Текст книги "Маленькие ошибки больших девочек"
Автор книги: Хизер Макэлхаттон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 49 страниц)
237
Продолжение главы 125
Ты говоришь Оливеру, чтобы он возвращался домой без тебя. Вы не можете пожениться – сперва тебе нужно помочь отцу. Берлин может подождать, должен подождать, потому что твой отец не может. Оливер говорит, что все понимает, но тебе ясно, что это не так. Он опускает плечи и не смотрит тебе в глаза. Он забирает кольцо с опалом и жемчужные сережки, которые подарил тебе, потому что они, мол, принадлежат его матери. Он летит домой, даже не поцеловав тебя. Все как будто прогнулось до того, что сломалось. Он не слышит тебя.
Твой отец тем временем превратил свой дом в крепость. Он не отвечает на телефонные звонки, не поднимает шторы на окнах. На его машине слой пыли. Твои тети говорят, что он не может научиться жить без твоей матери – он перестал есть и не хочет тебя видеть. Почему-то в ее смерти он винит тебя. Потому что ты была плохой дочерью, потому что ты со своим эгоизмом и фиглярством была не способна думать о других людях. После нескольких неудачных попыток наладить с ним контакт, ты оставляешь эту затею. Твои тети говорят, что ему просто нужно дать время – он сам проявит интерес к общению.
Поэтому ты оставляешь его в покое, а тем временем открываешь свой цирк. В начале все простенько – ты приглашаешь дюжину стриптизерш, которые умеют кататься на коньках (большинство из них со Среднего Запада). Ты делаешь для них костюмы американских икон вроде Хиллари Клинтон, Элеанор Рузвельт, Амелии Эрхарт и Гарриет Тубман и арендуешь на вечер каток. В твоем представлении пять актов, первый номер – «банановая бригада», потом выступления персонажей, а потом финальная часть с продуманно размещенными фейерверками. Шоу вполне незамысловатое, называется «Титьки на льду». Люди считают, что это цепляет.
В начале ты раскручиваешь шоу, как только можешь: раздаешь флайеры, пускаешь рекламу на местном радио по утрам. Но результат тот же, что и в Германии: в большинстве своем публику раздражают твои персонажи на льду, и вас поливают грязью. В местной газете появляется статья о вас в рубрике «Развлечения», которую потом подхватывает «Рейтерз», и она становится известна в национальном масштабе. Статья называется «Замороженные избранницы». По всей стране газеты обсасывают эту историю, и тебе начинают звонить с ток-шоу. Встревают организации по защите религиозных прав, и Христианская коалиция предъявляет тебе иск за какую-то клевету. По большому счету все это бесплатная реклама. Билеты на твои шоу расходятся, как горячие пирожки, это дает тебе возможность нанимать стриптизерш на полную ставку и еще оплачивать им медицинские расходы и детский сад. Ты перевозишь шоу в Нью-Йорк, где вы постоянно выступаете в старом театре «Аполлина», прямо рядом с Бродвеем (сцену переделывают под каток).
Ты звонишь Оливеру и просишь его вернуться в Америку, чтобы быть с тобой, помогать тебе управлять цирком, но трубку снимает женщина, которая оказывается его женой-француженкой Дафной. Повесив трубку, ты разражаешься рыданиями. Да, ты успешна, и у тебя есть все эти деньги, но тебе никогда не было так одиноко.
Ты больше не встречаешься со своим отцом. Он до конца остается упертым и озлобленным. Даже когда у него обнаруживают рак легких, он переезжает в Калифорнию, ничего не сказав тебе, и умирает в одиночестве на больничной койке. При вскрытии у него находят несколько новообразований в мозге на гипофизе, врач считает, что это может объяснять нелогичность его поступков и его раздражительность, которые сохранялись до конца жизни. Но ты все равно чувствуешь себя так, будто во всем виновата.
«Титьки на льду» продолжают пользоваться успехом, настолько, что ты можешь нанять управляющую компанию, которая улаживает большинство формальностей. У тебя есть исполнительный продюсер, и помощник режиссера, и костюмерный цех, не говоря уже о том, что в самом шоу участвуют двадцать четыре талантливые девушки и два замечательных гея. Тебе самой кататься больше не нужно.
