Текст книги "Петербургское дело"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

3

Толпа молодых людей всех национальностей и цветов кожи стояла у гаражей и, в полном смысле этого слова, бурлила. Шум их голосов напоминал рокот порожистой и стремительной горной реки. Среди питерских луж и асфальтовых дорожек с потеками грязи иностранцы выглядели весьма экзотично.

Один из молодых людей – высокий чернокожий парень – стоял на перевернутом строительном поддоне, сколоченном из потемневших от времени и дождей досок, и кричал в старенький мегафон:

– Мы требуем защиты от властей! Мы приехали сюда учиться, а не погибать! И если власти не могут обеспечить нам безопасность, мы сделаем это сами! Организуем дружины и будем охранять друг друга – вместо того чтобы учиться!

Толпа забурлила еще сильнее. Несколько парней еще выше вскинули над головами наспех написанные на кусках ватмана плакаты:

«ПРИЕХАЛИ УЧИТЬСЯ – УЕЗЖАЕМ В ГРОБАХ!»

«ХВАТИТ СМЕРТЕЙ!»

«ДОЛОЙ СКИНХЕДОВ!»

– Таю убили за то, что она цветная! – крикнул в мегафон чернокожий парень. – Это не хулиганы! Это скинхеды! Сколько еще убийств должно произойти, чтобы власти признали это?!

Молодые люди, собравшиеся у гаражей, явно не понаслышке знали, что такое скинхеды. Каждый из них лично (а кое-кто и не раз) подвергался нападению бритоголовых подонков. За последнее время вылазки Скинхедов в Питере заметно участились.

Парня с мегафоном звали Асиф. Он учился на третьем курсе медуниверситета. Полгода назад толпа наголо обритых малолеток набросилась на него возле метро «Василеостровская». Асиф, будучи рослым и сильным парнем, сбросил с себя ублюдков, вырвался и побежал. Но один из парней нагнал его и ударил ножом в спину. Слава богу, рана оказалась не смертельной. Но три недели, проведенные Асифом в больнице, не заставили его смотреть на мир оптимистичней.

И все-таки Асифу повезло несравнимо больше, чем его однокурснику из Кабо-Верди Адаму. Того забили палками насмерть возле киоска, где он покупал сигареты. По словам очевидцев, на Адама напала какая-то шпана. Несколько свидетелей происшествия подробно описали внешность ублюдков, однако никто из них до сих пор не был пойман.

– Мы хотим жить! Защитите нас от палачей! – кричали демонстранты.

У черноокой девушки в красной вязаной шапочке, стоявшей прямо у строительного поддона, несколько месяцев назад погиб жених. Парень был родом из Шри-Ланки. Его не забили насмерть и не задушили, его просто сбросили с перрона под колеса подъезжающего поезда. Умер он уже в больнице, после страшных мук, которые длились восемь часов. Все это время черноокая девушка была с ним рядом. Крики и стоны любимого человека так прочно и жутко впечатались в память, что она до сих пор просыпалась по ночам в холодном поту. И, прежде чем прийти в себя, несколько минут просиживала как в ступоре, тяжело дыша и глядя невидящими глазами в темноту комнаты.

У приземистого смуглого паренька, держащего над головой плакат с надписью «Хватит смертей!», четыре месяца назад зарезали однокурсника. Тот был ливиец. Никто не видел убийц, но о причинах ненависти, охватившей подонков, легко можно было догадаться.

– Верните мне друга! – кричал смуглый паренек, размахивая плакатом.

На глазах у него, так же как и у других демонстрантов, блестели слезы.

Никто из них не обращал внимания на высокого худощавого блондина, стоявшего чуть в стороне. А если бы обратили, наверняка удивились бы бледности его лица, обескровленным губам, в которых торчала незажженная сигарета, взгляду его голубых, нет, даже белесых, словно бы выцветших, глаз.

Блондин слушал выступающего молча. Казалось, лицо его исказила судорога, таким напряженным оно было, а в глазах застыла такая нечеловеческая тоска, что, если бы кому-нибудь пришло в голову заглянуть в эти глаза, он бы, наверное, поежился, а вечером долго не смог бы уснуть, ворочаясь в постели и размышляя: о чем таком странном и страшном думал этот светловолосый сутулый парень?

