Текст книги "Петербургское дело"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Часть вторая

Глава первая ГОРОДСКАЯ ВОЙНА

1

– А, появился! Заходи-заходи!

Меркулов махнул рукой в сторону стула и снова уткнул взгляд в бумаги, лежащие на столе.

Турецкий прошел в кабинет и сел на предложенный стул. Подождал, не соизволит ли шеф что-нибудь объяснить, не дождался и сказал:

– Чаем поить будешь?

– Не заслужил еще, – не отрываясь от бумаг, проговорил Константин Дмитриевич.

– Тогда давай кофе, – смирился Турецкий. Меркулов отложил наконец бумаги, нажал на копку селектора и коротко сказал:

– Кофе, чай и сахар. – Затем сложил руки на столе замком, нахмурил седоватые брови, посмотрел на Турецкого и сказал: – Ты, наверное, уже догадался, зачем я тебя пригласил?

– Нет. Но наверняка не кофе пить.

Меркулов взял со стола лист, пробежал по нему глазами, нахмурился еще больше и снова вперил взгляд в Турецкого.

– Ты слышал про подростковую войну, разгоревшуюся в Питере?

– Слышал кое-что, но не вникал. Там вроде скинхеды с кем-то воюют?

– С графферами, – сказал Меркулов.

Турецкий усмехнулся и приподнял брови:

– Это еще что за звери?

– Те самые, которые раскрасили тебе гараж месяц назад. Помнишь?

– Такое не забывается. Я эту мазню два часа закрашивал. Благо бы нарисовали цветы или деревья. Это бы я понял и даже приплатил бы им за оформление. Но от вида монстров, которых они там намалевали, я аппетит потерял и сна лишился. Кстати, Кость, не знаешь, почему подростки все время уродов рисуют? Может, это болезнь какая?

– Может быть, – усмехнулся Меркулов. – Но надеюсь, что не заразная. Потому что тебе в скором времени предстоит встретиться с этими художниками. Вернее, с их питерскими коллегами.

– А вот с этого места давай подробней.

Константин Дмитриевич откинулся на спинку кресла и сказал:

– Вчера губернатор Питера госпожа Зинченко позвонила в Москву и сообщила кому следует об ужасах, творящихся в северной столице. В результате войны скинхедов с графферами погибли уже пять человек. Трое графферов и два скина.

– По поводу вторых я бы особо не переживал, – сухо заметил Турецкий.

– Саня, это ведь дети, – с укором сказал Меркулов.

– Это совершеннолетние мужчины, – отчеканил Турецкий. – Я в двадцать два года свою первую пулю получил. И не за то, что ходил по городу со свастикой на рукаве и избивал азеров.

– Ладно, не горячись. Итак, война в разгаре. Количество раненых нам не известно, но на улицах чуть ли не каждый вечер подбирают избитых парней. В связи с вышеизложенным мы получили прямое и четкое указание. Незамедлительно создать оперативноследственную группу и направить ее в Санкт-Петербург.

Александр Борисович дернул кончиком губ:

– И ты, естественно, вспомнил обо мне.

– О тебе естественно вспомнил другой человек. – Меркулов многозначительно поднял палец к потолку.

– Значит, это мне его благодарить?

– Именно, – кивнул Меркулов. – Можешь послать ему открытку, адрес я продиктую.

– Спасибо, лучше передай ему мою благодарность устно. Когда вылетать?

– Вчера.

– Ясно. – Турецкий сладко потянулся, хрустнув суставами: – Эх! А хорошо сейчас, наверно, в Питере!

– Скоро узнаешь. Кого думаешь включить в группу?

Турецкий стал загибать пальцы:

– Во-первых…

– «Во-первых» я знаю. Это заместитель директора Департамента утро МВД генерал Грязнов. Начинай сразу с «во-вторых».

– Все-то вы, Константин Дмитриевич, знаете. Мысли, наверное, читать умеете?

– Умею, умею.

– Страшный вы человек! – насмешливо сказал Турецкий. – Ладно. Значит, так. Вторым у нас будет Володя Поремский. Он сейчас, по-моему, не сильно загружен. Из оперсостава можно задействовать Володю Яковлева и Галю Романову.

