Текст книги "Страна Лимония"

Автор книги: Геннадий Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Учебный центр

Первые два дня в военном городке царила суматоха. Офицеры либо слонялись по территории, отгороженной от остального мира колючей проволокой, либо сновали по административным зданиям и кабинетам. Рекрутов осматривали врачи, тасовали, как колоду карт, кадровики, разводя личный состав по отрядам в соответствии с предполагаемыми местами дислокаций в Афганистане. Каждый день проводились политзанятия, инструктажи и лекции. Работали баня, парикмахерская, спортивный зал. Постепенно разномастное воинство приобретало единообразный вид. К концу второго дня вся территория учебного центра запестрела грязно-зелёным цветом офицерского камуфляжа.

Герман новой формой остался недоволен. Вместо песочно-кремовых курток и брюк спецназа всем выдали пятнистые ядовито-зелёные комплекты с телогрейкой, шапкой-ушанкой и чёрными негнущимися ботинками с ботфортами. Проблемы начались уже на вещевом складе. Замотавшийся каптёрщик никак не мог подобрать Герману подходящую шапку-ушанку и пилотку шестьдесят второго размера.

– Не бывает таких в армии! – отчаянно повторял прапорщик.

– Бывают! – настаивал головастый офицер. – Что я, в ПВО не служил, или только там у народа мозги остались?

– Десантникам это добро без надобности, – соглашался прапорщик, притаскивая очередную коробку с шапкой-ушанкой. – Я бы тебе, мил-человек, может, что и подобрал, будь ты в звании повыше. На складе старшего офицерского состава выбор поболе будет.

– Да мне хоть с генеральского, лишь бы голову не давило, – отвечал на всё Герман.

– Ты, браток, не кручинься, шапка тебе ни к чему. В Афгане – всегда тепло, – успокаивал его каптенармус.

– А как в горы пойдём, тогда что? Уши в руках нести, что ли?

– У нас в Днепропетровске отродясь таких головастых не було, – продолжал причитать прапорщик.

Герман насторожился. «И этот – хохол, что ли?» И уже вслух:

– Ты, братец, за всю батьковщину-то не размовляй, – подбирая ключик к сердцу кладовщика, парировал Герман, запуская очередной виток лукавства, – у нас на Полтавщине каждый второй такой.

– А ты что, тоже с Украины?

– А як же! – радостно откликнулся притворщик. – Хутор Высокий, Пирятинского района, Полтавской области, – скороговоркой озвучил он место рождения своего отца.

– Земляк, значит? – несколько ободрившись, переспросил уставший прапорщик.

– А то!

– Ну ладно-ть, пойду в другой склад, пошукаю...

Герман ждал недолго. Вскоре перед ним лежали две коробки с искомыми шапками-ушанками шестьдесят второго размера.

– Примерь, – предложил прапорщик.

Нахальный молодой человек выбрал самую большую шапку с отличным переливистым мехом и, примяв уши, водрузил её на свою голову.

– Класс! – оценил он себя в зеркале. – А пилотку?

– Отстань, земляк, нет таких, даже у начальников на складе нет.

– А в генеральском – шукал?

– Окстись! Генералы в пилотках не ходють! На, уж так и быть, бери вторую панаму, поля отрежешь и под каской носить будешь.

Герман сдался, нахлобучил на голову обе панамы и прикрыл их полковничьей шапкой. В таком виде с двумя вещевыми мешками за плечами он и вышел со склада.

«Братья»

Погода налаживалась. Южное солнце, одержав временную победу над зимой, растопило подёрнутые льдом лужицы и проело зелёные проплешины в грязно-белой снежной простыне. Горизонт слегка дрожал в лёгком мареве испарений, заставляя трепетать вереницу синих гор и силуэты взлетающих на дальнем аэродроме транспортных самолётов. Герман радостно жмурился, часто останавливался, прислушиваясь к ранней птичьей перекличке. Его приподнятый настрой прервало ехидное хихиканье. На скамейке в курилке, напротив открытых дверей столовой сидели похожие на кукол-неваляшек два молодых субъекта. Оба – в новёхонькой форме и оба – с бутылками шампанского, торчащими из карманов. Перехватив недовольный взгляд Германа, братья-«неваляшки» дружно заулыбались, уставившись на него добрыми глазами.

