Текст книги "Страна Лимония"

Автор книги: Геннадий Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Часть третья. Афганистан

«Пираты»

Медленно опустилась рампа. «Вторая смена», побросав за плечи вещмешки, сходит по трапу. Идёт мокрый снег. Обувь оставляет чёрные следы на белом снегу. По периметру аэродрома лениво «тявкает» артиллерия. Где-то далеко в горах беззвучно вздымаются султаны взрывов.

Группа «Тибет», закончив разгрузку, жмётся небольшой кучкой к хвосту самолёта. Артиллерия смолкает. Авиация прекратила работу, только где-то вдали, за ангарами, свистят лопасти вертолётов. К группе подходят двое – майор-пограничник и высокий старик в камуфлированном бушлате без знаков различия с перевязанной картонной коробкой. На коробке, испещрённой иероглифами, выделяется надпись крупными латинскими буквами: «SANYO».

– «Саньо», – уважительно читает вслух Герман, толкая локтем Володю Конюшова.

– Да-а-а, вещь! – соглашается он.

– Вы с «Тибета»? – спрашивает толпу майор.

– С «Тибета», с «Тибета», – нестройно отвечают офицеры. – Только-только спустились...

– Вот, ваши, Николай Иванович, – оборачивается майор к старику, принимая у него из рук коробку с магнитофоном «Саньо».

– Здравствуйте, товарищи! Я полковник Стрельцов, командир отряда «Тибет», – представляется старик.

– Здрам-желам! – хором вразнобой отвечают новобранцы.

Стрельцов вошёл в центр группы и, водрузив на нос очки, принялся сверять свой список с прибывшими. Герман напрягся – а вдруг опять что-нибудь напутали. Нет, вот полковник споткнулся, поправил очки и, глядя в бумагу, беззвучно шевелит губами.

– Я, товарищ полковник, я, капитан Потскоптенко!

– Да, – крякнул полковник, – с фамилией вам повезло, товарищ капитан, – и обернулся навстречу подъезжающему грязно-зелёному автобусу.

Из открывающейся на ходу двери выпрыгнул бородатый субъект в женской лыжной шапочке с автоматом на груди.

– Николай Иванович, это наша смена? – спросил у полковника чудак с бородой.

– Да, Лёша, они... приехали, понимаешь... Все, понимаешь, в наличии, – ответил старик.

– Мужики, выгружайся! – крикнул в салон автобуса бородач.

– Да-да, Лёшенька, вышли – и сразу в строй. А вы, – обратился полковник к вновь прибывшим, – в одну шеренгу... ста-а-ановись!

Новобранцы в строю с любопытством наблюдали выход ветеранов на лётное поле. «Мля-а-а!» – обозначил свои первые впечатления Герман, когда увидел выпрыгивающих из машины людей, более подходящих под определение «пираты», чем спецназ КГБ СССР. Только двое корсаров были облачены в военные бушлаты, остальных украшали одежды, казалось, всех эпох и континентов: длинные кожаные пальто, расшитые меховые тулупы, приталенные пиджаки-камзолы, прошитые золотой нитью стёганные восточные халаты и, наконец, оранжевая женская дублёнка с роскошным меховым воротом.

«Пипец!..» – короткими мазками продолжал комментировать Герман каждую новую эволюцию в разгрузке автобуса. – «Цирк шапито!» Между тем «артисты цирка», пыхтя и отдуваясь, принялись вытаскивать из чрева автобуса колониальные товары. Огромные картонные короба, перевязанные цветными канатами и усиленные широкой клейкой лентой, ставились пирамидой у самой рампы «Антея». Багажная тара с «реквизитом» была обильно помечена разноцветными маркерами. На каждой стороне выделялись имена их владельцев: «Мамонт», «Лях», «Крест» и ещё с пяток кличек. Правда, встречались и более привычные имена, но их было мало.

Когда разноцветная пирамида сравнялась по высоте с крышей автобуса, её экзотические строители похватали автоматы и выстроились цепочкой напротив шеренги ошалевших новичков.

– Клоуны, млин! – прошептал Конюшов, нервно теребя в руках свою ушанку. На его разгорячённой голове таяли лёгкие снежинки, окропляя спутанные соломенные волосы. Герман, переполненный первыми впечатлениями, тоже ощутил лёгкую испарину и, скинув шапку, принялся яростно чесать затылок.

