Текст книги "Святая ночь (Сборник повестей и рассказов зарубежных писателей)"

Автор книги: Герман Гессе

Соавторы: Карел Чапек,Марсель Эме,Пер Лагерквист,Эрих Кестнер,Моррис Уэст,Артур Шницлер,Никос Казандзакис,Анна Зегерс,Стэн Барстоу,Теодор Когсвелл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 40 страниц)

– Не могу, сынок.

Семо взял панаму и, не оборачиваясь, направился к невидимой двери в стене. Старик, догнав его, прошептал:

– Если бы тень этой женщины бродила по земле, я мог бы ее отыскать и подчинить своей власти. Но она ускользнула в озеро, над которым я не властен, и плавает там на свободе. Уж если я не могу заманить ее в ловушку, тебе не поможет ни один другой знахарь, – и положив руку на плечо Семо, наказал: – Возвращайся без промедления к отцу с матерью. Они должны отыскать мудреца, который знает духов воды. Только ему под силу укротить дух Айимбы. Не теряй времени, уезжай из города, пока она еще не решается досаждать тебе средь бела дня. Уезжай, пока еще можешь найти свой дом.

Потайная дверь открылась, и Семо пошел, ступая наугад за парнишкой, который привел его сюда. Наверное, проводник слышал предсказание, иначе почему бы он с такой вежливой сдержанностью распахивал перед Семо двери, пропуская его вперед? В народе принято во всем угождать обреченному на смерть. Люди стараются окружить его вниманием и заботой, ведь он – гость, его дни сочтены.

Женщины в кухне все еще хлопотали над своими горшками. Играли дети. Второй парнишка-часовой по-прежнему охранял вход в дом, дожидаясь брата, чтоб продолжить игру.

На улице было свежо. Семо шел, не разбирая дороги, мимо жалких лачуг. Он чувствовал, как мальчишки, зажав в кулаках камешки, смотрят ему вслед. Он уже не различал крыш домов, которые были ясно видны, когда он пришел сюда, на окраину. Все они слились в одну огромную крышу из рифленого железа. Семо брел наугад, пытаясь отыскать шоссе, проходившее где-то слева. И в ушах его звучал голос старого знахаря: «Уходи, пока ты еще можешь найти свой дом».

Ньягол, мать Семо, вздохнула. Разогнув спину, она посмотрела в небо и снова принялась убирать угол, загаженный курами. Чтобы перебить запах, высыпала туда горячие уголья. Скользнула рассеянным взглядом по столу. Внимание ее привлекло письмо Семо, которое муж принес вечером с фермы вождя. Ньягол смела уголья в совок и выбросила их в огород позади дома.

В субботу из Найроби приезжает сын с новой женой, и тут уж визитам родственников и соседей не будет конца. Все явятся на даровое угощение. К тому же – новая жена! Многим любопытно посмотреть на нее. Придется позвать подругу Ачолу Рослиду. Вот уж прекрасная хозяйка! Все у нее выходит вкусно и ненакладно, и нрав неунывающий – словом, лучшей помощницы не сыскать. К тому же она очень любит Семо и почтет зачесть для себя порадовать его хорошим угощеньем.

В письме сообщалось, что сын устал после годового отчета и хочет отдохнуть в тишине, дома, подальше от сутолоки большого города. Он едет домой отдохнуть, но только покоя здесь не жди. Кто она такая, чтоб заявить родственникам: «Не приходите, моему сыну нужен покой»? Ньягол высыпала первую корзину маиса на расстеленную циновку и пошла за второй.

– Айо, Очинг, скорей сюда, отгоняйте кур от маиса!

Ребятишки, игравшие возле амбара, прибежали с длинными бамбуковыми палками и заняли сторожевые посты возле циновки. Для начала, пожалуй, хватит трех корзин, решила Ньягол. Надо подготовить просо и сушеный маниок. Маниок с просяной мукой – любимое блюдо Семо.

Ньягол, хоть и была обеспокоена тем, как получше принять Семо, мучилась мрачными предчувствиями из-за женщины, на которой сын женился тайком. Однажды утром из Найроби пришло письмо, в котором он извещал родителей, что женился. В конце была приписка: «Надеюсь, вы с отцом все правильно поймете». Овуор пришел в ярость.