Наконец блондин качнул головой, словно вынырнул из сна, достал из кармана зажигалку и прикурил сигарету. Выпустил изо рта сизое облако и вдруг негромко произнес, обращаясь к ближайшему из демонстрантов:

– Эй, парень!

Черноволосый недоуменно оглянулся:

– Вы ко мне?

Андрей Черкасов (а это был именно он) кивнул:

– Да. Можно с тобой поговорить?

– О чем?

Андрей посмотрел в сторону плакатов:

– Об этом.

Парень, в глазах которого все еще читалось недоумение, отделился от толпы и подошел к Андрею:

– Ну?

Черкасов прищурил голубые глаза и спросил – четко и без обиняков:

– Почему вы думаете, что ее убили бритоголовые?

– Кого? – не понял парень.

– Эту девушку… – Андрей сглотнул подступивший к горлу ком. – Вьетнамку.

– Таю?

– Ну.

Парень усмехнулся:

– Ты что, парень, с луны свалился? Ты в каком городе живешь?

– Это не доказательство, – угрюмо сказал Андрей.

– Конечно, – согласился парень. – Конечно, не доказательство. Наверно, ее просто хотели ограбить, да? А ножом изрезали по ошибке. Просто рука у грабителя дрогнула. И горло ей перерезали по ошибке. Хотели прядь волос срезать на память, но промахнулись.

– Заткнись, – коротко сказал ему Андрей.

Парень захлопал глазами:

– Чего?

– Я говорю – перестань ерничать, – так же сухо произнес Андрей, – ты о человеке говоришь.

Неожиданно тот разозлился:

– Ну тогда и нечего было спрашивать! – гаркнул он так громко, что на них стали оглядываться. – Ты что, следователь? Кто ты такой вообще? – Глаза его подозрительно сощурились. Он окинул Андрея взглядом с ног до головы. – И почему спрашиваешь, а?

– Так, – сказал Андрей, вынул изо рта окурок и швырнул в грязный снег.

– Так? – эхом отозвался парень. Взгляд его раскосых глаз стал еще подозрительней. – А ты случайно не из этих?

Андрей покачал головой:

– Нет. Не из этих. Я из тех.

Еще какое-то время парень разглядывал Андрея, затем пожал плечами, повернулся и пошел к демонстрантам.

Андрей стоял у гаражей до тех пор, пока демонстранты не разошлись. От студеного ветра у него посинели губы, но он не замечал холода. Ночью ударил мороз, и лужи покрылись корочкой льда. Выпавший под утро снег припорошил их. Влажная земля затвердела.

Андрей, прихрамывая по привычке на левую ногу (гипс он еще до прихода врача снял сегодня утром), подошел к деревянному поддону, на котором еще двадцать минут назад стоял чернокожий парень с мегафоном в руке. Постояв так еще немного, словно набираясь решимости, Андрей обогнул поддон и прошел дальше. Здесь он остановился и посмотрел на мерзлую землю. Прямо у него под ногами темнели несколько пятен – это была вмерзшая в лед кровь Таи.

Он присел на корточки и потрогал одно из пятен рукой. Кончики пальцев закололо от холода. Андрей убрал руку, затем достал из кармана перочинный нож и открыт лезвие.

Несколько минут он ковырял мерзлую землю и лед, откалывая холодные, темные кусочки. Когда таких кусочков накопилась целая горка, Андрей сложил нож и убрал его в карман. Кусочки он аккуратно сложил в маленький полиэтиленовый пакетик.

Выпрямившись, повернулся и, не глядя больше на землю, похромал к своему дому. Его правая рука была опущена в карман куртки. Пальцы бережно ощупывали и перебирали пакетик с мерзлыми кусочками кровавого льда.

4

Мать была на работе. Андрей, не разуваясь, прошел на кухню. Уходя, он забыл выключить телевизор, и теперь тот бубнил:

«…Нападения на девушку-вьетнамку. Впрочем, как нам заявили в районном УВД, у следствия нет никаких оснований полагать, что девушка стала жертвой национал-экстремистов. Скорей всего, это было обычное нападение с целью грабежа. Насколько нам известно, убитая девушка была дочерью вьетнамского бизнесмена…»

Андрей ударил по кнопке выключателя кулаком – экран погас.