Меркулов подумал и кивнул:

– Согласен. – Затем пододвинул к Турецкому стопку бумаг. – Здесь все, что ты должен знать. С подробностями и нюансами ознакомишься непосредственно в Питере.

Александр Борисович посмотрел на стопку и вопросительно поднял брови:

– Я могу это забрать к себе в кабинет?

– Можешь. И собери своих протеже – пускай тоже ознакомятся.

– Слушаюсь. – Турецкий взял стопку и выровнял ее, постучав торцом по столу. – Прикажете выполнять?

– Валяй, – кивнул Меркулов.

2

– В Питер?

Ирина опустила ложку в суп и нахмурила тонкие брови. Александр Борисович, напротив, зачерпнул своей ложкой побольше супа и спросил:

– Мне показалось или я услышал в твоем голосе нотки недовольства?

– Показалось, – ответила Ирина. – Напротив, я очень довольна. Отправлю Нинку жить к бабке, а себе устрою праздник непослушания.

На этот раз пришел черед Турецкого забыть о супе. Он с напускной подозрительностью прищурился на жену:

– Что-то я не понял. Что это еще за праздник? Можно огласить весь список праздничных мероприятий?

– Пожалуйста, – пожала плечами Ирина. – Во-первых, сбор подруг. Они, я думаю, будут не против отдохнуть от своих занудных мужей.

– Те, у кого они есть, – заметил Турецкий.

– Те, у кого их нет, нуждаются в отдыхе не меньше, – парировала Ирина.

Турецкий задумчиво поскреб подбородок.

– Боюсь, последний аргумент мне не постичь. – Он вздохнул. – Женская логика. Что же будет во-вторых?

– Во-вторых, будут разные вкусные и интересные напитки.

Турецкий улыбнулся:

– Могу посоветовать пару-тройку интересных напитков: чай, кофе, молоко. Еще неплохой напиток – кефир. Но он для вас крепковат.

– Молоко оставь себе и Грязнову, – строго сказала Ирина и тонко усмехнулась: – Будет чем опохмелиться. А наш список пооригинальней. Вино, шампанское, коньяк… Список длинен, но тенденцию ты понял.

– Так-так. Мадам решила пуститься во все тяжкие? И что же будет, когда вы напьетесь?

Ирина мечтательно закатила глаза:

– В Москве есть неплохой клуб. Называется «Красная шапочка». Давно мечтаю в него попасть.

– Что-то я про него слышал… – наморщил лоб Турецкий. – Уж не тот ли это клуб, где по сцене разгуливают толстые, потные, противные мужики? А пьяные бабы суют им червонцы в семейные трусы.

На лице Ирины появилась игривая улыбка.

– Тот, но с маленькой поправкой. На сцене танцуют стройные, мускулистые красавцы. Настоящие жеребчики! А семейным трусам они предпочитают трусики-стрингеры.

– М-да. Поправка существенная, но все равно – жуткое, должно быть, зрелище.

– Для кого как.

– Это конец праздничной программы? Или что-то еще?

– А вот это уже смотря по ситуации, – сказала Ирина.

– Так, жена. А теперь послушай меня. Три дня назад на стрельбищах я выбил восемьдесят пять очков из ста. А о моей привычке неожиданно являться домой ты давно знаешь. Так что подумай сама, стоит ли тебе… или лучше выпить стакан теплого молока, почитать на ночь Жюля Верна и лечь спать.

Ирина удрученно вздохнула:

– Нет ничего опасней, чем быть замужем за ковбоем.

– Вот это уже в самую точку, – самодовольно улыбнулся Александр Борисович. – Теперь я за тебя спокоен. Можешь идти и собирать мне вещи.

Ирина, однако, была не в восторге от этого предложения.

– А если серьезно, – вновь нахмурилась она, – как вы думаете остановить все эти ужасы? Ведь воюют, по сути, мальчишки. А мальчишки редко слушают, что говорят им взрослые.

– Солнце мое, не забивай себе этим голову.

– И все-таки у меня на душе тревожно. – Ирина вздохнула. – Наверно, это потому, что ты уезжаешь.

