Текст книги "Петербургское дело"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

5

Подростка, который в тот далекий солнечный осенний день 1997 года вступил в перепалку с торговцем, звали Дима Костырин. Он никому не рассказал об этой ссоре. Нет, он поступил иначе.

На перемене Костырин разыскал своего старого знакомого Щеголя. Тот, как всегда, валял дурака в спортзале. Забрасывал через голову старую боксерскую перчатку в баскетбольное кольцо. Завидев Костырина, он кивнул ему, но своего идиотского занятия не прекратил.

– Слышь, Щеголь, – окликнул его тогда Дмитрий. – Твое предложение еще в силе?

– Насчет чего? – спросил тот, продолжая мучить боксерскую перчатку.

– Сам знаешь насчет чего. Насчет трав…

Щеголь бросился к Дмитрию и заткнул ему ладонью рот:

– Тс-с-с. Тише ты, фуфел!

Костырин оторвал ладонь Щеголя от своего рта и брезгливо сплюнул на пол.

– Ладно, че ты, – примирительно сказал ему Щеголь. – Сам виноват. Че ты на всю школу-то разорался? Хочешь, чтоб нас отсюда в казенном фургоне увезли?

– Извини.

– «Извини» на хлеб не намажешь. Ну да ладно. Значит, решил подзаработать?

– Да. Если у тебя еще есть работа.

– Есть, не волнуйся. Но только условия изменились. Теперь с каждой дозы ты будешь иметь не двадцать, а пятнадцать процентов. Идет?

Костырин покачал белобрысой головой:

– Не идет. Мне надо двадцать.

Щеголь присвистнул.

– Ну ты борзой. Я сейчас по двадцать своим лучшим дилерам даю. А ты – новичок. Вдруг ты вообще работу запорешь? Или товар просрешь? Мне потом из собственного кармана за тебя расплачиваться придется.

– Не придется. Ты меня знаешь, Щеголь. Я всегда делаю то, что обещаю. Но мне нужны деньги.

– Ха! – растянул в улыбку свою рябую физиономию Щеголь. – Удивил! А кому они нынче не нужны? Кстати, а зачем тебе деньги?

– Не твое дело, – сухо ответил Костырин.

– Влюбился, что ли? Да че ты гриву опускаешь – мы ведь друзья! – Он заговорщицки подмигнул Дмитрию. – Ну скажи, я ее знаю?

– Знаешь.

– И как ее зовут?

– Кристина.

Щеголь сделал круглые глаза:

– Ох ты! Клевое имя. А фамилия у нее есть?

– Есть. Орбакайте.

Некоторое время Щеголь смотрел на Костырина круглыми глазами. Потом досадливо фыркнул и сказал:

– Тьфу ты… твою мать. А я уже и уши распустил. Силен ты пули лепить, Димон. Ладно, личное так личное. Короче так. За товаром придешь к тиру, в семь часов вечера. И чтоб никому, понял? Чего молчишь?

Костырин глянул на Щеголя исподлобья и хрипло спросил:

– Сколько?

– Двадцать, – ответил ему Щеголь. – Только ради твоих красивых глаз, детка. Но если проколешься – расплачиваться будешь по двойному тарифу. Идет?

– Идет, – кивнул Дмитрий.

– Ну тогда дуй на урок. Перемена уже две минуты как кончилась.

Сергей Панин по кличке Пан, восемнадцатилетний оболтус и хулиган, сидел на скамейке с бутылкой пива в одной руке и складным ножом – в другой, который лениво втыкал в скамейку. Время от времени он поглядывал по сторонам, проверяя, не идет ли кто из знакомых. Но по двору сновали туда-сюда лишь всякие ублюдки и лохи, которых Пан в упор не видел. Он явно скучал.

Из первого подъезда вышел белобрысый подросток. Посмотрев на Панина, он уверенным шагом двинулся к скамейке. Подошел, остановился и сказал:

– Слышь, Пан, хочешь заработать?

Панин оторвал взгляд от складного ножа, поднял глаза на пацана, окинул его презрительным взглядом и лениво спросил:

– А ты че за хрен с горы?

– Я Дима, – сказал паренек. – Дима Костырин.

– Даты че! – воскликнул Пан. – Сам Дима? Обалдеть! Можно с тобой сфотографироваться?

Подросток нахмурился:

– У меня к тебе есть дело.

