Текст книги "Петербургское дело"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

7

На улице здорово потеплело. От яркого солнца снег, еще вчера лежавший грязновато-белой пеленой на деревьях, скамейках и жестяных подоконниках, растаял. И теперь в воздухе пахло настоящей весной.

Словно чуя скорый и неминуемый приход теплых деньков, как безумные, расчирикались воробьи. Слышать их озорной галдеж было приятно.

«Разводящий» команды художников-графферов, Олег Николаевич Шевцов (в обиходе просто «Николаич») отдавал указания Андрею и двум его закадычным коллегам-приятелям.

– Так, парни, на все про все у нас два часа! Гога и Герыч работают здесь. И чтобы не сачковать, как в прошлый раз, ясно? Я лично все проверю.

– Обижаешь, Николаич! – обиженно протянул Гога. – Когда это я сачковал?

– Обижать тебя жена будет, когда пьяный домой придешь: скалкой по башке. А я тебе дело говорю. Нам деньги за работу платят, а не за то, чтоб мы сачковского давили.

Герыч примирительно поднял руки:

– Да ладно тебе, Николаич, че ты разошелся. Все будет путем.

– Да? – сузил глаза тот. – А что тогда стоим? Ну-ка, вперед и с песней! Времени в обрез!

Гога и Герыч повернулись и потопали по улице.

– Так, Эндрюс, – обратился Николаич к Андрею, – ты свой район знаешь?

– Да. – Он кивнул в сторону переулка.

– Ну действуй!

Андрей кивнул, поправил на плече сумку и двинулся к «месту работы».

– Погоди! – окликнул его Николаич. Черкасов остановился. – Ты как вообще? Нормально?

– Да все ништяк, – спокойно ответил Андрей.

– Ну давай. И красок не жалей. У тебя в офисе чемодан флаконов – ребята позаботились.

– Здорово! – без особого энтузиазма отреагировал Андрей.

– И на технику нажми, – продолжил инструктаж Николаич. – Чтобы пооригинальней там… Это Гога под копирку работает, а ты у нас – художник. Гони живопись на полную катушку. Заделай стену под Гойю или Босха!

– Сделаю.

– Ну топай!

Когда Андрей скрылся за углом, Николаич цыкнул слюной в лужу и сказал сам себе:

– Хороший пацан. Но в голове тараканы. – Потом посмотрел, как плевок расплывается в луже, и резюмировал: – В принципе, его можно понять.

Стена, которую предстояло разрисовать, удручала своей серостью и безликостью. В Питере много таких стен. От этого и вид у города унылый. Серость плюс неухоженность. Что касается второго, тот тут Андрей ничем не мог помочь своему родному городу. А вот превратить серость в красоту, придать этим безликим стенам свое, ни на что не похожее, выражение – это было ему по силам.

Он раскрыл сумку, прикинул в уме, с чего начать, и взялся за красный пульверизатор. В этот ранний час улица была совсем пустынной, и, чтобы работа спорилась быстрей, а краски ложились изысканней, Андрей вообразил себя старинным художником, расписывающим собор. И сейчас ему предстояло изобразить самую жуткую библейскую сцену – грешников, поджаривающихся в аду.

Дьявольские рожи, которые нарисовал Андрей Черкасов, получились такими страшными, что в какой-то момент он даже подумал – не смягчить ли, не «примаслить» ли эти злобные, жесткие черты? Здесь ведь не только взрослые ходят, но и дети. Они наверняка испугаются. Но, чуток поразмыслив, Андрей оставил все как есть. Пусть детишки привыкают к тому, что жизнь – не только шоколад, но в ней есть и дерьмо.

Самого главного демона он сделал круторогим и толстошеим. Широкие надбровные дуги, гневная складка между кустистых бровей, пылающие тупой, животной злобой глаза. Писал Андрей быстро, едва успевая менять баллончики с красками. Вот на лбу у демона засияла, подобно воспаленной экземе или гноящейся язве, фашистская свастика. Вот его шею и лысый череп обвил толстый, колбасообразный змей. Зубы змея вцепились в толстое, дряблое веко демона.

