Текст книги "Вершители Эпох (СИ)"

Автор книги: Георгий Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

– Добейте, – приказал Корас четверым стоящим перед ним.

Тогда Вайесс второй раз в жизни убила человека. Выйдя из двери, она сразу же чуть не напоролась на автоматную очередь, просвистевшую в полуметре от шлема. Реакция сработала на удивление хорошо: подавшись в противоположную сторону, она в тот же момент вскинулась и выстрелила в место, откуда слышала звук и где стоял отступник, на короткое мгновение на свою беду оказавшийся в луче фонарика. Тень вскрикнула и повалилась на пол, кто-то добил неудачливого врага. Под обломками насчитали десять трупов, признаков жизни никто не подавал, но в каждого на всякий случай пустили очередь, если это позволяли придавившие их плиты. На удивление, её не вырвало, как некоторых, только пришло отвращение и чувство выполненного долга, скорее всего, потому что с ней такое уже случалось. Она не могла подойти ближе, чтобы рассмотреть свою первую жертву – граната взорвала не только людей, но и опоры лестницы, которая провалилась, отрезав путь отступления метрами пятью пустоты, но в то же время это дало возможность не беспокоиться об атаке снизу так, как раньше.

Здания сверху вниз понемногу освобождались от ночных теней, еле-еле, из последних сил сползавших в какие-то переулки, ни разу не видевшие солнца. Пыль и песок, теперь позёмкой стелющиеся по проспектам и нижним этажам домов от внезапно налетевшего ветра, изредка собирались в знакомые уже смерчи, чтобы через какие-то минуты снова распасться на тысячи сверкающих кусочков разноцветного налёта и осесть ровным слоем на асфальт и бетон мёртвого города. Где-то на горизонте замаячила буря, ровной стеной чёрного песка простиравшаяся на много километров вширь. Она двигалась хаотично, было видно, как крутится огромными замысловатыми завитками, образуя то провалы, то выпуклости, чёрное матовое зарево. Она шла со стороны восхода, быстро, бесшумно, как огромный хищник, подминая под себя холмы, низины и поросли металлического куста, застилая поднимавшееся только солнце тёмной пеленой неизвестности. В одном здании стрельба ненадолго прекратилась, и Вайесс получила передышку наслаждения тишиной, зато в соседнем, кажется, стала ещё интенсивнее. Всё реже звучали в конце комнаты просьбы о помощи, Корас почти оставил попытки связаться со своими: сигнал не проходил, может, глушился бурей, а может, ещё чем. В конце концов положив наушники и микрофон на молчавший приёмник, он обратился к остальным.

– Сами понимаете, положение удручающее и нам нужно вместе решить, что будем делать дальше, – сказал он, когда все десятеро пододвинулись поближе, усевшись в круг в безопасной части комнаты, – Кратко описываю ситуацию: связи нет, еды на три дня на всех, воды на пять, мы в окружении и выбраться по лестнице не получится. Никакого специального снаряжения, кроме верёвок, но по внешней стороне здания не спуститься, там всё простреливается. Какие-нибудь идеи?

Все молчали. Не то чтобы они были глупыми или не могли предложить идею, скорее не хотели, боялись. Их можно было понять – из тридцати человек, отправившихся на задание, только один до этого побывал в настоящих боях, остальные были Волонтёрами – просто пушечным мясом, просто неопытными молодыми ребятами, оставленными на попечительство старшего, и теперь им было страшно, как никогда в жизни. Они всё ещё хотели жить.

– Так можно же не спускаться по внешней, – спустя минуту раздумий подал голос один из парней. У него был странный говор: он часто делал акцент на конец слова, но на тренировках, болтали, он был лучшим в стрельбе, поэтому на это не обращали внимания, – Спустимся по лифту. Здесь его завалило, но мы ходили на четырнадцатый, там проход открыт, и, судя по всему, шахта тоже цела. Там можно спуститься по верёвке, а дальше… – он взял кусок какой-то доски и принялся рисовать на полу примерную карту прилежащих улиц, – дальше выйдем сюда, к ближайшему коттеджу, и всё, мы свободны, они нас не достанут.

– Мэл, я правильно помню? – спросил Корас, вглядываясь в лицо и стараясь вспомнить имя.

