Текст книги "Петербургское дело"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

8

– Андрюш, мне нужно серьезно с тобой поговорить.

– Ма, мне завтра вставать к первой паре. Да и спать охота – глаза слипаются.

– Ничего, успеешь отоспаться.

Мария Леопольдовна присела на край кровати сына.

– Что ты читаешь? – Она взяла с тумбочки книгу, и брови ее удивленно взлетели вверх: – «Бой с использованием холодного оружия»? С каких это пор ты стал интересоваться подобными вещами?

– Это мне для реферата нужно.

– Правда? И по какому предмету реферат?

– По культурологии. Это у нас спецкурс такой. Рассматриваем холодное оружие как миф. Оружие в истории, оружие в искусстве и так далее.

– Гм… Странная тема.

– Не я ее выбирал, – пожал плечами Андрей.

Мария Леопольдовна посмотрела на сына и подозрительно прищурилась:

– От тебя несет спиртным!

Отпираться было бесполезно, и Андрей кивнул:

– Да. У Гоги сегодня день рождения. Пришлось выпить пятьдесят грамм.

– Что-то в последнее время ты много стал пить.

Андрей пожал плечами:

– Я не заметил. Но если это правда, то с завтрашнего дня я с этим делом завяжу совсем.

– Было бы неплохо, сынок. Было бы неплохо. Но я с тобой хотела поговорить не об этом. Я с тобой хотела поговорить о… – Мария Леопольдовна замялась. – О Тае, – выговорила наконец она.

Андрей напрягся.

– А что Тая? – холодно спросил он.

– Ты знаешь, ее убийц до сих пор не нашли.

– И что?

– Да я вот подумала… – Мария Леопольдовна посмотрела на сухую, жилистую руку сына, лежащую на спинке кровати и вздохнула. – Ты стал каким-то странным. Каким-то жестким и… слишком спокойным, что ли.

Андрей усмехнулся:

– Здрасте, приехали! Сначала тебе не нравилось, что я слишком сильно переживаю. А теперь, когда я успокоился, тебе опять все не так. Ты уж определись, пожалуйста!

– Напрасно ты ерничаешь, сынок. Ты знаешь, иногда я смотрю на тебя, и мне кажется, что ты что-то задумал. Что-то нехорошее. Такое же лицо было у твоего отца, когда он решил… уйти с работы.

– Он не только ушел с работы, но и надавал начальнику по физиономии, – напомнил Андрей.

– Об этом и я говорю, – вздохнула мать. – И ту же жестокую решимость я вижу на твоем лице. Что ты задумал, сынок? Что с тобой случилось, после того как ты выбросил в мусорное ведро крестильный крест?

– Да ничего со мной не случилось, – начиная раздражаться, ответил Андрей. – Живу как всегда жил. Хожу в универ, рисую граффити, с друзьями встречаюсь. Вообще, не понимаю, что тебя так насторожило?

– Но ты изменился, – робко сказала мать.

– А если даже и так? Людям свойственно меняться, ма. Может, я просто повзрослел! Мне ведь скоро двадцать три. Солидный возраст, если задуматься!

– Если задуматься, то да, – улыбнулась Мария Леопольдовна. – Не знаю, сынок, может, ты и прав. Только… Поклянись мне, что ты не задумал сделать что-то плохое.

– Клянусь! – с готовностью ответил Андрей. – Если я вру, пусть у меня все зубы выпадут и грудь вырастет, как у Памелы Андерсон!

– Дурак, – с притворным негодованием нахмурилась мать. – Ну что ты болтаешь, а?

Андрей улыбнулся:

– Ну ты же сама просила.

Мария Леопольдовна удрученно вздохнула:

– Нет, с тобой решительно невозможно разговаривать серьезно. Не знаю, радует меня это или огорчает.

– Конечно, радует! Ведь чувство юмора – это показатель душевного здоровья. Разве не так?

