Текст книги "Белый Бурхан"

Автор книги: Геннадий Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 52 страниц)

– Прости его, господи! – зарыдал в голос Серапион, прислонившись к горячей серой скале, уходящей прямо вверх в бездонное синее небо. – Нет на нем, на сердешном, крови, и нет на нем, на горемышном вины!

Но никто не слышал и не мог услышать его заклинаний.

Глава девятая
РОЖДЕНИЕ ЧУДА

Людей в долине было уже много. Они сидели группами у костров; бесцельно слонялись по долине, ища знакомых и просто собеседников; отирались у скал и воды, падающей сверху, не сводя завороженных взоров со скального козырька, где счастливчикам еще совсем недавно повезло увидеть самого хана Ойрота и услышать его голос. Теперь они надеялись одними из первых увидеть и услышать своего нового бога – Ак-Бурхана…

Яшканчи дома не оказалось. В юрте были только его жена с младшим сынишкой. Дельмек спросил у Адымаш об Адучи и услышал, что старик умер следом за старшим сыном Яшканчи Шонкором. Дельмек скорбно поник головой, присел у огня. Адымаш протянула ему пиалу с чаем, но он ее даже не заметил.

Присмотревшись к гостю, Адымаш жестом подозвала к себе Кайонока, что-то шепотом спросила у него.

– Да, мама, – ответил тот, – я помню этого дядю лекаря. Он лечил нашего Шонкора, и тот умер.

У Адымаш вспыхнули щеки – вернулась старая боль, с новой силой ударив прямо в сердце.

– Уходи, лекарь! – сказала она с горечью. – Тебе нет места у моего очага… Друзья Учура не могут быть друзьями Яшканчи…

Дельмек послушно поднялся и молча покинул юрту. Прошлое вернулось, чтобы мстить ему, и теперь будет мстить, пока ходят по земле ноги Учура. Тропы алтайцев пересекаются так часто, что два человека не могут не встретиться, если даже один из них живет на востоке, а другой на западе!

Уехать из долины и дежурить на тропах? Но у него приказ бурхана найти Яшканчи! И он обязан выполнить этот приказ, какой бы горькой и оскорбительной ни была его встреча с самим Яшканчи.

И Дельмек решил ждать пастуха, присаживаясь гостем у чужих костров и вслушиваясь в чужие разговоры, иногда поддакивая, порой давая советы, а то и рассказывая грустные или веселые истории из своей жизни… Его, как и парней, приехавших с ним, везде принимали охотно и угощали тем, что имели сами. Но чаще всего имели не больше, чем сам Дельмек, а то и меньше. У него еще оставались нетронутыми деньги доктора, а эти люди, проевшие на второй день все, что оторвали дома от голодных ртов, пробивались теперь чем придется…

К вечеру этого дня Яшканчи не появился возле юрты, и Дельмек решил, что настало время и ему с парнями зажигать свой костер. Но там, где горит костер, должны быть еда и питье! Подумав, Дельмек отправился к аилу Чегата, где соседи по огню добывали за деньги не только талкан, соль, но даже мясо и чегень…

Хозяин аила встретил гостя у порога, охотно отозвался на приветствие, а узнав сеок и имя Дельмека, расплылся в улыбке:

– Как же! Мы почти родственники!.. Проходи к огню, гость! Рассказывай, какие новости, зачем приехал…

– Я ищу Яшканчи.

– О! Яшканчи сейчас большой человек, друг самих бурханов! Он даже свой скот передал мне, самому некогда пасти…

Такой оборот не очень удивил Дельмека. Но он приехал не за тем, чтобы восторгаться стремительным взлетом пастуха к самому небу:

– Со мной люди, Чегат. Они голодны. У меня есть деньги. Поможешь мне?

Нахмурившийся было Чегат расплылся в улыбке:

– Когда у алтайца есть деньги, он – бай! Что тебе надо, Дельмек? Араку, мясо, чегень, табак?

– Все мне надо… У меня десять человек.

Дельмек достал бумажные деньги, но их вид смутил Чегата:

– Прости меня, Дельмек, но бумажки – сейчас не деньги. Бурханы выпустили свои деньги и отменили русские… Вот если у тебя есть золото или серебро – другое дело!

Дельмек достал последнюю золотую монету и вдавил ее в ладонь Чегата:

– Это все, что у меня есть. Может, империала хватит на три овцы?