– Обычное нападение, – тихо проговорил Андрей, судорожно сжимая пальцы рук. – Обычное нападение… Ну что это за бред, а?

Он взял с полки железную миску и поставил ее на газовую плиту. Потом достал из кармана пакетик с кусочками льда. Они еще не успели растаять. Высыпал их в миску и, чиркнув спичкой, зажег газ. Он стоял у плиты и смотрел, как багровые комочки оплывают и превращаются в грязновато-красную жижицу. «Это ее кровь», – подумал Андрей, и эта страшная мысль заставила его поежиться.

Андрей выключил газ, подождал, пока миска немного остынет, затем взял ее и переставил на стол. Опустил в жижицу палец. Кровь была теплой, как будто только что вытекла из тела. Из ее тела. Маленькая капля стекла по пальцу к ладони, и Андрей быстро слизнул ее. Кровь была солоноватой на вкус.

– Не волнуйся, – сказал он. – Все будет хорошо. Ты не пропадешь.

Оставив кровь остывать, Андрей сходил в мамину комнату и вернулся оттуда с крошечным пустым флакончиком. Мария Леопольдовна была из тех людей, которые сильно привязываются к вещам и не могут с ними расстаться, даже когда те изнашиваются, ломаются или просто отживают свой век. На ее трельяже вечно громоздились разномастные флаконы и флакончики, которые она никак не решалась выбросить.

На кухне было жарко. Андрей снял куртку и бросил ее на стул. Затем стал переливать багровую Жижицу из железной миски в пустой флакон. Когда тот наполнился, он плотно закрыл его притертой стеклянной пробкой. Оставшуюся в миске кровь Андрей вылил себе в рот. Миску помыл и поставил обратно на полку.

За окном начал падать снег, и от этого на душе у Андрея стало еще паршивее. Отчего-то вдруг заныла шея. Андрей помассировал ее ладонью, и тут его пальцы наткнулись на тонкую кожаную тесьму. Три года назад Андрей крестился, крестик повесил на кожаную тесемку и с тех пор снимал его, только когда ходил в душ. «Пора прервать эту славную традицию», – подумал Андрей и стянул тесьму с шеи. Крестик был серебряный, красивый и рельефный. Бог на нем – как живой. «Вот именно – как», – подумал Андрей, затем посмотрел на Бога и усмехнулся.

– Страдаешь? Ну-ну. А что ты сделал, чтобы другие не страдали? Что ты сделал, чтобы помешать этим сволочам? И что ты теперь посоветуешь мне? Хочешь, чтобы я подставил правую щеку? – Андрей хмыкнул. – Я бы подставил, если бы ударили меня. Но за что ее? За что так с ней? Куда ты смотрел?

Бог молчал. Его маленькое личико было смиренным и одухотворенным. Андрей почувствовал, как в душе у него закипает злость.

– Висишь, как червяк! – гневно сказал он. – Смотреть противно!

Андрей трясущимися от злости пальцами расцепил карабин тесьмы, снял крестик и швырнул его в мусорное ведро. Тут взгляд его упал на флакончик с кровью Таи. Теперь Андрей знал, что нужно делать.

5

Следователя звали Иван Петрович Кононов. Это был невысокий сухопарый человек среднего возраста с большими залысинами и грустными, как у собаки, глазами. Время от времени он прищуривал глаза, и тогда мягкое выражение грусти сменялось суховатым холодком неприязни.

Андрей сидел у него в кабинете и с угрюмым видом смотрел на желтую, изрядно обшарпанную крышку стола. Понаблюдав за молодым человеком и сделав из этого наблюдения какие-то одному ему известные выводы, Иван Петрович сказал, стараясь, чтобы голос его звучал по-отечески мягко:

– Продолжим нашу беседу. В каких отношениях вы были с Таей Нгуен?

– В нормальных, – не поднимая глаз, буркнул Андрей.

– Вот как? – Кононов улыбнулся. – «В нормальных»? Так мог ответить любой из ее знакомых, правда? Но ведь вы не были для нее простым знакомым. Не так ли?