Повинуясь импульсу, Андрей оттенил желтой краской пустое пространство над головой у демона и написал готическими черными буквами:

«СМЕРТЬ СКИНАМ!»

Это, конечно, не входило в планы Николаича, но, в конце концов, он ведь сам посоветовал Андрею быть оригинальным. «Гнать живопись». Заделать стену под Гойю или Босха! А ведь ни Гойя, ни Босх не церемонились с обывателем. Для них все средства были хороши, лишь бы заставить обывателей забыть о жрачке и озаботиться мыслями о вечном!

Закончив работу, Андрей отошел на два шага, окинул изображение критическим взглядом и остался доволен. К тому же он уложился в отведенное время, что нечасто с ним случалось. Все-таки вдохновение – великая вещь.

Час спустя Андрей, Гога и Герыч сидели в кафе и пили пиво, закусывая жареными сосисками. Гога, большой и круглый, как шар, поглощал их с такой неимоверной скоростью, что даже сдержанный Герыч заметил:

– Слушай, Гога, мне бы твои способности, я бы тут не сидел. Вписал бы свое имя в Книгу рекордов Гиннеса большими, золотыми буквами!

– А я за славой не гонюсь, – философски заметил Гога и целиком, как удав кролика, заглотил очередную сосиску.

Андрей не участвовал в шутливой перебранке друзей. Он был задумчив и неразговорчив.

– Че, Андрюх, грустишь? – участливо спросил его Гога. И, не дождавшись ответа, продолжил: – Ну, погрусти. Грусть – хорошее чувство. Оно делает нас чувствительными, а для художников это главное.

– Для тебя, Гога, главное чувство – это чувство сытости, – иронично заметил Герыч.

– А для тебя – зависти, – спокойно парировал Гога.

– Ну ты даешь! И чему же это я завидую?

– Трем вещам. Во-первых, моему аппетиту. Во-вторых, моему таланту. А в-третьих, моему успеху у женщин!

Герыч присвистнул от возмущения и удивления.

– Это ты-то пользуешься успехом у женщин?

– Угу, – кивнул Гога, расправляясь с очередной сосиской. – Не ты же. Женщины любят сильных и упитанных. Чтобы можно было опереться или на груди поплакать. А твою впалую грудь они насквозь продуют.

– Слыхал, Андрюх, он еще и хамит! – возмутился Герыч.

Андрей вяло кивнул и снова отвернулся к окну.

Гога и Герыч переглянулись. Весь этот дурачливый спектакль они задумали с единственной целью – развеселить друга. Однако тот остался невесел.

– Слышь, – вновь обратился к нему Герыч.

– Чего?

– У меня тут с собой несколько набросков есть. Помнишь, я тебе на прошлой неделе рассказывал? Могу показать.

– Позже, – не оборачиваясь, ответил Андрей.

Герыч вздохнул:

– Ладно, позже так позже.

Он и Гога вновь переглянулись. Тогда инициативу перехватил Гога:

– Слышь, Андрюх, так че там насчет следствия слышно? Вышли на след этих уродов или нет?

Черкасов покачал головой:

– Нет.

– Ну а версии какие-нибудь у них уже есть?

– Ни хрена у них нет, – ответил за Андрея Герыч. – Что, не знаешь наших ментов? Они только нас гонять умеют. А настоящую плесень в упор не замечают.

Гога подумал и кивнул:

– Это верно. У меня за последний месяц два привода. А за что? За то, что я – художник, человек искусства! Вот если б я какому-нибудь чукче башку оторвал, меня бы отпустили. И еще бы медаль дали – за заслуги перед Родиной. А так… – Гога красноречиво пожал плечами.

Никто не заметил, как к столику незаметно подошел Николаич.

– Ну и какого хрена ты на скинов наехал? – спросил он.

Гога и Герыч удивленно подняли брови. А Андрей лишь пожал плечами и нехотя ответил:

– Так получилось.

– Что значит – «так получилось»? Ты, блин, райтер или кто?

– Ну райтер.

