Текст книги "Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)"

Автор книги: Гарольд Роббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 47 страниц)

7

Дженни посмотрела на меня.

– Вот как надо путешествовать, – сказала она, – в нашем распоряжении целый самолет.

Я оглядел пустой салон самолета, который Баз выделил для нашего полета после моего звонка. Было уже почти девять, и, взглянув на часы, я переставил их на два часа по чикагскому времени. Стало слегка закладывать уши, значит, мы набирали высоту.

– Наверное, это здорово – владеть авиакомпанией? – с улыбкой спросила Дженни.

– Это очень удобно, особенно когда спешишь куда-нибудь.

– Я тебя не понимаю.

– Что ты не понимаешь, девочка?

– Тебя, ты меня просто удивляешь. Большинство мужчин я понимаю, они намечают себе какую-нибудь цель и сосредотачиваются на ней. А ты совсем другое дело, у тебя уже все есть.

– Не все.

Она кивнула на огни Чикаго, сверкавшие под нами.

– Ты имеешь в виду, что вот это не принадлежит тебе?

– Это верно, но мне много и не надо, вполне хватает того, что я имею здесь.

Ее глаза затуманились.

– А что если самолет потерпит аварию?

Я щелкнул пальцами.

– Ну и черт с ним, легко пришел – легко уйдет.

– Именно так?

– Именно так.

Дженни глянула на секунду в окно и повернулась ко мне.

– Я думаю, что точно так ты относишься и ко мне.

– Я говорил не о тебе, – ответил я, – а о самолете.

– Знаю, но на самом деле это одно и тоже. Твоей собственностью является каждый, кто работает на тебя, и если даже ты сам не стремишься к этому, то это за тебя делают деньги.

– Деньги делают многое для меня, – сказал я.

– Почему ты тогда не позволяешь им купить тебе ботинки?

Я посмотрел на свои ноги – я сидел в одних носках.

– Не волнуйся, у меня есть ботинки, они где-то здесь, в самолете.

Она засмеялась, потом снова стала серьезной.

– Деньги могут купить тебе время, они также позволяют тебе делать людей такими, какими ты их хочешь видеть.

Я удивленно вскинул брови.

– А я и не знал, что ты не только актриса, но и философ.

– Ты еще не знаешь, актриса ли я.

– Лучше бы ты оказалась актрисой, иначе я буду выглядеть круглым дураком.

– А тебе бы этого не хотелось?

– Дураком выглядеть никому не хочется, и я не исключение.

– Тогда почему ты берешься за такое дело, Джонас? Тебе ведь это совсем не нужно. В деньгах ты не нуждаешься, для чего тебе делать фильмы?

Я откинул голову на спинку кресла.

– Может быть, потому что хочу, чтобы обо мне вспоминали в связи с чем-нибудь еще, кроме пороха, самолетов и пластмассовой посуды.

– Но тебя будут в основном вспоминать именно из-за них, а не из-за фильмов.

– Ты думаешь? – я повернулся к ней. – А почему ты вспоминаешь человека? Потому что он заставил тебя переживать или потому, что построил самое высокое здание в мире?

– Из-за того и другого, – мягко сказала она, – ведь и то и другое сделал именно он.

– Ты философ, не думал, что ты так хорошо понимаешь мужчин.

Дженни рассмеялась.

– Я женщина, а мужчины – это первое, что стараются понять женщины.

Колеса коснулись земли. Инстинктивно я подался вперед, словно хотел выровнять машину на полосе. Потом расслабился. Замечательная все-таки вещь привычка – всегда пытаешься получше посадить самолет, независимо от того, управляешь им сам или нет.

Когда в открытую дверь ворвался порыв холодного ветра, Дженни поежилась и накинула тонкое пальто. От посадочной полосы к зданию аэропорта нам пришлось идти по снегу.

Ко мне подошел шофер и приподнял фуражку.