Наконец обе шеренги встретились глазами. Напротив строя зелёных оловянных солдатиков стоял вооружённый сброд заросших и, судя по всему, изрядно пьяных тибетцев «первого разлива». За их плечами вкривь и вкось, как у дехкан мотыги, торчали стволы и приклады автоматов, у ног валялись подсумки с рожками.

Но экзотика группового портрета элиты спецназа их внешним видом не заканчивалась. Подле пиратов стояли две клетки: одна с попугаем, другая – с какой-то птицей, похожей на куропатку. На левом фланге шеренгу замыкал огромный лохматый пёс, никак не желавший садиться на снег, а вторым справа стоял среднего роста густо заросший воин в женской дублёнке с обезьяной на плече. Мартышка в маленьком меховом жилете, коротких атласных шароварах и тюбетейке уморительно чихала, зажав нос лохматым кулачком, и брезгливо вытирала сопли о роскошный ворот обладателя женской дублёнки.

Полковник Стрельцов, смущённо прогуливавшийся с импортным магнитофоном между ветеранами и новобранцами, наконец трубно прокашлялся, поставил коробку на землю и поднял голову, чтобы отдать очередную команду, но его опередил лётчик, появившийся на рампе «Антея».

– Э! Воины! Чьё ссаньё будет? – недовольно крикнул он, буравя глазами раскинувшийся под задним крылом цирк.

– Моё «Саньо», а в чём дело? – недовольно отреагировал полковник, на всякий случай поднимая коробку с магнитофоном.

– А в том, дедуля, что за собой выносить надо. Бери ведро со своим «добром» и вали отсюда!

Зелёные оловянные солдатики радостно захихикали. Их поддержал нестройный хор ветеранов.

– Вы это прекратите! – начал распаляться старик. – Я полковник... – На секунду он забыл, как его звать, но, собравшись с мыслями, выпалил: – Полковник Стрельцов!

– Да мне по фиг!.. – ещё не остыв, запальчиво крикнул лётчик, но, от греха подальше, скрылся в тёмной утробе самолёта.

Посчитав инцидент исчерпанным, полковник скомандовал:

– Оружие – на середину!

Пираты, путаясь в одеяниях, сняли автоматы и почти синхронно положили их на снег на шаг впереди себя. Туда же полетели подсумки.

Стрельцов, входя в роль церемониймейстера, зычным с хрипотцой голосом гаркнул:

– Ору-у-ужие – принять!

Новобранцы зелёным штакетником сделали шаг вперёд, как вдруг из чрева «Антея» стремительным болидом вылетело пресловутое «ссаньё» вместе с ведром, из которого оно исторгалось. Описывая круги, жестяной снаряд с анализами, окропляя всё вокруг, грохнулся за край рампы, обдав желтизной снежный покров.

– Жёлтый снег не есть! – ласково улыбаясь, прокомментировал Филимонов поступок мстительного лётчика. – Первая заповедь альпиниста, – уточнил он.

Под общее оживление новобранцы расхватали оружие и через минуту смешались с пиратами. Братание длилось недолго. Новички помогли ветеранам погрузить колониальные товары на борт. На прощальной пятиминутке распили две литровых «Столичных» и, наконец, расстались.

Полковник Стрельцов, придя в хорошее настроение, с воодушевлением скомандовал: «В колонну по два становись!» На его призыв откликнулись лишь трое бывших обитателей «коммуналки», остальные, прикинувшись стадом, потянулись к ангарам, за которым уже прогревали моторы вертолёты. Излив добровольцам свои стариковские обиды по поводу общего падения дисциплины, полковник направил тройку аутсайдеров вдогон стада, которое уже поравнялось с ангарами.

Искушение мистикой

Новобранцы «Тибета» сгрудились у огромного «Ми-6» – флагмана советского транспортного вертолётостроения. Циклопические винты со свистом разрезали воздух над их головами. Поодаль стояла рота солдат-«срочников», приданных «Тибету». Молодые ребята-пограничники, задрав голову, с уважением глазели на винтокрылую машину, на которой им предстояло лететь к месту службы с непривычным для русского слуха названием Джелалабад.

Вертолёт откинул рампу, по которой спустился рослый человек в комбинезоне.

