Текст книги "Страна Лимония"

Автор книги: Геннадий Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Возвращение «пиратов»

Утром ещё не пришедший в себя от ночных кошмаров Герман обнаружил пропажу журнала. Опросив соседей, он успокоился: «Я же сам видел, как Сталин выкинул его в окно, – с усмешкой подумал Герман. – Мистика! То халат, то журнал...»

День за днём отряд «Тибет» втягивался в рабочие будни. Всегда приветливый и улыбчивый Фил первым с головой окунулся в оперативную работу. Он, словно челнок, летал между Самархелем и Управлением национальной безопасности в Джелалабаде. За неполные две недели «наковырял» себе источников информации, которых принимал в отдельной небольшой палатке для проведения конфиденциальных встреч. Его внешность также претерпела изменения. Тощую хошиминовскую бородку он сбрил, зато отрастил усы и вьющиеся бакенбарды, отчего стал похож на легендарного Че Гевару. Олег организовал ещё два авианалета, одну локальную операцию, которую провели афганские войска, и начал разрабатывать крупный план по освобождению от мятежников сразу двух волостей. Теперь Филимонов уже не блистал своей неизменной улыбкой, стал серьёзным, а в общении с товарищами – слегка рассеянным. Володя Конюшов, напротив, казался потерянным. Он тоже ездил в ХАД, участвовал во всех мероприятиях, но источников так и не приобрёл. Репа, как теперь его звал даже полковник Стрельцов, всегда спешил всем навстречу, помогал, обустраивал быт, стриг канцелярскими ножницами особо заросших, но, видимо, сам чувствовал, что своего земляка ему уже не догнать.

Герман стал угрюмым. Отношения с руководством не клеились. Его информация ложилась под сукно или передавалась Олегу, который, как мясорубка, перемалывал всё.

Офицеры, оставшиеся в «Тибете» на второй сезон, откровенно на всё забили и предались мелким житейским утехам. Нет, они, конечно, получали информацию, летали на бомбоштурмовые удары, ходили с мотострелками из бригады в рейды, но с большей охотой гуляли по дуканам или резались в карты.

Казалось, что одни лишь штабные офицеры, будто смазанные шестерёнки единого механизма, не зная сомнений и неудач, работали, как заводные. Старший лейтенант Краснов рано утром нёс кипу бумаг майору Белоусову. Майор Белоусов, поработав с ними час, нёс документы капитану Гаджиеву, а тот, даже не читая, относил корреспонденцию полковнику Стрельцову. Вместе с полковником они до обеда работали в штабной палатке, потом приглашали шифровальщика Колоскова, и... новые донесения летели в Кабул.

В отряде всё более заметным лицом становился пограничный майор Перекатов. Он быстро навёл порядок во вверенном ему подразделении солдат-«срочников», которые были загружены больше, чем офицеры. Солдаты сменили дежурных из оперов на всех секретах. В их обязанности входили уборка территории, готовка пищи, ремонтные и прочие работы. Все солдаты были переодеты в гражданскую одежду и, судя по всему, чувствовали себя гораздо лучше, чем на заставах в Советском Союзе.

Теперь Пётр Петрович Перекатов мог уделять больше внимания общению с оперативным составом. Он стал частым гостем в штабной палатке, где наравне со всеми принимал участие в анализе информации и отработке деталей операций, но главное – у него был неиссякаемый запас водки и других благородных напитков, которыми он щедро делился со всеми штабными офицерами.

Внешне казалось, что каскадовцы слаженно и ритмично выполняют свой «интернациональный долг», однако в их работе не было какого-то порыва, какой-то изюминки, которую может породить только вдохновенный труд. Наконец, эта изюминка появилась. В отряд вернулись «пираты», завершившие свой краткосрочный отпуск.

В этот день Олег Филимонов был необычайно озабочен. Ему нужно было согласовать предстоящие мероприятия с партийными и военными советниками, подготовить шифротелеграмму в Кабул и встретиться с двумя источниками информации.

