Текст книги "Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)"
Автор книги: Гарольд Роббинс
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 47 страниц)
18
Пока Клод Данбар не встретил Рину Марлоу, у него были лишь три привязанности на свете: его мать, он сам и театр – и именно в такой последовательности. Его «Гамлет» в современных декорациях был самой нашумевшей постановкой Шекспира, когда-либо осуществленной на сцене в Нью-Йорке. Но лишь постановка заурядной пьесы «Веснушки» вознесла его на вершину истинной славы.
В спектакле были заняты три актера – два старателя, живших одиноко на краю громадной пустыни, и молодая девушка, потерявшая память и забредшая к ним в лагерь. Жизнь мужчин превратилась в борьбу: младший пытался защитить девушку от посягательств старшего, а когда ему это удалось, не выдержал и сам согрешил с ней.
В пьесе было много диалогов и совсем мало действия, но тем не менее она уже несколько лет шла на Бродвее. Когда Норман позвонил Данбару и сказал о покупке пьесы и о том, что хочет создать по ней кинофильм с его режиссурой, Данбар был настолько удивлен, что согласился без колебаний. И только по прибытии в Калифорнию он услышал, кто будет играть главную роль.
– Рина Марлоу! – воскликнул он. – Но я полагал, что играть будет Дэвис.
Норман ласково посмотрел на него.
– Уорнер надул меня, – сказал он, понижая голос и переходя на доверительный шепот, – и я подумал о Рине.
– Но ведь есть и другие актрисы, мистер Норман? – спросил Клод, слегка заикаясь, как это было всегда, когда он расстраивался. – К примеру, та, что исполняет эту роль на сцене?
– У нее нет имени, – быстро ответил Норман, – а это очень важно. У Рины не было ни одной картины, которая не принесла бы большие доходы.
– Возможно, – заметил Данбар, – но сможет ли она сыграть эту роль?
– В Голливуде нет лучшей актрисы. Вы режиссер. Поезжайте сегодня к ней домой и сами увидите.
– Мистер Норман...
Но Норман уже взял Данбара за руку и подвел к двери.
– Давайте начистоту, мистер Данбар. Дайте девушке шанс, поработайте с ней немного, и если после этого вы все же будете думать, что она не справится, мы посмотрим, что можно сделать.
Норман был так убедителен, что Клод не сумел возразить и опомнился уже в приемной позади закрытой двери под пристальным взглядом трех секретарш. Он покраснел и, чтобы скрыть замешательство, подошел к секретарше, сидящей у самой двери в кабинет Нормана.
– Будьте добры, – сказал он, – сообщите мне адрес мисс Марлоу.
Секретарша улыбнулась.
– Я могу сделать лучше, мистер Данбар, – эффектно сказала секретарша, снимая телефонную трубку. – Я закажу машину, и она отвезет вас.
Перед тем как поехать к Рине, Клод пошел в кинотеатр и посмотрел последний фильм с ее участием. Он смотрел на экран, и его охватывали одновременно и восторг и ужас. Без сомнения, мисс Марлоу была прекрасна, в ней даже было что-то животное, что так импонирует определенному типу аудитории. Но в ней не было того, что ему нужно было для фильма.
Героиня пьесы была подавлена, углублена в себя, напугана. Когда она пыталась воскресить былое, чувствовалось, как она измучена и иссушена жаром пустыни. Желание в мужчинах вызывал только ее пол, а никак не внешность.
Рина на экране манила, она была дерзкой, ее сексуальность выставлялась напоказ. В игре ее не было искусства. И одновременно в ней чувствовалась огромная жизненная сила. Когда она появлялась на экране, его глаза была прикованы только к ней.
Покинув кинотеатр, Клод вернулся в отель, где его должен был ждать автомобиль. Как всегда в тех случаях, когда его одолевали сомнения, он позвонил матери.
– Мама, ты знаешь, кто будет играть главную роль в картине?
– Кто же? – в голосе матери не было обычного спокойствия.
– Рина Марлоу.
– Нет! – резко воскликнула она.
– Да, мама. Мистер Норман сказал, что ему не дали Бетти Дэвис.
– Тогда немедленно возвращайся домой, – твердо сказала мать. – Скажи мистеру Норману, что дорожишь своей репутацией, что тебе была обещана Дэвис и что ты не соглашаешься на эту блондиночку.
