Текст книги "Страна Лимония"

Автор книги: Геннадий Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Приземление

Обо всём этом вспоминал молодой капитан, летящий навстречу своей судьбе. Рядом мирно сопела Ран`о, с которой он совершенно случайно не познакомился раньше и которая так взволновала своими воспоминаниями о консерватории. А тот случай всё же имел счастливый конец: Герман пошёл к своему старшему товарищу, майору Зайцеву, курировавшему филармонию, и во всём ему сознался. Зайцев так ржал, так ржал... он буквально плакал, взрываясь новым приступом смеха после каждого эпизода, мастерски излагаемого приходящим в себя Германом.

– Дай понюхать ихтиолки, может, и меня проберёт, – заливался майор, – ой, уйди с глаз долой! Уйди, говорят, а то я уже с душой прощаюсь. Уйди, ради Бога, уйди, я всё сделаю!

И Зайцев действительно всё сделал: пошёл к начальству, сказал, что на такое серьёзное задание сопляков посылать нельзя, что любая осечка – и мы лишимся талантливого исполнителя. Он много ещё чего говорил, но не смог сделать главного – переубедить самого Милославского. Миша, так и не подружившись с Германом, уехал.

Да, ещё... Агент «Инесса» Германа так и не сдала.

Объявили о снижении. Герман послушно пристегнул ремни безопасности и потянулся к спящей соседке. Он аккуратно взял за пряжки её ремни и уже собирался их соединить, как был остановлен:

– Руки!

– Что?

– Руки, говорю, убери, – подозрительно косясь на него, повторила Ран`о.

– Хорошо, только не волнуйся, я всего лишь хотел пристегнуть тебя ремнями.

– Я и сама могу, – несколько виновато ответила девушка.

– Ран`о, ты что на меня крысишься?

– Я не крысюсь... я... я – осторожная, на таких, как ты, любая девушка в два счёта сгорит. Ты даже не сказал, где ты работаешь.

– А ты и не спрашивала. Я работаю преподавателем в Сибирском политехникуме.

– Не врёшь?

– Зачем мне врать?

– А куда летишь?

– В Ташкент, потом в Фергану, в командировку.

– Куда?

– В Ферганский политехникум, – не моргнув глазом, ответил Герман.

Соседка успокоилась. Потом, порывшись в сумочке, вытащила фотографию и показала её Герману: «Узнаёшь?»

– Узнаю – Инесса, то есть Ирка Литвинова, – молодой человек покраснел и повернулся к иллюминатору. В воздухе отчётливо запахло ихтиолкой. «Это уже не Павлов, это – Фрейд», – подумал про себя он и вновь обернулся к спутнице.

– Гера, что-то в тебе не так!

– Всё не так, Ран`ошка...

– Не называй меня, как куклу, нет такого имени – Ран`ошка.

– Ладно, ладно, я вообще могу замолчать.

– Ну хорошо, не дуйся, на вот лучше, конфетку пососи. Может ведь девушка поверить своей интуиции?

– Может. Ну и что она тебе говорит?

– А то, что ты тот хмырь, что свернул набекрень голову моей подруге! Я вспомнила, Ирка ещё говорила, что этого лейтенанта как-то чудн`о звали, а теперь всё поняла. Герман! Куда уж чуднее имя придумать!

Разоблачённый сотрудник КГБ безмолвствовал.

– Что молчишь?

– Конфету сосу.

Ран`о весело рассмеялась:

– Так ты ещё и врун...

– Ран`о, молчи, прошу тебя... Да, я там работаю, да, я лечу в Фергану, но не в Ферганский политехникум, а в учебный центр для переброски в Афганистан.

– Понятно-о, – протянула девушка. – А с шоколадкой ты тоже наврал?

– Нет.

– Герман, прекрати паясничать!

Тут уже Герман не выдержал. Несмотря на снижение и предупреждающие надписи на табло, он поднялся и достал свой чемодан.

– Второе пари в силе? – переспросил он.

– Как сказать!

Герман стал укладывать чемодан на место.

– В силе, в силе! – в приступе кошачьего любопытства почти закричала девушка, привлекая внимание других пассажиров.

– Молодой человек, сядьте на своё место! – скомандовала невесть откуда взявшаяся бортпроводница.

– Секунду, девушка, мне бы только шоколадку достать, а то меня тошнит.

– Вам пакет принести? – сменив гнев на сострадание, спросила стюардесса.

