Текст книги "Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)"

Автор книги: Гарольд Роббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 47 страниц)

10

Дженни взяла бутылку шампанского и налила вино в высокий бокал, в котором лежали кубики льда. Вино зашипело, но пока Дженни доливала бокал до краев, пузырьки осели. Она вставила в бокал стеклянную соломинку и протянула его Стандхерсту.

– Вот твой имбирный эль, Чарли.

Он озорно улыбнулся ей.

– Если хочешь захмелеть, то лучше пить шампанское, чем имбирный эль. – Он пригубил вино. – Ах! – воскликнул он и рыгнул. – Выпей, возможно, это возбудит тебя.

– А что тебе от этого?

– Мне будет хорошо, я вспомню, что сделал бы двадцать лет назад.

– Тогда уж для верности сорок.

– Нет. – Стандхерст покачал головой. – Лучшее время было двадцать лет назад. Возможно потому, что я дорожил этим временем, зная, что долго оно не продлится.

В углу библиотеки затрещал телетайп, Дженни встала из кресла и подошла к нему. Вынув ленту с текстом, она вернулась на место.

– Они выдвинули Рузвельта на второй срок, – сказала она, протягивая ему ленту.

– Я ожидал этого. Теперь этого сукина сына будет нелегко скинуть. А впрочем, что мне до этого?

Сразу после его слов зазвонил телефон, напрямую связанный с его лос-анджелесской газетой. Дженни взяла аппарат со стола и принесла Стандхерсту.

– Стандхерст, – сказал он в трубку.

Она услышала возбужденный голос на другом конце провода. Стандхерст слушал с невозмутимым лицом.

– Нет, черт возьми, – сказал он. – У нас достаточно времени, чтобы поместить передовицы после его предвыборной речи. По крайней мере, мы успеем обдумать обещания, которые он собирается нарушить. Никаких передовиц до завтра. Это касается всех газет, передайте это по телетайпу.

Стандхерст положил трубку и посмотрел на Дженни. Внезапно снова заработал телетайп. Дженни подошла к нему и стала читать зеленые буквы, появляющиеся на желтой бумаге.

«От Чарльза Стандхерста всем газетам – очень важно: абсолютно никаких статей по поводу переизбрания Рузвельта до его предвыборной речи и ее оценки. Повторяю. Абсолютно никаких статей по поводу переизбрания Рузвельта...»

Дженни отошла от телетайпа, который продолжал щелкать.

– Это твой приказ, босс.

– Отлично. А теперь выключи эту чертову штуку, чтобы мы могли спокойно поговорить.

Дженни выключила телетайп и вернулась на свое место, напротив Стандхерста. Достав сигарету, закурила. Стандхерст потягивал через соломинку шампанское.

– Что ты собираешься делать, когда эта работа закончится? – спросил он.

– Я еще не думала.

– А пора бы подумать, осталось уже немного.

– Торопишься избавиться от меня? – улыбнулась Дженни.

– Не говори глупостей. Я до сих пор жив только потому, что не хочу покидать тебя.

Что-то в голосе Стандхерста заставило ее внимательно посмотреть на него.

– Знаешь что, Чарли, я верю твоим словам.

– Конечно, – воскликнул он.

Неожиданно Дженни подошла к нему и, нагнувшись, поцеловала в щеку.

– Эй, сестра Дентон, – сказал Стандхерст. – Похоже, ты готова, так я тебя и в кровать могу затащить.

– Ты уже давно затащил меня, Чарли, но вся беда в том, что мы поздно встретились.

Она говорила правду. Он понравился ей сразу, когда на следующий день после операции она пришла позавтракать с ним. Дженни знала, что он умирает, и сразу поняла, что и он знает об этом. Но это не помешало ему разыгрывать из себя кавалера. Никакой диетический, безвкусной пищи она не увидела, хотя самому ему есть было нельзя. Еда для завтрака была доставлена из ресторана «Романофф» на автомобиле, который всю дорогу сопровождал полицейский эскорт с включенными сиренами. Вместе с едой прибыл метрдотель в сопровождении двух официантов.