– Но я уже пообещал мистеру Норману, что поговорю с мисс Марлоу. Он сказал, что если после разговора с ней я останусь неудовлетворенным, то он подыщет кого-нибудь еще.
– Хорошо. Но помни, что твое честное имя превыше всего. Если она тебя полностью не устроит, немедленно возвращайся домой.
– Да, мама, целую.
– Целую и береги себя, – ответила мать, как всегда при прощании.
* * *
Рина вошла в комнату, где он ожидал ее, с головы до пят затянутая в черное трико. Белокурые волосы зачесаны назад и собраны в пучок, никакой косметики.
– Мистер Данбар, – сказала она без всякой улыбки и протянула руку.
– Мисс Марлоу, – ответил он, пожимая протянутую руку, и удивился силе ее пальцев.
– Давно искала случая познакомиться с вами, слышала о вас много хорошего.
Он вежливо улыбнулся.
– Я тоже много слышал о вас.
Впервые Рина улыбнулась.
– Надеюсь, что слышали, поэтому и приехали сюда в первый же день своего пребывания в Голливуде. Наверное, вам интересно, какого черта я хочу сыграть эту роль в «Веснушках»?
Данбар слегка опешил от ее откровенности.
– Ну что вы, мисс Марлоу, думаю, что вы справитесь, у вас всегда такой успех.
– Да бросьте вы, – Рина опустилась в кресло. – Считается, что я актриса, но теперь я сама хочу это проверить. И только вы, единственный в своем роде режиссер, можете помочь мне понять это.
Клод внимательно посмотрел на нее.
– Вы читали сценарий?
Рина кивнула.
– Вы помните первые слова девушки, когда она является в лагерь?
– Да.
– Прочтите мне их, – сказал Клод, протягивая ей сценарий.
Рина взяла сценарий, но не раскрыла его.
– Меня зовут Мэри. Да, точно. Я думаю, что меня зовут Мэри.
– Вы произносите слова, мисс Марлоу, но вы не задумываетесь над ними. Не чувствуется, что вы делаете большие усилия, чтобы вспомнить свое имя.
Рина молча посмотрела на режиссера, затем встала и подошла к камину. Повернувшись к Клоду спиной, она положила руки на каминную доску. Рина развязала пучок, и белокурые волосы рассыпались по плечам. Она резко повернулась. Когда она заговорила, ее лицо казалось изможденным.
– Меня зовут Мэри, – хрипло прошептала она. – Да, точно. Я думаю, что меня зовут Мэри.
Клод почувствовал, как его руки начали покрываться гусиной кожей. Это происходило с ним всегда, когда он испытывал восторг, глядя на сцену.
* * *
Берни Норман появился лишь в последний день съемок. Он помотал головой, толкнул дверь и вышел на большую сценическую площадку. Ему надо было все тщательно выяснить, прежде чем приглашать этого пижона. Хуже того, перед тем как покупать пьесу, надо было проверить, все ли у этого парня в порядке с головой.
Прежде всего, сроки съемок растянулись еще на месяц. Режиссеру, видите ли, понадобилось еще тридцать дней, чтобы отрепетировать с Риной роль. Норман попытался возразить, но Рина решительно заявила, что не выйдет на съемочную площадку прежде, чем Данбар не скажет, что она готова. Это обошлось в лишних сто пятьдесят тысяч только на заработную плату.
Потом режиссер настоял, чтобы в фильме все было в точности, как в спектакле. Бюджет опять полетел к черту, вылетело еще пятьдесят тысяч. В довершение ко всему Данбар потребовал, чтобы каждое слово в фильме звучало так же отчетливо, как на сцене. Его абсолютно не интересовало, сколько для этого понадобится дублей. Да и почему, собственно, это должно было его интересовать? Ведь он тратил не свои денежки.
Съемки продолжались три месяца и потребовали полутора миллионов. Войдя на площадку, Берни Норман зажмурился от яркого света.
Слава Богу, это была последняя сцена. Девушка утром открыла дверь и обнаружила обоих мужчин мертвыми – младший убил старшего, а затем покончил с собой, когда осознал всю меру своего падения. Единственно, что предстояло сделать девушке – посмотреть на мужчин, немного всплакнуть и удалиться в пустыню. Казалось бы, ничего сложного! Десять минут – и делу конец.
– Все по местам!