– Кто тут старший? – спросил лётчик.

– Я, полковник Стрельцов, – откликнулся старейшина «Тибета».

– На посадку! И... товарищ полковник, побыстрее. Через полчаса ожидаем снежный заряд. Аэропорт будет закрыт.

За пять минут винтокрылая машина, словно пылесос, засосала в своё огромное чрево всех будущих героев с приданным им подкреплением.

Пара огромных «Ми-6» в сопровождении «Ми-8» по очереди заходила на взлётную полосу, ускорялась и, уткнувшись вниз носами, резко взмывала. Сделав несколько кругов над аэродромом, «вертушки» легли на курс. За бортом проплывали однообразные картины невысоких гор, ущелий, редкие белёсые пятна плоскогорий и высохшие русла рек. Никаких признаков жизни. Вертолёты летели на уровне нижней кромки облаков, изредка ныряя в их ватную бахрому.

Всё в полутёмном салоне казалось буднично-спокойным. Каскадовцы мирно играли в карты, изучали надписи на своих автоматах, выцарапанные их предшественниками, неспешно жевали ферганские запасы и нехотя обменивались впечатлениями. Бывшие «коммунальщики», подхваченные турбулентным вихрем посадки, находились в разных концах салона и коротали минуты полёта каждый в соответствии со своим темпераментом. Володя Конюшов в самом хвосте салона рылся в багаже, перекладывая пожитки и принюхиваясь то к варёной колбасе, то к своим носкам. Олег, разместившийся ближе к центру, болтал с офицером-пограничником, часто улыбался или вежливо замирал, подавшись ухом к соседу.

Герман некоторое время изучал «наскальные» царапины на воронёной стали своего автомата, но быстро охладел к творчеству бывшего владельца, оставившего на память о себе три пропила на откидывающемся прикладе, сердце со стрелой и корявую надпись «Лучший „дух“ – мёртвый „дух“». Рядом пошевелился сосед Виктор, симпатичный молодой человек с аккуратной, только-только проклюнувшейся бородкой и усами.

– Гера, ты как?

– Нормально, а что?

– Да вот, всё прикидываю, что нас ждёт, – продолжил Виктор.

– Ну, и что нас ждёт?

– Вот и я не знаю...

– Витя, ты что... Всё нормально, – чувствуя в словах товарища лёгкую тревогу, беспечно добавил Герман.

– Не скажи... Ты слышал, что говорили? «Духи» в последнее время резко активизировались. А как перевалы откроются – что будет?

– Да ничего... Как откроются, так и закроются, аккурат к нашему отъезду.

– Не знаю...

– Что тут знать, Витя! В прошлый заезд только двое погибли. Мы же не дворец Амина брать будем.

– Гера, а у меня на душе тревожно...

– С чего бы?

– Мне бабушка перед отъездом странно как-то сказала: мол, не вижу тебя, Виктор. В тумане ты.

– Брось ты эти пережитки! Нашёл кого слушать, – возмутился Герман.

– Зря ты... Бабушка мамину смерть за полгода угадала. Тоже в тумане её вроде как увидела. И потом – слепая она...

– Извини, Виктор, мать, конечно, уже не вернуть, но все эти предвидения – чистой воды суеверия и совпадения.

– Да и я себя тоже убеждаю, только бабуля у меня – человек особенный: лечит людей без лекарств, одними руками. Опустит над больным местом, что-то прошепчет – и всё проходит.

Внезапно Германа прошиб озноб. Он, конечно, не верил во все эти заговоры с приворотами, но что тут поделаешь, если его собственный отец умел руками кровь останавливать. Его бабка Амалия этому научила. Ничего больше не умеет, а кровь – останавливает. Герману вдруг мучительно захотелось курить. «А что, если во всём этом что-то есть?» – холодея, подумал он. Отставив в сторону автомат и с каким-то отстранённым выражением лица окинув взглядом своего товарища, Герман встал.

– Ты куда? – полюбопытствовал Виктор.

– Пойду к двери, в окошко гляну.