Андрей ничего на это не ответил. Казалось, он стал еще угрюмее. Тогда следователь сказал:

– Хорошо, тогда я поставлю вопрос иначе. Я знаю, что вы были с ней э-э… в некотором роде близки. Это так?

Андрей резко вскинул голову, как будто кто-то толкнул его в подбородок.

– А разве это имеет отношение к делу? – резко произнес он.

– Имеет, раз спрашиваю, – мягко ответил следователь. – Итак, вы были с ней близки?

Андрей нервно усмехнулся:

– Дурацкий какой-то вопрос. Я любил ее, вот и все.

Кононов покивал головой, дескать – да, да, я понимаю. И тихо спросил:

– А она вас?

Черкасов пожал плечами:

– Думаю, тоже.

Следователь улыбнулся и вздохнул. Он был уверен, что мягкая улыбка и вздох растопят сердце молодого человека, заставят его «спрятать иголки» и перестать ершиться. Однако эффект получился обратным: Андрею немедленно захотелось дать Кононову по физиономии.

– Как давно вы э-э… были вместе? – спросил следователь, потирая ладони.

– Больше года.

– Часто ссорились?

Андрей мотнул головой:

– Никогда.

Следователь чуть склонил голову набок:

– Это странно.

– Почему?

– Потому что все люди ссорятся.

– Мы с Таей были не все.

– Да-да, конечно. – Кононов достал из кармана платок и промокнул вспотевший лоб. Перехватив неприязненный взгляд Андрея, он нахмурился и спрятал платок. – Скажите, у Таи были недоброжелатели?

– Недоброжелатели? Это как – враги, что ли?

– Можно сказать и так.

– Нет, у Таи не было врагов. Ее все любили.

Бровки следователя саркастически взлетели вверх:

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно, – кивнул Андрей.

– Гм… Говорят, что характер у Таи был своевольный. Она никогда не лезла за словом в карман. Однажды даже назвала преподавателя болваном. Причем прямо на лекции. Это так?

– Он и был болваном.

Кононов скорбно вздохнул («молодежь, молодежь…»), затем дернул уголком рта и сказал:

– И все же, признайте, что это не совсем обычно.

– Что необычно? – вскинулся Андрей. – Что он оказался боЛваном?

– Что ваша подружка нахамила ему прямо во время занятия. В Америке бы ее за это отчислили из университета. Там с этим строго, не то что у нас.

Андрей напрягся.

– Я не понимаю, – сказал он, повысив голос. – К чему все эти вопросы? Вы что, всерьез думаете, что кто-то из тех, кого Тая обозвала болванами и дураками, отомстил ей? Но ведь это же бред!

– Убивают и за меньшее, – заметил следователь.

Андрей усмехнулся:

– Вам, конечно, лучше знать. Но, по-моему, это полный бред.

Кононов взял со стола папку, достал из нее лист бумаги, пробежал по нему глазами и спросил:

– Отец Таи преподает в вашем вузе?

– Нет, – ответил Андрей.

– А вы были с ним знакомы?

– Да.

– Как близко?

– Встречались несколько раз.

– И как он вам показался?

Андрей пожал плечами:

– Нормальный мужик.

– Помимо преподавательской деятельности у него есть другие источники дохода?

– Должны быть. Он пишет книги, рецензии. А почему вы меня об этом спрашиваете? Спросите его самого!

– Спросим, когда понадобится. Как вы думаете, Андрей, за что убили Таю?

На бледном лбу Андрея проступила морщина, глаза сухо заблестели.

– Если бы я только знал, – тихо и горестно проговорил он.

– Я объясню, почему спрашиваю. Вы ведь наверняка знаете о той демонстрации, которую провели иностранные студенты. Знаете и о лозунгах, которыми они размахивали. Так вот, могу со всей ответственностью сказать вам, что у нас нет оснований считать, будто бы Таю убили из-за ее национальности. Очень важно сейчас, чтобы частное мнение иностранных студентов не превратилось в массовую истерию, которая может захлестнуть весь город. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Не совсем. Я-то тут при чем?

– При том, что с вами многие сейчас захотят поговорить. Ну, знаете… эти мнимые «правозащитники», которым вечно кажется, что милиция сидит сложа руки.

– А разве это не так?

Кононов сдвинул брови и покачал головой:

– Не так.