– Что скалитесь? – приветствовал их обладатель шапки для руководящего состава.

Новобранцы, побросав бычки в огромный чан, врытый посередине площадки для перекуров, синхронно встали и с вытянутыми для приветствия руками подошли к Герману.

– Здорово, земляк, давай поможем, – предложил чернявый с жидкими, только-только проклюнувшимися усами и ещё более жидкой порослью на подбородке.

Герман, скинув мешки, пожал братьям руки. При ближайшем рассмотрении «неваляшки» имели больше различий, чем сходства. Чернявый был неизменно приветлив, широко улыбался, скаля белые зубы. Второй – светлый курчавый шатен – был чуть старше товарища, серьёзен и не столь улыбчив. Брюнет звался Олегом Филимоновым, а шатен – Вовкой Конюшовым. Шатен во всём проявлял основательность и лёгкую настороженность. А его друг, напротив, как-то легко и беззаботно относился ко всему, не лез с расспросами, легко соглашался и так же легко отзывался добродушным смехом. Олег и Володя были из Омска, поэтому их обращение «земляк» применительно к Герману было обосновано.

– Может, к нам переедешь? – спросил Олег, сбрасывая мешок Герману на кровать и оглядывая большое полуказарменное помещение.

– А у вас чем лучше? – спросил Герман.

– У нас комната на двоих, но, если нарастим на кровати второй ярус, можем жить втроём.

Друзья снова схватили мешки, дорожный чемодан и повели нового товарища в свои апартаменты. Комната была не просто маленькой, а – очень маленькой. Из мебели наличествовали только две кровати и старая тумбочка. Все вещи лежали большой кучей прямо у входа. Герману новое жильё понравилось. Быстро нарастили одну из кроватей вторым ярусом, и Олег великодушно предложил занять нижнюю палубу.

– Да ладно, Олег, я и на верхней умею спать, – не желая ущемлять друга, ответил Герман.

– Не... это не из-за тебя, это из-за меня, – разливая по стаканам шампанское, добродушно отвечал чернявый. – Животиком я слаб, Гера.

– Как это? Болит что?

– Да нет, я это... временами пердю, – ласково глядя новому жильцу в глаза, признался товарищ и, чтобы не быть голословным, тут же продемонстрировал недуг.

– Ну что, запах есть? – участливо поинтересовался Олег.

– Это ты что... Взбзднул? – скривился Герман.

– Нет, только размялся. Вот видишь, а на верхней полке всё сквозняком сносить будет... Воздух оттуда тёплый, вот он по верху в дверь и уйдёт.

Тут уж не выдержал Конюшов:

– Олег, зараза! Перестань человека пугать... Гера, не верь ему. Мы оба с гороховой каши с утра «постреливаем».

Друзья ударили в склянки и припали к гранёным «бокалам».

– Прописан! – провозгласили братья, стряхивая капли шампанского на пол.

Подготовка

Будни лагерной жизни шли своим чередом. По просьбе жильцов «коммуналки» всех троих приписали к отряду «Тибет» с перспективой отправки в провинцию Нангархар, потом начальство передумало и «воткнуло» Германа в отряд «Кавказ» для заброски в Кандагар. На просьбы не разрушать землячество сухонький кадровик тоном, не терпящим возражения, ответил отказом. Оперативный отряд «Тибет» был малочисленным, так как почти с десяток офицеров первого заезда пожелали остаться на второй срок. Личный состав «Кавказа» был не только более полновесным, но и буйным. Если в «коммуналке» предпочитали выпить на сон грядущий шампанского или кислого сухого вина, то в казарме «Кавказа» глушили всё, что может гореть. С кавказских посиделок Герман возвращался к «братьям» еле живой. Он отказывался от походов «по бабам», с трудно скрываемым отвращением пел жалостливые каскадовские песни, избегал пьяных разборок, которые изредка вспыхивали в буйном «Кавказе» по самым незначительным поводам.