– Так, все так. И все же… – Мария Леопольдовна вновь заколебалась, но лицо Андрея было уверенным, а взгляд дружелюбным, и она сломалась. – Ладно, сын. Надеюсь, что твои слова были искренними. Ты ведь знаешь, что если с тобой что-то случится, я этого не переживу. А раз так – значит, ты не будешь делать глупости. Спокойной ночи.

9

Костырин посмотрел на портрет президента, висевший на стене, затем перевел взгляд на жизнерадостную физиономию мэра, который улыбался с фотографии, как всегда, обаятельно и непринужденно, и мрачно усмехнулся.

– Владимир Геннадьевич, вы читали пьесу «Слуга двух господ»? – с иронией спросил он у хозяина кабинета.

Тот усмехнулся в ответ:

– Когда живешь с двумя волками, приходится выть на два разных манера. Иначе скушают.

Холеный палец слегка стукнул по сигарете, и столбик серого пепла упал в пепельницу. Сочный бархатный баритон хозяина кабинета спокойно произнес:

– Дмитрий, ты подумал над моим предложением?

Костырин, сидевший в мягком кожаном кресле, задумчиво посмотрел на своего собеседника и сказал: – Да.

– И что ты решил?

– То, что вы предлагаете, очень рискованно.

– Естественно, – согласился собеседник. – Борьба за правое дело – всегда рискованное предприятие. Вспомни Че Гевару.

Костырин поморщился:

– При чем тут Че Гевара? Он просто раскрученная попсовая фигура. Его борьба – явление не идейное, а психологическое. Ему просто не сиделось на месте, вот и все.

Собеседник Костырина усмехнулся:

– Ну, тебе видней. Я всего лишь привел пример.

– Неудачный…

Несколько секунд оба молчали. Затем бархатный баритон мягко произнес:

– Ты что такой раздражительный? Проблемы на личном фронте?

– Я не раздражительный, я – озабоченный, – сухо ответил Костырин. – Одно дело пересчитать ребра какому-нибудь негру, а другое – сделать то, что вы предлагаете. Если нас поймают…

– Вас не поймают, – спокойно перебил собеседник. – Вообще, Дмитрий, ты ведешь себя, как желторотый новичок. Откуда эта нерешительность?

Костырин пропустил вопрос мимо ушей.

– Владимир Геннадьевич, сумма, которую вы предлагаете, слишком мала, – сказал он.

– Мала? Гм… А сколько нужно?

– Удвойте цифру.

Послышался легкий смешок. И вслед за тем:

– А ты не считаешь, что это слишком уж…

– Нет, не считаю. Или платите по нашим расценкам, или все это дело придется отменить.

Обладатель бархатного баритона задумался. На рукав его дорогого костюма упал пепел, он встрепенулся и быстро смахнул его.

– Ну, хорошо, хорошо. Я удвою цифру. Но я недоволен тем, как вы распоряжаетесь деньгами. Вы слишком дорого мне обходитесь.

– За правое дело нужно платить, – возразил Дмитрий. – Вам еще повезло – вы платите деньгами, а мы с ребятами платим собственной кровью.

– Ладно, ладно. Здесь-то хоть не митингуй. – Холеная рука вмяла окурок в пепельницу, затем собеседник Костырина откинулся на спинку кресла и деловито сказал: – Запомни: все должно быть сделано быстро. И постарайтесь нс наследить. Отмазывать вас будет слишком дорого. Кстати, как насчет сегодняшней акции? Все готово?

– Да, мы готовы.

– Это будет неплохой разминкой перед настоящим делом. А сейчас, Дмитрий, извини, мне нужно поработать.

Поняв, что разговор окончен, Костырин поднялся с кресла. Постоял так немного, погруженный в свои мысли, затем повернулся к хозяину кабинета и вдруг спросил:

– Скажите, а вам мальчики кровавые по ночам не снятся?

Тот покачал головой:

– Нет. По ночам мне снятся девочки. Голые и на все готовые.

– Глупый ответ, – заметил Костырин.

