Текст книги "Король сусликов"
Автор книги: Гоян Николич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
– Это-о-о-о… НАШ или это-о-о-о-о… ИХ? Вот в чем вопрос, джентльмены.
Он называл нас джентльменами, притом что в нашем отряде, состоявшем из рядовых первого класса, спецов и двух младших сержантов, самому старшему было двадцать два года.
Еще один солдат достал пачку французских сигарет «Житан», таких крепких, что от них немели легкие. Он уверял, что нашел их в публичном доме в Плейку, на существование которого командование закрывало глаза. Солдат закурил и, стряхивая пепел после каждой затяжки, высказал гипотезу, что бедолага налетел на противопехотную мину «клеймор». Несчастного разорвало на тысячи кусочков, а то немногое, что осталось, повисло на дереве. Эти останки надо снять и отправить домой.
Все пришли к единогласному мнению, что рядовой нес полную херню.
– В маленькой коробочке. Вот в такой, – рядовой, не желая сдаваться, расставил ладони, показывая размер, – с крошечным флажком.
– Ага, в Нью-Джерси, прямо в Форт-Дикс, – добавил кто-то.
Медик Андерс достал пакетик растворимого кофе и принялся за дело. Двигался он столь же медленно, как и разговаривал.
В такой жуткой жаре он собрался пить кофе.
Андерс налил воду в помятую металлическую кружку и принялся перемешивать грязным пальцем с таким видом, словно готовил последний кофе в своей жизни. Затем он достал таблетку сухого горючего. Поджег ее аккуратно, даже трепетно, словно перед ним свеча в церкви. Андерс никуда не торопился, словно в его распоряжении был целый день. Таблетка плюнула, едва не погаснув, но потом начала гореть ровно. Над ней появился тонкий язычок синего пламени.
– Командованию следует предусматривать такие ситуации, – заявил солдат, куривший «Житан», и снова задрал голову вверх. – Ну да, случается, от человека мало что остается, но нельзя же вот так все взять и бросить.
Нельзя вот так все взять и бросить.
Как и тысячи раз до этого, я попытался стряхнуть воспоминания, которые все равно раз за разом возвращались ко мне.
Я двинулся дальше.
Оказавшись на причале, я прошел мимо украшенных лодок с цветами, мимо лавочек, торговавших едой. Голые по пояс люди выгружали с баржи на пирс корзины, наполненные серебристой рыбой.
С реки тянуло машинным маслом и топливом. Видать, от стоявших на якоре грузовых судов, которых было уже не разглядеть в темноте. С противоположного берега доносился еле слышный шум городского транспорта. Из-за окутанных туманом огней буев донесся приглушенный гудок.
Прошлой ночью мне приснился жуткий пожар. Меня вместе с толпой незнакомцев преследовали стены бушующего огня. Незнакомцы оборачивались к пламени, замирали, кричали. Их лица были белее снега, словно заиндевевшие. Незнакомцы тянули руки, устремляя на меня умоляющие взоры, а когда я шагнул им навстречу, они пропали. Когда я проснулся той ночью в отеле, ужасно хотелось плакать, но я не мог. Меня словно закупорило.
У причала уже виднелась строительная техника – полным ходом шла подготовка к сносу всего района. Я задрал голову. В вышине, в клубящихся тучах над рекой мелькали проблески молний. Тихо рокотали раскаты грома.
На сыром песке, покрывавшем деревянные доски причала, остались отпечатки ног носившихся тут детей. Мимо меня прошла молодая парочка. Во влажном воздухе я уловил едва заметный аромат духов, исходивший от девушки, который напомнил мне о том, чего я лишился.
