Текст книги "Глубокие раны"
Автор книги: Heлe Нойхаус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
– Вы можете спокойно рассказать об этом, Эдда Швиндерке, – сказала она громко и с поднятыми руками вышла на свет. – Нам вообще-то известно, что здесь произошло.
Элард Кальтензее повернулся и пристально посмотрел на нее, как на привидение. Вера, она же Эдда, испуганно вздрогнула, но быстро оправилась от удивления.
– Фрау Кирххоф! – крикнула она слащавым голосом, который был знаком Пие. – Мне вас сам бог послал! Помогите, пожалуйста!
Пия не обратила на нее внимания и подошла к Эларду.
– Не создавайте себе проблем. Отдайте мне оружие. – Она протянула руку. – Нам известна правда, и мы знаем, как она это сделала.
Элард опять посмотрел на стоящую перед ним на коленях женщину.
– Мне все равно. – Он энергично покачал головой. – Я не для того ехал тысячи километров, чтобы сейчас все бросить. Я хочу услышать признание этой страшной старой ведьмы. Сейчас.
– Я привезла с собой специалиста, который будет искать здесь останки убитых людей, – сказала Пия. – Даже через шестьдесят лет можно еще взять ДНК-пробы и идентифицировать личность. Мы можем предать Веру Кальтензее суду в Германии за несколько убийств. Правда всплывет в любом случае.
Элард не отвернулся от взгляда Веры.
– Идите, фрау Кирххоф. То, что здесь происходит, не имеет к вам отношения.
Внезапно из тени стен возникла крепкая невысокая фигура. Пия испуганно вздрогнула; она не заметила, что в помещении был кто-то еще. С удивлением она узнала Августу Новак.
– Фрау Новак! Что вы здесь делаете?
– Элард прав, – сказала она вместо ответа. – Вас это не касается. Эта женщина нанесла моему мальчику глубокие раны, которые не заживают уже шестьдесят лет. Она украла у него его жизнь. Это его полное право – узнать от нее, что здесь произошло.
– Мы слышали историю, которую вы рассказали Томасу Риттеру, – сказала Пия приглушенным голосом. – И мы верим вам. Тем не менее я вынуждена сейчас задержать вас. Вы убили трех человек, и без обоснования причин, двигавших вами, вам придется провести в тюрьме остаток жизни. Даже если вам это безразлично, удержите по меньшей мере вашего сына от глупости и не позволяйте ему совершить сейчас убийство! Эта женщина не стоит того!
Августа растерянно посмотрела на оружие в руках Эларда.
– Кстати, мы нашли вашего внука, – сказала Пия. – Как раз вовремя. Еще пара часов, и он умер бы от внутреннего кровотечения.
Элард поднял голову и посмотрел на нее мигающим взглядом.
– Почему умер бы от внутреннего кровотечения? – спросил он суровым голосом.
– При нападении он получил повреждение внутренних органов, – ответила Пия. – Из-за того, что вы притащили его в этот подвал, его жизнь оказалась под угрозой. Зачем вы это сделали? Вы хотели, чтобы он умер?
Элард Кальтензее невольно опустил пистолет; его взгляд упал сначала на Августу Новак, затем на Пию. Он затряс головой и простонал, пораженный услышанным:
– Бог мой, нет! Я хотел спрятать Маркуса в безопасном месте, пока не вернусь. Я бы никогда не сделал ничего, что могло бы ему повредить!
Это удивило Пию, но потом она вспомнила о встрече с Кальтензее в больнице и решила, что поняла, в чем дело.
– Вас и Новака связывает не просто мимолетное знакомство, – сказала она.
Элард покачал головой.
– Нет, – подтвердил он. – Мы очень близкие друзья. Собственно… даже значительно больше, чем…
– Верно, – кивнула Пия. – Вы родственники. Маркус Новак – ваш племянник, если я не ошибаюсь.
Элард отдал ей пистолет и провел обеими руками по волосам. В свете прожектора было заметно, что его лицо было смертельно бледным.
– Я должен немедленно ехать к нему, – пробормотал он. – Я этого не хотел, действительно нет. Я ведь только хотел, чтобы ему никто не причинил зла, пока я не вернусь. Я… я не мог ведь представить, что он… Боже мой! Он ведь поправится?