Герман подошёл к иллюминатору в боковом люке и прильнул разгорячённым лицом к холодному стеклу. Из головы не выходила Витькина бабка с её мрачными видениями. Рассматривая панораму незнакомой земли, медленно проплывающей под ним, он успокоился. Чёрно-белый пейзаж претерпел существенные изменения. Снега уже почти не было, на фоне песчаного цвета скал и камней отчётливо выделялись зелёные лоскутки и целые изумрудные поляны. «Зиме – конец, летим на юг», – вспыхнула и тут же сгорела самая примитивная мысль. На душе стало спокойно.

– Любуетесь? – прервал его размышления голос за спиной.

Герман подался в сторону и обернулся. Его место занял прапорщик в замусоленном донельзя бушлате, старой солдатской шапке и добротных собачьих унтах.

– Ничего, привыкнете, – продолжил монолог прапорщик.

– Угу, – откликнулся молодой человек.

– Я техник. Чиню эти посудины и слежу за ними.

– А-а-а, понял...

– В Кабуле часто бываю... Вы как – на замену? – пытаясь завязать разговор, спросил военный техник, отстранившись от иллюминатора.

– Да... Вот летим... – попытался увильнуть от общения Герман.

– Понятно...

– Мы тут совсем... То есть... В общем...

– Понятно... – и с этим глубокомысленным замечанием прапорщик снова прильнул к иллюминатору.

Герман было дёрнулся к военному – не хотел показаться невежливым, но, заметив, что тот пристально что-то разглядывает, махнул рукой и пошёл на место.

– Эй-эй-эй! – вдруг обернувшись к Герману, поманил его прапорщик.

Герман в нерешительности остановился.

– Пст! Поди сюда, ты это видел?! – настаивал он.

Герман вернулся на исходную позицию и поглядел в иллюминатор: всё вроде то же, только картина за стеклом ещё более позеленела да, кажется, светлей стало.

– Что вы тут увидели? – начал Герман.

– Тихо... Вниз погляди.

Герман посмотрел вниз и обомлел. Из-под днища вертолёта хлестала и тут же рассыпалась в пыль какая-то жидкость. Раньше он этого не замечал.

– Что это? – спросил он.

– Что-что! Не видишь – бензобак пробило!

Ноги у Германа стали ватными. Он даже не знал, что ещё можно спросить и тем более – что делать.

– Ты только молчи, а то сам понимаешь, паника... Стой здесь, я своим ребятам пойду доложу, – взял инициативу в свои руки прапорщик.

– А как же... – начал испуганный молодой человек. – А где парашюты?

– В дупле!

– ?!

– Не положено пассажирам, только лётному составу. Да ты не трухай, авось дотянем! – Этим многообещающим «авось» лихой прапорщик окончательно добил Германа. Охваченный ужасом пассажир непонятно почему до боли стиснул колени и выкатил глаза на кабину пилотов, куда уже вошёл новый знакомец.

«Вот оно! – закрутился шквал мыслей в голове у обезумевшего Германа. – Неужели слепошарая Витькина старуха права! Вот тебе и диалектический материализм с квантовой физикой в придачу», – продолжал мысленно стонать он. Дверь кабины отворилась, и прапорщик с перекошенным от напряжения лицом вернулся к своему попутчику.

– Фу! Вроде, доложил!

– Ну и что? Что они сказали? – затараторил Герман.

– А что! Идём на вынужденную.

– А если горючего не хватит? – не унимался испуганный пассажир.

– Будем садиться на авторотации. Тут главное сгруппироваться и первым рвануть из салона, когда вертолёт начнёт разваливаться.

Герман не заметил, как вцепился мёртвой хваткой в рукав старого бушлата смелого техника. Он судорожно открывал рот и пытался задать очередной вопрос, который даже не был в состоянии сформулировать.

– М-м-м! – застонал Герман, готовый потерять сознание.

В это время дверь кабины снова распахнулась, и долговязый командир будничным голосом объявил: «Внимание! Под нами Джелалабад. Идём на снижение, просьба всем занять свои места и не стоять у проходов». Последние слова лётчик адресовал лично Герману, который, не мигая, пожирал его взглядом. Пилот улыбнулся и скрылся в кабине. Герман со скрипом перевёл белки вытаращенных глаз на прапорщика. Тот, побагровев, беззвучно трясся от смеха, закрыв рот свободной рукой.

– Это конденсат... это конденсат спускали! – захлёбываясь от смеха, повторял армейский шутник. – Извини... Извини, дорогой! Не ты первый, не ты последний...