Я шел сквозь мелкий дождь. Перемигивались огоньки бумажных фонариков. Бряцанье тяжелых цепей, тянувшихся к буям, напоминало стихающий перезвон церковных колоколов. Городские огни на том берегу, казалось, вот-вот сольются с собственными отражениями в воде. Мимо меня пронесся кто-то в поварском фартуке, держа в руках стопку белых тарелок. Мужчина под навесом картинно поднял руку с кофейником, налил кофе и подсластил сгущенным молоком. Откуда-то с реки послышался смех. Набережная была увешена подсвеченными государственными флагами с желтой звездой на красном поле. Стяги висели безжизненно – темная ночь выдалась безветренной. С причала ловили рыбу двое мальчишек в драных шортах, с тихим всплеском закидывая в воду сети.
Пройдя чуть дальше, я остановился под неопрятным навесом, присел за один из двух столиков, взял себе кофе и принял еще одну из тех красивеньких таблеточек, что мне вручили в больнице для ветеранов. Как же я люблю эти очаровательные синие таблеточки.
«Внимательно отслеживайте побочные эффекты, – велел психиатр. – Не верьте всему, что видите».
Причал наполнился бледными похожими друг на друга мутантами. Я передознулся и потому в нынешнем состоянии пребывал в уверенности, что они рыскают по миру в поисках жертв. Но меня это нисколько не беспокоило: накатила сонливость. Я то погружался в дрему, то выныривал из нее. Мимо прошел мужчина. Чтобы защититься от дождя, он надел на голову черный пластиковый пакет из продуктового магазина, отчего стал похож на русскую бабушку. Я дернулся и отпрянул в сторону, словно увидал перед собой чудовище.
Сейчас мое сознание напоминало дверь, которую мощным ударом сорвало с петель. На меня навалилась знакомая апатия. Словно голодный, которого обещали накормить, я принялся ждать, когда пройдет приступ.
Рассыпая вокруг себя брызги, по набережной проехал автомобиль. Свет фар снова напомнил мне вспышки выстрелов – там, много лет назад, в тех джунглях, где никто никак не мог оторвать глаз от останков, висевших на дереве. Вспомнились мне два ощетинившихся пулеметами «кайюса» с пузатыми стеклами кабин, которые появились над верхушками деревьев и устремились туда, откуда велся огонь.
Вдали раздался еще один глухой минометный выстрел. Я прижал ладонь к шляпе и свел лопатки. На этот раз шарахнуло достаточно близко – мы даже увидели, как взметнулись вверх комья красной земли. Ни один из нас даже ухом не повел. Мы были словно околдованы.
А ведь в тот день для меня могло все закончиться. Запросто. Если бы наш взвод отправили патрулировать то место, где сейчас прогремел взрыв. Однако это выпало какому-то другому подразделению.
Судьба складывается как раз из таких мелочей и случайностей. Их вроде бы совсем не ждешь, но при этом создается впечатление, что каждая неожиданность на самом деле кем-то тщательно продумана и уготованного тебе ни за что не избежать. Все предрешено и расписано. Четко, как карта города с нацарапанным на ней адресом, что я нес в кармане.
Итак, на чем я остановился? Ах да, медик Андерс, который был в том же звании, что и я, вот только носил он его в два раза дольше, потягивал горячий кофе. Господи боже, на такой-то жаре! Он смаковал каждый глоток – этой кружке кофе суждено было стать для него одной из последних.
Я присел на корточки и задрал голову, чувствуя, как по внутренней поверхности бедер, повинуясь закону гравитации, сбегают капельки пота.
Куривший солдат откинул окурок сигареты «Житан» в сторону, и тот упал в заросли мокрой слоновой травы, где с шипением погас. Трава примялась, на ней виднелись отпечатки в форме кругов – здесь садились вертолеты медицинской службы, чтобы вывезти трупы. Потом эти трупы, равно как и куски тел, переложат в специальные мешки, их, в свою очередь, в картонные коробки и перевезут на тяжелых транспортных «чинуках» в полевой штаб бригады.