Турецкий встал, вытер рот салфеткой, обошел стол и, наклонившись, обнял Ирину за плечи:

– Не волнуйся. Считай, что я уезжаю в отпуск.

– Вот уж нет. В отпуск бы я тебя ни за что одного не отпустила!

Турецкий улыбнулся и поцеловал жену в щеку:

– Вот за эту непреклонность я тебя и люблю.

3

Как ни странно, но в Питер весна пришла раньше, чем в Москву. Снега на улицах почти совсем не осталось. Теплый ветер разогнал тучи, и солнце наяривало так, словно его только что помыли.

Александр Борисович Турецкий и Вячеслав Иванович Грязнов успели прогуляться по Невскому, поглазеть на изобилие мостов, лошадок и львов, на колонны Казанского собора, на маковки Спаса на Крови. Они прибыли в Питер сегодня утром. Володя Поремский приехать не смог – у него заболела мать, и он взял отпуск. Галю Романову решили вызвать, если возникнет необходимость, поэтому оперсостав представлял один лишь Володя Яковлев. После утренней встречи с местными операми он рыскал – по их наводке – по городу, время от времени позванивая Грязнову на мобильник и докладывая обстановку.

Щурясь на солнце, Вячеслав Иванович поглядел по сторонам и покачал головой:

– Все время удивляюсь, как они тут живут?

– А что тебе не нравится? – удивился Турецкий.

– Мне-то как раз все нравится. Но чувствую себя так, словно по музею хожу! Все время хочется надеть тапочки.

– Скорей уж галоши, – с улыбкой заметил Турецкий.

Прогулка по городу закончилась обедом в кафе «Крылатый лев», куда их пригласил начальник питерского утро полковник Гоголев.

Полковник поджидал их за столом и был бледен и хмур. С коллегами поздоровался сухо, как будто был недоволен их приездом.

Грязнов и Турецкий переглянулись.

Александр Борисович откашлялся в кулак и сказал:

– Виктор Петрович, мы понимаем, что вторгаемся на вашу территорию, но…

Гоголев махнул рукой:

– Бросьте. Я не помещик, чтоб запрещать вам охотиться в своем лесу. Да и вы на помещиков не слишком похожи. Так что обойдемся без извинений.

– Вот видишь, Саня, – посмотрел на Турецкого Грязнов. – Я тебе говорил, Витя наш человек. А то, что хмурый, так это, наверно, от авитаминоза.

– А, вот вы о чем, – отозвался Виктор Петрович. – Не обращайте внимания, просто спал сегодня плохо. Всю ночь зуб болел.

– Вылечил?

Гоголев ухмыльнулся:

– Ни фига. С утра собрался в поликлинику, а зуб, как назло, прошел. Я с дуру решил поход к дантисту отложить. А теперь чую, что следующая ночь будет не лучше прежней.

Грязнов и Турецкий сочувственно покивали головами.

Когда принесли обед, Гоголев заметно воспрял духом. На губах его наконец-то появилось какое-то подобие улыбки. Глаза уже не были затянуты туманом. А когда речь зашла о деле, ради которого приехали московские сыщики, он и вовсе оживился.

– Столкновения происходят в глухих районах, – объяснял он. – Либо в такое время, когда нормальные люди еще спят.

– Или уже спят, – добавил Грязнов.

Виктор Петрович кивнул:

– Именно. И потом, люди предпочитают не связываться с молодыми отморозками. Все знают, что этих зверенышей ничто не остановит.

– Не слишком хорошего мнения ты о современной криминальной молодежи.

Гоголев посмотрел на Грязнова и меланхолично вздохнул:

– Лет двадцать назад я к криминальной молодежи тоже не слишком хорошо относился. Но тогда даже воры и бандиты играли по правилам. Сегодня нет ни правил, ни игры. Одна жестокость. Взять хотя бы эти два убийства… Не кого-нибудь убили, а следователя и судью! Представляете, что было бы, если бы двадцать лет назад в Питере убили следователя и судью? Черт-те что творится! Как будто снова живем в девяностых.

Турецкий помолчал, давая Гоголеву возможность подостыть, затем спросил:

– Как идет следствие по двум этим делам?

