Текст книги "Маленькие ошибки больших девочек"
Автор книги: Хизер Макэлхаттон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 49 страниц)
144
Продолжение глав 87 и 124
Ты отправляешься в кругосветное путешествие. От тех, кто подолгу путешествует, исходит какое-то особое сияние, какое-то обаяние жизни в дороге. Острые края сглаживаются милями пути, странная на вкус вода и плохая погода усмиряют амбиции. Это только к лучшему. Одно ты знаешь наверняка: рано или поздно все получится. Чем дальше заходишь, тем меньшее значение приобретает все остальное. Чем больше видишь, тем меньше тебе нужно. В начале путешествия у тебя было полно карт и расписаний движения поездов, к концу его у тебя украли часы, а карты были выброшены. Теперь есть только ритм.
По пути ты встречаешь других путешественников, идешь вместе с ними какое-то время, чтобы потом снова их покинуть, отыграв свою партию в концерте путешествующих по миру. Зигзагами ты продвигаешься по континентам. За два года ты повидала больше стран, городов, городков и рек, чем могла себе представить. В конце путешествия ты остаешься без гроша в кармане. Все, что у тебя есть, это потрепанный паспорт, в который американское консульство подшило несколько дополнительных страниц, и дневник с заметками.
Плюсы
Каждый раз в твоем паспорте появляется печать новой страны.
Новый год в Бангкоке.
Зеленогрудые птички в Порт-о-Пренсе.
Пирамиды Луксора.
Перелет из Катманду в Лхасу, после которого ты еле живая.
Глетчеры, от которых откалываются айсберги, в Исландии.
Минусы
Рождество в Калькутте пропало.
Видела, как на похоронах в Сулавеси забили бизона.
Понос.
Одиночество.
Закончив наконец свое путешествие и вернувшись в Америку (обширная бесплодная территория, залитая неоновыми огнями и опоясанная цепями фаст-фудов), ты погружаешься в тоску. В глубокую депрессию. Ты устала, измотана до костей. У тебя болят ноги, кровь по венам течет медленно, ты каждый день надеваешь туфли и смотришь в сторону шоссе. Депрессия усиливается. Ты спишь, спишь и спишь. Сам воздух кажется тебе тяжелым, голова кружится, мир видится размытым.
Ты пытаешься вспомнить, как звали твоего гида в Лхасе. От какого блюда в Гоа у тебя начался понос? У тебя в дневнике есть несколько заметок, но они недостаточно подробные. Нужно было все это записывать. Надо было все подряд снимать на полароид. На пленку. Зашифровывать, упаковывать, запечатывать, подписывать и носить с собой. Держать при себе: в карманах, в коренных зубах, в мозговой ткани. Надо было записывать это на видео.
Теперь ты застряла на Среднем Западе – без гроша, без сил, а все друзья, которые у тебя когда-либо были, переехали куда-то. Ты можешь подыскать работу или снова отправиться путешествовать. Просто выйти из дома и положиться на удачу, сопутствующую путешественникам.
Если ты подыскиваешь работу, перейди к главе 224.
Если ты отправляешься путешествовать, перейди к главе 225.
145
Продолжение глав 87 и 124
Ты переезжаешь в Нью-Йорк и открываешь собственное дело. Становишься ювелиром, или кем-то вроде того. На чем специализируешься? На кольцах с сапфирами для незамужних. Разве тебе не приходилось видеть тысячи обручальных колец на тонких пальчиках самодовольных девиц – кольца с бриллиантами, горящими, как злые глаза из темноты, глядящие на тебя – ту, у которой нет обручального кольца, и мужчины нет, которая ни к кому не привязана, короче, никчемная. (Проклятые бриллианты! Почему бриллианты должны получать только те девушки, у которых есть парни? Ты сама себе подаришь этот растреклятый бриллиант.)