– Так точно, сэр! – он попытался встать, чтобы вытянуться по струнке и приложить руку к козырьку, но вовремя вспомнил, что они не на плацу и тем более не в лагере.

– Вольно, малой. – Полярник улыбнулся, видимо радуясь, что нашёлся хоть один инициативный, – Но как ты собираешься пройти мимо патрулей?

– Сэр, через час-два здесь, по всей видимости, будет чёрная буря, гораздо сильнее той, в которую мы попали в самом начале, а в ней ничего не видно на расстоянии метра. – он нелепо вытянул руку, видимо что-то проверяя у себя в голове, – Спустимся до самого нижнего этажа, где сможем выйти, а там уже спрыгнем или на верёвках.

– Отлично, а что насчёт второго отряда?

– Здесь… – Мэл замолчал, раздумывая, потом развёл руками, – Связь накрылась, без неё мы ничего не сделаем, а попробуем спасти их своими силами – погибнем. Остаётся только предоставить их самим себе.

– Оставить их на произвол судьбы, да? – Он в упор посмотрел на парня, как будто ожидая ответа, но Вайесс поняла, что это совсем не было вопросом. Она перехватила его взгляд и он был… таким же, как тогда в лагере – пустым, стеклянным. – Необходимая жертва, значит…

– Нам нельзя это так оставить! Нам нельзя их оставлять! – выкрикнул кто-то высоким, даже писклявым голосом. Все посмотрели на него так, как будто он сказал какую-то запретную истину, которую никто не хотел услышать. Больше он ничего не говорил.

– Геройство давно не в чести. – бросил Полярник. Эта казалось бы простая, незамысловатая фраза так сильно резанула каждого, кто сидел сейчас рядом с ним, что всякие разговоры теперь отпали сами собой. Раз и навсегда. – Буря скоро будет здесь. Действуем по плану.

Корас раздал всем указания, после чего решил в последний раз проверить рацию – безуспешно. Брали по минимуму – только самое необходимое. Часть вещей – те, что для комфорта и удобства – оставляли здесь. Вайесс собиралась в самом углу, ближе к соседнему дому, где располагался второй отряд. Буря почти достигла города, когда стало совсем тихо. Стрельба и крики прекратились. Совсем. Было слышно только резкое дыхание ветра-предвестника бури и песка, уже колотящего по разбитым стёклам. Это молчание пугало больше, чем стрёкот пулемётов, больше, чем крики умирающих, к которым они уже привыкли за много часов боя. Было видно, как насторожились остальные, тоже прервав беседу и переглядываясь в немом непонимании. Что-то в этой тишине было не так – её не должно было быть, она была неприемлема, невозможна на земле смерти, пахнущей кровью погибших сейчас и прахом умерших много сотен лет назад. Вайесс тянуло посмотреть в окно, тянуло предчувствие, что она увидит там сейчас нечто важное, невероятно важное. Она не выдержала и аккуратно высунула голову – ничего не изменилось, кроме того, что вдруг в бликах умирающего в буре солнца сверкнуло дуло пулемёта, направленное прямо в их сторону с этажа, где… оборонялись союзники. Ей понадобилось всего мгновение, чтобы всё понять.

– Ложись!

