Текст книги "Страна Лимония"

Автор книги: Геннадий Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Кризис

После конфуза с командными играми штаб на три дня распался на элементарные частицы. Пограничник Перекатов, запив горькую, пытался распасться на ещё более мелкие составляющие, но общественность вовремя его остановила.

Стрельцов перестал здороваться с Гаджиевым. Целыми днями пропадал в обществе нижних чинов и периодически, как старый кочет – молодого соперника, отгонял от солдат изредка трезвеющего Петра Петровича. Бойцы, у которых к тому времени наладилась личная жизнь, с нескрываемой тоской по третьему разу выслушивали эпизоды из «Пунических войн». Он собирал их вокруг себя, как Дед Мазай – зайцев, и, не обращая внимания на тоску в молодых глазах, макал и макал их в свою лихую молодость. А между тем утративших вольницу солдат ждали канистры с керосином, приготовленные для продажи афганскому обслуживающему персоналу. Ветшали временные тайники, набитые зажигалками, дешёвыми перстнями и упаковками с презервативами. Висела дембельская «парадка» в надежде встретиться с мастером, способным вырезать белый целлулоидный подворотничок, сделать латунную вставку под многочисленные армейские значки. Давно уже не было рейдов на минное поле, где в потаённых местах, прикрытых сухим навозом, ждали своих хозяев сработанные афганскими умельцами пистолеты, кинжалы и даже металлические рогатки со смертельным боем. Уже два дня не работала библиотека порнографической литературы, заботливо укрытая материалами к XXVI съезду. И всё это из-за какого-то доброго, но очень отставшего от прагматичного поколения старика.

«Дон Педро», страдающий от всеобщего остракизма, поначалу повадился к партийным советникам, но скоро и там стал лишним.

Белоусов постарался укрепить связь с народом: они на пару с Колонком весьма удачно играли в карты и даже имели небольшой доход. На третий день, обыграв Крестова с Ляховским, начштаба твёрдо решил завязать с картами и заполучить собственный источник информации, для чего с утра выехал в ХАД, но к вечеру его в полном бесчувствии привёз Рудзис Валдович. Обаятельный латыш изящно выкурил сигарету во время церемонии передачи тела и пообещал и впредь оказывать любую посильную помощь.

Виктор Краснов, пытаясь сохранить лицо, прикипел к хозяйственному Конюшову, которому он ассистировал в переборке моторов, ремонте бани, прочистке форсунок у кухонной печи. Словом, был единственным, кто во время системного кризиса смог оставаться полезным коллективу.

Первым пришёл в себя майор Перекатов. На четвёртый день он вышел из нирваны, привёл себя в порядок, освежился одеколоном «Шипр» и наконец явился к дорогим его сердцу пограничникам. Старые партизаны были выбиты из вверенных ему частей, и для солдат наступила ещё одна чёрная полоса. Они до седьмого пота бегали по стадиону, группами насиловали перекладину, драили туалет и кухню, а самое главное – готовили лагерь к достойной встрече очередного Съезда. Палаточный городок запестрел плакатами с призывом «Даёшь!..», на кухне ежедневно развешивались «Боевые листки» на злобу дня, а отремонтированный почти стокилограммовый ламповый усилитель регулярно транслировал на весь лагерь новостные передачи, пойманные миниатюрным приёмником «Сони».

Три дня вся исполнительная и законодательная власть была в руках командира первой группы Крестова. Механизм оперативно-боевой работы начал набирать обороты. Даже капитан Репа приобрёл, наконец, агента, который согласился с ним работать в кредит, с условием, что к маю ему подарят настоящий индийский велосипед. Репа ежедневно снимал с него информацию, содержательная часть которой была эквивалентна «Тысячи и одной ночи».

