Текст книги "Петербургское дело"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

12

Трубку сняли после третьего гудка.

– Слушаю вас самым внимательнейшим образом! – бодро проговорил Андрею в ухо звонкий жизнерадостный голос старого школьного приятеля.

– Алло, Ося, это ты?

– Для кого Ося, а для кого и Иосиф Александрович! С кем имею честь?

Андрей не удержался от улыбки. Со дня их последней встречи прошло года четыре, а Иосиф Кержнер, похоже, нисколько не изменился.

– Харе трепаться, Кержнер, – с улыбкой сказал Андрей. – Свою честь ты пропил еще в девятом классе. За стакан сухого домашнего.

– Эндрю?

– Он самый.

– Вот так-так! А я тебя не узнал! Как поживаешь, старина?

– Потихоньку. А ты?

– Пока также, но с нарастающим темпом. Можешь меня поздравить – я уже две недели как редактор рубрики! Звучит, а?

– Звучит.

– А ты-то свой политехнический закончил?

– Нет еще.

– Почему?

– Не успел. Я младше тебя на два года.

– Правда? Что ж, это твой самый большой недостаток. А между тем, я…

Тут Ося Кержнер, по своей старой привычке, принялся болтать о своих достижениях и подвигах. Андрей слушал весь этот треп со снисходительной улыбкой. Он знал, что, пока Ося не выговорится, остановить его не сможет даже бульдозер. Наконец, воспользовавшись передышкой в пространном монологе старого приятеля, Андрей спросил:

– Ты до которого часа сегодня работаешь?

– А что, хочешь куда-нибудь меня пригласить? – немедленно отреагировал Кержнер. – Если да, то после семи я «вся твоя»!

– В таком случае, в семь ноль пять жду тебя возле твоего офиса. Это нормально?

– Вполне. Как я тебя узнаю? – сострил Кержнер.

– У меня в руке будет журнал «Огонек» и восемнадцать алых роз.

– Заметано! Но смотри – я пересчитаю все розы. Если их будет хотя бы семнадцать – я пройду мимо! Так и знай!

Мимо он, однако, не прошел. Завидев Андрея, Кержнер бросился к нему, стиснул в объятиях и мял так не меньше минуты, похлопывая ручищами по спине.

– Кержнер, отлипни! На нас уже люди смотрят! – засмеялся Андрей.

– Пускай смотрят! – с пафосом воскликнул Ося. – Я не стыжусь своих чувств!

Разжав наконец медвежьи объятия, Кержнер отошел на шаг назад и оглядел Андрея с ног до головы.

– Да, сынку, похоже, и тебя время не жалеет, – заключил он. – Я пухну, как тесто на дрожжах, а ты вроде как наоборот – усыхаешь?

– Есть маленько, – кивнул Андрей.

– Сердце кровью обливается от твоих мощей. Решено! Сегодня вечером буду тебя кормить. Должен же хоть кто-то о тебе позаботиться. Как ты относишься к китайской кухне?

Андрей пожал худыми плечами:

– Никак. Я ее практически не пробовал.

– Значит, сегодня и попробуешь. Отведу тебя в китайский буфет. Там у них, понимаешь, шведский стол из пятидесяти пяти блюд, и количество подходов не ограничено! Будешь жрать, пока не наберешь пять килограммов. А после я тебя взвешу – для верности!

Иосиф Кержнер был здоровенным пухлым парнем с копной кудрявых черных волос, тонким, как у девушки, носом и большими оттопыренными ушами, которые не в состоянии были скрыть даже отрощенные для этой цели густые черные локоны.

На переносице у Оси блестели очки в металлической оправе. Шелковый галстук невообразимой расцветки съехал набок. Верхняя пуговица рубашки была расстегнута, а шнурки на коричневых туфлях развевались, как ленточки матросской бескозырки.

– А ты, я смотрю, совсем не изменился, – сказал приятелю Андрей. – Шнурки завязывать так и не научился?

Кержнер посмотрел на туфли и махнул рукой:

– Да ну их! Научился, да только без толку. Хоть морским узлом их завяжи – все равно развяжутся! Это, знаешь ли, таинственная способность моих ног!

– А лохматые волосы – это таинственная особенность твоей расчески! – в тон ему сказал Андрей.

Кержнер пригладил рукой кудрявые вихры, посмотрел на стриженную голову Андрея и хихикнул:

– Что это у тебя с головой? Решил заделаться под «братка», чтобы хулиганы не обижали?