Стандхерст сидел в кровати, потягивая шампанское и наблюдая, как она ест. Ему нравилось, как она ела. Такие едоки обычно эгоистичны в любви. Они не дают партнеру ничего, но требуют от него в постели такого же удовлетворения, какого требуют от пищи. Как всегда, он принял решение мгновенно.

– Я собираюсь немного поболеть, – сказал он, – и мне нужна сиделка. Как вы отнесетесь к такой работе, мисс Дентон?

Дженни оторвалась от чашки с кофе, и в серых глазах ее замер вопрос.

– Но ведь есть сестры, которые специализируются по уходу за больными на дому. Наверное, они лучше меня справятся с такой работой?

– Я предлагаю тебе.

– Но я работаю в центральной больнице, у меня хорошая работа. Иногда меня приглашают помочь в клинике, как например, на этот раз. Эту работу я знаю.

– Сколько ты получаешь?

– Восемьдесят пять в месяц плюс жилье и питание.

– Я буду платить тебе тысячу в неделю, плюс жилье и питание.

– Но это смешно!

– Разве? – спросил он, внимательно разглядывая ее. – Я так не считаю. Когда сегодня утром доктор уходил от меня, он сказал, что мне осталось всего три месяца. А я всегда плачу немного больше, если не могу предложить постоянную работу.

Дженни смотрела на официанта, наливающего кофе.

– Вы пробудете здесь около трех недель, у меня будет время подумать. Когда вы хотите, чтобы я приступила к работе?

– Прямо сейчас. И пусть тебя не тревожат такие вопросы, как заявление об уходе и тому подобное. Я уже сообщил доктору Колтону и в центральную больницу, что ты переходишь работать ко мне.

Дженни посмотрела на Стандхерста, поставила чашку и поднялась, сделав знак метрдотелю. Официанты моментально укатили стол.

– Эй! В чем дело? – спросил Стандхерст.

Она молча подошла к столу, взяла температурный лист и внимательно изучила его. Затем подошла к Стандхерсту и взяла у него из рук бокал с шампанским.

– Если с этого момента я работаю у вас, – сказала она, – то вам пора немного отдохнуть.

* * *

Стандхерст подумал, что время никогда не бежит так быстро, как перед смертью. Однако все кажется ясным, четким, решения более легко приходят на ум. Возможно, это потому, что ответственность за эти решения нести уже не придется, переспорить могилу нельзя.

Он почувствовал резкую боль, как будто внутри полоснули ножом. Стандхерст не подал виду, но по лицу Дженни понял, что она догадалась. Между ними установилось взаимопонимание, которое не требовало слов. Иногда ему казалось, что она тоже чувствует боль.

– Может быть, тебе лучше лечь в кровать? – спросила она.

– Не сейчас, я еще хочу поговорить с тобой.

– Ладно, давай поговорим.

– Ты не собираешься возвращаться в больницу, да?

– Не знаю, пока серьезно не думала об этом.

– Ты уже больше не будешь довольна той работой. Я испортил тебя большими деньгами.

Дженни рассмеялась.

– Ты прав, Чарли. Все уже будет выглядеть по-другому.

Он задумчиво посмотрел не нее.

– Я могу упомянуть тебя в завещании или даже жениться на тебе. Но мои детки, наверное, подадут в суд и заявят, что ты оказала на меня давление. Так что единственное, что ты получишь, так это массу неприятностей.

– В любом случае спасибо, что ты подумал об этом, Чарли.

– Тебе надо зарабатывать много денег. Почему ты стала медсестрой? Ты всегда мечтала об этом?

– Нет. – Дженни пожала плечами. – На самом деле я мечтала стать второй Элен Уиллз, но у меня было направление в колледж Святой Марии, и я пошла туда.