Звук разрывающихся пуль ворвался в комнату настолько резко, что заложило уши, Вайесс закрыла глаза и обхватила руками голову, стараясь хоть как-то отгородиться, спастись от непрекращающейся стрельбы. Они рикошетили, свистя и постанывая, разбивали остатки окон, ломали некрепко соединённую кирпичную кладку и выбивали яркие жёлтые искры. Вайесс не помнила, сколько это продолжалось – час, полчаса, пять минут – но всё это время показалось ей вечностью, и только когда чёрный песок отделил два дома друг от друга, пулемёт замолк, выплюнув наугад последние несколько очередей, а она через силу заставила себя открыть затёкшие от страха глаза. Двое были мертвы – тела их были разворочены непрекращающимся огнём, теперь они казались просто грудой мяса. Где-то в стороне лежал Корас. Рядом с ним суетилась Макри, наскоро перевязывая раны, ей помогали остальные, подавая нужные лекарства и шприцы. Она плакала. Корас был жив, но раны были тяжёлые, вокруг было много крови. Он часто и тяжело дышал, иногда кричал, когда Макри ставила очередную повязку. Самое страшное, что спасать его приходилось в кромешной темноте: на свет могли начать стрельбу, и нужно было закрывать своими телами от песка, который могло занести в раны, и тогда началась бы инфекция. Вайесс вдруг захотелось заплакать, бросить это всё, броситься вниз, скинув на пути автомат и броню, убрать этот груз отчаяния, злости и ответственности за жизнь других. Она ненавидела себя, ненавидела всем сердцем за то, что решилась на вступление в Волонтёры, ненавидела этих людей, заставлявших её сражаться, ненавидела весь мир, заставлявший её сражаться, ненавидела командира, теперь бросавшего их на произвол судьбы, так же, как они бросили ребят из соседнего здания. Это было нечестно, неправильно, не так, как она хочет. Но была ещё Макри, а Макри не справится одна, поэтому она должна помочь ей, собраться, а потом делать что хочет. Что плохого в том, чтобы не бороться, что плохого в том, чтобы быть счастливой просто так? Почему она должна страдать, раз она не хочет? Неужели ей не могут помочь, направить, зачем её заставляют всё делать самой? Ни Вселенная, ни кто другой не давали ответы на эти вопросы.

Но теперь, когда осталось всего девятеро, план становился куда проще и усложнялся только раненым Полярником. В буре все устройства откажут, и неизвестно, когда они восстановятся, а Корас – единственный, кто мог бы вывести отряд куда нужно без электроники. С другой стороны, откажут и устройства наведения у врага, если таковые есть, что играет им на руку.

Верёвка оказалась на удивление прочной, и они спускались по двое, надев перчатки, чтобы не стереть руки, даже не подсвечивая себе фонариками. Шторм бушевал всё сильнее, завывания его становились всё яростнее и громче, но он, враждебный, злой, всё же помогал скрывать передвижение волонтёров, заглушая их движения своим рёвом. Им повезло спуститься прямо на первый этаж и встретить только двух охранников на выходе; наверняка их было гораздо больше, но в такой темноте они не могли прийти на помощь. Первая двойка без проблем разобралась с застигнутой врасплох охраной и подала знак остальным спускаться. Предпоследним опустили Кораса, привязав импровизированные носилки из досок и белья к двум верёвкам, за ним спустился Бен, прикрывая отход.

Теперь они шли кучкой, хоть немного прикрывая раненого от песка, надеясь и молясь не встретить никого на пути из города и шагая настолько тихо, насколько они были способны. Буря била песком прямо в стёкла шлемов, мешая обзору, поэтому они несколько раз бились об стены и столбы, каждый раз зажмуривая глаза и надеясь, что никто не услышит, и каждый раз фортуна оказывалась на их стороне. Макри шла впереди, вздрагивая от каждого шороха и шарахаясь в сторону от всего, на что падал её взгляд. Макри боялась всю жизнь. В детстве её за это много дразнили, когда она подросла, уже били. А она никогда не давала сдачи – просто не могла, не хватало сил. Однажды она решилась рассказать родителям. Мам сказала, мол, ты же девочка, это нормально, что ты слабая. А отец дал ей сильную пощёчину и сказал: «Если хочешь драться – дерись». Потом они много ругались, а Макри плакала, то ли от того, что семья ссорится, то ли от того, что слова эти и пощёчина – всё было правильным. Но сдачи она так и не даст, а через год, на свой восемнадцатый день рождения, пойдёт в Волонтёры со слезами матери и крепким рукопожатием отца – пойдёт в надежде доказать самой себе, что она чего-то стоит.

– Стой! Не стреляй!

В тот момент Вайесс первая заметила стоящего впереди человека, но нервы Макри окончательно сдали, и она выстрелила, прежде чем кто-нибудь успел ей помешать и прежде, чем крик донёсся до её ушей. Она сразу же упала на колени, как будто попали сейчас в неё, а не в отступника. Шлем пришлось оттирать от резко накатившей рвоты, а она никак не могла прийти в себя.

– Идём, быстро! – кричала Вайесс, удивившись нахлынувшей злости. Теперь их услышали, за ними пошлют людей, им не сбежать.