Элард поднял глаза. Его месть разом стала ему безразлична, в его глазах стоял неприкрытый страх. И здесь Пия поняла, какого рода отношения были между Элардом Кальтензее и Маркусом Новаком. Ей вспомнились фотографии на стенах в его квартире в Доме искусств. Изображенный сзади обнаженный мужчина, темные глаза на большой фотографии. Джинсы на полу ванной комнаты. Маркус Новак действительно обманывал свою жену. Но не с другой женщиной, а с Элардом Кальтензее.
Зигберт сидел совершенно поникший на стуле в одном из помещений для допросов и пристально смотрел перед собой. Боденштайну показалось, что со вчерашнего дня он постарел на несколько лет. Его румяное и жизнерадостное лицо стало серым и ввалившимся.
– У вас появились какие-то новости о вашей матери? – начал разговор Боденштайн.
Кальтензее молча покачал головой.
– Мы между тем узнали очень интересные вещи. Например, что ваш брат Элард на самом деле вовсе не ваш брат.
– Что вы сказали? – Зигберт поднял голову и в упор посмотрел на Боденштайна.
– Мы задержали убийцу Гольдберга, Шнайдера и фрау Фрингс, она дала признательные показания, – продолжал Боденштайн. – Настоящие имена убитых – Оскар Швиндерке, Ганс Калльвайт и Мария Виллумат. Швиндерке был братом вашей матери, настоящее имя которой Эдда Швиндерке. Она являлась дочерью бывшего казначея имения Лауенбург.
Кальтензее недоверчиво покачал головой. На его лице отражалось отчаяние, когда Боденштайн подробно рассказывал ему о признании Августы Новак.
– Нет, – пробормотал он. – Нет, этого не может быть.
– К сожалению, это так. Ваша мать лгала вам всю свою жизнь. Законным владельцем Мюленхофа является барон Элард фон Цойдлитц-Лауенбург, отец которого был расстрелян вашей матерью 16 января 1945 года. Эту дату и означало таинственное число, которое было написано на каждом месте преступления.
Зигберт закрыл лицо руками.
– Вы знали, что Моорманн, водитель вашей матери, раньше работал на «Штази»?
– Да, – сказал Кальтензее глухо. – Я это знал.
– Мы считаем, что вашего сына Роберта и его подругу Монику Крэмер убил именно он.
Зигберт поднял глаза.
– Я идиот, – процедил он с внезапной ожесточенностью.
– Что вы имеете в виду? – спросил Боденштайн.
– Я понятия не имел… – Потерянное выражение лица Кальтензее говорило о том, что весь мир для него разбился на мелкие осколки. – Я не имел вообще никакого представления о том, что происходило все это время… Боже мой! Что я наделал!
У Боденштайна невольно напрягся каждый мускул, как у охотника, который неожиданно увидел перед собой добычу. У него почти остановилось дыхание. Но он был разочарован.
– Я хочу поговорить со своим адвокатом, – Зигберт распрямил плечи.
– Где Моорманн?
Кальтензее молчал.
– Что случилось с вашим зятем? Нам известно, что Томас Риттер был похищен людьми вашей службы безопасности. Где он?
– Я хочу говорить с моим адвокатом, – повторил Кальтензее хриплым голосом. – Немедленно.
– Господин Кальтензее, – Боденштайн сделал вид, будто он не слышал требования, – вы поручили вашим сотрудникам из службы безопасности напасть на Маркуса Новака, чтобы получить в руки дневники. Вы также распорядились похитить Риттера, чтобы он не мог писать биографию. Вы, как всегда, выполняли эту грязную работу для вашей матери, не правда ли?
– Мне нужен адвокат, – пробормотал Кальтензее. – Я хочу говорить с моим адвокатом.
– Риттер жив? – упорствовал Боденштайн. – Или вам безразлично, что ваша дочь от беспокойства за него почти лишилась рассудка? – Оливер заметил, как мужчина вздрогнул. – Подстрекательство к убийству – наказуемое деяние. За это вы отправитесь за решетку. Ваша дочь и ваша жена вам этого никогда не простят. Вы все потеряете, господин Кальтензее, если сейчас мне не ответите!
– Я хочу поговорить с моим… – начал опять Зигберт.
Боденштайн не обратил на это внимания.