Настоящая любовь. Разве не так называют глубокое чувство? Что-то честное, настоящее, чему можно доверять. Синее, как сапфир. Бывают же такие сапфиры – цельные кусочки тоски, которые можно повсюду носить с собой. Так рождается образ кольца «Настоящая любовь». С сапфиром. Кольца на правую руку для женщин, которые умеют сжимать кулаки. Для женщин, которые не хотят бриллиантов, которые обручены с самими собой. Ты покупаешь серебристый БМВ пятой серии, а остальное тратишь на разработку дизайна. Для воплощения своей задумки ты нанимаешь местную художницу – у нее получается элегантная платиновая оправа для каждого из синих, как глаза, камней.
Кольца продаются плохо. Похоже, никто не понимает замысла. Деньги утекают, ты продаешь БМВ, переезжаешь к подруге. Ты тратишь все свое состояние, все, до последнего цента. Потом однажды в гостинице «Грамерси-парк» удача поворачивается к тебе лицом. Ты сидишь в баре, даешь отдых своим гудящим ногам, когда тебе улыбается стройная женщина с кожей цвета жженой корицы. Глаза у нее как жидкое золото. «Красивое», – говорит она, указывая взглядом на сапфир на твоей правой руке. Ты подносишь кисть ближе к ее глазам. «Это обручальное кольцо, – объясняешь ты. – Кольцо-заявление».
– Когда вы выходите замуж?
– Никогда.
Она рассказывает тебе, что является продюсером известного дневного ток-шоу для женщин. Ты соглашаешься принять участие в шоу, в эфире даришь ведущей кольцо, и с этого момента твоя жизнь меняется навеки. В ту же неделю приходит три тысячи заказов. Твое кольцо «Настоящая любовь» фотографируют для «Вот», «Космополитен», «Вэнити фэр». Их начинают носить знаменитости, их носят даже те женщины, которые уже замужем или помолвлены. Очевидно для того, чтобы сообщить окружающим: «Я замужем, но я все еще принадлежу самой себе».
Ты переезжаешь в красивый голубой дом в стиле «солонка с крышкой» в Труро, на мысе Код, который находится достаточно близко от Нью-Йорка, чтобы ездить на встречи (твой первый магазин расположен на Парк-авеню), но достаточно далеко от него, чтобы ты могла ощущать запах моря и гулять по собственному участку пляжа. Ты покупаешь соседнее имение и превращаешь его в реабилитационный центр для трудных подростков, которые никогда не видели океана, не ели жареных устриц, не собирали морских ракушек и не видели такого открытого, широкого и голубого горизонта.
Кольцо «Настоящая любовь» попадает в Европу и Азию, и все больше и больше женщин выбирают отказ от брака. Ты ходишь на свидания, но не выходишь замуж. Тебя вполне устраивают отношения с тремя мужчинами (с одним в течение семи лет, с другим в течение двенадцати и с третьим в течение пятнадцати лет), но они заканчиваются, как и все на свете, и это так здорово – быть избавленной от необходимости сталкиваться со всей этой бумажной волокитой, которую повлек бы за собой развод. Ты умираешь в возрасте девяносто восьми лет, и твои похороны показывают по телевизору. Тебя хоронят в море, прах развеивают с яхты, именно так, как ты хотела. Ты опускаешься в голубую бездну, сверкающую глубоко внизу, где горизонт постоянно меняется.
146
Продолжение главы 89
Почему бы не откусить кусочек запретного плода, пока никто не смотрит? Ты захлопываешь дверь в чулан (услышав этот звук, медсестра выходит посмотреть, в чем дело). У Брайана штаны спущены до щиколоток, ты обхватываешь его ногами, но именно в тот момент, когда вы уже… распахивается дверь и появляется мрачная медсестра с двумя ухмыляющимися санитарами. Один из них хохочет, и только тут ты вспоминаешь о том, что хорошо бы сдвинуть ноги.
Вас обоих вышвыривают из программы. Документы подписаны, чемоданы собраны, никаких прощаний с другими пациентами. С твоей постели снимают белье, твое имя стирают с доски объявлений, тебе возвращают ботинки с вложенными в них шнурками. В этом месте запрещено носить шнурки из-за того, что одна девушка как-то умудрилась повеситься на шнурках в мастерской. Теперь ты можешь забрать свои шнурки, что означает: «Иди и повесься, если тебе так хочется. Мы освобождаем себя от всякой ответственности за твою жизнь, делай с ней что хочешь».
