Текст книги "Вершители Эпох (СИ)"

Автор книги: Георгий Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

– …Так вы маги и закончили Академию? Нехило! – кряхтел старик, в отличие от Моуно уже практически не слыша ни свою, ни чужую речь.

– …Пф, у того здоровяка и шанса не было! Как ты его в стену, может, повторишь тот удар с дверью? Мы бы оценили!

– Желательно с дверью винного погреба! – вставил слово кто-то, проходивший рядом.

– У меня же вроде друг был оттуда, ток, не помню совсем, как звали. Парень простой, деревенский, но способностей о-го-го! Сын соседей, – старик гордо ударил себя в грудь и выдавил скупую мужскую слезу. – Помню, помоложе был, так мы с ним рыбу ловили утром, он ведь мне как сын был, и таких карпов таскал, на неделю хватало, ещё и удочка была необычная, заколдованная, что большие попадались. Батька его – строитель – всё на лесах пропадал, когда замок ток строился, вот парнишка один дома скучал. Я-то брал к себе, а он всё говорил, мол, «жаль, что не с вами живу, деда». Радостный паренёк, добрый.

– Да заткнись, мешок старый… Сколько раз уже рассказывал, не надоело?! – Моуно сделал последний глоток и швырнул бутылку в подворотню. Оттуда завизжало и разбежалось в стороны пятно кошачьей шерсти. Старик даже не взглянул.

– Ну так ушёл он ведь – попрощался и ушёл, сказал, добьётся таких высот, что нам и не снились. И ведь не возгордился, а правда хотел. Наверняка у него всё хорошо, раз не показывается. Ну я молюсь каждый день – за здоровье-то.

– С какого ты молишься, дед? Бухаешь только, на другое времени нету, – зло рассмеялся Моуно.

– Да иди ты, бесчеловечный какой! – скорчил рожу тот, но отхлебнув ещё немного, передумал злиться. – Ну и к чёрту! Твоё здоровье!

Эннелим, похоже, чувствовала то же самое, но, в отличие от Энью, испытания новых ощущений она закончила уже через полчаса: хрупкий, непривыкший организм не выдержал резкой смены состояния, и теперь она, пошатываясь и опершись на него, ковыляла рядом. Её сознание было совсем не здесь, играя в голове раздражающе ритмичной и громкой музыкой бессмысленных размышлений. Энью только что-то болтал в ответ – какие-то обрывки то ли фраз, то ли выученных в школе терминов – с Энн, упавшей на плечо, он не мог думать ни о чём другом. И она, и мир вокруг казались неестественно хрупкими, цвета расплывались и сияли желтизной огней, заполняясь теплотой ядовитых напитков.

– Щас расскажу нормальную историю, без всяких соплей, – сказал Моуно, бросив презрительный взгляд на собеседника. – Короче, сидел я как-то в баре с другом, а он…

– На меня гонишь, – покачал головой старик, – А у самого любая история начинается с «пил я как-то с таким-то».

– …А он бывший военный, прошёл даже битву на юге, но потом ушёл от дел: семья, дети, в общем, остепенился, – продолжал он, вроде как не заметив насмешки. – Ну и байки всякие травил про армейскую жизнь, про то, как сражался за отечество, говорит, не жалеет, но скучает по тем временам. Да кто бы не скучал, когда ни ответственности, ни запретов, а одна сплошная свобода: делай, что хочешь, бери, что хочешь.

– «Ни ответственности»? – спросил Энью. Ответственность была у настоящих воинов в крови – они сражались за себя, за людей рядом, за любимых, за страну – и это была их ноша. Но Моуно то ли не услышал, то ли решил не отвечать.

– Да никак брешишь, парень!

– Не брешу, чес-слово!

– Ладно, верю, так что говорил-то? – развёл руками старик.