– Вы тем самым оказали ей услугу? Если это так, вы должны нам сейчас об этом сказать. Ваша мать так или иначе отправится в тюрьму – у нас есть доказательства ее преступлений и, кроме того, показания свидетелей, которые доказывают, что истинной причиной смерти вашего отца был не несчастный случай, а убийство. Вы понимаете, о чем идет речь? Если вы немедленно скажете нам, где находится Томас Риттер, у вас еще будет шанс без особых потерь выпутаться из этого дела.
Зигберт вздохнул и закашлялся. У него было затравленное выражение лица.
– Вы действительно хотите отправиться в тюрьму из-за вашей матери, которая всю свою жизнь лгала и использовала вас?
Боденштайн какое-то время ожидал действия своих слов, потом встал.
– Вы останетесь здесь, – сказал он Кальтензее. – Подумайте еще раз обо всем спокойно. Я скоро приду.
Хеннинг и Мирьям сантиметр за сантиметром исследовали пол в помещении в поисках останков, а Пия с Элардом, Верой и Августой Новак покинули подвал.
– Я надеюсь, вы не преувеличиваете, – сказал Элард, когда они вышли на свет и прошли через бывшую террасу.
Августа Новак не казалась особенно напряженной, но Вере Кальтензее потребовался отдых. На ее руках все еще были наручники. Измученная, она села на кучу камней.
– Нет, все это так, – Пия поставила пистолет Кальтензее на предохранитель и засунула его за пояс брюк. – Мы знаем, что тогда произошло здесь. И если мы найдем останки и возьмем ДНК-пробу, у нас будут доказательства.
– Я, собственно, имею в виду Маркуса, – ответил озабоченно Элард. – С ним действительно очень плохо?
– Вчера вечером его состояние было критическим, – ответила Пия. – Но в больнице о нем теперь позаботятся.
– Это все моя вина. – Элард поднес руки к лицу и пару раз покачал головой. – Если бы я не связался с этим ящиком! Тогда бы ничего не случилось…
В этом он был, несомненно, прав. Люди продолжали бы жить, и все семейные тайны клана Кальтензее, как и прежде, оставались бы нераскрытыми. Взгляд Пии упал на Веру, которая сидела с неподвижным лицом. Как мог жить человек со столь тяжкой виной, оставаться таким холодным и равнодушным?
– Почему вы тогда не расстреляли мальчика? – спросила Пия.
Старая женщина подняла голову и пристально на нее посмотрела. В ее глазах и шестьдесят лет спустя пылала неприкрытая ненависть.
– Он был моим триумфом над этим человеком, – прошипела она, кивнув в направлении Августы. – Если бы не она, он бы женился на мне!
– Никогда, – бросила Новак. – Элард терпеть тебя не мог. Но он был слишком хорошо воспитан, чтобы дать тебе это почувствовать.
– Хорошо воспитан! – фыркнула Вера-Эдда. – Это смешно! Он все равно мне больше был не нужен. Как только мог он обрюхатить дочь евреев-большевиков? Он все равно потерял свою жизнь, за осквернение расы полагается наказание смертью.
Элард Кальтензее растерянно смотрел на женщину, которую в течение всей своей жизни называл матерью. На лице Августы Новак, наоборот, было написано удивление.
– Представь себе, Эдда, как бы повеселился Элард, – сказала издевательски Августа, – если бы он узнал, что именно твой брат, оберштурмбаннфюрер, перевоплотился в еврея, чтобы спасти свою шкуру, и жил так в течение шестидесяти лет! Самый жестокий нацист женился на еврейке и был вынужден говорить на идише!
Глаза Веры метали яростные молнии.
– Жаль, что ты не слышала, как жалобно он умолял сохранить ему жизнь, – продолжала Августа. – Он умер так же, как и жил, убогий, трусливый червь! Моя же семья, напротив, смело приняла смерть, не взывая к жалости. Они не были трусами, которые прятались, прикрываясь чужими именами.
– Твоя семья? Не смеши меня! – исходила желчью Вера Кальтензее.
– Да, моя семья. Пастор Куниш обвенчал нас с Элардом на Рождество 1944 года в библиотеке замка. Оскар не смог этому помешать.
– Это ложь! – Вера затрясла своими наручниками.