Оба актера растянулись на песке перед входом в хижину. Помощник режиссера сверил их позы с фотографиями и внес небольшие изменения: у одного неправильно лежала рука, у другого запачкалась щека.
Норман увидел Данбара и кивнул ему. В наступившей тишине раздались звук хлопушки и голос режиссера:
– Начали!
Норман порадовался. Все в порядке. Дверь хижины медленно отворилась, и на пороге показалась Рина. Взор ее остановился на лежащих у порога мужчинах.
Норман выругался про себя. Неужели у этого шельмеца не хватило ума сделать ей наряд более открытым? Ведь в конце концов действие происходит в пустыне. Так ведь нет. Платье закрывало ее по самую шею, словно стояла зима. Прекрасная грудь, с которой и следовало работать Данбару, была совершенно скрыта.
Камера начала наезжать на Рину, она медленно подняла голову и посмотрела в нее. Прошла минута, еще одна.
– Плачь, черт возьми! – раздался крик Данбара. – Плачь!
Но глаза Рины были пусты.
– Стоп! – заорал Данбар. Переступив через одного из лежащих мужчин, он подошел к Рине. – В этой сцене тебе надо плакать, забыла, что ли? – с сарказмом спросил он. Рина молча кивнула.
Данбар вернулся на свое место у камеры. Рина зашла в хижину и закрыла за собой дверь. Помощник режиссера снова проверил позы актеров и покинул площадку.
– Сцена триста семнадцать, дубль два! – провозгласил ассистент и отскочил от камеры.
Все повторилось, как и в прошлый раз. Глаза Рины были абсолютно сухи. Она резко отошла в сторону.
– Стоп! – закричал Данбар и снова выбежал на площадку.
– Прости, Клод, – сказала Рина. – Я не могу, лучше сделать макияж.
– Макияж! – завопил ассистент. – Принесите слезы!
Норман согласно кивнул. Не было смысла зря тратить деньги. На экране все равно никто не разберет – настоящие слезы или нет, а кроме того, искусственные скатываются по щекам даже более эффектно.
– Не надо макияжа! – крикнул Данбар.
– Не надо макияжа! – повторил его ассистент.
– Это последняя сцена, – обратился Данбар к Рине. – Двое мужчин мертвы из-за тебя, и от тебя требуется всего лишь немного слез. Даже не потому, что тебе жалко их или себя, просто я хочу, чтобы ты дала мне понять, что у тебя есть душа. Совсем немного, только для того, чтобы показать, что ты женщина, а не животное. Поняла? – Рина кивнула. – Хорошо, – взял себя в руки Данбар. – Начнем с начала.
Он вернулся на свое место и наклонился вперед, наблюдая за Риной, выходящей из дверей хижины.
– Ну, вот сейчас, – почти прошептал он, – плачь!
Рина уставилась в камеру. И снова ничего не произошло.
– Стоп! – завопил Данбар. – Да что ты за женщина!
– Ну пожалуйста, Клод, – взмолилась Рина.
Он холодно посмотрел на нее.
– Мы работаем над фильмом уже несколько месяцев. Я тружусь день и ночь только для того, чтобы доказать, что ты актриса. Я сделал все, что мог, и не могу испортить всю картину из-за последней сцены. Ты хотела быть актрисой – пожалуйста, доказывай это. Играй!
Он повернулся к ней спиной и отошел. Норман закрыл лицо руками. И это стоит ему десять тысяч в день! Надо было предвидеть.
– Начали!
Норман раздвинул пальцы рук и посмотрел на площадку. До него донесся тихий голос Данбара, обращенный к Рине:
– Так, так, теперь выходишь, смотришь вниз, на них. Сначала на Пола, потом на Джозефа. Ты видишь в руке Джозефа револьвер и понимаешь, что произошло. Теперь осматриваешься. Да, они мертвы. Может быть, ты и не любила их, но ты жила вместе с ними. Возможно, что на какой-то момент один из них помог тебе вернуть хотя бы кусочек памяти – той памяти, которую ты утратила. И это твой отец, или брат, или, может быть, ребенок, которого ты никогда не имела – это кто-нибудь из них лежит на песке у твоих ног. Ты начинаешь плакать. – Норман постепенно отнимал руки от лица, тяжело дыша и отступая от камеры. Рина плакала. На глазах у нее были слезы. Данбар продолжал шептать: – Ты еще плачешь, но на тебя снова нашло затмение, ты уже не помнишь, почему плачешь. Все! Слезы останавливаются, и твои глаза сухие, теперь ты поворачиваешься и смотришь в пустыню. Где-то там, в этом безбрежном песке, тебя ждет кто-то, кто-то с твоей памятью. Ты найдешь его и снова узнаешь, кто ты. Ты начинаешь медленно уходить в пустыню... медленно... медленно... медленно.