– Женитьба – святое семейное дело! Мы ничего не знаем ни о девушке, ни об ее родителях! Я не признаю этой женитьбы! – разбушевался он и, швырнув письмо в сундук, гневно захлопнул крышку. Он не собирался отвечать на это послание, хоть Ньягол молила его об этом со слезами на глазах:

– Мы же христиане. Ну и пусть он сделал ошибку, пусть знает, что по обычаю невесту сын не выбирает. Но раз уж он женился, попросим его написать обо всем подробно. Зачем затевать ссору?

Ньягол горько плакала, когда ее невестка Айимба утонула в озере, там где купались даже дети. Женщины, ходившие по воду, увидели ее кувшин у озера и подняли тревогу. К исходу дня ее тело было обнаружено далеко от дома, на гальке, у истока реки возле Ньянжинья.

Семо был потрясен утратой и целыми днями не притрагивался к пище. После похорон он ходил как помешанный, и Ньягол упросила преподобного Юсуфа Мало помолиться вместе с ним, чтоб смягчить боль. Вечерами он бесцельно слонялся по дому, ходил к могиле, стоял у ворот. Утром просыпался ни свет ни заря и, обливаясь слезами, точно женщина, звал Айимбу, восхваляя ее красоту. Родственники говорили Ньягол:

– Уж больно долго Семо по жене убивается, того и гляди рассудком тронется. Айимбу не вернешь. Наши сыновья уговорят его помыться, сменить белье. Они помогут ему пережить горе.

Но как ни старались братья, Семо оставался глух к уговорам.

– Я жил для Айимбы. Она унесла с собой мое здоровье и силу, – жаловался он матери.

Когда прошел месяц траура, Семо вернулся на работу в город, ссутулившийся и постаревший. Ньягол знала, как велика потеря сына. Второй такой красавицы в Уагусе не было. Ее любили и прихожане местной церкви, и родственники, которых она вконец избаловала подарками из города. Ньягол не смела задать себе вопрос, который был на устах у всех: что толкнуло Айимбу на самоубийство? Чего, ей не хватало в жизни? Красотой не обижена, дорогих платьев и побрякушек – не счесть. Муж ее обожал, и она ждала ребенка. Так спрашивали друг друга люди, оплакивая Айимбу. Одна женщина сказала:

– Сколько нас, бедных, всю жизнь мается в нищете и убожестве, а тут – весь мир у ее ног, и она себя жизни лишила. Вот сумасшедшая!

Так и осталось для всех тайной за семью печатями, почему ушла из жизни Кристина Айимба, ожидавшая третьего ребенка. Ньягол винила во всем правительство. Семо занимал пост главного бухгалтера Восточно-Европейского акционерного общества. У него был большой дом в Дар-эс-Саламе и хорошо обставленная квартира в Найроби. Иногда он целый месяц, а то и два сидел, проверяя счета в Найроби. Порой на это уходило несколько недель. Он никогда не брал с собой Айимбу. Считалось, что она должна все время жить в Дар-эс-Саламе, где преподавала домоводство в женской школе.

Мать не может заправлять делами сына, особенно такого образованного, как Семо, имевшего три дома – в Дар-эс-Саламе, Найроби и Уагусе. Как-то раз Айимба намекнула: жаль, мол, что Семо живет подолгу в Найроби один. В этом городе полно шальных женщин, готовых платить мужчинам за любовь.

– На твоем месте я бы поехала с ним, – посоветовала Ньягол. – Будешь рядом, совсем другое дело.

Но Айимба, посмеявшись, сказала:

– Нет, мама, гоняться за ними – только их портить. Бог даст, мне повезет.

Пожалуй, она была права, и Ньягол одобрительно кивнула:

– Будь по-твоему, дочка. Все в руках божьих.

И еще одна мысль терзала Ньягол: едва год минул со смерти Айимбы, а он уж женился. К чему такая спешка? Ведь Семо любил Айимбу, на руках носил. Вся семья, бывало, мучилась ревностью, да ничего поделать не могла: у Семо только и свету в окошке, что жена. Но Айимба и сердце свекрови завоевала – ничего для нее не жалела, и дом обставила, и на обновки не скупилась, и деньги присылать не забывала. До того дело дошло, что родственники повадились заходить к Ньягол в конце месяца, поддразнивали: мол, ты от снохи жалованье получаешь. Так почему же Семо не обождал, почему память о жене-красавице не помешала ему кинуться в объятия другой женщины? Уж она-то вытеснит Айимбу из его сердца.