Андрей кивнул:

– Что-то вроде того. Ладно, акула пера, веди меня в свою китайскую богадельню.

Богадельней, однако, это заведение назвать было сложно. Огромный по метражу и высоте зал, который мог бы сделать честь любому столичному вокзалу, стены, украшенные зеркалами и полотнищами с иероглифами – все это наводило на мысли о роскоши и шике. Пусть и с восточным колоритом.

– Слушай, а ты уверен, что это – буфет, а не китайское посольство? – спросил Андрей, когда они уселись за столик.

– Не боись, парниша. Я ведь не похож на Ивана Сусанина.

– Скорей уж на Мойшу Сусаневича, – усмехнулся Андрей.

– Будешь обзываться – останешься голодным, – насмешливо пригрозил приятелю Иосиф. – Лучше хватай свою большую тарелку и пошли к раздаче, антисемит!

За столик они вернулись минут через десять. Оба – с полными тарелками. Заказали официантке пиво и, когда та принесла заказ, приступили к чревоугодию.

– Рекомендую начать трапезу с утки с пореем, – посоветовал Иосиф. – Потом перейдешь к крабам в кляре и мидиям. А сырую рыбу оставь напоследок.

– Почему?

– Потому что ей может не понравиться в твоем желудке, и она попросится обратно, – без излишних церемоний объяснил Кержнер. – Если хочешь, опишу подробности этого веселого процесса.

– Спасибо, как-нибудь обойдусь.

Пока Андрей набивал желудок китайской стряпней – он только сейчас понял, что не ел с самого утра, – Иосиф развлекал его рассказами об общих знакомых:

– …Так он и сгинул на этом своем Севере. А какой парень был, а? Сто двадцать кило лежа выжимал! Это тебе не хухры-мухры. Кстати, а помнишь его подругу – Настю Воронину? Так вот, она теперь в театре работает. Актриса, блин!

– Я знаю. Я на ее премьере был.

– Да ты что? А меня, стерва, не пригласила.

– Это потому что ты ее в девятом классе в стенгазете пропесочил. Она тебе до сих пор простить не может.

– Ну и хрен с ней, – фыркнул Кержнер. – Тоже мне – Сара Бернар. Скорей уж – сенбернар! – И он рассмеялся, довольный своей шуткой. – А Вовку Стрельникова помнишь? Ты еще ему в пятом классе губу разбил? Так вот, он теперь – крутой фирмач. Крутит такими деньгами, какие тебе и в страшном сне не снились.

– Мне во сне деньги не снятся, – парировал Андрей, ковыряя палочкой мидий.

– Жаль. А то бы хоть во сне посмотрел, как они выглядят, – пошутил Ося.

Потрепавшись еще минут пять на общие темы, Кержнер взял быка за рога.

– Ну ладно, – сказал он, вытирая губы салфеткой, – с сантиментами покончили. Теперь перейдем к деловому аспекту нашей встречи. Зачем звал?

– Я читал твои статьи в «Аналитике», – сказал Андрей.

– И как тебе?

Андрей пожал плечами:

– Нормально. Толково, бойко. Несколько, правда, легковесно…

– Стоп! – грозно сдвинул брови приятель. – Еще слово, и я вызову тебя на дуэль!

– Тогда не приставай с дурацкими вопросами.

– Ладно, не буду. Так на что тебе понадобился «бойкий и легковесный» журналист?

Андрей обернулся и невольно понизил голос:

– Ось, мне нужна информация о партии «Союз славян». Слыхал о такой?

– Гм… – Кержнер задумчиво почесал палочками лоб. – Я не очень подкован в этой патриотической байде. Тем более что я еврей, и мне допуск в это тему заказан. Знаю только, что партия эта не слишком большая, но очень активная. Пока что серьезного влияния на политическую жизнь Питера – а уж тем более страны – они не оказывают. Но в перспективе эти ребята видят себя одной из самых влиятельных политических сил в России.

Кержнер хлебнул китайского пива и продолжил:

– В последнее время их деятельность активизировалась. Они постоянно устраивают митинги, акции и тому подобную лабуду. То старушек с хоругвями на митинг сгонят, то студентов плакатики заставят мазать. Что-нибудь типа: «Иноземцы, руки прочь от России!» Подробностей я не знаю, но, по слухам, структура довольно мутная.

– Кто у них за главного?