– Со скрипом, – честно признался Виктор Петрович. – Версии есть, но ни улик, ни свидетелей. Вполне возможно, что оба убийства были местью со стороны скинхедов. Рамишевский вывел бритоголовых на чистую воду, а Жукова усадила их за решетку. Мотив, так сказать, налицо. Но, с другой стороны, машину Рамишевского взорвали профессионалы. Это я могу со всей уверенностью сказать. Мальчишки-скинхеды на это не способны. У них нет ни мозгов, ни опыта.

– А как насчет Жуковой?

Гоголев махнул рукой:

– Там тоже темная история. Не к столу будет сказано, ей дважды выстрелили в лицо. Хладнокровно и профессионально. А потом спокойно ушли, не оставив следов. Сомневаюсь, чтобы мальчишки были на такое способны.

– Сам же говорил – современные отморозки способны на все, – напомнил старому другу Вячеслав Иванович.

– Так-то оно так, но сработано слишком уж чисто. В общем, не знаю. Дела мы не закрыли, но шансов найти убийц мало.

– Удалось выяснить, из-за чего началась война? – поинтересовался Турецкий.

Гоголев покачал головой:

– Нет. Время от времени мы берем на улице бритоголовых. Так, по мелочи – хулиганство, сквернословие, распитие алкогольных напитков. Но на допросах они молчат, как сычи. Никакие наши ухищрения не действуют. То же самое и с графферами. Либо они и в самом деле ничего не знают. Либо… – Гоголев пожал плечами.

– Либо они опасаются за свои головы, – задумчиво закончил за полковника Турецкий. – Что из себя представляют питерские бритоголовые?

Виктор Петрович усмехнулся:

– То же, что и московские.

– У них что – союз, партия? Может, они зарегистрированы под каким-нибудь нейтральным названием?

– Есть несколько молодежных союзов патриотического толка. «Нацболы», «Союз возрождения России», «Россия для русских». Мы наведались в их штабы, но никакого криминала не нашли.

– Головы-то хоть бритые?

– Да нынче у каждого второго подростка на голове лысина или ежик. Пойди разбери – то ли он обрит по моде, то ли из идеологических соображений, а то ли ему просто жарко. По крайней мере, портретов Гитлера мы ни в одном Штабе не увидели. А в программах у них одно и то же: возрождение великой России, укрепление национального единства и тому подобное. Нигде не написано, что надо «бить черномазых». В двух штабах нашли «Майн Кампф», но ведь это ни о чем не говорит. У меня племянник тоже эту книжонку читал, но скинхедом никогда не был. Наоборот – дружит с африканцами, рэгги на гитаре играет.

– Да, эту шваль вывести на чистую воду трудновато, – подтвердил Грязнов. – Помню, пару лет назад мы взяли одного «лысика». У того на рукаве даже свастика была. Так он нам впаривал, что свастика – это древнеиндийский символ. Я посмотрел в словаре – так и есть. Знак света и щедрости! Даже ранние христиане использовали. Называется – «граммированный крест». «Хорошо, – говорю. – Но за что ты негра бил?» – «А он у меня девушку увел», – отвечает. Проверил – так и есть, увел. «А лысый, – спрашиваю, – почему?» А он мне: «Волосы выпадают. Вот и брею, чтоб не так позорно было». Скользкий народ, – резюмировал Грязнов.

Александр Борисович задумчиво почесал подбородок и сказал:

– У молодежи есть мускулы, но маловато мозгов. Значит, этими мускулами руководит кто-то извне. Старшие дяди.

– Вероятно, так и есть, – согласился Гоголев. – Но старших дядей припереть к стенке еще трудней. Тем более… – Гоголев понизил голос. – Власти не всегда выгодно наезжать на этих «дядей». Кое-кто там… – полковник ткнул пальцем наверх, – считает, что экстремисты выполняют полезную функцию.

– Это какую же, позвольте полюбопытствовать? – спросил Грязнов.

– Ну, например, отвлекают народ от социальных неурядиц. Раньше во всех бедах России были виноваты жиды, теперь – «черные». Это значит, что ни сами мы, ни тем более те, кто нами управляет, – ни при чем.

– Да, схема удобная, – кивнул Турецкий.

