Текст книги "Глубокие раны"
Автор книги: Heлe Нойхаус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
– Элард фон Цойдлитц-Лауенбург, – пробормотала Пия и, кликнув мышкой, увеличила фотографию.
Это, должно быть, считавшийся пропавшим без вести в январе 1945 года брат Веры Кальтензее. Нельзя было не заметить сходства между почти достигшим своего восемнадцатилетия юношей на фотографии 1933 года и его шестидесятилетним тезкой-племянником. Пия распечатала файлы, затем встала и попросила Кристину Новак зайти в офис.
– Извините, пожалуйста, что заставила вас ждать. – Она закрыла за собой дверь. – Могу я предложить вам кофе?
– Нет, спасибо. – Кристина села на край стула и поставила сумку на колени.
– Ваш муж при разговоре со мной был, к сожалению, столь же сдержан, поэтому я хотела бы узнать от вас чуть больше о нем и его окружении.
Женщина спокойно кивнула.
– У вашего мужа есть враги?
Бледная Кристина покачала головой.
– Нет, насколько я знаю.
– Какова обстановка у вас в семье? Кажется, отношения между вашим мужем и свекром не особенно хорошие.
– В любой семье всегда возникают какие-то конфликты, – фрау Новак нервным движением руки смахнула с лица прядь волос. – Мой свекор, однако, никогда не сделал бы ничего, что могло бы навредить Маркусу, а соответственно, мне и детям.
– Но он обижен на вашего мужа за то, что тот в свое время не захотел взять на себя руководство строительной фирмой, это так?
– Фирма была делом всей жизни свекра. На ней работала вся семья. Конечно, он и мой деверь надеялись, что Маркус поможет им выйти из затруднительного положения.
– А вы? Как вы отнеслись к тому, что ваш муж этого не сделал, а занялся индивидуальной предпринимательской деятельностью?
Кристина Новак ерзала на своем стуле.
– Если быть честной, то я тоже хотела, чтобы он взял фирму. Впоследствии я восторгалась им за то, что он не сделал этого. Вся семья, включая меня, оказывала на него большое давление. Я, к сожалению, не особенно смелый человек и опасалась, что Маркус с этим не справится и мы всё потеряем.
– А как сейчас? – поинтересовалась Пия. – Ваш свекор не очень переживает из-за того, что произошло с вашим мужем вчера ночью.
– Здесь вы заблуждаетесь, – быстро сказала Кристина Новак. – Свекор, между прочим, очень гордится Маркусом.
Пия в этом сомневалась. Манфред Новак, совершенно очевидно, был человеком, которому тяжело давалась потеря влияния и репутации. Разумеется, Кирххоф могла понять, что его невестка не хотела говорить ничего плохого о родителях своего мужа, с которыми жила под одной крышей. Она часто встречала таких женщин, как Кристина Новак, которые пытались закрыть глаза перед реальностью, опасались любой перемены в их жизни и изо всех сил старались изображать видимость полного порядка.
– Вы можете предположить, почему напали на вашего мужа и пытали его? – спросила Пия.
– Пытали? – Фрау Новак еще больше побледнела и недоверчиво посмотрела на Пию.
– Его правая рука расплющена. Врачи пока еще не могут сказать, удастся ли ее вообще спасти. Вы этого не знали?
– Нет… нет, – сказала Кристина, чуть замешкавшись. – И я не имею никакого представления, почему кто-то мог пытатьмоего мужа. Он занимается ремеслом, а не… не является тайным агентом или кем-то наподобие этого.
– Почему тогда он нам солгал?
– Солгал? В чем?
Пия рассказала о полицейской проверке, которой Новак был подвергнут в ночь с 30 апреля на 1 мая. Кристина попыталась избежать ее взгляда.
– Вы не должны устраивать здесь театр, – сказала Пия. – Постоянно случается, что у мужа сплошные тайны от своей жены.
Кристина покраснела, но заставила себя успокоиться.
– У моего мужа нет тайн от меня, – сказала она резко. – Об этой истории с полицейской проверкой он мне рассказывал.
Пия сделала вид, что делает записи, так как знала, что это вселит в женщину неуверенность.