– Говорил, что когда в той битве их отряду сказали защищать одну из позиций на фланге, люди сражались без сомнений, и он сам перед началом боялся, а как пошло – страх пропал, – Энью улыбнулся. Дальше Моуно рассказывал про сражение, про то, как его друг героически сдерживал превосходящего по численности врага в первых рядах. Конечно, было понятно, что большинство из этого – неправда, но про ту битву мало что рассказывали, так что если информация – то только из первых уст, и Энью всё-таки продолжал вслушиваться, цепляясь за важные детали. – …Но самое интересное случилось под самый конец, когда из всего отряда осталось не больше сотни, и большинство уже выдохлось от долгой битвы.

– Долгой – это сколько – минут десять? – рассмеялся старик, но Энью его не поддержал. Он сражался и знал, что для многих даже десять минут сражения кажутся адом.

– Да прекрати ты, а! В общем, к концу у врага появился маг, который одним взмахом меча рубил троих, и никто его не мог остановить, тогда он взял несколько человек и вместе они налетели на нападавшего, сумев захватить руки и обездвижить, – Моуно начал размахивать руками, как будто сам был участником тех событий. – А потом он самолично убил его, ударив мечом в самое сердце, и, говорит, это был подвиг, о котором в отряде рассказывали даже после его ухода.

– А потом что?

– А потом он вырубился.

– Потерял сознание в бою? А как же тогда… – сдвинул брови старик.

– Да не, – отмахнулся Моуно. – просто перепил.

Склады сильно отличались от внешности остального городка, как будто свет на них заканчивался, отступая от темноты подвалов в оживлённые потрескиванием факелов и стуком молотков улицы. Торговые ряды опустели, оставив лавки, подвалы и вторые этажи уже начавшей скапливаться пылью и насекомыми старости и заброшенности. По стенам пробегали лунные тени и серебро скопившихся за ночь паутинок, разукрашивая дома в серо-голубой и жёлтый от пламени одинокого факела. Что-то выкрикивал Моуно, слоняясь по дверям и окнам и примечая всё, что плохо лежало, в то время как старик вёл их прямо к одной из запертых дверей – самый большой, по-видимости, склад, переделанный из старой конюшни в хранилище продуктов. Деревянные, но с железными вставками и надёжным цепным замком ворота были чуть ли не вдвое выше него, и Энью подумал, что хозяин, наверное, был достаточно богат. Впрочем, это не сильно его волновало, и, аккуратно усадив еле отпустившую его шею, ещё не очухавшуюся Энн под ближайшую стену, он одним ударом ноги снёс замок, словно это была небольшая фанерка, а не кусок железа. Моуно даже не успел заметить движения, и только раскрыл рот от удивления.

– Теперь верю, братец, – сказал он, похоже, тому другу-военному.

Энью одним толчком распахнул слетевшие двери, и они гулко ударились о стены, выбив с них слой пыли и заставляя его закашливаться и отгонять её рукой от носа и рта. Он подал знак рукой остальным входить, и снова подхватил за плечи немного восстановившуюся Энн. Внутри ничего видно не было, и они зажгли второй факел, поднося его к углам большого помещения в поиске хоть чего-нибудь ценного, но, на удивление, склад был абсолютно пуст, и, видимо, уже давно, потому что ни на полу, ни на стенах не было ни следа еды или коробок с товаром. Холод каменных сводов сводил руки.

– Да не может быть, – вполголоса удивлялся старик, шаря факелом по полу в который раз в поисках какого-нибудь тайного прохода. Энью сделал ещё шаг и почувствовал ногой что-то выпирающее из пола.

– Эй, здесь проход! – крикнул он, берясь за ручку и дёргая вверх. Похоже, люк был заперт изнутри, потому что в темноту упал засов, гремя и позвякивая о ступеньки. – И лестница вниз.

– Как мы его не заметили?

– Здесь никто не ходил уже давно, и пол покрылся пылью, так что даже с факелом ручку найти было трудно. Повезло, что я случайно на неё наткнулся. Защита у этого торговца что надо, – ответил Энью и повернулся к девушке. – Идём?