Ты умираешь однажды в очереди на подъезде к «Макдоналдсу». За тобой следил сумасшедший член клуба «700» с налитыми кровью глазами и заряженным «дерринджером» тридцать восьмого калибра с перламутровой ручкой. Он подходит к твоей машине, пока ты ждешь своего гамбургера с сыром, и стучит в окно со стороны пассажира. Ты опускаешь стекло. (А с чего бы тебе этого не сделать? Он выглядит так, будто ему нужна помощь). Он просовывает голову в салон и стреляет тебе в лицо.
На небесах ты оказываешься в настоящей заднице. Бог просто в бешенстве из-за того, что ты высмеивала кое-кого из его любимцев. В наказание он возвращает тебя обратно на землю, но на этот раз ты становишься президентом Христианской коалиции, потому что страшнее кары он придумать не может.
238
Продолжение главы 150
Ты спишь и видишь Техас. Ты говоришь Памеле, что до жути боишься летать (что в настоящее время является правдой), и она дает тебе «Ксанакс». Ты принимаешь тройную дозу, потому что иначе тебе грозит сердечный приступ. Ты в этом уверена. В результате тебя укачивает, ты сонная и совершенно потерянная. Памела подставляет тебе плечо, она чувствует себя виноватой за то, что дала тебе лекарство, которое ты так плохо переносишь. Ее жизнелюбие и не вызывающие никаких подозрений документы удачно маскируют твое темное прошлое. Таможню вам удается пройти без лишнего шума и вопросов. Ты оказываешься на борту самолета, не успев и глазом моргнуть. В течение всех восьми часов перелета над океаном ты спишь.
Техас похож на сауну (раскаленные плиты мостовых). Памела разрешает тебе остановиться в ее квартире, кондоминиуме с высоким потолком в высотном доме, облицованном голубым стеклом, с видом на деловой центр Далласа. У нее есть черный кот по имени Ротко, которого в ее отсутствие кормит сосед. Тебе удается получить относительно стабильную работу внештатной корреспондентки в ее газете «Атлантик спортс ревью». Похоже, они расширяются и готовы хвататься за любого, кто может помочь им справиться с растущими запросами.
Год спустя ты приобретаешь собственную квартиру-студию в том же здании, где живет Памела. Ты просишь разрешения работать с ней как можно чаще, поэтому вы вместе летаете туда-сюда с американских побережий в европейские страны, прокладывая себе дорогу на боях победителей и турнирах по гольфу. Ты специализируешься и на том, и на другом. Ты больше никогда не встречаешь никого из австралийцев, но в Италии ты до сих пор иногда чувствуешь себя напряженно. Когда мимо проходят поезда, ты смотришь на них, ожидая, что из одного из вагонов вот-вот вывалится Дош, но этого не происходит. Он так и не появляется.
Ты могла бы сказать, что свыклась с мыслью о произошедшем убийстве, пережила это, но правда состоит в том, что за это приходится дорого платить. Почти каждый день ты думаешь об Элен-Эллен… нет, на самом деле ты думаешь о ней каждый день. Ее образ заставляет тебя нервничать, больше работать, заставляет затвор твоей камеры щелкать быстрее. В твоей жизни попадаются мужчины, несколько романов, но ничего серьезного. Потому что если бы кто-то узнал тебя по-настоящему, тебе пришлось бы рассказать ему о случившемся. Это все всплыло бы, вышло бы наружу и погубило бы твое сердце.
Ты не выходишь замуж, не начинаешь вести оседлый образ жизни, не перестаешь двигаться. Даже после того, как Памела забеременела и уволилась, ты остаешься в деле, делаешь снимки спортсменов и толп, особенно молодых женщин в толпе, особенно длинноволосых брюнеток. То, что ты делаешь, это пытаешься найти лицо, которое соответствовало бы образу, запечатленному в твоей памяти, живое доказательство того, что Элен-Эллен живет в какой-то другой беглянке, что благодаря божественному вмешательству или реинкарнации она ходит где-то по земле. Твои работы начинают привлекать внимание, ты выигрываешь призы, издаешь книги и зарабатываешь кучу денег, но все это что-то не то, как будто каждый день ты прочитываешь по странице какой-то лживой книги. Твоя охота никогда не бывает удачной, ты не можешь найти лицо, которое так ищешь – не можешь найти Элен.