– Машина ждет вас, мистер Корд.

Дженни и в машине продолжала дрожать от холода.

– Я уже и забыла, какой холодной может быть зима, – сказала она.

Через сорок пять минут мы были в отеле. Возле дверей нас встретил помощник управляющего Картер.

– Рад снова видеть вас, мистер Корд, ваш номер приготовлен. Звонили из вашего офиса в Калифорнии.

Он щелкнул пальцами. Словно по мановению волшебной палочки, подошел лифт, и мы вместе с Картером поднялись наверх.

– Я взял на себя смелость заказать для вас горячий ужин, мистер Корд, – сказал помощник управляющего.

– Благодарю вас, Картер, вы проявили похвальную сообразительность.

Картер открыл перед нами дверь номера. В гостиной стоял небольшой обеденный столик, бар сверкал разнообразными бутылками.

– Позвоните, когда будете готовы, мистер Корд, и вам немедленно подадут ужин.

– Нам надо несколько минут, чтобы умыться и привести себя в порядок.

– Очень хорошо, сэр.

Я посмотрел на Дженни, которая все еще не согрелась.

– Картер!

– Да, мистер Корд.

– Мисс Дентон явно не готова к такому снегу. Как вы думаете, мы сможем достать ей теплое пальто?

Картер позволил себе бросить быстрый взгляд на Дженни.

– Я думаю, мы все устроим, сэр. Конечно, норковое?

– Конечно, – ответил я.

– Хорошо, сэр, мы подберем мадмуазель то, что ей требуется.

– Спасибо, Картер.

Он удалился, закрыв за собой дверь. Дженни посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Вот это да! А я-то думала, что меня уже ничем не удивишь. Ты знаешь, сколько сейчас времени?

Я посмотрел на часы.

– Десять минут первого.

– Но ведь никто не покупает норку после полуночи.

– А мы и не пойдем ее покупать, они принесут ее прямо сюда.

Дженни долго смотрела на меня, потом кивнула.

– Понятно, а в этом есть какая-нибудь разница?

– Конечно.

– Послушай, а почему к тебе здесь такое почтение?

– Потому что я плачу за аренду номера.

– Ты хочешь сказать, что этот номер всегда за тобой?

– Конечно, – ответил я, – ведь я не знаю, в какой момент придется очутиться в Чикаго.

– А когда ты здесь был последний раз?

Я почесал щеку.

– Примерно года полтора назад.

Зазвонил телефон, я взял трубку, потом протянул ее Дженни.

– Меня? Но ведь никто не знает, что я здесь, – удивилась она.

Я ушел в ванную и закрыл дверь. Когда через несколько минут я вернулся, изумленная Дженни сказал мне:

– Звонил меховщик. Он хотел знать, какую норку я предпочитаю: светлую или темную. И еще размер.

– И какой размер ты заказала?

– Десятый.

Я покачал головой.

– Думаю, что тебе надо было заказать двенадцатый, никто не покупает норковое манто десятого размера.

– Я же говорила, что ты сумасшедший, – сказала Дженни, кидаясь в мои объятия, – но ты отличный сумасшедший.

Я громко рассмеялся. Норка всегда срабатывала подобным образом.

8

Детектив из агентства пришел, когда мы ужинали. Его звали Сэм Вайтал, и если ему и показалось странным, что Дженни сидит за столом в норковом манто, он не подал виду.

– В Чикаго очень холодно, – объяснила Дженни.

– Да, мадам, – вежливо ответил он.

– У вас были затруднения с розыском этого человека? – спросил я.

– Небольшие. Нам пришлось проверить агентства кредитной информации, он ведь наследил фальшивыми чеками, так что это был просто вопрос времени. Когда поиски сузились до Чикаго, мы обратились в управление социального обеспечения. Люди меняют имена, но обычно не порывают связи с управлением социального обеспечения. Он проживает под именем Эймоса Джордана.

