Абу-Грейб.
А год спустя Мария увидела в программе новостей "60 минут" те самые кадры и поняла, что вся ее жизнь в одночасье рухнула. Любящая мать из Лортона, штат Виргиния, превратилась в нелюдя, тюремщицу и мучительницу иракских заключенных. Особенное возмущение общественности вызвал один из кадров, где девушка, лучезарно улыбаясь в объектив, указывает на обнаженные гениталии одного из иракцев с мешком на голове.
Разумеется, Мария была не одна такая. Она убедила себя, что ее мать и дочь погибли по вине "этих грязных собак Саддама", но этим лишь пыталась оправдать собственную жестокость. Марию с позором выгнали и приговорили к четырем годам лишения свободы, из которых реально она провела в тюрьме лишь шесть месяцев, после чего ее направили на работу в "Блэкуотер". Она хотела вернуться в Ирак.
Работу она получила, однако в Ирак так и не вернулась. Вместо этого она угодила прямо в лапы Модженса Деккера – и в прямом, и в переносном смысле.
Теперь они уже полтора года работали вместе, и за это время Мария многое узнала. Научилась стрелять без промаха, открыла для себя глубины философии, а также узнала, как занимаются любовью белые. Ее командир с первой минуты пленился этой женщиной с крутыми бедрами и лицом черной богини. В объятиях этого человека Мария нашла частичное утешение в своем горе, в остальном же ее утешил запах пороха. Тогда ей впервые случилось убить человека, и ей это понравилось.
Очень понравилось.
Она любила также и своих товарищей – не всегда, правда. Деккер умел их выбирать. Кучка безжалостных и беспринципных убийц, которые получали удовольствие от того, что контракт с правительством давал им право убивать безнаказанно. Непосредственно во время боевого задания они все были братьями по крови. Но иногда, как в этот знойный день, пропахший липким потом, когда они вопреки приказу Деккера ложиться спать сели играть в карты, все менялось. В такие минуты они становились крайне раздражительными и весьма опасными, как павианы в турецкой бане. А хуже всех был Торрес.
– А ты меня по-прежнему динамишь, Джексон. Так и не дала мне ни единого поцелуйчика, – произнес маленький колумбиец. Когда он, как сейчас, начинал поигрывать своим маленьким ржавым ножичком, Мария особенно нервничала. Он казался ей пародией на нее саму. Этому человечку, который на первый взгляд выглядел столь безобидным, на самом деле ничего не стоило отрезать человеку голову. В данную минуту колумбиец развлекался тем, что царапал своим ножичком боковину стола с улыбкой на губах.
– Du kotzt' mich an [10]10
Меня от тебя блевать тянет (нем.)
[Закрыть], Торрес. У Джексон – фулл, а у тебя одно дерьмо, – заявил Альрик Готтлиб, который отдавал все силы сражению с английскими предлогами и местоимениями. Он был выше своего брата-близнеца и всей душой ненавидел Торреса, с тех пор как несколько месяцев назад они вместе отправились на дружеский футбольный матч мирового чемпионата в Германии, в которой принимали участие их страны. Они наговорили друг другу гадостей и обменялись ударами. Удивительно, но рост Альрика – метр девяносто – ничуть не придавал ему спокойствия по ночам. Если он еще был жив, то лишь потому, что Торрес не был уверен, что одолеет обоих близнецов.
– Я лишь хочу сказать, что эти карты слишком хороши, – ответил Торрес, улыбаясь еще шире.
– Ну ты сдаешь или нет? – спросила Мария, которой стоило усилий притворяться спокойной. Она уже вытянула из него почти две сотни баксов.
Так долго продолжаться не может. Либо я должна прекратить выигрывать, либо однажды ночью меня обнаружат с ножом в боку, подумала она.
Торрес начал сдавать, используя всю гамму жестов и смешных и малоприятных звуков, чтобы отвлечь остальных.
Однако этот говнюк и правда привлекателен. Если бы не этот характер психопата или постоянный запах плесневелых грибов, я бы втюрилась, мать его.
В эту минуту неожиданно запищал сканер, лежащий на столике в двух метрах от играющих.
– Что за хрень? – удивилась Мария.
– Да опять этот гребаный сканер, Джексон.
– Торрес, сходи посмотри.
– Как же, жди. Ставлю пять баксов.
Мария поднялась сама и подошла к экрану сканера – прибору размером со старый видеомагнитофон, которые уже никто не использует, только у него имелся маленький экранчик и стоил он в сто раз дороже.