– Тогда почему убийцы Таи все еще ходят по свету? Или вы ждете, пока они вырежут всех «черных» и «цветных»? Вам тогда легче будет дышать, правда?

Во взгляде следователя не осталось ни тени мягкости или душевности. Теперь эти глаза пылали ледяным огнем. Должно быть, такой же мертвый огонь мерцал в глазах Медузы горгоны, от взгляда которой каменели, едва на нее взглянув, люди и звери. Посеревшие губы Кононова приоткрылись, и Андрей услышал тихое и жестокое:

– Вон отсюда!

Рука следователя скользнула к авторучке. Он машинально подписал пропуск и толкнул его по столу Черкасову.

Когда Андрей взялся за ручку двери, Кононов его окликнул:

– Подожди!

Андрей обернулся. В руках у следователя была сигарета. Он прикурил от газовой зажигалки, помахал перед лицом рукой, отгоняя дым, и сказал:

– Я не хочу, чтобы мы расстались врагами. Ты погорячился, и я это понимаю. Молодым людям свойственна горячность. Подойди-ка сюда.

Андрей молча вернулся к столу.

– Сынок, – мягко заговорил следователь, – ты не должен на меня обижаться. По роду службы я обязан задавать прямые и нелицеприятные вопросы. Только так можно докопаться до истины, ты согласен?

Черкасов неопределенно хмыкнул.

– Трудно найти преступников, если никто не видел их лиц, – продолжил Кононов. – Важна любая мелочь, понимаешь? Никогда не знаешь заранее, какая ниточка приведет к убийцам.

– Может, стоит для начала поискать свидетелей? – предложил Андрей.

По лицу следователя пробежала тень, но на этот раз он сдержался.

– Мы этим занимаемся, – сухо сказал он.

– И что, есть какие-нибудь результаты?

– Честно?

– Честно.

– Нет. Но мы ищем.

– И долго еще будете искать?

– Сколько понадобится, столько и будем. – Внезапно на лице следователя возникла страшная усталость. Он вздохнул: – Пойми, сынок, мы не боги. И не все преступления удается раскрыть.

– А это?

Кононов дернул бровью:

– Слишком мало зацепок. – Он стряхнул с сигареты пепел и вновь посмотрел на Андрея. – Я говорил по телефону с твоей матерью. Между нами говоря, она считает, что у тебя от горя слегка поехала крыша. Думаю, тут она сгущает, но все же… Не хочу тебя огорчать, парень, но… Я бы на твоем месте особо не надеялся. Повторяю, убийцы не оставили никаких следов. И мой тебе совет: забудь эту неприятную историю, найди себе нормальную девушку… А что касается Таи – вспоминай о ней иногда. Но не более того.

– Все? – спросил Андрей.

– Все.

– Можно идти?

– Иди.

Андрей повернулся и, не прощаясь, вышел из кабинета. Следователь посмотрел на дверь, почесал пальцем лоб и– задумчиво проговорил:

– Борзый парень. Не наделал бы дел.

6

– Андрюш, иди ужинать!

– Ма, я не хочу.

– Иди есть, говорю!

– Да я уже поел. После универа зашел в кафешку с ребятами.

– Не обманываешь?

– Нет.

– Ну ладно. Захочешь есть – котлеты на подоконнике. Перед тем как лечь спать, убери их, пожалуйста, в холодильник.

– Ладно, ма.

– Только дождись, пока кастрюлька остынет.

– Сделаю.

Андрей вновь склонился к дневнику, взъерошил ладонью волосы, покусал ручку и начал писать:

«Я не знаю, что со мной происходит. В голове так много мыслей, что мне кажется, будто мой череп вот-вот взорвется. Для этого я и решил вести эти записи – чтобы разобраться в себе. Сегодня я был у следователя. Редкостный подонок. Посоветовал мне найти себе «нормальную девушку». Интересно, он вообще что-нибудь соображал, когда говорил это? Если ничего, то он болван. Если же да, то… Если все следователи такие, то надеяться мне не на что. Убийц Таи они никогда не найдут. Это точно. Так что же делать?»

Андрей покусал ручку, поразмышлял и продолжил писать:

«Оставить это дело так я не могу. Только вспомню Таины глаза – у меня в душе все переворачивается.