– Где вы были в ночь с 30 апреля на 1 мая?
– На празднике «Танцуй в май», на спортивном поле. Мой муж в тот вечер был занят и пришел на праздник позже.
– Когда он приехал туда? До или после полицейской проверки? – Пия невинно улыбнулась. Она не упомянула время проведения проверки.
– Я… я его не видела. Но мой свекор и пара друзей мужа сказали мне, что он там был.
– Он был на празднике и не встретился с вами? – переспросила Пия. – Это странно.
Она заметила, что ударила по больному. На какое-то время воцарилась полная тишина. Кирххоф ждала.
– Это не то, что вы думаете. – Кристина наклонилась чуть вперед. – Я знаю, что мой муж не очень любит общаться с людьми из спортивного общества, поэтому не настаивала, чтобы он приходил на праздник. Он заехал туда ненадолго, пообщался с отцом и поехал домой.
– Ваш муж был задержан той ночью полицией в 23:45. Где он был после этого?
– Дома, я думаю. Я вернулась только в шесть часов утра после уборки спортивного поля, и он уже делал пробежку. Как и каждое утро.
– Вот как. Хорошо. – Пия начала рыться в документах на своем письменном столе, ничего при этом не говоря.
Кристина Новак стала заметно нервничать. Ее взгляд бегал с места на место, над верхней губой выступили капельки пота. Наконец она не выдержала.
– Почему вы постоянно спрашиваете про эту ночь? Какое это имеет отношение к нападению на моего мужа?
– Вам говорит что-то имя Кальтензее? – осведомилась Пия вместо ответа.
– Да. Конечно. – Кристина неуверенно кивнула. – Почему вы интересуетесь?
– Вера Кальтензее задолжала вашему мужу крупную сумму денег. Кроме того, она заявила на него в связи с причинением ей телесных повреждений по неосторожности. Мы обнаружили в офисе вашего мужа повестку в полицию.
Кристина кусала нижнюю губу. Очевидно, было что-то, о чем она ничего не знала. С этого момента женщина отвечала молчанием на каждый из заданных Пией вопросов.
– Фрау Новак, прошу вас. Я пытаюсь найти причину нападения.
Она подняла голову и пристально посмотрела на Пию. Ее пальцы так сжали ручку сумки, что побелели костяшки пальцев. Некоторое время было тихо.
– Да, у моего мужа естьтайны от меня! – наконец воскликнула Кристина. – Я не знаю, почему, но с тех пор, как Маркус побывал в позапрошлом году в Польше и познакомился с профессором Кальтензее, он совершенно изменился.
– Он был в Польше? Зачем?
Кристина сначала помолчала, но потом слова стали вырываться из нее, как лава из вулкана.
– Он уже целую вечность не ездил со мной и детьми в отпуск, так как у него якобы нет времени. Но он может на десять дней уехать со своей бабушкой на Мазуры! На это у него время находится! Да, это звучит нелепо, но иногда у меня возникает такое чувство, что он женат на Августе, а не на мне! А потом еще появился этот Кальтензее… Профессор Кальтензее здесь, профессор Кальтензее там! Они постоянно разговаривают по телефону и строят какие-то планы, о которых он мне ничего не рассказывает. Мой свекор взорвался, когда узнал, что Маркус работал именно на семейство Кальтензее!
– Почему?
– Семейство Кальтензее виновно в том, что мой свекор тогда обанкротился, – объяснила Кристина удивленной Пие. – Он построил для их фирмы новую секцию здания в Хофхайме, а те обвинили его в том, что строительство было выполнено некачественно. Было множество экспертных заключений, дело дошло до суда и затянулось на несколько лет. Мой свекор буквально потерял рассудок – все же речь шла о семи миллионах евро. Когда спустя шесть лет было заключено мировое соглашение, фирму уже нельзя было спасти.
– Это интересно. И почему тогда ваш муж опять взялся за работу для семейства Кальтензее? – спросила Пия.
Кристина пожала плечами.