– Какого ж ты тогда хрена…

Гога пнул Николаича по ноге и сделал круглые глаза. Тот понизил тон:

– Ты же знаешь, Эндрю, мы вне политики.

– Не всегда, – сухо ответил Андрей.

Николаич хотел было возмутиться, но неожиданно согласился:

– Ну да, не всегда. Но в основном. В любом случае любую самодеятельность нужно согласовывать. Гога, это, между прочим, и к тебе относится!

– Здравствуй, мама, новый год! А я здесь при чем? Крайнего, что ли, нашел?

– При том. При том, что тоже свои рокерские заморочки везде херачишь. Я уже замаялся твои «Металлику» и «Ай-Си-Ди-Си» замазывать.

– Ты че, Николаич, я этим уже давно не балуюсь. Мне вообще «металл» и «хард» больше не нравятся. Я бардов люблю.

Гога закатил глаза и в подтверждение своих слов пропел сладким голоском:

А я еду, а я еду за туманом!

За туманом и за запахом тайги!

– Кончай паясничать, – поморщился Николаич.

Гога пожал плечами:

– Почему сразу «паясничать»? А может, я искренне.

– Ты искренне только сосиски жрать можешь и пиво глотать.

Гога обиженно фыркнул:

– Дались вам эти сосиски! Что мне теперь, на диету, что ли, сесть? Дождетесь, что сяду.

– Не поможет. Ты ее сразу раздавишь, – заметил невозмутимый Герыч.

– Ха-ха, как смешно. Сейчас животик надорву, – отреагировал на остроту друга Гога.

А Николаич повернулся к Черкасову и строго сказал:

– Слышь, чел, еще раз такое себе позволишь – вылетишь из группы. Андэстэнд?

– Да, – тихо ответил Андрей.

– Не слышу.

– Да, – громче повторил Андрей.

– Ну вот, – кивнул Николаич. – Другое дело. А то тоже – придумал себе врагов. Еще личную войну им объяви!

Тут Гога снова пнул его ногой, и тот опять сбавил тон:

– Пойми, Андрюхин, нам эта антиреклама ни к чему. Да ты не обижайся. Я ведь понимаю. – Николаич достал из кармана бумажный конверт и положил на стол. – Вот, держи – это твой гонорар. А демона твоего я уже закрасил. Вместе с надписью.

Андрей посмотрел на конверт и, дернув уголками рта, угрюмо сказал:

– Не надо.

– Чего не надо? – не понял Николаич.

– Гонорара.

– Ты че, опух? – возмутился Гога. – Ты ж заработал!

Андрей, не обращая внимания, обратился к Николаичу:

– Ты сам сказал, что я с работой не справился.

Тот ответил спокойно:

– Чел, не гони. Все ты справился. Или ты думаешь, что я там заново все переписывал?

– Ты ж сам сказал, – напомнил ему Андрей.

– Делать мне больше нечего! Там делов-то было на минуту. Так что, бери, не вытрепывайся. А то Гоге отдам.

– Я не против, – немедленно отреагировал Гога.

А Гера посоветовал:

– Лучше мне отдай. Полезнее будет.

– Почему это тебе полезнее, чем мне? – возмущенно прищурился Гога.

– Да потому, что ты все равно все деньги на пиво и сосиски спустишь, – ответил Герыч. – А я что-нибудь полезное куплю.

– Ага, – саркастически усмехнувшись, кивнул Гога. – Например, резиновую бабу!

– Так! – прервал их дискуссию Николаич. – Это Андрюхины бабки. А вы свои вечером получите. Как и договаривались.

Гога весело хлопнул Андрея по плечу:

– Бери бабло, Дрю, не искушай!

Андрей взял конверт и запихал его в сумку.

– Следующая акция послезавтра, – сказал Николаич. – Все смогут?

– А во сколько? – деловито поинтересовался Гога.

– Тебе-то какая разница? – усмехнулся Николаич. – Ты все равно нигде не учишься и не работаешь.

– А может, я обедать буду!

– А, ну тогда другое дело, – «смирился» начальник. – Собираемся здесь же, в девять утра. Надеюсь, ты уже успеешь позавтракать?