Герману не хватало сил даже обидеться. Ватные ноги донесли его до своего места, где он плюхнулся чуть ли не на колени внука слепой старухи.

– Дура твоя бабка! – не выдержал Герман, обернувшись к озадаченному соседу. – Дура и психопатка! А Бога нет! – с этими словами он согнулся, обхватил колени руками и, слегка повернув голову к ошалевшему соседу, жёстко и внятно проговорил: «Витёк, сгруппируйся! Керосин кончился. Садиться будем на авторотации!»

Мистик Виктор ни черта не понял, что такое авторотация, но, повинуясь сумасшедшему взгляду своего соседа, тут же съёжился в комок, с грохотом уронив автомат. Герман, напротив, распрямился и зашёлся безудержным смехом, да таким громким и отчаянным, что весь салон, казалось, поражённый общим безумием, поддержал его. Дольше предавался веселью прапорщик в унтах, который периодически подмигивал жертве своего жестокого розыгрыша.

«Тёплая» встреча

Вертолёт приземлился при всеобщем оживлении его пассажиров. Мягко покачиваясь, «Ми-6», или «летающая корова», как окрестили его военные, подрулил к месту стоянки. Каскадовцы, искренне радуясь концу путешествия, собирали багаж. За бортом была слышна работа артиллерии, но ставшие будничными звуки войны на эмоции не давили. Загудела открываемая рампа, и вдруг совсем рядом ударил взрыв. В ту же секунду, как сушёный горох по кастрюле, застучали осколки. «Обстрел!» – стараясь сохранить самообладание, сообщил командир экипажа, уже сделавший первый шаг по рампе. В салоне воцарилась тишина. «Справа – капонир. По одному бегом – марш!» – распорядился он, вернувшись в салон. Офицеры «Каскада» молча выскакивали из вертолёта и, пригибаясь, бежали к заросшему сухой травой углублению для размещения бронемашины. Стрельба продолжалась. Для неопытного уха было невозможно определить, где рявкают наши гаубицы, а где – рвутся мины душманов. «Встретили называется...» – с раздражением, по-стариковски, проскрипел полковник Стрельцов. Однако внешне он оставался спокойным и лишь с тревогой пересчитывал сгрудившихся в капонире бойцов своего отряда. Собравшись вместе, офицеры «Тибета» принялись отчаянно шутить и зубоскалить. Перестрелка постепенно стихала. В капонир скатился невысокий молодой человек в свитере под линялым обмундированием спецназовца.

– Ребята, вы из «Тибета»? – Но, встретившись глазами с полковником Стрельцовым, отмёл сомнения и коротко доложил: – Николай Иванович, бэтээры – у дороги. Обстрел закончился. Прошу на выход.

Ватага молодых парней быстро просочилась через аэродромное КПП и заняла места в бронемашине. Рядом под командованием майора-пограничника грузились в два бэтээра солдаты-«срочники», приданные отряду «Тибет».

Бэтээры тронулись. Германа слегка удивила мягкость хода бронированной машины: никакой тряски, по грунтовке – словно по асфальту.

Военная техника вышла на прямую трассу Аэропорт – Самархель. Самархель, как попутно рассказал водитель машины, это пригород Джелалабада, где проживали советские специалисты из числа гражданских и где располагалась база отряда «Тибет». Не проскочив и двух километров, колонна вновь попала под обстрел. Мины ложились то справа, то слева, но ни одна из них не падала даже на дорогу. Тем не менее на броню летела вздыбленная разрывами земля и пальмовые ветви от экзотических деревьев, высаженных по обочинам трассы. Идущие на большой скорости машины лихо объезжали старые воронки и колдобины давно не ремонтированного дорожного покрытия.

Каскадовцы, поражённые «тёплым» приёмом, сидели тихо, сжимая в руках автоматы. Желание шутить улетучилось. Герман с удивлением отметил, что как такового ощущения страха не было. Было напряжение, но это не страх, это нормальная реакция на не совсем обычную ситуацию. Он вспомнил свои рефлексии в вертолёте и со стыдом признался себе, что, поддавшись розыгрышу, чертовски струсил. В чём же разница, почему сейчас, при наличии реальной опасности для своей жизни, он спокоен? Машину тряхнуло. У кого-то выпал автомат. Конюшов больно ударился о ствол и, тихо матерясь, заскулил. «Мужики извините – яму проморгал», – крикнул водитель, тот самый парень, что вывел их из капонира. Скоро замелькали белые одноэтажные домики, скрывающиеся в небольших рощицах, а через минуту колонна резко свернула влево и, лихо затормозив, встала. Приехали.