Эннелим кивнула. Моуно и старик ограничились тем, что просто пошли первыми. Ступеньки были немного скользкими, так что приходилось держаться за стены, и чем ниже, тем больше расширялся похожий на каверну проход, понемногу превращаясь в пещеру. Камень становился мокрым, оседая на руках тонким слоем известняка и белой грязи, с потолка закапала вода. Энн как-то резко пришла в себя, как будто подземный холод освобождал кровь от яда и заменял его прохладой старой, природной энергии. Вернулась чувствительность, и теперь, избавившись от ненужных пошатываний и расплывающееся в глазах темноты, идти было проще. Ещё где-то через сотню шагов ступеньки прекратились, уступив место ровному и не такому скользкому каменному полу, а стук капель понемногу превратился в журчание воды где-то далеко впереди.

– И что это, склад, по-твоему? – усмехнулся Энью, наблюдая, как меняются выражения лиц соискателей.

– Сам не знаю, – еле проговорил протрезвевший Моуно, осторожно шагая вперёд. – Я… вообще не врубаюсь, где мы.

– В какой-то части старой канализации, – предположила вышедшая из ступора Энн. – Может, на этом месте раньше, когда-то давно, был большой город, потом его разрушили и на том же месте построили крепость, а про подземелья забыли.

– Тогда возникает другой вопрос, – задумался Энью, обращаясь одновременно к Моуно и к самому себе. – Знает ли об этом лорд Теровин и вообще, кто ещё знает, кроме нас? От кого ты услышал про склад?

– Не знаю, просто подслушал в какой-то таверне, – не раздумывая, ответил тот. – Ты ж понимаешь, я не запоминаю, где что узнаю, тем более лиц. В таком состоянии никак.

– Ты всегда в таком состоянии, – буркнул старик.

– Давайте выясним отношения попозже, хорошо, – встряла Энн в очередную разборку и посмотрела на соратника. – Теперь у нас с тобой два варианта: либо сейчас же вернуться и сообщить обо всём лично лорду,…

– Ты что, знакома с лордом? – перебил Моуно, но девушка не обратила внимания.

– …Либо не терять время и самим выяснить, насколько полезной или опасной может быть эта пещера, и что там в конце. В конце концов, многие с мятежных земель уже были здесь – и солдаты, и перебежчики, – и даже если один человек в курсе, это может быть опасно для всей крепости, – заключила девушка, наблюдая, как оба попутчика непонимающе наблюдают за беседой.

– А сколько времени у нас займёт разведка, если вернёмся? – продолжил Энью. – Мы не можем столько ждать.

– Вы двое с нами или как? – обратилась она к остальным, кивнув в сторону темноты. – Мы отправляемся проверить, что там дальше, и вас, конечно, не держим.

– Спасибо, но мы пас. Хватит…

– Стоп, так у нас есть они! – спохватился Энью. – Их и отправим с сообщением. В замок их, конечно, не пустят, но Левард, скорее всего, уже вернулся, и правду-то он сможет выяснить.

– Отлично, так и сделаем, – согласилась Энн. – Справитесь? Не просто так, конечно – я уверена, мы сможем поговорить с лордом насчёт вашей награды за службу Родине. Такая информация дорого стоит.

– Не знаю… – Моуно и старик переглянулись, словно обсуждая сделку на им одним известном языке, потом еле заметно кивнули. – Ладно, раз ради страны и нашего благополучия…

– Ну и, будем честны, – добавил второй. – Ради награды, конечно.

– …Мы доставим сообщение. Я вроде уже протрезвел, так что говори, маг, что доложить, кому и куда идти, – согласился Моуно. – Но про оплату не забудь, мы договорились!

– Ну вот видишь, – рассмеялся Энью. – А ты им не доверяла. Главное – уметь договариваться.

***

Темнота обволакивала факел, норовя затушить его порывами ветра из десятков боковых проходов, но основная каверна была одна, и они решили не сворачивать, чтобы ненароком не потеряться. Пламя шуршало из стороны в сторону, подрагивая от движений застоявшегося воздуха, разрывая влажность потолка всполохами красного света. С продвижением вперёд усилился запах гнили и сырости, пришлось морщиться и зажимать нос тканью одежды. Грязная вода смотрела на него зеркалом звёздных глаз северных снегов, течением чёрной татуировки. Пещера заставляла его вспоминать, заставляла переживать заново боль и благоговейный страх, чувствовать и ощущать. Снова терзало руку бесформенное существо, снова смерчи разметали на части людей и дома, разлеталась на части крепостная стена и пронзительный взгляд, рвал на части тело бешеный наркотик. В щёлочи затуманенного разума где-то впереди, в темноте, мелькнула серая фигура, спрятавшись в проходе. Алкоголь всё ещё бил в голову, но насчёт этого мысли были предельно ясными: снова – догнать, узнать, понять, что так терзает пьяную болью душу.