Чегат молча кивнул, спрятал монету и позвал Дельмека с собой, виновато объяснив по дороге:

– Приходится прятать скот… Людей много, все голодные… Сам понимаешь?

До перевала Ян-Озек, куда его послал бурхан Чочуш встретить Дельмека, Яшканчи не доехал, перехваченной Хертеком.

– Почему ты слушаешь команды Чочуша, если прикреплен к Пунцагу? Дельмек – не мальчишка, сам тебя найдет! Есть другое дело, поважнее, которое я и Пунцаг можем поручить далеко не всем. Я говорю о тюрьме,[187]187
  Действительно, из судебного обвинения следует, что собравшиеся в Теренг «калмыки» сделали «тюрьму» («каталажку»), в которую якобы сажали сопротивлявшихся принятию новой веры. Однако свидетельские показания опровергли это утверждение. «Каталажка» была очень маленькая, сложена из плохо подогнанных камней и была скорее «символической». Внутри нее не обнаружилось каких-либо следов долгого пребывания людей. Бурханисты объясняли, что каменная эта постройка была сделана для женщин и детей: была жара, женщинам в их меховых шапках было трудно на солнце, а обнажить головы в присутствии мужчин они не могли (древний запрет); в этой-то постройке и скрывались от жары женщины с детьми.


[Закрыть] которую надо сложить из камней к завтрашнему дню.

– Тюрьма? – удивился пастух. – Зачем бурханам тюрьма? Кого они будут держать в ней?

– Завтра в долине будет Белый Бурхан! И, если хоть один наш враг проникнет в долину с оружием… Нужна тюрьма, Яшканчи! Я могу дать тебе десять своих воинов.

– В долине полно людей, – удивился Яшканчи, – неужели и тюрьму должны строить воины?

– Никто не должен знать о тюрьме!

Они отъехали еще немного, и Хертек остановился у бесформенной груды камней. Здесь же валялось несколько кузнечных молотов на длинных ручках, железных ломов и лопат, вывезенных со скалы Орктой, где закончилось сооружение жертвенника.

– Здесь и надо строить.

Взмахнув рукой, Хертек подозвал воинов и передал их Яшканчи. Отъезжая, усмехнулся:

– Не пропадет твой Дельмек! Не потеряется.

Среди воинов, оставленных Хертеком, оказалось немало мастеровитых парней. Да и бурхан Пунцаг, которому они помогали строить жертвенник, очевидно, чему-то их научил, хотя сам и был неважным строителем. Прислушиваясь к разговорам, Яшканчи понял, что Белый Бурхан остался недоволен их работой там, на скале Орктой, и прислал бурхана Жамца, который чеканил у тарбагатайских мастеров золотые идамы. Этого бурхана воины не любили, а о Пунцаге говорили с уважением:

– И не подумаешь, что он бог! Простой, обходительный…

К утру сооружение закончили. Вышло оно неказистым и походило скорее на временный загон для скота, чем на грозную тюрьму. Яшканчи хотел было сразу же уехать, но старший из воинов не позволил:

– Дарга еще не принял нашу работу. Яшканчи сел на теплую сланцевую плиту, уставился на восток, где все ярче и жарче накалялось ночное небо.

Вспомнился последний крепкий разговор с Чегатом о его дикой торговле чужим и своим скотом, на которую нищего пастуха толкнули возможность быстрого обогащения и непонятные события в горах, напугавшие его до смерти, а потом обрадовавшие до потери рассудка… Да, слаб человек! Да и один ли Чегат не устоял бы перед золотым и серебряным дождем, хлынувшим над долиной?

Хертек приехал, когда уже встало солнце. Он был непривычно озабочен и, бегло осмотрев сооружение, отмахнулся от него:

– На первое время сойдет, а потом подыщем что-нибудь в горах! Ты собирался домой, Яшканчи? подожди, поедем вместе…

Он выстроил воинов, осмотрел их, расспросил о самочувствии, отправил на отдых к Ян-Озеку, потом вернулся к Яшканчи:

– Твой Дельмек не проходил по перевалам. Или он уже давно в долине, или топчется вместе с другими на дорогах, не зная, что их уже нет…

– Ты слишком хорошо выучил своих парней, Хертек, – устало обронил Яшканчи. – Любой твой приказ они выполняют точно даже тогда, когда в этом нет необходимости… Они не пустили меня.

Хертек вздохнул:

– Приказ – святое дело для воина, Яшканчи. Я старый воин и хорошо знаю, что в условиях войны, приказ всегда важнее самого боя. Приказ объясняет необходимость и тактику его, доказывает обязательность победы…

Без этого нельзя!