– Нет, спасибо, вы лучше моей девушке принесите, её сейчас вырвет, – и с этими словами Герман вытащил на свет шоколадную буханку.

– Бо-же мой! – заворожено пролепетала Рано, – мне сейчас дурно станет! Эту шоколадку я и за месяц не съем!

– Так вам обоим принести пакеты? – с раздражением произнесла проводница.

– Извините, спасибо, нам полегчало.

– Ничуть, – зашептала девушка ему на ухо, когда негодующая женщина скрылась за шторками переборки, – как только ты меня поцелуешь, определённо вырвет!

– Тогда я аннулирую наше пари.

– Нет-нет, я потерплю! – и Ран`о покорно закрыла глаза. Герман не стал ждать второго приглашения.

– И что в тебе только Ирка нашла? – кокетливо сообщила девушка, открывая глаза. – Хотя она далеко не дура и со вкусом у неё всё в порядке.

Самолёт уже летел над городом. Вскоре завизжали тормоза, и пассажиры, несмотря на грозные предупреждения из динамиков, начали вставать с кресел.

– Гера, может, ты возьмёшь свой шоколад, а? – подала голос Рано.

– Нет уж, проиграл – так проиграл, и потом... ты мне всё сполна оплатила.

– Да, права была моя подруга, Ирка Литвинова: что-то в тебе есть.

– Определённо! Тебя проводить до аэровокзала?

– Нет, Гера, нет, большое тебе спасибо! Меня папа и мама встречают.

На выходе с лётного поля Ран`о подхватил высокий красивый молодой человек и закружил её вместе с чемоданом в поднятых руках.

«Есть же счастливые люди, – вздохнул Герман, поднимая свой багаж, – типа... и папа и мама... все встречают!»

Вдруг Ран`о на секунду остановилась, затем обернулась и замахала букетом. Герман поднял свободную руку с переброшенным через неё пальто и ответил двумя еле заметными взмахами. Дорога на войну продолжалась.

Часть вторая. Узбекистан

«Шайтан-арба»

В аэропорту Герман нашёл междугородный телефон и принялся шарить по карманам. Мелочи не было. А откуда бы ей взяться – последний гривенник отдал коварной спутнице. Точек общепита поблизости не было. Зато у широких окон с видом на взлётную полосу примостился небольшой киоск со всякой мелочью: брелоками, игральными картами, складными нардами и другой ерундой. Просто менять рубли на мелочь было неудобно. За витриной стоял точный клон продавщицы из N-ского аэропорта, только вместо замызганного передника представительница узбекской торговли была облачена в национальную одежду с шароварами и тюбетейкой. Нагнувшись, Герман пошарил глазами по выставленной мелочёвке, но ничего пригодного для хозяйства не нашёл. Без особой надежды он принялся разглядывать витрину сбоку, где стояли резные кувшины и бронзовые декоративные блюда, как вдруг его взгляд остановился.

– Покажите этот.

– Что этот?

– Пистолет.

– Это зажигалка.

– Всё равно – покажите.

– А брать будете?

– Возьму, если подойдёт.

Продавщица с оскорблённым видом стала выуживать из межвитринного пространства пистолет-зажигалку.

– Нате вам!

Герман покрутил игрушкой, нажал на курок, и что удивительно – в районе мушки вспыхнуло синее пламя.

– Класс! – воскликнул молодой человек.

– А то! Дерьма не держим, – самодовольно ответила продавщица. – Когда мы с Клавдией вдвоём работали, то от него и прикуривали в подсобке.

– Беру! Только дайте сдачу, чтобы по 15 копеек было.

– Ну вот ещё, я что, на менялу похожа?

– Тогда я не ваш покупатель!

– Понаприехали тут разные... – загнусавила продавщица, принимая деньги и отсчитывая сдачу пятнадцатикопеечными монетами.

– Упаковку не надо!

– А у нас её отродясь не было! – поставила жирную точку в разговоре русская баба, наряжённая в узбечку.

У телефонов очереди не было. Герман легко дозвонился домой, но трубку снял пьяный сосед, который долго не мог понять, с кем имеет дело.

– Петр`о! Перестань придуриваться, это я, Герман, – в десятый раз пытался вернуть к реальности своего соседа задыхающийся от злости транзитник. – Петруха, передай нашим, что я долетел... долетел... Ты понял меня, дубина стоеросовая?!