– Некий Садчиков. Кирилл Антонович. Персона довольно яркая. Что-то около пятидесяти лет. Воевал в Афгане, был ранен и получил героя. Потом возглавлял разные фонды. Занимался помощью ветеранам и так далее. В последние два года возглавляет «Союз славян». Ходили слухи, что однажды он собственноручно громил торговые палатки на каком-то рынке. В газете «Послезавтра» его даже сравнивали за это с Христом. Но мне кажется, вся эта история не более чем миф. Красивый миф о сильном и честном лидере!

Поддев палочками большой кусок курятины и отправив его в рот, Кержнер продолжил:

– Кстати, Андрюх, я слышал, что эту партию финансирует сам Кожин.

– Кожин? – Андрей нахмурил лоб, стараясь припомнить, где он слышал эту фамилию. Однако не припомнил и спросил: – А это еще что за хрен с горы?

Кержнер вылупил черные глаза.

– Ну ты даешь, Эндрю! Вот уж воистину – страна не знает своих героев!

– Страна, может, и знает, а я – нет, – небрежно сказал Андрей. – Так кто он такой, этот Кожин?

– Владимир Геннадьевич Кожин – Мистер-Твистер наших дней. Банковский воротила крутого пошиба. Расстается с миллионами играючи. Но только в том случае, если они вернутся обратно в карман и приведут с собой родственников.

– Гм… – Андрей задумчиво потер пальцем нижнюю губу. – Интересно.

– Слушай, я смотрю, ты совсем отстал от жизни, – саркастически заметал Кержнер. – Небось все по девкам шляешься, а? Я помню, по молодости лет ты был тот еще ходок!

Андрей пропустил эту реплику мимо ушей. Однако Ося не угомонился.

– Ты чего такой серьезный, Дрю? Никак женился? А? Колись скорей – я угадал?

Андрей покачал головой.

– Понятно, – кивнул Кержнер. – Не женился. Что ж, бывает. Между прочим…

– Послушай, – поспешил сменить тему Андрей. – Раз ты такой грамотный, может, ты мне и про молодежное объединение «Россия для русских» расскажешь?

Ося задумался, потом покачал головой:

– Нет, что-то не припомню такого. Сейчас молодежных союзов развелось – как собак нерезаных. За всеми не уследишь. А вообще, название мне нравится. Как ты сказал? «Россия для русских»?

– Угу.

– Звучит обнадеживающе. Прямо как тундра для чукчей. Одна беда: куда ж нам, бедным евреям, деваться?

– Известно куда, – усмехнулся Андрей. – В Израиль.

– Согласен только на Биробиджан, – отрезал Кержнер и, поддев с тарелки кусок запеченного некошерного поросенка, запихал его в рот.

13

«Мне удалось кое-что разузнать. Во-первых, Костырин и его шайка почти наверняка сотрудничают с партией «Союзславян», которой руководит некий Садчиков. Идейки у них схожие. Неизвестно, правда, подчиняется ли «Россия для русских» напрямую «Союзу славян» или нет. Но это я еще узнаю.

Второе: Садчикова спонсирует банкир Кожин. Уверен, что кое-что из этих денег перепадает и Костырину с его бандой. Тогда легко объяснить, откуда у них берутся средства на митинги и акции. Структура «России для русских» мне до конца еще не ясна. Я даже не знаю, сколько членов в этом объединении. Познакомиться успел с шестерыми, не включая самого Костырина.

Стараюсь не задавать много вопросов, чтобы не вызывать подозрений. Кстати, эти ублюдки мне уже и кличку придумали. Теперь я Печальный Скинхед»! Спросил у Костырина почему? Ответил: «Потому что у тебя брови «домиком». Ты все время о чем-то грустишь и вздыхаешь. А когда не вздыхаешь, то зубами, как черт, скрипишь».

Если это действительно так – а сомневаться в этом почти не приходится, – значит, я на грани провала. Эти лысые дьяволы наблюдательней, чем я думал. Или просто я – скверный артист. В любом случае нужно быть сдержанней и тщательнее следить за своими гримасами и эмоциями.

И еще один интересный факт: оказывается, родной дядя Костырина – генерал МВД. Работает в каком-то главке. Толком ничего выяснить не удалось, но думаю, что Костырин и его банда давно бы уже парились на нарах, если бы не этот прыщ в погонах. Постараюсь побольше выяснить об этом дяде. Возможно, он как-то замешан в…»

Андрей на секунду остановился и, поколебавшись, дописал:

«…во всех этих грязных делах».