От всадников оторвались и вытянулись по земле длинные тени, окрашенные в синеву, хотя солнце, что породило их, и стояло сейчас за спинами Хертека и Яшканчи, было огненно-рыжим, почти золотым… Яшканчи зябко поежился.

– Что с тобой? Ты болен?

– Нет, все хорошо. Просто устал.

Яшканчи не стал говорить о своем предчувствии. Ему показалось на миг, что он последний раз в жизни видит этот восход и последний раз слышит спокойный, чуть хрипловатый голос Хертека.

Докладом Пунцага Куулар Сарыг-оол остался в принципе доволен. Конечно, многое можно было бы сделать более тщательно и аккуратно, но для этого снова и снова нужно время, которого нет!

– Много людей в долине?

– Уже более тысячи. Но люди все идут.

– Вы с Хертеком обыскиваете их, разоружаете?

– Да, мы помним о том, что оружие должно быть только у кезеров, охраняющих долину и перевалы, дороги и тропы!

Отпустив Пунцага, Куулар Сарыг-оол впервые за все время своего пребывания на Алтае почувствовал легкое волнение. Но он не позволил ему разрастись: самообладание вообще нельзя терять, а сейчас, накануне главного дела, тем более!.. Чудо, которое готовилось столь тщательно и долго, должно свершиться точно, четко, без эмоций и срывов!.. Хватит глупостей Техтиека!..

Идти к людям одному? Нет! Русские уже успели приучить алтайцев к своей божественной троице: бог един, но в трех ипостасях, в трех состояниях небесном, земном и духовном! Эта троица присуща и всем другим религиям, есть она и в Бонпо: Савитри, Агни и Ваю… Идти надо только втроем! Кого же включить в эту первую небесную тройку?

Дернув за шнурок, он вызвал к себе бурхана-мудреца.

– Считаю, что пора… Пойдем возрастными тройками в три этапа! Жаль, что мы с тобой, лхрамба, не догадались подобрать и тройку маленьких детей… – Прочитав на лице Бабыя изумление, скупо улыбнулся: – Противника надо уважать, лхрамба! Русской троице мы противопоставим свою! И для алтайцев, испорченных попами, это будет привычным и естественным… Одинокое явление хана Ойрота уже дало почву для сомнений! Где его полководцы Шамбалы и его знаменосцы?.. Вот так-то, лхрамба… Таши-лама обдумывал идею, а надо было обдумать ритуал!

– Три тройки… Но нас ведь только пятеро!

– Ты, лхрамба, забыл о Чейне. Она богиня, жена бур-ханов!

Бабый с трудом подавил улыбку:

– Теперь она просто жена Ыныбаса…

– Это легко исправить! Первая тройка – я, Жамц и ты, лхрамба. Вторая тройка – молодых бурханов вместе с Чейне. Третья… Там посмотрим! Может быть, дочь Чета Чалпана и сын Яшканчи нам тоже на что-нибудь сгодятся… Теперь о цветах-символах…

Бабый развел руками:

– По канону! Нового мы тут ничего с вами, Куулар, не откроем! Да и надо ли?

Пять цветов буддизма, его радуга…

Красный цвет – цвет жизни и действия. Цвет земного огня.

Желтый цвет – цвет солнца. Цвет небесного огня.

Зеленый цвет – цвет мира и надежды. Огонь святости.

Голубой цвет – цвет правды и ума. Огонь высшей мудрости.

Белый цвет – цвет траура и печали, цвет обновления и переосмысления понятий. Через горе и мрак, через неизвестность. Огонь риска!

Полное сложение всех пяти цветов – черный. Цвет небытия, уничтоженной сансары. Светильник, погасший на алтаре. Остановка перерождений.

Что выбрать?

– Белое с черным? Белое и голубое с желтым? Белое и зеленое с красным? Желтое и красное – цвета гелукпы? Только белое?..

Явление бога-народу – последний этап. После них останется только хан Ойрот, освященный богом Ак-Бурханом. Каким его оставить народу? Применить секретный метод тибетской медицины и нанести укол между бровями, парализующий волю? Но не станет ли тогда хан Ойрот еще более неуправляемым, а ближайшие помощники бурханов быстро прозреют и не дадут уйти головному отряду миссии, оставив своих богов в горах Алтая навсегда!