Убедившись, что сосед-алкаш запомнил просьбу, и заставив его дважды повторить текст обращения к родичам, Герман повесил трубку.

Выйдя из аэропорта, он закурил, чиркнув игрушечным пистолетиком. Вдруг ему стало тоскливо. Выпуская ноздрями дым, Герман унюхал запах шашлыка. Ему очень хотелось есть. «Повременю, – подумал молодой человек, – доберусь до базара, там оторвусь по полной». На предвкушение восточных разносолов его рот откликнулся обильным слюнотечением.

«Вот же напасть, – с досадой отреагировал голодающий, – стою, как бобик у полной миски! А может, прямо в аэропорту перекусить?» – ловя ноздрями чудные запахи шашлыка и узбекского плова из соседней забегаловки, пораженчески завершил он свои мысли.

Герман уже было окончательно сдался и даже повернулся навстречу манящим ароматам, как его окликнул разбитной таксист из приоткрытой двери припаркованной к выходу «Волги».

– Садись, командир! Дёшево прокачу!

– До железнодорожного сколько? – очнулся от гастрономических вожделений Герман.

– Сколько дашь, командир!

– По счётчику, и пятерик сверху!

– Уломал, красавец! И рублик в плюсе за комфорт!

Герман, обильно сплюнув в сторону манящих запахов, сел на заднее сиденье раздолбанной в хлам машины и водрузил рядом с собой чемодан с пальто.

– Поехали!

Шайтан-арба зашлась визгом стартёра и натруженным кашлем оживающего мотора.

– Ого! На форсаж выходит!

Водитель в задрипанной кепке-восьмиклинке понимающе заржал, утопил педаль и с приличным ускорением, кренясь на правый борт, вырулил по кругу на трассу.

– Кормилица, – ласково промолвил водитель, потирая цветастой тряпкой запотевшее лобовое стекло.

– Да уж! – отреагировал пассажир, намереваясь отдаться грустной радости от встречи с любимым городом. Потом, очнувшись, спросил шофёра: – А как насчёт комфорта?

– Что-что? – не понял таксист.

– Ты ж обещал содрать с меня рубль за комфорт!

– А тебе что – не комфортно? Давай про Ташкент расскажу.

– Я и без тебя его знаю.

– Тогда давай спою! А ты можешь покурить.

– Валяй!

– Щас, секундочку... сначала послушай мою сестричку, – с этими словами водитель открыл бардачок и нажал на кнопку кассетного магнитофона «Вега».

– Вот это да! А ты – богатенький Буратино, – пытаясь перекричать орущую Пугачёву, позавидовал Герман. – Я и за полгода на такой не накоплю. Да и с сестрой тебе подфартило!

– А то! – самодовольно ухмыльнулся «брат» Аллы Борисовны.

Видимо, обидевшись на самозванца, известная певица из бардачка сначала запела густым басом, потом истерически взвизгнула и затихла.

– Клять! Снова плёнку зажевала!

– Кто? Алла Борисовна?

– Да не, мля, это советское угрёбище! У брата «Сони» есть, но у него такой фигни не бывает.

– И ты бы себе «Сони» поставил.

– Куда мне! Брат официантом в «Голубых куполах» работает.

– Ну, тады ой! Звиняй, хлопчик, не по «Соньке» кепка! – С этими словами Герман, удобно примостившись на заднем сиденье, вытащил пистолет-зажигалку и громко чиркнул.

– Осечка! – констатировал водила. – Если хочешь стреляться – заплати и выйди.

– Ну ты деревня, это же зажигалка! – со снисходительным укором промолвил пассажир, затягиваясь сигаретным дымком.

Водитель обиженно засопел, снял дерматиновую восьмиклинку, оголив загорелую лысину, и, поглядывая на дорогу, начал высвобождать из магнитофона кассету. Герман, воспользовавшись паузой, принялся с интересом глазеть на мелькающие за окном пейзажи. Всё это ему уже было до боли знакомо: ровная пулемётная лента обрубков ветвистого тутовника вдоль дороги, изредка перемежающаяся пирамидальными тополями, бесконечные перепаханные поля, а за ними – синие горы на горизонте, скрывающие свои вершины в облаках.

– Всё... готово. Дома склею, и всё в порядке. Разве только пару раз икнёт, – подал голос вспотевший от двойной работы таксист.