– Он к девяти утра только ужинать заканчивает, – насмешливо сказал Герыч.

– А ты – резиновую бабу надувать, – в тон ему ответил Гога.

– Еще слово – и я из тебя все сосиски выдавлю, – пригрозил толстяку Герыч и начал было угрожающе подниматься из-за стола, но Николаич показал ему кулак, и на этом дискуссия была закончена.

Приятели разошлись, но Андрей остался в кафе. Ему хотелось побыть одному. Но так, чтобы вокруг были люди, которые не знают его и не станут к нему приставать.

Попивая кофе, он достал из сумки дневник, раскрыл его и принялся писать:

«Сегодня чуть было не оплошал. Нарисовал скина в виде демона и украсил его морду свастикой. Да еще и слоган рядом присобачил соответствующий. Черт, о чем я только думал? Хорошо еще, что Николаич вовремя заметил. Если бы стену увидели «старшие», мне бы конец. И Николаича бы вместе с собой на дно потянул. Он, бедолага, полтора года выслуживался, чтобы его «разводящим» сделали, и сегодня чуть не спалился из-за моей дурости. Еще деньги мне всучил… Жалеет меня, также как остальные. Прощаясь, сказал мне на ухо:

– Держись, Андрюха. Герыч и Гога простые маляры, а ты – настоящий граффер. Только не вздумай свалять дурку.

Намекал на самоубийство, конечно. Нет, ребята, я еще поживу! Пока эти шакалы топчут землю, я тоже на тот свет не собираюсь. Вот вычислю их, а там поглядим…»

– Простите! – услышал он над самым ухом и поднял голову. – Вы не могли бы оплатить счет? – с извиняющейся улыбкой попросила официантка. – У нас сейчас пересменка.

– Да, конечно.

Оплатив счет, Андрей снова раскрыл дневник.

«Нужно заставить себя мыслить трезво и холодно. Только так можно найти убийц Таи. Следователь не верит в версию о скинхедах. Она мне и самому не по душе. То есть… Конечно, это могли быть скинхеды. Но что, если их кто-то нанял? Что, если «убийство на национальной почве» – только прикрытие? Я не должен горячиться. Я должен рассуждать трезво и четко. Иначе я могу допустить ошибку, и тогда пострадают невинные. Что нужно сделать прежде всего? За что ухватиться? Черт, как мало я знал о Тае! Например, я ничего не знал о ее работе. Вот с этого, пожалуй, и стоит начать. Тая работала на фирме «Имярек-кон-салтинг». Наверняка следователи уже побывали там. Если я туда заявлюсь, меня могут просто прогнать. Вытолкать, вышвырнуть на улицу. Значит, нужно действовать деликатно и осторожно».

Тут на Андрея снова накатила волна глухой ярости. Он скрипнул зубами и приписал:

«Нужно составить конкретный и подробный план действий. Если он не сработает, я просто куплю пистолет и начну отстреливать этих мерзавцев, как волков. Всех подряд!»

Он захлопнул тетрадь.

8

Питерское представительство фирмы «Имярек-консалтинг» располагалось на первом этаже серого монолитного здания, от одного вида которого Андрею стало тошно.

Как-то раз, месяца три назад, Андрей заезжал сюда за Таей. Тогда она показала ему своего начальника.

– Вот это наш главный пиарщик, – весело сказала она. – Может из мухи сделать слона, а из слона – муху. А потом завернуть эту муху в красивую упаковку и продать под видом шоколадки.

Андрей присвистнул:

– Страшный человек!

– Не то слово! – кивнула Тая. – У нас все девчонки от одного его взгляда трепещут.

– А как зовут этого страшного человека?

– Страшного человека зовут Игорь Федорович Подугольников. Но за глаза мы его называем Многоугольников. За его многосторонние способности.

При воспоминании об этом разговоре на сердце у Андрея стало тяжело, а к горлу подкатил ком. Он крепко затянулся сигаретой и бросил окурок в лужу.