На дереве, на той же самой ветке, всего сантиметрах в двадцати от нашей жуткой находки рос желтый цветок, скорее всего орхидея. Налитой изгибающийся пестик, яркие розовые тычинки – в этом было что-то неуловимо сексуальное. Ну что за очарование, хоть натюрморт пиши.
Один из солдат, которого никто не знал, кивнул на останки, висевшие на дереве, и сказал, что их надо снять. Парнишка был в новеньких штанах, словно только что прибыл из учебки. Его слова пропустили мимо ушей, никто даже ухом не повел.
Я все стоял и смотрел вверх, задрав голову. Внезапно заметил, что остался один. «Хьюи» над деревьями становилось еще больше, все было почти готово к тому, чтобы вывезти нас на базу.
– Сержант, тащи свою жопу сюда, – проорал мне лейтенант.
Он указывал на двух солдат, охранявших мешки с телами, сложенные аккуратными рядами. Чуть в стороне от них громоздилась какая-то куча, прикрытая листом брезента, края которого были прижаты к земле пустыми коробками из-под патронов.
– Иди разберись, что там у них, – сказал лейтенант. – Мне надо, чтоб за двадцать минут загрузили все останки.
Я деловито поправил на плече винтовку и пошел к солдатам, утопая ногами в грязи. Вскоре я вернулся к лейтенанту с известием о том, что под брезентом лежат части тел и никто не знает, что с ними делать, потому что они от разных трупов и не подходят друг другу.
– Я знаю, что там части тел. Вот потому я тебя туда и отправил. И с чего эти шуты гороховые взяли, что они не подходят друг другу? – отозвался лейтенант. – Скажи, чтоб их тоже грузили.
Я снова отправился к солдатам и снова вернулся:
– Никто не хочет марать руки. Они все мокрые, сэр.
– А что здесь сухое? – пожал плечами лейтенант. – Так, скажи этим двум гениям, чтоб всё закидали в мешок.
И вновь я, чавкая ногами по грязи, пошел к солдатам, а потом вернулся.
– Сэр, они говорят, что сперва хотят перемолвиться словечком со своим командиром, а для этого им надо дождаться его возвращения, – сказал я. – Он пошел дальше по тропе на разведку.
– Чего там ему понадобилось разведывать? – Лейтенант глянул на часы.
– Не знаю, сэр. Передаю, что они мне сказали.
– Господи. – Лейтенант расстегнул молнию на рукаве гимнастерки и достал сигарету. Гимнастерка была неуставная, не как у нас, у пехотинцев, – поплиновая. Видать, одолжил ее у кого-то из вертолетчиков унтер-офицеров. Лейтенант чинно закурил, глубоко затянулся, кинул спичку под ноги и некоторое время смотрел, как она догорает.
– Передай тем говнюкам, что, если они не засунут останки в мешок, причем живо, я их в вертолет не пущу. Пусть сидят здесь хоть всю ночь и горланят песни у костра. Я вроде ясно все сказал, ясней у меня не получится.
– Так точно, сэр. – Я кинул взгляд на двух солдат. Парни нервно курили, явно пребывая в смятении. Они смотрели на меня, но тут же отвели глаза, как только лейтенант бросил взгляд в их сторону.
Один солдат был с желтыми кривыми зубами и кучей веснушек на обгоревших на солнце щеках. Второй – толстым краснолицым, с выбившейся сзади гимнастеркой. Оба – в чине рядовых. Возможно, сейчас они впервые оказались на боевом задании. Я решил общаться с ними повежливей. Меня самого совсем недавно произвели в младшие сержанты, и потому я еще не привык приказывать. Стоило мне приблизиться, они приосанились.
– Джентльмены, видите вон того лейтенанта? Он говорит, что не пустит вас на борт вертолета, если вы не соберете все эти останки в уставной мешок Вооруженных сил США.
– В мешок, – повторил толстяк.
– Ага, в мешок.
– А вы видели, сержант, что там под брезентом? – подал голос желтозубый и приподнял край покрывала, из-под которого полетели мухи.