Надо сделать так, чтобы боги-бурханы исчезли внезапно, как и появились! А гнев и ненависть при неудаче падут на голову хана Ойрота! Они его, конечно, свергнут… У них в запасе есть громкие имена других легендарных героев… Тем более, что сегодняшний Техтиек непременно уподобится недоброй памяти хану Кочкорбаю-деспоту своего собственного народа, – как только уйдет из-под контроля бурханов! Как сделать, чтобы он не ушел?

– Об этом потом! – сказал Куулар Сарыг-оол самому себе. – Можно посеять сомнение в головах тех, кто останется, ярлыкчи бурханов дадут этой тревоге дозреть и превратят ее в оружие мести!.. Главное, что страна Ойротия, осененная огнем Агни Йоги и знаменем Шамбалы, останется жить! Ее-то уже никто и никогда не уничтожит, не уничтожив самого народа!..

Случилось так, что бурхан Пунцаг и страж бурханов Хертек встретились один на один впервые с той зимней ночи, когда лунный свет был так завораживающе тих и колдовски нежен… Протянув сейчас друг другу руки, они неожиданно смутились и отвели глаза. Совместная работа и ответственность сблизили их, родили доверие, но сделать еще шаг навстречу друг другу они так почему-то и не смогли, хотя, может быть, это в ближайшем будущем круто изменило бы их судьбы…

– Докладывайте, Хертек.

– Отряд воинов, сформированный мной из бывшей армии Анчи, составляет сейчас четыре группы по двадцать пять человек. У Анчи их было шестьдесят семь, в ущельи Аркыта я оставил девятнадцать, из банд Техтиека выбрал одиннадцать, остальные пришли ко мне потом. При формировании групп двенадцать человек я выгнал, девять расстрелял, шесть человек сбежали сами.

– Тех, что остались, вы обучили?

– Да, бурхан. Они преданны мне, и каждый будет сражаться за дело бурханов до конца, если в этом будет необходимость.[188]188
  Безосновательный вымысел. Никаких «формирований» бурханистского «войска» не было, и не могло быть: принцип «ненасилия», «ожидания» коренной принцип «молочной веры».


[Закрыть]

– Боюсь, что будет, Хертек. Что же вы оставили хану Ойроту?

– Я выведен из подчинения хану Ойроту Белым Бур-ханом. Моя задача охрана долины, перевалов, дорог и троп. Я ее выполнил. Сюда, в Терен-Кообы, и муха не пролетит, бурхан!

– Как же быть с ханом Ойротом? – спросил Пунцаг недоуменно. – Ты его разоружил, а он сам совсем не занимается своей армией! Как он думает управлять Шамбалой, которую ему передаст сегодня Белый Бурхан?

– Не знаю. Мне было приказано встретить его, провести на скалу Орктой и проводить через перевал обратно. Я выполнил приказ.

Да, Хертек не знает ответа на этот вопрос.

Не знает его и он, Пунцаг…

Все это было странно и непонятно. Получалось, что Белый Бурхан специально запер хана Ойрота в Храме Идама, где и держит до сих пор. Или Куулар Сарыг-оол думает купить ему армию в этой долине за золотые идамы? Но в Терен-Кообы нет других воинов, кроме кезеров Хертека! Здесь собрались на моление новому богу только пастухи, скотоводы и охотники, оружие у которых, включая ножи и старинные кырлу, отобрано стражами перевалов!..

– Значит, у хана Ойрота нет своей армии, Хертек?

– Думаю, что нет… – Хертек поправил оружие, вытянулся. – Я могу идти, бурхан?

Пунцаг проводил старого воина смущенными глазами и поймал себя на мысли, что ханом Ойротом Куулару Сарыг-оолу следовало бы объявить его, а не бандита Техтиека! У Хертека сейчас была бы не только армия, но и пушки!.. А может, это будет сделано сегодня? И прозвучит не имя хана Ойрота, а имя другого героя Алтая?.. Помнится, Белый Бурхан что-то говорил об этом…

Как только в чашах вспыхнуло золотисто-зеленое пламя, поднявшись выше деревьев, растущих рядом со скалой Орктой, по долине прокатился вопль ужаса и восторга:

– Пришел! Белый Бурхан пришел!

Но вместо бога над алтарем клубился бело-сизый дым – горел арчин, вспыхнувший от огня, бьющего из чаш с грохотом и гулом. А когда белая пелена распалась под порывами ветра, набежавшего с гор, перед изумленными толпами народа предстали три сияющих всадника в одинаковых одеждах, похожие друг на друга, с жезлами-посохами в руках, украшенными горящими крестами с круто закрученными концами, втиснутыми в замкнутые золотые круги.