Олег совершил непростительную ошибку. Он решил сначала отправить телеграмму. Подготовив в специальном блокноте текст донесения, Филимонов понёс его на согласование к руководству. Гаджиева и Стрельцова не было. Оба ещё с утра отправились в Джелалабад на прогулку. За старшего оставался майор Белоусов. Когда вошёл Олег, Белоусов с Петром Петровичем только-только снимали металлическую «кепочку» с запотевшей «Столичной». Отмечали день рождения дочери майора-пограничника. Донесение Фила тут же было отложено в сторону до лучших времён, которые в тот день так и не наступили.

Когда Герман вернулся в палатку после встречи с агентом «Морчак», Фил сидел в тёмном углу на чужой кровати. Опальному офицеру уже давно хотелось излить наболевшее кому-нибудь из своих друзей. Наличие одного из них в пустой палатке он посчитал добрым знаком. Старый друг держал в одной руке конец сложенной в гармошку карты, а во второй – солёный помидор.

– Изучаешь? – дежурно спросил своего друга Герман.

Олег поднял голову и приветливо кивнул, ласково разглядывая что-то за ухом приятеля.

– Уже освежился?

Лицо сидящего изобразило сложный комплекс переживаний, главными составляющими которого были немой вопрос и любовь к ближнему.

– Я говорю, выпил, что ли?

Олег вспыхнул радостью взаимопонимания и отчаянно кивнул.

– А говорить можешь? – теряя надежду на диалог, спросил Герман.

Фил попытался ответить, но, не совладав с координацией дыхания и речи, издал что-то похожее на «Фпр-ру!»

– В штабе, что ли, угостили?

Вновь глубокий кивок и выражение безмерного счастья.

Герману всё равно хотелось общения. Его просто распирало от желания высказаться.

– Ладно, чёрт с тобой. Сиди и слушай!

Друг кивнул, изобразив покорность. Его товарищ, ищущий сострадания, пустился в пересказ последних событий, приведших к охлаждению отношений с начальством. Олег, воспринимая только эмоции, изредка вскидывал брови, хмурился и семафорил головой, выражая согласие или отвергая отдельные соображения Германа. Говорившему это показалось забавным. Последний раз он так же доверительно общался с собакой соседа, перед тем как она от него сбежала. С Филом было сложнее. Изредка он пытался уклониться от общения, закатывая зрачки и валясь на спину, но его друг немедленно возвращал «уклониста» в сознание, повышая голос или тормоша за руку. Жертва дня рождения приходила в чувство, ласково улыбалась, поглаживая солёный помидор.

Ко времени завершения монолога за палаткой послышались шум, радостные возгласы и удары в колокол, которым обычно созывали на обед. «Что-то рано», – подумал докладчик, комкая своё выступление. Колокольный звон, производимый огромной снарядной гильзой, подвешенной на перекладине в столовой, не прекращался.

– Ну и что бы ты с этими козлами-начальниками сделал? – возвышая голос и комкая рассказ о своих бедах, обратился с вопросом Герман.

Олег немедленно изобразил на лице ярость, вытянул вперёд правую руку с зажатым в ней помидором, переключил мимику на режим «титанические усилия» и с треском раздавил солёный плод.

Герман, не успевший отскочить от разорвавшейся овощной гранаты, чертыхаясь, стряхивал с себя солёную юшку, а обессиленный слушатель рухнул на одеяло. «Где-то я уже это видел», – подумал прерванный докладчик, но в этот момент в брезентовый дом ввалилось больше десятка офицеров. Первыми вошли «люди в чёрном». Герман, уделанный помидорным рассолом, вскочил навстречу «пиратам», а в том, что это они, не было никаких сомнений.

– Здорово бывали! – грохнул с порога самый высокий из вошедших, с окладистой бородой и по-цыгански вьющимися волосами.

– Мамонт?! – вырвалось у обитателя палатки. – А ты, стало быть, Крест? – повернулся он к другому «пирату», тоже вихрастому, одетому, как и все, в чёрное кожаное пальто.

– Может, и меня знаешь, р-р-разбойник? – слегка грассируя, вышел ему навстречу рыжий веснушчатый детина с почти белыми выцветшими ресницами.

– Лях?