– Где он работает? – озабоченно спросил я.

– Механиком в гараже. Заработка ему вполне хватает на выпивку, он частенько прикладывается к бутылке.

– А где он живет?

– В меблированных комнатах, но приходит туда только переночевать, а все свободное время проводит с девицами в притоне под названием «Париж». Ну, вы знаете подобные притоны: на сцене стриптиз, а остальные девочки выставляют посетителей на выпивку.

Итак, Эймос остался верен себе, он ошивался там, где девочки. Я поставил чашку с кофе на стол.

– Хорошо, поедем туда.

– Я готова, – сказала Дженни.

Вайтал посмотрел на нее.

– Может быть, вам лучше остаться здесь, мадам? Это довольно грязный притон.

– Что? – быстро спросила Дженни, – остаться здесь и упустить шанс продемонстрировать мое новое пальто?

* * *

«Париж» походил на остальные двадцать клубов, расположенных на той же улице. Его окна были заклеены плакатами с полуобнаженными девушками, служившими в клубе танцовщицами. Когда наш большой лимузин остановился перед дверями клуба, рот швейцара расплылся в улыбке до ушей. Он церемонно распахнул дверь.

– Добро пожаловать, в наш «Париж» собираются гости со всего света.

Перед нами, словно из-под земли, возник маленький мужчина в темном костюме; гардеробщица в колготках взяла у нас с Вайталом пальто. Дженни покачала головой и осталась в мехах. Мы прошли за маленьким человеком в темный, узкий, прокуренный зал и уселись за небольшой столик прямо перед сценой. Исполнительница стриптиза работала почти над нашими головами, барабаны звучали в медленном ритме, и она старательно трудилась, демонстрируя свои прелести.

– Две бутылки вашего лучшего шампанского, – сказал я. Это было не то место, где следовало заказывать виски, разве что если у вас был оцинкованный желудок.

При слове «шампанское» танцовщица замедлила свой танец и посмотрела вниз. Я ощутил на себе ее оценивающий взгляд, а затем она одарила меня своей самой соблазнительной улыбкой.

Дженни скинула манто на спинку стула и сняла шляпку. Ее длинные белокурые волосы рассыпались по плечам и засверкали. Улыбка моментально исчезла с лица танцовщицы.

Я посмотрел на Дженни, она улыбалась.

– Ты играешь с огнем, – сказала она. Я рассмеялся.

Официант в белой рубашке принес в ведерке две бутылки шампанского. Он быстро расставил бокалы и откупорил первую бутылку. Вино зашипело и полилось в бокалы. Не дожидаясь, пока я попробую вино, официант удалился.

Шампанское было теплым, но неплохим. Этикетка была помечена тридцать седьмым годом. Даже если это и была бутафория, вино было вполне приличным. Рядом со мной на столе я заметил счет: восемьдесят долларов.

– Если бы вы приехали на такси, – сказал Вайтал, – каждая бутылка стоила бы вам двадцать долларов.

– А если бы пришел пешком?

– Пятнадцать, – улыбнулся он.

– Ваше здоровье, – сказал я, поднимая бокал.

Как только мы поставили бокалы, подскочивший официант снова наполнил их. Он сильно суетился, переливал вино через край, потом опрокинул бутылку и сунул ее в ведерко. Я взял его за руку.

– Не спеши так, приятель. Если я не возражаю по поводу цены, то по крайней мере мы имеем право допить бутылку до конца.

Он посмотрел на меня, кивнул и испарился. Барабаны замолкли, и танцовщица удалилась под жидкие аплодисменты.

– Он здесь, в конце бара, у стойки, – сказал Вайтал.

Я повернулся и посмотрел в указанную сторону. Там было довольно темно, и я смог только различить фигуру со стаканом в руке, облокотившуюся на стойку.

– Пойду к нему.

– Вам понадобится помощь? – спросил Вайтал.