14

– Странно, – тихо проговорила Ника.

– Что? – поднял брови Андрей.

– Мы встречаемся второй раз, а у меня такое ощущение, будто я знаю тебя всю жизнь.

Андрей пожал плечами:

– Бывает. Это называется дежавю.

Они медленно шли по вечерней улице, вдыхая свежий влажный запах просыпающейся земли. Днем была оттепель – наконец-то наступила настоящая весна.

Если Марина была похожа на Клаудию Шиффер, то Нику можно было сравнить с Кейт Мосс. Правда, лицо у нее было потоньше, волосы потемнее, а глаза – карие, почти черные.

Поскольку Андрей молчал, Ника вновь заговорила:

– Хорошая погода, правда?

– Угу. Неплохая.

– А вы давно дружите с Димой?

– Давно.

Ника искоса посмотрела на Андрея и едва заметно улыбнулась:

– А правда, что вы с ним когда-то устроили заплыв в Неве?

– Да, правда.

– Из-за девушки, да?

Андрея стала утомлять болтовня Ники, и вместо ответа он лишь неопределенно кивнул. Он был раздражен из-за того, что не мог достать Из кармана фляжку и хлебнуть коньяка. Вернее, мог, но делать это в присутствии Ники было как-то стыдно.

Несколько минут они шли в молчании. Ника остановилась.

– Ну вот мы и пришли, – сказала она. – Это мой подъезд.

– Так быстро? – машинально проговорил Андрей, закуривая новую сигарету.

– Да. Я же говорила, что живу рядом. – Она помолчала, затем робко спросила: – Поднимешься ко мне?

– К тебе?

Ника кивнула:

– Да. У меня родители за границей, работают по контракту. Их не будет еще два месяца.

– Значит, ты живешь одна?

– Да. Ты поднимешься?

– В принципе, можно. Только, наверное, нужно что-то купить? Коньяк, водку?

– Не надо ничего покупать. У папы шикарный бар, хотя сам он почти не пьет.

– Ясно. Ну тогда закуски?

Ника улыбнулась и тряхнула каштановыми локонами:

– И закусок не надо. Я же говорю – все есть. Ну что, пойдем?

Андрей пожал плечами:

– Пошли.

Ника двинулась было к подъезду, но вдруг остановилась.

– Ты это так сказал… – прошептала она и закусила губу.

– Как? – не понял Андрей.

– Как будто тебе не особо хочется. Как будто я тебя заставляю.

Андрей усмехнулся:

– Глупости.

– Значит, тебе… хочется?

– Конечно!

Ника посмотрела на него из-под пушистой челки и улыбнулась:

– И не только из-за папиного бара?

– Какие глупые мысли лезут тебе в голову!

– Да, наверное. Тогда… – Она положила ладонь Андрею на плечо и посмотрела ему в глаза. – Поцелуй меня, пожалуйста. Здесь и сейчас. И тогда я пойму – нужно нам идти наверх или нет.

Андрей отбросил сигарету, обнял Нику за талию, притянул к себе и нежно поцеловал в губы.

Ника улыбнулась:

– Вот так. Теперь мы можем идти.

Двухкомнатная квартира, в которой Ника жила с родителями, была очень мило обставлена. Деревянные резные полочки, такой же резной шкаф, а на дверце – что-то вроде мозаики, изображающей пастушка со свирелью и его подружку, сидящих под сенью деревьев На берегу реки.

– Красиво, – сказал Андрей, указав на шкаф.

Ника кивнула:

– Да, очень.

– Антикварный, что ли?

– Девятнадцатый век. Папа нашел его на свалке и отремонтировал. Вот это кресло – тоже оттуда. Между прочим, подлокотники – из красного дерева.

Андрей с интересом осмотрел кресло.

– Располагайся! – с радостной улыбкой сказала Ника. – Можешь сесть на диван!

Андрей присел, слегка поерзал и с усмешкой проговорил:

– Такое ощущение, что я сижу на картине Рембрандта.

– Успокойся. Диван – самый заурядный, купленный в магазине «Итальянская мебель». К тому же довольно потертый. Ты что будешь пить?

– Я буду пить… А что у тебя есть?

– Я ведь говорю – все.

– Тогда бутылочку «Жигулевского». А лучше – две.

Ника растерянно захлопала ресницами.

– Шучу, – успокоил ее Андрей. – Давай виски или джин. И водичку не забудь.