Герман тоже, как мог, демонстрировал прилежание, пытаясь улучшить показатели вербовочной работы. Он всерьёз вознамерился завербовать сменщика Гульмамада, владевшего русским языком, но того совсем некстати разоблачили как пособника бандформирования сотрудники ХАДа и в два дня оформили путёвку в знаменитую тюрьму «Пули-Чархи». Однако Герману всё же повезло. Когда поутру к ним в палатку заглянул тощий старик-афганец и на ломаном русском языке поинтересовался, где тут можно найти справедливость, он немедля указал ему верный путь, завербовав благообразного старца, что называется, «не отходя от печки».

Следующим его приобретением стал не менее благообразный экземпляр, забредший на территорию лагеря в поисках пропавшей коровы. Он так преданно смотрел на Германа, так искренне признавал в нём наличие несомненно выдающихся качеств, что опер дрогнул и тут же дал ему кличку «Талиб» («Студент»).

Жертвенный агнец

К моменту, когда штаб начал подавать признаки возрождения, Герман с Крестовым уже разработали очередной бомбоштурмовой удар на северо-западе провинции Нангархар. Перед этим они трудились, не поднимая головы, два дня. Вначале Герман всё утро готовил к «большой дойке» своего «Студента». «Талиб» сидел возле печки в палатке для свиданий, грел руки у жестяной трубы и, покачиваясь в такт ударам внутреннего метронома, монотонно говорил обо всём на свете. Истомившийся переводчик Акбар сыпал ценами на рис, деталями недавней свадьбы его сына, нравственными заветами Великого Пророка. Всякая попытка склонить престарелого «Студента» к информации на злободневные темы заканчивалась мелкими штрихами к уже известной информации и троекратным рефреном «Душман зиёд аст! Бисьёр зиёд! (Душманов много! Очень много!)» Теряющего терпение Германа внезапно осенила простая, но, как ему показалось, весьма конструктивная идея. Он сбегал к себе в палатку, взял, не считая, несколько местных денежных знаков и вернулся на рабочее место. Отщипнув в кармане сто афгани, он молча показал купюру словоохотливому деду. Тот было потянулся, но Герман отодвинул банкноту в сторону. И тут «Студента» прорвало. Полетели имена главарей, количество стволов, названия кишлаков. Но вскоре тощий ручеёк конкретики иссяк и хитрый афганец съехал на погоду. Оперработник, закончив записывать полученную информацию, передал старику честно заработанные деньги и вытащил из кармана новую купюру. «Студент» запел. Так повторялось три раза.

– Бас! (достаточно!) – прервал Герман очередную попытку агента съехать в сторону. – Давай поработаем с картой.

Акбар перевёл. Афганец страшно воодушевился и заявил, что топографией он владеет ещё со времён короля Дауда, мир праху его!

– Посмотрим, – засомневался Герман и разложил перед своим источником «портянку» из склеенных карт. Обратившись к своим записям, он попросил показать, где расположена база Гулом Сахиба. Старик взвыл от оказанной ему чести и не глядя вонзил свой перст в район кишлака Чапрагай уезда Хугани.

– Та-а-ак, – протянул сотрудник «Каскада». – Чапрагай, значит. Вот здесь старая мечеть и родник.

Акбар устало перевёл.

– А-а! Бали! Оффарин... Барекалло!

– Что он сказал?

– Что ты умница, – вздохнул Акбар.

– Я и сам это знаю... А вот дорога, сар`ак, значит... покажи ему, Акбар.

Трое склонились над картой. Новый всплеск бурных эмоций потряс палатку.

– Что он сказал?

– Что ты умница.

– Ты мне уже об этом говорил.

– Ну, ты же меня спросил...

Так продолжалось час, если не больше, пока не выяснилось, что искомая база Гулом Сахиба расположена не вблизи кишлака Чапрагай уезда Хугани, а рядом с дровяным складом кишлака Алихейль уезда Пачиро-Агам. Пока нужный результат был достигнут, «Студент» истыкал всю карту, доведя молодых людей до белого каления.

Почти по такой же схеме строилась беседа в присутствии Сергея Крестова, с той лишь разницей, что изредка вместо купюры командир группы, угрожающе шевеля чапаевскими усами, показывал огромный кулак, что воодушевляло агента не меньше.