– Нет. Вы останетесь с мисс Дентон.

Свет снова погас, и на сцену вышла очередная танцовщица. Как только я тронулся к бару, передо мной из темноты появилась девица.

– Ищешь кого-нибудь, малыш? – прошептала она. Это была танцовщица, исполнявшая предыдущий номер. Я проигнорировал ее и, пройдя в бар, подошел к Эймосу. Он даже не поднял головы, когда я забрался на соседний с ним стул.

– Бутылку пива, – сказал я бармену.

Передо мной появилась бутылка пива, а мой доллар моментально исчез в кармане бармена, пока я поудобнее устраивался на стуле.

Я повернулся к Эймосу, который смотрел на сцену, и меня буквально потряс его вид. Это был старик, невероятно дряхлый и седой. Редкие волосы, обвисшая на щеках и подбородке кожа. Он поднял стакан к губам, и я заметил, как дрожат его руки в красных прожилках. Я попытался осмыслить увиденное. Ведь ему было самое большее пятьдесят пять. Но увидев его глаза, я понял ответ. Жизнь здорово потрепала его, и у него ничего не оставалось, кроме прошлого. Все мечты его рухнули, потому что его преследовали сплошные неудачи. И ему ничего не оставалось, как опускаться все ниже и ниже, пока не придет смерть.

– Привет, Эймос, – тихо сказал я.

Он поставил стакан и, медленно повернув голову, посмотрел на меня налитыми кровью, влажными глазами.

– Убирайся, – прошептал он хриплым, пьяным голосом, – это моя девушка сейчас танцует.

Я бросил взгляд на сцену. Там танцевала рыжеволосая девушка, еще сохранившая кое-какие остатки былой привлекательности. Они оба составляли хорошую пару, оба прошли долгий путь крушения надежд. Я подождал последних аккордов музыки и снова обратился к нему:

– У меня есть к тебе предложение, Эймос.

Он повернулся ко мне.

– Я уже говорил твоим посланцам, что меня оно не интересует.

Мне захотелось встать и уйти. Уйти на свежий ночной воздух, от этого вонючего кислого пива, от этой тошноты и гнили. Но я не мог этого сделать. И не только потому, что дал слово Форрестеру, а еще потому, что это был отец Моники.

Подошел бармен. Я сделал заказ на двоих, он схватил пятерку и исчез.

– Я сказал Монике о ее новой работе. Она очень обрадовалась, – начал я.

– Моника всегда была дурой, – хрипло сказал он и рассмеялся. – Ты знаешь, ведь она не хотела разводиться с тобой. Она буквально сходила с ума и все-таки не хотела, разводиться с тобой. Говорила, что любит тебя. – Я промолчал, а он снова рассмеялся. – Но я заставил ее, – продолжал Эймос. – Я сказал ей, что ты такой же, как и я, что никто из нас не может устоять, когда почует запах сучки.

– Ну хватит об этом, – сказал я, – это все уже в прошлом. Эймос дрожащей рукой опустил стакан на стойку.

– Нет, не хватит, – закричал он. – Думаешь, я забыл, как ты вышиб меня из моей собственной компании? Думаешь, я забыл, как ты перехватывал у меня все контракты, не давая начать новое дело? – Он хитро засмеялся. – Я не дурак, думаешь, не знаю, что ты приставил ко мне человека, чтобы он следил за мной по всей стране?

Я внимательно посмотрел на него. Он был болен, и гораздо серьезнее, чем я предполагал.

– А сейчас ты приходишь ко мне с каким-то липовым предложением, – продолжал кричать Эймос. – Думаешь, я не раскусил тебя? Думаешь, не понимаю, что ты пытаешься убрать меня с дороги, потому что знаешь, что стоит им только увидеть мой самолет, и тебе тогда конец? – Он сполз со стула и подкатился ко мне, в бешенстве сжав кулаки. – Убирайся, Джонас, – заорал он. – Слышишь? Убирайся!

