Текст книги "Петербургское дело"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

10

«Разводящий» графферов – Олег Николаевич Шевцов – был высоким, худощавым, с гривой черных волос, стянутых на затылке резинкой, и черной бородкой-эспаньолкой, которая росла у него как-то криво и клочковато, но над которой (это было сразу заметно) он усиленно работал, стараясь придать ей максимально мужественный вид.

Шевцов вышел из кафе с потрепанным коричневым кейсом в руке и двинулся к серебристому «форду-фокусу».

Он остановился возле машины, чтобы достать ключи. Промедление оказалось для него губительным. Он даже не успел понять, как все произошло. Только что кейс был в руке, а потом – р-раз! – и его не стало. От неожиданности Николаич уронил ключи в лужу. Обернувшись, он увидел удаляющегося мужчину. Высокого, широкоплечего, в элегантном пальто. В левой руке он нес кейс Николаича; нес не торопясь, спокойно и уверенно, будто тот принадлежал ему.

– Эй! – заорал Николаич странному грабителю. – Эй, ты!

Он бросился за ним вслед, но в этот момент мужчина обернулся и, усмехнувшись, произнес:

– Тише, малыш. Спокойно.

Это было так неожиданно, что Николаич, собиравшийся броситься грабителю на плечи и повалить его на землю, затормозил и остановился.

– Да что спокойно-то! – крикнул он, гневно блестя глазами. – Отдай кейс, сволочь!

Однако взгляд у незнакомца был такой холодный и такой невозмутимый, что Николаич осекся. Так может смотреть только человек, который имеет право так смотреть.

– Я сказал, угомонись, – мрачно проговорил незнакомец и сунул руку в карман пальто.

Шевцов отступил на шаг назад. Некоторое время он ошалело смотрел на грабителя, затем сжал руки в кулаки и заговорил подрагивающим голосом:

– Послушайте… как вас там… это не мой кейс, ясно? Это кейс моего босса. А он очень большой человек. – Он не сводил перепуганных глаз с руки незнакомца. – Вы меня с кем-то перепутали… Правда! Если вы вернете кейс, я обещаю, что ничего не расскажу своему боссу.

– Да ну? – Мужчина достал из кармана пачку сигарет. Вытащил одну губами, по-прежнему не выпуская кейс, и, не торопясь, прикурил ее от блестящей зажигалки. – А я как раз хочу, чтобы ты все ему рассказал.

Увидев, что у незнакомца нет ствола, Николаич слегка успокоился. Однако уверенней он от этого не стал. Шевцов совершенно не представлял, что в такой ситуации полагается делать.

– Ну! – твердо сказал незнакомец. – Так чей же это кейс?

– Я же сказал – моего босса, – ответил Шевцов.

Мужчина кивнул:

– Отлично. Осталось выяснить, кто твой босс.

Вопрос был таким прямым, а вел себя незнакомец так нагло, что Николаич вспылил.

– Слушай, а не слишком ли много ты на себя берешь? – злобно сказал он. – Ты вообще кто такой?

– Я – тот, кто отнял у тебя кейс, – спокойно ответил мужчина. – И если ты не дурак, ты понимаешь, что я не простой уличный воришка. И если я взял этот потрепанный, ничем не примечательный кейс именно у тебя, значит… – Тут незнакомец пожал широкими плечами. – Значит, я сделал это преднамеренно.

Шевцов растерянно заморгал.

– Зачем же вы его взяли? – спросил он.

– Чтоб завязать знакомство. Не возьми я его – ты не стал бы со мной знакомиться, правда? Ты бы послал меня куда подальше, запрыгнул в тачку и уехал.

Николаич хмуро усмехнулся:

– Я не знакомлюсь на улице.

– И правильно делаешь. Зато я знакомлюсь.

– Это ваше хобби, что ли? – съерничал Шевцов.

– Скорей, часть моей профессии, – ответил мужчина.

– И какая же у вас профессия?

Незнакомец снова сунул руку в карман, на этот раз – пиджака.

– Вот, взгляни! – он протянул Николаичу визитную карточку.

Тот нерешительно ее взял. Пробежал по визитке взглядом и поднял удивленные глаза на незнакомца.

– Так вы из прокуратуры?

Мужчина, оказавшийся старшим следователем Генпрокуратуры, не вынимая сигареты изо рта, кивнул:

– Угу. Ты разочарован?