Последний «пират», не выказывая особых желаний пройти опознание, приблизился к своей кровати, на которой спал Филимонов, и, не обращая на него внимания, стал выгружать пожитки. «Должно быть, Евтушенко», – подумал Герман, который не успел запомнить всех на кабульском аэродроме. Юрка Селиванов и Володя Малышкин часто повторяли: «Вот приедут наши из отпуска, тогда и начнём работать!»

Палатка наполнилась шумом приветствий, дружеских шлепков и мужской разноголосицы. Герман переходил от одного «пирата» к другому, обнимался, называл своё имя, сыпал шутками и вообще вдруг почувствовал себя очень хорошо.

– А это что? Первые потери? – спросил Игорь Евтушенко в надежде освободить кровать от непрошеного гостя.

– Рекомендую, – пояснил Селиванов, – лучший опер из нового состава.

– Заметно... – прокомментировал Евтушенко.

– Где-где лучший? – подошёл разгорячённый встречей Сергей Крестов. – Дайте-ка посмотреть. Да-а-а! С этим сработаемся, – закончил он осмотр тела.

Сергей Морозов, он же «Мамонт», тоже присоединился к консилиуму.

– Не успели вернуться, а в отряде – первые потери, – прокомментировал он. – Где его кровать?

Мамонт легко, но бережно перенёс тело Олега на место.

– Что ты с ним нянчишься! Буди его, сейчас стол накроем, – скомандовал Крестов, подходя вместе с Ляховским к «лучшему оперу».

Олег довольно тупо реагировал на попытки его разбудить, однако всё же соизволил раскрыть веки и, расплывшись в улыбке, сотворил обеими руками два кукиша и с блаженным видом продемонстрировал их приезжим.

– Клинический случай, – доложил Мамонт офицерам, опуская двумя пальцами шторки его век.

Торжества по случаю возвращения отпускников начались сразу после обеда. Протокольные тосты следовали один за другим. С лёгким шелестом взлетали пластмассовые нурсики, до краёв заполненные водкой. Гремели здравицы, разливались бравурные каскадовские песни.

Скоро к офицерскому собранию присоединились штабные крысы и вернувшееся с базара руководство во главе с полковником Стрельцовым. Раскрасневшийся Пётр Петрович Перекатов требовал «гип-гип ура!» в честь воссоединения коллектива, и победное троекратное «ура» затихало среди уютных домов Самархеля. Разбуженный шумом, проснулся Олег Филимонов и тут же нарвался на стакан «штрафной». Герман как мог поддерживал веселье, запрокидывая свой нурсик в сомкнутые губы.

– Ты что это сачкуешь? – полюбопытствовал Крестов, заметив театральные пассажи уклониста.

– Пить разучился, Серёга, – признался Герман.

– И давно? – ехидно щурясь и закручивая усы, спросил командир.

– Как приехал.

– Лечиться надо.

– Я пробовал.

– Пойдём, я тебе лекарство дам, – предложил Крестов.

Оба поднялись и, пока торжественный вечер проходил фазу антракта, вышли из палатки. Крестов нёс две фляжки. Герман покорно ждал инструкций.

– Сначала делаешь большой, о-очень большой глоток воды, – и Сергей потряс солдатской фляжкой, – потом принимаешь ма-а-аленький глоточек спирта, – и он подставил к носу вторую охотничью фляжку. – Если проходит – повторяешь курс. Уловил?

– Да, конечно.

– Тогда начнём!

Учитель отхлебнул из солдатской фляжки.

– Н`а, вода. Только залпом, и глоток – побольше, а то эффект пропадёт, а я пока приготовлю спирт, – сказал он, передавая воду и свинчивая колпачок с охотничьей фляжки.

Герман подхватил солдатскую посудину, лихо закрутил воду и, откинув голову, глотнул. И тут же словно ржавая молния пронзила его тело. Он почувствовал сильнейший ожог. Дыхание перехватило. Герман делал судорожные движения, но воздуха не хватало.

– Это же спирт! – сипло прохрипел он.

– А ты думал! Психотерапия! Н`а, теперь водички.

Герман прильнул к спасительной охотничьей фляжке с холодной водой и тут же осушил её до дна. Крестов тихо смеялся в усы, протягивая Герману бутерброд с колбасой.

