Текст книги "Маленькие ошибки больших девочек"
Автор книги: Хизер Макэлхаттон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 49 страниц)
106
Продолжение главы 60
Ты не собираешься садиться в фургон к незнакомцам. В фургонах постоянно происходят какие-то ужасы. Ты начинаешь кричать во весь голос. Со всех сторон сбегаются люди, чтобы посмотреть, в чем дело, и девушка ударяется в бегство. Мужчина в ветровке запрыгивает в фургон и уезжает. Может, его действительно послали твои родители. Больше ты никогда его не видела.
Время идет. Годы. Десятилетия. Твои занятия рутинны, как расписание поездов, ты сама не принимаешь никаких решений, у тебя нет своих денег, ты даже не помнишь своего старого адреса. Белый Отец переезжает в другой дом, и его заменяет Голубой Отец, которому нравится жесткий анальный секс, и молиться с ним мало радости – приходится изо всех сил стараться, чтобы получать от этого хоть какое-то удовольствие.
Тебе почти сорок пять, когда Ги Моффату, лидеру «Вау гардианз», предъявляют обвинение в организации оргий с рядовыми сектантами и в том, что с его ведома грузовики для мороженого развозили по семи окрестным городам детское порно. После года судебных разбирательств «Вау Гардианз» становятся банкротами. Дом оказывается без субсидирования и поддержки. Голубой Отец исчезает. Вы стараетесь держаться вместе, ты пытаешься найти хорошо оплачиваемую работу, но ничего не получается.
Одним холодным вечером ты возвращаешься домой. Руки обветрены, из носа течет, а парадная дверь закрыта розовым плакатом с надписью: «Подлежит расселению в связи с утратой владельцами права пользования». Окна крест-накрест заколочены досками, а перед домом в патрульной машине дежурит полицейский. Он пьет кофе. Несколько членов коммуны стоят поодиночке на газоне. Они растерянно перешептываются и бродят вокруг, навесив на себя свои пожитки. «Пришли и заперли дом, вытолкали нас наружу, – объясняет кто-то. – Мы ничего не могли с собой взять. Все отдают банку». Спустя некоторое время люди начинают расходиться, кто-то говорит, что уходит к сестре, другие вспоминают, что у них в городе друзья. Саммера никто не видел. Он пропал.
Впервые оставшись одна, ты не знаешь, что делать. Ты звонишь родителям из телефона-автомата. Нет ответа. Ты звонишь своей властной тете-христианке, которая живет на севере, и она сообщает, что твои родители десять лет как умерли и лежат в могилах, а загнала их туда ты. Потом она вешает трубку.
Ты бродишь по холодным зимним улицам целый день, меряешь город от края до края. Куда ты идешь? Идти некуда. Направляясь на юг, ты переходишь через реку и смотришь на водовороты темной воды внизу. Все выглядит не так, как раньше, даже у воздуха странный вкус. У тебя болит голова, в висках стучит кровь. Голые деревья вдоль берега реки царапают небо своими черными пальцами.
Ты садишься на берегу, смотришь на текущую мимо воду и пытаешься ухватить какие-то свои мысли. Если бы ты только могла вспомнить то, что забыла, какое-то важное дело, имя, важную дату. Ты ложишься. Надо поспать, потом разжечь огонь. А утром вернуться в дом и посмотреть, кто там еще остался. Ты засыпаешь у реки, в которой бежит белая как мел вода. И не просыпаешься.
В конце всего наступает рай, но не для тебя. Он для тех, кто разбивается, вырывается и рвется к чему-то. Он не для глупых, не для рохлей. В раю нет робких душ. Ни одной. Ты остаешься у реки, рядом с листьями, черными ветвями и льдом.