Игорь Федорович Подугольников был высоким светловолосым мужчиной лет тридцати с небольшим. Выйдя из офиса, он стремительной походкой направился к небольшому внедорожнику, припаркованному у обочины.

– Игорь Федорович, здравствуйте! – окликнул его Андрей.

Подугольников остановился и, прищурившись, посмотрел на Андрея.

– Вы кто? – холодно поинтересовался он.

– Меня зовут Андрей Черкасов. Я друг Таи. Вернее, бывший друг.

На мгновение что-то в бесстрастном лице Подугольникова дрогнуло, но уже в следующее мгновение оно снова стало холодным и неприязненным.

– И что же вы хотите от меня, бывший друг? – сухо поинтересовался он.

Андрей замялся, не зная, как получше объяснить пиарщику причину своей навязчивости. Увидев искреннее смущение молодого человека, тот неожиданно смягчился.

– Ладно, залезайте в машину. – Он кивнул на черную «тойоту». – Там и поговорим.

Забравшись в машину, Андрей попросил разрешения закурить. Подугольников, секунду поколебавшись, согласился.

– Игорь Федорович, я знаю, что Тая работала у вас.

– Работала, – кивнул Подугольников. – И прекрасно работала.

– Она не любила говорить об этой стороне своей жизни. Она вообще не любила о себе говорить. Я только сейчас понял, что очень мало о ней знал.

– Такое случается.

– Но теперь… когда ее нет, мне хочется знать о ней все.

Подугольников нахмурил темные брови.

– Желание понятное, но чем я-то могу помочь?

– Расскажите мне, чем она занималась у вас в фирме?

– Она была райтером, – спокойно ответил Подугольников. – Писала тексты листовок, буклетов, газетных статей. Не скажу, чтоб эта работа приносила ей удовольствие. Но и отвращения она к ней не испытывала.

– Статьи ведь были заказными, да?

– Естественно, – усмехнулся Подугольников.

– Как вы думаете, а не могли ее из-за этого… убить?

«Многоугольников» повернулся, посмотрел на Андрея колючими голубыми глазами и сухо произнес:

– Это абсолютно исключено. Мы никогда не шли на острый конфликт с теми, кто способен на страшные поступки. Наши заказчики – уважаемые люди. Их конкуренты, как правило, тоже. Грязи в нашей работе, конечно, много, но крови… – Он покачал головой. – Крови нет и быть не может. Я никогда не подставляю своих сотрудников, Андрей. И всегда отвечаю за все, что делает моя команда. Лично! И на этом закончим. У меня много дел, у вас наверняка тоже.

Едва Андрей выбрался из машины, как «тойота» резко взяла с места и, расшвыривая колесами грязь, покатила в сторону центра.

Но Андрей Черкасов на этом не остановился. Уже полчаса спустя он беседовал с коллегой Таи, с тем самым Денисом Бычихиным, о котором она рассказывала ему в день своей смерти.

Денис был высоким молодым мужчиной с умным худым лицом. Он и в самом деле был похож на Маяковского. Но на Маяковского усталого, похудевшего и задумчивого. Красивые карие глаза журналиста смотрели с какой-то затаенной грустью, на ярких, как у девушки, губах застыла мечтательная полуулыбка.

– Тая была очень хорошим журналистом, – сказал Денис и горько усмехнулся. – Черт, как жутко говорить о ней в прошедшем времени! Конечно, ей не слишком нравилось то, что происходит в нашей стране. Вся эта смена элит, суматошная ротация новоявленных опричников… Но не думаю, что ее могли убить из-за ее статей. Это было бы полной глупостью. Тая не писала ничего из ряда вон выходящего. – Внезапно припомнив что-то, Бычихин улыбнулся. – Знаете, как мы ее называли? В шутку, конечно.

– Как?

– Хакамада. Тая ведь была на нее похожа.

– Тая была в тысячу раз красивей, – хмуро заметил Андрей.

Бычихин искоса посмотрел на него и кивнул:

– Да, конечно.

– Значит, ты уверен, что работа здесь ни при чем? – слегка смутившись за свои пылкие слова, сказал Андрей.