Весь вечер пациент к спиртному не притрагивался. Да и есть он больше не мог. В глотке было сухо и мерзко. Казалось, стенки пищевода отходят, будто шкурка от ошпаренной колбасы. Вскоре спирт запустил все свои градусы в организм больного, и Герман с энтузиазмом присоединился к разбушевавшейся компании.

Бомбоштурмовой удар

Утром Крестов собрал в своей палатке совещание первой группы. Докладывали, несмотря на вчерашнюю пирушку, оперативно и чётко. Командир группы, уткнувшись в карту, всем своим обликом напоминал легендарного комдива Чапаева. «Чапаев» сверял данные, что-то записывал, переспрашивал докладчиков и уже через 20 минут высказал своё мнение:

– Сработали неплохо. Операцию в Каме и Гоште, предложенную офицером разведки Филимоновым, расцениваю как достаточно перспективную. Время проведения – начало апреля. По весне все «духи» спустятся с перевалов и будет с кем воевать. Если не разбить их основные силы, к осени они опять выбьют правительственные войска из этих волостей. У остальных информации хватает на серию бомбоштурмовых ударов. Мы с Ляховским продолжим работу за кордоном и прощупаем ситуацию в районе Тура-Буры. Никаких операций по захвату советников! Американцы надёжно прикрыты с воздуха. Только угробим машины, а то и сами поляжем. Думаю, что в качестве разминки можно воспользоваться информацией капитана Потскоптенко. Совещание окончено. Герман, останься.

Офицеры разобрали документы и приступили к будничной работе. Герман подошёл к командиру.

– Кто дал информацию? – спросил Крестов.

– Агент «Морчак».

– Организуй встречу с ним.

– Да хоть сейчас.

Герман, получив разрешение, тут же пошёл к Гульмамаду. К счастью, охранник был на месте. Прервав его радостные приветствия, он приказал ему не уходить и быстро вернулся с командиром группы, а через 10 минут оба, довольно уверенно используя небольшой запас выученных слов, опрашивали Гульмамада. Не прошло и часа, как Крестов докладывал свои соображения полковнику Стрельцову, а через 20 минут они уже тряслись в санитарном «батоне» в направлении аэродрома.

– Серёга, я уже давал комэску эти координаты, – пытался остудить пыл своего командира Герман, – он сказал, что и без меня, мол, забот хватает.

– Не суетись, Гера, мы с комэском друзья, – ответил Крестов, глядя на ухабистую дорогу. – Не захочет – заставим.

Переговоры с командиром эскадрильи тоже прошли в темпе вальса. По телефону быстро согласовали цели с главным военным советником, командиром бригады и губернатором провинции.

Взлетели ещё по холодку. Сергей забрался в кабину к лётчикам, и вскоре оттуда послышался смех.

«Во даёт, – подумал Герман, сидя на скамье, – не успел приехать – и уже в небе».

– Гера! – крикнул Крестов из кабины. – Садись за кормовой пулемёт, подлетаем!

Не успел Герман занять место, как машина пошла вниз. В руках командира заработал курсовой пулемёт, полыхнул залп реактивных снарядов. Кабина наполнилась запахом гари. Кормовой пулемётчик пока лишь видел голубое небо и редкие пушистые облака. Но вот замолчало оружие в руках Крестова.

– Гера, – заорал он, – не лови гребалом мух! Мочи нафаров, тех, кто с оружием! Не пропусти гранатомётчиков!

Вслед за командой в перекрестье прицела появились и резко покатились вверх вершины гор, затем с ещё большей скоростью – зеленоватые предгорья и, наконец, квадратики домов, жёлтые ленты дувалов и лоскутное одеяло полей. Внизу бежали люди. Герман никак не мог поймать взглядом хотя бы одного с оружием. Но вот он, вот он, зараза, вскидывает РПГ. Герман совмещает уходящего вверх гранатомётчика с кругами своего прицела и нажимает на гашетку. Фонтанчики ложатся вокруг душмана. Человек роняет гранатомёт и бежит в сторону. Всё, вертолёт на форсаже уходит вправо и вверх. «Промахнулся!» – с досадой признаётся себе пулемётчик. Тело наливается свинцом, в открытом люке появляется вздыбленный по вертикали горизонт. Герман даже успевает заметить с десяток барашков, пасущихся на боку на зелёной стене. Метеором проносится сверху вниз чёрный силуэт другого вертолёта, изрыгающего чёрные стрелы ракет. Горизонт выравнивается. Машина идёт на новый заход.