Офицер, отвечающая за твое поведение на свободе, барабанит пальцами по столу, когда двое самодовольных полицейских конвоируют тебя в ее кабинет. У нее на лице выражение в духе «я знала, что ты все испортишь», а в руках, несмотря на то что это строжайше запрещено, наполовину выкуренная сигарета. Ты вынудила ее закурить в общественном месте. Что может быть хуже? Она предупреждала тебя, когда ты только записывалась на эту программу, что тебе крупно повезло, и если ты облажаешься, тебя переведут в «Анока стэйт», психиатрическую клинику с программой лечения, которая сильно напоминает ту, что описывается в «Пролетая над гнездом кукушки».
Ты просишь разрешения сходить в туалет, и офицер провожает тебя по коридору. Полицейские остаются ждать в ее кабинете, они шутят о том, как было бы здорово работать надзирателем в психлечебнице для женщин. «Они могут про тебя говорить все что угодно, – мечтательно говорит один, – но кто им поверит? У тебя там все будет под контролем». Другой полицейский хлопает себя по колену, и в этот момент ты осознаешь, что собираешься сбежать.
Ты выныриваешь из туалета, когда офицер разговаривает с кем-то в коридоре. Она продолжает болтать, пока ты спокойно проходишь мимо и выходишь из здания. Без суеты, без волнения – ты прячешься за невозмутимым внешним видом, и к тому моменту, когда офицер идет тебя искать, ты уже стоишь на автозаправке и покупаешь себе диетическую колу. А что еще тебе оставалось делать? Ты не собираешься в психлечебницу, не дашь им приковать себя к стене и накачивать всякими экспериментальными лекарствами, пока у тебя не откажут мозги. Ты чувствуешь себя так глупо. Почему ты все время попадаешь в такие ситуации? Ты даже больше не увидишься с Брайаном. Он-то не был отправлен на принудительное лечение по решению суда, а записался туда добровольно, поэтому, когда его вышвырнули из программы, он наверняка просто взял справочник «Желтые страницы» и записался на какую-нибудь другую программу, а может, оказался на Ямайке с коричневой бутылкой рома «Эпплтон». Кто знает? Важно другое – он может делать все, что ему в его треклятую голову взбредет, а ты – нет.
Ты направляешься прямиком в камеру хранения, где лежат твои вещи, но пароль на кодовом замке был изменен, и твоя комбинация больше не срабатывает. Все твои пожитки были проданы с аукциона, их приобрела какая-то сельская организация, скупающая всякий утиль. Отлично, черт возьми. Фотографии, новогодние украшения, твои рисунки, драгоценности твоей мамы – все пропало. Ты отправляешься прямиком в винный магазин, чтобы купить себе большую бутылку хорошего красного вина. Может, твоя проблема в том, что в последнее время тебе не хватает свежего взгляда на жизнь? Может, тебе всего-то нужно выпить и как следует выспаться?
Если ты выпьешь вино, перейди к главе 226.
Если ты не станешь пить вино, перейди к главе 227.
147
Продолжение главы 89
Ты отталкиваешь Брайана и напоминаешь ему о правилах, касающихся «неуставных отношений между пациентами». А стоять полуголой в кладовке – это определенно неуставные отношения, не говоря уже о том, что это просто странно и даже жутковато. Кому захочется трахаться рядом с палочками для мороженого и мотками пряжи? К тому же вы на самом деле даже не нравитесь друг другу. Всем известно, что во время выздоровления люди легко влюбляются. Раскрытие старых, скрытых эмоций, обнаружение в себе новых, сильных чувств делают людей склонными ощущать порой совершенно надуманную близость с другими пациентами. Все ищут того, кому они принадлежат. Вы как брошеный выводок птенцов, лишившихся гнезда, которые бродят вокруг, спрашивая каждого: «Ты не моя мама?»
После этого ваши отношения становятся более прохладными. Ну, может, дело еще в том, что у него начинается острое воспаление желудка и ты видишь, как его рвет в коридоре, а это на самом деле не слишком сексуально. Все свое внимание ты сосредоточиваешь на двенадцати шагах, и жизнь превращается в простую рутину. Проходит время, ты прилагаешь усилия к тому, чтобы подняться на двенадцать шагов, пока однажды в июне не приходит срок отправляться домой – где бы твой дом ни был.