Я повернулся на стуле и схватил его за руки, за тонкие, хрупкие старческие кости запястий. Так я и держал его некоторое время, но потом он внезапно рухнул на меня, уткнувшись головой в мою грудь. Я взглянул в его глаза, полные слез бессилия.

– Я так устал, Джонас, – прошептал он. – Пожалуйста, оставь меня в покое, мне очень жаль, но я уже ни на что не годен.

Он выскользнул из моих объятий и растянулся на полу. Подошедшая рыжеволосая девушка громко закричала, и музыка внезапно смолкла. Вокруг нас мгновенно собралась толпа. Слезая со стула, я почувствовал, что меня прижимают к стойке бара, и поднял взгляд на здоровяка в синем пиджаке.

– В чем дело? – поинтересовался он.

– Оставь его, Джо, – раздался позади голос Вайтала. Вышибала бросил взгляд через плечо.

– А-а, это ты, Сэм, – давление на мою грудь ослабло.

Я посмотрел на лежащего Эймоса. Дженни опустилась перед ним на колени, расстегивая воротник рубашки и развязывая галстук. Я наклонился.

– Он не умер?

– Нет, но у него сильный жар, думаю, лучше отвезти его домой.

– Хорошо. – Я вынул из кармана бумажку в сто долларов и бросил ее на стойку бара. – Это с меня за угощение. – Я оглянулся и увидел рыжеволосую девицу. Она смотрела на меня, и по ее щекам текла смесь слез и туши. Я достал еще одну стодолларовую бумажку и сунул ей в руку. – Перестань плакать и вытри слезы.

Наклонившись, я, поднял Эймоса на руки и направился к двери. Он был на удивление легким. Вайтал получил у гардеробщицы наши пальто и вышел вслед за мной на улицу.

– Он живет в нескольких кварталах отсюда, – сказал детектив, помогая мне усаживать Эймоса в машину.

Это был грязный серый дом. Перед дверью, возле открытых мусорных ящиков, стояли две кошки и злобно смотрели на нас своими желтыми, глазами. Это место совсем не подходило для больного человека.

Шофер выскочил из автомобиля и открыл заднюю дверцу, я протянул руку и захлопнул ее.

– Назад, в отель, – бросил я водителю.

Обернувшись, я посмотрел на Эймоса, лежащего на заднем сидении. Я никак не мог отделаться от мысли, что если бы все повернулось немного по-другому, там сейчас лежал бы мой отец.

9

Доктор вышел из комнаты, покачивая головой. Следом за ним шла Дженни.

– Завтра утром, когда он проснется, все будет в порядке. Кто-то подсыпал ему в выпивку амитал натрия, – сказал доктор.

– Что?

– Это такой наркотик, который грабители обычно подсыпают в выпивку жертве, – пояснила мне Дженни.

Я улыбнулся, предчувствие не обмануло меня. Вайталу ничего другого не оставалось. Он видел, что мне очень нужен Эймос, и я получил его.

– Он сильно истощен, – добавил доктор. – Слишком много виски и слишком мало еды. У него была температура, но небольшой уход все поправит.

– Спасибо, доктор, – сказал я, поднимаясь.

– Не стоит благодарности, мистер Корд. – Завтра утром я зайду взглянуть на него. Мисс Дентон, давайте ему эти таблетки каждый час.

– Хорошо, доктор.

Доктор откланялся и ушел. Я посмотрел на Дженни.

– Минутку, ты не должна сидеть всю ночь около этого пьяницы.

– Мне это несложно, я не впервые буду ухаживать за пациентом.

– За пациентом?

– Конечно, – Дженни удивленно посмотрела на меня. – Разве я не говорила тебе, что закончила школу медицинских сестер?

Я покачал головой.