– Простите… Простите… – рыдала Макри. Сил встать и идти не осталось. – Простите…

– Хватит… – Бен присел на корточки и обнял судорожно плачущую девушку, пока Вайесс ходила из стороны в сторону, что-то бормоча себе под нос и всем своим видом показывая злость и негодование. – Это же не твоя вина. Ты просто испугалась, и ничего в этом страшного нет, правда? – речь его была успокаивающей, мягкой, не чета остальным, и добрее голоса, казалось, Макри ещё не слышала, – Все боятся, это нормально, и то, что ты не побоялась выстрелить и сразиться со своим страхом, достойно не наказания, а похвалы.

– Быстрее давай, они уже идут, – крикнула Вайесс, услышав крики и вроде бы топот шагов со стороны многоэтажек. Бен не то что не обратил внимания, он даже не повернулся, не отводя взгляда от зелёных глаз.

– Ты ведь не пугливая, верно? – Бен не был намного старше Макри, но наставлял её как собственную дочь.

– Угу, – еле слышно ответила та, смахивая последние слёзы.

– Хочешь сражаться за свою жизнь – иди и сражайся, ладно? – одни эти слова были лучше сотен других наставлений, это были слова её… отца. Бен встал, что-то решив, но потом сел обратно и в последний раз взглянул в лицо Макри. – Отдай это моей семье, когда вернёшься.

Эту улыбку – последнюю, обворожительную, как весеннее солнце, она видела всего мгновение, но в тот момент она поняла, что больше не увидит её никогда, ни у него, ни у кого другого. Она не заплакала, только улыбнулась в ответ и схватила его за руку, которую он сразу же одёрнул и рванул в бурю, туда, откуда они бежали.

– Уходим! – крикнула Макри, и Вайесс показалось, что сквозь стекло шлема и чёрную мглу её глаза заблестели. Все безоговорочно послушались.

Где-то далеко позади стрельба прекратилась. Бен держался достаточно долго, чтобы дать им уйти. Теперь он был мёртв. Макри не обернулась, только взглянула на свёрток, который изо всех сил сжимала в руке и только сейчас заметила – из порезов на пальцах и ладони шла свежая, казавшаяся в темноте чёрной, кровь. Она захотела заплакать, но что-то внутри теперь не позволяло ей дать слабину, и это была часть его души, отданная последней: «Спасибо, Бен…». В свёртке лежала обагрённая кровью белая пятиконечная звезда.

***

Деревня, на которую они наткнулись, была похожа на ту, которую Вайесс однажды видела в старой детской книжке. Отличалось только тем, что здесь никто не жил уже бог знает как давно, а крыши полностью осели и скрылись в зарослях плюща и тёмно-зелёной травы. Они вышли из города совсем недавно, а казалось, прошло уже много дней. Главенство сразу принял Мэл, и всё единогласно приняли решение обойти город и попробовать вернуться сначала к месту лагеря, а потом по знакомой дороге к Аванпосту. Но чем дальше они отходили, тем более непонятными и незнакомыми становились места. Бумажные карты не помогали совсем, и кое-кто уже начал паниковать, другие просто отказывались идти дальше. Через полдня пришлось повернуть обратно, но прошло три, четыре часа, а места сражения с его многоэтажками так и не было видно. Погода была ясная, жаркая до самой ночи, буря прошла, оставив за собой холмики налетевшего черного песка, но даже так пейзажа не узнавал никто. Корас никак не открывал глаза, видимо раны были слишком тяжёлыми, но лекарства понемногу помогали и жар спадал. Стало понятно, что они заблудились. Еда и вода стали пропадать просто на глазах, но злость Вайесс на этих никчёмных слабаков, которые просто не умели потерпеть, не помогала никак, а в итоге ещё и пришлось делиться своей, скрепя сердце. Мэл как мог пытался избежать паники и вернуть дисциплину, но ему это не удавалось до тех пор, пока далеко впереди не замаячили зелёные блики. Сначала показалось – мираж, но когда подошли ближе, обнаружили, что ошиблись и сразу приняли решение разбить лагерь и остаться тут, пока не поймут, что делать дальше: деревня была оазисом спокойствия среди бесконечных равнодушных песков, но так было только на первый взгляд, и им пришлось сразу в этом убедиться. Тот идиот, который ратовал за спасение второго отряда в городе, тотчас же побежал к роднику, забыв про все предупреждения Полярника. Его никто не остановил – либо все уже потеряли человечность и просто считали его за лишний рот, который нужно кормить, либо просто не осталось ни сил, ни желания спорить. Пустошь здесь ощетинилась особенно злостно, уничтожая появившиеся ниоткуда враждебные организмы, намеренные использовать её скрытые красоты ради себя. Смерть стала освобождением от страха и боли, и многие перестали её бояться как чего-то неизбежного и обычного. Никто, кроме Макри, не улыбался. А она держалась на удивление стойко, словно смерть Бена как-то повлияла на неё: Вайесс больше ни разу не увидела её слёз.