Николаич помолчал, потом сказал:

– Я сразу понял, что вы не бандит. Теперь, когда я знаю, кто вы… может, вернете мне кейс?

Турецкий (а это был именно он) медленно покачал головой:

– Нет.

– Но почему?

– Я верну его только твоему хозяину. Из рук в руки.

Шевцов вдруг весь как-то сник, опустил голову и жалобно заканючил:

– Пожалуйста, отдайте кейс. Я за него головой отвечаю.

– Олег Николаевич, вам двадцать семь лет, а вы распустили нюни, как пятнадцатилетний мальчишка, – с укором сказал Турецкий.

– Вы знаете, как меня зовут? – удивился Шевцов.

– А ты думаешь, я просто угадал? – Александр Борисович покачал головой. – Нет, парень. В общем, так. Кейс я верну. Целым и невредимым. Передай мою визитку своему боссу. Я жду его звонка до вечера. Если звонка не будет, я приобщу кейс к уликам, и вы увидите его только на суде.

– К каким уликам? – не понял Шевцов.

– Там узнаешь.

Турецкий повернулся и как ни в чем не бывало пошел своей дорогой, размахивая кейсом.

– Эй! Эй, вы!

Турецкий обернулся и небрежно бросил:

– Если вздумаешь за мной тащиться, следующую ночь проведешь в камере.

Шевцов остановился. Разговор был окончен.

11

Звонок раздался полчаса спустя.

– Александр Борисович Турецкий? – спросил вкрадчивый тихий голос.

– Он самый, – ответил Турецкий. – Кто говорит?

– Хозяин кейса, который вы так беззастенчиво отобрали у моего человечка.

– Как вас зовут?

В трубке повисла пауза. Затем вкрадчивый голос ответил:

– Сергей Михайлович.

– А фамилия?

Послышался смешок и вслед за тем:

– Она не слишком благозвучна. Поэтому называйте меня по имени-отчеству.

– Хорошо, с фамилией мы повременим. Теперь я хочу знать, кто вы?

– Я? Художник. И друг художников. А вы, насколько я понял, представитель Фемиды?

– Что-то вроде этого.

– Я хочу вернуть мой кейс, Александр Борисович. Вы изъяли его незаконно.

– Правда? Докажите.

– Доказать что?

– Что он действительно принадлежит вам. В кейсе, между прочим, двести тысяч долларов. Вы готовы ответить, откуда у вас такие большие деньги?

– Что вы хотите? – после паузы спросил Сергей Михайлович.

– Встретиться с вами.

– Гм… И тогда вы отдадите мне кейс?

– Возможно.

– Хорошо. Скажите, где вы, и я пришлю за вами машину.

– Вот так бы и давно. Записывайте.

Особняк был не слишком большой, всего-навсего три этажа, и не слишком роскошный – лишь два мраморных льва на крыльце. Забор возвести еще не успели, поэтому двор просматривался насквозь.

– Хороший домик, – похвалил Турецкий.

Один из верзил, сидевших с ним машине, усмехнулся:

– Хороший. Только нам не туда.

Машина и в самом деле обогнула особняк стороной и остановилась возле простого пятистенка, бревна которого потемнели от времени.

Хозяин, невысокий, сухопарый, с худым, морщинистым лицом, встретил их на крыльце. Сергей Михайлович был в старом ватнике и вязаной шапочке, на ногах – валенки с галошами. В руке – лопата.

– Здравствуйте, Александр Борисович! – улыбнулся Сергей Михайлович, почти не разжимая губ.

Турецкий захлопнул дверцу машины и направился к крылечку.

– Здравствуйте, Сергей Михайлович. – Они пожали друг другу руки.

– Хорошо Добрались? На ухабах не трясло?

– Добрались хорошо, – ответил Александр Борисович. – Жаль только, округой полюбоваться не получилось. Ваши культуристы напялили мне на глаза повязку.

– Необходимая предосторожность, – объяснил хозяин.

– Неужели вы думаете, что при желании я не смогу найти ваш дом и установить вашу личность?

– Может, да. А может, нет, – неопределенно ответил Сергей Михайлович. – Да и сомневаюсь я, что у вас появится такое желание. У вас и без меня проблем по горло.

– Это верно, – согласился Турецкий.

– Александр Борисович, вынебудетепротестовать, если мои ребятки слегка вас… обыщут?

– Боитесь, что я вас застрелю?

Сергей Михайлович улыбнулся:

– Вот уж этого нисколько не боюсь. Боюсь другого. Вдруг у вас хватило простоты принести с собой микрофон. А я, знаете, никогда не даю интервью.