107
Продолжение главы 61
Ты соглашаешься на стипендию. В новой школе искусств тебя посещает вдохновение, и ты пишешь серию картин, изображающих домохозяек, которые различными изобретательными способами избавляются от своих мужей. (Эта идея рождается из повторяющихся снов, в которых ты зверски убиваешь людей, которых на самом деле любишь. Каждую ночь ты убиваешь кого-то нового. Спустя какое-то время это даже перестает быть страшным. Ты используешь ножи для мяса, кухонные комбайны, соковыжималки и вообще любую бытовую технику.)
Женщины на твоих картинах стоят в классических позах, вроде тех, что изображены на картинах религиозной тематики эпохи Возрождения. Фон украшен дамасскими коврами и розовощекими херувимчиками. Жены убивают хладнокровно. Это хорошо воспитанные и невозмутимые дамы, их прически остаются безупречными, даже когда они бьют мужей по голове стальными кастрюлями, сталкивают их с лестниц, режут их пополам опускающимися дверьми гаражей, кладут им яд в жареное мясо, роняют им в душевую кабинку включенные в сеть тостеры и так далее и тому подобное.
Такое впечатление, будто каждая женщина на Манхэттене втайне мечтает убить своего мужа. Большие масляные полотна распродаются быстро, и люди торопятся поставить свое имя в длинный список ожидания. У тебя проходит несколько выставок, ты выигрываешь серию наград; «Нью-Йоркер», «Таймс» и «Пипл мэгазин» берут у тебя интервью («Сумасшедшая девица превращает убийство в веселье!»). На одном из приемов ты знакомишься с лихим южанином по имени Томпэт, коллекционером и талантливым скульптором. У него спутанные волосы медового оттенка и милые маленькие ямочки на щеках, из-за которых он становится похожим на озорного мальчишку. В нем есть что-то такое, что волнует тебя и заставляет вести себя глупо.
Вы начинаете встречаться, и по мере того, как ты погружаешься в благословенные серьезные отношения, разговоры по душам, неспешные ужины и феноменальный оральный секс, твои картины начинают меняться. Женщины на них уже не так бесстрастны. Внезапно они начинают казаться взволнованными, как будто не совсем уверены, стоит ли убивать своих мужей. Словно переживают из-за этого. И способы убийства уже не такие изобретательные, не такие зверские. Люди это замечают. Они спрашивают, почему твои работы лишены прежнего напора и куда подевалась их сила. Директор галереи, где они выставляются, просит тебя воссоздать хотя бы некоторые из предыдущих картин, чтобы удовлетворить запросы людей из длинного списка ожидания, но ты не можешь этого сделать. Ты слишком счастлива и не можешь найти в себе необходимой злости – источника, из которого ты черпала вдохновение. Он иссяк.
Твои персональные выставки прекращаются – люди, стоявшие в очереди за картинами, возвращают их, едва получив. Томпэт, напротив, начинает привлекать к себе внимание. Похоже, что его работы становятся более абстрактными и смелыми. Его замечают люди из галереи и предлагают ему устроить первую персональную выставку. Кажется, что ваши отношения влияют на ваше творчество противоположным образом: твои работы слабеют, в то время как его картины набирают силу. Но вы влюблены, ваша дружба и секс полны гармонии. И однажды Томпэт просит тебя выйти за него замуж.
Если ты выходишь замуж за Томпэта, перейди к главе 174.
Если ты не выходишь замуж за Томпэта, перейди к главе 175.
108
Продолжение главы 61
Ты остаешься там, где была. Тебе нравятся прохлада и спокойствие музея, сдержанность и степенность исследований. К тому же тебя ждет повышение. Но нужно как-то справляться со скукой, долгими часами рутинной работы, во время которой ты сидишь перед компьютером и тупо смотришь в монитор, – а ведь предназначение людей состоит в другом. Ты знаешь, к чему приводит скука. Она приводит к настоящим глупостям.