Она уже второй день пыталась вспомнить, где могла видеть эту звезду. Мирно потрескивал костёр, отражаясь в целых стёклах заросших зеленью деревянных домиков. Никто не разговаривал – все просто сидели, либо грея руки у костра, либо расхаживая взад вперёд и рассматривая карту в руках у Мэла. Вайесс единственная ушла за хворостом, а Макри всё меняла бинты Полярника и лечила его, как могла. Этой ночью парень, который выпил из родника, умер от ожогов и опухолей по всему телу. Он мучался, но почти не издавал звуков – рот и горло скоро вздулись и опухли, а под конец начали гнить внутренние органы. Нервную систему переклинило, и последние полчаса жизни он просто хрипло дышал, лёжа в одном из домов. Его даже не пытались спасти. Стало понятно, о чём говорил Полярник у первого привала – больше никто не отважился забирать что-то у отравленной земли и даже касаться умершего. Никто, кроме Макри, не решился предать его земле, и ей пришлось самой искать ткань, чтобы обернуть его, выкапывать могилку и хоронить непутёвого. После смерти Бена чувства как будто пропали, совсем. Думалось только о том, как помочь остальным, выжить самой и продолжать сражаться, как завещал он. «Он был идеален» – подумалось ей. Идеальный лидер, идеальный человек, идеальный мужчина. Наверняка его семья его очень любит и… ждёт, а он их оставил ради товарища, ради незнакомого человека и непонятно, зачем. Об этом как-то зло выразилась Вайесс, когда помогала ей тащить труп к могиле, мол, Бен «умер дураком». Макри поправила её: «Не умер эгоистом».

– Я вообще против подобных выходок, – сказала Вайесс, когда они закапывали обгоревшего недалеко от лагеря. – Ну погиб, и для чего? Оставил нас одних, без командира и навигации, кто будет теперь отвечать за вещи, за здоровье, за всё остальное? – она развела руками, – Не люблю людей, бросающих других.

– Ради нас он погиб… – Макри не очень любила спорить, тем более там, где заведомо проиграет, но здесь было дело принципа, – Бен спас нас.

– Ну спас, ладно, допустим. Побежал навстречу своей смерти, а ты бы так сделала? Я бы нет, и осталась бы жива.

– Каким образом? – Вайесс казалась ей гораздо более чёрствой и неприятной, чем в первую встречу. Может, война так повлияла на неё, а может Макри просто старалась не замечать её настоящую.

– Организовала бы оборону, наверное… Чёрт, я же не он, он бы что-нибудь придумал, в любом…

– Ага, ты не он! – Макри вымещала злобу на лопате, копая всё быстрее и быстрее, – А как бы поступила ты? Вернее, как ты не поступила?

– Я не умерла. Поэтому сейчас стою здесь и помогаю тебе нас спасать. Можешь называть меня эгоисткой, но на самом деле я правда за тебя беспокоюсь!

– «За меня беспокоишься», «нас спасать», а на остальных наплевать, да? На Бена наплевать? – она чуть не заплакала, но вовремя вспомнила о своём обещании, – Если сама не хочешь им помочь, я хочу, чтобы ты помогла мне! Помоги мне их спасти!

– А ты изменилась… – Вайесс демонстративно скосила глаза.

– А ты нет! – глаза Макри заблестели, и Вайесс вспомнила этот блеск – такой же, как тогда, перед уходом из города. Теперь спор не хотелось продолжать ей, а Макри, похоже, поняла, что впервые в жизни победила.