– Как ты?! – орёт Крестов, нажимая на гашетку.

– Нормально! – откликается Герман, хотя нормально он себя не чувствует. Пол уходит из-под ног, и пулемётчик ощущает приступ тошноты. Снова ракетный залп с пилонов, снова гарь отработанных газов. Тошнота становится невыносимой. Герман с трудом сглатывает обильную слюну и напряжённо ждёт появления целей. Опять уходит вверх небо, уступая место несущейся ей вслед земле. Тело цепенеет от перегрузки и... Герман не выдерживает. Вместе с первыми очередями он изрыгает на перегретый ствол пулемёта весь свой завтрак с остатками праздничного ужина. Глаза слезятся. Пулемёт бьёт наугад, а машина уходит вправо.

Приходящий в себя пулемётчик судорожно ищет в карманах пиджака носовой платок и, найдя, пытается вытереть ствол. Руку обжигает раскалённый металл, а вертолёт снова выходит на цель. Герман беспомощно смотрит в кабину, где ведёт огонь его командир. Приближающаяся земля охвачена дымом и взрывами.

– Гера, вперёд! – кричит из кабины Крестов.

Калейдоскоп картинок с фатальным упорством заезженной пластинки повторяется вновь и вновь. Герман успевает сделать только две прицельные очереди по автоматчикам, как его вновь выворачивает наизнанку.

– Уходим! – кричат из кабины.

«Слава яйцам!» – ликует Герман. Скинув пиджак и проверив содержимое его карманов, Герман из последних сил вытирает поруганное оружие. Моментально сжигает подкладку, бьёт нестерпимым запахом горелой плоти и протухших щей. Пулемёт чист. Испорченный пиджак исчезает в отверстии люка и, разметав рукава, летучей мышью несётся к земле. «Интересно, что подумают афганцы, когда найдут...» Но тут его мысли перебивает Крестов, вышедший из кабины.

– Скольких завалил, Гера? – обращается он к подчинённому, но тут же кривится. – Фу! Чем это здесь воняет?

– Может, мы в силосную яму попали? – пытается отвертеться пулемётчик.

– Да нет же, склад накрыли, я же видел, как оттуда всё посыпалось, – недоумевает Крестов, закручивая ус.

– Знаешь, Серёга, а я, кажись, ни в кого не попал, – уводит разговор на злободневную тему Герман.

– Да и я, признаться, «в молоко» бил, – успокоил его командир. – А где твой пиджак, кстати?

– Сквозняком вынесло. Жарко стало, вот я и скинул.

Крестов снова скрывается в кабине пилотов. Посадка прошла в штатном режиме. По пути из вертолёта к зданию аэропорта Крестов не выдержал:

– Так что там с пиджаком и вонью?

– Да обрыгался я! Видать, спирт твой боком выходил, – признался Герман.

– Видать! – расхохотался Сергей.

Фиаско «Дона Педро»

На базе ещё разгорячённые воздушным налётом боевики бодро доложили Стрельцову о проведённой операции. Полковник уточнил детали, сделал несколько пометок и похвалил офицеров. Крестов особо отметил кормового стрелка, который огнём пулемёта уничтожил более десяти мятежников. Герман, вопросительно взглянув на докладчика, скромно промолчал.

– У тебя ножницы есть? – спросил Крестов, когда они вышли в залитую солнцем эвкалиптовую рощу.

– Есть, – ответил Герман.

– Бери, пойдём карты клеить.

– А клей брать?

– Нет, сначала нарежем, а потом склеим, – сказал Крестов. – Мы из Кабула привезли новые карты Пакистана. Будем готовить операцию по уничтожению Гульбетдина Хекматьяра, знаешь такого?

– Как не знать, – ответил герой-пулемётчик, – руководитель Исламской Партии Афганистана. Главарь самой непримиримой группировки.