Денис кивнул:

– Абсолютно. Если бы кого-то и убили из-за нашей работы, то только Подугольникова. Командует парадом именно он. И все неприятности и шишки валятся на его многодумную голову. Да и никакой такой опасной работой мы в последнее время не занимались. Это сто процентов.

Андрей вздохнул:

– Что ж, спасибо за разговор.

– Пожалуйста. Если понадобится моя помощь, я всегда готов. Знаете что? Запишите мой телефон. Так, на всякий случай.

Бычихин продиктовал номер своего мобильника, Андрей вписал его в записную книжку. Перед расставанием Денис неожиданно признался:

– Тая очень мне нравилась. Я знал, что у нее есть друг и что она очень любит его. Возможно, поэтому я никогда не говорил ей о своих чувствах.

– Она о них знала, – сказал Андрей, протягивая журналисту руку.

Бычихин улыбнулся, пожал Андрею ладонь своими длинными влажными пальцами и вздохнул.

9

Женщине было лет пятьдесят или около того. Она медленно шла по подтаявшему льду дорожки, балансируя двумя огромными пакетами, каждый из которых (судя по тому, как согнулась женщина под их тяжестью) весил не меньше пяти килограммов. Из одного торчал французский батон, из чего можно было заключить, что женщина шла из магазина. Стало быть, шла домой.

Андрей быстро и бесшумно нагнал ее.

– Давайте помогу!

Женщина вздрогнула и покосилась на Андрея:

– Спасибо, сынок, но я са…

– Возражения не принимаются, – отрезал Черкасов и подхватил сумки.

Вид у него был вполне себе интеллигентный (по крайней мере – не бандитский). Женщина посмотрела на него с любопытством.

– Откуда ж ты такой взялся?

– Отсюда. Вот мой дом! – Андрей кивнул подбородком в сторону своей высотки.

Женщина облегченно улыбнулась:

– То-то я смотрю, лицо знакомое. Думала, уж не мой ли ты ученик.

– А вы что, учительница?

– Была. Уже год как на пенсии.

– Ну и как вам отдыхается?

– Нормально отдыхается. – Женщина вздохнула. – Скучновато вот только. Раньше-то как было? Пенсионерки сидели себе где-нибудь на скамейке и о жизни щебетали. А то в гости друг к дружке ходили. Чаи гоняли, кофточки и шарфы совместно вязали…

– У меня мама тоже вяжет, – сказал Андрей.

– Вот я и говорю, – кивнула женщина. – А теперь все больше как?

– Как?

– Теперь народ все больше по квартирам сидит. Телевизор смотрит. Соседей по площадке – и то не все знают. Что уж там говорить о доме или о дворе.

– Значит, вы никого во дворе не знаете? – беззаботно спросил Андрей.

– Почему не знаю? Знаю. Не всех, правда.

Андрей весело улыбнулся:

– Ну и как здесь молодежь? Не шалит?

Женщина посмотрела на Андрея и прищурилась:

– Это ты на убийство девочки намекаешь?

– Угу. Интересно, кто бы это мог сделать?

Женщина задумалась, наморщив лоб. Затем решительно покачала головой:

– Нет, это не наши. Это пришлые.

– Почему вы так думаете?

– Потому что у нас во дворе ребята приличные. Собираются, правда, иногда, пиво пьют. Сквернословят – это да. Но чтоб убить… – Она вновь, еще решительнее, покачала головой. – Нет. На такое зверство они не способны.

– Ну, это вопрос спорный. Как говорится, чужая душа потемки. Кстати, я в студенческой газете работаю, и мне как раз задание дали – взять интервью у «современных дворовых ребят». Термин, конечно, дурацкий, но другого еще никто не придумал. Как бы мне с вашими парнями поговорить? С теми, которые тут пиво пьют да матом ругаются.

– Сынок, да ведь я же их не знаю. Приходи вечером вон к той лавочке. Видишь, синяя? Возле футбольной коробки. Может, кого и застанешь. Ну все, дошли. Это мой подъезд. Давай сумки-то, чего встал?

– Так, может, я до квартиры?