– Этого никто из нас не понял, – сказала она с горечью в голосе. – Мой свекор постоянно предостерегал Маркуса. А сейчас все повторяется: денег нет, а вместо этого процессы и экспертиза за экспертизой… – Кристина замолчала и глубоко вздохнула. – Мой муж находится в настоящей зависимости от этого Кальтензее. Меня он вообще больше не воспринимает. Он даже не обращает на меня внимания, когда я раздеваюсь!
Пия из собственного опыта могла понять, каково этой женщине, но она не хотела слышать детали о супружеских проблемах семьи Новак.
– Я встретила сегодня профессора Кальтензее в больнице. Он шел к вашему мужу и казался очень озабоченным, – сказала она с намерением еще больше расшевелить Кристину. – Якобы он не знал, что его мать задолжала вашему мужу деньги. Почему ваш муж не рассказал ему об этом, если он с ним в дружеских отношениях?
– В дружеских отношениях? Я бы определенно не назвала это так! Кальтензее использует моего мужа, но Маркус этого просто не понимает, – горячо ответила фрау Новак. – Все у него связано только с этим заказом во Франкфурте! При этом все это – чистое безумие! Он не справится, только надорвется. Как он может осилить такой заказ, имея лишь пару сотрудников? Реконструкция старого города – подумаешь! Этот Кальтензее внушил ему эту глупую мысль! Если что-то не удастся, будет потеряно все!
Горечь и чувство разочарования звучали в этих словах. Была ли то ревность к дружбе между ее мужем и профессором Кальтензее? Опасалась ли Кристина возможного банкротства? Или это был страх женщины, которая чувствовала, что ее маленький, кажущийся святым мир пошел под откос и она потеряла контроль над ним? Пия уперлась подбородком на руку и задумчиво посмотрела на женщину.
– Чувствую, вы мне не поможете, – констатировала она. – И я спрашиваю себя – почему? Действительно ли вы так мало знаете о своем муже? Или вам безразлично, что с ним случилось?
Кристина энергично покачала головой.
– Нет, мне не безразлично! – возразила она дрожащим голосом. – Но что я могу сделать? Маркус уже несколько месяцев едва разговаривает со мной! Я не имею абсолютно никакого понятия, кто с ним так поступил и почему, так как совершенно не знаю, с какими людьми он имеет дело. Но одно я знаю совершенно точно: при ссоре с семейством Кальтензее речь шла не об ошибке, которую допустил Маркус, а о каком-то ящике, который исчез во время проведения работ. К Маркусу тогда пару раз приходили профессор Кальтензее и доктор Риттер, секретарь Веры Кальтензее. Они часами сидели в его офисе и секретничали. Но больше я ничего не смогу вам рассказать, при всем своем желании! – В ее глазах заблестели слезы. – Я действительно беспокоюсь за своего мужа, – сказала она беспомощно, и это невольно пробудило в Пие сочувствие. – Я боюсь за него и за наших детей, так как не знаю, во что он впутался и почему больше не разговаривает со мной. – Кристина отвернулась и зарыдала. – Кроме того, я думаю, что у него… что у него есть другая женщина! Он часто уезжает поздно вечером и возвращается только утром.
Она стала копаться в своей сумке, стараясь не поднимать глаз на Пию. Слезы струились по ее лицу. Кирххоф протянула ей бумажный носовой платок и подождала, пока фрау Новак приведет в порядок свой нос.
– Это означает, что в ночь с 30 апреля на 1 мая он также мог не быть дома? – спросила она тихо.
Кристина пожала плечами и кивнула. Когда Пия уже подумала, что она не узнает больше ничего интересного, женщина ее ошарашила.
– Я… я недавно видела его с этой женщиной. В Кёнигштайне. Я… я была в пешеходной зоне, забирала из книжной лавки книги для детского сада. И увидела напротив кафе-мороженого его автомобиль. Я уже хотела идти к нему, но из этого заброшенного дома, возле лото-клуба, появилась женщина, и он вышел из машины. Я наблюдала, как они разговаривали друг с другом.
– Когда это было? – спросила Пия как наэлектризованная. – Как выглядела эта женщина?