В возрасте пятидесяти восьми лет ты прыгаешь в реку. Ты этого не планировала, для этого не было какой-то особенной причины. Ты прогуливаешься после работы, оказываешься у моста Чоктавов и смотришь на бурые воды реки Эдисто. Мимо тебя со свистом проносятся машины, небо розовое и ясное. Ты слышишь шум в деревьях, видишь старую намокшую коробку из-под печенья на берегу. И прыгаешь.
Ты не оставила записки. Ни голосовых сообщений, ни электронного письма, ни обычного. Ты только оставила дома у своего любимого кресла, того, в котором сидишь каждый день, недопитую чашку кофе. Рядом с чашкой блюдце с прилипшей к нему косточкой от вишни. Ты хотела написать записку, но не знала, что сказать. Если бы тебе пришлось это сделать, в ней было бы написано: «Все сразу». Но объяснить это невозможно. Если бы это можно было сделать, у тебя не было бы в этом нужды. Нет, сейчас у тебя свидание с дном реки Эдисто. Вишневой косточке придется говорить за тебя.
239
Продолжение главы 150
Ты не соглашаешься взять билет. Памела была к тебе добра, и если ты втянешь ее во все это, ты станешь не только сообщницей убийства, ты будешь просто мерзавкой. К тому же, прежде чем прыгать в самолет, следующий международным рейсом, лучше выяснить, разыскивают ли тебя. Так что ты прощаешься с ней, прощаешься с длинными, сладкими, светлыми волосами, голубыми глазами, Техасом.
Ты бродишь по Риму и набредаешь на интернет-кафе, в котором проверяешь по «Гуглу» имена всех австралийцев. Появляется статья о том, что их задержали во время обычной проверки за нарушение правил, а когда Аади попытался сбежать, полиция проверила автобус и вышла на описание молодой француженки, числящейся пропавшей без вести. О тебе в статье не упоминается, там не говорится о том, что они разыскивают кого-то еще. Позади тебя появляются трое вооруженных карабинеров – итальянских полицейских. Они задают тебе вопросы. Вышибают из-под тебя стул. Забирают твой паспорт. Спрашивают тебя о группе австралийцев. У тебя темнеет в глазах. Тебя отвозят в камеру заключения при аэропорте. Заходит еще один человек в костюме, предположительно твой адвокат, и разрешает сделать международный звонок твоим родителям.
Полицейские проверяют твой паспорт и немедленно устанавливают твою связь с группой австралийцев, которых взяли во время штатной проверки, остановив за сломанный задний габаритный сигнал. Точнее, это была бы штатная проверка, если бы Аади (которого на самом деле зовут Эддисон Уолтер) не психанул и не попытался бы скрыться. После осмотра автобуса полиция обнаружила за раковиной сумочку, принадлежавшую Элен Ли Мэзон, и арестовала их. Элен была из Франции, ей было всего шестнадцать лет. Оказалось, что у нее есть годовалая дочка, которая живет у ее дедушки и бабушки.
Заключив с австралийцами сделку о признании вины, они вытягивают из них, как она умерла и где похоронена. Ее родители раздавлены этой новостью, их лица пепельного цвета взывают к справедливости. Во время суда ваши дела слушаются отдельно. Аади приговаривают к смертной казни, остальных – к пожизненному заключению с правом смягчения приговора до сорока лет при хорошем поведении. Сорок лет.
Тебя высылают в США, где помещают в «Оук-Парк», тюрьму строгого режима в Стиллуотере, штат Миннесота. Это темно-серое здание, одной стеной примыкающее прямо к холму. Камеры просторные, в них раздается эхо, они похожи на ряд сообщающихся спортзалов. Нет ни покрывал, ни занавесок – ничего тканого, что смягчало бы звук, поэтому даже в самый тихий из дней там царит полная какофония.