– Каков вопрос, таков ответ. А что касается моральной стороны акции, то не мне вам объяснять, Дмитрий Сергеич, какие высокие истины мы с вами отстаиваем. Причем отстаиваем в прямом смысле в бою.

– Смотрите, чтоб вам голову не отстрелили, – посоветовал Костырин.

– Постараюсь, – улыбнулся в ответ хозяин кабинета.

10

Вечер выдался темный и ветреный. Костырин, так же как и остальные парни, был одет в темную куртку и черные джинсы. На голове у него красовалась черная лыжная шапочка, которую одним движением можно было натянуть на лицо (прорези для глаз гарантировали полноценный обзор).

– Ну че там, скоро? – спросил крепкий верзила со сломанным носом, которого все в бригаде звали просто Бутов.

– Скоро, – Костырин бросил окурок на землю, повернулся к Андрею: – Андрюх, ты как, нормально?

– Нормально.

– Смотри, если есть какие-то сомнения, лучше иди домой. А то можешь всю мазу испортить.

– Нет сомнений, – сказал Андрей.

– Отлично. Так, парни, повторяю расклад. На первом этаже у них столовка. Там всегда кто-нибудь есть– человек пять-шесть жрут морскую капусту с червяками и давят слезу под тамбурины. Слева – вход на кухню. Там есть такой длинный и темный, как печная труба. Это повар. Он всю эту инородную ораву кормит. Они его специально из теплых стран выписали. Гурманы типа. Так вот, этот хренов повар должен навсегда забыть про то, как готовить червей и тараканов. С остальными – как всегда. Расклад ясен?

– Черепуху ему, что ли, раскроить? – спросил Бутов.

– Поменьше крови, Серый. Поменьше крови и побольше дела.

– Не волнуйся. Гарантирую, что к завтрашнему дню он рецепт яичницы забудет.

– За дело!

Парни натянули на лица маски и, покрепче сжав в руках резиновые дубинки, двинулись к «дому иноземцев».

Через пять минут дверь подъезда с грохотом отворилась. Из подъезда вывалилась темная фигура. Это был Андрей Черкасов. Кряхтя от натуги, он тащил на плече истекающего кровью Костырина. За спиной у него слышался топот десятков ног. Первым выскочил Бутов, за ним – остальные парни.

– Бутов, прикрой! – крикнул Андрей на ходу, дернул плечом, поудобней пристраивая Костырина, и двинулся к машине.

Бутов, выбежавший следом, обернулся к подъезду и махнул дубинкой. Дубинка со смачным шлепком опустилась на чью-то темноволосую голову, раздался вскрик, и голова эта скрылась в дверном проеме. Бутов ударил ногой по двери подъезда. Затем подпер ее плечом и стал держать. Судя по тому, как она тряслась и вздрагивала под плечом Бутова, с той стороны по ней били не меньше трех человек. Бутов, потея от натуги, сдерживал напор.

– Откройте дверцу! – крикнул Андрей парням.

Те бережно втащили Костырина в салон.

– Пацаны, быстрей! – простонал от подъезда Бутов. – Долго я не продержусь!

Как только Костырин оказался в салоне, парни впрыгнули в машину. Взревел мотор, и машина, резко вывернув, двинулась к выезду со двора.

– Бутов, прыгай! – крикнул Андрей.

Бутов резко отскочил от двери и побежал за машиной. Чернявые парни гурьбой вывалились на крыльцо. Пока они, крича и матерясь, поднимались на ноги, Бутов вскочил на ходу в машину, дверца захлопнулась, и машина, набирая скорость, понеслась в сторону шоссе.

– Есть какая-нибудь тряпка? – спросил Андрей у парней.

– Возьми, – ответил кто-то, протягивая платок. Андрей промокнул голову Костырина и осмотрел рану. Дмитрий застонал и слабо оттолкнул Андрея.

– Что с ним? – спросил Серенко.

– Черепно-мозговая, – ответил Андрей.

– Кость цела?

– Да вроде.