– Высокая, темноволосая, элегантная, – мрачно ответила Кристина. – Как он на нее смотрел… и как она положила свою руку на его… – Она всхлипнула, и по ее лицу опять побежали слезы.
– Когда это происходило? – повторила Пия.
– На прошлой неделе, – прошептала фрау Новак. – В пятницу, примерно в четверть первого. Я… я сначала думала, что это связано с новым заказом, но потом… потом она села в машину Маркуса, и они уехали.
Когда Пия вошла в переговорную комнату, у нее было чувство, что она добилась своего. Она не любила оказывать на людей сильное давление, которое доводило их до слез, но иногда цель оправдывала средства. Боденштайн назначил совещание на половину пятого, но прежде чем Пия успела рассказать, чтоей удалось только что узнать, в комнату вошла Николя Энгель. Хассе и Фахингер уже сидели за столом, чуть позже пришел Остерманн с двумя папками в руках, а вслед за ним появился Бенке. Ровно в половине пятого в переговорную вошел Боденштайн.
– Как я вижу, К-2 собрался в полном составе. – Николя Энгель заняла место во главе стола, где обычно сидел Боденштайн.
Оливер не проронил в отношении этого ни слова и сел между Пией и Остерманном.
– Я хотела бы воспользоваться благоприятной возможностью и представиться. Меня зовут Николя Энгель, и с 1 июня я буду занимать должность коллеги Нирхофа.
В комнате повисла мертвая тишина. Конечно, каждый сотрудник Региональной уголовной полиции в Хофхайме уже давно знал, кто она такая.
– Я много лет сама работала следователем, – продолжала советник уголовной полиции, равнодушная к отсутствию реакции. – Работа отдела К-2 является предметом моего особого интереса, поэтому я хотела бы – пусть даже неофициально – вместе с вами работать над данным делом. Мне кажется, что дополнительная помощь не может повредить.
Пия мельком взглянула на шефа. Лицо Боденштайна было каменным. Казалось, что мыслями он был где-то в другом месте. Пока советник уголовной полиции докладывала о пути своего становления и планах на будущее Региональной уголовной полиции Хофхайма, Пия наклонилась к нему.
– Ну, как? – прошептала она напряженно.
– Вы были правы, – ответил тихо Боденштайн. – У Кальтензее нет алиби.
– Итак, – советник уголовной полиции посмотрела на присутствующих и просияла, – со старшим комиссаром Боденштайном и фрау Кирххоф я уже знакома. Предлагаю остальным представиться в свободной очередности. Начнем с вас, господин коллега.
Она посмотрела на Бенке, который сидел, развалившись на своем стуле, и делал вид, что не слышит обращения.
– Старший комиссар уголовной полиции Бенке, – фрау доктор Энгель, казалось, наслаждалась ситуацией. – Я жду.
Напряжение в комнате было ощутимым, как перед грозой. Пия вспомнила, как Бенке с восковым лицом выскочил из кабинета Боденштайна. Было ли связано его странное поведение с фрау Энгель? Франк был тогда сотрудником Боденштайна в отделе К-2 во Франкфурте. В таком случае он еще с тех пор должен был знать Николя. Но почему новая шефиня сделала вид, будто она его не знает? Пока Кирххоф размышляла об этом, слово взял Боденштайн.
– Оставим перепалку, – сказал он. – У нас много работы.
Оливер коротко представил своих сотрудников и затем сразу перешел к сообщению новой информации. Пия решила набраться терпения и приберечь свою новость на конец. Пистолет, который она нашла в рюкзаке Ватковяка, не являлся оружием, из которого были убиты трое стариков. Это было однозначно установлено с помощью криминальной техники. В пансионате «Таунусблик» дело существенно не продвинулось. Постояльцы, с которыми беседовал Хассе, не заметили ничего важного для расследования. Фахингер, напротив, нашла соседку Моники Крэмер, которая видела незнакомого ей мужчину в темной одежде на лестнице в то время, когда было совершено преступление, и позже у мусорных контейнеров во дворе. Бенке раскопал в Кёнигштайне несколько в высшей степени интересных вещей: хозяин кафе-мороженого, которое расположено через дорогу, наискось от заброшенного дома, в котором был обнаружен труп Ватковяка, опознал Роберта по фотографии и подтвердил, что тот время от времени ночевал в этом доме. Кроме того, в прошлую пятницу он заметил фирменный автомобиль, принадлежавший реставрационной фирме с броской буквой «N» в качестве логотипа фирмы, который почти три четверти часа стоял перед домом. А пару недель тому назад Ватковяк и какой-то мужчина, который остановил свой кабриолет «БМВ» непосредственно перед кафе-мороженым, просидели там, за одним из задних столиков, почти два часа, и Ватковяк все это время настойчиво в чем-то убеждал незнакомца.