– А если опять не он? – кажется, он сказал это вслух.

Рука Энн, сильно сжавшая его, остановила готовое к броску тело как раз вовремя. Она чувствовала в нём сомнения, и каждый раз, когда он отвлекался на иллюзорные тени, возвращала его в «сейчас» знакомым теплом небольшой, но сильной ладони. В конце концов он сдался, поняв, что гонится за призраком, но образ всё ещё не отпускал, витая где-то в темноте прохладой сгустков ночи и одиночества подземелья, ощущением тёмного и тяжёлого прошлого этих мест и его самого, незримо с ними связанного. Ему нужно было ещё раз увидеть её, услышать, что она скажет, как посмотрит на него глазами полуденного солнца. Это был наркотик, зависимость, и только Энн помогала ему не впасть в безумие бесконечного поиска миражей. Было ли это выдумкой или проклятием – может, и тем, и другим, а может, просто чем-то, что восприятие человека не в силах вместить.

– Что с тобой происходит? – тихо спросила Энн, боясь потревожить неспокойные мысли, так явно отражающиеся в бегающих зрачках. – С тех пор, как получил ту рану, ты сам не свой. Что-то произошло тогда, в том сражении, или, может, даже раньше?

– Ты не поймёшь, – еле ответил он. – Даже я не понимаю.

– Тогда расскажи, – попросила она. – Это поможет. Я уверена, что поможет.

– Обычно – ничего такого. Это начинается резко, и я даже не могу понять, когда в следующий раз. Как будто накрывает депрессия или что-то вроде перебора с влитой магией. Я не могу это контролировать, оно просто приходит.

– Оно?

– То существо в руке, – продолжал Энью, – Ты ведь чувствовала что-то от руки, когда лечила её. Оно живое, и я его еле вытащил, но оставшаяся рана всё равно иногда даёт о себе знать.

– Но это не всё, верно? – переспросила Энн. – Есть что-то ещё, более важное, ты просто не хочешь говорить. Чего такого ты боишься?

– Это… всё, – ложь далась ему как-то слишком тяжело, и она, конечно, это заметила.

– Это та девушка, верно? Что-то, связанное с ней… Чувство вины?

– Нет… Ничего такого, – он пытался спрятать слова глубоко, но они вырывались сами, хоть в темноте Энн и не видела, как сильно он пытается скрыть обман.

Энью не мог сказать не потому что не доверял ей – скорее он не доверял самому себе. Эти чувства – их никак нельзя было описать словами, они просто не были предназначены для такой простой вещи, как слово. Энн пыталась выспросить ещё хоть немного, но поняла, что это бессмысленно, и прекратила попытки, решив, что так уже не помочь и нужно хотя бы сначала поговорить с учителем. Факел резко, потушенный сильным порывом, прекратил гореть, и почти одновременно в одном из проходов забрезжил ночной свет, возникший от далёкого, но всё-таки существующего прохода наверх, несущий прочь от дурных мыслей и опасности черноты. Энью первый перепрыгнул широкий центральный поток, Энн нога в ногу последовала за ним. Проход вёл к обвалившемуся – естественным или искусственным путём – потолку, открывавшему лестницу наверх из обрушенных камней, достаточно большому, чтобы пролезла пара человек одновременно, а это значило, что он уже представляет опасность для замка. Энью облокотился на последний камень и подтянулся, подавая руку подруге.