Голос Данбара становился тише по мере того, как Рина удалялась. Это было потрясающее зрелище, даже ее прямая спина взывала к жалости. Норман огляделся. Вся съемочная группа смотрела на Рину, забыв обо всем. Он почувствовал, как на глаза начали наворачиваться слезы. Эта дьявольская сцена проняла даже его.
– Стоп! – раздался хриплый торжествующий голос Данбара. – Снято! – он бессильно откинулся в кресле.
Съемочная площадка превратилась в бедлам, все кричали, аплодировали. Улыбались даже ветераны, многое повидавшие на своем веку. Норман выбежал на площадку и в возбуждении схватил Рину за руку.
– Ты была прекрасна, детка, – сказал он. – Потрясающе.
Рина посмотрела на него. Вид у нее был отсутствующий, но вскоре ее глаза приняли осмысленное выражение. Она посмотрела на Данбара, сидящего в своем кресле в окружении оператора, ассистента и другой публики, потом перевела взгляд на Нормана.
– Ты действительно так думаешь?
– Неужели я сказал бы это, если бы думал иначе, детка? Ты же хорошо меня знаешь. Теперь ты несколько недель отдохнешь, и мы приступим к съемкам «Шахерезады».
Но Рина уже отвернулась от него и смотрела на приближающегося Данбара.
– Спасибо, – сказала она, взяв Клода за руку.
На лице его появилась легкая улыбка.
– Вы великая актриса, мисс Марлоу, – Данбар перешел на официальный тон, так как их совместная работа была закончена. – Было большим удовольствием работать с вами.
– Вы еле держитесь на ногах, – заботливо сказала Рина.
– Немного отдыха и все пройдет, – быстро ответил режиссер. – Пока шла работа над картиной, я толком не спал ни одной ночи.
– Это мы исправим, – дружески успокоила его Рина и позвала: – Элен!
Откуда-то из толпы возникла Элен.
– Позвони Джеймсу и прикажи приготовить гостевую комнату для мистера Данбара.
– Но, мисс Марлоу, – запростестовал режиссер, – я не хочу доставлять вам беспокойство.
– Неужели вы думаете, что я отпущу вас в таком состоянии в неуютный отель?
– И я обещал маме, что позвоню ей сразу по завершении работы.
– Вы сможете позвонить от меня, – рассмеялась Рина, – у меня тоже есть телефон.
Норман схватил Данбара за плечо.
– Тебе лучше послушать Рину, ты нуждаешься в отдыхе. Впереди еще десять недель монтажа. Хотя беспокоиться нечего – это будет великий фильм. Не удивлюсь, если вы оба получите премию Академии.
Конечно, Норман не верил в то, что говорил, но на деле все именно так и случилось.
19
Нелли Данбар, шестидесятитрехлетняя, твердая, как библейская скала, женщина, пересекла комнату и посмотрела на сына.
– Ужасное существо, – тихо сказала она.
Нелли уселась рядом с сыном и положила его голову себе на плечо, машинально прикоснувшись рукой к его лбу.
– Интересно, сколько же надо времени, чтобы разглядеть ее истинное лицо? Не женись на ней – так ведь я тебе говорила.
Клод ничего не ответил, да и не было нужды отвечать. Он ощутил тепло материнских рук. Как всегда, в детстве, когда он, обиженный, прибегал из школы домой. Мать знала его. Ему незачем было рассказывать ей о своих неприятностях. Вот и теперь материнский инстинкт заставил ее приехать в Калифорнию после его женитьбы на Рине.
Хрупкий и худощавый, он никогда не был сильным. Интенсивная творческая работа еще больше истощала и утомляла его. В такие моменты мать укладывала его на несколько недель в постель, сама ухаживала за ним: кормила, приносила газеты, читала вслух любимые книги.
Иногда Клод чувствовал, что это самые счастливые дни его жизни – в комнате, которую мать обставила для него в мягких пастельных тонах, он ощущал тепло и уют. Все необходимое было у него под руками, за этими стенами он был надежно укрыт от грязи и подлости мира.