Под влажным краем брезента я увидел кусок чьего-то бедра в обугленной изорванной штанине, из-под которой торчали пропитанные кровью трусы. Под ним валялось нечто, напоминавшее зеленый носок и ком холщовых шнурков, выдернутых из армейских ботинок. А поверх всего этого лежало человеческое лицо. Нет, не голова, а именно чье-то лицо, напомнившее мне маску с приделанным к ней париком. Веки были все в морщинах и крепко сжаты, и потому на лице, казалось, застыло выражение глубокой озабоченности. Все было покрыто запекшейся кровью. Затем на глаза мне попалось нечто похожее на пережеванный и выплюнутый кусок арбуза, перемазанный в грязи скальп и водянистая груда внутренностей, напоминавшая связанные цепочкой серые воздушные шарики вытянутой формы, из которых выпустили воздух. Под брезентом оказалось еще много чего, но смотреть мне не хотелось. Из-под покрывала все летели и летели мухи.
Рука рефлекторно потянулась ко рту, но я быстро овладел собой и притворился, что просто хотел с задумчивым видом почесать подбородок.
– А кто это все сюда сложил? – спросил я. – Ну, под брезент.
– Какой-то боец, – ответил мне желтозубый, – из другой роты. Но потом его потянуло блевать, он ушел в те кусты и, наверное, сдристнул. Короче, я его больше не видел.
Парнишка осклабился и затянулся сигаретой. Несмотря на то что его лицо почти полностью скрылось за белыми клубами табачного дыма, неподвижно висевшими во влажном жарком воздухе, я разглядел, что его улыбка сделалась шире.
– Сказал на прощание, мол, пусть со мной, по пятнашке[5]5
Имеется в виду пятнадцатая статья Свода военных законов США, оставляющая командиру право назначать наказание подчиненному за незначительные проступки без привлечения провинившегося к трибуналу.
[Закрыть], что хотят, то и делают, хоть на губу сажают, а больше он с этим, – солдат кивнул на кучу под брезентом, – возиться не будет. Сказал – какой в этом смысл? Здесь куча-мала из двух, а то даже из трех парней. На хрена, мол, с этим возиться?
Я попытался перевести дыхание, стараясь при этом не дышать через нос, но для этого мне пришлось отойти на пару шагов от кучи под брезентом. Мухи последовали за мной.
– Значит, так, слушайте сюда. Это все необходимо собрать, – приказал я. – Если надо, возьмите лопаты. Нельзя это вот так оставлять здесь. Надо все отвезти назад.
– Да как это все соберешь? – вступил в диалог толстяк, посмотрев на своего спутника. – Вот если б у нас ведро было или таз какой, еще куда ни шло. А без них это ни в жизнь не собрать.
– Это точно, – согласился желтозубый.
– Ну тогда найдите где-нибудь таз с ведром, перекидайте всю эту срань туда, а потом засуньте в мешок. Главное, чтоб по итогу все оказалось в мешке. Ясно? – сверкнул глазами я.
Желтозубый потушил окурок о дерево и повернулся ко мне:
– Это, типа, приказ, сержант?
– Да, мудила, считай, это приказ. Моему лейтенанту сегодня вожжа под хвост попала, это раз; он мечтает поскорее стать капитаном, это два; так что у вас ровно шесть минут, чтобы засунуть то, что осталось от этого бедолаги, в мешок, чтобы он отправился домой вместе со всеми остальными погибшими сукиными детьми.
Парни ухмыльнулись и обменялись взглядами.
– Вы в курсе, что после каждого боевого задания пишется рапорт? – спросил я.
– Так точно, сэр, – кивнул желтозубый.
– Чё, служишь на британском военном флоте?
Парни снова переглянулась и недоуменно посмотрели на меня.