Чему ты научилась? Тому, что ничего не можешь контролировать. Не можешь избежать ни смерти родителей, ни своего алкоголизма – ничего. Ты как лист, попавший в поток воды, и все, что ты можешь делать, это пытаться превратить обуревающие тебя искушения в какую-то высшую силу. Звучит просто, но это трудно исполнить. Ты покидаешь больницу и отправляешься в «место промежуточного пребывания», назначенное судом. Спустя несколько недель ты идешь к своей старой камере хранения, той, где хранятся все твои вещи, но пароль на кодовом замке был изменен, и твоя комбинация больше не срабатывает.
Все твои пожитки были проданы с аукциона, их приобрела какая-то сельская организация, скупающая всякий утиль. Отлично, черт возьми. Фотографии, новогодние украшения, твои рисунки, драгоценности твоей мамы – все пропало. Ты отправляешься прямиком в винный магазин, чтобы купить себе большую бутылку хорошего красного вина. Может, твоя проблема в том, что в последнее время тебе не хватает свежего взгляда на жизнь? Может, тебе всего-то нужно выпить и как следует выспаться?
Если ты выпьешь вино, перейди к главе 226.
Если ты не станешь пить вино, перейди к главе 227.
148
Продолжение главы 92
Ты едешь домой. А что тебе еще остается? Твои родители не слишком тебе рады, их лица будто говорят: «Сколько раз подряд ты можешь оказываться неудачницей? У тебя полжизни за спиной, а похвастаться до сих пор нечем!» Твои ошибки можно уже складывать штабелями, как дрова. Италия, учеба, Филиппо – воспоминания обо всем этом ты бы хотела стереть, но не можешь. Тебя это подавляет и пугает, ты не знаешь, что делать. Твои родители хотят, чтобы ты поговорила с местным пастором, и ты соглашаешься только для того, чтобы они хоть ненадолго от тебя отвязались.
Пастор Дэйв совершенно не соответствует твоим ожиданиям (а именно образу седоглавого чудилы с грушевидным лицом, который неравнодушен к смазливым мальчишкам). Он вдумчивый молодой человек, довольно симпатичный и подтянутый. Но, симпатичный он или нет, ты не собираешься отступиться от имеющихся у тебя вопросов. Вопрос 1: что, если Бога нет, а есть только квантовая механика, равенство возможностей. Какова математическая вероятность того, что твоя жизнь стала дерьмовой из-за решений какого-то тупоголового идиота? Вопрос 2: если этот чудесный великодушный парень там, наверху, действительно существует, почему на Земле столько страданий? Почему дети болеют раком, а идиоты вроде Тома Круза зарабатывают столько денег? Вопрос 3: христиане серьезное значение придают браку и детям. Что, если ты не хочешь ни того, ни другого?
Пастор Дэйв тебя не критикует, не спорит с тобой, а просто слушает. Когда ты заканчиваешь, он смеется и наливает себе черного кофе. «Мне всегда попадаются умные, – говорит он. – Бог надо мной подсмеивается». Он пытается ответить на твои вопросы, но в то же время признает, что не знает всех ответов. Их никто не знает. «Мы пытаемся поступать как можно лучше, располагая лишь той информацией, какая у нас есть, – объясняет он. – Но мы не может знать всего. Мы не можем знать, почему некоторые дети заболевают раком и стоит ли нам вообще заводить детей. Тут-то нам и нужна некая высшая сила, на которую можно положиться. Чтобы попросить о помощи. Можем довериться квантовой механике, а можем – Богу».
– Я бы предпочла квантовую механику, – говоришь ты.
– А я – Бога, – смеется он.