После серии длительных расспросов «Талиба» было решено нанести бомбоштурмовой удар по крупному скоплению мятежников почти на краю зоны ответственности. Когда «Талиб», как на работу, в очередной раз пришёл в палатку, ему был задан прямой вопрос: сколько мятежников находится там-то и там-то. «Две или три тысячи!» – ответил старик, засовывая купюру в свои широкие одежды. Крестов, играя монгольским желваками, показал ему кулак. «От четырёхсот до шестисот!» Герман, следуя примеру командира, положил перед собой пистолет Макарова. «Двести – двести пятьдесят».

– Достаточно, – резюмировал Сергей, – будем готовить вертолёты. Только...

– Что только? – переспросил Герман.

– Далеко это... Не подмажешь – не полетим. Тут на комбрига выходить надо. Дай подумать.

Думал Сергей недолго. После обеда сходил к Стрельцову, который уже вполне пришёл в себя, и выпросил у него бэтээр. На вопрос «зачем» ответил, что хотел бы встретиться с закордонным источником на краю Джелалабада, а там сейчас неспокойно.

– Что, с твоим агентом встречаться будем? – спросил Герман.

– Нет, баран`а надо привезти, понимаешь... Бакш`иш комбригу накатим, а он нам «вертушки» даст, – рассуждал Крестов. – Только живого надо. Приедем в бригаду, башку снесём и – к столу!

В качестве сопровождающих на поиски баран`а взяли двух солдат, Репу и Фила. «Шестерых на одну барашку – в самый раз будет», – завершая организационные приготовления, подвёл черту командир.

Выехали сразу после обеда. Боевой машиной управлял Конюшов, за короткое время овладевший мастерством вождения бэтээра. Остальные, ощерившись автоматами, расселись на броне. Не доезжая до города, машина свернула налево и между лоскутным одеялом полей покатила в направлении гор. Вскоре стала появляться первая живность. Крестов на глаз определял тучность животных, обращая особое внимание на курдюк.

– Без курдючного жира не плов, а каша, – кричал он с брони.

Наконец «каскадёры» заметили небольшую отару упитанных животных.

– Пойдём искать пастуха, – спешиваясь, скомандовал Сергей.

Побродив по окрестностям чуть больше четверти часа, заготовители вернулись к машине. На броне сидел Репа, подставив тёплым лучам своё бледное тело. Посовещавшись, решили поймать барана, связать его, а потом искать пастуха. Ещё четверть часа взмокшие «каскадёры» носились по предгорьям, пытаясь поймать хоть одно животное. Такие неуклюжие на вид, бараны оказались много проворнее молодых ребят.

– Всё! Ничего не выходит, – тяжело дыша, сообщил подчинённым взмокший командир. – Гера, бери крайнего на мушку и – вали!

– Я не могу... Он ведь живой!

– Баба, блин, а не боец, – и с этими словами Сергей вскинул автомат и дал короткую очередь.

Крайнее животное упало, как подкошенное.

– Ты, может, и по «духам» стрелять боишься? Они тоже вроде как живые, – презрительно сказал стрелок.

– По «духам» могу, а по баранам нет, – ответил Герман.

– Так, бойцы! – обращаясь к солдатам, скомандовал Крестов. – Барана – на броню, остальные – к наф`ару! Вон он, с горы спускается.

Действительно, сверху бежал бородатый мужик в тюбетейке и истошно орал. Герман и Сергей пошли ему на встречу. Мужик остановился.

– Эй, бо-бо! Инджё бьё! (эй, дядя, иди сюда), – крикнул Крестов.

Мужик нерешительно попятился и бросился наутёк.

– Гера, заходи слева! Не давай ему выйти к дувалу!

Двое вооружённых людей бросились в разные стороны с намерением взять беглеца в клещи. Обладатель тюбетейки вскарабкался по груде камней к утёсу, но сорвался, покатившись кубарем вниз. С двух сторон к нему бежали вооружённые люди. Обезумев от страха, афганец бросился вниз с намерением проскочить между преследователями, но его расчёт не оправдался. Когда тяжело дышащие офицеры подбежали к пастуху, тот уже лежал на спине, скрестив руки на груди и закрыв глаза.