– Кажется, всё в порядке. он просто перезагружается, – сказала Мария, возвращаясь за стол. – Поднимаю твою пятерку еще на пять.
– Пас, – сказал Альрик, откидываясь на спинку стула.
– Вот же хрень. У меня и паршивой пары нет.
– Ты что же, думаешь, что если ты подружка шефа, так у тебя монополия? – заявил Торрес.
Гораздо сильнее, чем эти слова, Марию разозлил его развязный тон. От злости она тут же позабыла о своем недавнем решении: позволить ему выиграть.
– Совсем не поэтому, Торрес. Просто я – уроженка цветной страны.
– И какого же она цвета? Темно-коричневого, как дерьмо?
– Уж точно не желтого. Хотя вот что любопытно... Именно этот цвет обмоченных штанов – главный на флаге твоей страны.
Мария ничуть не жалела о своих словах. Торрес был грязной и подлой медельинской крысой [11]11
Медельин – город в Колумбии.
[Закрыть]. Но при этом для колумбийца всё, так или иначе связанное с его родиной, в том числе и цвет государственного флага, было свято, как имя Иисуса. Мария видела, как стиснул зубы ее противник, как вспыхнули красные пятна у него на щеках. Глядя на него, Мария почувствовала одновременно страх и возбуждение; ей доставляло удовольствие унижать этого человека, она словно подпитывалась его злостью.
Теперь придется проиграть его двести баксов и еще двести моих. Этот говнюк настолько безумен, что осмелится поднять на меня руку. Даже зная, что Деккер его убьет.
Альрик наблюдал за ними с тенью беспокойства на лице. Марии, конечно, виднее, как себя с ним вести, но в данную минуту она ступала на минное поле, где мины лишь сверху были покрыты слоем почвы.
Очень тонким слоем, откровенно говоря.
– Ладно, Торрес, – сказал он. – Плюнь ты на эту Джексон. Она блефует.
– Оставь его в покое. Не думаю, что ему снова захочется прогуляться в то место. Ведь правда, жеребчик?
– О чем ты говоришь, Джексон?
– Значит, это не ты прикончил того блондинчика прошлой ночью?
Лицо Торреса сразу стало непривычно серьезным.
– Я не выходил из палатки, – ответил он.
– А ведь почерк твой. Все приметы налицо: удар в спину маленьким острым лезвием, и достаточно низко, чтобы ты мог дотянуться.
– Говорю тебе, я не выходил.
– Я тебе говорю, что того блондина я впервые увидел на корабле, и мы с ним всего лишь немножко повздорили по поводу этого его хвостика.
– Пусть так. Я тоже много с кем спорю. Я ужасно неуживчивая.
– В таком случае, кто его прикончил? Самум, этот ветер-убийца? Или, может быть, священник?
– Ничуть не удивлюсь, если окажется, что его пришил этот старый ворон.
– Смеешься, Торрес? – хмыкнул Альрик. – Этот священник всего лишь пытается спасти наши души.
– А я о чем? Этот святоша-киллер его до смерти запугал.
– Я никого и ничего не боюсь, – ответил Торрес, досадливо поморщившись. – Я всего лишь сказал, что этот тип опасен. Очень опасен.
– Только не говори, что ты поверил этой байке насчет ЦРУ! – сказала Мария. – Бог с тобой, Торрес, это же старик!
– Если уж на то пошло, котик, то этот старик лишь на три-четыре года старше твоего дружка. А уж тебе-то должно быть известно, что наш шеф способен голыми руками сломать шею мулу.
– Можешь не сомневаться, жеребчик, – ответила Мария, которой всегда очень нравилось, когда ее мужчине возносили хвалы.
– Он гораздо опаснее, чем ты думаешь, Джексон. Если бы у тебя глаза торчали не из задницы, ты бы прочитала его досье. Этот тип из военных параспасателей. А лучше их не бывает. За месяц до того, как шеф подобрал тебя в качестве взводной киски, мы участвовали в операции в Тикрите. И один в команде был из бывших военных параспасателей. То, что он делал... это за гранью. У этих ребят смерть буквально из пальцев сочится.
– Эти параспасатели – настоящие подонки. Крепкие, как зуб Господа, – заявил Альрик.
– Идите в жопу вы оба, чертовы католики. Что по-вашему у него в этом черном чемодане? Cи-четыре? [12]12
Си-четыре (С4) – распространённая в США разновидность пластичных взрывчатых веществ военного назначения.