– Кто икнёт? – не сразу вошёл в тему Герман.

– Да Пугачиха, мать её! Плёнку, говорю, склею, а на месте склейки она икать начнёт, – с этими словами водитель поднял кассету с бородой из спутанной магнитофонной ленты. На кассете линяло-торжественно стояло клеймо Шосткинского завода.

– Ты бы ещё наждачную ленту в свой магнитофон зарядил, говорят – головки чистит до блеска, – насмешливо отреагировал пассажир.

– А где я хорошую ленту куплю? Только недавно на базаре стали появляться всякие там «Марксвеллы» и «Ти-ди-кёшки». Говорят, наше воинство с Афгана привозит. Только цены!..

– Не «Марксвелл», а «Максвелл», фирма такая. «Агфа» ещё есть, тоже хорошая плёнка.

– О, да ты учёный, как я посмотрю, – парировал водитель.

– Да так, книжки с картинками почитываю...

– Молодца! Только всей этой премудрости грош цена, – тормозя перед упирающимся на проезжей части дороги ишаком, резюмировал владелец шайтан-арбы. – И военные наши такие же ослы, как этот. – И, уже высунувшись из окна «Волги», аккуратно объезжая упрямое животное, обдал матом испуганного парнишку, пытавшегося спихнуть непокорное животное в кювет. – Никто уже ничего делать не умеет. Ни тебе воевать, ни тебе ишаком рулить, а ты говоришь – плёнку для магнитофона хреновую делают. Зато в космос летаем!

– А что наши военные... они-то почему ослы? – перебил распалявшегося водителя молодой человек.

– А потому, что не то с Афгана везут! Им бы «Панджгуль» мешками тащить, а они там всякие соники, ссанье да панасоники... А ещё терьяк с гашишом. У нас этого добра и без них хватает.

– Соников и панасоников?

– Да нет же! Наркоты своей хоть жопой ешь!

– А «ссанье» – это что?

– Техника фуфловая – «Саньо».

– Понятно... А «Панджгуль»?

– Платки женские. Пять цветов: четыре по краям и один – посерёдке.

– И что, здесь это дефицит?

– Ещё какой! Любая узбечка без такого платка – что сорока без хвоста.

– Ну и наладили бы в Ташкенте производстве этих платков. Делов-то!

– Так и я о том! Самолёты здоровенные клепают, а на хрен они кому нужны!

– Ладно, ладно, про самолёты – это ты за край хватил, а что, платки – такие дорогие, что ли?

– Мне говорили, раз в 50 дороже, чем за канавой.

– Канава – это Афганистан?

– Он, родимый! Мне сосед говорил – чего там только нет! И музыка, и телеки цветные, и камешки, и золотишко!

– Да уж, богатый народ!

– Куда там!

Оба замолчали, переваривая всяк по-своему содержательную часть разговора. Впереди замаячило здание железнодорожного вокзала. Машина, часто меняя правый галс на левый, изрядно чадя, подходила к парковке.

– Слушай, шеф, – подал голос Герман, – а ты бы меня подождал на стоянке. Я мухой: билет куплю – и назад. Ага?

– Ага-то ага, только заплати за первый рейс.

Герман полез в карман, пока таксист пришвартовывал свою колымагу к бордюру.

– А рублик за музон? – нарочито сердито возмутился водила.

– Полтинник за трёп, минус гривенник – за порванную Пугачёву. Смотри на счётчик, Карузо! – с этими словами молодой человек подхватил пожитки и выскочил из машины.

В воинском зале было пусто. Оформить плацкарту до Ферганы по требованию было делом пары минут. Ещё минуту заняло избавление от багажа в камере хранения. Через мгновение Герман уже выходил из вокзала. Его водитель стоял у машины и энергично жестикулировал перед лицом старого узбека в халате, калошах на босу ногу и двумя тощими мешками за плечами. Подходя к ним, Герман услышал быструю узбекскую речь, перемежаемую русским матом и короткими репликами старого узбека.

– Вот каналья, – переходя на русский, приветствовал Германа таксист, – хотел у меня машину за две тысячи купить. Я ему говорю – три, а он мне – две!

– Ну у вас и народ! Все при деньгах! – делая рокировку со стариком, ответил молодой человек.

– Работай нада, – прогундел где-то сзади богатенький старик Хоттабыч.

– Вот иди и работай, – вновь взорвался водитель, – ещё тыщу заработаешь, звони!