Сергей, не долго думая, сунул ему в руки пачку афгани и отошёл на шаг. Пастух очнулся, открыл один глаз, послюнил пальцы, пересчитал банкноты и вновь откинулся, закрыв глаза.

– Кям аст! (мало!) – со страхом, но достаточно громко произнёс лежащий.

– Блин, продажная шкура! – взорвался Крестов. – Сколько же тебе, кровопийце, надо?

– Кям аст! – отчётливо повторил афганец.

– На, подавись! – кладя ему на грудь ещё три бумажки, проворчал Сергей. – И попробуй только сказать, что мало.

– Кям аст!

– Да я на базаре дешевле куплю!

– Кям аст!

– У, мироед! Да подавись ты! – и расстроенный командир бросил ему под ноги оставшиеся деньги.

– Гера, сматываемся, а то смотри, народ какой-то смурной собирается.

Действительно, за сценой наблюдало уже с пяток свидетелей, совсем не похожих на миролюбивых пастухов. Они угрюмо смотрели на пришельцев и о чём-то переговаривались.

– Послушай, Крест! По-моему, они нас не любят.

– Гера! Ноги, ноги!

Первые сто метров заготовщики преодолели пятясь задом, потом развернулись и ускоренным шагом пошли к бэтээру. Оставшийся экипаж ждал друзей в полной боевой готовности. Башня бронемашины, двигатели которой работали на холостом ходу, была развёрнута в сторону гор. За колёсами залегли Филимонов и Репа. Солдаты ощерились стволами из бойниц. На башне истекал кровью подарок комбригу. «Каскадёры» за считанные секунды забрались на броню. Два мотора синхронно взревели, и бронетранспортёр, словно утюг по гладильной доске, ринулся вниз. Водитель Репа ехал наугад, выбирая новый маршрут возвращения, чтобы не нарваться на засаду. Уже на подступах к городу встретился небольшой мазар (кладбище) со множеством шестов с привязанными к ним тряпкам. «Репа, объезжай мазар справа! – заорал командир, сидящий впереди на броне. – Не сбей их надгробий...» Конюшов резко вывернул руль, так что двое солдат чуть не выронили барана. Машина слегка накренилась и стремительно пошла по каменистой пустоши, оставляя в стороне Джелалабад.

Уже показалась лента дороги, вырывающаяся из последних городских кварталов, как мощный взрыв потряс машину. Из-под правого борта вырвалось облако пыли, а чёрные ошмётки разорванной покрышки беспорядочно закрутились в воздухе. Репа ударил по тормозам. Два солдата вместе с бараном вылетели вперёд чуть ли не под колёса бэтээра. Три офицера, обсыпанные белой пылью, чудом удержались на броне. Машина встала.

– Противопехотная, – констатировал Крестов, подавая руку стонущему солдату. – Все целы? Далеко не разбредаться! Мы на минном поле.

Офицер, не отходя и шага от машины, осмотрел повреждения. Сверху, с брони, на вырванное колесо уставились три пары глаз, исполненные страха. Остатки резины слегка дымились и мерзко пахли. Сзади по следу машины зияла небольшая воронка. Взрыв разворотил второе колесо правого ряда. Соседнее колесо сохранилось, но было спущено. Автоподкачка не помогала.

– Малым ходом по старым следам! – распорядился командир.

– Есть! – чётко ответил Конюшов, снова садясь за руль.

Натужно завыли моторы, и бэтээр медленно попятился. На броне один солдат делал перевязку другому. Тот уже перестал стонать и радостно вертел головой. Филимонов держал барана. Герман, сломав три спички, наконец затянулся сигаретой. Потом он унял тремор в левой ноге и присоединился к Олегу, ухватив барана за густой мех. Снова поравнялись с мазаром.