– Нет, это правда, – Августа кивнула и взяла Эларда за руку. – Мой Хайнрих, которого ты выдавала за своего сына, является бароном фон Цойдлитц-Лауенбургом.
– Таким образом, ему принадлежит Мюленхоф, – констатировала Пия. – Предприятие KMF в соответствии с законом также не является вашей собственностью. Вы все это время тайком пробирались по жизни, Эдда. И если кто-то вставал на вашем пути, вы его немедленно устраняли. Вашего мужа Ойгена вы собственноручно столкнули с лестницы, не правда ли? И мать Роберта Ватковяка, бедная горничная, служившая у вас, тоже должна была отправиться на тот свет. Кстати, мы нашли ее останки на территории Мюленхофа.
– А что мне оставалось делать? – Вера, переполненная гневом, не подумала о том, что своими словами призналась в содеянном. – Зигберт действительно хотел жениться на этой вульгарной особе!
– Возможно, он был бы с ней более счастлив, чем теперь. Но вы этому воспрепятствовали – и думали, что вам удастся скрыть все эти убийства, – сказала Пия. – Однако вы не рассчитывали на то, что Викки Эндрикат выживет в этой «мясорубке». Вы испугались, когда узнали про это число, которое было обнаружено рядом с трупами вашего брата, Ганса Калльвайта и Марии Виллумат?
Вера дрожала от ярости всем телом. Ничто больше не напоминало в ней благородную, дружелюбную даму, по отношению к которой Пия однажды испытала даже сочувствие.
– Чья это, собственно, была тогда идея – расстрелять семьи Эндриката и Цойдлитц-Лауенбурга?
– Моя. – Вера улыбнулась с очевидным удовлетворением.
– Вы увидели хороший шанс для себя, не так ли? – продолжала Пия. – Ваше вхождение в дворянское сословие. Но ценой этого была жизнь в постоянном страхе разоблачения. Шестьдесят лет все шло гладко, потом вас настигло прошлое, и вы испугались. Не за вашу жизнь, а за ваш престиж, который всегда был для вас важнее, чем все остальное. Поэтому вы распорядились убить своего внука Роберта и его подругу и стали подбираться к Эларду. Вы и ваша дочь Ютта, для которой также очень важна была ее репутация. Но теперь все позади. Биография будет опубликована. Включая первую главу, которая всех потрясет. Мужа вашей внучки Марлен вам не удалось запугать.
– Марлен разведена, – надменно ответила Вера.
– Возможно. Но четырнадцать дней назад она вышла замуж за Томаса Риттера. Тайно. И у нее будет от него ребенок. – Пия наслаждалась бессильной яростью в глазах Веры. – Н-да, это уже второй мужчина, который предпочел вам другую женщину. Сначала Элард фон Цойдлитц-Лауенбург, который женился на Викки Эндрикат, а теперь еще Томас Риттер…
Прежде чем Вера успела что-то возразить, из подвала появилась Мирьям.
– Мы кое-что нашли! – крикнула она, запыхавшись. – Большое количество костей!
Пия встретилась взглядом с Элардом Кальтензее и улыбнулась. Потом повернулась к Вере.
– Пока я вас задерживаю, – сказала она. – По подозрению в подстрекательстве к убийству семерых человек.
Сина, дама из приемной журнала «Уикенд», однозначно опознала Генри Эмери как человека, который вечером в среду был в редакции. Николя Энгель поставила его перед выбором: начать давать показания или нести ответственность за незаконное лишение свободы, воспрепятствование действиям полиции и подозрение в убийстве. Руководитель службы безопасности «К-Secure» оказался достаточно разумным, чтобы через десять секунд выбрать первый вариант. Эмери вместе с Моорманном и с одним своим коллегой приходили к Маркусу Новаку и по распоряжению Зигберта Кальтензее в течение нескольких дней наблюдали за доктором Риттером. При этом он выяснил, что Риттер женился на дочери Зигберта Марлен. Ютта настояла на том, чтобы не рассказывать об этом факте ее брату. Распоряжение «привезти Риттера для беседы», как выразился Эмери, исходило от Зигберта.
– Как конкретно звучало задание? – поинтересовался Боденштайн.
– Я должен был без особой шумихи привезти Риттера в определенное место.
– Куда именно?
– В Дом искусств во Франкфурте. На Рёмерберг. Мы это и сделали.