Глупостям вроде того, чтобы побриться пониже пупка, сесть на ксерокс и сделать со своих «нижних регионов» ксерокопию (выглядит как дохлая медуза, прижатая к стеклу). Или вроде кражи канцелярских принадлежностей и соблазнения Кристофера, музейного куратора отдела фильмов. Кристофер – маленький серьезный мужчинка с бледной, как рыбье брюхо, кожей и очками с толстыми линзами в черной оправе. Ты понятия не имеешь, зачем тебе это надо. Просто это хоть какое-то развлечение.
У него член размером с виноградину.
Нет, серьезно. С виноградину. Увидев его, ты приходишь в ужас (секс без пениса – это уж как-то совсем чудно, как будто об тебя просто шлепаются всем телом, пока ты считаешь плитки на потолке).
Тебе хочется спросить его, что с ним случилось. Произошел какой-то несчастный случай? Хирург на обрезании был пьян? Неужели возможно, что в то время как женщины критикуют себя за малейший мнимый изъян, оценивают все свои достоинства и недостатки, воображают бог весть какие ужасы о своих задницах, лицах, своем весе и постоянно испытывают вину за любые свои дефекты, этот парень считает, что его микрочлен на что-то годится? Неужели на свете еще остались мужчины, которые не в курсе, что размер имеет значение? (Размер имеет значение. Размер имеет значение! Размер имеет значение!! Имеет значение!!!)
Понимает ли он, что это ненормально? Почему мужчинам нет дела до того, как они выглядят? Похоже, он вообще не знает, что у него пенис как у третьеклассника.
Впрочем, это отсутствие осведомленности в некотором роде возбуждает. Вы занимаетесь сексом в проекционной, в медиатеке, в каморке со швабрами, пока люди смотрят фильмы (это выглядит, как будто тебя атакует энергичный бурундук). Он это действительно обожает. Твоя нижняя губа теперь постоянно припухшая оттого, что ты больно и часто ее прикусываешь.
Но после секса Кристофер нежен и чуток. Он так мило держит тебя за руку и приглашает к себе домой на ужин, потом предлагает остаться у него на ночь, а потом предлагает оставлять у него свою зубную щетку.
Через несколько месяцев вы уже живете вместе. Ты и бурундук. С ним иногда даже здорово: он приносит домой странные немецкие фильмы, которые, как ему кажется, могут тебе понравиться, и готовит лучшее индийское карри, какое ты когда-либо пробовала.
Усредненность на самом деле довольно удобный способ существования. Ты переустраиваешь его квартиру, снимаешь афиши фильмов Джима Джармуша, упаковываешь и убираешь стопки катушек с фильмами, которые он использовал вместо журнального столика. Наступает зима, потом лето, осень. В сексе наблюдается некоторое улучшение благодаря игрушкам из секс-шопа. Исследовательская работа становится более интересной, ты даже помогаешь Кристоферу с организацией кинофестиваля.
Потом однажды все летит к чертям. Все рушится, когда на ежегодный фестиваль скандинавских фильмов, который устраивает Кристофер, из Лос-Анджелеса приезжает Ханс, швед шести футов ростом с песочно-золотистыми волосами. Как только ты видишь его, между вами пробегает искра, словно сигнал к пробуждению. Каждая клеточка твоего тела следит за ним. Он об этом знает и одаряет тебя довольной ухмылкой, как будто знает большой секрет, который ты будешь счастлива услышать. Ты замечаешь, как велик бугор у него в штанах. Как будто ему между ног положили корзинку со спящими котятами.
После вечеринки по случаю открытия фестиваля и нескольких бокалов шампанского (Кристофер давно ушел домой) Ханс просит отвезти его в гостиницу. Ты, разумеется, соглашаешься, ведь ты сотрудница музея и проводить гостя – твой долг. Когда вы останавливаетесь на парковке у гостиницы, Ханс наклоняется и очень грубо, ничего не спрашивая, хватает тебя за грудь. Ты пребываешь в шоке. Он продолжает тискать твою грудь (ты не давала на это согласие, однако сильно возбуждаешься) и сообщает, что ты сейчас поднимешься с ним наверх.