– Ну как ты, ещё живой? – участливо спрашивали «братья», идя с Германом на утренние стрельбы. Жертва товарищеского алкоголизма удручённо отшучивалась, с тоской предвкушая очередную «сходку».

Огневая подготовка, тренировки по десантированию с бронетехники, рукопашный бой и топография были ежедневными в расписании спецназа. С непривычки почти у всех курсантов болели растянутые мышцы, многие получили лёгкие травмы, и все поголовно – шикарные гематомы выше правой подмышечной ямы.

Уже на первых стрельбах Конюшов прожёг себе новенький бушлат автоматом Калашникова. Разом выпустив две обоймы, Володя лихо, раскалённым стволом вниз забросил автомат за плечо, пошёл на исходный рубеж и сразу же задымился, как сбитый в бою «Мессершмитт». Но на этом его беды не закончились.

На упражнениях по метанию гранаты двое из троих показали просто фантастически низкие результаты. И только Конюшов был на высоте. Он легко метал гранату на сорок шагов, в то время как его друзья с изяществом капризных балерин укладывали РГД-5 чуть ли не себе под ноги. Герман был уязвлён до глубины души. Ему было чертовски стыдно. Олег же сохранял присущее ему благодушие, завершая очередной бросок сакраментальным: «Опять мимо!»

– Да не мимо, – орал за бетонным ограждением взбешённый и слегка контуженный близким разрывом гранаты руководитель боевой подготовки, – ты себя подорвал!

– Зато душманам не сдался, – с кроткой улыбкой отвечал Филимонов.

Конюшов ходил гоголем. Он глубокомысленно молчал, изредка цедил в адрес соседей ценные замечания и мрачно обозревал панораму полигона, картинно раскуривая очередную сигарету. Малахольные гранатомётчики только стыдливо прятали глаза и восхищались своим другом.

Видимо, окончательно уверовав в свои метательные навыки, Конюшов при очередном броске с изрядной долей рисовки нехотя кинул снаряд и, отвернувшись, подался за бетонное укрытие. По неизвестной причине его граната лишь слегка преодолела рубеж, на котором остановились Олег и Герман. Грохнул взрыв, и полигон огласился конюшовским воплем.

– А-а-а! – вопил чемпион, прижав обе руки к левому уху. Инструктор и оба друга остолбенели, но, быстро придя в себя, бросились на помощь. Оторвав его ладони от уха, перепуганные офицеры увидели капельки крови и висящую из мочки серьгу. Рваный кусок металла разлетевшейся оболочки гранаты, словно гарпун, пронзил ухо и застрял в нежной мякоти, слегка поранив шею. Попытки инструктора вытащить осколок не увенчались успехом. Раненый стонал. Острый жестяной край с зазубриной в виде жала рыболовного крючка мешал извлечению осколка.

– Молчи! – прикрикнул инструктор. – Пулей в санчасть! – И, срывая досаду, брезгливо добавил: – Сколько служу – такого отродясь не видел.

Троица, не дожидаясь повторной команды, будто воробьи с куста, бросилась на выход. Конюшов, придерживая серьгу двумя пальцами, тихо матерился. Наконец друзья добежали до медпункта. Раненый отпустил руку и взлетел по ступеням к двери.

– Стой, – вдруг закричал экс-чемпион, – серьгу потерял!

Друзья остановились.

– Олег, Герка, пошли лучше домой, – сконфуженно заговорил Вовка, разыскивая на ступенях злополучный осколок, – а то опозоримся на весь «Каскад».

Пришедшие в себя офицеры охотно согласились, но тут, как назло, к ним подбежал запыхавшийся инструктор.