Костырин снова застонал и протянул руку к окровавленной голове. Андрей перехватил его запястье:

– Не трогай. Будет еще больнее.

Костырин послушно опустил руку.

– Сильно меня? – спросил он слабым подрагивающим голосом.

– Не знаю. Приедем в штаб, посмотрим.

– Может, его в больницу? – спросил Серенко.

– Че, дурак, что ли? – огрызнулся Бутов, потирая ушибленное дверью плечо и морщась от боли. – Там нас быстро вычислят.

– А если у него серьезно?

Костырин разжал зубы и проскрипел:

– Угомонись, Сера. Голова цела. Вот только мозги… А, черт… – Он замолчал и снова крепко сжал зубы, стараясь не застонать.

– Как это хоть случил ось-то? – спросил всех толстяк Бачурин. – Кто-нибудь видел?

– Я видел, – сказал Андрей. – Там был охранник. Он в туалете ховался, поэтому со спины зашел. Хорошо еще, что у него ствола при себе не было.

– Точно, что ли, не было? Я кобуру у него видел, – сказал Серенко.

– Кобура была, – кивнул Андрей. – Но пустая. Я проверил.

– Че ж он, мудак, пустую кобуру на ляхе таскает? Для понта, что ли?

– Похоже на то.

Костырин опять открыл глаза:

– Бутов, что с поваром?

– Да все нормально, Димыч. Пару раз дал ему по кочану.

– Не убил хоть?

– Обижаешь, брат. Ты ведь знаешь, я работаю ювелирно.

– Этохорошо, – прошептал Костырин. Посмотрел на Андрея, облизал пересохшие губы и тихо сказал: – Спасибо, брат. Видит Бог, я этого не забуду.

И вновь закрыл глаза.

11

Фляжка Андрея редко бывала пустой. Он закачивал ее коньяком каждый день. Мария Леопольдовна, чуявшая запах спиртного, исходивший от сына, не могла понять, где, с кем и когда он умудряется напиваться? На занятия в университет Андрей ходил исправно. Регулярно сдавал рефераты, часами просиживал в университетской библиотеке, работая над курсовой. Мария Леопольдовна знала, что это так, ее хорошая знакомая работала там библиотекарем. И тем не менее чуткий нос Марии Леопольдовны безошибочно улавливал тонкий, почти незаметный запах алкоголя.

Однажды она не выдержала и позвонила приятелю сына, художнику Гоге, этому веселому толстяку с ветром в голове.

– Мария Леопольдовна, да вы что! – возмутился Гога. – Да если бы я заметил, что он пьет, я бы сразу ему по рогам надавал! Вы же знаете, как трепетно я отношусь к таким делам!

– Но с кем-то же он пьет, – упрямо гнула свою линию Мария Леопольдовна.

Гога подумал и ляпнул:

– Если он не пьет с нами, значит, он квасит в этом своем универе.

– Глупости.

– Вовсе нет. Я всегда говорил, что все интеллигенты – алкаши! Одни тайные, другие – явные. Ваш Андрей – тайный, законспирированный алкаш! Шутка!

– Гога, за такие шутки…

– В зубах бывают промежутки? Это я знаю. Только меня этим не запугаешь. У меня во рту вставная челюсть! И дома две запасные!

– Ох, и болтун ты!

– Что есть, то есть, Мария Леопольдовна. А если серьезно… я правда не знаю, где он умудряется кирнуть. С нами он пьет только колу. Да и то не больше пятидесяти граммов за раз.

Андрей хранил фляжку в кармане куртки, и ее существование оставалось для Марии Леопольдовны тайной.

Не приложившись на сон грядущий к фляжке, Андрей подолгу не мог уснуть. А если засыпал, то ему снились омерзительные сны, после которых он просыпался в холодном поту, радуясь тому, что все увиденные ужасы были всего лишь сном. Коньяк помогал Андрею расслабиться, ввести себя в состояние равнодушного отупения. Несколько хороших глотков – и тревога уходила из сердца до самого утра.