– Но даже любительские занятия теннисом требуют денег.

– Я знаю, но в любом случае уже поздно серьезно заниматься теннисом. Меня вполне бы устроило, если бы я зарабатывала достаточно, чтобы нанимать лучшего профессионала и играть с ним по два часа в день.

– Послушай! – воскликнул Стандхерст. – Но ведь это сотня долларов в день.

– Да. Поэтому, наверное, придется оставить золотую мечту и вернуться в больницу.

– Нет, так не годится.

– О чем ты? – спросила Дженни, глядя на него. – Ведь это все, что я умею делать.

– Но еще до того, как стать медсестрой, ты научилась другому – быть женщиной.

– В этом плане у меня довольно небольшой опыт. В первый же раз, когда я почувствовала себя женщиной, меня ждало сильное разочарование.

– Ты имеешь в виду доктора Гранта из Сан-Франциско?

– Откуда ты знаешь?

– Это, главным образом, моя догадка. Но газета автоматически собирает сведения о всех, кто находится рядом со мной. У Гранта определенная репутация, а тот факт, что ты работала у него и так внезапно уволилась, навел меня на эту мысль. Что произошло? Его жена застала вас?

Дженни медленно опустила голову.

– Это было ужасно.

– Так всегда бывает, когда замешаны чувства, и со мной такое случалось не раз. – Стандхерст налил себе в бокал шампанского. – Вся штука в том, чтобы не поддаваться чувствам.

– А как тебе это удается?

– Я плачу деньги.

– Из твоих слов получается, что мне надо стать проституткой? – В голосе Дженни чувствовалось возмущение.

Стандхерст улыбнулся.

– Сейчас в тебе говорит католичка, а в глубине души ты уже признала, что в этом есть смысл.

– Но проституткой? – продолжала возмущаться Дженни.

– Не проституткой, а куртизанкой или, как сегодня говорят, девочкой по вызову. У древних профессия куртизанки была очень почитаема, их услугами пользовались государственные деятели и философы. И не только деньги делают эту профессию привлекательной. Она гарантирует наиболее полный образ жизни, роскошь и удовлетворение.

Дженни рассмеялась.

– Ты просто сальный старикан, Чарли. Где ты хранишь французские открытки?

– Почему бы мне не быть сальным стариканом, если я был самым молодым человеком? – рассмеялся он. – Но я никогда не был глупцом. У тебя есть все данные, чтобы стать великой куртизанкой – тело, ум, даже твои медицинские навыки могут пригодиться. Истинный секс требует гораздо большего интеллекта, чем простое животное совокупление.

– Теперь я вижу, что тебе пора в кровать, – смеясь, сказала Дженни. – А не то ты дальше предложишь мне пойти в школу, где обучают этой профессии.

– Это идея, – удовлетворенно захихикал Стандхерст. – Мне всегда хотелось открыть один-два колледжа. Представляешь, сексуальный колледж Стандхерста, известный под названием Школа старого развратника? – Он рассмеялся от души, и опять его лицо скорчилось от боли. Он побледнел, на лбу выступили капельки пота.

Дженни моментально стащила с него халат, освобождая руку. Она ввела ему в вену ампулу морфина. Стандхерст костлявыми пальцами схватил ее за руку, пытаясь оттолкнуть и одновременно глядя на нее глазами полными муки.

– Ради Христа, Чарли, отпусти, не сопротивляйся, – сердито сказала Дженни.

Он разжал пальцы, и она ввела ему еще одну ампулу. Заглянув в его глаза, она поняла, что он пытается сопротивляться действию наркотика. Дженни взяла его дряблую, тонкую руку и прижала к губам. Стандхерст улыбнулся, глаза его затуманились, начало сказываться действие морфина.

– Бедная малышка Дженни, – мягко произнес он. – В другое время я сделал бы тебя моей королевой. – Он ласково погладил ее по щеке. – Но я не забуду о нашем разговоре. Я не позволю тебе пропасть только потому, что мне уже не суждено насладиться твоими прелестями.