– Тогда и не зови меня сэром. Я тебе, блядь, не офицер. – Я развернул к себе ладонь и сделал вид, что пишу на ней что-то невидимой ручкой. – Там в рапорте есть небольшая графа… да, кстати сказать, обо всей безумной хери, что мы тут увидели, рапорт буду писать именно я, так вот, в этой графе стоит вопрос: не желаете ли вы донести что-нибудь эдакое до наших гениальных полководцев в штабе. Так вот, знаете, что я напишу в этой графе?
Желтозубый глубоко вздохнул и поднял лицо к небу.
– Я внесу туда фамилии двух сраных дебилов, с которыми столкнулся в ходе выполнения задания и которые отказались выполнить элементарный приказ, тем самым поставив под угрозу безопасность и своевременность эвакуации с поля боя тел погибших. После этого вас будут отзывать из джунглей только для того, чтобы сортиры драить. И так вплоть до дембеля.
Я развернулся и пошел прочь. За спиной раздался шелест брезента, а вместе с ним стоны и кашель двух солдат. Даже когда я удалился на приличное расстояние, все равно ощущал исходивший от кучи запах. Мух чудесным образом стало еще больше, и я их отогнал. Проходя мимо лейтенанта, я бодро ему откозырял, опустил взгляд на свои перемазанные в грязи ботинки и, не сказав ни слова, двинулся дальше и встал на свое место в строю в заднем ряду. Мы собрались на импровизированной посадочной площадке, расчищенной для «хьюи», которые все еще кружили над верхушками деревьев.
С края прогалины примостились в ряд хижины, крытые соломой, и перекосившиеся плетеные загоны для скота. Там кучками стояли жители деревни, которых охраняли солдаты с винтовками. Один из солдат отошел чуть в сторону, небрежно достал зажигалку «зиппо», протянул руку к низкой соломенной крыше, поджег ее, после чего принялся махать на пламя, словно жрец, творящий какой-то языческий обряд. Заголосили женщины. Они воздевали руки и тянули их к курящейся дымом хижине. Хибару быстро охватило пламя, к небу потянулись клубы черного дыма. Завизжали свиньи в одном из загонов. Из дымовой завесы, едва переставляя ноги, показалась старушонка, она тащила за собой на веревке вола.
Я проводил взглядом лейтенанта, который направился к тому месту, где допрашивали парнишку, задержанного в одной из хижин.
Парнишка сидел на корточках, руки стянуты за спиной бамбуковой бечевкой. На него орал седой, много на своем веку повидавший старшина из нашей бригады. Всякий раз, когда старшина обрушивался на паренька с очередной громогласной тирадой, вьетнамец-переводчик из республиканской армии делал шаг вперед, бил парнишку по лицу, после чего отступал назад, дожидаться следующей фразы. По всей видимости, это продолжалось довольного долго, поскольку из носа парнишки уже шла кровь, а один глаз заплыл. Юнец расплакался, а лейтенант достал из кармана модной летной рубахи маленький блокнотик и принялся деловито что-то там писать.
Тощие ноги парнишки ходили ходуном. Он обмочился – спереди, на грязных рваных штанах расплывалось влажное пятно. В какой-то момент старшина, по всей видимости недовольный ответом, ударил паренька ногой. Лейтенант что-то крикнул. Они со старшиной и переводчиком отошли в сторону и о чем-то заговорили. Подобное поведение мне показалось странным, поскольку именно лейтенант совсем недавно хотел как можно быстрее убраться отсюда. Лейтенант со старшиной и переводчиком что-то оживленно обсуждали, то кивая, то пожимая плечами, причем старшина все это время не сводил с паренька полыхающего взгляда.
По подбородку паренька змеилась струйка крови. Он по-прежнему плакал. Покрутив головой, парнишка посмотрел на нас, а потом перевел взгляд на троицу, которая все еще о чем-то толковала. Через некоторое время лейтенант, старшина и переводчик, по всей видимости, пришли к согласию: они покивали друг другу и воззрились на паренька, который, собравшись с силами, с трудом поднялся на нетвердых ногах, а потом что-то тоненько крикнул пронзительным голосом, обращаясь к троице. Похоже, это было какое-то забористое ругательство, поскольку толмач замялся, прежде чем перевести сказанное старшине.