Панин поднял нож, поставил его кончиком лезвия на указательный палец, дрыгнул рукой и ловко вогнал лезвие в мягкое дерево скамейки. Затем снова посмотрел на паренька и сказал:

– А ты борзый пацан. Ну давай, излагай свое дело. Только имей в виду: если твое дело – фуфло, я тебе башку оторву.

– За что?

– За то, что оторвал меня от важного дела.

Костырин еле заметно усмехнулся:

– Понятно.

– Че такое? – вскинулся Панин. – Ты че, насмехаешься, что ли?

– Нет. У меня просто рот такой – вот всем и кажется, что я над ними смеюсь. Я знаю, что это вы избили того мужика из второго подъезда. Я вас видел.

Зрачки Панина хищно сощурились:

– Так-так. Продолжай.

– Не беспокойся, – спокойно сказал Дмитрий, – я не собираюсь на вас стучать.

– А че так? Благородный, что ли?

– Просто мне дорога моя жизнь, – объяснил Костырин.

Панин щерил редкие зубы в усмешке:.

– А ты умный пацан. Но запомни, если ты кому-нибудь…

Костырин нервно дернул щекой:

– Ты что, плохо слышишь? Я ведь сказал – я не собираюсь на вас стучать. Я хочу предложить вам работу.

– Какую еще работу?

– Несложную. У меня есть враг. И я хочу, чтобы вы – ты и твои дружки – с ним разобрались. Так, как вы это умеете.

Панин охнул от удивления:

– Ну ты даешь, пацан. Я че, похож на киллера?

Дмитрий покачал головой:

– Нет. Но мне и не нужно, чтобы вы его убивали. Я хочу, чтоб вы его… кастрировали.

Лицо Панина вытянулось еще сильнее. Он с полминуты изумленно смотрел на Костырина, потом выдохнул:

– Да ты больной ублюдок!

– Нет, – возразил Дмитрий. – Я здоровый. Этот козел черножопый торгует на рынке. Вы просто подкараулите его в темном переулке и переломаете ему ребра. А в довершение дадите ему пару раз сапогом по яйцам. Это, по-моему, не сложно. Или ты боишься?

Панин поднял нож к лицу, поддел большим пальцем лезвие и, глянув на Дмитрия поверх кончика ножа, сказал:

– Ну ты зверь, пацан. И сколько ты собираешься заплатить?

– Восемьсот баксов. И без торга. Это все, что у меня есть. Четыреста баксов – до, и четыреста – после.

Панин покачал головой:

– Да ты че, пацан, я за такие деньги и со скамейки не встану.

Дмитрий спокойно пожал плечами:

– Жаль. Тогда мне придется поискать кого-нибудь другого. Думаю, искать придется недолго. Восемьсот баксов на дороге не валяются.

Костырин сунул руки в карманы, медленно повернулся и побрел к подъезду, насвистывая под нос какую-то незамысловатую мелодию. Однако не успел он пройти и десяти шагов, как Панин окликнул его:

– Эй, звереныш, постой!

Костырин остановился и обернулся. Панин по-прежнему сидел на скамейке, но вид у него уже был не такой скучающий.

– Так и быть. Я возьмусь за это дело. Но только потому, что сам «хачей» не люблю, понял?

– Понял.

– Гони аванс и рассказывай, что это за черт и где его искать.

«Так я и думал, – удовлетворенно сказал себе Костырин, с тайным омерзением поглядывая на красную рожу Панина. – Эти ублюдки ничем не отличаются от проституток. Только торгуются хуже».

– Ну, че встал? Топай сюда, пока я не передумал.

Однако Костырин знал, что Пан не передумает, поэтому подошел к скамейке медленно и враскачку, как хозяин к батраку. Но Пан был так туп, что не заметил ни пренебрежительной усмешки, скользнувшей по узким губам Дмитрия, ни его хозяйской походки. Он думал только о восьми сотнях баксов, которые пообещал ему этот странный подросток. Этот жутковатый в своей нечеловеческой злобе звереныш.

Через несколько дней Магомета Бероева нашли в подъезде дома, где он снимал квартиру. В сознание Бероев пришел только через два дня. У него были сломаны ребра и челюсть, сильнейшее сотрясение мозга. Кроме того, Магомет Бероев получил еще одну страшную травму, в результате которой он никогда больше не мог иметь детей.