Долина Теренг погрузилась в молчание. Люди протирали глаза, не веря самим себе. Ждали одного бога, а их явилось сразу три! Что же, и говорить будут тремя языками сразу?

Тяжело и долго текла минута, казавшаяся сном. Всадники не двигались и молчали. Потом разом погасло пламя в чашах, ударил гром, как бы разбудив всадников. Они развернули коней в разные стороны, соединив жезлы. Потом средний всадник выдвинулся вперед, и его белые одежды запылали ослепительным пламенем в свете солнца. Он высоко поднял жезл и сказал громоподобным раскатистым голосом:

– Люди Алтая! Вы ждали меня, и я пришел!

И тотчас тишина взорвалась, лопнула, расколовшись на сотни голосов. Вверх полетели шапки, малахаи, нагайки и даже седельные сумы. Хорошо, что кезеры Хертека заранее позаботились о том, чтобы изъять оружие, а то бы сейчас здесь грохотали сотни стволов!

Белый Бурхан ждал. Ждали и те, что стояли рядом с ним и все-таки поодаль. Потом те двое снова соединили посохи, сверкнуло белое пламя. Крики начали стихать, наконец угасли и последние запоздалые возгласы. Вновь наступила тишина.

Белый Бурхан вторично взметнул вверх свой огненный жезл:

– Люди Алтая! Дети земли и неба! Я принес вам новые законы – самые справедливые и чистые, какие только есть на земле! Я выписал их из ваших солнечных книг, потерянных здесь, в горах, но найденных мной на небе! Хан Ойрот по моему приказу назвал их вам, но не объяснил значения каждой из девяти Заповедей Неба, и потому некоторые из вас не поняли и не приняли их Я их объясню вам, люди Алтая, сам!

И опять долина взорвалась криками: о солнечных книгах знали все, законы хана Ойрота не поняли многие, девять заповедей напугали даже самых стойких. Они ждали услышать правду от самого неба, и они дождались!

Но говорить о Заповедях Неба стал другой бог – с синим поясом. Его голос был тише, но и он рокотал над долиной, как большой водопад. И от его простых и ясных слов светлели лица у самых хмурых, разглаживались морщины на лицах стариков, в улыбках раскрывались рты. Именно эти слова и ждали люди от неба! Нет, хан Ойрот ничего не перепутал и не исказил, но он сказал обо всем слишком мало и слишком скупо…

– Люди! Я хочу, чтобы вы жили одной крепкой семьей и любили друг друга! Если вы будете держаться вместе, то станете непобедимы и никакой враг вам не страшен! Камень, в котором все песчинки спаяны друг с другом, не поддается удару молота, перед ним бессильны огонь и холод! Но камень, рассыпавшийся в песок, даже ребенок загребет рукой! Оставьте свои пустяковые распри, возьмитесь за руки и идите к своему будущему, не боясь ничего и никого! Вспомните: так жили ваши предки, и именно потому они не боялись трудностей и невзгод, не страшились врагов, не клонили своих голов даже перед самыми грозными владыками, хотя те убивали их, угоняли в рабство, делали своими их земли и горы! Будьте всегда вместе – в горе и радости!

И эти слова Белого Бурхана пришлись людям по душе: что может быть лучше и надежнее дружбы, взаимопомощи и полного доверия всех ко всем? Послышались отдельные выкрики одобрения:

– Правильно говоришь, Белый Бурхан!

– Вразуми дураков, Белый Бурхан!

– Скажи нам всю правду о нас, посланец неба! Но теперь выдвинулся конем вперед третий всадник, с красным поясом, и таким же повелительным жестом поднял свой жезл:

– Люди! Я знаю, что вы одурманены новыми порядками чужих людей, что пришли в ваши горы, не спросив на то разрешения. Я знаю, что вам навязывают русского бога, заставляют поклоняться чуждым вам символам, которые не имеют никакой ценности – они лживы и недостойны вас! Попов, что проповедуют их, изгоняйте! Бросайте в огонь бубны камов и иконы русских попов, предавайте священному пламени Агни Йоги, которое вы чтите, как богиню От-Эне, православные книги и ваши глупые кермежеки! Не приносите более кровавых жертв Эрлику и не жертвуйте ничего Иисусу Христу! Свято блюдите молочную веру! Отныне и навсегда у вас один бог – Белый Бурхан!