– А ты русский? – садясь в машину, спросил Герман.

– А ты из служивых? – вопросом на вопрос ответил таксист.

– Нет, я агроном, – не подумав, ляпнул оторопевший молодой человек.

– То-то я вижу: и билеты купил, и багаж сдал, и всё за пять минут.

– Ну и что?

– А ты видел, какая очередь у касс! За час не протолкаешься.

Ещё не остывшая машина резво завелась и, пару раз чихнув угарным газом, сорвалась с места.

– Куда?

– На Алайский.

– Что ты там потерял – лампасы?

– Нет, жрать хочу.

– Ты что, в КТуркВО служил?

– Нет, то есть – да!

– За канаву?

– Ага!

– Телефончик мой запиши. Всё, что привезёшь, оптом беру. Забыл сказать, тут за «Шарп – три пятёрки» половину машины можно купить.

– Это ещё что такое? – полюбопытствовал Герман.

– Двухкассетник такой. «Милитари стайл». Орёт, как старшина на учениях. Два «Шарпа» – и новая «Волга» твоя, – мечтательно пояснил коробейник. – Только травку не вези, телевизор возьму, гондоны в упаковках, из камешков – «тигровый глаз», лазурит, других не надо. Можно – гранат.

– Не, я оружие не повезу.

– Да не гранаты, а камень – гранат.

– А...

Не надеясь на память своего пассажира, водитель притормозил, вытащил из кармана засаленный блокнот, написал телефон.

– Спросишь Рафката.

– Так ты узбек?

– Да что тебе далось! Русский я. Папа – таджик, а мама – хохлушка. От такого замеса самые что ни на есть русские получаются. Да и у тебя физиономия не шибко-то славянская.

– Где там! По отцу и турки случались, а вот по маме – чисто русский.

– Где турок прошёл, там и за десять родов не отмоешься. Не горюй, в скуластых да чернявых стрелять не будут.

– И на том спасибо.

Остаток пути до рынка ехали молча, если не считать скорострельных матюков Рафката на перекрёстках и при обгоне.

– Ну вот, прибыли, командир. Плати по счётчику. С героев доплату не беру. Да, и про телефончик не забудь.

Алайский базар

За два года, что здесь не был Герман, главный рынок Ташкента – Алайский – мало чем изменился. Голодному молодому человеку вдруг подумалось, что этот суетливый многоголосый торговый организм живёт и всегда жил по своим законам и ему было мало дела до того, чья сейчас власть, кто теперь правит этим древним городом – эмир или первый секретарь.

Проходя между рядов к заветной точке общепита, Герман, словно магнит опилки, притягивал внимание торгового люда. Седобородые аксакалы свешивались через прилавок, воздевали руки к ароматным зимним дыням, висевшим на перевязях у палаток, на глазах ломали спелые гранаты, демонстрируя почти фиолетовое нутро южного фрукта. Враз повеселевший командировочный постоянно прикладывал руку к сердцу и слегка наклонялся, демонстрируя знание восточного этикета. Это ещё более распаляло продавцов, которые галдели все разом и вот-вот готовы были устроить ему овацию. В последний момент один из них всё же успел всунуть растаявшему от тёплой встречи покупателю спелый персик, который он буквально высосал перед входом в резную дверь с нехитрой вывеской «Чойхона». Омыв под тонкой струйкой латунного крана руки, Герман вошёл в тёплую влажную темноту заведения, больше похожего на средневековую харчевню.

Под немногочисленными тусклыми лампадами, засиженными мухами, восседала полурота стариков хоттабычей, примостившихся со скрещёнными ногами на грубо сколоченных топчанах, устланных старыми коврами. У топчанов были разбросаны сандалии, калоши и полуботинки со стоптанными задниками. Рот Германа мгновенно наполнился влагой. Желудок перехватил голодный спазм, и усталый путник рухнул на единственный стул у одинокого круглого столика. Полурота нехотя отреагировала на пришельца, ворочая головами, сыто отрыгивая и сплёвывая тягучую зелёную массу «наса» – лёгкого самодельного наркотика. К седоку на стуле резво подскочил молоденький узбечонок в грязном белом халате и тюбетейке.

– Мампар, плов и лепёшку! – радостно сообщил приветливому мальчугану Герман. – И зелёный чай, уважаемый!