Ночная чистота ударила в ноздри свежестью дерева и влагой земли, застучала стрёкотом насекомых и птиц. Серо-белые шапки далёких гор блестели ещё ярче, отражаясь бликами скорой зари. Звёзды застыли наверху в круговороте фигур и картинок, открывая незримые нити путей к далёким фантастичным реальностям выдуманных миров. Природная красота раскрывала красоту душевную, заставляя глаза разбегаться от обилия ощущений, нахлынувших океанской волной после невидимых каменных пейзажей подземелья. Она исполняла еле слышимую композицию жизни, музыку без слов и нот, освежающую горло каплями чистой влаги, промывающей лекарством ночи красные от напряжения и усталости глаза. Природа была тоже своего рода энергией, и будто стучащим ритмом сердца и шелеста крон она гармонировала с внутренней силой, играя меланхолично-ностальгическую мелодию перебором травинок на струнах души-гитары.

– Мы должны как можно быстрее осмотреть здесь всё и… – прервал Энью момент единения с миром, напоминая про задачу.

Но Энн не слушала его. Повинуясь резкому, ничем не вызванному порыву, возникшего по прихоти то ли нахлынувших чувств, то ли не исчезнувшего окончательно вина, она повернулась к оторопевшему от внезапности Энью, обхватила сзади за плечи, и, встав на носки, поцеловала – неуклюже, улыбнувшись, но всё же так, как нашёптывало сердце. Он в ответ приобнял её за талию и притянул к себе, продлевая такое долгожданное касание ещё хотя бы на пару секунд, ещё хотя бы на пару драгоценных мгновений бесконечности взамен сотен дней холода и непонимания, взамен невзаимности и теплоты ночей, взамен переживаний и опасений, без остатка выветрившихся из сердца за какое-то одно движение губ. Этот момент был тем, что они оба так долго скрывали, и теперь ни один не мог понять, почему этого не произошло раньше, почему они ждали с той самой, первой встречи, когда их души уже стали неразделимым целым. Она осторожно отстранилась, как будто боясь побеспокоить само застывшее время, разбить невидимые песочные часы, отсчитавшие миг. Энью подхватил обманчиво хрупкое тело, не давая отойти слишком далеко, теперь желая только одного – не потерять этой теплоты, не потерять возникшую между ними ниточку понимания.

– Ты не должен бояться, – тихо проговорила Энн, смотря прямо в глаза, чуть прикрытые спадающей чёлкой, – Победи свой страх, как всегда побеждаешь…

– Если только ради тебя… – улыбнулся он.

Надпись над замком появилась резко, разлившись волной энергии по всему лесу – громадные, видные из каждого дома, вырезанные огнём в воздухе слова. В сильной магии безошибочно читалась атмосфера злости и опасности, и ночная романтика исчезла, сдутая переменчивым ветром страха. Что-то должно было произойти, они оба чувствовали это всем своим магическим существом, сила предупреждала их и угрожала, напуганная резкой переменой. Энергия в панике прорезала пальцы и перешла в ноги, заставляя броситься обратно, забыв про миссию, про пещеру и всё остальное, заполнив мысли одними только прочитанными словами:

«Если не выйдешь, я уничтожу город»

***

Оба ученика, мокрые и запыхавшиеся от быстрого бега, разом прямо влетели в комнату заседаний, толчком чуть не сбив дверь с петель. Энью открывал рот в попытке что-то сказать, но из горла вылетали только судорожные выдохи и кашель. Энн чувствовала себя получше, – похоже, последний отрезок пути он тащил её на себе – но и она тяжело дышала, прислонившись к стене и схватившись за живот. Отдохнув несколько секунд, они рассмеялись, посмотрев друг на друга, но Левард не понял, почему. В зал пока успели прибыть только учитель и лорд – командиры опаздывали.

– Не беспокойтесь, ваш приятель передал нам сообщение, туда уже выслали отряд, – успокоил их Левард, похлопав по плечам. – Вы молодцы, что среагировали так быстро.

– Проход… – попытался сказать Энью, но только схватился за грудь от прорезавшей боли. Сердце билось как бешеное, от переизбытка кислорода кружилась голова.