«Торжественный» вечер

Первые картины увиденного ошеломили Германа. Райское место: кругом зелень, в палисадниках и на клумбах благоухают розы, какие-то птахи ведут мирную перекличку, где-то недалеко квакают лягушки, из окон близлежащих домов льётся музыка. Ощущение не то середины весны, не то начала осени. «Ни фига себе, начало февраля!» – подумал Герман, направляясь к палаткам, разбитым среди высоких деревьев между весёленькими домами и неубранным полем. Палатки были большими и казались какими-то воздушными из-за приглушённого света, пронизывавшего брезентовые стены. База «Тибета» по мере приближения к ней всё более явственно отдавала запахом керосина, перебивая неземные благоухания «райского сада».

«Размещайтесь, товарищи, – послышался голос полковника Стрельцова, – завтра в девять утра совещание». Герман и два его соседа по «коммуналке» отправились заселять самую дальнюю палатку. То, что они увидели, откинув полог, могло сбить с ног любого советского человека. Внутри брезентового жилища, залитого ярким светом электрических лампочек, будто в сказке про сокровища подземных королей, громоздились монументальные музыкальные центры и цветные телевизоры, с крючьев опорных шестов свисали восхитительные дублёнки, повсюду были развешаны женские платья, детские костюмы, под потолком, имитируя воздушные шарики, матово отсвечивали надутые презервативы. В диссонанс этому бытовому великолепию там и сям висели и валялись автоматы, пистолеты, гранаты, пулемётные ленты, цинки с патронами, рации, каски и бронежилеты. По центру палатки стояли два керосиновых нагревателя АПСНЫ, которые источали те самые ароматы, что заглушали всё великолепие запахов субтропического оазиса.

Троица, опустив на землю вещевые мешки, стояла у входа в полном оцепенении.

– Мужики, заходите, не стесняйтесь, – весело улыбаясь, разрядил обстановку недавний водитель бэтээра. – Меня звать Юра. Юра Селиванов.

В палатке было ещё трое постояльцев. Все быстро познакомились, обменявшись рукопожатиями.

– Добро пожаловать в первую группу отряда «Тибет», – не унимался радушный Селиванов. – Мест на всех хватит. Четверо наших сейчас в Союзе. Через две недели вернутся.

– Мы их в Кабуле встретили, – первым из новосёлов подал голос Володя Конюшов.

Юрка включил музыку. Высокий и чуть грузноватый шатен – Володя Малышкин – принялся сервировать стол. Палатка ожила. Герман облюбовал место в самом дальнем углу от входа, сбросил багаж и начал его осваивать. По наследству ему досталась отличная мебель: несколько поставленных на бок деревянных ящиков с откидными дверцами и струганными полками. Отдельно стоял грубо сколоченный стол, накрытый брезентом, и на нём – самодельный секретер из разнокалиберных металлических коробов. «Чудненько!» – искренне обрадовался Герман, приведя в порядок свои вещи.

– Товарищи офицеры, прошу к столу! – последовало приглашение хозяев, завершивших праздничные приготовления. Сели слева от входа на пустые кровати.

– Ну, с приездом! – провозгласил первый тост Володя Малышкин.

Герман с удивлением поднял пластмассовый колпачок с налитой в него до краёв водкой.

– Ничего, привыкните, – подмигнул ему Юрка и, обращаясь ко всем вновь прибывшим, пояснил: – Это «нурсики» – заглушки от неуправляемых реактивных снарядов. В Афгане принято пить из них. Пьём до дна!

Герман привычно опрокинул содержимое своего нурсика в горло, но вдруг побледнел. Водка рвалась наружу. Борясь с позывами, он, почти не жуя, забрасывал в рот закуску, надеясь предотвратить извержение. Участники застолья напряжённо следили за его борьбой.

– Гера, огурчик! – предложил Олег.

– Дайте ему сочку! – призвал собравшихся Юрка Селиванов.