[Закрыть] Оружие? Вы вошли в каньон с автоматами M4, из которых можно выпускать девятьсот пуль в минуту. А он что сделает? Библией прихлопнет? Он может, конечно, попросить у доктора скальпель, чтобы отрезать тебе яйца.
– О, насчет нее не волнуйся, – бросил Торрес, махнув рукой. – Она всего лишь шпионка Моссада. Я держу ее под контролем. Но вот Фаулер...
– Оставь ты в покое этого ворона. И вообще, сдается мне, что ты просто на него наговариваешь, чтобы не признаваться, что сам и укокошил блондинчика...
– Я тебе еще раз говорю, что я никуда не ходил, Джексон. Все тебе это подтвердят.
– Благодари своего Бога, когда будешь выполнять протокол "Ипсилон", – сказала Мария, показывая великолепные белоснежные зубы, которые в свое время стоили ее матери двух с половиной месяцев работы в две смены в кафе.
– Вот попомни мое слово: когда твой дружок произнесет заветное словечко "смородина" и начнет мочить всех подряд, то первой падет голова священника.
– Не выбалтывай пароль, жеребчик. Давай уже, поднимай ставку.
– Никто не будет поднимать ставки, – заявил Альрик, жестом остановив Торреса. Колумбиец отдернул руку от фишек. – Сканер частот не работает. И не потому, что перезагружается.
– Черт! Что-то не так с электропитанием. Ладно, плюнь ты на это дело, котик.
– Halt die Klappe, Affe [13]13
Закрой пасть, обезьяна! (нем.)
[Закрыть]! Эта штуковина всегда должна быть включена, иначе Деккер надерет нам задницы. Пойду проверю электрощит, а вы пока играйте.
Торрес хотел было еще что-то сказать, но наткнулся на ледяной взгляд Джексон и тоже встал.
– Я с тобой, блондинчик. Хочу немножко размяться.
Мария понимала, что задела самую чувствительную струну Торреса, усомнившись в его мужественности, и таким образом попала в список его заклятых врагов. Впрочем, она не слишком переживала по этому поводу. Торрес и так ненавидел весь белый свет, и никто не мог понять, почему. Пожалуй, даже черти в аду не смогли бы ответить на этот вопрос.
– Я тоже с вами, – поднялась она.
Все трое вышли наружу – в нестерпимую жару раскаленного каньона. Альрик присел возле платформы.
– Тут всё в порядке, – сказал он. – Пойду проверю генератор.
Покачав головой, Мария вернулась в палатку, собираясь немного вздремнуть. Но прежде она успела заметить, как колумбиец присел на край платформы и стал разгребать песок. Наконец, он извлек из песка какой-то предмет и долго его рассматривал, а по лицу его при этом блуждала странная улыбка.
Мария же не могла взять в толк, что такого особенного в этой красной зажигалке с цветочным узором.
РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 20.31
Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания
Для Андреа этот день стал сплошной чередой непрерывной беготни.
Она едва успела вылезти из-под платформы, когда услышала, как солдаты поднимаются. Как вовремя. Еще несколько секунд под струей горячего воздуха от генераторов, и она точно бы грохнулась в обморок. Она проползла в противоположную от входа в палатку сторону, встала и очень медленно направилась в медблок, пытаясь не упасть. Что ей действительно было нужно, так это встать под душ, но она отбросила эту мысль, потому что не хотела столкнуться с Фаулером. Она захватила две бутылки воды и фотоаппарат и снова вышла в поисках места среди скал "указательного пальца", в самой безлюдной части каньона.
Она нашла хорошее укрытие на склоне и оттуда наблюдала за суетой археологов, хотя совершенно не поняла, на какой фазе они находились. Фаулер и доктор Харель прошли мимо, явно пытаясь ее разыскать. Андреа пригнула голову за скалами и задумалась о том, что только что услышала.
Прежде всего, она окончательно убедилась, что не может доверять ни священнику – но это она и раньше знала – ни Док, что угнетало ее гораздо сильнее. Хотя она и не имела особых иллюзий относительно докторши, невзирая на ее неотразимую привлекательность
(от которой у меня по коже бегают мурашки),
но она была шпионкой Моссада – и этим всё сказано.
Однако вскоре Андреа поняла, что, если хочет выжить, у нее нет иного выбора, как довериться священнику и докторше. Подслушанная фраза Марии насчет протокола "Ипсилон" не оставляла никаких сомнений относительно расстановки сил.