– Что застряли, недомерки! Бегом к врачам!

– Товарищ старший лейтенант, всё в порядке, – ласково улыбаясь, доложил Олег. – Он уже вылечился.

– Вот, – протягивая найденный осколок, добавил подранок, – он маленький... сам выпал.

– Лучше пойдёмте к нам, – присоединился к хору Герман, – выпьем шампанского перед обедом...

– А если водочки? – уже миролюбиво уточнил инструктор.

– А как же, – хором ответили «недомерки».

– Под килечку и чёрный хлебушек, – заискивая, продолжил расписывать прелести предобеденного аперитива добродушный Олег.

Две недели, отведённые для подготовки личного состава к ведению оперативно-боевой деятельности в условиях Афганистана, пролетели быстро. Все со дня на день ждали отправки. Но, как назло, помешала погода. Солнечные, почти весенние дни сменились полнейшим ненастьем. Над всей Ферганской долиной опустился густой туман. Казалось, что дни сменились нескончаемыми сумерками. Беспрестанно моросил мелкий дождь. График привычной боевой подготовки пошёл коту под хвост. Никому не хотелось лежать в грязи и палить по мишеням, которые даже на близком расстоянии сливались с серой мглой. Попытки командования компенсировать вынужденную бездеятельность офицеров дополнительными политзанятиями потерпели провал.

Совершенно неожиданно в последние дни перед вылетом всему «Каскаду» выплатили дополнительное денежное довольствие в размере трёх окладов. Заскучавшие было курсанты потянулись на почтамт, чтобы оформить переводы семьям, как вдруг последовал приказ: деньги истратить на месте! Массовый наплыв явно неместной молодёжи в почтовые отделения, да ещё с огромными суммами руководство расценило как нарушение конспирации. «Каскадёры» не стали спорить. Начался массовый загул.

Днём учебный центр пустовал, а к вечеру на КПП вереницей тянулись потрёпанные бойцы «невидимого фронта» – группами и поодиночке, поддерживая сломленных телом и духом товарищей. Вечерние переклички фиксировали массовый падёж среди офицеров. В подтверждение слов бравого коменданта железнодорожного вокзала Фергана вздрогнула от внезапного наплыва элитных самцов.

Герман коротал дни в «Кавказе», а вечерами отходил в обществе друзей из «Тибета». Он всё же умудрился отправить часть денег семье, но вопрос, как истратить последние, оставался неразрешимым. Легче всего было просадить всю сумму в ресторанах, но там надо пить, а он уже устал от ежедневных возлияний. С ребятами из «Кавказа» Герман уныло плёлся в очередное «гнездо разврата», поднимал тосты, давился кулинарными изысками, мрачно подмигивал томным красавицам и неизменно норовил слинять до финальных разборок. Исход таких вечеров не изобиловал разнообразием: либо «Каскад» бил морды местным, либо они – «Каскаду». Иногда приезжала милиция, тогда либо их забирали, либо они договаривались. Периодически «каскадёры» попадали в лапы женщин известного поведения, где всё повторялось... били морды, посуду, иногда доставалось и гостеприимным хозяйкам, доившим своих клиентов в извращённой форме.

К счастью для руководства, погода пошла на поправку. Истомившиеся офицеры как избавления ждали вылета! Весь последний день паковались вещмешки, прятались в потайных местах заветные безделушки и остатки денег, не подлежащие вывозу за границу. Герман по совету Володи Конюшова, в прошлой жизни обслуживавшего аэропорт, свернул в трубочку сиреневые двадцатипятирублёвые купюры и засунул их в тюбик из-под пасты. Собрав личные вещи, он пошёл сдавать 20 бутылок водки «в общак» «Кавказа». Не мудрствуя лукаво, «каскадёры» вскрыли ящики с медикаментами и наполнили их спиртным, переложив драгоценный груз перевязочными бинтами и ватой.

Покончив с подготовкой к вылету, ожившее воинство вознамерилось в последний раз «тряхнуть» Фергану. И только прилёт высокого начальства из Кабула спас город от новых «варваров».