– Спасибо, но до квартиры я и сама смогу.

Андрей протянул женщине пакеты. Улыбнулся:

– Недоверчивая вы.

– Время нынче такое, что доверять никому нельзя. Вот та девочка тоже, небось, не тому доверилась. И что из этого вышло? Ну, счастливо тебе, тимуровец!

– И вам не болеть!

Женщина скрылась в подъезде.

Магазин назывался романтично и красиво – «Прибой». Правда, рисунок на витрине был не совсем романтичный – пакет молока, невзрачного вида батон и кусок колбасы, похожий на обугленную гусеницу.

Андрей поднялся по железному крылечку и, звякнув дверным колокольчиком, вошел в магазин, едва не сбив с ног выходившего оттуда мальчишку с большой бутылкой кока-колы в руке.

– Смотреть надо, куда идешь, – буркнул у него за спиной мальчишка.

Однако Андрей даже не оглянулся.

Магазин был крошечным. Его и магазином-то можно было назвать с большой натяжкой. По размеру – не больше киоска. В помещении едва можно было развернуться. У самого входа теснился стеклянный холодильник с газировкой и пепси-колой. За прилавком стояла молодая блондинка с ярко накрашенными губами и со скучающим видом сосала чупа-чупс. Завидев Андрея, она вынула конфету изо рта и улыбнулась:

– Вам чего?

– Пачку «Мальборо», пожалуйста, – сказал Андрей.

– Без сдачи будет? Я мелочи не наберу.

– Будет.

Получив сигареты, Андрей распечатал пачку и спросил:

– Вы тут каждый вечер работаете?

– А что? – насторожилась блондинка.

– Да так, ничего. Просто спросил.

Продавщица легким, кокетливым жестом поправила прическу.

– Ну, допустим, каждый. А что?

Андрей прищурил игриво глаз:

– Допоздна?

Продавщица усмехнулась:

– До полуночи.

– Тяжело, наверное? Ни в кино, ни в клуб не сходишь.

– В кино не сходишь, а в клуб можно. – Блондинка выдержала паузу и многозначительно добавила: – Только вот не всегда есть с кем.

– Понятно, – кивнул Андрей и, словно не заметив ее последней реплики, спросил: – А не страшно после работы домой возвращаться? Темно ведь совсем. И народу на улице нет.

– А я не из пугливых, – весело сказала продавщица. Затем смерила Андрея насмешливым взглядом и, улыбнувшись, добавила: – Хотя от хорошего телохранителя не отказалась бы.

Андрей подбавил в глаза масленистого блеска, который так нравится девушкам.

– Да, вечера тревожные, – лукаво сказал он. – Я слышал, что у вас тут недалеко девушку убили.

– Было дело.

– И убийц никто не видел, – продолжил Андрей. – До сих пор, поди, по улицам разгуливают.

– Может, и разгуливают. Только мне их бояться ни к чему. Я ведь не нерусь какая-нибудь.

Андрей слегка побледнел, но улыбку с лица не убрал.

– А что, только нерусей убивают?

– Эти – да, – кивнула продавщица. – Зря они, что ли, головы себе побрили.

– Так это что, скинхеды, что ли, были?

Выщипанная бровь продавщицы язвительно взлетела вверх:

– А ты думал кто? Инопланетяне?

– Да ну, глупости, – небрежно махнул рукой Андрей. – Их ведь никто не видел. Свидетелей-то, говорят, не было.

– Ну да, не было! – ухмыльнулась продавщица. – Видел сейчас мальчишку? Из магазина выходил. В спортивной куртке.

– Ну.

– Вот он и есть свидетель.

Андрей недоверчиво прищурился:

– Это что, шутка?

– Сам ты шутка. Он мне сам рассказал. Трое, говорит, их было. И все лысые, как колено. Хотя, конечно, смотря чье колено. Бывают такие колени, что… Эй, ты куда?

Андрей уже не слушал продавщицу, он пулей выскочил из магазина, оглянулся по сторонам, и, увидев сворачивающего за угол мальчишку в яркой спортивной куртке, бросился за ним.