Ника кивнула и направилась к бару. Пока она доставала бутылки и бокалы, Андрей, оглядел стены. Обои в комнате были зеленые с золотым узором. Он видел такие в Ливадийском дворце, лет пять назад, когда путешествовал с матерью по Крыму. На стенах висели картины в золоченых рамах. Все они были писаны маслом, темные, величественные и «академичные». Ника поставила на журнальный столик бутылки и бокалы, перехватила взгляд Андрея и спросила:

– Ну как тебе?

– Богато, – похвалил Андрей.

– Мой папа – большой любитель роскоши. Но на настоящую роскошь денег, конечно, нет, поэтому он создал искусную имитацию. Вот, видишь эту картину? – Ника показала на морской пейзаж.

– Ну.

– Папа специально попросил знакомого художника написать что-нибудь под Айвазовского. Оба мучились почти полгода. Один – рисовал, второй – критиковал. Но получившееся превзошло все ожидания.

– Правда?

– Да. Между прочим, один бизнесмен предлагал папе за эту картину пятнадцать тысяч долларов.

– А он?

– А он отказался. Этот художник… папин друг… умер три года назад. И картина дорога папе как память.

– Понятно, – кивнул Андрей, которого вся эта трепотня про художника и его картину нисколько не растрогала. Он взял бутылку виски, разлил напиток по бокалам, затем, не спрашивая Нику, разбавил и ее и свой виски водой. Протянул один Нике.

– Держи!

Она послушно взяла.

– За мир во всем мире, – сухо сказал Андрей, чокнулся с Никой и залпом осушил бокал.

Ника сделала глоток.

– У тебя курить-то можно? – поинтересовался Андрей. И, не дожидаясь ответа, достал из кармана сигареты. Закурив, он вдруг спросил:

– Послушай, а что ты делала в баре?

– Там, где мы познакомились? В «Серебряной вобле»?

– Ну да.

Ника пожала плечами:

– Так, ничего. Просто зашла с подружкой.

Андрей усмехнулся:

– Тебе нравятся бравые парни с бритыми затылками и со свастикой на рукаве?

Взгляд Ники стал слегка растерянным.

– Мне показалось, что они твои друзья, – тихо сказала она. – А свастику я не видела.

– А если бы увидела? Ты что, ушла бы из бара?

Ника неопределенно пожала плечами:

– Не знаю. Вообще-то я далека от политики. Я вообще ею не интересуюсь.

– Зря, – усмехнулся Андрей. – Если ты не интересуешься политикой, она заинтересуется тобой. Неужели тебя не удивили черные рубашки и бритые затылки? А эти лозунги на стенах?

– Каждый одевается, как хочет, и дружит, с кем хочет, – слегка нахмурившись, сказала Ника. – В гриль-баре «Американец» все посетители сидят в ковбойских шляпах. Ну и что? И потом, я слышала краем уха их разговоры. Они ничего не говорили о фашизме. Только о патриотизме.

– Патриотизм – последнее прибежище негодяев! – вспыльчиво сказал Андрей.

– А Бернард Шоу сказал: «Здоровая нация не ощущает своей национальности, как здоровый человек не ощущает, что у него есть кости».

– Что ты этим хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что раз сейчас так много говорят о патриотизме и национальной идее – значит, с нашей нацией не все в порядке. Она больна. А если человек болен – нужно лечить болезнь, а не замалчивать ее. – Ника откинула со лба прядь волос и, слегка покраснев, добавила: – Извини. Это мой папа любит разглагольствовать на такие темы. Вот я и понаслушалась.

Андрей яростно поиграл желваками. Ника раздражала его все больше. Он посмотрел на ее тонкую руку, перевел взгляд на длинные изящные пальцы и вдруг спросил:

– И часто вы так делаете?

– Что – «это»? – не поняла Ника.

– Шляетесь по барам и снимаете мужиков.

– Я… не понимаю…

– Брось, – нетерпеливо, дернул щекой Андрей. – Я ведь тебя насквозь вижу. Сейчас ты скажешь, что тебе не нравятся молокососы и очкастые интеллигентки. Ты любишь парней крутых, подтянутых и сильных! А бритый мужской череп – это так сексуально, что у тебя при одном его виде дыхание останавливается! Ну как, угадал я или нет?

Ника закусила губу и нахмурила брови.

– Странно, – проговорила она.

– Что странно?