Время становится врагом. Поскольку ты можешь рисовать в тюрьме, ты создаешь замысловатые пуантилистские картины, на завершение которых уходят годы. Это позволяет убить время. Еще ты пишешь книгу о том, что с тобой произошло, хронику событий, которые предшествовали твоей встрече с Элен, рассказываешь в ней об австралийцах и о путешествии, и о том, что ты до сих пор не поняла, судьба или твои собственные решения привели тебя в эти цементные стены.
На сорок втором году пребывания в тюрьме тебя досрочно освобождают. Твоя семья полностью от тебя отказалась – от них не было ни одного письма за все сорок два года. И никто не навестил тебя ни разу. Если быть точной, твои родственники связались с тобой лишь однажды, да и то через адвоката, чтобы сказать, что не желают больше никогда ничего о тебе знать. Когда ты выходишь, тебе шестьдесят пять лет. Шестьдесят пять, и нужно начинать жизнь заново. Ты нанимаешь агента, издаешь свою книгу и на задаток покупаешь себе маленький домик в лесах в Северной Миннесоте, возле Ганн Флинт Трэйл (после цементных стен и решеток ты соскучилась по деревьям и рекам).
Ты успеваешь написать еще две книги, перед тем как умрешь, хотя ни одна из них не будет принята так хорошо, как первая, но все же тебе удается оставить в мире какой-то след. Ты умираешь спокойно, у себя дома, во сне; бродячий пес, которого ты подобрала, спит у твоих ног. Спустя тридцать лет голливудский продюсер, рыщущий в поисках новых идей, набредает на твою вторую книгу «Чтобы не было зелени» и покупает права на экранизацию. Проценты составляют миллионы, и все они отправляются одному человеку – дочери Элен Ли Мэзон, маленькой Стелле Ли Мэзон, которая вырастает в состоявшуюся поэтессу, чьи стихи по большому счету о потерянных, забытых и скитающихся. Позже во французском интервью она признается, что в основном они о тебе.
240
Продолжение главы 232
Ты отдаешь ей дневник. Она хватает его своими маленькими наманикюренными ручками и стрелой уносится прочь. Когда она скрывается из виду, у тебя холодеет в животе – потеря этой книжки будет означать потерю части самой себя. Твоей истории. Твоей памяти. Это все равно что лишиться уха или груди. По-настоящему волноваться ты начинаешь, поняв, что она ушла, не расплатившись. Ты просишь Макгрегора подменить тебя и бросаешься вверх по холму на своем фырчащем мопеде, ты же не знаешь, как ее зовут, не знаешь, где она остановилась! Мимо тебя проплывают образы всех людей, о которых ты писала, они похожи на пассажиров тонущего корабля. Черная вода накрывает фарфоровые тарелки и поблескивающие серебряные столовые приборы. Спасательных шлюпок нет.
Остаток ночи и часть утра ты проводишь в поисках воровки, укравшей дневник. Ни в одном из обычных отелей ее не оказалось. Ни в «Атлантисе», ни в «Цекосе», ни на «Вилле „Зула“». Ты проверяешь каждое фойе, трясешь каждого менеджера и портье. Пятьдесят долларов каждому, кто поможет найти маленькую темноволосую американку, которая таскает за собой твой дневник. Ты оплакиваешь свой собственный ум. Рыдаешь по своим мозгам, размером с горошину, а квелые песчанки бегают по разрушенному беговому колесу. Идиотка. Дура. Безмозглая.
Но она появляется утром у молодежной гостиницы, свежая как маргаритка (убить, убить, убить ее!), ухмыляясь от уха до уха. Она держит в руках твой дневник, который ты у нее выхватываешь; ты с ней груба. (Разумеется, со временем это пройдет, когда все это недоразумение будет разъяснено, – как ты будешь сожалеть об этом эпизоде, когда ты выхватила книжку у нее из рук с такой силой, что она чуть не потеряла равновесие!) Но опять же, откуда тебе было знать? По каким признакам можно отличить обычную женщину от остроглазой редакторши крупного нью-йоркского издательства, чей труд хорошо оплачивается?
Твои истории превращаются в глянцевую книжку из тех, что хорошо смотрятся на журнальных столиках, великолепную подборку рассказов, эссе и диалогов, как между случайными попутчиками, снабженную снятыми тобой фотографиями и даже каракулями и рисунками с полей твоего дневника. Книга называется «Пассаж», а рецензии на нее такие, что тебе хочется петь.