Вы выходите из машины, и ты идешь за ним. Зачем ты это делаешь? Ты не должна идти за ним, знаешь, что не должна, но идешь. Пока вы поднимаетесь в лифте, он с тобой не разговаривает, а как только заходите в его номер, грубо толкает тебя на кровать. Он велит тебе раздеться, включает все лампы и исследует каждый миллиметр твоего тела, ощупывая его большими пальцами. Зачем? Чтобы проверить на прочность? Упругость? Потом он как следует тебя трахает. Много раз подряд. К тому времени, когда он с тобой закончил, уже четыре утра, и у тебя волосы спутались в тех местах, где терлись о подушки сильнее всего.
На следующее утро ты вся в синяках. Ими покрыты твои ноги и бедра, там, где ты натыкалась на края столов и спинки стульев. Дома Кристофер словно воды в рот набрал. Он молча пьет свой кофе и не собирается спрашивать, где ты была всю ночь. Он не хочет узнавать подробности, потому что достаточно умен, чтобы не желать их слышать. Но ты должна сказать ему, разве нет? Положит ли это конец вашим отношениям или, наоборот, окончательно сблизит вас?
Если ты скажешь ему, что спала с Хансом, перейди к главе 160.
Если ты не скажешь ему, что спала с Хансом, перейди к главе 161.
109
Продолжение главы 62
Луис ждет тебя в международном аэропорту Сан-Диего с букетом белых маргариток и робкой улыбкой на лице. У тебя в голове проносятся тысячи мыслей. Не безумием ли было приехать? Выглядит ли он счастливым или грустным? Будет ли он в этот раз таким же, как раньше? Ты останавливаешься в гостинице неподалеку. Он оплачивает твое проживание и устраивает несколько чудесных свиданий: угощает тебя суши в колоритном районе Гаслэмп, банановыми десертами в «Гираделли», вы посещаете морской музей и зоопарк, гуляете по променаду. Луис говорит, что ему тяжело воспринимать мир потому, что у него дислексия, и это его просто выматывает.
«Я словно всегда нахожусь в чужой стране, – объясняет он. – Мне приходится расшифровывать слова и числа и перекодировать их в язык, на котором никто больше не говорит». Из-за этого он все время такой усталый, и ему нужно шесть часов времени «для себя» каждый день.
Когда ты целуешь его, он по вкусу напоминает солнечный свет и сон.
Этой ночью вы без устали занимаетесь любовью. Ты прижимаешься к нему. Бедро к бедру, чресла к чреслам. Вы никак не можете насытиться. Тебе хочется попасть в него, внутрь его грудной клетки, где ты будешь в полной безопасности, защищенная от внешнего мира.
Ты больше не гадаешь, нравишься ли ему. Теперь, когда ты знаешь, что у него дислексия, ты начинаешь читать знаки, которые подают его лицо и тело, и можешь понимать все, что они выражают. Ему нужно есть четыре раза в день, без пропусков приема пищи и без задержек. Если этого не происходит, на его лицо набегает тень, он выглядит то ли растерянным, то ли злым, все сильнее и сильнее зажимается, уходит в себя, прячется, как черепаха в свой панцирь.
Он показывает тебе, где можно подстричься и сделать маникюр, где находится супермаркет, спортивный зал и даже школа йоги. Он приводит тебя на пляж, встает на одно колено и спрашивает: «Ты переедешь ко мне?» Его лицо так и светится любовью. Но все же он ли твой настоящий мужчина или настоящим был тот, другой? Останется ли он таким, как сейчас, или будет таким, как в прошлый раз? Светлым или темным? Кто скажет?..
Если ты переезжаешь к Луису, перейди к главе 176.
Если ты соглашаешься пойти в интернатуру на радио, перейди к главе 177.