Отца Клод помнил очень смутно, он умер, когда ему было всего пять лет. Смерть отца значительно изменила их образ жизни, их семья не была богатой, но и не испытывала нужды.
– Ты вернешься домой и соберешь необходимые вещи, – сказала мать. – Ночь ты можешь провести здесь, а утром мы подумаем о разводе.
Он поднял голову с плеча матери и посмотрел на нее.
– Но, мама, я даже не знаю, что говорить адвокату.
– Не беспокойся, – просто сказала мать, – я обо всем позабочусь.
Клод почувствовал, что с плеч у него свалился огромный груз. Опять его мама произнесла волшебные слова. Но когда, остановившись перед домом, он увидел автомобиль Рины, то побоялся войти. Его приход мог закончиться очередной сценой, а у него уже больше не было сил. Он взглянул на часы, было почти одиннадцать. Скоро Рина должна была уехать, так как во время ланча у нее было свидание на студии. Клод спустился к подножию холма и зашел в бар. Здесь он мог подождать, пока ее автомобиль проедет мимо.
Он вошел в бар, и хотя в помещении было еще темно и стулья не сняты со столов, в заведении уже сидели несколько посетителей. Клд занял место у окна, через которое ему была видна улица.
Его слегка знобило, но он надеялся, что это не простуда.
– Виски с горячей водой, – сказал он бармену, вспомнив, что именно такое снадобье давала ему мать при первых признаках простуды.
– С горячей водой? – удивился бармен.
– Да, пожалуйста, – кивнул Клод. – Он поднял голову и увидел, что за ним наблюдает одинокий посетитель – молодой человек в желтом приталенном пиджаке. – Да, и пожалуйста, если у вас есть, ломтик лимона, – крикнул Клод вслед бармену.
Он отхлебнул дымящийся напиток и через мгновение почувствовал тепло в желудке. За окном шел дождь. Клод поднес стакан к губам и, к своему удивлению, обнаружил, что он пуст. Вполне можно было заказать еще одну порцию – время у него было. Он точно знал, чем в этот момент занимается Рина. Сидит перед туалетным столиком и делает макияж, добиваясь нужного эффекта. Потом начнет расчесывать волосы.
Рина никогда не приходила вовремя, всегда опаздывала по крайней мере на час, а то и больше. Иногда он злился, ожидая ее. Других, похоже, ее опоздания не трогали – к ним привыкли.
Клод посмотрел на стакан – он снова был пуст. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше и заказал еще одну порцию.
Рина будет удивлена, когда вернется домой и не обнаружит его вещей. Больше его никто не назовет «бабой». Она поймет, каков он на самом деле, когда адвокат представит ей бумаги о разводе. Она поймет, что с ним нельзя так обращаться. И не осмеет посмотреть на него так, как посмотрела в первую брачную ночь – с жалостью и презрением. Но самым страшным было то, что он увидел тогда в ее глазах понимание самых сокровенных секретов своей души, которые он скрывал даже от самого себя.
Он вошел в темную спальню, держа в руках поднос, на котором стояла охлажденная бутылка шампанского и два бокала.
– Вино для моей любимой, – сказал он.
Они начали заниматься любовью, все было нежно и прекрасно. Будучи девственником, он так всегда и представлял себе эти мгновения. Перед ним было прекрасное женское тело – равнодушное и загадочное. Он даже начал сочинять стихи во славу красоты, как вдруг почувствовал, что рука Рины коснулась его плоти.
На какой-то момент Клод буквально похолодел от ее прикосновения, а потом вдруг расслабился. Он почувствовал, как ее тело вздрогнуло, потом еще и еще раз, и его охватило тепло, исходившее от него. Раздался глубокий стон, и Рина потянула его на себя, лихорадочно расстегивая куртку его пижамы. Она уже больше не была нежной, ее больше не заботили его чувства и желания – она была неистовой. Теперь ее пальцы причиняли ему боль, когда она пыталась направить его и буквально вдавить в себя.
Внезапно его охватил ужас, страх перед ее требовательной плотью, жаждущей поглотить его плоть. Почти в панике он вскочил и встал возле кровати, весь дрожа.