– Мы нашли проход, – продолжила за него более-менее успокоившая дыхание Энн. – В километрах пяти отсюда, со стороны гор. Если бы враги узнали о нём, а мы нет…

– Понятно, – лорд Теровин сложил руки в замок и, нахмурившись, приложил к губам. – Спасибо за старания, вы хорошо поработали. Я признаю, что сомневался в ваших способностях, но теперь, надеюсь, мне больше не придётся.

– Спасибо, будем стараться, – прохрипел Энью, напрочь забыв про официальность. Такой способ выразить благодарность показался ему странным, но это лучше, чем ничего.

– Пока не пришли остальные, а они наверняка ещё долго, – вмешался Левард. – Как насчёт подумать над значением этих слов?

– Да, тут ничего не поделаешь, – выдохнул Теровин, – давайте начнём.

– Во-первых, – взял инициативу старик, – Я с уверенностью могу сказать, что магия поработала не простая, может, моего уровня, но скорее всего – выше. Создание стихийной формы – серьезное заклинание, требующее нескольких лет изучения и большого багажа знаний, а ещё идеального контроля. При моих нынешних силах я сумею создать такое, но всего на пару секунд, а не на минуту, как наш противник, – Теровин сильнее сдвинул брови, отчего тени под глазами стали ещё длиннее: эта новость ему точно не понравилась. – Но, с другой стороны, мы не знаем, на чьей стороне неизвестный и кому было адресовано сообщение…

– Уверены, что не кому-то из вас? – Левард в ответ отрицательно помотал головой, ученики непонимающе переглянулись и последовали его примеру.

– У нас нет врагов. Тем, кто появляется, мы обычно не проигрываем в боях, – попробовал пошутить Левард, на что остальные трое подняли глаза к потолку. Старик спешно ретировался. – Не нам, в общем, но тогда кому-то, кто в этом замке. Вы ведь не в числе подозреваемых, лорд Варазек?

– К сожалению, – признался тот. – Если бы так, всё можно было бы решить гораздо быстрее. Разведка сообщила, что вражеская армия не ускорилась, и продолжает двигаться в том же темпе. Конечно, информация с задержкой, но не могли же они преодолеть такое большое расстояние быстрее, чем гонец? Получается, наш противник сейчас один.

– Получается, так, но это не отменяет факта его способностей, так что пойдём вместе, втроём. И без поддержки, раз уж на то пошло: рискуем драгоценными жизнями солдат, которые в такой битве превратятся из помощи в помеху.

– Пойдём куда? – вмешалась Энн.

– Мы с лордом Теровином решили, – Левард поджал губы. – Нет, я предложил, а лорд одобрил вариант, что только мы втроём вступим в противостояние с магом и либо выиграем, либо ослабим настолько, что ему придётся много дней залечивать раны.

– И, пожалуй, идея очень даже хорошая, – подтвердил Теровин.

– Учитель, если вы считаете, что мы готовы, то моя рука не дрогнет, – ответил Энью, произнеся эти слова так, будто они стали чем-то само собой разумеющимся.

– Не вопрос, мастер, – отчеканила, улыбнувшись, Энн.

***

– Какой ужас! Я ответила «не вопрос» на приказ – убить человека, – Эннелим рассмеялась, прикрыв ладонью глаза. – А ведь, кажется, совсем недавно был тот старик на арене. Сколько тогда ты?

– Пятерых, вроде, – ответил Энью, двигая затёкшей рукой. – Я не считал.

– Иногда мне кажется, что вот так – не считать – нормально, – пожала плечами она. – Но потом вспоминаю лица убитых, и понимаю, что я не из тех, кто сделает это без кошмаров по ночам.

– Наверное, я не настолько… человечный, что ли. Приказали, значит, надо, тем более если учитель. Сейчас ещё ничего, но и у меня кошмары, и у каждого мага, даже у старика.

– Он же не подслушивает, да? – прошептала она прямо на ухо. – А то неприлично ведь.

– Поздно об этом думать, – ухмыльнулся Энью. – Даже если не подслушивал, всё равно в курсе. Ночные похождения особо не скроешь.