– Колледж медицинских сестер Святой Марии в Сан-Франциско, – сказал она, – в тысяча девятьсот тридцать пятом. Год проработала в клинике, потом уволилась.

– А почему уволилась?

– Слишком устала от этой работы, – ответила Дженни с непроницаемым лицом.

Я не стал расспрашивать ее дальше, в конце концов это было ее личное дело.

– Что ты будешь пить? – спросил я, направляясь к бару.

Дженни покачала головой.

– Ничего, спасибо. Послушай, нет смысла нам обоим торчать тут всю ночь. Почему бы тебе не лечь и не отдохнуть немного?

Я в недоумении посмотрел на нее.

– Все будет в порядке, посплю утром. – Она подошла ко мне и поцеловала в щеку. – Спокойной ночи, Джонас. Спасибо тебе, я думаю, что ты очень хороший человек.

Я рассмеялся.

– А ты думала, что я позволю тебе разгуливать по Чикаго в твоем легком пальтишке?

– Я не из-за пальто, хотя и из-за него тоже, – быстро сказала она. – Просто я слышала, что он наговорил тебе, а ты все равно привез его сюда.

– А что мне оставалось делать? Не мог же я оставить его лежать там?

– Конечно, нет, – согласилась она. – А теперь иди спать.

Я повернулся и пошел в спальню. Это была дурная, сумасшедшая ночь. Во сне Эймос вместе с моим отцом бегали за мной по комнате, и каждый требовал, чтобы я сделал именно то, что он хочет. Но я не мог их понять – они несли какую-то тарабарщину. Потом Дженни, а может быть, и Рина, вошла в комнату, одетая в белое форменное платье, и они оба принялись бегать за ней. Я пытался остановить их, и, наконец, мне удалось вытолкнуть ее из комнаты и закрыть дверь. Я поднял ее на руки, но оказалось, что это плачущая Моника. Затем кто-то прижал меня к стене, и я увидел перед собой лицо вышибалы из «Парижа». Он начал светить мне в лицо лампой, и свет становился все ярче, ярче и ярче.

Я открыл глаза и прищурился. В окно вовсю светило солнце, было восемь часов утра.

Дженни сидела в гостиной, перед ней стоял кофейник и тарелка с тостами.

– Доброе утро. Хочешь кофе? – спросила она.

Я кивнул, подошел к комнате Эймоса и заглянул внутрь. Он лежал на спине и спал сном младенца. Я закрыл дверь, вернулся к дивану и сел рядом с Дженни.

– Ты, должно быть, устала? – спросил я, беря чашку с кофе.

– Немного. Но в какой-то момент усталость проходит и силы восстанавливаются. – Она посмотрела на меня. – Он много говорил о тебе.

– Да? Надеюсь, ничего хорошего?

– Он ругал себя за то, что расстроил твою женитьбу.

– Каждый из нас приложил к этому руку, и его вины здесь не больше, чем, скажем, моей или Моники.

– Или Рины Марлоу?

– Ну уж никак не Рины, – быстро возразил я и взял сигарету. – Главным образом, это произошло из-за того, что мы с Моникой были слишком молоды.

Дженни подняла чашку и отхлебнула кофе.

– Может быть, ты пойдешь немного отдохнешь? – спросил я.

– Я, пожалуй, подожду прихода доктора.

– Ложись спать, я тебя разбужу, когда он придет.

– Хорошо, – сказала Дженни и направилась в спальню, но потом вернулась и взяла с дивана норковое манто.

– Оно тебе не понадобится, – сказал я, – я нагрел тебе постель.

Дженни уткнулась лицом в мех.

– Как здорово.

Она ушла в спальню и закрыла за собой дверь. Я налил себе еще чашку кофе и вдруг почувствовал, что голоден. Сняв телефонную трубку, я заказал двойную порцию ветчины с яичницей и кофейник кофе.

Когда я завтракал, в комнату вошел Эймос. На нем было одеяло, в которое он завернулся, словно в тогу. Он подошел к столу и посмотрел на меня.