– Поздно! – констатировал Конюшов, когда Герман, прикрыв рукой раздувшиеся, как у хомяка, щёки, вылетел вон из палатки. Но скоро он вновь присоединился к товарищам, утирая слёзы.

– Между первой и второй промежуток небольшой! – поднял очередной тост Малышкин. – За Родину!

Все встали. Герману передали новый нурсик, который он взял в руки с ужасом Сократа, принимающего чашу с ядом. Словно по команде, гвардейцы запрокинули голову и осушили свои колпачки. Бедный Герман, ещё надеясь на удачу, залпом выпил. Но, не успев вернуть голову в вертикальное положение, молодой человек извергнул водку прямо в полог палатки.

– Берегись! – резко подавшись в сторону, завопил Олег. Струя, едва не задев брезентовый потолок, накрыла по параболе бронежилет Малышкина, висевший на кровати.

– Гера! Твою же мать! Ну кто так пьёт! – возмутился владелец «броника».

Виновник что-то невнятно бормотал в своё оправдание, украдкой вытирая осквернённый бронежилет вывешенными на просушку трусами.

– Может, «шампусику»? – участливо предложил позеленевшему товарищу спасительную альтернативу Володя Конюшов.

– Думаешь – поможет?

– А ты попробуй! – настаивал «коммунальщик», выливая игристый напиток из своей фляги в пресловутый нурсик.

– Третий тост за ушедших навечно! – прозвучала команда одного из ветеранов.

«Только бы не облажаться, – с ужасом думал Герман, – ну хотя бы не на этом тосте... И что это со мной сегодня?»

«Шампусик» недоверчиво вошёл в его горло, мягко обдал газом пищевод и... попросился обратно.

– Шалишь, сволочь, не пущу! – злобно беседовал с напитком упорный юноша. Он с хрустом закусил ананасом, который до сего дня видел только на картинках, обжигаясь, торопливо запихнул в рот горячую картошку и окончательно почувствовал себя победителем, когда доел холодную сосиску из открытой консервной банки.

– Ну, вот видишь... Ведь можешь, когда хочешь, – резюмировал Малышкин, открывая старый портсигар с барельефом Сталина на фоне Кремлёвской башни. – Н`а лучше, дымком затянись.

Герман неопределённо замычал, прикуривая дарёную сигарету «Прима».

Хмель уже ударил по мозгам «Каскада». Галдели все. Из обязательных тостов выпили за детей и родителей. Жён как-то проигнорировали. Два раза пили за победу. Ветераны постепенно доводили нюансы оперативной обстановки до сознания необстрелянных офицеров.

– Тут у нас всё просто, – журчал Юрка Селиванов, запуская пальцы в консервы со шпротами, – «духи» везде, куда ни плюнь. Только их уважать надо. Они свои деньги отрабатывают, а мы – свои.

– Постой, Юра, какие деньги, мы же страну защищаем от американцев, – перебил докладчика Конюшов.

– Какие, в жопу, американцы! – возмутился Селиванов. – Мы по дури сюда влезли, а теперь нам предстоит из дерьма лепить конфетку. И не слушай, что вам там в Союзе говорили. У нас в Афгане...

– Да нет же, Штаты хотели разместить здесь ракеты, – горячился Конюшов.

– Юр, дай я, – вклинился в разговор Малышкин. – Где тут ракеты разместить можно? Кто америкосам жратву возить будет? Как снабжать эти ракетные базы? Знаешь, Вовка, не звезди, если не соображаешь! Слушай Юрку, он думает, когда говорит.

– Так вот, я продолжу, – вновь привлёк внимание Селиванов, – «духи», значит, везде. Вот тут, в ста метрах, сразу за полем живёт Мулло Омар – командир тридцати – сорока нафаров. Ходит в Пакистан за оружием. Воюет подальше от дома. Здесь тихий, приветливый, всегда здоровается. А как ночь – живодёр, хуже некуда. Чуть дальше, справа – Азра-Джан, большой специалист по минам. У него только десять сабель. Слева, возле колодца...

– Слушай, Юра, – не выдержал Герман, – а тут есть места, где их нет?

– Есть, но мало. В Джелалабаде их нет, вернее, есть, но только на окраинах.