Тусклый свет стоваттных казарменных ламп матово поблёскивал на генеральских защитных погонах, отражался золотом и рубиновыми всполохами от орденов Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды. Вся эта отнюдь не парадная атрибутика высшего командного состава завораживала и внушала уважение, а ровный усталый голос выступавших медленно, но верно остужал горячие головы. Перед распоясавшимися балбесами ставились конкретные задачи, приоткрывавшие отнюдь не радужные перспективы войны. Постепенно к каскадовцам приходило осознание, что их предстоящая работа будет достаточно опасна, трудна и ответственна. Герман, привыкший устраивать балаган на партийных собраниях, сидел как вкопанный, преисполненный щемящим чувством сопричастности с большим делом, которое не только ломает людские судьбы, но и меняет ход исторических событий. Он смутно догадывался, что в Союз ему предстоит вернуться совсем иным. Видимо, такие же чувства испытывали остальные. Герман привстал и обернулся по сторонам. Даже завзятые балагуры, выпивохи и резонёры сидели торжественно-спокойно, не отрывая взгляд от трибуны. «А может, любая война – такая? – мелькнуло в голове у Германа. – По фильмам – трагическая, с несгибаемыми героями, жертвами, предателями и злобными врагами, а на деле – будничная, неустроенная, безалаберная и шальная».

Перед вылетом

С оперативного совещания в казармы возвращались совсем другие люди. Побросав багаж в грузовики и проводив их до КПП, каскадовцы рано угомонились. В «коммуналке» было тихо. Олег пытался острить, но сразу скис, потом влез на свой второй этаж, свернулся калачиком и затих. Вовка сидел на тумбочке и цыганской иглой шил себе «лифчик-разгрузку» для автоматных рожков. Очередной раз уколовшись, он чертыхнулся, засунул палец в рот и отбросил рукоделие.

– Жаль, Герка, что ты не в нашем отряде, – промолвил он, выразительно подняв пшеничные брови.

– На обратном пути встретимся, – заверил друга Герман, трогая руками недавно проклюнувшиеся усы.

Утром началось формирование колонны. Герман, закинув за плечо вещмешок, пожал друзьям-соседям руки и пошёл к своим «кавказцам». Началась перекличка, затем прозвучала команда «По машинам!», и отряд, забрасывая за спину вещмешки, потянулся на выход.

– А как же я?! – встрепенулся Герман, стоящий в строю команды «Кавказ». – Товарищ майор, меня забыли посчитать, – почти закричал он.

Майор в полевой форме, переспросив его фамилию, уткнулся носом в список.

– Нет таких в списке, товарищ капитан, – поднял голову майор.

– Как так, я же... я же, товарищ майор...

– Ге-ра! – послышался вдали отчаянный крик. – Ты в «Тибете»! – это кричал вырвавшийся Конюшов, маня его рукой.

– А водка?.. – воскликнул Герман, упаковавший свою долю в ящики «Кавказа».

– Какая водка? – встрепенулся майор.

– Тс-с-с! – зашипели в строю. – «Тибет – минет», какая разница, – сыпались остроты. – Приезжай к нам, угостим... Не горюй, Герка, на здоровье экономить нельзя!

– Тьфу на вас! – огрызнулась жертва канцелярского головотяпства. Герман махнул на прощание рукой и, ускоряясь, побежал по направлению к ребятам из «Тибета», где, широко раскинув руки, радостно сучили ногами его компаньоны.

– Что за бардак! – притворно ворчал Герман, трясясь со своими товарищами на откидной скамье крытого грузовика.

На борту

Военный аэродром гудел. С небольшим интервалом взлетали и садились большегрузные военно-транспортные самолёты. По бетонным площадкам, словно неуклюжие морские коровы, плавно двигались на рулёжку очередные крылатые гиганты. Стрекозами взлетали вертолёты, делали круг и пропадали в тумане. Погода портилась. Лётчики поторапливали с посадкой. «Каскад» грузил технику. В открытую рампу огромного военного «Антея» поочерёдно въезжали три бэтээра.