– То-то! Готовиться надо серьёзно. Беги за штабным инструментом.

До самого вечера Герман, вооружившись ножницами, обрезал в палатке титульные края новых карт, сохраняя чистые поля для склейки. Через посыльного ему принесли ещё ворох карт провинции Нангархар с просьбой полковника Стрельцова обработать их таким же образом.

Закончив работу, Герман пригласил Крестова.

– Гера, ты что наделал! – вскипел командир.

– А что?

– Как мы всё это будем склеивать? Где реквизиты?

– Я их отрезал.

– Ну и поц ты после этого! Ты хоть сам знаешь – где у тебя тут провинция Пактия, а где Нангархар?

– Не-а!

– Так ты что, и Пакистан в общую кучу замешал?

Герман с нарастающим беспокойством оглядывал ворох обезглавленных топографических сегментов, окрашенных в унылые грязно-жёлтые цвета пустынных плоскогорий.

– Серый! Я всё исправлю! По речечкам, по овражкам... Всё и состыкую.

– По речечкам... – с сарказмом передразнил командир подчинённого. – Чтобы завтра к вечеру склеил как надо! Понял?

– А что тут не понять, я сметливый.

– Вот и давай, валим отсюда, «сметливый», пока начальство не спохватилось!

Герман был порядком обескуражен. В этот момент в штабную палатку влетел «Дон Педро».

– Быстро все документы – в сейф, карты – под стол. К нам делегация старейшин идёт.

Выпалив всё на одном дыхании, Гаджиев убежал. Вслед за ним ушёл Сергей Крестов. Герман принялся наводить порядок. Снова влетел Гаджиев.

– Карты – тоже в сейф. Быстро! Они уже идут, – и вместе с Германом он принялся запихивать топографические листы в большой цинковый ящик с навесным замком.

Вскоре послышались голоса, и в палатку вошли Стрельцов, а вслед за ним – шестеро седобородых старцев. Мгновенно казённый шатёр наполнился густым афганским амбре. Герман поморщился, но Гаджиев тут же толкнул его локтем в бок.

– Добро пожаловать! – радушно приветствовал гостей полковник.

– Хуш Омадид! Мехм`оне арджм`анд, – эхом откликнулся сухой переводчик-таджик.

Герман уже протискивался к выходу, лавируя боком между высокими гостями. У палатки он встретил Юрку Селиванова.

– Что это дедушка их приволок? – недовольно проворчал он, прислушиваясь к учтивому гомону благородных старейшин.

Герман пожал плечами.

– Вот так всегда! – вздохнул Селиванов. – Сейчас уйдут, а дня через два-три жди миномётного обстрела.

Герман опять пожал плечами и пошёл в свою палатку.

На ужине начальство отсутствовало. Офицеры дружно поедали гречневую кашу с тушёнкой и делали предположения относительно его задержки. Самую безобидную версию высказал Виктор Колонок:

– Может, от вони задохлись?

Возвращаясь из столовой, Герман проходил мимо штабной палатки. Уже при подходе он ощутил терпкий афганский дух. «А может, Колонок был прав», – мелькнуло у него в голове. Но нет, из палатки доносился монотонный голос переводчика:

– ...всемилостивый Аллах ниспослал нам...

«Во ласты заворачивают! Как у них язык не отвалится!» – прокомментировал переводчика сытый каскадовец.

– ...да благословит ваш шатёр всевышний, да наполнятся ваши сосуды...

Герману становилось интересно.

– Передай, Фархад, товарищам старейшинам и пенсионерам, – послышался голос старого партизана, – наш пламенный привет, и от лица Председателя КГБ...

«Ёшкин кот! И дед – туда же!»

– Бесмел`ахе Рахм`оно Рах`им ва барак`ат... – летели сквозь брезент завершающие здравицы афганской делегации.

«Не к добру всё это!» – подумал Герман, когда первый «высокий гость» выползал задом из брезентовых хором.

В своих предположениях Герман оказался прав. Уже в семь утра солдат-пограничник в модных джинсах и старом полушубке обходил офицерские палатки и передавал распоряжение руководителя отряда срочно прибыть на командно-штабную игру.