Такого заката, как тогда, Вайесс не видела ни разу в жизни – люди, живущие на нижних этажах Арденны, вообще не видят из-за стен ни закатов, ни восходов. Красно-жёлтое зарево моря окаймлялось сверху сплошной пеленой серых туч, отчего цвета казались ещё ярче. Где-то посередине висело одинокое облако-остров, на котором солнце огнём вырезало симметричные зазубрины. Само солнце уже скрывалось за горизонтом, но девушки не могли оторвать взгляда от этого зрелища до самого конца. Они уже заканчивали, когда услышали позади звук приближающихся шагов. Парень шёл от костра, еле переставляя ноги, винтовка, небрежно перекинутая через плечо, мерно позвякивала о пояс. В свете фонарика его лицо было красным, рядом с глазами пролегли морщинки, губы были плотно сжаты.

– Келли? – парень натужно кивнул, – Помочь пришёл? Третьей лопаты нет, тогда если только сменишь кого-нибудь из нас. – Вайесс помнила Келли. Но не такого, который стоял сейчас перед ними – осунувшегося, испуганного, замкнутого, гнувшего спину от веса автомата; тот был шутником, юмористом, всегда на позитиве, он часто болтал с другими на первом переходе, рассказывал смешные истории из жизни, поднимал настроение… У этого выражение лица было совсем другим.

– Он был моим… – его голос в темноте звучал страшно, звук был хлюпающим, прерывистым и выходил не из горла, а откуда-то изнутри. Он поднял заплаканные красные глаза. В причёске, некогда ухоженной и даже красивой, зияли участки лысины. В левой руке он всё ещё держал вырванный клок волос, видимо, не смог разжать, – лучшим другом…

– Он мёртв. – Вайесс положила ему руку на плечо. Она всегда считала – лучше правда, чем обман, который потом тебе же и боком. – И ничего ты с этим не сделаешь.

– Дайте мне… – он с усилием произносил слова, выдавливая их из себя и изо всех сил пытаясь не заплакать, – поговорить с ним наедине.

– Послушай, дай нам закончить. – Вайесс не отличалась особой учтивостью и даже не пыталась это скрывать. – Мы сделаем холмик, насыпем камешков, поставим крест и потом дадим вам время.

– Я… сделаю это сам. Дайте мне лопату. – твёрдо произнёс он.

– Уверен, что справишься? Помощь не нужна? – спросила Макри.

– Да. Просто оставьте… – девушки переглянулись, словно подумав об одном и том же, но противиться не стали и протянули лопату к трясущимся рукам, из которых выпали волосы.

– Что Пустошь делает с людьми… – протянула на выдохе Вайесс, когда они отошли на достаточное расстояние. Макри не ответила, уставившись в землю. Когда они обернулись, Келли смотрел вверх, стоя на коленях и сжимая в руках что-то торчащее из земли, но в темени было не разобрать что. До них ещё долго доносились его крики и заунывное «Прости».

Маленькой доли сухпайка на ужин было, конечно, недостаточно, но теперь не было ни возражений, ни краж – завывания Келли наверняка слышали и здесь. Ели молча, только изредка подбрасывая сырые доски в огонь и посматривая в сторону холма с могилой. Доски, собранные в домах, горели плохо, брызгая, шипя и расползаясь, но выбирать не приходилось. Макри сидела, замкнувшись в своём собственном мирке и напрочь забыв про еду – её голову посещали всё новые и новые мысли, которые она не успевала обрабатывать, в то время как Вайесс уплетала за обе щеки, не упуская ни секунды, боясь потерять время на незначительные мелочи. Все думали об одном и том же – еды ещё хватит на пару дней, но нужно было срочно добыть воду, а откуда, если не брать из рек и ручьёв, никто не знал.

– Я уже ненавижу это место! – выпалил Навин, когда с ужином покончили, но каждый остался на месте, не имея никакого желания идти спать в этом богом забытом, смертельно опасном месте. Как рассказывала Макри, Навин дома изучал Пустошь, поэтому у него уже были какие-то знания в этой области, например, насчёт опасных растений и ягод, но и он не мог сравниться в этом с Корасом, который всё ещё был в коме, и, по прогнозам, должен был очнуться не раньше, чем завтра утром. Навин был кучерявым брюнетом, но особенностью, которую отметила Вайесс, были его бегающие, немного суженые глаза, смотревшие подозрительно и надменно на всё, что видят. Несмотря на это, плохим человеком он не был.