К самому краю скалы Орктой подвинулся первый всадник, с золотым поясом, и поднял жезл, от которого во все стороны заструились разноцветные лучи, и на него стало больно смотреть.

– Падите ниц перед Белым Бурханом!

Пылающий жезл с силой опустился вниз, на скалу, и тотчас она гулко треснула, посыпались каменные глыбы, с грохотом раскалываясь внизу, на обкатанных водой камнях, брызгая во все стороны гранитными осколками…

Когда люди пришли в себя, из боковых чаш снова поднялись столбы желто-красного цвета, а алтарь был пуст.

– Ушел! – взвыла поляна. – Белый Бурхан покинул нас!

Яшканчи почувствовал легкий озноб, когда рухнула скала Орктой. Он вносил на нее охапки арчина, привезенные в долину стариками, видел, что вся она была из прочного камня, и потому не верил, что она так легко и быстро рассыпалась от легкого прикосновения жезла Белого Бурхана. Осыпалась, как прелая кора со сломанного бурей дерева! Значит, сила Белого Бурхана так могущественна, что с ней не может сравниться все живое и мертвое? Ведь только небо и могло сокрушить эту громадную скалу!

Возле своей юрты он увидел оседланного коня и узнал его: Кураган приехал! А почему же нет второго коня? Почему к Яшканчи не приехал его старый друг Сабалдай?.. Уж не привез ли кайчи, кроме своих песен, еще и горькие слова?.. Он распахнул дверь и едва не упал в объятия Курагана, который ждал его у самого входа и еще не опустился на кошму.

– Долго же ты ехал в Терен-Кообы! Кочевали, что ли?

Почему Сабалдай не приехал вместе с тобой?

– Отец совсем старый стал, дядя Яшканчи. Уже сам не может на коня сесть… Он прислал тебе свой большой и сердечный привет!

– Лучше бы он приехал сам!.. Да, отходил по горным тропам и перевалам мой старый друг, твой отец… А Шину почему ты не взял с собой? Разве она еще не стала твоей женой?

– Шина уже здесь. Приехала с отцом. Раньше меня… Яшканчи опустился на кошму, взял чашку из рук жены, отхлебнул, покосился на Курагана. Не очень-то веселый у парня вид… Совсем, наверное, плохи дела у Сабалдая… Да, прав Белый Бурхан: испортились алтайцы, забыли старые заветы, на русских стали походить своими ухватками и делами! Орузак теперь хозяин в семье Сабалдая, можно и не спрашивать… Смерти старика ждет, чтобы выгнать младшего из аила…

– Слова Белого Бурхана слышал?

– Да, от перевала. Близко подъехать не успел – не пускали люди, вставшие плотной стеной возле жертвенника. А на перевале держали стражники… Хорошо, что меня увидел Ыныбас и приказал им пропустить кайчи в Терен-Кообы…

– Воинами стражи бурханов командует Хертек, Кураган.

– Наш Хертек – страж бурханов? – удивился тот.

– Да. Он хороший воин, а хорошие воины нужны всем.

– Говорят, сегодня будет большой праздник в долине?

– Может быть, – согласился Яшканчи. – У людей сегодня большой день… Значит/ будет большой ойын.[189]189
  Ойын (алт.) – хоровод. Основными действиями собравшихся были не вождения хороводов, а моления и призывания Ойрота и Бур-хана По полевым данным, в бурханистском ритуале хоровод не фигурирует; типичны поклоны, коленопреклонения, особые позы и т. п.


[Закрыть]

Бурхан Чочуш объезжал костры, отыскивая приглашенных им кайчи. В долину должны были приехать пять сказителей и около десяти певцов. Трое кайчи были приглашены Ыныбасом. Много надежд было на Курагана, но тот отказался петь славу бурханам и Шамбале, заменив эти песни своими. И все равно было бы хорошо встретить его здесь!

Кара Таин, поняв распоряжение Яшканчи о больших кострах по-своему, развернул кипучую деятельность, затаптывая малые огни и сгоняя людей в кучу к большим, заранее приготовленным огням. Сопротивляющихся его напору урезонивал словами Белого Бурхана, только что прозвучавшими со скалы Орктой:

– По сеокам садитесь! По сеокам! Слышали, что сказал бог?.. Надо дружить и уважать друг друга, а не ссориться! А вы все свои сеоки растащили по семьям! У алматов – пять костров, у иркитов – семь… Куда это годится? В аилах семьями не насиделись?