Вы с пастором Дэйвом продолжаете беседу на следующий день, и на следующий. Тебе нравится разговаривать с ним и пытаться раззадорить его. Потом однажды он предлагает тебе должность регистратора у него в офисе. «Ты достаточно крепкая, чтобы управляться со всеми этими взбалмошными дамочками, – говорит он. – А это само по себе немалый труд. К тому же ты так много времени проводишь здесь, что могла бы получать немного денег за свои неудобства». Хм-м. Регистратор в церкви? Этак ты можешь через тридцать лет превратиться в слезливую старую деву, вяжущую неуклюжие толстые свитера для слепых и испытывающую эмоциональную привязанность только к своим кошкам. С другой стороны, это может быть простым, хорошо продуманным шагом в нужном направлении. Шагом на хорошо освещенный путь, который приведет тебя к чему-то лучшему.
Если ты соглашаешься на эту работу, перейди к главе 233.
Если ты не соглашаешься на эту работу, перейди к главе 234.
149
Продолжение главы 93
Ты следуешь за немцем по узким улочкам Палермо. Ты отупела, замерзла, и ноги у тебя будто свинцом налиты, а голова тяжелая, как котел. Ты пытаешься поспевать за ним, благодаря небо за то, что он предложил донести твой багаж. На улицах все еще полно людей, в основном мужчин с темными ищущими глазами, которые стоят группками, разговаривают, смеются и курят. Когда вы проходите мимо, они кричат тебе вслед: «Bella Donna! Sei una stella!», что означает: «Красавица! Ты – звезда!» Немец уже забежал далеко вперед, а от «Кампари» у тебя слипаются глаза.
Где этот дом? Почему бы не сесть в автобус или не взять такси, если он так далеко? Вы переходите через мост и попадаете в менее освещенный район. В окнах не горит свет, вдоль обочин выстроились переполненные мусорные баки. Где он? Ты замечаешь удаляющуюся тень, когда он заворачивает за угол, несешься вперед, чтобы догнать его, и больно подворачиваешь лодыжку на неровной булыжной мостовой. Этот парень что, олимпийский чемпион по бегу? Неужели он не видит, что ты отстала на целый квартал и теперь скачешь на одной ноге? Ты окликаешь его, потом еще раз, с трудом делаешь несколько шагов и останавливаешься. Он пропал.
Ты сидишь на обочине и чувствуешь, как опухает твоя лодыжка. Вокруг тихо. Ты видишь в бархатном синем ночном небе над головой цепочку звезд. На мусорный бак запрыгивает рыжий кот, отчего металлическая крышка с грохотом падает на тротуар. Он подходит к тебе и несколько раз упрямо тычется тебе в руку своей крепкой головой. Оказаться сейчас на этой вонючей улице, одной, с пораненной ногой и рыжим котом, – это просто смешно.
За твоей спиной загорается свет, раздается стук и звук три раза поворачиваемого в замочной скважине ключа. В проеме двери появляется раздраженная женщина в старом розовом халате. «Cosa fai?» – фыркает она. Что, мол, ты делаешь? «Niente», – отвечаешь ты. Ничего. Женщина подозрительно оглядывается и жестом приглашает тебя войти. Ты поднимаешься, хромая, отчего выражение ее лица немного смягчается, а когда ты оказываешься внутри, она запирает дверь.
Ее зовут Мария Франческа Адонис, и ее дом просто великолепен. В нем полно хорошо отполированного антиквариата, строгих мраморных бюстов и на удивление роскошной мебели. Ты садишься на зеленый бархатный диван, и она приносит тебе полотенце со льдом. Мария спрашивает, как это ты оказалась у нее на ступеньках с вывернутой лодыжкой, и ты объясняешь ей это, насколько можешь. Ей, наверное, около шестидесяти, но она ухоженная, ее розовая кожа сияет, а волосы, затянутые в тугой узел на затылке, по-прежнему иссиня-черные и блестящие.
«Dio Mio»[14]14
Боже мой. (ит.)
[Закрыть], – продолжает вздыхать женщина, оборачивая твою лодыжку ледяным компрессом. Она приносит тебе с кухни домашние клецки и бокал красного вина. Ты засыпаешь на диване, пустой бокал из-под вина стоит на столе, вокруг твоей больной лодыжки обвязано мокрое полотенце. Утром тебя будят странные голоса, а когда тебе удается сфокусировать взгляд, ты видишь, что на тебя смотрят трое хорошо одетых мужчин.