– Что было дальше?
– Мы привели его в одно из подвальных помещений и там оставили. Что с ним случилось после этого, я не знаю.
В Дом искусств. Хитрая идея, так как труп, обнаруженный в подвале Дома искусств, сразу же связали бы с Элардом.
– Что хотел Зигберт Кальтензее от Риттера?
– Понятия не имею. Я не задаю никаких вопросов, когда получаю задание.
– А что с Маркусом Новаком? Вы его пытали, чтобы что-то узнать. Что именно?
– Моорманн задавал ему вопросы. Это было связано с каким-то ящиком.
– Какое отношение имеет Моорманн к «К-Secure»?
– Собственно, никакого. Но он знает, как можно заставить людей заговорить.
– Из его прошлого, когда он работал на «Штази», – кивнул Боденштайн. – Но Новак не заговорил, не правда ли?
– Нет, – подтвердил Эмери. – Он не сказал ни слова.
– Что произошло с Робертом Ватковяком? – спросил Боденштайн.
– Я по распоряжению Зигберта Кальтензее привез его в Мюленхоф. В прошлую среду. Мои люди искали его везде, а я случайно встретил его в Фишбахе.
Боденштайн вспомнил сообщение, которое Ватковяк оставил на автоответчике Курта Френцеля. Меня подстерегают гориллы моей бабушки…
– Вы получали также задания от Ютты Кальтензее? – вмешалась Николя Энгель. Эмери замешкался, потом кивнул. – Какие?
Самоуверенный и изворотливый руководитель охраны предприятия, казалось, был действительно смущен. Он пытался увильнуть от ответа.
– Мы ждем! – Николя нетерпеливо барабанила костяшками пальцев по поверхности стола.
– Я должен был фотографировать, – ответил наконец Эмери и посмотрел на Боденштайна. – Вас и фрау Кальтензее.
Боденштайн почувствовал, как кровь ударила ему в лицо. Одновременно по его телу растеклось облегчение. Он поймал взгляд Энгель, которая все же скрыла свои мысли за безразличным выражением лица.
– Как было сформулировано данное задание?
– Она сказала мне, что я должен быть готов поехать через некоторое время в «Красную Мельницу» и сделать фотографии, – холодно ответил Эмери. – В половине одиннадцатого я получил эсэмэс, что через двадцать минут могу приступать к работе. – Он быстро посмотрел на Боденштайна и улыбнулся, при этом на его лице было написано раскаяние. – Извините. В этом не было ничего личного.
– Вы сделали фотографии? – спросила доктор Энгель.
– Да.
– Где они?
– В моем мобильнике и на компьютере в офисе.
– Мы их конфискуем.
– Ради бога! – Эмери опять пожал плечами.
– Какие полномочия имела Ютта, давая вам распоряжения?
– Она отдельно платила мне за специальные заказы. – Генри Эмери был наемником и не знал, что такое лояльность; к тому же все платежи со стороны семьи Кальтензее на этом закончились. – Иногда я был ее телохранителем, иногда – любовником.
Николя Энгель довольно кивнула. Она хотела услышать именно это.
– Как вам, собственно, удалось перевезти Веру через границу? – поинтересовалась Пия.
– В багажнике. – Элард Кальтензее свирепо улыбнулся. – На «Майбахе» дипломатические номера. Я рассчитывал на то, что на границе нас пропустят, не останавливая; так оно и получилось.
Пия вспомнила, как теща Боденштайна говорила о том, что Элард не слишком энергичный человек. Что же заставило его наконец все же проявить инициативу?
– Возможно, я и дальше пичкал бы себя «Травором», чтобы не видеть реальности, – объяснил Кальтензее. – Если бы она не поступила так с Маркусом. Когда я узнал от вас, что Вера не заплатила ему за его работу, и когда увидел его потом лежащим там в таком состоянии – истерзанным и изуродованным, – то со мной что-то произошло. У меня вдруг возникла дикая злоба на нее за то, как она обращается с людьми, с таким пренебрежением и равнодушием! И я понял, что должен остановить ее и всеми средствами добиться того, чтобы раскрыть всю правду.
Он остановился и покачал головой.