– Дерьмо! – вскрикнул Мэл, с силой бросив свою пустую упаковку под ноги, она со звоном ударилась о корягу и отлетела. – Из нас каждый ненавидит его, каждый! Может быть ты нам скажешь, где искать долбаную воду?! Не такую, от которой выворачиваешься наизнанку и дохнешь через пару часов, а такую вот. – он потряс одной из пустых фляг прямо перед носом Навина, отыгрываясь на нём от злости и неспособности отыграться на самой Пустоши.

– Скажу, почему нет. – пробормотал он, уставившись на флягу почти в упор, призывая убрать смертельное оружие Мэла обратно в рюкзак и заставляя всех в один момент с недоумением посмотреть на себя. Навин криво улыбнулся. – Завтра примерно в одиннадцать утра пойдёт дождь.

– Какого хрена ты несёшь? – не унимался Мэл, – Дождя не было уже месяц как здрасьте, с чего он пойдёт сейчас?

– Это растение, – он показал на стебель с треугольно-порванными листами, сложенными в небольшую чашу, – митолия лечебная – так сворачивает листья за сутки до дождя, чтобы успеть собрать всю влагу в полый стебель. Есть и другие признаки, но этот – самый точный. – с гордостью завершил он, прямо наслаждаясь взбешённым видом товарища.

– И ты говоришь нам об этом только сейчас?! – Мэл взял несопротивляющегося травника за грудки, но, внезапно остыв, передумал и отпустил, грузно бухнувшись обратно на своё место. – Ладно, плевать. Главное, мы эту инфу хотя бы получили.

– А ещё мне интересно, что это висит вон там – Навин, не обращая никакого внимания на новые гневные тирады Мэла, обескураженного тем, что его перебили, указал пальцем на нечто, висевшее на одной из стен дома. Фонарик не понадобился, Навин знал это что-то наизусть – Оно выглядит как улей, но улей полон пчёл, а этот полностью полый и твёрдый, как будто из глины. Причём оно точно природного происхождения – есть характерные… – Вайесс прыснула, представив, как смешно и органично он будет выглядеть в очках и где-нибудь в исследовательском университете, рассказывая лекцию. Его уже никто не слушал – Вайесс быстро отходила от недавних событий, а остальные никак не могли забыть, поэтому не получалось отвлечься.

***

Хелбер как раз выкидывал остатки своего ужина, когда все, наконец дождавшись Келли, теперь шедшего гораздо увереннее, чем раньше, решили развернуть термоконусы, пойти спать и набраться сил на завтрашний день. Несмотря на неприязнь, которую они испытывали в деревне, дом всё ещё был самым безопасным местом в округе. Мэл немного истратил баллончик репеллента, осевшего на доски вокруг, потому что по его словам, «с этими насекомыми невозможно спать!». Хелбер первый вызвался стоять на часах – он вообще привык всё делать первым и считал, что инициативность всегда окупается, ну и ещё не придётся просыпаться посреди ночи и засыпать дважды, мучая и без того уставшее тело. Было холодно, ещё и винтовка неприятно морозила спину. Он перебросил её через другое плечо в попытке устроиться поудобнее. Сидеть на холодной земле тоже было неприятно, и хоть он подстелил спальник под себя, это не помогло. «А им сейчас тепло» – подумал он, но тут же осёкся: завидовать неправильно, а от этих мыслей ещё и глаза закрывались. Где-то далеко, в паре километров отсюда, громко шумело чернеющее пятно леса, и изредка налетающий ветер приносил еле чувствовавшийся запах хвои и подзола. Застрекотали цикады, принося антураж поздней ночи, расплывающийся в лунном свете беззвёздного равнодушного неба, где тёмными частями неопределённых фигур быстро плыли облака, то рассеивая, то собирая в одну точку свет. Хелбер любил ночь и часто вместе с Корасом наблюдал за звёздами, но сегодня ему не дали такой возможности.