11

Спустя три дня, когда они завтракали на террасе, Дженни увидела, что к дому подъехал серый «роллс-ройс». Нарядно одетый шофер открыл дверцу, и из машины вылезла женщина. Через несколько минут на террасе появился дворецкий.

– К вам миссис Шварц, мистер Стандхерст.

Стандхерст улыбнулся.

– Поставь еще один прибор, Джадсон, и попроси миссис Шварц присоединиться к нам.

– Хорошо, мистер Стандхерст.

Спустя минуту женщина появилась на террасе.

– Чарли! – с неподдельной радостью воскликнула она протягивая руки. – Как я рада тебя видеть!

– Аида! – Стандхерст поцеловал ей руку. – Извини, что не встаю. – Он посмотрел ей в лицо. – Как всегда прекрасна.

– Ты совсем не изменился, Чарли. До сих пор не утратил способности лгать с невозмутимым лицом.

Стандхерст рассмеялся.

– Аида, это Дженни Дентон.

– Здравствуйте, – сказала Дженни. Перед ней стояла женщина, лет пятидесяти пяти – шестидесяти, одетая дорого, но неброско. Она дружески улыбнулась Дженни, но у Дженни внезапно появилось чувство, что женщине что-то в ней не понравилось.

Аида повернулась к Стандхерсту.

– Это та девушка, о которой ты говорил мне по телефону?

Чарли кивнул.

Женщина снова повернулась к Дженни. В этот раз она посмотрела на нее более внимательно, потом неожиданно улыбнулась.

– Может быть, ты и лишился мужской силы, Чарли, – доверительным тоном сказала она, – но ты определенно не лишился вкуса.

Раскрыв от удивления рот, Дженни посмотрела на женщину. Стандхерст начал хохотать, в это время дворецкий принес еще одно кресло. Он поставил его у стола, и миссис Шварц села.

– Рюмку хереса для миссис Шварц, Джадсон, – сказал Стандхерст, и дворецкий, кивнув, удалился.

– Тебе, наверное, интересно, о чем мы говорим? – спросил Стандхерст у Дженни. Она кивнула. – Двадцать пять лет назад Аида Шварц содержала лучший публичный дом в Чикаго.

Миссис Шварц наклонилась и похлопала Стандхесрта по руке.

– Чарли все помнит, – сказала она, обращаясь к Дженни. – Он даже помнит, что я никогда ничего не пила, кроме хереса. – Она взглянула на бокал, стоящий на столе. – А ты, как я полагаю, по-прежнему пьешь шампанское со льдом из высокого бокала?

– От старых привычек, как и от старых друзей, трудно отвыкнуть, Аида, – последовал ответ.

Дворецкий принес херес. Миссис Шварц подняла рюмку, пригубила из нее, повернулась к дворецкому и улыбнулась.

– Спасибо.

– Благодарю вас, мадам.

– Очень вкусно. Вы просто не представляете, как сейчас сложно получить хороший коктейль даже в самых дорогих ресторанах. Такое впечатление, что современные дамы не пьют ничего, кроме мартини. – Она с отвращением передернула плечами. – Ужасно. В мое время дамы даже не помышляли о том, чтобы попробовать что-нибудь подобное.

Стандхерст посмотрел на Дженни.

– Аида не позволяла своим девочкам пить ничего, кроме хереса.

– Виски затуманивает мозги, а моим девочкам платили не за то, чтобы они пили.

Стандхерст хихикнул.

– Это точно. А ты помнишь, Аида, как я перед войной приходил в твое заведение делать массаж простаты?

– Конечно, помню.