Ньягол ни с кем не поделилась своими опасениями. Может, это просто ревность? Не хочется отдавать другой женщине то, что принадлежало ей и Айимбе? Новая жена приедет через три дня. Придется им с мужем смириться и постараться поладить с молодой. Однако Ньягол наперед знала: какой бы хорошей ни оказалась сноха, она всегда будет для нее лишь бледным отражением Кристины Айимбы.

Сара не рассердилась, когда вечером Семо сообщил ей новость: они оба берут месячный отпуск и в пятницу уезжают в Уагусу. Она поехала туда с легкой душой, предвкушая встречу с родителями мужа.

Все сложилось удачно для Семо. Саре очень понравились старики и сама Уагуса. Она поднималась рано и уходила за водой, а потом бегала, разувшись, по сахарно-белому песку на берегу озера. Отдыхать здесь было ничуть не хуже, чем на роскошных курортах, которые она видела в кино. Молодая сноха наполняла водой все кувшины в доме, а потом в полдень с согласия родителей снова возвращалась на озеро посмотреть, как рыбаки тянут сети и бережно вытаскивают на песок свои знаменитые каноэ. Широко открыв глаза, Сара наблюдала в сторонке, как швыряют на песок живую рыбу из озера. Сердце ее замирало, когда рыба начинала, задыхаясь, хватать ртом воздух. Женщины и ребятишки постарше копошились в улове, торговались с рыбаками и, расплатившись деньгами либо зерном, спокойно кидали бьющуюся рыбу в корзинки и отправлялись домой. Рыбаки промывали сети, чистили каноэ, а потом, присев на корточки, вели неторопливый разговор, поглядывая на лениво бегущие сверкающие волны.

Сара в жизни не видела ничего подобного. Она выросла в городе и, даже отправляясь навестить родных в Гем, никогда там долго не задерживалась. Ее родня называла реку Яла озером, и она тоже так считала, потому что Яла была длинная и широкая. В сезон дождей она выходила из берегов, затопляя соседние поля. Теперь Сара, затаив дыхание, глядела на необозримую водную гладь, куда Яла неутомимо несла свои воды.

Как-то раз, когда Сара отправилась домой, добрые рыбаки подарили ей почти полную корзину рыбы. Сара несла ее с опаской. Ей было смешно и боязно: а вдруг укусит?

В приподнятом настроении она вбежала в дом за прищепками, чтобы развесить белье, которое она постирала на озере. Семо ушел рано: он собирался закупить продукты в ближайшей продуктовой лавке в двенадцати милях от Уагусы. Сара сгорала от нетерпения поделиться с ним своими новыми впечатлениями. Надо обязательно уговорить его вместе сходить на озеро – полюбоваться притомившимся солнцем над спокойной водой в предзакатный час. Она, конечно, не пойдет с ним рука об руку, чтоб избежать лишних пересудов. Так повелось лишь в городах, где люди, по мнению сельчан, потеряли всякий стыд.

Сара открыла чемодан, где лежал мешочек с прищепками, и, порывшись, нашла его. В дверях появилась смущенная девочка-подросток.

– Бабушка сказала, как развесишь белье, приходи в большой дом к чаю.

– Спасибо. А как тебя зовут?

Девочка застенчиво глянула на длинные волосы Сары, накрашенные ногти и умчалась, так и не ответив. На лице Сары мелькнула улыбка. Придется, пожалуй, сегодня же снять лак и заплести косу. Здесь принято ходить просто, не то что в Геме, у нее на родине, где без нейлоновых чулок, парика и маникюра и в будни на люди не покажешься.

Сара повесила на веревки рубашки Семо, две свои блузки и наклонилась было за юбкой, но вдруг увидела распятие в зарослях листвы, буйно разросшейся после дождей. Сердце ее упало. У основания распятия лежала плоская мраморная доска, почти заросшая травой. Должно быть, могила, подумала Сара. У нее опустились руки, и юбка упала в ведро. Кто же умер в этом доме? Родители живы. Может быть, брат или сестра Семо?

Она бросила взгляд в сторону большого дома, где свекровь ждала ее к чаю. У дверей никого не было, никто не подсматривал за ней, даже дети. А что, если незаметно подойти к плите и прочитать надпись? Но Сара тут же пристыдила себя: нельзя нарушать обычай. Человек, впервые приехавший в гости, не смеет подходить к могиле и рассматривать надгробную плиту: могут обвинить в колдовстве. Придется подождать, пока ей скажут, кто погребен здесь. Она не имеет права даже спросить об этом.