– О-о-ой, – Энн закрыла лицо руками, всеми силами изображая стыд, но ненадолго. – Нет, на самом деле мне без разницы. Просто мысли в голову не лезут, вот и несу всякую ерунду.

– Знаешь, я рад, что ты тогда это сделала, – признался Энью, поворачиваясь на бок, лицом к девушке. – И первое, что пришло в голову – «почему я не сделал этого раньше»

– Что? О чём ты? – сквозь сон спросила уже закрывшая глаза Энн.

– О твоём подарке… – она в ответ повернулась на другой бок и уставилась на стену, словно одновременно и жалея и радуясь своему выбору, – Спасибо, это было самым невероятным, что я…

– Когда вернёмся с задания, – Энью показалась, что она покраснела, – сможешь почувствовать это ещё раз.

Энью чувствовал себя самым беспомощным человеком на земле. Перед ним открывался мир, где он был всего лишь крупинкой, настоящий, каким он никогда не хотел его видеть, и мир стремился к своей кульминации, к роковому решению, используя превратности судьбы как ступеньки, используя людей как орудие. Он видел, как засасывает его размеренный поток водоворота, как он захлёбывается в накатывающих волнах, как вибрирует и клацает пастью существо в руке. В голове зрели, обжигая остротой крапивы, знания – ненужные, непонятные, навязанные. Всё, что было – испытание – испытание его воли, его слабости, его порочности и благородства его крови. Энью был серединой, обычной серединой, которая, куда бы ни пошла, останется неизменно неподвижным центром. Центром между пустотой и пустотой, между такими же никому не известными серединами. Энью был чертой, чёрным мазком на бесконечности щупалец той татуировки, зрачком, недостойным лицезреть услышанное однажды имя. Он не верил в Бога, и, похоже, Бог так же не верил в него, но это было не всё. Смятение ещё не поглотило разум, не закрепилась на острие нервов комочками пожухлых цветов, потому что был ещё один мир – светоч, огонь, зажжённый в последнем факеле заброшенного подвала. Этим миром была Энн.

– Я трус, просто слабак до мозга костей, – он неестественно, тихо засмеялся, и на глазах проступила краснота. – Я давно хотел рассказать… Я знаю, что не должен, знаю, что только мешаю, но не могу по-другому…

– Энью… – она повернулась и с беспокойством посмотрела в заплаканные глаза. Происходило что-то страшное и в то же время важное, и только интуиция заставила её в тот же момент не выбежать из комнаты, а слушать. Перед Энн был уже не тот человек, которого она видела всего минуту назад.

Смятение было живым существом с собственной волей. Иногда что-то заменяло его, отсрочивая на время дурные мысли, возвращая в мир привычных ощущений и юношеских чувств, но оно неизменно возвращалось, нарастало с каждым неверно проигранной в голове мыслью. Энью был обыденностью, самым обычным человеком – никуда не стремившимся, ничего не испытавшим – и эта обычность с каждым днём всё больше прорастала сорняками спрятанной за самодовольством депрессии и безнадёги, создавая из одного мира другой, из испытания уверенности – испытание воли. Вряд ли человек может осознать это сам, и Энью понимал это, как понимал и то, кто именно натолкнул его на эти мысли, не идущие в резонанс ни с одной из реальностей. Но не знал, зачем.

– Та девушка, я ведь убил её во время сражения. Я многих убил, но так было в первый раз, и я впервые… жалел, – на его лице расплылась странная улыбка, губы стали подрагивать. – Мне кажется, что…

Хотелось выкрикнуть что-то невнятное, высказать всё самому себе, но Хиллеви Навис была не человеком, а чувством, наваждением, которое не описать словами, и, наверное, поэтому к ней так тянуло его застоявшуюся кладку души.

– …Я схожу с ума.