Книга продается в магазинах по всей Греции. В молодежной гостинице Мак-Грегора можно даже найти экземпляры с автографом автора, которые, разумеется, он подписывает сам и выдает за твою подпись. Ты не возражаешь, а он таким образом может продать их немного дороже. Полученный тобой задаток позволяет тебе добраться до дома и заказать для своих родителей по-настоящему красивые могильные плиты. Они погибли в автомобильной катастрофе еще до того, как ты прилетела в Штаты, так что ты навещаешь их уже сейчас в тишине кладбища. Издатели составляют вторую книгу, а потом и третью, и каждая последующая продается лучше, чем предыдущая.
Тебя подталкивают к тому, чтобы начать путешествовать по миру и собирать новые истории. Для этого у тебя полно денег. Но, если так посмотреть, у тебя полно денег и чтобы этого не делать, поэтому ты возвращаешься на Санторини, покупаешь белый с голубым домик высоко на холме, возле Фиры, и маленькую голубую лодку с названием «Цензио» (что на латыни означает «решимость»). Остаток своих дней ты проводишь, путешествуя по греческим островам, пока однажды не встречаешь мужчину, который похож на тебя, как отражение в зеркале. Независимый, вспыльчивый, непредсказуемый и свободный. Его зовут Лазарус, у него выгоревшие пряди волос и подмигивающие глаза. На протяжении последующей дюжины пропитанных солнцем лет вы носитесь на своих лодках от порта к порту, будто два деревянных дельфина, играющих в догонялки, все время в погоне, никогда не останавливаясь. Зорба однажды сказал: «Омытый солнцем, благодатный дождь укрывает бессмертную наготу Греции прозрачной вуалью. По-моему, счастлива та женщина, которой перед смертью удается походить под парусом в Эгейском море».
Ты умираешь много лет спустя во время кораблекрушения в Наксосе. Ты врезаешься в тридцатифутовую бостон-уэйлерскую яхту под названием «Начало». Ты погибаешь на месте.
241
Продолжение главы 232
Ты не отдаешь ей свой дневник (это, мать ее, твой дневник все-таки), и ты больше никогда не видишь эту женщину, хотя иногда она является тебе в повторяющемся сне. Она плывет на лодке по волнующемуся морю. Ее лодка подплывает к твоей, она наклоняется вперед и протягивает тебе зеленое яблоко.
Твои родители погибают в автомобильной катастрофе. Ты получаешь телеграмму – совершенно абсурдный способ связи, однако в Греции чуть ли не единственный, на который можно положиться. К тому времени, когда ты узнаешь об этом, они уже лежат в земле. Вместе с телеграммой тебе высылают наследство (небольшое по любым меркам), но этого довольно, чтобы купить маленькую голубую лодку с названием «Цензио» (что на латыни означает «решимость»).
Ты знакомишься с мужчиной по имени Лазарус, независимым, вспыльчивым, непредсказуемым и свободным. На протяжении последующей дюжины пропитанных солнцем лет вы носитесь на своих лодках от порта к порту, будто два деревянных дельфина, играющих в догонялки, все время в погоне, никогда не останавливаясь. Ты согласна с Зорбой, который однажды сказал: «Омытый солнцем, благодатный дождь укрывает бессмертную наготу Греции прозрачной вуалью. По-моему, счастлив тот мужчина, которому перед смертью удается походить под парусом в Эгейском море».
Много лет спустя после твоей внезапной смерти в Наксосе (кораблекрушение в бурном море) верный Макгрегор, прибираясь в твоей маленькой хижине на пляже, просматривает пляжные находки, выбеленные ветром птичьи кости и отполированные морем камушки, палочки и водоросли, бутылки с черным и белым песком, просматривает твои книги и фотографии (проявить триста восемь одноразовых камер было недешево!) и находит твои старые дневники, все тридцать штук. Он откупоривает бутылку двенадцатилетнего виски, прочитывает их и думает, что они увлекательны.