С одной стороны у нас есть Форрестер и его лакеи, слишком раболепные, чтобы взять нож и убить одного из своих. Или нет? Обслуживающий персонал, занимающийся своими смутными задачами, на который никто не обращает особого внимания. Кайн и Расселл – мозг этой авантюры. Группа наемников и тайна, ради которой можно убить. Кого? Ясно одно – наша судьба была предрешена в тот миг, когда мы присоединились к этой экспедиции, к добру или к несчастью. Скорее к несчастью.
Видимо, она задремала, потому что когда пришла в себя, то уже настал вечер, мир высоких контрастов теней и песка, из которых состоял в каньоне день, сменили густые горячие сумерки. Андреа пожалела, что пропустила закат. Каждый день она клялась, что в нужное время выйдет на открытую местность, подальше от каньона. Солнце окуналось в песок, создавая гармоничные спирали жара, делающие горизонт волнистым. Прежде чем окончательно исчезнуть, последний проблеск солнца создал оранжевый взрыв, чье сияние оставалось на небе несколько минут.
В глубине "указательного пальца" в ночи можно было разглядеть лишь засыпанные песком камни. Со вздохом Андреа поднесла руку к карману брюк и вытащила пачку сигарет, но нигде не могла найти зажигалку. Она удивленно ощупывала карманы, когда голос на испанском чуть не заставил ее сердце выскочить из груди.
– Эй, сучка, ты случайно не это ищешь?
Андреа подняла глаза. В полутора метрах выше нее на плоском карнизе каньона лежал Торрес, протягивая ее красную зажигалку. Девушка сразу заподозрила, что колумбиец находится здесь уже давно, и холодок пробежал у нее по спине. Она изо всех сил старалась не показать своего страха, поднялась на ноги и протянула руку, чтобы забрать свою зажигалку.
– Разве мама не учила тебя, как нужно разговаривать с дамами, Торрес? – спросила Андреа, достаточно овладев собой, чтобы прикурить сигарету и, затянувшись, выпустила струйку дыма в сторону наемника.
– Разумеется, учила. Вот только я не вижу здесь ни одной дамы.
Взгляд Торреса был прикован к гладким бедрам Андреа. Брюки молодой журналистки были закатаны выше колен, открывая чувственную границу выше загара. Перехватив взгляд колумбийца, Андреа совсем запаниковала. Повернувшись в сторону конца "указательного пальца", она издала истошный крик в надежде, что он привлечет людей, занятых на раскопках, куда они ушли несколько часов назад – примерно в то же время, когда она выбралась из-под палатки военных.
Но никто не откликнулся на ее крик. Только тут девушка заметила, что экскаватор стоит, молча застыв в неловкой и даже как будто сиротливой позе.
– Все ушли на похороны, сучка. Мы здесь одни.
– Разве ты не должен быть на своем посту, Торрес? – спросила Андреа, с наигранной беспечностью махнув рукой в сторону скал.
– Ну, положим, я не единственный, кто занимается совсем не тем, чем ему положено, верно? Ну, это мы сейчас исправим – вы не возражаете, сеньорита? Ну, конечно, не возражаете.
Солдат спустился одним прыжком и оказался на одном уровне с Андреа. Они стояли на каменной площадке метрах в четырех от поверхности каньона, размером не больше стола для пинг-понга. С краю возвышалась неровная груда камней, создавая естественную террасу, служившую Андреа укрытием. Но теперь из-за нее она не могла сбежать.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, Торрес, – сказала Андреа, стараясь выиграть время. Колумбиец приблизился еще на шаг и оказался к ней так близко, что она могла разглядеть бусинки пота у него на лбу, пряди сальных немытых волос, черную кайму под ногтями.
– А я думаю, что понимаешь. И теперь ты сделаешь кое-что для меня. Такая жалость, когда такая сладкая штучка, как ты, предпочитает баб, но я думаю, это лишь потому, что у тебя никогда не было настоящего мужика, верно?
Андреа шагнула к левому краю террасы, но колумбиец встал между ней и тем местом, по которому она забралась наверх.
– Ты не посмеешь, Торрес. Возможно, прямо в эту минуту на нас смотрят твои товарищи.
– Отсюда нас может увидеть только Ваака... а он не шевельнет даже пальцем. Он только нам позавидует: у него-то совсем не стоит. Принимал слишком много стероидов. Зато у меня всё работает, как надо, так что ты не волнуйся. Сейчас я тебе это докажу.
Андреа поняла, что сбежать не выйдет, так что приняла отчаянное решение. Она отбросила сигарету, встала на камни как можно тверже и слегка наклонилась. Так просто она ему не дастся.