– Я догадался, что она тайно и незаметно хочет уехать через Италию в Южную Америку, и поэтому не мог больше ждать. У ворот стоял полицейский автомобиль, и тогда я другим путем подъехал к дому. В течение всего дня мне не представлялось возможности осуществить свой план, но потом наконец Ютта уехала вместе с Моорманном, а чуть позже – и Зигберт. Теперь я мог справиться с моей ма…. с этой женщиной.Остальное было детской игрой.
– Почему вы оставили ваш «Мерседес» в аэропорту?
– Чтобы запутать следы, – объяснил Элард. – При этом я думал не столько о полиции, сколько о людях из охраны предприятия моего брата, которые преследовали меня и Маркуса. Онадолжна была, к сожалению, оставаться в багажнике «Майбаха» до тех пор, пока я не вернусь.
– Вы выдали себя в больнице у Новака за его отца. – Пия посмотрела на Эларда. Он казался как никогда расслабленным, наконец разобравшись со своим прошлым. Прекратился его личный кошмар, после того как он освободился от груза неизвестности.
– Нет, – вмешалась Августа Новак. – Я сказала, что он мой сын. Так что я не солгала.
– Это верно, – кивнула Пия и посмотрела на Эларда Кальтензее. – Я все это время считала вас убийцей. Вас и Маркуса Новака.
– Я не могу на вас за это обижаться, – возразил Элард. – Мы тоже вели себя довольно подозрительно, сами того не желая. Я совершенно неверно воспринимал эти убийства – был слишком занят самим собой. Мы с Маркусом были совершенно сбиты с толку. Долгое время мы оба не хотели себе в этом признаться, это было… это было в некотором смысле непостижимо. Я имею в виду, что ни он, ни я никогда раньше не имели отношений с… мужчиной. – Он глубоко вздохнул. – Те ночи, на которые у нас нет алиби, мы с Маркусом провели вместе в моей квартире во Франкфурте.
– Он ваш племянник. У вас единокровное родство, – заметила Пия.
– Н-да, – улыбка скользнула по лицу Эларда. – Но у нас ведь не будет совместных детей.
Кирххоф тоже улыбнулась.
– Жаль, что вы не рассказали мне все это раньше, – сказала она. – Это значительно облегчило бы нам работу. Что вы намерены делать теперь, когда вернетесь домой?
– Ммм… – Барон фон Цойдлитц-Лауенбург глубоко вздохнул. – Время игры в прятки закончилось. Мы с Маркусом решили рассказать нашим семьям правду о наших отношениях. Мы не хотим больше делать из этого тайну. Для меня это не является проблемой, потому что моя репутация все равно довольно сомнительна, но для Маркуса это серьезный шаг.
Пия поверила ему на слово. Окружение Маркуса Новака никогда не выказало бы и намека на понимание таких любовных отношений. Его отец и вся семья, вероятно, совершили бы коллективное харакири, если бы в Фишбахе стало известно, что их сын, муж или брат оставил свою семью ради мужчины, который к тому же был на тридцать лет старше.
– Я хотел бы еще раз приехать сюда с Маркусом. – Элард бросил взгляд на озеро, сверкавшее в солнечном свете. – Может быть, замок можно было бы восстановить, если прояснятся имущественные отношения. Маркус может оценить это лучше, чем я. Ну, скажем, замечательный отель прямо на берегу озера…
Пия улыбнулась и посмотрела на часы. Было самое время звонить Боденштайну.
– Я предлагаю отвести фрау Кальтензее в машину, – сказала она. – А потом мы все вместе поедем…
– Никто никуда не поедет, – раздался внезапно голос позади нее.
Пия испуганно оглянулась – и уперлась взглядом прямо в дуло пистолета. Три облаченные в черную одежду фигуры в черных масках спецназа на лицах и с пистолетами в руках поднимались вверх по ступенькам лестницы.
– Ну, наконец-то, Моорманн, – услышала она голос Веры Кальтензее. – Вы как раз вовремя.
– Где Моорманн? – спросил Боденштайн шефа «К-Secure».
– Если он уехал на машине, то я смогу это определить. – Генри Эмери не жаждал попасть за решетку и с готовностью пытался помочь. – Все автомобили семьи Кальтензее и службы «К-Secure» оборудованы специальным чипом, благодаря которому с помощью программного обеспечения можно определить место их нахождения.
– Как функционирует система?
– Если вы предоставите мне компьютер, я покажу вам.