Турецкий развел руки в стороны, и «мальчики» тщательно его обыскали. Один из них повернулся к хозяину и пробасил:

– Он чист.

– Тогда прошу в дом, Александр Борисович!

В доме тоже не было никакой роскоши, только все самое необходимое. Стол, кресла, диван, пара шкафов и полки с книгами и художественными альбомами (Турецкий разглядел альбомы Рембрандта, Пикассо, Поллока и Клее). В камине уютно потрескивали березовые поленья. На каминной полке стояла бронзовая женская статуэтка.

– Итак, Александр Борисович, – начал Сергей Михайлович, когда они расселись в кресла, – вы сдержали слово и вернули мне мой кейс. Я тоже хозяин своему слову. Я обещал вам встречу, и вот вы здесь. Что вам от меня нужно? Только давайте без обиняков, у меня не так много времени.

– Сергей Михайлович, в городе идет молодежная война. И многие считают, что вы можете ее остановить.

Хозяин дома помрачнел.

– Художники-графферы вместо красок взяли в руки дубинки и ножи, – продолжил Турецкий. – Забит насмерть восемнадцатилетний парень из общества «Русская память». Неделю назад графферы избили четверых членов патриотического союза «Воля». У одного из них сломан позвоночник. А еще один – ослеп. Отслоение сетчатки. Слышали об этом?

Сергей Михайлович мрачно усмехнулся.

– Если вы хотите, чтоб я расчувствовался, то напрасно стараетесь, – желчно сказал он. – Мне нисколько не жаль этих ублюдков. И потом, зачем вы мне все это рассказываете? И откуда у вас информация о том, что в избиениях замешаны графферы? Художники – смирный народ. Если они с кем-то и воюют, то исключительно при помощи линий, образов и цветов.

Турецкий дернул щекой:

– Бросьте. Есть свидетели.

– Вот как? – Брови Сергея Михайловича взлетели вверх. – Тогда почему виновные до сих пор не наказаны?

– Потому что жертвы молчат. Они предпочитают торжеству закона личную месть.

Хозяин дома слегка оттаял и даже покивал в знак согласия:

– Вот это уже ближе к делу. Не знаю, кто там, кому и за что мстит, но графферов… (я подчеркиваю: графферов, а не скинхедов!) действительно избивают. И даже убивают! Юных парней, из которых в будущем могут вырасти наши, русские, Рафаэли и Рембрандты. Это, между прочим, наше национальное достояние. Что сделали вы, Александр Борисович, чтобы уберечь их от беды?

– Это демагогия, – сухо произнес Турецкий.

– Правда? А мне кажется, что демагогия – это то, что вы говорите.

Александр Борисович поморщился, как от зубной боли, и устало вздохнул:

– Если вы будете продолжать в таком же тоне – мне с вами не о чем говорить.

– В таком случае, зачем вы жаждали этой встречи?

– Я считал вас умным человеком. По крайней мере, человеком, который слышит не только самого себя. Но, видимо, я ошибся.

– Вы не ошиблись, – веско сказал хозяин дома. – Давайте так: вы будете говорить, а я – молчать и слушать. И постарайтесь пока обойтись без вопросов. Я хочу услышать ваш монолог. Ваши мысли на этот счет.

– Что ж… – начал Александр Борисович. – Пожалуйста. Начнем с того, что молодежная война не выгодна никому. И она не может длиться до бесконечности. Я знаю, что скинхедам нужен один из ваших ребят. Его зовут Андрей Черкасов.

Сергей Михайлович неприязненно прищурил глаз.

– Предлагаете мне его сдать?

– Нет. Вы не сможете этого сделать, и вы об этом знаете. Иначе вы давно бы уже его сдали. Черкасов прячется. И никто – ни вы, ни скинхеды – не знает где.

– Так-так. Прошу вас, продолжайте.

– Вы наверняка встречались с кем-то из лагеря скинхедов, с тем, кто руководит всей этой шайкой-лейкой, и вели с ним переговоры. Но переговоры не увенчались успехом. И этот кто-то, этот большой начальник лысой банды наверняка предложил вам свои условия прекращения войны. И вы наверняка рады были бы принять эти условия. Но по изложенной выше причине не смогли этого сделать. И теперь вы пытаетесь найти Черкасова. Найти, чтобы «скормить» его скинхедам.