– Правда? Ну, давай же, ублюдок, сын шлюхи, вперед! Возьми меня, если сможешь.
Глаза Торреса налились красным блеском – смесью возбуждения из-за брошенного вызова и злости из-за нанесенного оскорбления. Он бросился вперед и схватил Андреа за руку, притягивая ее к себе с совершенно неожиданной для такого маленького роста силой.
– Я рад, что ты сама об этом просишь, дура.
Андреа изогнулась всем телом и саданула его локтем в зубы. По подбородку Торреса потекла струйка крови; тяжелые красные капли упали на камни террасы. Торрес взревел от ярости. Он рванул на Андреа футболку, оторвав рукав, так что стал виден черный бюстгальтер. Вид ее обнаженного тела совершенно распалил наемника; он схватил девушку за обе руки и попытался укусить за грудь. В последнюю секунду Андреа подалась назад, и его зубы клацнули в воздухе.
– Ну, не упрямься... тебе понравится... Ты ведь и сама хочешь.
Андреа попыталась пнуть его ногой в пах или в живот, но Торрес был к этому готов. Он стоял, наклонившись вперед, ожидая ее броска.
Только не дай ему повалить себя на землю, – подумала Андреа, вспомнив давний совет, услышанный два года назад на собрании жертв изнасилования. Тогда она вместе с другими девушками проходила курс самозащиты под руководством женщины-инструктора, которая в юности сама чуть не стала жертвой насилия. В этой схватке она потеряла глаз, но девственность сохранила. Насильник же лишился самого дорогого. Если он тебя повалит, ты пропала.
От нового рывка разорвалась перемычка ее бюстгальтера; чашечки бесполезно повисли. Торрес решил, что этого достаточно, и он изо всех сил стиснул ее запястья, так что Андреа едва могла пошевелить пальцами. С особой жестокостью он вывернул ей правую руку, однако левая оставалась свободной. Андреа дернула спиной, пытаясь стряхнуть с себя колумбийца, который заставил ее нагнуться, навалившись всей тяжестью, и нанесла ему чувствительный удар по лодыжке, чтобы освободить ноги.
"Есть два момента, когда насильник особенно уязвим, – снова прозвучал у нее в памяти голос инструкторши, такой спокойный и властный, что Андреа почувствовала прилив новых сил. – Первый: когда он пытается избавиться от одежды, и второй – когда он пытается избавить от нее вас. Так вот, лучше всего, если вы сумеете воспользоваться первым моментом".
Одной рукой Торрес уже расстегнул ремень и спустил камуфляжные штаны, которые собрались в гармошку на уровне щиколоток. Андреа почувствовала, как между ее бедер уперлось что-то твердое, горячее и опасное.
Дождись, пока он над тобой склонится.
Наемник навалился на Андреа, пытаясь нащупать застежку брюк девушки. Его грубая щетина царапала ей шею, и это явилось тем самым сигналом, которого дожидалась Андреа. Она резко подняла левую руку, так что вес тела Торреса пришелся на правую сторону. Торрес, не ожидавший этого, выпустил руку девушки, и Андреа тут же освободилась, ловко откатившись вправо. Потеряв равновесие, колумбиец полетел вперед и впечатался лицом в землю. Он тут же попытался встать, однако Андреа была уже на ногах и отвесила ему один за другим три молниеносных удара в живот, пристально следя, чтобы наемнику не удалось поймать ее за ногу и бросить на землю. Она награждала Торреса полновесными ударами, а он пытался защитить живот, невольно открыв еще более уязвимую часть тела.
Благодарю тебя, Боже... Мне всегда это нравилось, подумала самая младшая сестра пяти братьев.
Она резко выбросила вперед ногу и изо всех сил врезала Торресу по яйцам, его вой разнесся по всему каньону, эхом отдаваясь от стен.
– Пусть это останется между нами, – сказала Андреа. – Теперь мы квиты.
– Я все равно доберусь до тебя, сучка, – проревел Торрес, чуть не плача. – Я отымею тебя так, что ты по гроб жизни не забудешь.
– Лучше подумай хорошенько...
Андреа, которая уже начала перебираться через край террасы, чтобы спуститься, развернулась и с разбега впечатала ботинок между ног наемника, и хотя он попытался прикрыться руками, это ему не помогло. Второй удар оказался гораздо сильнее, и Торрес, открыв рот, пытался глотнуть воздуха, лицо его стало пунцовым, в глазах выступили слезы, а сил не осталось даже на то, чтобы скулить.
– ... а сейчас и правда квиты.