– Репа, держись ближе к могилам, – скомандовал Крестов, перемещаясь с кормы на нос. Конюшов, обозревая дорогу через поднятые окна, медленно повёл машину вдоль вереницы свежих следов. Через десять минут бэтээр, кренясь на правый борт, вышел на трассу. Ехали очень медленно. Повреждённое колесо ритмично отбивало такт по асфальту. Заготовщики улыбались и облегчённо вздыхали.

Перед въездом в Самархель выслали дозорного, который доложил, что начальства не видно. Малым ходом бэтээр въехал на базу. Офицеры схватили тушу барана и поволокли на кухню прятать. Легко раненый солдат поплёлся к фельдшеру. Второй достал из кабины тряпку и собирался вытереть кровь барана с брони машины. В это время появился полковник Стрельцов.

Заметив повреждённый бэтээр, старик встревожился.

– Что случилось?

– Младший сержант Приходько! Мина, товарищ полковник!

Подходя ближе, Стрельцов подслеповатыми глазами увидел заляпанную кровью броню. Сердце старого партизана сжалось от плохих предчувствий.

– Это что? – глухим голосом спросил он, указывая на красно-коричневые разводы.

– Кровь, товарищ полковник. Капитан Крестов... командир первой группы...

У Стрельцова всё поплыло перед глазами.

– ...приказал, товарищ полковник... – съезжая на шёпот, пытался объяснить ситуацию младший сержант.

– Вам плохо?! – в отчаянии воскликнул солдат, видя, как его командир валится на землю.

– Врача!!! – что есть мочи закричал сержант Приходько и бросился с кровавой тряпкой к полковнику.

– Кто ещё? – прошептал поверженный ветеран склонившемуся над ним бойцу.

– Капитан Конюшов, старший лейтенант Филимонов, – начал перечислять членов бригады заготовителей перепуганный юнец.

– А капитан Потскоптенко жив?

– Жив, товарищ полковник, жив!

– Лучше бы его одного... – произнёс теряющий знание командир, откидываясь на руки солдату.

– На помощь!!! – заорал ополоумевший боец и, мягко опустив седую голову командира, бросился искать фельдшера.

На крики солдата к стоянке машин выскочили Белоусов и Колонок, прервавшие по такому случаю игру в «дурака». Заметив лежащего командира, они стали приводить его в чувство. Белоусов, изготовившись к реанимации, дважды резко нажал на его грудь, произведя треск в сочленении старых рёбер. От резкой боли Стрельцов очнулся.

– Крестов погиб! – в отчаянии прошептал он. Реаниматоры остолбенели.

– Подорвались на мине... Он, Филимонов и Ре... и капитан Конюшов.

Весть о трагической кончине офицеров мгновенно облетела лагерь. «Каскадёры» группами и по одному подходили к подбитому бэтээру, срывали шапки и молча смотрели на запёкшуюся кровь на броне.

К лежащему полковнику подлетел фельдшер Мишин.

– Что случилось, товарищ полковник, вам плохо?

– Капитан Крестов, старший лейтенант Филимонов... – начал зачитывать скорбный список поверженный партизан.

– Да, да, понимаю, товарищ полковник, они на кухне... Позвать их?

Но отправлять посыльного не пришлось. На тропинке показались трое геройски погибших и один чудом уцелевший. Четвёрка шла, бурно обсуждая свои необычные приключения. Скорбящая толпа разразилась радостными воплями.

Весь оставшийся вечер полковника Стрельцова приводили в чувство. Около старика неотступно дежурил прапорщик Мишин, превративший одноместную палатку командира в лазарет. Дважды вызывали Крестова, который нёс околесицу о встрече со своим закордонным агентом, о покупке барана у знакомого офицера Царандоя, о коварстве душманов, заложивших мину, и много ещё о чём, что могло хоть как-то успокоить израненное сердце старого ветерана.

Тушу барана тайком отправили нарочным в бригаду, а назавтра было получено добро на вылет эскадрильи вертолётов.