***

Маяк засветился, как только первые лучи солнца ударили в глаза-бойницы сторожевых башен, отыграли бликами на приставленных к стене копьях дозорных, подавая сигнал к смене караула и заставляя только продравших глаза солдат со всех ног рвануть по направлению к воротам главной башни. Над лесом, прорезая редкие облака и расплываясь по голубизне неровными корнями, вился красный стебель огромного растения, свёрнутый из сотен стеблей и листков поменьше, перекрученных и соединённых между собой. Магия расползалась по лесу, сметая одинокие ветки, выкорчёвывая побеги и поднимая смерчи из земли, щепок и опавших листьев. Небо в месте заклинания понемногу багровело от влитой энергии, будто на синюю бумагу капнули водянистой акварели. Стебель звал, тянул к себе и впитывал ветра, заставлял глаза не избранных силой болеть и наливаться кровью сосудов от красного света, не уступающего солнечному.

Все трое проснулись одновременно, и даже сердце Леварда бешено стучало от внезапно впрыснутого адреналина. Народ всполошился. Улица шумела паникой, ломались недостроенные баррикады, ужас охватывал сердца, въедался красными стёклами закрытого стеблем рассвета. Пылали окрашенные в алый окна и зрачки, нагружались повозки и вещмешки, злились и бесновались животные. Город бежал. Энью не помнил, как оделся и вылетел на улицу вместе с запыхавшимися Левардом и Энн, где его сразу же чуть не сбила бегущая из города, подальше от магии лошадь. Они все чувствовали – всё живое чувствовало огромную силу, скопившуюся в стебле, силу, несущую мгновенную, бесповоротную смерть. Люди боялись смерти.

Учитель оценил обстановку быстрее всех и, выбежав на середину дороги, резким вбросом магии остановил двух лошадей, вставших на дыбы и чуть не ударивших его копытами. Медлить было нельзя – от этого зависела не только жизнь этих сотен людей, но и существование сотен городов, целой страны, защищённой их телами, укрывшейся за крепкими стенами Фарагарда. Энью не боялся, как будто общий страх впитал его собственный, как будто один факт того, что такой же ужас и в глазах его учителя, делал его не отбросом, а таким же, как все, обычным. Левард чувствовал атмосферу близкого сражения, и спешить, чтобы не потерять силы, было нельзя, поэтому он замедлил ход и приказал ученикам сделать то же самое. Впереди маячили тёмные волнистые тени леса, искорёженного враждебностью, истощённого забранными жизнями.

Они почувствовали его, как только выехали на прогалину. Этот человек, несомненно, был тем, кого они искали – источником силы, и Энью поморщился от исходящего от него потока холодного света. Он вдруг почувствовал себя настолько беспомощным, что руки в панике затряслись, но он вовремя сдержал порыв страха, сделав несколько ровных вдохов и собираясь с мыслями. Этого человека, нет, для него он был сродни самому Богу – его во что бы то ни стало нужно было одолеть. От этого, от каждого их действия, от малейшего промаха зависело будущее. Энью видел, как забегали глаза учителя. Это был уже не обычный страх. Но об этом не время было думать. Он решил: как бы ни был силён противник, как бы много людей ни сдалось – нужно биться, биться хотя бы за свою жизнь. На стоящем в центре широкой поляны всаднике был лёгкий кожаный доспех, дополненный тяжёлыми железными наручами, поблёскивающими красным и охватывающими всё от кисти до плеча. Поверх был накинул коричневый от пыли плащ, скрывающий рукоять длинного шестопёра. На их стороне, похоже, было только численное преимущество, но с таким разрывом в силах это почти не имело значения.

– Ты – тот человек, кого я ищу? – прохрипел низким басом маг, спрыгивая с лошади и праздным движением руки отправляя её в сторону леса. – Меня зовут Баротиф Ним из Мятежных Земель.

– Может, и так, посланник, – бросил Левард. Энью подумал, что, похоже, события разворачиваются не так плохо и у учителя получится отвлечь его на себя.

– Он сказал, что я узнаю тебя по ауре. У тебя сильная аура.

– Кто это – он?

– Мой Наставник. Ты знаешь, о ком я. Это, – он указал на покрасневшее небо, – его сила.

– Да, точно, припоминаю… И что теперь, всадник? – по лицу Учителя было видно, как он из последних сил старается сохранять спокойствие, но оба ученика чувствовали ауру, прежде никогда не исходящую от мастера – ауру опасности.