Люди по-разному относились к его словам, но количество маленьких костров стремительно уменьшалось, и медленно разгоралось количество больших костров… К концу дня в долине уже горело свыше полусотни больших костров, возле которых сидело уже по три-четыре десятка человек, а возле некоторых и больше сотни! Сушняка такому огню не могло хватить надолго, и молодые парни, пришедшие в долину с топорами, стали валить сырые деревья, хотя Белый Бурхан и запретил это делать без нужды… Яшканчи попробовал было вмешаться, но сразу же получил отпор:

– Бог сказал, что без нужды не надо трогать лес. А разве сейчас – не нужда? Для большого огня надо много дров!

Яшканчи отступил со смятением в душе. Если уж дело дошло до оговорок, то их будет достаточно на все случаи жизни! И у всех.

Узнав, что в долине есть кайчи и сказители, приехавшие на праздник, сеоки, собравшиеся у своих больших огней, начали требовать певцов к своим кострам, хватая под уздцы любую лошадь, всадник которой внушал им доверие или казался одним из распорядителей в этой долине:

– Мы из рода Тодош, приехали из долины Кан! Мы первыми приехали сюда, нам должен петь лучший кайчи гор и долин!

– А наш сеок Мундус чем хуже других? Пусть хороший кайчи к нам идет со своим топшуром!

– Мы – Модоры! В нашем сеоке было много кайчи, и мы не можем в такой день быть без кая и хороших песен!

Чаще всего на эти просьбы и требования выпадало отвечать Ыныбасу, разыскивающему Дельмека, и он только обескураженно разводил руками:

– Разве найдешь столько сказителей и кайчи, чтобы их на все сорок сеоков хватило? Своих надо было зазвать с собой! В каждом сеоке есть кайчи, и не один, а несколько!

Ыныбас не преувеличивал. В алтайских семьях черчекчи и кайчи, действительно, встречаются часто. А уж в сеоках-то, какой бы численности они ни были, певцы и сказители подавно должны были быть! Просто отношение ко многим из них порой было каким-то снисходительным: ну, бренчит кто-то на топшуре, позванивает на комузе, гудит на шооре – и ладно! Скота от его песен не прибавится, а нужды не убудет… А здесь, на большом празднике, в кайчи и сказителях вдруг появился ощутимый недостаток!.. Ыныбас пожаловался на атаку сеоков Чочушу, но тот отозвался неожиданно сочувственно ко всем сидящим у костров и довольно бурно:

– Все они правы! Мы сами во всем виноваты! Мы плохо искали певцов, сказителей и музыкантов, и поэтому у нас их так мало!..

– Я видел Курагана на перевале, бурхан.

– Я его тоже видел! – отмахнулся Чочуш, сразу помрачнев. – Он не будет больше петь о бурханах… Он говорил мне, что виноват во всем хан Ойрот и что этот хан Ойрот – фальшивый… Как же ему теперь петь о том, в чем он разуверился?

Ыныбас хмыкнул. В словах Курагана был здравый смысл.

– Я попробую уговорить его. Ошибки хана Ойрота исправлены Белым Бурханом! Он сам слышал золотые слова неба, сказанные со скалы Орктой!..

Дельмек остановился у одного из костров, прислушался к сердитому рокоту топшура, насторожился от слов песни, показавшихся ему несуразными и даже насмешливыми среди всеобщего ликования:

 
Горы сдвинулись с места
Это люди сдвинули их!
Солнце упало в долину
Люди с неба сняли его!
Белый Бурхан призывает к счастью,
Сам же не знает дороги к нему!
Надо самим нам, люди,
Идти к перевалам счастья,
Чтобы сделать счастливым каждый
В наших горах перевал!
 

Дельмек угрюмо покачал головой: «Не понравится эта песня бурханам! Хотя ее слова более правдивы…»

Этот кайчи попал точно в цель! Бурханы зовут народ к счастью. Это хорошо. Они не обещают дать его готовым и всем сразу – тоже неплохо. Но они против лучшей жизни, против культуры, против знаний, против русских. А это уже плохо.