Лицо Сергея Михайловича налилось кровью.

– Вы соображаете, что говорите? – тихо произнес он.

– Вполне. А вы?

Хозяин дома откинулся на спинку кресла и, глядя на Александра Борисовича исподлобья, побарабанил пальцами по подлокотникам. Затем спросил:

– Что вам нужно, Турецкий?

– Мне нужны фамилии, – сказал Александр Борисович. – Фамилии людей, которые отдают скинхедам приказы.

Сергей Михайлович нахмурился еще больше.

– Вы не понимаете, – резко сказал он. – Если такие люди и есть… я говорю чисто гипотетически… то вам до них не добраться. Эти люди… опять же чисто гипотетически… не какие-нибудь мальчишки. У них есть свои цели, и у них есть силы, чтобы этих целей достичь.

– Спасибо за лекцию, – с вежливой иронией сказал Турецкий.

– Пожалуйста!

– Напрасно вы бравируете, Сергей Михайлович. Вы не сможете справиться с ними самостоятельно. Скинхеды будут продолжать убивать ваших ребят. Я слышал, что в последние дни никто из графферов не выходит на улицу. Они боятся нарваться на скинхедов. Вынужденный многодневный простой, который сильно бьет по вашему карману.

Сергей Михайлович фыркнул:

– Вы что, заглядывали в этот карман, что так уверенно говорите?

– Я заглядывал в карманы людей, подобных вам. И надеюсь, что со временем удастся заглянуть и в ваш. Но не сейчас. Сейчас я хочу помочь вам, потому что мне не нравится то, что творится в городе. Мне не нравится, когда дети гибнут из-за грязных игр, в которые их втянули взрослые.

Сергей Михайлович надолго задумался. Наконец сказал:

– Вы хотите, чтобы я назвал вам имена? Ну допустим. Допустим, я назову вам их. А вы чувствуете себя достаточно сильным человеком, чтобы противостоять этим людям?

– Вполне, – твердо ответил Турецкий. – Можете навести обо мне справки.

– Правда? Что ж, это дельная мысль. Возможно, я так и сделаю. А на данном этапе я предлагаю свернуть нашу беседу.

Сергей Михайлович поднялся с кресла и протянул Турецкому руку.

– Прощайте, Александр Борисович. Мои мальчики довезут вас до гостиницы. Берегите себя.

– И вы тоже. Кстати, через два часа я буду в кофейне «Ярус». Это рядом с гостиницей. Вы сможете найти меня там.

12

Турецкий осторожно, чтобы не обжечься, отпил кофе. Нет, не зря Грязнов хвалил это заведение. Кофе был действительно превосходный.

Александр Борисович не успел просидеть и десяти минут, как дверь кофейни открылась и на пороге появился «разводящий» графферов – Олег Шевцов. Он оглядел помещение, увидел Турецкого и уверенно направился к нему. Подошел к столику и остановился:

– Можно присесть?

– А, Олег Николаевич! Рад вас видеть. Садитесь, конечно.

Николаич уселся. Он был угрюм и неприветлив. И, в принципе, его можно было понять.

– С чем пожаловали? – спросил Турецкий, потягивая кофе.

Николаич бросил на стол листок бумаги:

– Меня просили передать вам это.

Александр Борисович поставил чашку на блюдце и взял листок. На нем быстрым, стремительным почерком были написаны имя и номер телефона.

– Очень хорошо, – кивнул Турецкий, пряча листок в карман. – Кофе хотите?

– Нет!

– Зря.

Александр Борисович снова взялся за свою чашку. Николаич несколько секунд сидел молча, уставившись в клетчатую клеенку стола, потом поднял на Турецкого недовольный взгляд и сказал:

– Можно пару слов от себя?

– Валяй, – разрешил Александр Борисович.

– Зря вы так с нами. Графферы – мирные люди. Можно сказать, убежденные пацифисты. И если мы берем в руки оружие, то только для самообороны. А вы… – Он облизнул губы. – Вы ставите нас на одну ступень с бритоголовыми ублюдками.

– Вы сами ставите себя на эту ступень, – мягко возразил ему Турецкий.

Николаич непримиримо мотнул головой и сказал:

– А разве у нас есть выход?

– Выход есть всегда.

– Например?

Александр Борисович поставил чашку на блюдце, посмотрел Шевцову прямо в глаза и спокойно произнес:

– Приведите ко мне Андрея Черкасова. Я слышал, что он умный и смелый парень. И уверен – он знает много полезного.