6

С тех пор прошло несколько лет. Дмитрий Костырин вырос и превратился во взрослого парня. Учась на первом курсе политехнического университета, он целыми вечерами пролеживал на диване, читая «Майн Кампф» Гитлера (купил на книжном развале за двести рублей) и «Как философствуют молотом» Фридриха Ницше (взял в университетской библиотеке). Обе книги произвели на Костырина громадное впечатление. Они буквально очаровали его. И не столько идеями, которые в них излагались, но – самое главное – той бешеной энергетикой, которая сквозила из каждой строки.

Благодаря этим книгам Дмитрий наконец-то нашел причину той странной ярости, которая глухо клокотала у него в груди, почти не вырываясь наружу.

История о торговце Магомете не выветрилась у него из головы. Иногда он оживлял ее в памяти, смакуя каждую деталь. Жалел Костырин только об одном – что сам, лично, не присутствовал при «экзекуции». Какой заряд энергии для дальнейшей жизни и «работы» он мог бы получить! Что касается «работы», то Дмитрий давно уже определил для себя ее суть. Еще до того, как взял в руки «Майн Кампф».

Россия стонала он засилья инородцев. Она истекала кровью и молила о помощи. Молила его, Дмитрия Костырина, стопроцентного русского человека. И если бы он не откликнулся на эту мольбу, он был бы не человеком, а дешевой гнидой.

Дмитрий с юности занимался спортом – то гимнастикой, то боксом, то плаваньем. Но теперь он понял, что бесцельные занятия спортом – это такая же бессмысленная возня, как собирание марок или вышивание крестиком. Спорт – это не цель, а средство. И мускулы нужно качать не для того, чтобы подкидывать кверху гири, а для того, чтобы эти мускулы не подвели тебя в ответственный момент.

Поняв это, Костырин бросил плаванье и уже на следующий день пришел в секцию с красноречивым названием «Школа рукопашного боя». На первой же тренировке он разбил какому-то парню нос. Парень захныкал, а тренер отвел Костырина в сторонку и сказал:

– Запомни: здесь нет врагов, здесь только соперники.

– Если так считать – никогда не научишься бить по-настоящему, – возразил Костырин. – И никогда не будешь готов к серьезному нападению.

Тренер с любопытством посмотрел на Дмитрия и сказал:

– Вообще-то, ты прав. Значит, хочешь, чтобы все было по-настоящему?

– Да.

– И хочешь бить на поражение?

– Да.

– Оставайся после тренировки. Покажешь мне, как умеешь драться. А ребят не трогай. Они не за этим сюда пришли, усек?

– Усек.

Через полтора часа ребята разошлись. В зале остались только Дмитрий и тренер.

– Ну что ж, – сказал тренер. – Надевай щитки и перчатки. Я покажу тебе, что значит бить на поражение.

Они вышли на татами.

– А теперь – нападай! – приказал тренер.

Не успел он договорить эту фразу до конца, а кулак Дмитрия уже рассек воздух и врезался тренеру в челюсть. Однако тот успел чуть отклонить голову, и удар Дмитрия пришелся вскользь. Ответный же удар сбил Костырина с ног, как сухую тростинку.

– Вот видишь, – сказал тренер, стоя над ним. – Ты увлекся атакой и забыл о защите. Самонадеянность всегда приводит к плачевным результатам. Вставай, хватит валяться.

Он снял перчатку и протянул Костырину руку, но в следующую секунду отлетел на другой конец татами, пошатнулся и, чудом устояв, сложился пополам, хватая ртом воздух. Костырин достал его ногой в солнечное сплетение.

– А это уже мой урок, – сказал Дмитрий, поднимаясь. – В драке нельзя расслабляться ни на секунду. Даже из альтруистических соображений. Продолжим?

– Давай! – кивнул тренер, с лица которого еще не успела сойти бледность.

И они продолжили.

С того дня тренер занимался с Костыриным по индивидуальной программе.

Однажды мать нашла на столе Дмитрия книгу Гитлера и устроила ему по этому поводу настоящий скандал.

– Хорошо, что отец не дожил! – кричала она. – Ты бы точно уложил его своим Гитлером в гроб!

Любой другой на месте Дмитрия хлопнул бы дверью и выбежал из квартиры. Но Дмитрий был не любой другой. Он спокойно выслушал мать, затем взял в руки книжку и спокойно и неторопливо рассказал ей об истинном значении этой книги. Он говорил убедительно и веско, подкрепляя свои слова цитатами. И постепенно испуг и негодование ушли из глаз матери. Взгляд ее стал не таким уверенным, как прежде.