242
Продолжение главы 149
Ты решаешь ему поверить. «Твоя нога, – говоришь ты, – это что, они сделали?» «Они ее сломали в ту ночь, когда нашли меня, – отвечает он, оглядываясь через плечо. – Они мне сказали, что их послала донна Мария и что она тебя удочерила». Удочерила? Ты чувствуешь комок в горле. Коза ностра. Немец ковыляет прочь, а ты бросаешься к дому Марии по пропитанным потом улицам. Все сходится. Поздние полуночные собрания в столовой, то, как легко они чувствуют себя в городе, страх и услужливость, которые выказывают им окружающие. Коза ностра. Быстро и тихо ты пакуешь вещи. Ты только не можешь найти свой паспорт. Ты держишь его в ящике туалетного столика в своей комнате, но сейчас его там нет.
Тем же вечером за ужином ты упоминаешь об этом, когда опустели полные пасты тарелки и закончился зеленый салат. Пытаясь сделать так, чтобы в твоем голосе не звучал страх или обвинение, ты просто говоришь, что у тебя пропал паспорт. Они пожимают плечами, Марко закатывает глаза. Больше никто ничего не говорит. Ты осторожно возвращаешься к своему салату, нахваливая вкус и силу уксуса, которым он приправлен.
Они следят за тобой. Это даже не вопрос. Не сами братья Адонис, а люди с улицы. Мужчины и женщины-тени в узких блестящих одеждах. Проходит время, у тебя появляется ощущение петли вокруг шеи – тесноты и удушья. Ты пытаешься связаться со своими родственниками, но все письма проходят через донну Марию, все телефонные звонки отслеживаются. Ты впадаешь в панику.
Не придумав ничего лучше, однажды утром ты убегаешь к парому, пробегаешь целую милю кружными путями к докам, где швартуются большие яхты, а там ныряешь в толпу. Незнакомцы, туристы из Англии, Ирландии, Австралии, Японии. Ты находишь американскую пару и умоляешь их тебе помочь. Может, дело в том, что ты в истерике, может, в твоей национальности, а может, в слезах, но мужчина (бледный и рыхлый), похоже, верит тебе. «Просто помогите мне добраться до Рима, – говоришь ты, – мне нужен только билет на поезд до Рима». Его жена оттаскивает его в сторонку, чтобы посовещаться с ним, и, очевидно, жалуется, но потом они возвращаются и угрюмо сопровождают тебя до парома.
Оказавшись на корабле, ты играешь в кошки-мышки. Ты прячешься от стюардов, капитана и всех, кто может быть знаком с семьей Адонис. В порту ты нервно разглядываешь всех и каждого, подозревая, что любой из окружающих тебя людей может быть прислан за тобой. Пара покупает тебе билет на экспресс до Рима. Мужчина дает тебе сто евро впридачу и пишет на листке свое имя и адрес на случай, если по какому-то счастливому стечению обстоятельств ты решишь вернуть им деньги.
Ты садишься на поезд до Рима, а там отправляешься прямиком в американское консульство, чтобы рассказать о семье Адонис, об украденном паспорте, о том, что они хотели против твоей воли оставить тебя на Сицилии. Там не верят ничему из рассказанного тобой. «Во-первых, – говорит усталый человек в консульстве, – среди мафии нет семьи Адонис. Во-вторых, они заинтересованы в удержании американки на территории Сицилии так же сильно, как в содержании крокодила у себя в ванне».
Вернувшись домой, ты больше никогда не покидаешь США. Ты пытаешься провести кое-какое расследование, но тебе не удается найти никакого подтверждения связи семьи Адонис с организованной преступностью, хотя откуда им знать? Что, банды выкладывают в Сети список своих родственников? Ты ждешь того дня, когда на пороге твоего дома появится Мария или кто-нибудь из ее сыновей и снесет тебе голову за то, что ты сбежала из семьи. Ждать приходится долго. Перед тем как ты умрешь, подавившись персиковой косточкой, ты выйдешь замуж за парня, у которого эрекция появляется так же часто, как интересные идеи, то есть почти никогда. Ты рожаешь от него двоих детей, которые тебе не особенно нравятся. Ты ждешь, когда появятся братья Адонис. Ты наблюдаешь. Но никто так и не появляется.