Сара нервно сглотнула слюну, скопившуюся в горле. И все-таки она должна узнать, что написано на плите. Неужели Семо никогда бы не упомянул об умершем брате или сестре? Вдруг странная догадка осенила ее. Почему могила так близко от дома Семо? Она прикрыла глаза, мысленно представила родной дом и место, отведенное для могил. Братьев и сестер Семо схоронили бы между его домом и домом родителей, а с этой стороны может лежать лишь кто-то из семьи Семо.

Отчаянным движением Сара пригнула траву, закрывавшую надпись на плите. Она была так одержима желанием все узнать, что мысль, не следят ли за ней, даже не приходила ей в голову. Показались первые буквы. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Она разгребла траву в нижней части плиты. Теперь перед ней была вся надпись.

ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ

КРИСТИНА АЙИМБА

ЛЮБИМАЯ ЖЕНА

ДЖАРЕДА СЕМО

РОДИЛАСЬ 15 АПРЕЛЯ 1942 ГОДА

СКОНЧАЛАСЬ 16 ЯНВАРЯ 1972 ГОДА

Сара закрыла рукой золотые буквы, силясь вытеснить эту надпись из памяти. В своем ли она уме? Семо не был женат, и жена Семо не умирала. Это она, Сара Адхиамбо, первая законная жена Семо! Она чуть жизнью не поплатилась за право стать его женой. И хоть простыни, посланные домой, несколько утешили мать, Сара все равно была отверженной в своей семье за то, что посмела отказаться от венчания в церкви.

Слезы навернулись на глаза Сары. Она в ужасе отдернула руку от плиты, будто это ее давил белый мрамор. Потом еще раз взглянула на надпись, полузакрытую стеблями распрямившейся травы. Ее пронзила мысль о том, что самозабвенная любовь Семо была слишком сильной для первой любви. Он любил ее так жадно, что это внушало тревогу. Она не могла припомнить за ним никакой вины – ни обиды, ни ошибки, которые неизбежны у молодоженов. Теперь она поняла все. Семо не новичок в браке. Он потерял жену и нашел утешение в ней, Саре.

– Тетушка, – послышался детский голос, заставивший Сару встрепенуться, – бабушка говорит, что твой чай стынет.

– Постой, моя милая, – ласково сказала Сара. Она проклинала свою глупость. Надо быть слепой, чтоб в первый же день не заметить, как эти дети похожи на Семо. Это дочери той женщины, чье имя она не решалась произнести. – Мы вместе пойдем в большой дом, – сказала она озадаченной девочке.

Саре нужно было с кем-то поговорить. У нее было тягостное ощущение, что ее руки, все ее тело – нечистые. Девочка должна помочь ей пережить чувство вины, вернуть ее к жизни.

Они вместе вошли в дом свекрови. Он показался Саре еще больше, чем раньше. Сара опустилась на стул и, пересилив себя, повела учтивую беседу. Наверное, Айимба часто сидела на этом стуле, с горечью думала она, пила из этих чашек и говорила с этой женщиной. Сара содрогнулась в душе, но постаралась никак не выдать своего волнения. Она расскажет матери Семо о своих впечатлениях. Но с чего начать? Ведь родители мужа уверены, что ей известно о смерти Айимбы, о том, что она, Сара Адхиамбо, – его вторая жена.

После чая Сара вызвалась почистить рыбу и приготовить ужин. Она смотрела на мрачный дом возле могилы Айимбы, и ей не хотелось туда возвращаться. Она вдруг остро ощутила свое одиночество и с тоской вспомнила мать и родню. В этом большом доме люди слишком много знали о прошлом, а она ничего не знала даже о человеке, который стал ее мужем.

Семо, будто его предупредили о злополучном открытии Сары, вернулся очень поздно, бледный и возбужденный. Отказался от ужина, и, заявив, что хочет лечь пораньше, ушел от родителей. Сару тоже тянуло уйти пораньше. Сердце ее разрывалось, и хоть Семо был явно нездоров, она жаждала немедленно выяснить, каково же ее положение в этом безрадостном доме. Когда они пришли к себе, Сара, не в силах больше сдерживаться, рыдая, упала у ног Семо.