– Ты так убедительно говоришь, – пробормотала она. – Но почему тогда эту книгу запрещают?

– Потому что ее написал человек, который проиграл войну. А запрещают ее те, кто эту войну выиграл, – спокойно объяснил Дмитрий. – Если бы победил Гитлер, запрещали бы совсем другие книги. Видишь ли, мама, людям свойственно запрещать. Когда одна политическая элита приходит на смену другой, она стремится уничтожить все следы своих предшественников – и не только политические, но и культурные.

– Ох, не знаю, сынок, – вздохнула мать. – Главное, чтобы это не помешало твоей учебе. Да и жизни.

Дмитрий подошел к матери и обнял ее за плечи:

– Не волнуйся, мам. Это всего лишь книга. А я достаточно взрослый и умный человек, чтобы жить своим, а не книжным умом.

– Надеюсь, что это так, – устало ответила мать, и инцидент, таким образом, был полностью исчерпан.

С того дня мать стала смотреть на Дмитрия другими глазами. Она словно бы впервые поняла, что сын вырос и что он больше не тот мальчишка, за которого ей часто приходилось краснеть на родительских собраниях. Он стал серьезным и солидным молодым человеком. Иногда к нему заходили университетские друзья, все они были такие же серьезные и солидные. Они запирались у Дмитрия в комнате и часами оживленно беседовали. Предметы этих бесед были замысловатые и сложные: «этнос», «пассионарность», «геополитика» и тому подобное.

Останавливаясь у комнаты сына, мать прислушивалась к голосам, несущимся из-за двери, вздыхала и качала головой. Для нее все это было «темным лесом», в который ей вовсе не хотелось соваться.

Иногда по вечерам к ним в квартиру заглядывал дядя Дмитрия – Олег Кириллович Костырин. С матерью они никогда не были особо дружны. После смерти брата Олег Кириллович долго не появлялся у них в доме. Но около года назад он вдруг приехал к Дмитрию на день рождения. Они уединились в комнате и долго о чем-то беседовали.

Мать Дмитрия недолюбливала Олега Кирилловича. Он был строгий, чопорный человек с нехорошими глазами, и мать Дмитрия слегка его побаивалась. Впрочем, вполне возможно, что он был неплохим человеком, а нехорошими глаза Олега Кирилловича сделала не природа, а его профессия. Олег Кириллович был полковником МВД и работал в милиции.

Так или иначе, но Дмитрий и его дядя внезапно подружились, и мать не видела в этом ничего плохого. По крайней мере, до того момента, когда в их дверь внезапно постучалась беда.

…Скандал разгорелся из-за ссоры Дмитрия с преподавателем новых технологий, профессором Киренко. Они о чем-то поспорили на лекции, и Дмитрий обозвал профессора кретином. Все бы на том и кончилось, если бы не упрямый характер сына. После лекции он встретил профессора возле автостоянки и вновь попытался отстоять свою точку зрения. Дмитрий был нетрезв (такое с ним случалось редко, но всегда некстати).

Профессор Киренко, разумеется, не был настроен вступать со студентом в дискуссию, стоя посреди улицы. Он попросил Костырина убраться восвояси. После этой отповеди профессор стал забираться в машину, но разгоряченный алкоголем Костырин схватил его за полу пиджака и с силой дернул. В результате дорогой профессорский костюм с душераздирающим треском разошелся по швам. Профессор, не поняв, что происходит, вскрикнул от испуга. На крик прибежал охранник. Дмитрий, вместо того чтобы ретироваться, полез в бутылку. В итоге завязалась драка. А через несколько дней Костырина отчислили из университета за нарушение кодекса поведения студента и злостное хулиганство.

7

Было семь часов вечера, когда Андрей и Дмитрий вошли в просторную, ярко освещенную комнату, расположенную в подвале жилого дома. Скорей даже не в комнату, а в небольшой зал, посреди которого стоял бильярдный стол. У стен расположились три небольших кресла и диван.

Судя по запаху краски, клея и растворителя, здесь совсем недавно делали ремонт. Свежевыкрашенные стены, белоснежные переборки из гипсокартона и аккуратные плинтусы подтверждали это.