Флакон с кровью Таи Андрей на ночь снимал и клал его на тумбочку. Однажды утром он забыл его надеть и вспомнил о нем лишь у самых дверей университета. Семинар начинался через пять минут, но Андрей тут же, не раздумывая, повернулся и побежал к метро. Он словно бы перестал существовать на это время и вновь обрел себя лишь тогда, когда тесемка с флаконом снова оказалась на шее.

Сознавая всю дикость своего поведения, Андрей не раз спрашивал себя: «Господи, что я делаю? Ведь это же сумасшествие!» Но тут же кто-то другой, холодный и бесчувственный, живущий на самом дне сознания Андрея, отвечал ему? «Ну и что? А кто сказал, что ты должен быть нормальным? Вот Тая была нормальной, и чем это кончилось?»

По вечерам, вернувшись из библиотеки или с очередной акции своих новых друзей-скинхедов – с граффити Андрей пока что завязал, сославшись на недостаток времени и на необходимость писать дипломную работу, – он запирался у себя в комнате и посвящал целый час упражнениям с ножом. Он учился бить «прямым», «режущим», «колющим», обучался тайным и коварным ударам из-под локтя, учился перехватывать нож из одной руки в другую, не прекращая боя. Постепенно он стал ощущать нож, как продолжение собственной руки. Он носил его с собой повсюду и по вечерам, возвращаясь домой в темноте, продолжал свои упражнения на открытом воздухе, под прикрытием тьмы.

На ночь он прятал нож под матрас. А утром, едва открыв глаза, доставал его и, еще лежа в постели, проделывал несколько приемов, почерпнутых из книжки-самоучителя.

И все-таки Андрей знал, что не научится как следует владеть ножом, пока не почувствует, как лезвие взрезает настоящую плоть. Тогда он купил на рынке огромную баранью ногу, приволок ее домой, подвесил в ванной и целых полчаса бил ее ножом, пока не осознал, что стены и пол ванной комнаты покрыты ошметками мяса и подтеками бараньей крови. К приходу матери он успел замыть кровь и вышвырнуть остатки бараньей ноги на помойку – на радость облезлым бродячим псам.

Бар «Серебряная вобла» был заполнен под завязку. Здесь пили, курили, спорили, смотрели футбол, боролись на руках, смеялись и шутили сотни полторы человек. Андрей и Дмитрий сидели за длинной барной стойки и пили пиво, заедая его солеными сухариками. Помахав рукой, чтобы отогнать от лица сизый сигаретный дым, Костырин вгляделся в лицо Андрея и поинтересовался:

– Ты чего такой кислый, Андрюх?

– Я не кислый, я спокойный, – ответил Андрей.

– А, ну тогда другое дело. А то смотрю на тебя, и сердце кровью обливается. Как там, думаю, чувствует себя мой лучший друг Андрюха Черкасов? Почему он гриву опустил? Может, чем помочь надо? А кстати, может, тебе и правда требуется помощь? Ты скажи, не стесняйся.

– Со своими проблемами я разберусь сам.

– Ну-ну. – Костырин приложился к бокалу, вытер губы ладонью и посмотрел по сторонам.

К стойке подошли две девицы. Невысокая стройная брюнетка с большущими карими глазами и длинная сухопарая блондинка с лицом, как у Клаудии Шиффер. Костырин приободрился:

– Девчонки, привет! – громко и игриво поприветствовал он девиц.

Брюнетка даже не повернулась в его сторону, а блондинка улыбнулась и насмешливо произнесла:

– Привет, если не шутишь!

– Как насчет того, чтобы вылить пивка с настоящими мужчинами?

Собольи брови «Клаудии Шиффер» насмешливо изогнулась:

– Это ты о ком?

– О том, малышка, кто может поднять тебя на руки и донести до самой Москвы, не разу не сплюнув и не присев передохнуть.

Брюнетка покосилась на Костырина и усмехнулась. Блондинка запрокинула голову и засмеялась. А отсмеявшись, произнесла:

– Пешком я и сама ходить умею. Вот если бы ты предложил довезти меня до Москвы на собственном «мерседесе»… Тогда бы я, пожалуй, подумала.