Пытаясь закутаться в пижаму, Клод услышал, что ее дыхание стало спокойнее. Раздался шорох простыни, и он посмотрел на Рину. Она лежала на боку, обернув бедра простыней, и смотрела на него. Грудь ее тяжело вздымалась, соски набухли, взгляд, испепелял.
– Так это правда, что о тебе говорят?
Клод почувствовал, как запылали щеки. Конечно, он знал о разговорах, ведущихся за его спиной, но эти люди не могли понять, что он целиком поглощен работой.
– Нет, – быстро ответил он.
– Так что же ты за мужчина?
Он рухнул на колени перед кроватью.
– Пожалуйста, – сказал он, глядя на нее глазами, полными слез, – пожалуйста, ты должна понять. Я женился на тебе, потому что люблю тебя, но я не такой, как все. Мама говорит, что я слишком нервный и легко возбудимый.
Рина не ответила, и он прочел в ее взгляде ужасающее сочетание жалости и презрения.
– Не смотри так на меня, – взмолился он. – В следующий раз все будет в порядке, я успокоюсь. Я люблю тебя, люблю. – Клод почувствовал, как ее рука стала нежно гладить его по голове. Он перестал плакать, схватил гладившую его руку и осыпал ее благодарными поцелуями. – Со мной все будет в порядке, дорогая, – пообещал он.
Но все кончилось, не успев начаться. Вызывающая женственность Рины, ее пугающая сексуальность превратили Клода в импотента.
* * *
– Что вы сказали? – услышал Клод обращенные к нему слова молодого человека в желтом пиджаке. – Извините, я подумал, что вы обратились ко мне.
Клод почувствовал неловкость. Наверное, он заговорил вслух, что часто бывало с ним, когда он задумывался.
– Да, – быстро ответил он, пытаясь скрыть смущение. – День обещает быть пасмурным, не правда ли?
Молодой человек посмотрел в окно, затем снова на Клода.
– Да, – согласился он, – похоже.
Молодой человек имел приятную наружность, возможно, он был актер и зашел сюда выпить пива и переждать дождь. Данбар заглянул в свой стакан – он опять был пуст.
– Разрешите угостить вас, – обратился он к юноше.
– Спасибо, – кивнул тот, – я бы выпил еще пива.
– Бармен! Пиво для молодого джентльмена, а мне повторить, – крикнул Клод.
Они повторяли по третьему разу, когда Данбар заметил автомобиль Рины, удалявшийся в сторону студии. В голову ему пришла мысль попросить молодого человека помочь ему перевезти вещи – все-таки их было порядочное количество. Нажав на звонок второй раз, он вспомнил, что сегодня вторник и слуг в доме нет. Клод достал свой ключ, и они поднялись в его комнату. Он открыл стенной шкаф и достал чемодан.
– Освобождайте пока эти ящики, а я принесу другой чемодан, – сказал он молодому человеку и вышел из комнаты. А когда вернулся, то увидел, что тот держит в руках фотографию Рины с бюро.
– Кто это?
– Моя жена, – хихикнул Клод. – То-то она удивится, когда вернется домой и обнаружит, что меня нет.
– Вы муж Рины Марлоу?
Клод кивнул.
– Но, слава Богу, больше я уже ей не муж.
Молодой человек как-то странно посмотрел на него.
– И куда же вы собрались от такого-то лакомого кусочка?
Клод вырвал у молодого человека фотографию и сердито швырнул ее об стену. Стекло разбилось и мелкими кусочками посыпалось на ковер. Он повернулся и прошел в ванную. Там он снял пиджак, развязал галстук, открыл воду и начал мыть руки. И вдруг звук льющейся воды напомнил ему шум фонтана, когда он в поисках Рины пришел в солярий. Обнаженная Рина лежала на столе, а Элен массажировала ее.
Элен тоже была обнажена до пояса, но, как всегда, в черных облегающих брюках мужского покроя. Ее руки нежно разминали тело Рины.
Рина прикрывала ладонью глаза от солнца. Тело ее отзывалось на прикосновения Элен. Клода удивило, какая плоская у Элен грудь. Рина отняла от лица руку и сказала хрипло:
– Не останавливайся, дорогая. – Затем повернула голову и, увидав Клода, обняла голову Элен и прижала ее к бедру. – Поцелуй меня, любимая, – приказала она, продолжая смотреть на Клода.
Он повернулся и выбежал из комнаты. Вслед ему звучал голос Рины, смешивающийся с журчанием воды в фонтане.