Дача

Ранним утром третьего дня в «дом свиданий» пришёл агент «Талиб», по самые глаза замотанный шерстяным платком. Быстро уточнили недостающие детали предстоящей операции, и Герман пошёл будить переводчика. Акбара дома не было. Сосед сказал, что он со своим советником полчаса назад выехал в Джелалабад. Герман бросился к Фархаду, но тот наотрез отказался, сославшись на то, что ему сегодня предстоит переводить речь Олега Волина на зональной партийной конференции НДПА. Отчаявшись, посыльный постучался в окно к советнику по сельскому хозяйству Фариду. Сонный агроном быстро оделся и пошёл за Германом в лагерь. Однако, выслушав Крестова, он наотрез отказался лететь и, не объясняя причин, вышел.

– Нда-а-а, ситуация, – протянул расстроенный Сергей. – И время на исходе. Ладно, летим втроём. Как-нибудь сообразим, о чём этот «строчок» будет говорить.

«Строчок» радостно заверещал. «Бас! (хватит!) – строго прикрикнул командир. – Р`афтим! (едем!)

Полёт проходил как обычно. Герман сосал леденец, усмиряя приступы морской болезни. Наводчик, закутавшись с головой, трясся от холода в углу вертолёта. Какой-то прапорщик в лётном комбинезоне проверял станковый гранатомёт, установленный в откидывающихся дверях вертолёта. Во время набора высоты Крестов позвал в кабину своего напарника.

– А ну, тащи дедулю сюда. Пусть привыкает к высоте, а то на место прилетим, а он ни хрена сообразить не сможет.

Герман растолкал наводчика и повёл его в кабину. При входе афганец попытался пожать всему экипажу руки, но Сергей это решительно пресёк.

– Ты что, дурила, хочешь, чтобы мы все навернулись к чертям собачьим!

Тем не менее он уступил своё место и встал позади ошарашенного панорамой аборигена. Первые две минуты было слышно только работу моторов и свист лопастей. Но вскоре наводчик ожил. Он стал показывать пальцем в квадратики домов и развалины старых кишлаков, быстро-быстро комментируя свои наблюдения.

– Что он говорит? – спросил командир вертолёта.

– А хрен его знает, – ответил Крестов, – наверное, что-то знакомое увидел.

– Молодец! – похвалил пилот. – Хоть этот ориентируется, а то посадишь такого, а у него глаза нараскоряку, а чуть что спросишь – сразу блевать начинает.

Команда лётчиков заулыбалась. Вертолёт приступил к развороту, выходя на курс. Сзади выстроились в длинный пунктир машины сопровождения.

– Хорошо идём! – с лучезарной улыбкой подытожил первые минуты полёта Сергей.

– Чет`ур? (что?) – откликнулся афганец, повернув к нему голову.

– Сиди уж! – жестом приказывая занять прежнее положение, вальяжно произнёс Крестов. – Смотри и соображай, пролетарий умственного труда, – добавил он, явно довольный своей шуткой.

Афганец снова упёрся взглядом в лобовое стекло. Но долго сдержать себя не смог.

– Ейл`ог! Ейл`ог-е ма! – радостно завопил наводчик, показывая на одинокий дом, обнесённый дувалом.

– Что это он? – озабоченно спросил командир вертолёта.

– Эй, барод`ар (эй, брат), что там у тебя? – переспросил Сергей афганца. – Укрепрайон, база или склад?

– А, а, эс-ке-лод, момкен аст (да, да, возможно и «эскелод»), – не понимая значение слова «склад», вежливо согласился афганец.

Лётчики переглянулись.

– Так что там?

– Вроде как «духов» склад, – пожал плечами Крестов и, обернувшись к афганцу, спросил: – А оружие там есть?

– Ошшень манога! Бисьёр аст! – оживился наводчик.

– Может, разочек навернём? – спросил командир вертолёта. – Заодно АГС испытаем.

– Как скажешь, – согласился Крестов.

Командир связался с экипажами сопровождения, сообщил, что имеется цель и что их вертолёт сейчас эту цель отработает, а потом догонит своих. Дом с дувалом уже был сзади по курсу, когда вертолёт начал разворот. Афганец радостно застрекотал. Прапорщик откинул дверь и сел за станковый гранатомёт. Снижаясь по спирали, вертолёт приближался к цели. Герман усиленно сосал леденец. «Огонь!» – отдал приказ командир. «Дум-дум-дум...» – откликнулся АГС, выплёвывая из короткого ствола увесистые болванки. Вблизи строения появились первые разрывы.