– Я бы привел, – угрюмо отозвался Николаич. – Если бы знал, где он.

Турецкий пожал плечами:

– В таком случае советую вам поскорее это узнать. И кстати, вот еще что. Если узнаете, не говорите об этом вашему боссу Сергею Михайловичу. Сперва позвоните мне – так будет безопасней.

– Для кого?

– Для Андрея, – ответил Турецкий.

Николаич встал со стула.

– Вот в этом я очень сильно сомневаюсь. Всего хорошего!

Он приподнял над головой бейсболку, повернулся и вышел из кофейни.

…Перед тем как подняться на крылечко, Турецкий посмотрел на красивую красную табличку, прибитую к двери. Золоченые буквы гласили:

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ШТАБ ПАРТИИ «СОЮЗ СЛАВЯН»

– И почему это они так обожают называть себя славянами? – тихо проговорил Турецкий. – Хлебом не корми…

Он поднялся по ступенькам и нажал кнопку звонка.

– Вы к кому? – утробно пробормотал динамик.

– К Садчикову.

– Вам назначено?

– Да.

Железная дверь легонько щелкнула и отворилась.

Садчиков оказался моложавым и крепко сбитым мужчиной. В лихо зачесанном назад чубе просматривалась седина. На лбу был небольшой шрам, затрагивающий нижним концом бровь, что придавало его лицу мужественное и вместе с тем какое-то лихое выражение.

Когда Турецкий вошел в кабинет, Садчиков как раз обедал. Завидев Турецкого, он слегка приподнялся с кресла, но навстречу не вышел. Сделал гостеприимный жест рукой и указал на стул:

– Присаживайтесь, господин Турецкий.

Александр Борисович сел. Садчиков слегка прищурился:

– Ничего, что я ем? В кафе обедать не люблю, там шумно и воняет кухней.

Турецкий пожал плечами – дескать, как вам угодно.

– По телефону вы сказали, что работаете в Генпрокуратуре, – продолжил Садчиков. – Можно уточнить вашу должность?

– Старший помощник генпрокурора, государственный советник юстиции третьего класса, – представился Турецкий.

– Звонко, – одобрил Садчиков. – А что вы в Питере забыли, господин советник? Не в гости же ко мне приехали?

– Выходит, что в гости, – усмехнулся Александр Борисович, с усмешкой глянул на тарелку с пловом и графинчик с водкой.

– Что ж, милости просим! Только обычно, перед тем как приехать в гости, меня об этом предупреждают. Ну да ладно. Мы, питерцы, народ гостеприимный. Раз пришел в гости – садись и пей. Брашной, как говорится, не обнесем. – Он взял в руки графин. – Выпьете со мной, Александр Борисович?

– Нет.

– Не пьете, что ли?

– На работе – нет.

– Ага, так значит все-таки на работе. А я, дурак, подумал, что вы и в самом деле по чистому зову души ко мне приехали. – Садчиков плеснул себе в стакан водки. Поставил графин, выдохнул через плечо и залпом опрокинул водку в рот. Поморщился, по-мужицки занюхал водку рукавом и снова посмотрел на Турецкого: – Так что у вас за работа, Александр Борисович? Зачем вы ко мне пришли?

– Я приехал в Питер, чтобы остановить бойню, которую развязали в городе подростки-скинхеды.

Лицо Садчикова стало грустным. Он кивнул:

– Да, я что-то слышал об этом. И мне это тоже не нравится. Но увы – не всегда все зависит от наших желаний.

Он снова взялся за плов.

– Курить тут у вас можно? – спросил Турецкий.

– А на здоровье, – махнул вилкой Садчиков.

Александр Борисович закурил. Посмотрел, как Садчиков уплетает плов, и сказал, сухо сощурившись:

– Похоже, вы не совсем понимаете, с кем имеете дело.

– Отчего же? Вы представились. Как вас там… Советник и все такое.

– Похоже, вы и впрямь думаете, что мой приход к вам – простая формальность.

– А разве нет?

Турецкий покачал головой:

– Нет. Я понял, что не очень интересен вам, а вот вы, Кирилл Антонович, напротив, очень меня интересуете.

Садчиков усмехнулся:

– Ну хоть кого-то я интересую. Приятно слышать. Позвольте спросить, а какого рода у вас ко мне интерес?

– А какого рода интерес бывает у Генпрокуратуры? – ответил Турецкий вопросом на вопрос.