Пока коллеги гадали, что делал автомобиль Новака перед домом в Кёнигштайне и что за незнакомец мог быть в кафе-мороженом, Пия листала папку с делом Гольдберга, которая оставалась довольно тонкой.
– Послушайте, – вмешалась она в разговор. – Гольдберга в четверг перед его смертью навещал мужчина, который приехал в спортивном автомобиле с франкфуртскими номерами. Это не может быть случайностью.
Боденштайн кивнул, выражая тем самым согласие. Потом Пия сделала сообщение о том, что она узнала полчаса назад от Кристины Новак.
– Что могло быть в этом ящике? – спросил Остерманн.
– Она этого не знает. Но ее муж, во всяком случае, намного лучше знаком с профессором Кальтензее, чем тот пытается нам это представить. Элард и человек по имени доктор Риттер, который раньше работал у Веры Кальтензее, после этого инцидента на мельнице неоднократно бывали у Новака в офисе.
Пия глубоко вздохнула.
– А сейчас самое важное! Новак в пятницу, примерно в то время, когда был убит Ватковяк, а именно где-то в четверть первого, был у дома в Кёнигштайне, в котором мы обнаружили труп Ватковяка. Он встречался там с какой-то темноволосой женщиной и потом вместе с ней куда-то уехал. Это мне сообщила его жена, которая его там случайно увидела.
В комнате стояла тишина. Таким образом, Маркус Новак в списке подозреваемых в преступлении лиц опять занимает одну из основных позиций. Кто эта темноволосая женщина? Что делал Новак у того дома? Мог ли он быть убийцей Ватковяка? Из каждой новости сразу возникали новые загадки и неувязки.
– Мы спросим Веру Кальтензее об этом ящике, – сказал в заключение Боденштайн. – Но сначала мы поговорим с этим доктором Риттером. Он, кажется, много чего знает. Остерманн, выясните, где он проживает. Хассе и фрау Фахингер, займитесь убийством фрау Фрингс. Продолжайте завтра опрос постояльцев пансионата «Таунусблик», а также служащих, садовников, местных жителей и доставщиков. Кто-нибудь должен был видеть, как даму вывозили из здания.
– Если мы будем заниматься этим вдвоем, нам потребуются на это недели, – пожаловался Андреас. – В списке более трехсот имен, а мы пока опросили только пятьдесят шесть человек.
– Я позабочусь о том, чтобы вы получили подкрепление, – Боденштайн сделал себе пометку и посмотрел на свою команду. – Франк, запланируйте на завтра еще раз встречу с соседями Гольдберга и Шнайдера. Покажите логотип фирмы Новака, вы можете взять его с сайта в Интернете. Кроме того, поезжайте в Фишбах, в штаб-квартиру спортивного общества, и спросите их, видел ли там кто-нибудь Новака вечером накануне первого мая.
Бенке кивнул.
– Тогда на завтра все. Встретимся во второй половине дня в это же время. Да, фрау Кирххоф. Мы с вами сейчас еще раз поедем к Новаку.
Пия кивнула. По линолеуму задвигались ножки стульев, и вся команда словно растворилась.
– А какое задание ты предусмотрел для меня? – услышала Пия, выходя из комнаты, голос советника уголовной полиции доктора Энгель. Панибратское обращение удивило ее, поэтому она остановилась в коридоре за открытой дверью и с любопытством прислушалась.