Тени становились всё шире и страшнее, но он не обращал на них внимания, теперь пристально рассматривая улей, который нашёл Навин. Глаза потихоньку начинали заплывать от усталости, она была томным приятным забытьём, в которое хотелось провалиться с головой, но такой роскоши принципиальный Хел себе не позволял. В улей заползали ночные тени, сначала маленькие, потом побольше, они шуршали и двигались, то прячась от лунного света, то выползая наружу. Одна из теней была похожа на огромного мохнатого шершня, забирающегося внутрь улья, ему даже показалось, что она шевелит мохнатой толстой лоснящейся шеей и вытаскивает ядовитое жало, готовое к атаке. Хелберт был не из боязливых, но даже он на всякий случай включил фонарик и, тяжело дыша от испуга, проверил необычное изобретение Пустоши. Но оно было таким же пустым, и он успокоился, вернувшись на место дозора и перестав следить за необычным. Через пару минут из палатки вышел Келли, который должен был теперь стоять на стрёме до самого рассвета. Хел отправил его обратно, не обращая внимания на его упрёки и поучения: ему хотелось побыть наедине с собой и с темнотой ещё немного и подумать о всяких вещах. Хелберт опустил забрало шлема пониже, спасаясь от насекомых, и устроился поудобнее у стены, закинув руки за голову…

***

Мэл растолкал Вайесс прямо к рассвету, когда солнце уже поднялось над горизонтом и небо окрасилось в голубой, но первым, что она увидела, было не оно, а смертельно бледное лицо нового командира и круглые от испуга глаза. Он приложил палец к губам и остороно позвал её за собой, показав жестами не будить остальных. Происходило что-то странное, жуткое, и Вайесс насторожилась: что могло заставить Мэла разбудить только одного и почему именно её? Перепрыгнув через стену, она сразу всё поняла: парень, который первым стоял на часах, – кажется, его звали Хелберт – лежал без движения на животе посреди заросшей улицы во всей экипировке и с надвинутым зеркальным забралом. Форма была необычно велика ему, как будто внутри был слой пенопласта, расширяющий её. Вайесс вспомнила лицо Хела прошлым вечером – он даже казался ей красивым: симпатичный парень с романтичным взглядом её возраста, может на год старше, но сейчас это её уже совсем не волновало. «Казался» – потому что она уже была готова к худшему.

– Я ещё не трогал его, сразу позвал тебя, – тихо сообщил Мэл.

– Почему не Макри или Келли? – поинтересовалась она, – Он вообще следующий должен был дежурить.

– Ты не запаникуешь, – после небольшого размышления бросил он. Вайесс ухмыльнулась.

– Давай я переверну, – сказала она, когда они приблизились и стали рассматривать тело, – отряду ещё нужен командир.

Мэл молча кивнул, но было видно, что с затеей он не согласен, скорее просто не хотел с ней спорить. Вайесс натянула перчатки, потом подумала, застыв на секунду, и попросила у Мэла вторую пару. Надев и их, она осторожно и медленно наклонилась к Хелу, будто боясь, что он может на неё напасть, и приложила два пальца к слишком сильно вздувшейся сонной артерии – пульса не было. Бережно взявшись за руку, стараясь не повредить не то форму, не то саму конечность, она перевернула труп и отскочила, взявшись за нож, как только он упал на спину. Мэл понял, что не ошибся в выборе – девушка была осторожна в любом деле. Снова подойдя, она резко откинула забрало и увидела то, отчего Мэл закрыл рукой рот, еле сдерживая рвоту. Лицо Хела было безобразно изуродовано, во все стороны торчали жёлто-чёрные синяки, скулы и вены выпирали через омертвевшую пожухлую кожу, как будто из парня высосали все соки. На месте глаз оказались два чёрных провала, но ни крови, ни следов от неё не было. В виске, открывшемся после снятия шлема, зияла дыра размером с кулак. Сняв верхнюю одежду, Вайесс увидела, что всё тело в том же состоянии, что и лицо: в организме Хела больше не было воды. Ни следов животного, ни нор нигде они не обнаружили, а болезнь не вызывает такие раны, даже та, которая убила друга Келли. Они оглядывались в поисках подсказки или того, что убило беднягу, пока взгляд их не остановился на улье, всё так же пусто и мирно висевшем в нескольких метрах от них, но запечатанном снизу свежей жёлтой заплаткой. Вайесс сразу почувствовала неладное, вскинулась, выпустив в него очередь, и сразу же поняла, что убило парня: улей разбился как керамическая чашка, разлетелся на множество осколков, и из него вылилось несколько литров свежей, бардовой крови.