– Кто украл мою одежду?

При дневном свете он выглядел не так плохо, как вчера вечером.

– Я ее выкинул, – ответил я. – Садись завтракать.

Он продолжал стоять и молчал, потом через некоторое время осмотрелся.

– А где девушка?

– Спит. Она всю ночь просидела возле тебя.

Эймос задумался.

– Я вырубился? – это прозвучало скорее как утверждение, чем вопрос, поэтому я промолчал. – Похоже, что так, – сказал он, кивая головой. Потом тяжело вздохнул и поднял руку к лицу, при этом одеяло почти слетело на пол.

– Кто-то подсыпал мне наркотик, – в его голосе прозвучали обвинительные нотки.

– Поешь немного, в этой пище много полезного.

– Я хочу выпить, – сказал он.

– Наливай, бар вон там.

Эймос прошлепал к бару, налил себе порцию и резко опрокинул ее в горло.

– Ох, – крякнул он и налил себе еще. Его серое лицо слегка порозовело. Он вернулся к столу с бутылкой виски и сел в кресло напротив меня. – Как ты меня разыскал?

– Это было легко, мы просто проследили за фиктивными чеками.

Эймос налил себе очередную порцию виски, но оставил стакан на столе. Внезапно глаза его наполнились слезами.

– Было бы не так страшно, если бы это был кто-нибудь другой, а не ты, – произнес он, беря стакан. Я промолчал, занятый едой. – Ты не знаешь, что такое состариться, теряется чутье.

– Но ты не потерял его, – сказал я, – ты его выбросил, как хлам. Ты даже не поинтересовался моим предложением. Так что можешь и дальше пить.

Эймос посмотрел на меня, потом на стакан, наполненный янтарной жидкостью. Рука его дрожала, и несколько капель виски пролилось на скатерть.

– А с чего это вдруг ты превратился в моего доброжелателя?

– Ошибся, – ответил я, беря чашку с кофе и улыбаясь. – Я совсем не изменился и по-прежнему считаю тебя первым в мире засранцем. Что касается меня, то я и близко бы к тебе не подошел, но Форрестер хочет, чтобы ты управлял нашим канадским заводом. Этот дурень не знает тебя так, как знаю я, и все еще считает тебя величайшим инженером.

– Роджер Форрестер? – спросил Эймос и снова поставил виски на стол. – Он испытывал мой «Либерти-5», который я сконструировал сразу после войны. Он сказал, что это лучший самолет, на котором ему приходилось летать.

Я молча смотрел на Эймоса. С тех пор прошло более двадцати лет и было создано множество отличных самолетов, но он помнил свой «Либерти-5». Это был самолет, с которым он вошел в дело. В лице его появилось что-то от того Эймоса Уинтропа, каким я знал его раньше.

– И каковы условия контракта? – заинтересованно спросил он.

Я пожал плечами.

– Это вы обговорите с Роджером.

– Отлично! – Эймос поднялся. Весь его облик говорил о проснувшемся в нем чувстве собственного достоинства. – Иметь дело с тобой я бы не согласился ни за какие деньги. – Он ушел в спальню, но через минуту вернулся и спросил: – д как насчет одежды?

– Внизу есть мужской магазин, позвони и закажи все что хочешь.

Дверь за Уинтропом закрылась, и я достал сигарету. Слушая, как он воркует по телефону, я откинулся в кресле, глубоко затянулся и выпустил дым через нос. Когда принесли одежду, я велел отнести ее в спальню. Затем снова раздался звонок. Я выругался про себя и направился к двери. Можно было подумать, что я здесь служил дворецким. Я открыл дверь.

– Здравствуйте, мистер Корд, – прозвучал детский голос. Я удивленно опустил голову и увидел Джо-Энн, стоящую рядом с Моникой. В одной руке она держала куклу, которую я ей подарил, а другой вцепилась в материнское пальто.