Женщины, сидевшие на корточках и наблюдавшие за тем, как горит их деревня, закричали и затрясли головами.
Парнишка развернулся и, шатаясь, побежал к деревьям. Его мотало из стороны в сторону, потому что руки по-прежнему оставались связаны за спиной. На бегу он то и дело оглядывался, выкрикивая проклятия через плечо.
Старшина выстрелил первым, дав короткую очередь из своей винтовки М-16, но промахнулся. Тогда лейтенант неспешно извлек из кобуры кольт, картинно прицелился, выстрелил и тоже промахнулся. Пуля выбила фонтанчик грязи из-под ног паренька. Следующая пуля попала точно в цель. Голова парнишки взорвалась, оставив висеть в воздухе облачко мельчайших капелек крови. Тело рухнуло возле груды переломанных ящиков из-под припасов, будто бы в один миг лишившись всех костей.
Пока лейтенант стрелял в паренька, мы по-прежнему стояли в строю, продолжая обсуждать военный магазин в Дананге и целесоообразность покупки там стерео – новой модели с четырьмя каналами и здоровенными динамиками. Разговор тут же зашел об ограничениях по весу багажа – сколько вооруженные силы разрешат взять с собой бесплатно, когда наш срок службы во Вьетнаме подойдет к концу.
Лейтенант сунул кольт обратно в кобуру и взмахом руки приказал убрать тело паренька, ну а мы все трепались о том, где что купить, и о ценах на травку, которой торговали у старой пристани в Сайгоне. А если дали отпуск, то лучше всего отправиться в Бангкок, в отель «Виндзор» – там в подвале отличный стрип-клуб. Женатые, то есть офицеры, ездили отдыхать на Гавайи. Сидней представлялся нам слишком дорогим вариантом, да и местные там вели себя больно заносчиво, особенно в районе Кингс-Кросс.
Там, где лежали упакованные тела, желтозубый солдат подбирал что-то с помощью длинной палки и совал в мешок. Вокруг носа и рта он повязал футболку.
Забравшись в вертолет, мы достаточно долго летели в молчании, и только через полчаса, перед самой посадкой, я, перекрикивая гул мотора, доносившийся сквозь открытые двери, проорал:
– Херово, что мы так и оставили висеть на дереве ту штуковину.
Медик Андерс пересчитывал пузырьки с нашатырным спиртом и что-то писал в своей маленькой инвентарной книжке. Один из передних карманов его гимнастерки бугрился от лежавших там бинтов. Другой карман Андерс набил тюбиками с парафиновой мазью. Любитель «Житана» закурил еще одну сигарету, выдохнул дым. Его клубы скользнули по щекам, снесенные встречным ветром. Достав противогаз, солдат принялся менять в нем фильтры.
Больше никто не поминал ни то, что мы увидели на дереве, ни паренька из сожженной деревни. Вместо этого мы с жаром спорили, откуда у лейтенанта такая модная летная рубаха.
Все происходившее тогда я и сейчас помню в мельчайших подробностях.
На следующий день Андерсу, Гиллеспи, парню в новеньких штанах, лейтенанту да и всем остальным ребятам в моем отряде было суждено погибнуть.
В ходе этой поездки воспоминания о случившемся посещали меня с десяток раз. Я пытался разбирать в уме М-16, представлял зеленые пули-трас-серы, пролетающие в нескольких сантиметрах от лица. Воспоминания о трассерах позволяют на некоторое время забыть обо всем остальном.
…Убедитесь, что винтовка разряжена. Если вы случайно застрелитесь, обратитесь к вашему лечащему врачу.
Я допил кофе, встал из-за столика крошечной забегаловки под навесом и снова двинулся в путь.