– Ты показался мне хорошим парнем. Видно, я и впрямь не умею разбираться в людях.

Андрей слегка покраснел.

– Мне кажется, тебе лучше уйти, – так же тихо и спокойно сказала Ника.

– Ника, я…

– Не бойся, я не обиделась. Видно, тебе очень не везло с девушками, поэтому ты такой… озлобленный. Но это ничего. Все устроится, и ты снова будешь хорошим. Когда это случится – позвони мне.

– Я…

Ника покачала головой:

– Не надо, не говори ничего. Просто встань и уйди.

– Да, конечно.

Андрей встал и, ни слова не говоря, направился в прихожую. Ему вдруг захотелось, чтобы Ника окликнула его, попросила остаться. Но она ничего не сказала, и Андрей, проклиная себя за тупость и хамство, вышел из квартиры.

Покинув квартиру Ники, он сел на скамейку возле подъезда, достал из кармана фляжку и сделал несколько хороших глотков. Коньяк горячей волной прокатился по пищеводу. Андрей закрутил фляжку и спрятал ее в карман. На сегодня, пожалуй, хватит.

При свете фонаря он посмотрел на часы. Стрелки показывали девять тридцать. Андрей смутно припомнил, как Костырин бубнил на ухо Бутову что-то насчет «вечерней встречи». Андрей тогда не обратил внимания на этот бубнеж, а сейчас призадумался. Что это за вечерняя встреча? С кем? А может, сейчас, в этот самый момент, Костырин и впрямь с кем-то встречается? С кем-то, кто сможет приоткрыть завесу тайны над темными делишками «России для русских».

– Так какого черта я здесь сижу? – строго сказал себе Андрей. Он резко встал на ноги, и тут его слегка повело. Алкоголь, которым он накачивался весь вечер, давал о себе знать. Андрей поморщился и сказал громко, вслух: – С этим дерьмом надо завязывать!

Слева послышался какой-то шорох. Андрей быстро обернулся. Маленькая собака-дворняга стояла возле ободранного куста сирени и испуганно смотрела на Андрея. Он глянул на ее черные глаза-«бусинки», ухмыльнулся и сказал:

– Что, осуждаешь? Понимаю. Я сам себя осуждаю. – Андрей провел пальцами по лицу, словно смахивал невидимую паутину, и нахмурил брови. – Что-то во всем этом не так. Что-то я делаю неправильно. Не знаешь что?

Дворняга попятилась.

– Не знаешь, – вздохнул Андрей. – Ну ничего. Приду домой и все обдумаю. А пока… – Морщинки на его лбу расправились. – Схожу-ка я к штабу. Посмотрю, все ли там в порядке. А то вдруг забрались какие-нибудь подонки и украли портрет Сталина. Костырин этого не переживет!

Эта мысль рассмешила Андрея, он засмеялся, потом встал со скамейки и, продолжая хмыкать и усмехаться, пошел прочь со двора.

Как только за Андреем закрылась дверь, Ника протянула руку к телефону и сняла трубку. Она уже стала набирать номер, как вдруг передумала и снова положила трубку на рычаг. Некоторое время она сидела в молчании, размышляя о чем-то. Потом снова взяла трубку и набрала номер.

– Слушаю, – глухо проговорил в трубку мужской голос.

– Дима, это я, – сказала Ника. – Он только что ушел.

– Куда?

– Не знаю. Думаю, что домой.

– Хм… Домой, значит.

– Да. Он очень пьян. Он почти не стоит на ногах.

Костырин помолчал, затем спросил:

– Что он говорил?

– Ничего особенного. Говорил о том, что ненавидит «черных», и все такое.

– Как думаешь, искренне?

Ника нервно закусила губу и поплотнее прижала трубку к уху.

– Думаю, да… – тихо сказала она. И затем повторила уже более уверенным голосом: – Да, искренне. Похоже, у него к ним какие-то личные счеты.

– О чем еще он говорил?

– О том, что не любит слабаков и интеллигентиков. Что спасти Россию могут только сильные и уверенные в себе парни.

– Вот как? Что ж, отлично. Спасибо, что позвонила.

– Не за что.

– Не расслабляйся, – строго сказал Костырин. – Продолжай и дальше его прощупывать. Что-то в нем не так, хотя… Хотя я могу и ошибаться. В любом случае я рад, что мои опасения не подтвердились. Все, отбой. Отдыхай.

– Пока! – сказала Ника и положила трубку.