Боденштайн не раздумывал особенно долго и повел мужчину из комнаты для допросов к Остерманну на первый этаж.
– Пожалуйста. – Тот указал на письменный стол.
Боденштайн, Остерманн, Бенке и доктор Энгель с интересом наблюдали за тем, как Эмери вводил имя сайта Minor Planet. Он подождал, пока загрузится страница, затем ввел логин и пароль. На мониторе появилась карта Европы. Ниже был приведен список всех автомобилей с номерами.
– Мы ввели эту систему наблюдения, чтобы в любой момент я мог видеть, где находятся мои сотрудники, – пояснил Эмери. – А также на тот случай, если какой-нибудь автомобиль будет угнан.
– На каком автомобиле мог уехать Моорманн? – спросил Боденштайн.
– Я не знаю. Проверю все поочередно.
Николя Энгель сделала знак Оливеру, чтобы он вышел с ней в коридор.
– Для Зигберта Кальтензее я получу ордер на арест, – сказала она, понизив голос. – С Юттой Кальтензее будут проблемы, так как она, как депутат ландтага, обладает иммунитетом. Но я попробую на всякий случай пригласить ее сюда для беседы.
– Оʼкей. – Боденштайн кивнул. – А я поеду с Эмери в Дом искусств. Может быть, мы найдем там Риттера.
– Зигберт знает, что случилось, – предположила Николя. – Его мучает совесть из-за дочери.
– Я могу в это поверить.
– Я нашел, – сообщил Эмери из кабинета. – Он, должно быть, взял «Мерседес» М-класса из Мюленхофа, так как находится в том месте, в котором не должен быть – в Польше, в местечке… Доба. Автомобиль стоит там уже 43 минуты.
Боденштайн почувствовал, как холод ужаса пробежал по всему его телу. Моорманн, предполагаемый убийца Роберта Ватковяка и Моники Крэмер, был в Польше! По телефону пару часов назад Пия сказала ему, что они у цели и доктор Кирххоф тщательно обследует подвал. Было маловероятно, что они уже покинули замок. Что Моорманну вообще нужно в Польше?
Внезапно Оливер понял, где находится Элард Кальтензее. Он повернулся к шефу «К-Secure».
– Проверьте, пожалуйста, «Майбах», – сказал он глухим голосом. – Где он сейчас?
Эмери кликнул на номерной знак лимузина.
– Тоже там, – сказал он чуть погодя. – Нет, один момент. «Майбах» уже минуту как в пути.
Взгляды Оливера и Николя встретились. Энгель все сразу поняла.
– Остерманн, не спускайте глаз с обоих автомобилей, – сказала решительно советник по уголовным делам. – Я поставлю в известность коллег в Польше. А потом поеду в Висбаден.
Один из одетых в черную форму мужчин, которые так неожиданно появились, уехал вместе с Верой Кальтензее. Ее последний приказ был однозначным: Элард Кальтензее, Августа Новак и Пия Кирххоф должны быть закованы в наручники и расстреляны в подвале. Пия с отчаянием размышляла, что она может сделать в этой безвыходной ситуации и как-то освободиться, чтобы предупредить Мирьям и Хеннинга. От этих громил в черном нечего было ждать милости, они должны были выполнить заказ и после этого вернуться назад в Германию как ни в чем не бывало. Пия понимала, что она несет ответственность за Хеннинга и Мирьям – как-никак это она втянула обоих в эту ужасную историю! Внезапно ею овладела дикая ярость. У нее не было желания отправиться в качестве жертвы на бойню! Она не могла умереть, не увидевшись еще раз с Кристофом. Кристоф… Она обещала встретить его в аэропорту, когда он сегодня вечером вернется из Южной Африки! Пия остановилась перед ямой, которая вела в подвал.
– Что вы собираетесь с нами сделать? – спросила она, чтобы выиграть время.
– Ты ведь уже это слышала, – ответил мужчина. Голос его из-за надетой на лицо маски звучал приглушенно.
– Но почему… – начала Пия.
Человек грубо толкнул ее в спину, она потеряла равновесие и упала вперед головой на кучу строительного мусора. Скованная наручниками, Пия не могла опереться, чтобы встать. Что-то твердое больно вонзилось ей в диафрагму; закашлявшись, Кирххоф повернулась на спину и вдохнула воздух. Она надеялась, что ничего не сломала. Другой мужчина подгонял идущих впереди Эларда Кальтензее и Августу Новак. На их руки, заломленные за спину, также были надеты наручники.