– Вот, дружище, здесь у нас что-то вроде штаба, – сказал Костырин. – Здесь мы обсуждаем текущие дела, разрабатываем стратегию и тактику… Ну и так далее. Как тебе здесь?

– Ничего. Уютно. Сколько здесь таких залов?

– Два и мой кабинет. Следующий побольше, но там ринг. Раньше здесь был боксерский клуб, – пояснил Костырин.

На капитальной стене висело черное полотнище, на котором желтыми буквами было написано – «РОССИЯ ДЛЯ РУССКИХ». Костырин перехватил взгляд Андрея и пояснил:

– Это официальное название нашего молодежного объединения. – Он посмотрел на часы. – Сейчас подойдут остальные – познакомишься.

Они подошли минут через десять. Трое крепких парней, судя по внешности – ровесников. Всем им было не больше двадцати пяти лет.

На Андрея они посмотрели без всякого любопытства, словно он был не человеком, а частью антуража. Но так было лишь до тех пор, пока Костырин им Андрея не представил. А сделал он это весьма церемонно:

– Господа, позвольте представить вам нового члена нашего объединения – Андрея Черкасова! Я его знаю несколько лет и готов поручиться за него, как за самого себя!

Первым руку Андрею пожал высокий мускулистый парень с лысым, бледным черепом, почти безбровый, с насмешливо прищуренными глазами.

– Федчиков. Валера, – представился он. – А ты ничего, крепкий. Это хорошо. Для крепких парней у нас всегда есть работа.

Вторым был невысокий толстый парень с круглым лицом, круглыми глазами и черной полоской усиков над пухлой, как у ребенка, верхней губой. Его звали Василий Бачурин. Пожимая руку, он внимательно вгляделся в лицо Андрея и с сомнением произнес:

– Где-то я тебя уже видел… Вот только не помню где.

– Наверно, в «Серебряной вобле», – предположил Андрей. – Я туда захаживаю.

– Может быть, может быть… – пробормотал толстяк, уступая место следующему товарищу по оружию.

Третий парень был среднего роста, среднего телосложения, с глуповатым и самодовольным лицом.

– Серега Серенко, – представился он. – Добро пожаловать в наши ряды, чувак. Теперь ты можешь смел о ходить по улицам родного города. Ни одна черная мразь тебя не тронет! А если тронет, будет иметь дело с нами. И лично – со мной! Если будут проблемы – обращайся прямо ко мне. Понял, молодой?

– Ну вот, парень. Троих, а включая меня – четверых, ты уже знаешь. С другими познакомишься по ходу. Так сказать, в рабочем порядке. А теперь я покажу тебе свой личный кабинет. Пошли!

Личный кабинет Костырина оказался маленькой каморкой, стены которой были увешаны книжными полками, а все свободные места – завешаны плакатами и картинками-репродукциями. Довольно занимательными. Мрачные офорты Гойи, не менее мрачные гравюры Дюрера (с неизбежными «Тремя всадниками Апокалипсиса»), портрет бравого молодого человека с гордо поднятой головой. Правее – репродукции картин Нестерова – триптих «Александр Невский» и Васильева – какие-то былинные богатыри в шлемах.

Андрей глянул на корешки книг – Ницше, Лоренцо Валла, «Новый русский порядок», Сковорода, Державин, Пушкин, Достоевский, Светоний, Константин Леонтьев и так далее.

– Зачем все это? – кивнул Андрей в сторону книг.

– Глупый вопрос, – холодно ответил Костырин. – Эти книги – сокровищница мировой и русской мысли. Мы ведь не варвары, которые пришли из ниоткуда и уйдут в никуда. Варвары – это «черножопые» и «желтолицые». Мы – крестоносцы, защищающие от них белую цивилизацию.

– Ясно, – без тени насмешки кивнул Андрей. – А что, твои коллеги тоже все это читают?

Костырин растянул узкий рот в усмешке:

– Ну, во-первых, не «твои» коллеги, а «наши» коллеги. Ты ведь теперь один из нас, не забыл? А во-вторых, им не обязательно все это читать. Они – бойцы. Они должны твердо знать свою работу и выполнять ее без всяких сомнений. Ты ведь не станешь показывать солдату карту фронта, потому что он все равно ни черта в ней не поймет.

– Значит, ты у них вроде… генерала?