Уважаемый тут же смахнул крошки со стола, ловко орудуя не первой свежести вафельным полотенцем, потом, забросив его на плечо, рысью метнулся на кухню. Через минуту на столе был горячий чай в фарфоровом чайнике с отбитым носиком и маленькая пиалушка. Пока посетитель разминался янтарным напитком, перед ним была выставлена глубокая косушка с горячим мясным бульоном, зеленью и клёцками, а через несколько мгновений – дымилась тарелка ароматного плова. В завершение раздачи услужливый официант принёс гранёный стакан холодной воды.

«Вот шельма, знает дело!» – блаженно подумал клиент, вспоминая, как повторно разгорается аппетит после глотка холодной воды.

– Эй, любезный! – запуская алюминиевую ложку в косушку с мампаром, позвал Герман. – Беленькой грамм сто и маринованного чесночка!

Посетители одобрительно оглядывались. Самый крайний из них, в старом заношенном халате, перехваченном на поясе выцветшим платком, аккуратно переломил лепёшку и передал добрую её половину разомлевшему гостю. Герман, приняв подарок, почувствовал себя на вершине блаженства. Наконец-то он в полной мере ощутил себя на родине.

Герман был зачат, выношен и рождён в жарких степях Средней Азии. И не важно, что буквально через месяц после рождения его родители-геологи увезли своего первенца в Москву. Что-то или кто-то в маленьком тельце обычного младенца занёс в глубинные скрижали мельчайшие подробности того мира, который окружал его в первые дни пребывания на «Этом Свете». Уже много позже он мог по одному только запаху определить, где он находится: в Узбекистане или вне его. Даже воздух Таджикистана, казалось бы, ничем неотличимый от узбекского, не мог ввести его в заблуждение. Конечно, эти ощущения описанию не поддаются, но они были реальны, а главное – никогда не подводили. Слов нет, это не Бог весть какое счастье – родиться под Самаркандом, гораздо престижнее – в Москве или Ленинграде. Но что поделаешь, родину не выбирают, её просто любят и наполняются ощущением счастья, когда вновь обретают. Именно это безотчётное чувство счастья испытывал изголодавшийся Герман в заштатной забегаловке ташкентского рынка.

Герман ел жадно и некрасиво: часто прикладываясь к стопке, пил обжигающий бульон прямо из глубокой фарфоровой миски с синим восточным орнаментом, загружал полную ложку плова и забрасывал его в перемазанный рот. Постоянные клиенты перестали обращать внимание на пришельца, дружно загалдели, прерывая висящий над общепитом гомон взрывами смеха. Баба`и периодически сытно отрыгивали и ковыряли пальцами в зубах, обсасывая их, если удавалось что-то найти между золотыми коронками. Признак достатка простого узбека угадывался не в его одежде или обуви, а в наличии золота во рту. Восточное представление о престиже диктовало необходимость стачивать здоровые зубы, лишь бы подавить блеском благородного металла неприличную белизну во рту своих менее удачливых соплеменников.

Заканчивая трапезу, Герман вдруг отчётливо захотел так же сытно отрыгнуть, но европейское воспитание насмерть блокировало реликтовые позывы. Схватив стакан с ледяной водой, клиент сделал изрядный глоток, но мгновенный спазм перехватил горло, и... Вопреки первоначальным намерениям Герман, судорожно хватая ртом воздух, оглушительно икнул, потом, утратив контроль над собой, не менее демонстративно отрыгнул, давясь от нового приступа икоты.

Посетители разом замолчали, обратив взоры в сторону бледнолицего.

– Ай, малядец какой! – разрядил обстановку один из аксакалов. Оставшиеся одобрительно осклабились, цокая языками.

– На, друг... подарок! – с этими словами самый крайний из бабаев протянул маленькую плоскую жестяную коробочку. – «Нас»! Знаешь «нас»... «насвар»?

– Спасибо, рахмат... Знаю, спасибо, но я... не принима... не умею...

– Бери, друг... Сразу видно – хороший человек!

Герман взял подарок, приложил руку к сердцу и высыпал щепотку зелёного порошка под язык. Мгновение, и слюна во рту брызнула, как из брандспойта. «Хороший человек» понял, что больше двух минут ему этот подарок во рту не удержать. Раздувая щёки, Герман, уже вставая, выхватил из кармана червонец и бросил его на стол. Через минуту он был на улице, а через мгновение – припал к отполированному латунному крану.