– У меня были небольшие неприятности со здоровьем, и доктор порекомендовал мне три раза в месяц делать массаж простаты. Первый раз я пришел на массаж к нему в кабинет, но после сеанса подумал, что если уж мне надо делать массаж, то, по крайней мере, было бы неплохо получать от этого удовольствие. Итак, три раза в неделю я приходил на массаж в заведение Аиды.

– Но он не сказал тебе, – добавила Аида, – что массаж ужасно возбуждал его, а мои девочки были приучены никогда не разочаровывать гостей. Когда через две недели Чарли снова пришел к доктору и все ему объяснил, доктор ужасно расстроился.

– Он сказал, что подаст на Аиду в суд за медицинскую практику без лицензии, – со смехом закончил Стандхерст.

Миссис Шварц снова наклонилась и дружески похлопала его по руке.

– А ты помнишь Эда Барри?

– Конечно, – ответил Стандхерст, смеясь и поглядывая на Дженни. – Эд Барри был из тех твердолобых баптистов-южан, которые всюду суют свой нос и немедленно навешивают ярлык греха. Ну так вот, это было накануне выборов, и Эд баллотировался в губернаторы. Я предложил ему выпить за успех, и к полуночи он был совершенно пьян. Не говоря ему, куда мы идем, я отвел его к Аиде. Это приключение произвело на него неизгладимое впечатление. – Стандхерст зашелся в смехе так, что на глаза у него навернулись слезы. – Бедный старина Эд. Он проиграл выборы, но так и не догадался почему. И вот в один прекрасный день, когда мы ушли на войну, Аида закрыла сове заведение, а он сидел в баре и плакал, как будто наступил конец света.

– А почему вы закрылись? – поинтересовалась Дженни.

– На это было несколько причин, – серьезно сказала Аида поворачиваясь к Дженни. – Во время и после войны появилось множество девушек, которые готовы были раздавать себя направо и налево, и стало все трудней подбирать девушек действительно заинтересованных в работе по высшему классу, который поддерживался у меня в заведении. Все хотели быть просто шлюхами. И так как я не нуждалась в деньгах, я закрыла свое заведение.

– Аида очень практичная женщина. Она вложила все деньги в недвижимость и в многоквартирные дома здесь и в большинстве крупных городов по всей стране. – Стандхерст посмотрел на нее. – И сколько ты сейчас стоишь, Аида?

Она пожала плечами.

– Миллионов шесть, может, чуть больше или меньше. И все благодаря тебе и еще нескольким друзьям, вроде тебя.

Стандхерст усмехнулся и сказал, глядя на Дженни.

– Ты все еще думаешь возвращаться в больницу? – Дженни промолчала. – Ну так как?

Дженни посмотрела на Стандхерста, потом на Аиду. Они тоже внимательно смотрели на нее. Слова у нее застряли в горле. Миссис Шварц успокаивающе погладила ее по руке.

– Дай ей немножко времени подумать, Чарли, – ласково сказала она, – такое решение девушка должна принять сама.

– Ей придется решить это очень скоро, – мягко произнес Стандхерст, – времени осталось мало.

Тогда он еще не знал, что осталось всего два дня.

* * *

Через два дня утром Дженни зашла к нему в спальню.

– Думаю, что сегодня придется весь день оставаться в постели, – тихо произнес Стандхерст.

Дженни раздвинула шторы и посмотрела на него при свете, падающем из окна. Лицо его было бледным, прозрачная желтая кожа обтягивала скулы, глаза полуприкрыты, так как яркий свет причинял им боль. Дженни подошла к кровати.

– Может быть, мне вызвать доктора, Чарли?

– А что он сможет сделать? – На лбу его проступили капельки пота. Она взяла с соседнего столика маленькое полотенце и вытерла ему лицо. Потом откинула одеяло, задрала Стандхерсту старомодную ночную рубашку и сняла мочесборник. Накрывая его одеялом, она заметила быстрый взгляд, который он бросил на мешок. Дженни взяла мочесборник и ушла в ванную.

– Очень плохо? – спросил он, глядя ей прямо в глаза, когда она вернулась.