– Зачем ты сломал мою жизнь? Зачем погубил меня? – Она негодующе посмотрела ему прямо в лицо. – Нет, ты не любил меня. Ты – настоящий обманщик. Зачем было скрывать от меня, что ты – вдовец?

Семо будто онемел. Его бросало то в жар, то в холод. Сара царапала ногтями простыню и обзывала его всеми обидными словами, какие приходили ей на ум.

– Сара, прошу тебя, будь благоразумна. Кто рассказал тебе эту историю? Мать?

Она отпустила простыню и обернулась.

– Если ты не трус, не уходи от ответа. Почему ты боишься повторить то, что я сказала? Ты схоронил жену? Могилу не спрячешь. До чего же я глупа, Семо! Как я могла в первый же день не заметить надгробной плиты!

– Она снова дала волю своим чувствам, и ее горестные причитания нарушили тишину ночи.

Опасаясь общего переполоха, Семо смирил гордость и, обняв жену, прошептал умоляющим голосом:

– Подожди немного, Адхиамбо, дай мне время, я тебе все объясню. Клянусь богом!

Она долго не могла унять слезы, потом вытерла лицо и сказала:

– Хорошо, Семо, я подожду. Но сегодня – никаких разговоров. Хватит с меня. Уже темно. А я боюсь темноты. Завтра мне все расскажешь.

Этот взрыв отчаяния так измотал Сару, что она тут же погрузилась в спасительный сон, как только Семо уложил ее в постель и прошептал на ухо ласковые слова. Голос его стал постепенно отдаляться, но напряжение прожитого дня сказалось в странном видении.

Словно в дымке предстал пред нею дом Семо в Дар-эс-Саламе. В спальне Семо кричал на свою жену Айимбу:

– Ты обманула меня! Все твои подруги родили мужьям хоть по одному сыну! Только у меня нет сына. Дом полон девчонок.

Потрясенная Айимба молчала. Незаслуженная обида стрелой пронзила ее сердце.

– Бог еще пошлет нам сына, мой дорогой, – сказала она. – Я молодая и сильная, обожди.

– А ну тебя, – сердито отмахнулся Семо. – Готов пари держать, что ты снова носишь девчонку. Надоело, одни девчонки в доме.

Айимба кинулась в ванную и захлопнула за собой дверь. А Сару, молча наблюдавшую эту сцену, странный сон перенес в залив Уагуса.

Молодые женщины плескались в воде и бросали друг в друга горсти песка. Вдали разбирали свой улов рыбаки. Натянув купальник, Сара бросилась в воду. Боже, какое блаженство! Поистине благодатны воды этого залива, они могут унести прочь все женские печали. Сара вынырнула, чтоб набрать воздуха, и увидела белые паруса яхт, плывущих домой от островов на границе с Угандой. Когда Сара снова скрылась под водой, ей послышался тихий зов: «Сара! Сара!» Она удивленно приподняла голову, но, кроме забавлявшихся игрой женщин, никого поблизости не было. Сара быстро поплыла к берегу. Снова ей послышался голос:

– Сара, плыви ко мне, помоги мне поймать ту плоскую рыбу.

Сара резко обернулась и оказалась лицом к лицу с незнакомой женщиной. Она протягивала к ней руки. Сара оттолкнула ее и, выбиваясь из сил, устремилась к группе женщин. Незнакомка не отставала.

– Сара, Сара, вернись, я хочу тебе что-то сказать!

– Нет! – крикнула Сара. – Я тебя не знаю, я тебя в первый раз вижу.

– Не в первый, ты меня хорошо знаешь. Я – Айимба. Ты живешь в моем доме и спишь на моей кровати.

Сара помертвела от ужаса. Прочь, прочь от мучительницы! Айимба кричала, норовила схватить ее за ноги. Обезумевшая от страха Сара пыталась уйти от Айимбы, но сильные руки стиснули ей лодыжки и потянули в пучину. Отчаянным движением Сара вырвалась и с отвагой молодости замахнулась на Айимбу. Та увернулась от удара и негодующе крикнула:

– Это подло, Сара! Я не причиню тебе зла, но ты должна научить меня, как родить сына.

И снова началась схватка в воде. И Сара почувствовала, что слабеет.

– Пусти меня, – прошептала она.