В штабе заспанные и озябшие от ночной прохлады «каскадёры» обнаружили руководящую элиту в полном составе. Отцы-командиры сидели с осунувшимися лицами. У Петра Петровича под глазами были синие круги.

– Во напиндюрились! – полушёпотом выразил свои впечатления капитан Репа. – Должно быть, каждый по литру съел.

Капитан Гаджиев завершал на столе манипуляции с топографическими картами. Наконец он толкнул в бок майора Перекатова, и они вдвоём пришпилили к брезенту собранное из шести сегментов бумажное полотнище.

– Присаживайтесь, товарищи офицеры, – начал севшим от усталости голосом полковник Стрельцов. – Как вы, наверное, заметили, сегодня наш штаб всю ночь не сомкнул глаз.

Гул притворного восхищения пронёсся по палатке. Полковник потерял мысль и передал слово капитану Гаджиеву.

– Одну минуточку! – деловито обратился к собравшимся молодой руководитель, продолжая колдовать у бумажного полотна.

Офицеры с интересом разглядывали карту, испещрённую синими и красными стрелами, квадратиками с аккуратно прописанными цифрами и буквами. «Дон Педро», демонстрируя важность момента, неторопливо расставлял на карте треугольные флажки на канцелярских булавках.

Полковник снова встал и, обведя собравшихся взглядом слезящихся глаз, продолжил выступление:

– К нам обратилась общественность уезда Хугани с просьбой защитить их от мятежников. Хуганийцы и хуганийки готовы признать народную власть и поддержать имеющимися силами чекистско-войсковую операцию, план которой мы сегодня представляем на ваше рассмотрение. Заодно проиграем отдельные его элементы.

Тут же взял слово капитан Гаджиев. Он подробно обрисовал ситуацию в уезде, обратив внимание собравшихся на мощную группировку душманов, сконцентрированную в районе кишлака Лухай. Далее он поминутно расписал сценарий совместных с бригадой действий. Затем коротко доложил о стратегических и политических последствиях предстоящей операции, о готовности провинциального партийного руководства закрепиться на освобождённых территориях и в завершение прозрачно намекнул о возможных поощрениях командования и личного состава отряда «Тибет».

Заключительное слово взял полковник Стрельцов.

– Товарищи офицеры, реализация наших планов будет расценена руководством группы «Каскад» в Кабуле как достойный вклад нашего отряда в дело подготовки XXVI съезда нашей родной Коммунистической партии.

Выступление Стрельцова было встречено жидкими аплодисментами, перешедшими в гробовое молчание.

– Вопросы? – спросил капитан Гаджиев. – Приступим к командно-штабной игре.

На галёрке о чём-то о своём шептались рыжий Лях и усатый Крестов.

– Капитан Крестов, вам что-то непонятно? – менторским тоном поинтересовался Гаджиев.

– Товарищ капитан, а как нас будут забрасывать в Пакистан? – задал вопрос Крестов. – Или всё понарошку?

– Что значит в Пакистан и как понимать – понарошку? – растерялся докладчик.

– А то, что всё здесь изображённое находится в Пакистане, недалеко от Кветты.

Собрание офицеров застыло в ожидании развития драматической ситуации.

– Вы... Вы ошибаетесь, Сергей Антонович, – неуверенно начал капитан Гаджиев. – Вот кишлак Лухай, а вот – Бар-Калай...

– Таких кишлаков в Афганистане и Пакистане – как в России Гольяново и Суходрищево, пруд пруди! – гвоздил стратегов штабных игр командир первой группы.

Среди личного состава то тут, то там начали вспыхивать смешки, и наконец штабная палатка взорвалась безудержным хохотом.

Очень кстати на кухне пробили склянки, и голодные, но довольные «каскадёры», не дожидаясь официального завершения совещания, потянулись к выходу.

– Гера, а ты всё-таки сволочь! – обсасывая хвост селёдки, заметил Сергей Крестов, сидя напротив жующего Германа.

– Я знаю... – покорно согласился он.

– Такую операцию загубил! Зато в штабные игры поиграли классно! – хохотнул его командир и впился зубами в рыбу.