– Очень плохо.

– Я знаю, – прошептал он. – Я заглядывал туда перед твоим приходом, моча такая черная, как пупок у дьявола.

Она поправила ему подушку и уложила поудобнее.

– Не знаю, иногда по утрам бывала и хуже.

– Не успокаивай меня. – Он на минуту закрыл глаза, потом вновь открыл. – У меня предчувствие, что сегодня.

– Выпей апельсинового сока, будет лучше.

– Ну его к черту, – яростно прошептал Чарли. – Ты когда-нибудь слышала, чтобы в преисподнюю отбывали с апельсиновым соком? Принеси мне шампанского.

Дженни молча поставила стакан с соком, взяла высокий бокал, бросила туда несколько кубиков льда и налила шампанское. Опустив в бокал соломинку, она протянула его Чарли.

– Я еще в состоянии выпить, – сказал он. В углу комнаты затрещал телетайп. Дженни подошла и посмотрела. – Что там? – спросил Стандхерст.

– Речь Ландона на обеде Республиканской партии вчера вечером.

– Выключи, – раздраженно бросил он и протянул ей бокал.

Она взяла его и поставила на стол. В этот момент зазвонил телефон. Дженни сняла трубку.

– Эта редактор из Лос-Анджелеса, по поводу твоего вчерашнего звонка.

– Скажи ему, что Дик Трейси не нужен мне в газете.

Дженни кивнула и повторила по телефону указание Стандхерста. Повесив трубку, она повернулась и посмотрела на него. Лицо его опять покрылось потом.

– Твой сын, Чарли, взял с меня обещание, что я позвоню ему, если посчитаю, что это необходимо.

– Нет! – воскликнул он. – Кому надо, чтобы он тут злорадствовал? Этот сукин сын только и дожидается моей смерти, он хочет наложить свою лапу на мои газеты. – Стандхерст беззвучно захихикал. – Держу пари, что на следующий день после моих похорон у этого дурака все газеты будут работать на Рузвельта. – Резкий приступ боли пронзил его, он дернулся и сел почти прямо. – О, Боже, – сказал он, хватаясь руками за живот.

Поддерживая Стандхерста, Дженни крепко обхватила его руками за плечи, потом потянулась за ампулой с морфином.

– Подожди, Дженни, пожалуйста, – взмолился он.

Она посмотрела на него и положила ампулу обратно на столик.

– Хорошо, скажешь когда.

Он откинулся на подушку, и Дженни снова вытерла ему лицо. Чарли закрыл глаза и молча лежал так некоторое время. Потом он открыл их, и Дженни увидела в них ужас, которого никогда не видела раньше.

– Мне кажется, что я задыхаюсь, – сказал он, прижимая руку ко рту.

Не оборачиваясь, она быстро взяла со столика плевательницу. Он тяжело закашлялся, сплевывая отвратительную черную мокроту. Дженни убрала плевательницу, вытерла Стандхерсту рот и грудь, и снова уложила его на подушку.

Он посмотрел на нее глазами полными слез и попытался улыбнуться.

– Боже, – хрипло прошептал он, – это же вкус моей собственной мочи.

Дженни промолчала, и Чарли медленно закрыл глаза. Она видела, как его трясет от боли. Через несколько минут он заговорил, не открывая глаз.

– Ты знаешь, Дженни, я думаю, что наступает та самая сладкая агония, которой я еще не испытывал.

Он открыл глаза и посмотрел на нее. Страх исчез из его глаз, уступив место глубокому мудрому спокойствию. Он слабо улыбнулся.

– Все хорошо, Дженни, – прошептал он, глядя ей прямо в глаза. – Пора.

Не отрывая глаз от его лица, Дженни взяла со столика ампулу. Автоматически нащупала вену и сделала укол. Чарли снова улыбнулся, когда увидел в ее руке следующую ампулу.

– Спасибо, Дженни, – прошептал он.