110
Продолжение главы 63
Ты соглашаешься на его условия, потому что, если не думать о том, насколько это глупо, и отбросить возможность того, что он сумасшедший насильник, это по-своему заводит. Харрингтон предупреждает тебя, что появится около полуночи, к этому времени ты должна быть абсолютно готова. «Никакого света, – говорит он. – Если я увижу, что хоть одна лампа включена, сразу же уйду. Если ты сделаешь что-то, чего я не велел, я тебе такое устрою!» Его голос возбуждает и пугает тебя. Что бы ни случилось, это будет круто.
В одиннадцать часов ты вылезаешь из ванны и надеваешь черную шелковую ночную рубашку. Каковы могут быть последствия этого свидания? Он может оказаться убийцей. Что, если он порежет тебя на кусочки и никто об этом не узнает? Ты звонишь администратору и просишь разбудить тебя рано утром. Если ты не снимешь трубку, они пошлют кого-то постучаться к тебе. Отличный план обороны.
Ты готовишься. Зашториваешь окна, выключаешь свет и некрепко завязываешь себе глаза белым шелковым шарфом. Ты лежишь на постели уже двадцать минут, когда понимаешь, что забыла отпереть дверь! Ты вскакиваешь с постели, отпираешь дверь и забираешься обратно. Сердце у тебя колотится, ладони потеют. Это смешно. Это самая глупая вещь, которую ты когда-либо совершала в жизни. Если тебя убьют, так тебе и надо.
Наступает полночь, полночь проходит. Он заставляет тебя ждать. Последний раз, когда ты смотрела на часы, было уже половина четвертого утра, а потом ты чувствуешь, как кто-то тебя грубо трясет. Ты рывком садишься в постели и отталкиваешь его, только это не он! Это администратор, которая из-за белого шарфа на глазах испугалась, что ты мертва.
Этот двуличный засранец даже не явился. Его мобильный не отвечает, и сам он не звонит. Какого черта? Это часть игры? Он что, ждет твоего следующего шага, чтобы спланировать свой? Вряд ли он убийца, убийца воспользовался бы ситуацией и по крайней мере появился бы. Может, Харрингтон хочет, чтобы ты вела себя развратно, чтобы у него был повод тебя отшлепать?
Если ты берешь такси до дома Харрингтона, перейди к главе 178.
Если ты сразу же возвращаешься в Штаты, перейди к главе 179.
111
Продолжение главы 63
Ты отвечаешь глубокому голосу на другом конце провода, что все это очень сексуально, но в то же время невероятно опасно и просто глупо. Он смеется и спрашивает, не хотела бы ты вместо этого встретиться с ним в фойе и пойти поужинать (когда он смеется, ты чувствуешь облегчение: значит, он понимал, что это было бы глупо, и просто с тобой заигрывал). Вы договариваетесь о свидании сегодня вечером.
Ты долго готовишься к встрече – используешь большое количество лосьона для тела с бергамотом и лимоном, душишься розовой водой. Спускаешься вниз заранее и ждешь на неудобном стуле с изогнутой спинкой. Ты пытаешься выглядеть хорошенькой, как девушка с картинки – «вы знаете, я такая вся страстная, но в то же время очень невинная». Никто не обращает на тебя никакого внимания. Люди входят и выходят через вращающуюся дверь. Ты каждый раз думаешь, что любой из них может быть Харрингтоном, и представляешь, как занималась бы сексом с каждым из них – с пузатым бизнесменом, лысым дедушкой, прыщавым подростком…
Потом ты видишь настоящего Харрингтона и сразу же его узнаешь. Он высокий, шесть футов четыре дюйма, широкоплечий, с копной спутанных волос. Ты вскакиваешь и ухмыляешься: «Это вы – тот сумасшедший?» Он абсолютно великолепен, он просто потрясающий, у тебя пересыхает во рту.