– И, что немаловажно, всегда срабатывает, – заметил Гоголев. – По крайней мере, в нашей стране. Ладно… Давайте обсудим процедурные вопросы.

И разговор трех следователей перешел в более скучное, но более конструктивное русло, превратившись в разговор трех профессионалов.

4

Сутки спустя в том же кафе сидели Турецкий, Грязнов и молодой «важняк» Володя Яковлев. Александр Борисович выглядел усталым.

– В общем, Слав, мы с Володей весь день объезжали милицейские управления и прокуратуры города, собирая статистические данные о преступлениях, совершенных скинхедами в Питере.

– Да уж, пришлось покататься, – вздохнул Яковлев.

Грязнов заботливо пододвинул к нему сахарницу и спросил:

– И как?

В ответ Александр Борисович достал из сумки и грохнул на стол увесистую папку:

– Вот. Здесь собрано все, можешь полистать. По городу зафиксированы восемь нападений скинхедов на художников-графферов. И два нападения на скинхедов. Думаю, последних было намного больше, но скины, даже истекая кровью, все равно говорят, что споткнулись, упали. Вероятно, у них на этот счет есть свой кодекс поведения.

– Думаю, им просто западло признаваться, что их избили какие-то маляры.

– Среди этих «маляров» тоже попадаются крепкие ребята, – сказал Турецкий. – Они тоже молоды и зачастую так же агрессивны, как бритоголовые. К тому же они представляют собой организованную и мощную группу.

– Когда молодняк сбивается в группы, жди беды, – философски поддакнул Грязнов, листая страницы. – Вот, например, тут. – Он тряхнул листком. – Трое художников-графферов подкараулили скинхеда в подъезде и нанесли ему тяжкие увечья. Заметьте, били они его цепью от велосипеда. Кто бы мог подумать, что простые маляры способны на такое?

– Н-да, – протянул Турецкий, отпивая кофе.

Он подождал, пока Вячеслав Иванович пролистает все дела. Как раз хватило времени, чтобы допить первую чашку кофе, заказать вторую и даже положить в нее сахар. Потом сказал:

– Ну что скажешь?

– Скажу, что ничего не понимаю. Из-за чего весь этот сыр-бор?

– В том-то и дело, – кивнул Турецкий. – Причина у столь затяжного конфликта должна быть весомая. А парни объясняют это несходством идеологий и прочей мурой.

– Я бы не сказал, что это такая уж мура, – заметил Володя Яковлев. – В двадцатом веке все войны велись из-за идеологических соображений. Фашизм, социализм, демократия…

– Фрейдизм, марксизм… – с улыбкой продолжил этот список Грязнов.

Однако Александр Борисович упрямо качнул головой:

– Нет, Володь. Идеологические расхождения у скинов и графферов были всегда. Но они умудрялись мирно сосуществовать. Мы с тобой вместе рылись в сводках и старых делах. У них практически никогда не было стычек. Началось все внезапно. Можно сказать в один день! И кстати, в одном из случаев граффер выстрелил в скинхеда из пистолета ТТ. Скажи-ка мне, давно ли наши художники стали таскать с собой стволы?

Яковлев пожал плечами.

– Вот то-то и оно, – резюмировал Александр Борисович. – Нет, ребята, здесь что-то другое, а вовсе не идеология. У всех этих событий есть отправная точка. Что-то произошло незадолго до первого факта столкновения. Мы должны узнать что. Есть предложения?

– Пойдем путем кропотливого анализа, – сказал Яковлев. – Составим расширенный поэпизодный план расследования.

– Правильно, – кивнул Турецкий. – Нужно заново проработать все эти эпизоды. Встретиться с участниками и свидетелями. Раздробить информацию я поручаю тебе, Володь. Посиди сегодняшний вечер над бумагами.

– С ума я скоро сойду с этой бумажной работой, – вздохнул Володя Яковлев.

– Не сойдешь, – усмехнулся Грязнов. – Мы же с Турецким не сошли.

– Вы – титаны и отцы-основатели! – улыбнулся Яковлев. – А мы всего лишь жалкие последователи. Продукт физического и духовного вырождения.

Турецкий и Грязнов переглянулись.

– Приятно, да? – обратился Турецкий к Вячеславу Ивановичу.