– Мазила! Целься лучше! – рявкнул прапорщику командир вертолёта.

«Дум-дум-дум...» – снова ожил АГС. Мины стали рваться на крыше дома.

– Молодец, Коржов! Дай ещё пару залпов.

Снова летят мины. Дом уже разрушен, первые языки пламени вырываются из руин. Вертолёт, описав полукруг, набирает высоту.

– Что это с ним? – спрашивает второй пилот, указывая на лежащего с закрытыми глазами афганца.

– Перепугался с непривычки, должно быть, – поясняет приходящий в себя после приступа тошноты Герман.

Из-под опущенных век афганца текут слёзы. Он поминутно стирает их платком и, наконец, не сдерживаясь, плачет навзрыд.

– Хон`э аз ма! (мой дом!) Хон`э аз ма! – всхлипывает наводчик, сползая с кресла.

– Кажется, мы его дом разнесли, – догадывается командир экипажа.

– Да, промашка вышла, – соглашается Крестов, вытаскивая афганца из кресла.

– Бывает, – сокрушённо говорит второй пилот, и машина ложится на курс.

Весь остаток пути Герман успокаивал безутешного афганца. Он вытирал его измазанное лицо, давал клятвенные обещания возместить потери. Даже высказал надежду, что его афганский друг ещё сумеет наплодить с десяток таких патриотов, как он сам, но, взглянув на сморщенное лицо старика, понял, что с «приплодом» он слегка переборщил.

– Подходим к заданному квадрату, – крикнул из кабины пилот.

– Гера, тащи наводчика, – распорядился Крестов.

Герман, поддерживая осунувшегося старика под локоть, провёл его в кабину. Агент-наводчик занял своё место, вытер в последний раз лицо промокшим от слёз платком и уставился в окно.

– Узнаёшь? – спросил его Герман.

Афганец утвердительно затряс головой, преображаясь буквально на глазах. Уже через минуту он азартно тыкал пальцами в стекло и восторженно лопотал.

Герман с Крестовым с грехом пополам добились от наводчика информации о месте расположения оружейного склада противника.

– Как бы нам не промахнуться, – озабоченно сказал командир вертолёта, – где-то здесь поблизости наша застава.

Вертолёты ринулись вниз. Вот из-под днища отвалила первая двухсоткилограммовая бомба.

– Тикаем! – крикнул командир и резко потянул рычаг управления на себя. Герман чувствовал, как его тело наливается свинцом. Вертолёт уходил от взрыва. Внизу содрогнулась земля. Машину слегка подкинуло.

– Пронесло! – радостно сообщил второй пилот.

Разворот в гигантской карусели, и снова – атака. Разрушенный посёлок затянуло чёрным дымом. Прапорщик, опустив ноги в бездну, стреляет из автомата через раскрытый проём двери. На курсовом пулемёте работает Крестов. Последний заход. Вдруг, чуть поодаль, с небольшой «высотки» в сторону атакующих летят три сигнальные ракеты: красная, зелёная и ярко-голубая. Оживает рация:

– Вы что там, охренели? – прорвался сквозь шлемофоны русский мат.

В ответ летит отборный мат командира группы. Затем словесная дуэль утихает. Помрачневший лётчик коротко докладывает невидимому начальству: «Есть... Так точно... Возвращаемся на базу... Есть трибунал... Никак нет... Это всё «каскадёры»... Есть выкинуть за борт!» Афганец, подчиняясь древним инстинктам, сжимается в комок.

– Кажись, своих задели, – кричит на ухо Герману встревоженный Сергей.

– Пипец, мужики! Отлетали! – поворачивается командир вертолёта. – Наших накрыли! – И, упираясь взглядом в сжавшийся комок афганского тряпья, сквозь зубы цедит: – Нафара – за борт!