Садчиков оторвался от плова и изобразил на лице удивление:

– Вы что, в чем-то меня подозреваете?

– Да, я вас подозреваю. Я, собственно, и пришел лишь затем, чтобы сказать: если ваши бритоголовые не угомонятся, я всерьез займусь вашей персоной. И тогда вам мало не покажется.

– Бритоголовые? – Садчиков наконец отодвинул тарелку, вытер рот и руки салфеткой и швырнул ее в урну. Холодно посмотрел на Турецкого. – Любезный, вы обознались. При чем здесь я? Я занимаюсь политикой, а не разбоем. Вы, вообще, видели табличку на двери нашего офиса? Если мне не изменяет память, на ней написано: «Партия «Союз славян». Там не написано: «Союз бритоголовых славян». А может, вы вообще перепутали мой офис с парикмахерской? Тогда я укажу вам правильную дорогу!

Лицо Садчикова было спокойным, однако щеки и лоб «вождя» слегка побагровели, а шрам на лбу, напротив, стал белым, словно его нарисовали мелом.

– Бритоголовые, а по сути фашисты… – начал Турецкий, но Садчиков не дал ему договорить.

– Какого черта вы мне тут толкуете о фашизме? – гневно воскликнул он. – Мой дед прошел всю войну и дошел до самого Берлина! А ты приходишь ко мне в офис и называешь меня фашистом! Да я вот этими вот руками вышвырну тебя за дверь! И не посмотрю на то, что ты советник юстиции!

Турецкий уставился на Садчикова в упор. Тот встретил взгляд «важняка» прямо и взгляда Не отвел. Несколько секунд продолжалась эта молчаливая дуэль. Затем Турецкий с ледяным спокойствием произнес:

– Кончайте рисоваться, Садчиков. Я не журналист и не ваш политический соперник. Я представляю здесь закон. И мне плевать на ваши пафосные разглагольствования. Я знаю, что бритоголовые парни из организации «Россия для русских» подчиняются вам. Вы их спонсируете. И вы отдаете им приказы.

– У вас есть доказательства? – поинтересовался Садчиков.

– У меня нет доказательств. И мне они пока не нужны. Я не за этим приехал в Питер. Я уже сказал: я хочу прекратить бойню. Это моя первая и главная цель. Но если убийства и избиения будут продолжаться, я займусь вашей партией вплотную. И клянусь: мало вам не покажется.

– Ой ли? – небрежно проговорил Садчиков.

Турецкий сдвинул брови:

– Знаете, какое у меня прозвище в генпрокуратуре? – спокойно спросил он.

– Ну и какое?

– Никакого. А знаете почему?

– Почему?

– Потому что я безупречен. Наведите обо мне справки. Я всегда довожу начатые дела до суда. В общем, так. Повторяю еще раз для тех, у кого проблемы со слухом. Если убийства и избиения будут продолжаться, пеняйте на себя. Я натравлю на вас ОМОН, «Вымпел» и все, что только можно натравить. Я прикажу проводить обыски у вас в офисах по два раза в день. А ваши фотографии появятся в питерских и столичных газетах с подзаголовком: «Оборотни в российской политике». У меня хватит на это и полномочий, и связей.

– Звучит как угроза, – заметил Садчиков.

– Это и есть угроза, – холодно сказал Турецкий. – Я редко угрожаю, но если делаю это – отвечаю за каждое свое слово.

Садчиков откинулся на спинку кресла и задумался. Пауза длилась не меньше минуты. Наконец он мрачно проговорил:

– Честно говоря, я не понимаю, почему вы угрожаете именно мне. Однако, со своей стороны, должен заверить: я сделаю все, чтобы в городе наступил порядок. У меня тоже есть для этого и связи, и возможности.

– Значит, мы друг друга поняли, – сказал Турецкий. Он поискал глазами пепельницу, однако не нашел и воткнул окурок в тарелку с остатками плова. – Я ухожу успокоенным. Но я буду спокоен только до первого трупа.

– Искренне надеюсь, что этот труп будет не вашим, – сказал Садчиков.

– Что? – прищурился Турецкий. – Что вы сказали?

– Я сказал, что обычно такие, как вы, долго не живут. Это не угроза, а констатация факта. Не принимайте ее близко к сердцу.

– Не буду, – кивнул Александр Борисович. – Кстати, то, что я вам сказал, – это тоже констатация. Но ее вам придется принять к сердцу так близко, как только сможете.