– Что, собственно говоря, означает твое выступление здесь? – В приглушенном голосе Боденштайна прозвучало недовольство. – Какую цель ты преследуешь этим трюком? Я ведь тебе сказал, что в процессе данного расследования я не хочу никаких волнений в коллективе.
– Я просто интересуюсь делом.
– Не смеши меня! Ты только и ищешь возможность, чтобы уличить меня в какой-нибудь ошибке. Я ведь тебя знаю!
Пия затаила дыхание. Что это значит?
– Ты хочешь казаться более важным, чем есть на самом деле, – прошипела доктор Энгель надменно. – Почему ты не скажешь мне, чтобы я убиралась к черту и не вмешивалась в расследование?
Пия с напряжением ждала ответа Боденштайна. Как назло, в этот самый момент появились двое коллег, которые, громко переговариваясь, шли по коридору, и дверь переговорной закрылась изнутри.
– Проклятье! – пробормотала Пия, которой хотелось услышать продолжение и при ближайшей возможности, как бы между прочим, спросить у Боденштайна, откуда он знает советника уголовной полиции доктора Энгель.
Вторник, 8 мая 2007 года
Когда Боденштайн и Пия ранним утром приехали в Мюленхоф, никого из охраны не было видно. Большие ворота были широко раскрыты.
– Кажется, она больше не испытывает страха, – сказала Пия. – Теперь, когда Ватковяк мертв, а Новак в больнице.
Боденштайн только рассеянно кивнул. По дороге в Мюленхоф он не проронил ни слова.
Дверь открыла жилистая женщина с практичной короткой стрижкой и сообщила им, что никого из членов семьи Кальтензее нет дома. В течение нескольких секунд Боденштайна как подменили. Он улыбнулся своей чарующей улыбкой и спросил женщину, не найдется ли у нее пара минут, чтобы ответить на несколько вопросов. Та согласилась уделить им больше, чем пару минут. Пия это уже знала и в таких случаях уступала слово своему шефу. Его мощному урагану обаяния не могла противостоять даже Аня Моорманн. Она была супругой правой руки Веры Кальтензее и в течение более пятнадцати лет работала у «милостивой госпожи». Это старомодное обращение вызвало у Пии веселую улыбку. Супруги Моорманн жили в маленьком домике на огромном участке земли, и их регулярно навещали два взрослых сына с семьями.
– Вы знаете господина Новака? – спросил Боденштайн.
– Да, конечно. – Аня старательно закивала. Она была стройной и поджарой. Под облегающей белой футболкой обозначались крохотные груди, костлявые ключицы обтягивала покрытая веснушками кожа. Пия решила, что ей могло быть от сорока до пятидесяти лет. – Я всегда готовила для него и его людей, когда они здесь работали. Господин Новак очень приятный молодой человек. И к тому же импозантный мужчина! – Она хихикнула, что ей очень не шло. То ли верхняя губа у нее была чересчур короткой, то ли передние зубы – слишком большими, но у Пии она вызывала ассоциацию с запыхавшимся кроликом. – Я до сих пор не могу понять, почему милостивая госпожа была к нему так несправедлива.
Аня, возможно, не отличалась самым большим интеллектом, но она была любопытна и словоохотлива. Пия была убеждена, что в Мюленхофе мало что происходило без ее ведома.
– Вы помните тот день, когда произошел несчастный случай? – поинтересовалась Пия и одновременно задумалась над тем, какой диалектный акцент ощущается в речи женщины. Швабский? Саксонский? Саарский?
– О да. Господин профессор и господин Новак стояли во дворе перед мельницей и рассматривали какие-то чертежи. Я как раз принесла им кофе, когда приехали милостивая госпожа и доктор Риттер. Мой муж встретил их в аэропорту. – Аня скрупулезно вспоминала события того дня и явно наслаждалась тем, что находится в центре событий, где жизнь предусмотрела для нее нечто большее, чем роль статиста. – Милостивая госпожа выпрыгнула из машины и пришла в ярость, когда увидела людей на мельнице. Господин Новак еще хотел ее удержать, но она оттолкнула его и прямиком отправилась на мельницу, затем стала подниматься вверх по лестнице. Новый глинобитный пол на втором этаже был еще совсем сырой, и она растянулась на полу и стала орать как ошпаренная.