Дженни нагнулась и поцеловала его бледный, влажный лоб.

– До свидания, Чарли.

Он откинулся на подушку и закрыл глаза, Дженни ввела ему вторую ампулу. Вскоре на покрывале лежало уже шесть пустых ампул. Она сидела на краю кровати и щупала пульс, который становился все слабее и слабее. Наконец он исчез. Дженни некоторое время смотрела на Стандхерста, потом закрыла ему веки и натянула на лицо простыню.

Она поднялась, спрятала в карман халата пустые ампулы и медленно подошла к телефону.

Когда она шла в свою комнату, в вестибюле ее остановил дворецкий, в руке он держал конверт.

– Мистер Стандхерст просил передать вам это, мисс Дентон. Он вручил мне его перед вашим дежурством сегодня утром.

– Спасибо, Джадсон.

Войдя в свою комнату, она закрыла дверь и распечатала конверт. В нем лежали пять бумажек по тысяче долларов и небольшая записка от руки.

"Дорогая Дженни.

Теперь тебе ясно, почему я хотел, чтобы ты была со мной. Я никогда не понимал ложного милосердия, заключающегося в продлении агонии умирающего.

В конверте ты найдешь свое выходное пособие. Ты можешь распорядиться им, как тебе заблагорассудится: оставить на черный день, если будешь продолжать растрачивать свою жизнь на такое неприбыльное занятие, как уход за больными; или, если у тебя есть ум, во что я верю, и ты чувствуешь себя женщиной, то ты используешь эти деньги как плату за обучение в школе Аиды, которую я ради благозвучия назову «колледж Стандхерста», из которого ты выйдешь в роскошную жизнь.

С благодарностью и любовью остаюсь всегда твой

Н.И. Стандхерст".

Держа в руках записку, Дженни подошла к шкафу и достала свой чемодан. Положив его на кровать, начала медленно собирать вещи. Спустя час она поднималась по ступенькам церкви, поправляя на ходу шарф, закутывавший голову и горло. Войдя в церковь, она преклонила колени, потом пошла по проходу, ведущему к алтарю, и свернула налево к статуе Богоматери.

Дженни опустилась на колени, сложила руки и склонила голову. Потом, поднявшись, взяла с подноса свечку, зажгла ее и поставила вместе с другими свечками перед статуей. Вновь склонив голову, она постояла так некоторое время, потом повернулась и быстро направилась к выходу. Возле дверей она опустила пальцы в чашу со святой водой и перекрестилась, затем достала кошелек и сунула банкноту в щель ящика для пожертвований.

В этот вечер приходский священник был приятно удивлен. В ящике для пожертвований среди серебряных и медных монет лежала банкнота в тысячу долларов.

* * *

Когда такси остановилось возле старого особняка на Дейлхерст авеню в Вествуде, Дженни заметила припаркованный возле дома серый «роллс-ройс». Расплатившись с шофером, она подошла к двери, поставила чемодан и нажала на кнопку звонка.

Через несколько секунд дверь отворилась, и служанка сказала ей:

– Сюда, пожалуйста, мисс.

Аида сидела на диване, на столике перед ней стоял поднос с чаем и пирожными.

– Поставь чемодан вместе с другими, Мэри.

– Да, мадам, – ответила служанка.

Дженни обернулась и увидела, что служанка поставила ее чемодан к двери, где находилось еще несколько чемоданов. На диване рядом с Аидой лежала раскрытая газета. В глаза бросился крупный черный заголовок: СМЕРТЬ СТАНДХЕРСТА.

Аида встала, взяла Дженни за руку и усадила на диван.

– Садись, дорогая, – мягко сказала она. – Я ждала тебя. У нас есть еще время до поезда, чтобы выпить по чашечке чая.

– До поезда?

– Конечно, дорогая. Мы едем в Чикаго. Это единственное место в Америке, где девушка должна начинать свою карьеру.