«Видите? – спрашивает Мария, указывая на тебя. – Сделайте что-нибудь!» Один из мужчин, которому очень идет его голубая рубашка, просит ее успокоиться. Они об этом позаботятся. Мария помогает тебе пройти в столовую, где вы все вместе садитесь завтракать. Она представляет тебе мужчин, которые оказываются ее сыновьями Бальдо, Пиппо и Марко. Они кивают и хмыкают, накладывая себе в тарелки яичницу с перченым беконом. «Побудешь здесь немного? – спрашивает тебя Мария. – Пока твоя нога не заживет. Нельзя бегать по Палермо одной. Мы о тебе позаботимся».
К счастью, твой паспорт остался при тебе (во время путешествий всегда держите его при себе, а не в сумках!), но у тебя нет ни пенса. Куда тебе податься? Мария довольна, ее сыновьям, похоже, все равно. Остаток дня ты проводишь сидя на зеленом диване, под ноги положены подушки, окна распахнуты; ты пьешь минералку с лимоном и играешь в покер. Мария играет отменно. Правда, жульничает, но ты ее за это только уважаешь. После ужина она включает телевизор, и вы вместе смотрите новости, а около десяти, когда ты уже пропустила пару бокалов, распахивается дверь, и ты слышишь голос Марко. «Ciao mama![15]15
Привет, мама! (ит.)
[Закрыть]» – кричит он.
– Голодный? – спрашивает Мария.
– Да! – отвечает он, подходит к дивану и бросает тебе на колени твой рюкзак. «Я вернул и твой чемодан, – говорит Марко. – Только он испачкался». Мария в восторге, видя это. «Bravo! – говорит она. – Мой славный мальчик». Она целует сына, а тот отталкивает ее, потому что уже смотрит новости. «Как ты его достал? – спрашиваешь ты, но он только пожимает плечами. – Нашел немца, который его украл?» Но Марко прижимает палец к губам, веля тебе помолчать, и делает звук телевизора погромче.
В семье Адонис вообще хватает странностей. Они говорят, что живут на доходы от экспорта красных апельсинов, но тебе так не кажется. С каких это пор апельсины приносят столько денег? Когда тебе становится лучше, Мария берет тебя с собой за покупками, угощает в кафе на площади и ни за что не платит. Ты вообще ни разу не видела, чтобы у нее в руках были деньги. Должно быть, у нее повсюду кредиты. У мясника, у продавца фруктов, в ресторанах и магазинах одежды ни ее, ни тебя никто ни разу не попросил заплатить. Когда ты гуляешь одна (что случается довольно редко) и пытаешься за что-нибудь заплатить или дать на чай, владельцы заведений постоянно отказываются от денег.
Мальчики приходят домой почти каждый вечер, чтобы поужинать и переодеться. С их одеждой Мария обращается как с произведениями высокой моды. Она утюжит стрелки на каждой штанине, крахмалит розовые сорочки. Аккуратно раскладывает кашемир на доске для сушки.
Однажды на другой стороне улицы ты видишь того самого немца. Его правая нога в гипсе. Ты переходишь улицу, чтобы догнать его, но, заметив тебя, он улепетывает с огромной скоростью (насколько она может быть огромной у человека на костылях). Его легко догнать. «Эй!» – ты хватаешь его за руку. Он ведет себя странно – ты чувствуешь, что он весь дрожит. От его улыбок и подмигиваний не осталось и следа. Он смотрит в пол.
– Какого черта ты это сделал? – спрашиваешь ты. – Зачем украл мои вещи?
Он резко кивает, закрыв глаза. «Я не знал», – повторяет он, как сломанная заводная кукла, пока ты не вцепляешься ему в руку крепче. – «Чего не знал?» – Он качает головой. «Коза ностра, – говорит он. – Я не знал, что ты с ними. Я не знал, что ты – в семье».
Ты закатываешь глаза. Ага, сейчас.
Теперь его черед презрительно фыркать. «А разве нет? – спрашивает он. – Ты живешь с матерью одной из самых влиятельных сицилийских семей и даже не подозреваешь об этом?»
Если ты поверишь немцу, перейди к главе 242.
Если ты не поверишь немцу, перейди к главе 243.