Сегодня утром мама вытащила из мусорного ведра мой крестильный крестик. Скандалить не стала, просто положила его в шкатулку. А мне сказала, что когда-нибудь я пожалею о своем дурном поступке. Она так и сказала – «дурной поступок». Как будто я деньги из кошелька украл. Про то, что, я повесил на шею флакон с Таиной кровью, она не знает. И никто не знает. Если бы узнали, точно бы отправили меня в психбольницу. А я в психушку не тороплюсь, у меня здесь еще много дел!

Господи, не понимаю, что с ними со всеми? По телевизору твердили про «обычное нападение». Следователь впаривал мне про «неприятную историю». Для них всех смерть Таи – просто «неприятность». Как будто она не умерла, а ногу вывихнула или палец порезала. Ну что они за люди, а! Как они могут такое говорить? Не понимаю.

Короче, помощи ждать неоткуда. Это факт. Значит, нужно что-то делать самому. Но с чего начать?»

Андрей снова задумался. Сухой блеск, поселившийся с недавних пор в его глазах, стал еще ярче.

«У меня есть кое-какие соображения, – вписал он затем. – Но писать я об этом пока не стану. Нужно все тщательно продумать. Хотя мама и считает, что я свихнулся, я – в полном порядке. Я нормальнее их всех вместе взятых! И похоже, что я один во всем этом скотском мире понимаю, что случилось. А раз так, я должен действовать!»

Андрей оторвался от тетрадки и прислушался. На какое-то мгновение ему вдруг показалось, что по комнате пронесся легкий сквозняк, слегка тронув его взъерошенные волосы. Как будто чья-то прохладная, нежная рука… Где-то за стеной заплакал ребенок. Потом на улице пару раз гавкнула собака. И все, больше ничего. Андрей вновь склонился к тетрадке.

«Тая, – волнуясь написал он, – если ты сейчас рядом и если ты меня слышишь, я клянусь тебе – я не успокоюсь, пока не найду твоих убийц! Даже если мне придется искать всю жизнь – я буду искать. И еще – я буду помнить тебя всегда. Клянусь! Или грош мне цена, как…»

В дверь постучали, Андрей вздрогнул и захлопнул тетрадь.

– Сынок, ты занят?

– Нет, ма, входи.

Дверь отворилась, и в проеме показалась Мария Леопольдовна. Она была в ночной рубашке и в тапочках. Распущенные, с проседью волосы волнистыми прядями спадали на острые, худые плечи.

– Я только хотела пожелать тебе спокойной ночи, – ласково сказала она. – Не думай ни о чем плохом, ладно?

– Ладно, мам. Ты тоже.

– И не засиживайся допоздна.

– Не буду.

Несколько секунд Мария Леопольдовна молчала. Потом со вздохом сказала:

– Андрюш, пока тебя не было, звонил Таин папа…

– Как он? – быстро спросил Андрей.

– Да ничего. Сердце, правда, прихватило, но сейчас лучше. – Мария Леопольдовна потупила взгляд. – Сынок, он просил тебя не приходить на похороны.

– Почему?

– Он считает, что тебе сейчас и так плохо.

Андрей усмехнулся:

– Мам, я ведь вижу, когда ты темнишь. Наверняка ты сама его об этом попросила. Ведь так?

Мария Леопольдовна удрученно кивнула:

– Так.

Андрей встал со стула и подошел к матери. Нежно обнял ее за плечи и притянул к себе. Мария Леопольдовна прижалась прохладным лбом к пылающей щеке сына. Он погладил ее ладонью по спине.

– Не волнуйся, ма, я в порядке. Правда, в порядке. А на похороны я пойду… Она бы на мои пришла.

Мария Леопольдовна подняла голову и посмотрела сыну в глаза долгим, испытующим взглядом.

– Никогда не думала, что у тебя это так серьезно.

– Это очень серьезно, мама.

В глазах матери появилась тревога, и Андрей поспешно добавил: – То есть было очень серьезно. Теперь-то, конечно, все это не имеет значения. Иди спать, мам. Котлеты я уберу.

Андрей выпустил мать из объятий, повернулся и, прихрамывая, поплелся к столу.