Герман пытается вмешаться.

– Иди на хрен! – орёт командир. – Я что сказал – за борт этого урода!

Несчастного старика тащат к открытой двери. Афганец истошно кричит и вдруг, освободившись от одежд, выбрасывает вперёд и вверх все четыре конечности.

– Так он в дверь не пролезет, – бесстрастно комментирует прапорщик, пытаясь кантовать наводчика боком.

– А ты попробуй его головой вперёд, – советуют из кабины, но цепляющийся за жизнь старик принимает позу паралитика и мёртвой хваткой цепляется за выступ двери.

– Ёшкин-вошкин! Ну и сила! Отодрать невозможно, – сетует прапорщик, пытаясь снова перехватить афганца за талию, и буквально через секунду: – Ой, сука! Он меня за руку укусил!

Освободившись от палача, старик рваной тенью летит в хвост вертолёта. Герман, приходя в себя, бросается к старику и, раскинув руки, встаёт на его защиту.

– Не дам! – в остервенении орёт он. – Стреляйте – не дам!

– Да успокойся ты, – срывается Крестов. – Отдай старика, нам ещё к трибуналу успеть надо.

– По хрену мне ваш трибунал! – всё более раскаляется Герман. – Сам расстреляю, если в своих попали.

Лётчики о чём-то советуются, потом подзывают Крестова, громко кричат, Сергей, сжимая кулаки, грязно матерится, и наконец, общий ор стихает.

– Ладно, твоя взяла, – подходя к Герману, ворчит побледневший Сергей. – Но, если подтвердится, я и тебя не пожалею – к стенке поставлю.

Трое зачинщиков операции расселись по разным углам и предались невесёлым размышлениям. Афганец, замотавшись в одежды, тихо молился. Вертолёты со скоростью 150 километров в час летели в направлении военного трибунала.

Высадившись на аэродроме, невесёлая троица плетётся к поджидающему её «уазику». Выйдя на КПП, оба офицера молча закуривают. Вдруг афганец, отбрасывая в сторону шарф, срывается с места и, часто петляя, несётся к дороге. Крестов инстинктивно вскидывает автомат и тут же опускает. «Бог с ним, пусть живёт», – ворчит он, сплёвывая на асфальт перед машиной, а тщедушная фигура беглеца, мелькнув пару раз, скрывается в зарослях маслин.

По возвращению на базу Герман рухнул на кровать и уставился в потолок. Сергей Крестов, не заходя в палатку, нашёл Стрельцова, и они оба уехали на разбор полётов в бригаду.

В палатку вошёл переводчик Акбар.

– Где полковник?

– Уехал в бригаду, – нехотя ответил Герман.

– Он представление на меня написал?

– Не знаю.

– Я с вами больше не полечу.

– Угу.

Вдруг Герман приподнялся и задал таджику давно мучащий его вопрос.

– Акбар, а что такое Ейлог?

– Дача.

– Какая к чёрту дача посреди пустыни!

– Тогда летний домик скотовода с загоном.

– Значит, мы дачу разбомбили, – равнодушно промолвил Герман.

– А ты напомнишь Стрельцову насчёт моего представления? – попросил настойчивый Акбар.

– Угу, – промычал Герман и повернулся на бок.

Полковника и капитана Крестова не было в лагере до самого вечера. Когда совсем стемнело, в палатку ввалился пьяный командир первой группы.

– Херрр-ман! Крути дырку для медали!

– А как же трибунал?

– К чёрту! К чёрту трррибунал! Крути, говорю, дырку.

– У меня и так этого добра полно.

Крестов расхохотался, готовый принять любую шутку.

– В «яблочко» попали! Представляешь, Герка, расхреначили этих «духов» в пух и прах!

– А как же ракеты?

– Это наша разведка с поста... За «духами» наблюдали. Вот мы при свидетелях их и накрыли! Зови своего «Студента». Премия ему полагается.

– Щщщас, прямо разбежался. Где я его искать буду?

Крестову надоело препираться. Он упал на кровать и тут же уснул.