Докурив сигарету, Герман вслед за товарищами неспешно вошёл на борт. Не успели зачалить технику, как рампа с характерным свистом сервомоторов и лязганьем сочленяемых запоров поднялась. Стало темно. Взревели мощные двигатели. По ушам ударил перепад давлений. «Антей» медленно поплыл по полю. Казалось, целая Вселенная пришла в движение. Офицеры затихли, да и что можно было сказать друг другу, когда вокруг стоял нескончаемый первобытный рёв.

Разбег. Машина натружено трясётся, набирая скорость. Бэтээры плавно качает из стороны в сторону. Где-то впереди сорвалось ведро и беззвучно покатилось, ударяясь о ноги людей, колёса техники, снарядные ящики и металлические тросы растяжек. Вдруг брюхо самолёта мягко осело, а из сотни глоток вырвалось: «Взлетели... Летим... Наконец-то...»

За полчаса вышли из облаков. Шум двигателей стал ровней и тише. В маленькие редкие иллюминаторы брызнуло солнце. Народ ожил. Посыпались первые комментарии. Многим было досадно, что пограничники их даже не досматривали. Спрашивается, зачем было потрачено столько времени на камуфлированную упаковку водки и обустройство личных тайников.

Герман благодушно взирал на оживший муравейник, не имея в запасе никаких мыслей, которые следовало бы обмозговать. Чуть погодя он начал клевать носом. Наиболее непоседливые офицеры залезли на башни бронированных машин раскинуть картишки.

После бесплодных попыток разглядеть в иллюминаторы хоть что-то, кроме молочной пелены облаков и тёмного, почти фиолетового неба, многие сползли со скамеек и, подложив под голову вещмешки, мирно дремали. Герман спал на скамье, лицом на полковничьей шапке, свесив руку почти до пола.

Его разбудил характерный звук смены режима работы моторов. Могучий транспортник пошёл на снижение. Все приняли исходное положение, ожидая быстрой посадки. Однако самолёт, нырнув в облака, принялся нарезать гигантскую резьбу над аэродромом. Садиться по прямой было опасно. Каскадовцы это знали, но никак не могли предположить, что снижение продлится почти целый час. Казалось, для полноты ощущений машина стала часто проваливаться в воздушные ямы. Последние смельчаки слезли с брони бэтээров, которые, будто тройня в утробе матери, начали угрожающе раскачиваться. В салоне похолодало. Измотанным перелётом военным почти одновременно захотелось облегчиться. По кругу из рук в руки пошло то самое ведро, что кувыркалось при взлёте. Изрядно помятая жестянка быстро наполнилась до краёв. Отхожая посудина тряслась и качалась, повинуясь движению лайнера. Жёлтые волны плескались о её борта, угрожая окропить пассажиров, встретивших первую реальную опасность градом незамысловатых острот.

Внезапно тряска прекратилась. В иллюминаторе показались горы и мелкая сетка кварталов Кабула. Первые картины Афганистана были чёрно-белыми. Точнее, белыми с чёрными вкраплениями скал и графической мозаикой раскинувшегося в котловине города. Почти у самой земли офицеры, прильнувшие к иллюминаторам, затаили дыхание. В предгорьях, рядом с аэродромом, словно чуть припорошенная тальком чернильная клякса, отчётливо просматривалось место недавнего крушения транспортного самолёта. Об этой катастрофе они слышали ещё в Фергане от военных лётчиков. Впечатление от увиденного быстро погасило весёлое настроение. «Антей» выпустил шасси и зашёл на последний круг.

Толчок, ещё толчок, визг колёс, запах палёной резины и нарастающий гул двигателей, перешедших на реверсивную тягу, возвестили о благополучной посадке. «Вот мы и дома», – буднично сказал Олег, обернувшись к Герману.