– Не то слово! – весело отозвался тот.

– В общем, так, вырожденец, – вновь обратился Турецкий к Володе. – Фронт работ обозначен. Действуй! Завтра с утра перейдем ко второму пункту нашей программы. Проверке и анализу эпизодов.

5

Кабинет, в котором Турецкий вел допрос, был обставлен скупо и строго. Стены, выкрашенные серой краской, производили угнетающее впечатление. Окна были забраны железной решеткой, что еще более усиливало мрачное ощущение.

Александр Борисович нахмурил брови и сказал:

– Ну хорошо. Вижу, дружеского разговора у нас с тобой не получается. Тогда попробую по-другому. Ты знаешь, кто я?

– Следователь, – неуверенно произнес худенький парень, почти мальчик, в разноцветном свитере и широченных вельветовых штанах.

Турецкий уставился на парня своим фирменным взглядом, от которого даже бывалые рецидивисты начинали нервничать. Затем покачал головой:

– Не совсем. Я – заместитель главы президентского комитета по внутренней оборонной политике и искоренению экстремизма в России. Все, что мы делаем, ложится на стол президенту под грифом «Совершенно секретно». Ты понимаешь важность моей миссии?

Паренек с изумлением посмотрел на Турецкого и кивнул.

– Молодец. Сегодняшний наш разговор я подошью к делу. А через два дня дело это ляжет на стол к прези… Впрочем, я не уполномочен сообщать деталей.

Высокопарная ложь Турецкого вкупе с его пронзающим до дрожи взглядом, подействовали незамедлительно. На паренька-граффера жалко было смотреть.

– А теперь я повторю свой вопрос. И тщательно подумай, перед тем как отвечать. Если ты ошибешься, последствия могут быть самыми непредсказуемыми. И не только для тебя, но и для твоих родных и близких. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Паренек судорожно сглотнул и кивнул.

– Молодец, – похвалил Турецкий. – А теперь скажи мне: чего хотят скинхеды? Чего они от вас добиваются?

– Они хотят, чтобы мы выдали им одного человека, – выпалил граффер. – Он что-то знает. Может о чем-то рассказать. И еще – он что-то натворил… Поэтому они и ищут его!

– Кто он? – жестко спросил Турецкий.

Глаза у парня забегали. Воспоминание о реальности отрезвило его. Он, по всей вероятности, уже пришёл в себя и успел раскаяться в необдуманном и поспешном ответе.

– Кто он? – строго повторил Александр Борисович. – Как зовут этого человека?

– Я… Я не знаю, – пробормотал парень. – Знаю только, что его называют Печальный Скинхед.

– Печальный Скинхед?

Парень кивнул:

– Да. Больше я ничего не знаю. Хоть к стенке меня поставьте, я все равно ничего не вспомню!

Паренек замкнулся и больше ничего не сказал.

Оставшись в кабинете один, Александр Борисович взял авторучку и вписал в блокнот крупными буквами:

ПЕЧАЛЬНЫЙ СКИНХЕД.

И поставил жирную точку. Некоторое время он смотрел на эту фразу, размышляя. За день Турецкий опросил пять свидетелей. В основном это были парни-графферы, подвергшиеся нападению скинхедов. Они отвечали немногосложно и, по большей части, угрюмо сопели в ответ. Но был один скинхед. Этот в течение всего допроса молчал, лишь под самый конец усмехнулся и презрительно выдал:

– А это спросите у Печального Скинхеда. Он вам все расскажет.

– Кто это такой? – спросил Турецкий.

Скинхед усмехнулся и ответил:

– Мой внутренний голос.

Больше он ничего не сказал.

И вот теперь – этот паренек-граффер. Он тоже заговорил о каком-то Печальном Скинхеде. Это уже было неспроста.

Поразмышляв, Александр Борисович пришел к выводу, что скины разыскивают важного свидетеля, который, вероятно, может пролить свет на ряд грязных делишек, которыми занимались скинхеды. Возможно даже, речь может идти об убийствах следователя Рамишевского и судьи Жуковой.

Придя к такому выводу, Турецкий снял трубку телефона, набрал номер Грязнова:

– Слав, нужно встретиться. И прихвати Володю.