– Встать! – Человек в маске уже стоял над ней и тащил ее за руку. – Давай. Давай!
В этот самый момент Пия вдруг поняла, чтоименно едва не сломало ей ребра: пистолет Эларда, который она запихнула за пояс брюк! Она должна предупредить Хеннинга и Мирьям.
– Ай! – закричала она изо всей мочи. – Моя рука! Мне кажется, она сломана!
Один из киллеров тихо выругался, поставил Пию с помощью своего приятеля на ноги и стал подталкивать ее вперед по проходу. Если бы только Хеннинг и Мирьям услышали ее крик и смогли бы спрятаться! Они были ее единственной надеждой, так как Вера Кальтензее забыла сказать о них киллерам. Пока Пия, спотыкаясь, шла по проходу, она пыталась освободиться от наручников на запястьях, но напрасно.
Наконец они дошли до подвала. Прожектор все еще горел, но ни Хеннинга, ни Мирьям видно не было. У Пии пересохло во рту, сердце билось о ребра. Человек, который столкнул ее в яму, стянул со своего лица маску, и Пия потеряла дар речи.
– Фрау Моорманн! – вымолвила она с растерянным видом. – Я думала… вы… я имею в виду… ваш муж…
– Вам не надо было уезжать из Германии, – сказала домработница из Мюленхофа, которая, очевидно, играла значительно большую роль, нежели простая домработница, и приставила пистолет с глушителем прямо к голове Пии. – Вы сами виноваты в том, что оказались сейчас в затруднительном положении.
– Но вы не можете сейчас нас здесь так просто расстрелять! Мои коллеги знают, где мы находимся, и…
– Заткнись. – Лицо Ани Моорманн не выражало никаких эмоций, ее глаза казались холодными, как стеклянные шары. – Встать в ряд!
Августа Новак и Элард Кальтензее не шелохнулись.
– Польские коллеги тоже проинформированы, и через некоторое время будут здесь, если я в ближайшее время им не позвоню, – решилась Пия на последнюю попытку. За спиной она отчаянно манипулировала запястьями. Ее пальцы уже совершенно онемели; тем не менее ей показалось, что наручники ослабли. Ей надо было только выиграть время. – Ваша шефиня будет арестована не далее чем на границе! – сказала она. – Так что все это абсолютно бессмысленно!
Аня Моорманн не обратила на эти слова никакого внимания.
– Господин профессор, – она направила свой пистолет на Эларда Кальтензее, – на колени, если позволите.
– Как вы только сможете это сделать, Аня, – сказал Элард на удивление спокойным голосом. – Я очень разочарован вами, действительно.
– На колени! – скомандовала мнимая домработница.
У Пии по всему телу выступил пот, когда тросик вдруг поддался. Она сжала руки в кулаки и вновь их разжала, чтобы пальцы снова могли двигаться. Ее единственным шансом был эффект неожиданности.
Элард с лицом, на котором была написана покорность судьбе, подошел к яме, которую Хеннинг и Мирьям вырыли в земле, и послушно встал на колени. Но прежде чем Аня Моорманн и ее сообщник успели отреагировать, Пия вытащила из-за пояса брюк пистолет, сняла его с предохранителя и нажала на спуск. Выстрел был оглушительным. Пуля раздробила бедро второго киллера.
Аня Моорманн не медлила ни секунды. Она направила свое оружие на Эларда Кальтензее и выстрелила. Одновременно Августа Новак сделала движение вперед и бросилась перед своим стоящим на коленях сыном. Благодаря глушителю выстрел превратился в приглушенный хлопок. Пуля попала старой женщине в грудь, и она упала назад. Прежде чем Аня Моорманн успела выстрелить во второй раз, Пия сделала прыжок вперед и навалилась на нее всем своим весом. Они упали на землю. Пия лежала на спине, Аня Моорманн сидела на коленях на ней, ее руки обхватили шею противницы. Кирххоф сопротивлялась всеми силами, пытаясь вспомнить приемы, которые она изучала на курсах самообороны, но в реальности не могла справиться с решительной натренированной профессиональной убийцей.