Костырин кивнул:

– Можно сказать и так. В любой битве должен быть полководец. Считай, что я и есть тот самый полководец. Это не значит, что я какой-то особенный. Просто у каждого в этой жизни свое предназначение. И только Богу известно, чье важней. Может, Александр Матросов своим подвигом сделал для русской нации больше, чем Жуков и Рокоссовский вместе взятые. Мы никогда этого не узнаем. Во всем есть божий промысел.

Андрей вновь оглядел стены кабинета.

– Значит, ты генерал, – задумчиво пробормотал он. – Интересно.

Костырин поморщился:

– Дался тебе этот генерал! Ну хорошо, я генерал. И мне, как и любому генералу, нужен умный, образованный ординарец. Не могу же я беседовать о Достоевском или Леонтьеве с Серегой Серенко. Ты, кстати, где учишься?

– В политехническом университете.

– О черт! Так мы с тобой еще и однокашники бывшие! Может, ты и профессора Киренко знаешь?

– Шапочно.

– Редкая гнида. Будь моя воля, задушил бы его собственными руками. – Костырин хищно усмехнулся. – Возможно, когда-нибудь я это сделаю. Ладно, пора звать ребят.

Костырин расстелил на столе карту района и ткнул в нее пальцем:

– Вот, смотрите. Здесь стоит дом. Он давно у нас на примете, но бомбить нам его еще ни разу не приходилось.

– А что там? – спросил Андрей.

Костырин поднял голову и насмешливо на него посмотрел:

– Там, Андрюха, живут наши враги. Этот дом напичкан инородцами, как булка – изюмом.

Андрей кивнул, потом спросил:

– А что это за инородцы? Что они делают в Питере?

Парни засмеялись.

– Что? – обиженно спросил Андрей.

– Ничего, – ответил за всех Костырин. – Просто ты, как всегда, зришь в самый корень. Так вот, Андрюха, в первом и втором подъездах живет рыночный элемент. Черное мясо, быдло. Они каждый день – с утра до ночи, горбатятся на рынке. С этими все просто. А вот в третьем – обитает контингент поинтересней. Студенты и аспиранты, всякие там медики и педики. Это самый опасный элемент нашей таблицы Менделеева.

– Что же в них опасного? Простой молодняк.

Парни переглянулись, и на губах у них вновь заиграли улыбки.

– Сразу видно – кадр неподкованный, – с сухой ухмылкой пригвоздил Андрея бледный и мускулистый Валерий Федчиков. Андрей уже окрестил его про себя– Белая Смерть.

– Дилетант, – протянул толстяк Бачурин.

А Серенко лишь покачал головой.

Андрей вспылил:

– Может, вместо того чтобы скалиться, объясните мне – чем так опасны студенты и аспиранты?

Объяснил ему Костырин:

– Это, Андрюха, те самые кадры, которые совершают интеллектуальную экспансию. Торговцы – просто быдло, скот. Они свое место знают. А эти норовят выбиться в пастухи. Понимаешь, о чем я?

– Да, но…

– Что?

– Какая же это экспансия, если они после учебы возвращаются на родину?

– Во-первых, не всегда. Большинство из них норовят остаться. Какой дурак добровольно поедет из большого цивилизованного города, где полно возможностей, в свои дикие джунгли? Никакой. Вот они и ищут способы остаться. Из кожи вон лезут, чтобы доказать свою незаменимость. Подсиживают русских ребят, уводят у них девчонок, чтобы получить гражданство, и так далее. Понимаешь, о чем я толкую?

– Понимаю.

– Молодец. Во-вторых, через эту элиту действуют наши враги. Они насаждают тут свою культуру, заполняют своей жрачкой наши рестораны, своими безмозглыми картинами – наши галереи. Короче, это они посеяли моду на все «экзотическое». Это с их подачи все русское воспринимается как что-то скучное и квасное. Как матрешки, лапти и балалайки. Понимаешь?

– Да.

– Нужно распространяться дальше?

– Нет. Я все понял.

Костырин повернулся к парням:

– Ну вот видите – я же говорил, что он толковый парень. Хватает все на лету! Итак, парни, это… – Костырин вновь ткнул пальцем в карту района, – …наша абстрактная цель. А что касается конкретной… – «резиновые» губы Костырина растянулись в улыбку. – Валерыч, помнишь, как ты сырой рыбой в «Гонге» отравился?

– Еще бы. Такое не забывается.

– Завтра у тебя будет шанс отомстить.