– А что она, собственно, хотела на мельнице? – спросила Пия.
– Это было каким-то образом связано с чердаком, – ответила фрау Моорманн. – Во всяком случае, стоял невообразимый крик. Господин Новак стоял молча, не говоря ни слова. Милостивая госпожа потащилась потом в мастерскую, хотя она сломала руку.
– Почему в мастерскую? – вставила слово Пия, пока Аня переводила дух. – Что же все-таки было на чердаке?
– Бог мой, огромное количество всякого хлама. Милостивая госпожа никогда ничего не выбрасывала. Но главным образом, это ящики. Их было шесть штук, все в пыли и паутине. Люди Новака, прежде чем отдирать старый пол на мельнице, отнесли все барахло, в том числе и эти ящики, в мастерскую. – Аня скрестила руки на груди и рассеянно вдавила большие пальцы в свои на удивление мускулистые плечи. – Один ящик пропал. Хозяева вопили, а когда вмешался Риттер, милостивая госпожа взорвалась. Все, что она прорычала, я даже не могу повторить.
Вспоминая те события, Аня Моорман покачала головой.
– Когда приехала «Скорая помощь», милостивая госпожа кричала, что если ящик в течение двадцати четырех часов не будет стоять во дворе, то Риттер может искать себе новую работу.
– Но какое он имел к этому отношение? – спросил Боденштайн. – Ведь он был с милости… с фрау доктором Кальтензее за границей, или нет?
– Да, верно. – Аня пожала плечами. – Но чья-нибудьголова должна была полететь. Господина профессора она не могла выкинуть. За него поплатились бедный Новак и Риттер. После восемнадцати лет работы! Со стыдом и срамом выгнала она их! Риттер живет сейчас в убогой однокомнатной квартире, и у него нет даже автомобиля. И все из-за какого-то пыльного заморского ящика!
Эти последние слова вызвали в Пие какие-то смутные воспоминания, но она не могла понять, какие именно.
– А где находятся ящики сейчас? – поинтересовалась она.
– Все еще в мастерской.
– Мы можем на них взглянуть?
Фрау Моорманн на некоторое время задумалась, но потом решила, что не произойдет ничего страшного, если она покажет полиции ящики.
Боденштайн и Пия проследовали за ней вокруг дома к пристроенным хозяйственным блокам с плоской крышей. Мастерская была тщательно убрана. На стенах, над деревянными верстаками, висели многочисленные инструменты, очертания которых были аккуратно обозначены на стене черным фломастером. Аня открыла дверь.
– Вот этот хлам, – сказала она.
Боденштайн и Пия вошли в соседнее помещение. Судя по облицованным плиткой стенам и трубопроводу на потолке, это было бывшее холодильное отделение. Здесь, друг около друга, стояли пять покрытых пылью кейсов. Пия сразу поняла, где был шестой.
Фрау Моорманн бодро продолжала что-то говорить и рассказывать о ее последней встрече с Маркусом Новаком. Незадолго до Рождества он появился в Мюленхофе, будто бы передать подарок. После того, как его под этим предлогом пропустили в дом, он прямиком отправился в большой салон, где милостивая госпожа и ее друзья проводили вечер местного фольклора.
– Вечер местного фольклора? – переспросил Боденштайн.
– Да. – Аня старательно кивнула. – Они встречались раз в месяц – Гольдберг, Шнайдер, Фрингс и милостивая госпожа. Если господин профессор был в отъезде, то они встречались здесь, а так у Шнайдера.
Пия бросила взгляд на Боденштайна. Это была интересная информация! Но в настоящий момент ее больше занимал Новак.
– Так. И что тогда случилось?
– Ах, да. – Домработница остановилась посередине мастерской и задумчиво почесала в голове. – Господин Новак заявил милостивой госпоже, что она должна заплатить ему деньги. Он сказал это очень вежливо, я сама слышала, но милостивая госпожа его высмеяла и разнесла как…
Она запнулась, не договорив фразу. За угол дома скользнул темный лимузин «Майбах». Тяжелый автомобиль, прошуршав шинами по аккуратно выровненному гравию, проехал прямо мимо них и через пару метров остановился. Пия рассчитывала увидеть за затемненными стеклами кого-то, сидящего на заднем сиденье, но Моорманн с лошадиным лицом, сегодня одетый в соответствующую униформу водителя, вышел из машины один, запер автомобиль с помощью дистанционного управления и направился к ним.