Костырин снисходительно усмехнулся:

– Солнце мое, «мерседес» – это всего лишь железяка. Я предлагаю тебе кое-что получше.

– И что же это?

– Острый ум, несгибаемую волю, веселый характер и неутомимое тело.

Девушки переглянулись и заулыбались.

– Насчет неутомимости – это еще вопрос, – сказала брюнетка.

– Сомневаешься – попробуй в деле! – не церемонясь, предложил Костырин. – Кстати, девчонки, как насчет коктейля «Белый бриз»?

– А что это такое?

– Джин, белый вермут и кое-что еще.

Блондинка повернулась к подруге:

– Ну как, Марин? Дадим школьникам шанс?

Брюнетка посмотрела на Андрея и, едва заметно усмехнувшись, проговорила:

– Можно попробовать.

Костырин заказал бармену два коктейля «Белый бриз», а себе и Андрею еще по кружке пива.

Блондинка обмокнула губы в коктейль, причмокнула и тихо воскликнула:

– О! А это вкусней, чем я думала!

Брюнетка тоже попробовала коктейль и лишь пожала плечами.

– Значит, вашу подругу зовут Субмарина, – продолжил светский разговор Костырин. – А как же зовут вас?

– Субника, – представилась блондинка.

– Почти как клубника, – похвалил Костырин. – Слышь, Андрюх, нам сегодня повезло с десертом!

Блондинка Ника фыркнула, потом с интересом глянула на Андрея и сказала:

– А что это ваш друг такой неразговорчивый?

– Когда он пьет, он всегда молчит, – объяснил Костырин.

– Почему?

– Боится подавиться.

– Очень предусмотрительно с его стороны, – заметила брюнетка Марина. – Значит, Андрей?

– Он самый! – ответил за друга Костырин. – А меня можете звать просто Димыч!

– Димыч, – весело повторила за ним блондинка. – А почему это вы, Димыч, носите такую… м-м… короткую прическу? Это что, вызов обществу?

Костырин провел по бритому черепу ладонью.

– Это чтобы к Богу быть ближе. Чтобы между мной и небом не было никаких преград.

– А вот Андрей, похоже, с вами не согласен, – заговорила брюнетка, поглядывая на коротко стриженную, но все же не лысую голову Андрея.

– А ему не о чем говорить с Богом, – объяснил Костырин. – Он так умен, что знает ответы на все вопросы.

Андрей ухмыльнулся, залпом допил свое пиво, повернулся к девушкам и Костырину и, доставая из пачки сигарету, небрежно сказал:

– Ты прав. К Богу у меня вопросов больше нет. Но кое за что ему ответить все же придется.

Девушки переглянулись. Брюнетка нагнулась к уху блондинки и прошептала:

– А он странный, да? И знаешь что – он мне нравится.

…Это был старый особняк. Низкое мраморное крыльцо, две обточенные временем ступеньки, на двери – красная табличка с золотыми буквами.

Костырин и Бутов поднялись на крыльцо и остановились перед тяжелой дверью. Костырин нажал на кнопку звонка и что-то сказал в динамик. Через несколько секунд дверь открылась. Костырин пропустил вперед Бутова, затем зашел сам. Перед тем как зайти, он быстро, внимательно огляделся по сторонам.

«Прямо как Штирлиц», – усмехнулся Андрей.

Выждав для верности пару минут, Андрей надвинул на глаза бейсболку, надел солнцезащитные очки, подошел к крыльцу и глянул на табличку.

– Штаб-квартира общероссийской партии «Союз славян», – прочел он.

«Вот оно что. Вот, значит, кто нас подкармливает. Что же это за партия такая?» Задумавшись, Андрей чуть было не стянул с переносицы очки, но вовремя опомнился. Отсвечивать перед видеокамерой было ни к чему, поэтому Андрей поспешно ретировался.