Герман в смешанных чувствах отошёл в сторону. Селиванов продолжал перечислять имена главарей бандформирований и численность их групп: «Лалбек, Сардар, Муалем Гафур...» – сыпал он незнакомыми именами. «Да они везде! – мысленно удивлялся Герман. – И как только они всех нас не прикончат!»

От мрачных размышлений молодого человека оторвал порядком охмелевший Олег Филимонов.

– Гера, а мне всё это нравится, – начал он.

– И мне тоже, – соврал Герман.

– А ты что не пьёшь?

– Не знаю, Олег, не лезет что-то, может, траванулся...

– Бывает... А у меня – как по уставу! Что ни стопка – то моя! – похвастался он. – Помню, когда был в шестом классе...

Но Герман так и не узнал, что было в шестом классе у Олега. Его собеседник внезапно замолк и уткнулся взглядом во входной полог. Герман последовал его примеру, развернувшись в ту же сторону. На него в упор смотрел душман! Из-под брезента торчала голова какого-то абрека с крючковатым носом и длинными чёрными волосами и такими же чёрными усами и бородкой, обрамлявшими ухмылявшийся рот.

«Мулло Омар!» – догадался побелевший Герман.

Его товарищ был несколько другого мнения. Видимо, он пропустил мимо ушей введение в обстановку в изложении Юрки Селиванова, поэтому, сдвинув брови, Филимонов во всеуслышание строго спросил:

– Это что за пидор?

«Пидор» тут же скрылся, но через секунду, отбросив полог, вошёл в палатку.

– Я не пидор. Я капитан Гаджиев, заместитель командира отряда «Тибет»!

Герман, уже готовый броситься к автомату, просто остолбенел. Олег, напротив, радушно улыбаясь, протянул руку «пидору» и представился:

– Старший лейтенант Филимонов. Очень приятно, можно просто – Фил.

– Капитан Селиванов, вы ввели в курс дела вновь прибывших? – стараясь быть строгим, поинтересовался Гаджиев.

– В общем и целом...

– Продолжайте! – процедил сквозь зубы заместитель командира и, строго взглянув на участников застолья, вышел.

– Пидор! – ещё более уверенно сообщил друзьям Олег Филимонов, ласково глядя вслед ушедшему.

– Согласен, – чуть помедлив, подтвердил капитан Селиванов.

Праздничный вечер продолжался. Из колонок музыкального центра изливались потоки аккордов группы «Спэйс» и слащаво-задорные голоса солисток ансамбля «Арабески». Народ упорно хмелел. Чтобы не быть неправильно понятым, трезвый Герман часто убегал из палатки на перекур. Затягиваясь, смотрел на звёздный шатёр, странный месяц, который, завалившись на спину, только-только показал свои рога из-за глиняного дома свирепого Муллы Омара.

Обитатели палатки разошлись не по-детски:

– Лёня Брежнев – старый мудак! – неслось из палатки. – Его Галька совсем очумела, «села на иглу» и торгует, сучка, бриллиантами... Что там Лёнька, ты посмотри на Суслова... Эти старые пердуны всю советскую власть просрут...

Герману стало не по себе. Хотелось общаться, но трезвый пьяному не товарищ. Он вернулся в палатку, взял обесчещенные семейные трусы и выйдя из палатки, развесил на растяжках командирского шатра. Обитатели этой палатки жили несколько иными интересами:

– ...я, понимаешь, сперва развязал тесёмки её белого передника, потом аккуратно снял кофточку... – смачно басил какой-то незнакомый голос.

«Старые пердуны, а туда же! – мысленно оценил содержание разговоров своих командиров Герман. – Куда пойти?» – подумал он, чувствуя себя изгоем на празднике жизни. Покрутившись в лагере, он поднялся к залитому фонарным светом крайнему от палаток домику. Опять пахнуло розами. Из полуоткрытых зашторенных окон слышалась приглушённая русская песня. «Красота!» – приходя в хорошее расположение духа, сообщил себе Герман. В доме открылась дверь, и на пороге показался среднего роста человек крепкого сложения, в трусах и майке, с большой лысиной и запоминающимся умным лицом. Лысый, ёжась от холода, быстро развесил бельё и, обернувшись к стоявшему на свету молодому человеку, коротко бросил: «С приездом!», а потом, так и не дождавшись ответа, нырнул в комнату.