– Макаллистер прислал мне телеграмму, – объяснила Моника. – Он сообщил, что ты, возможно, здесь. Ты нашел Эймоса?

Я тупо смотрел на нее. Макаллистер, должно быть, выжил из ума. Он ведь знал, что по пути Монике предстоит трехчасовая остановка в Чикаго и она сможет заехать в отель. А что, если мне не хотелось ее видеть?

– Ты нашел Эймоса? – переспросила Моника.

– Да, я нашел его.

– Как здорово, – воскликнула Джо-Энн, увидев накрытый стол. – Я так проголодалась. – Она пробежала мимо меня, уселась в кресло и взяла тост. Я с удивлением проследил за ней взглядом.

Моника с виноватым видом посмотрела на меня.

– Прости, Джонас, но ты же знаешь, как ведут себя дети.

– Мама, но ты ведь сама сказала, что мы будем завтракать с мистером Кордом.

– Джо-Энн! – воскликнула Моника, и краска залила ее лицо.

– Все в порядке, – сказал я. – Почему ты не проходишь? Моника вошла в комнату, и я закрыл дверь.

– Я закажу вам завтрак, – сказал я, направляясь к телефону.

Моника улыбнулась.

– Мне только кофе, – сказала она, снимая пальто.

– Доктор пришел, Джонас? – раздался голос Дженни, и мы с Моникой одновременно повернулись.

Дженни стояла в дверях спальни, ее длинные белокурые волосы спадали на темное норковое манто, которое она надела вместо халата. Обнаженные шея и ноги не оставляли сомнения в том, что под манто у нее не было никакой одежды. Улыбка исчезла с лица Моники. Когда он повернулась ко мне, глаза ее излучали холод.

– Извини, Джонас, – резко сказала она. – Мне бы по собственному опыту надо знать, что перед приходом к тебе следует заранее позвонить. Она подошла к девочке и взяла ее за руку.

– Пошли, Джо-Энн.

Они были уже у дверей, когда у меня прорезался голос.

– Подожди минутку, Моника, – хрипло произнес я.

Меня оборвал Эймос.

– Как раз вовремя, дитя мое. Мы можем уйти отсюда вместе.

Я повернулся и посмотрел на него. Больной, грязный старик, которого мы разыскали вчера вечером в баре, исчез. Передо мной стоял прежний Эймос, в сером с иголочки двубортном костюме, через руку у него было переброшено темное пальто. Он выглядел как руководитель высшего ранга. Когда он подошел к двери, на лице его промелькнула зловещая улыбка:

– Мы с дочерью не желаем никому навязываться, – сказал он, отвесив поклон в сторону Дженни, и вышел. Я в бешенстве шагнул к двери, открыл ее, но услышал звук закрываемого лифта. Потом наступила тишина.

– Прости, Джонас, – сказала Дженни, – мне не хотелось бы, чтобы ты что-то терял из-за меня.

Я посмотрел на нее. Ее большие глаза светились сочувствием.

– Ты тут ни при чем, все потеряно уже много лет назад.

Подойдя к бару, я налил себе виски. Хорошее настроение улетучилось. Это был последний раз, когда я выступал в роли доброго дядюшки. Я отхлебнул виски и, повернувшись к Дженни, сердито спросил:

– Ты когда-нибудь трахалась в норковом пальто?

На ее лице появилось выражение печали и понимания.

– Нет.

Я плеснул себе еще виски и выпил. Мы стояли друг против друга и молчали. Наконец я произнес:

– Ну?

Не спуская с меня глаз, она медленно кивнула, подняла руки и протянула их ко мне. Манто распахнулось, и я увидел ее обнаженное тело. Когда она заговорила, голос ее прозвучал так, словно она всегда знала, что именно так все и должно произойти.

– Иди к маме, малыш, – ласково прошептала она.