Вспомнив это, Клод закрыл лицо руками – оно было потным, одежда прилипла к телу, по коже пробежали мурашки. Он решил принять душ.
Под теплыми игольчатыми струями душа он разнежился, тепло qt выпитого виски разлилось по всему телу. Он с удовольствием измылился душистым мылом, которое его мама специально заказывала для него в Лондоне.
Выйдя из-под душа, он принялся растирать тело полотенцем. С удовольствием оглядел порозовевшую кожу. Ему нравилось быть чистым. Клод потянулся за халатом, но его не оказалось на привычном месте.
– Будьте добры, принесите мне голубой халат из стенного шкафа, – не задумываясь, крикнул он. Затем достал с полки, флакон одеколона, плеснул в ладони и стал растирать тело. Внезапно что-то заставило его взглянуть в зеркало. Молодой человек стоял в дверях, наблюдая за ним. Халат висел у него на руке. Он снял свой желтый пиджак и остался в грязной белок майке с короткими рукавами. Клод увидел густые черные волосы, покрывавшие руки и грудь молодого человека, и почувствовал отвращение.
– Оставьте его в кресле, – сказал он, закутываясь в полотенце.
На лице молодого человека промелькнула понимающая улыбка, и он вошел в ванную, захлопнув за собой дверь ногой.
* * *
– Убирайтесь отсюда, – сердито воскликнул Клод.
Молодой человек не пошевелился, улыбка его стала еще шире.
– Да прекрати, старик, – сказал он. – Ведь ты привел меня сюда не для того, чтобы я помогла тебе паковать чемоданы, не так ли?
– Убирайтесь или я позову на помощь, – воскликнул Клод, начиная ощущать страх.
– А кто услышит? – рассмеялся юноша. – Я сразу понял тебя, когда ты сказал, что слуг нет дома.
– Вы страшный человек! – закричал Данбар, но в этот момент удар по голове сбил его с ног. С трудом он поднялся на четвереньки. – Пожалуйста, уходите, – прошептал он.
Молодой человек угрожающе занес руку. Клод инстинктивно отпрянул, но парень успел с силой хлестнуть его по лицу. Голова Клода стукнулась об унитаз. Он посмотрел на парня глазами, полными ужаса.
– На самом деле ты ведь не хочешь, чтобы я ушел, правда? – спросил молодой человек, расстегивая черный кожаный брючный ремень. – Ты из тех, кто любит, чтобы его сначала немного помучали.
– Нет!
– Нет? – засмеялся парень, поднимая ремень. – Не пудри мне мозги, я ведь вижу.
Сначала Клод не понял, что он имеет в виду, но, взглянув на себя, оторопел от пришедшей в голову сумасшедшей мысли. Если бы Рина видела его сейчас, она поняла бы, что он мужчина.
Ремень хлестнул его по спине, и тело отозвалось на боль дрожью.
– Хватит, – заскулил он, – пожалуйста, не бей меня больше.
* * *
Клод с трудом поднялся с пола и огляделся. Парень уже ушел, прихватив все деньги, которые были у Клода дома. Он медленно встал под душ и открыл горячую воду. Он почувствовал, как силы возвращаются к нему.
Какая страшная вещь произошла с ним, подумал Клод, вспомнив унижения, которые ему пришлось перенести. Если бы он был сильнее, то показал бы этому негодяю. Клод почувствовал возбуждение, представив, как он вырывает ремень из рук парня и хлещет его до крови. Он ощутил уверенность в себе. И вдруг осознал всю правду.
– О, нет! – закричал он, поняв суть происшедшего. То, что всегда говорили о нем, было правдой. Он единственный не понимал этого, пока его собственное тело не предало его.
В нем вспыхнула ненависть к себе. Не выключая воду, Клод подошел к туалетному столику, открыл аптечку и достал старую опасную бритву, которой всегда пользовался с тех пор, как начал бриться, – бритву, которая свидетельствовала о его мужском звании.
В припадке бешеной ненависти он резко полоснул себя бритвой. Если ему не суждено быть мужчиной, то, по крайней мере, в его силах превратить себя в женщину. Клод снова и снова полосовал тело бритвой, пока обессиленный не рухнул на пол.
– Проклинаю тебя, – зарыдал он, – проклинаю тебя, мама.
Это были его последние слова.