– Милостивая госпожа, к сожалению, все еще не совсем здорова, – сказал он.
Пия была уверена, что он сказал неправду. Она заметила быстрый взгляд, которым обменялись Моорманн и его супруга. Как ощущают себя люди, прислуживающие состоятельным семьям, которые вынуждены за них лгать и всегда держать язык за зубами? Возможно, супруги Моорманн втайне ненавидят свою шефиню. Во всяком случае, Аня была настроена не особенно лояльно.
– Тогда передайте ей, пожалуйста, сердечный привет от меня, – сказал Боденштайн. – Завтра я позвоню еще раз.
Моорманн кивнул. Он и его жена, остановившись перед дверью в мастерскую, смотрели вслед удаляющимся Боденштайну и Кирххоф.
– Я спорю, что он лжет, – тихо сказала Пия своему шефу.
– Да, я тоже так думаю, – ответил Боденштайн. – Она сидит в машине.
– Давайте пойдем туда и откроем дверь, – предложила Пия. – Тогда она здорово скомпрометирует себя.
Оливер покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Она от нас не уйдет. Пусть спокойно считает нас несколько туповатыми.
Доктор Томас Риттер предложил в качестве места для встречи кафе «Сисмейер» в Пальмовом саду Франкфурта, и Боденштайн предположил, что он стыдится своей квартиры. Когда они вошли, бывший ассистент Веры Кальтензее уже сидел за одним из столиков кафе, в зоне для курящих. Он раздавил сигарету в пепельнице и встал, когда увидел, что главный комиссар направляется прямо к нему. Пия дала бы ему лет сорок пять. У него были угловатые, несколько асимметричные черты лица, большой нос, глубоко посаженные голубые глаза и густые, преждевременно поседевшие волосы. Он не был дурен собой, но и красивым, в обычном смысле слова, его нельзя было назвать. Тем не менее в лице Томаса было что-то такое, что заставляло женщин обращать на него внимание. Он смерил Пию взглядом с ног до головы, кажется, нашел ее малопривлекательной и повернулся к Боденштайну.
– Может быть, вы хотели бы пересесть в зону для некурящих? – спросил он.
– Нет, все нормально. – Оливер сел на обитый кожей диван и сразу перешел к делу. – В окружении вашей бывшей работодательницы убиты пять человек. В ходе расследования неоднократно всплывало ваше имя. Что вы можете рассказать нам о семье Кальтензее?
– Кто конкретно вас интересует? – Риттер поднял брови и закурил следующую сигарету. В пепельнице уже лежали три окурка. – Я в течение восемнадцати лет был личным ассистентом фрау доктора Кальтензее. Поэтому, конечно, знаю массу всего о ней и ее семье.
К столу подошла официантка и предложила им меню, но обращалась при этом только к Риттеру. Боденштайн заказал чашку кофе, а Пия – колу лайт.
– Еще один латте макиато? – спросила молодая женщина.
Риттер небрежно кивнул и бросил взгляд на Пию, как будто он хотел убедиться, что она заметила, какое впечатление он производит на женский пол. Болван, подумала она и улыбнулась ему.
– Что привело к размолвке между вами и фрау доктором Кальтензее? – спросил Боденштайн.
– Не было никакой размолвки, – возразил Риттер. – Но спустя восемнадцать лет даже самая интересная работа теряет свою привлекательность. Я просто захотел заняться чем-то другим.
– Понятно. – Оливер сделал вид, будто поверил мужчине. – Могу я спросить, чем вы заняты сейчас в профессиональном плане?
– Да, конечно. – Риттер, улыбаясь, скрестил руки на груди. – Я являюсь редактором еженедельника «Лайфстайл Магацин» и, кроме этого, пишу книги.