У Дельмека тоже не было полного согласия с ханом Ойротом, а сейчас его нет и с бурханами. И эти его мысли, свалившиеся не с неба, а налетевшие на всем скаку табуном из самой жизни, укладывались рядом друг с другом тяжело и непослушно. Как горы в хребте, которые теперь уже никто не может подравнять – хоть и молнии бьют по ним, и ветры разбивают о них свои кулаки, и бурные ледяные воды точат их…

Русские нужны алтайцам! Нужны их знания, их умение, их терпение и трудолюбие. Только русские могут научить всех алтайцев читать умные и позарез нужные книги, лечить не травами и заклинаниями, а лекарствами… Зачем же гнать их за это, не принимать их дружбы, пренебрежительно относиться к их словам и советам?

Русские всеми силами уводят алтайцев от дикости, а бурханы и хан Ойрот снова зовут к ней, отметая все, что им на пользу, и оставляя только то, что их держало и все еще держит в дикости и невежестве. Разве это хорошо?

Русские мужики научили алтайцев выращивать овощи, печь не каменные теертпеки, которые не разгрызешь, если не размочишь в чае или супе, а настоящий пышный хлеб; они познакомили их с сахаром и сладостями, которые так любят дети и женщины; научили добывать огонь не только кресалом, но и спичками, пользоваться мылом… У русских есть много умных вещей, которые облегчают алтайцам жизнь, делают ее лучше, интереснее, безопаснее, легче!

Сами бурханы и хан Ойрот пришли к ним не в грязных шкурах, а в белых блестящих одеждах, какие носят некоторые русские и за большие деньги покупают у купцов-чуйцев зайсаны и баи. Значит, бурханам нравится то, что есть лучшего у других? Почему же они не хотят, чтобы это все было и у народов Алтая?

Какие-то всадники преградили ему дорогу, назвали по имени. Дельмек поднял голову и удивленно посмотрел на них.

– Гляди! – хохотнул один из всадников. – Он даже нас не узнает! А ведь мы твои родственники, братья твоей жены Сапары!

– Сапары?

Только теперь Дельмек узнал голос Кучука. Ну, этому жулику и прохвосту он теперь найдет, что ответить! Не того Дельмека они встретили, совсем другого!

Кучук спешился, подошел ближе, ухватил коня за повод, напрашиваясь на скандал – нет большего оскорбления для алтайца, чем чужая рука, схватившая повод его коня.

– Убери руку, Кучук!

– Слушай, ты! – прошипел старший брат Сапары. – Я не хочу, чтобы ты снова сбежал от меня! Ты еще не все долги отдал! А теперь будешь должен и за то, что бросил жену, мою сестру…

– Не пугай! – криво усмехнулся Дельмек. – Не такой уж ты и страшный, каким кажешься сам себе!

Дельмек знал старшего брата своей жены и потому больше не боялся его. Знал он и других братьев Сапары – трусливых и гадких, способных по приказу Кучука на любые пакости. И хотя они наверняка вооружены, но Дельмек стреляет лучше. К тому же, первый же выстрел, кто бы его ни сделал сейчас в долине, будет для всей их группы последним: люди растопчут каждого, кто посмеет нарушить их праздник и оскорбить бога, священное место, где звучал голос не только хана Ойрота, но и Белого Бурхана!

Понимал это и Кучук. Но он привык сначала орать, а потом уже думать. И поэтому отшатнулся, когда Дельмек сбросил с плеча винтовочный ремень:

– Не стреляй, Дельмек! Только не стреляй!

– Если ты и твои сопляки не уберутся немедленно, я подниму всю долину! Ну!

Ружье у Дельмека было уже в руках, и пальцы лежали на курках, готовые вдавить холодные скобки внутрь затвора и высвободить пружину с бойком.

– Ты не сделаешь этого, – сказал Кучук неуверенно. – Тебя люди убьют первым, а мы успеем уйти!

– Уйдут только твои сопляки, тебя я оставлю здесь. В небо я не привык стрелять, Кучук! А когда сюда прибегут люди, я именем Белого Бурхана прикажу поймать и твоих братьев, чтобы зарыть их в землю вместе с тобой! Но зарыть живыми! Ну?

Кучук попятился:

– Что ты, Дельмек? Что ты! Шутки перестал понимать?

– Где вы, там нет шуток! Бросай оружие!

– Послушай, Дельмек…

– Бросай оружие!

Кучук в бешенстве набросился на братьев:

– Сопли распустили? Не могли нагайками его уложить, как волка, напавшего на отару?

Братья лепетали что-то в свое оправдание, но Кучук был неумолим:

– Меня-то он под ружьем держал!

Но чем ближе подъезжали братья к кострам, тем тише становился голос Кучука-нельзя громко сердиться там, где у людей радость и праздник. Из одной беды в другую попасть можно!..