– Не пущу! – с вызовом ответила Айимба. – Ты останешься со мной, покуда не научишь меня, как зачать сына, ведь ты сына носишь под сердцем. – И, обхватив Сару руками, она увлекла ее за собой.

– Ай, ай, Семо, Семо! – Сара в отчаянье заметалась по постели и соскользнула на пол. – Убирайся, ведьма, убирайся!

Семо поднял дрожащую обессиленную жену и принялся нежно, как ребенка, ее укачивать. Сара постепенно пришла в себя, немного успокоилась. Встретив взгляд Семо, она долго молча смотрела ему в глаза, потом сказала срывающимся голосом:

– Она тянула меня в воду, она просила меня научить…

– Я знаю. – Семо прикрыл ей рот рукой. – Я знаю. Я все слышал.

Сара указала на дверь.

– Она…

Семо снова заставил ее замолчать.

– Ты никогда не поймешь меня, Сара, – сказал он, – даже если бы я смог объяснить, что случилось, на языке ангелов.

Он уложил жену в постель. Она прильнула к нему, но, хоть Семо был рядом, ее по-прежнему била дрожь. Сара не решалась закрыть глаза. Ее и наяву терзал кошмар – длинные ногти, впившиеся в ее лодыжки. Семо знал, что жена не спит, но не решался заговорить с ней. Он снова мысленно вернулся к той ночи, когда бросил в лицо Айимбе те проклятые слова. Прошел год, но память об этом все так же ранила его. На следующее утро он решил сделать первый шаг к примирению.

– Я не хотел обидеть тебя, Айимба, – сказал он ласково, – выпил лишку, вот и брякнул. Клянусь, ты никогда больше не услышишь от меня такой чепухи.

– Не беспокойся, Семо, другого случая не будет, – улыбнулась Айимба. – Порой люди нарочно напиваются, чтобы высказаться и облегчить душу. – И она ушла с той же загадочной улыбкой.

Семо все отдал бы, чтобы взять свои слова обратно, убедить Айимбу в своем искреннем раскаянии. Но она ему не поверила. У Айимбы созрел план, и она лишь выжидала время. Когда Семо и думать забыл об этой проклятой истории и привез семью отдохнуть в Уагусу, она утопилась, оставив ему записку: «Семо, я решила, что лучше всего умереть дома. Вам не придется тратиться на перевозку тела. Я ухожу из жизни со своей нерожденной дочерью, чтобы освободить место для другой женщины, которая родит тебе сыновей».

Семо почувствовал, как по его лицу бегут горячие слезы. Он навлек кару на свой собственный дом. Айимба уничтожит его и тех, кто ему близок. Когда бледный предутренний свет проник в комнату и запели птицы, приветствуя наступление нового дня, Семо забылся тяжелым сном.

Неделю спустя жители Уагусы обнаружили на берегу озера кувшин, с которым Сара ходила за водой. Он лежал на том же месте, где всего лишь год назад оставила свой кувшин Айимба. И люди воскликнули:

– О, злой рок снова поразил дом Ньягол, дочери Ойары!

Сельчане искали тело Сары, второй жены Семо, обшаривая берега озера, а в это время Ньягол, оставив дома свои четки, преклонила колени перед знахарем Удха Мирамбо. О его способности укрощать духов воды рассказывали чудеса.

– Твоя сноха жива, – сказал он убитой горем женщине.

Знахарь наклонил красный горшок с водой сначала влево, потом вправо.

– Она возвращается в автобусе Уагуса – Кисуму к своей родне.

Потом он снова сильно наклонил горшок в одну сторону. Ньягол замерла. Вода дошла до самого края, вздулась, но не пролилась. Он немного подержал горшок в этом положении и обернулся к Ньягол.

– Твой сын сказал Айимбе такое, что грех говорить будущей матери. Он – виновник ее смерти. Покойница не допустит, чтобы другая женщина родила ему детей.

Ньягол умоляюще протянула к нему руки.

– Укроти ее дух. Пусть мой сын обретет душевный покой…

Знахарь сделал ей знак замолчать.

– Когда пройдут большие дожди, наведайся ко мне снова, – молвил он.

Ньягол возвращалась домой подавленная. Войдя в усадьбу, она невольно посмотрела влево, на дом сына, но тут же отвела взгляд. Сняла с крючка и снова надела четки и отправилась к озеру – предупредить сельчан, чтоб не искали напрасно.

Сара Адхиамбо вернулась в город, к своей родне.