«Он самый», – говорит Харрингтон и крепко, по-доброму, обнимает тебя. Он берет тебя за руку, и вы отправляетесь в небольшой индийский ресторанчик. Внутри тепло и весело, там висят красные бумажные фонарики и горят желтые свечи. Поедая кокосовый суп и соте с курицей и арахисом, ты изучаешь его лицо. У него благородные черты, но в них есть что-то зловещее, как в некоторых горных пейзажах. Широкий лоб, выдающийся нос – все в нем совершенно. Без сомнения, среди породистых самцов он самый породистый. С ним ты чувствуешь себя в безопасности, чувствуешь, что ты под защитой, и каким-то образом понимаешь, что он обо всем позаботится.
Харрингтон рассказывает тебе о своих путешествиях. О том, как он ел фугу, самую ядовитую рыбу в мире, о том, как сплавлялся на плоту по какой-то опасной горной реке в Патагонии, о том, как на Стюартовых островах его укусила акула мако. Ему нравятся приключения, далекие экзотические места вроде Бали и Индонезии, и ему всегда хотелось иметь спутницу, как раз такую, как ты.
После ужина, когда вы идете по улице, он берет тебя за руку, такой большой и сильный, что ты чувствуешь себя рядом с ним маленькой девочкой. Вы идете по мощеной булыжной мостовой, и тебе кажется, будто ты давно его знаешь, словно вы уже вечность так гуляете. Харрингтон приводит тебя в небольшой модный бар с низкими потолками и толстыми белыми алебастровыми лампами. «Я рад, что ты не подчинилась моим приказам, – говорит он. – Это была проверка. В этом маленьком грязном мирке полно глупых людей. Их нужно распознавать и стараться избегать».
После нескольких бокалов «Пино Грийо» и случайных прикосновений в духе «эй, тебе что-то попало в глаз» приходит время возвращаться домой. Но ты не разрешаешь Харрингтону подняться к тебе – вместо этого ты просто целуешь его в фойе и желаешь ему спокойной ночи (тебе хочется, чтобы он поднялся, но ты еще помнишь его «проверку на шлюшность» и останавливаешься на простом пожелании спокойной ночи; у тебя дрожат губы, ты краснеешь, когда его усы щекочут тебе лицо).
Последующие дни проходят как в тумане. Ты проводишь их с Харрингтоном, который все планирует, организует и – по собственному настоянию – за все платит. В конце концов ты откладываешь свой обратный рейс и переезжаешь (временно!) в его квартиру на Мэнор-роуд. Это холодный двухэтажный кондоминиум с голубыми стеклами, полированной алюминиевой мебелью, напичканный всевозможной электроникой (плоскоэкранные телевизоры, стерео, звуковые системы «звук вокруг», интеркомы, сигнализация и прочее).
Его кровать – это простая платформа из вишневого дерева. В первый раз он медленно раздевает тебя и ощупывает твой обнаженный живот. Ты замираешь от страха, восторга, предвкушения. Затем он извлекает самый большой член, какой тебе приходилось видеть, и занимается с тобой любовью то нежно, то грубо. Но что бы Харрингтон ни делал, он полностью владеет ситуацией.
Он придумывает тебе ласкательные имена, называет тебя «принцессой» и своей «настоящей любовью», «орешком», «маленькой щекочущей мышкой», «маргариткой» и «голубкой». Вечерами ты готовишь ему. Хотя готовить для Харрингтона – это все равно что делать хирургическую операцию: ему нравится почти сырое мясо. Звонит твой отец и говорит, что пора уже возвращаться домой. Он может устроить тебя в интернатуру на радио, если ты вернешься прямо сейчас. Когда ты рассказываешь об этом Харрингтону, он находит это смехотворным: «Зачем погружаться в обыденность Среднего Запада, когда ты можешь остаться здесь?» Он предлагает тебе переехать к нему на постоянное жительство.
Если ты переезжаешь к Харрингтону, перейди к главе 180.
Если ты едешь домой, перейди к главе 181.
